Бушков Александр Александрович. Д'Артаньян -- гвардеец кардинала (книга вторая)

   - Что?
   - Как вы думаете, Рошфор, чье поручение она выполняет на сей раз? Одного только Винтера или...
   - Вы полагаете, для нас есть какая-то разница? Анна так и так в большой беде...
   - И все же... - задумчиво произнес д'Артаньян. - В прошлый раз, когда она пыталась меня отравить, речь, безусловно, шла о мести раздосадованных на фальшивого Арамиса заговорщиков. А теперь... Мне все сильнее кажется, что теперь она проделала все это исключительно для Винтера...
   - Совершенно не вижу, чем это может нам помочь, - пожал плечами Рошфор.
   - А вот я, представьте себе, вижу! - воскликнул д'Артаньян, вставая из-за стола. - Граф, я вынужден идти...
   - Куда?
   - В особняк Роганов, - сказал д'Артаньян решительно. - К герцогине де Шеврез. Я знаю, что она в Париже...
   - Вы с ума сошли?
   - Ничуть, граф, - сказал гасконец.
   - Сумасшедший, чего вы рассчитываете добиться?
   - Еще не знаю, честное слово, - честно признался д'Артаньян. - Быть может, со мной вообще не захотят разговаривать и выпрут взашей. Быть может, все кончится исключительно оскорблениями в лицо, высказанными ее прелестным ротиком, обученным всяким проказам... Но если мне повезет, мы, не исключено, продвинемся хоть на шажок вперед. Не убьют же меня там, в самом-то деле? Это чересчур даже для герцогини - средь бела дня убивать во дворце Роганов гвардейца кардинала...
   - Пожалуй.
   - Вот видите. Самое худшее, что может со мной случиться, - придется выслушать не одно оскорбление. Но если это поможет узнать хоть что-то об Анне, я готов подвергнуться любым поношениям...
   - Возможно, вы и правы, - сказал Рошфор, задумчиво склонив голову на руку. - Но... Я пошлю с вами парочку гвардейцев. Они будут вас ожидать у входа, на всякий случай. Совершенно не лишняя предосторожность, когда имеешь дело с кем-то вроде герцогини де Шеврез. И не вздумайте отказываться.
   - Да боже мой, и не подумаю, - серьезно сказал д'Артаньян. - С месяц назад я стал бы хорохориться и бахвалиться, кричать, что в одиночку выступлю против всех, сколько их там ни есть в особняке. Но вот теперь... Я кое-чему научился за это время - вашими молитвами, дорогой Рошфор...

 
   * * *

 
   К его легкому удивлению, проникнуть в особняк Роганов оказалось до смешного просто: собственно говоря, он и не проникал туда вовсе - раззолоченный лакей, с величием павлина уйдя докладывать о нем, вернулся очень скоро и сообщил, что "хозяйка просит господина д'Артаньяна войти" - со всей возможной почтительностью, достойной принца крови, ни тени презрительного взгляда, ни нотки пренебрежения в голосе, не говоря уж о том, чтобы заявить грубо, что именно шевалье д'Артаньяна здесь категорически не желают видеть и предлагают незамедлительно удалиться в самом похабном направлении. "Интересно, - подумал гасконец, шагая вслед за лакеем по анфиладе великолепных покоев. - Первое препятствие, по крайней мере, взято успешно... Быть может, вместо того, чтобы отгонять от порога, она решила принять дома, где, как известно, и стены помогают, и уж в привычной обстановке отвести душу, чтобы уязвить побольнее?"
   Однако на лице герцогини он не увидел ни особого злорадства, ни готовности к бою - скорее уж она смотрела выжидательно своими прекрасными карими глазами: она была очаровательна, даже теперь, когда оказалась лютым врагом...
   - Ну что же? - спросила герцогиня де Шеврез со своей обычной насмешливостью. - Вы еще долго намерены меня разглядывать, как неотесанный провинциал?
   - Герцогиня, я впервые вижу вас в роли герцогини, - сказал д'Артаньян чистую правду. - В вашем настоящем обличье. Без всяких белошвеек и обитательниц уединенных домиков на окраине Парижа...
   - И каковы же впечатления? - прищурилась она.
   - Вы великолепны, - сказал он. - И прекрасно это знаете.
   - Хорошее начало. Можно выразиться, многообещающее. - Она выпрямилась, изящно причесанная, в достойном герцогини платье, сиявшая блеском самоцветов. - Мне обязательно раздеваться или достаточно будет, если я прилягу на это канапе, а вы задерете подол и расшнуруете корсаж?
   В ее вопросе не было ни тени насмешки - одна деловитость.
   - Вы неисправимы, герцогиня...
   - А разве вам этого не хочется, Шарль? - проворковала она невероятно пленительным голосом, словно те мифологические птицы, что совращали мифологического же древнего грека по имени, кажется, Отис Сей, о котором д'Артаньян краем уха слышал. - Бога ради, только не вздумайте возражать. Вы уже самозабвенно насилуете меня глазами... Разве неправда?
   - Правда, - сказал он угрюмо. - Ну что поделать, если при виде вас всякий нормальный мужчина испытывает... Даже если он любит другую и удручен... Но в чем тут ваша заслуга? Это все природа...
   - А какая разница? Ну что, мне прилечь?
   - Нет, - сказал он хрипло.
   - Вот как? - Она подняла брови, похожие на ласточкины крылья. - А мне-то показалось, что вы пришли каяться, просить прощения и сказать, что вы хотите возобновить прежние отношения...
   - Вы только оттого меня впустили, что так думаете?
   - Ну почему же, - сказала герцогиня безмятежно. - Мне просто стало интересно. Было время, когда я сгоряча готова была вас убить, но у меня отходчивый характер... И я вовремя опомнилась.
   - Вот как? - саркастически усмехнулся д'Артаньян. - Меня дважды пыталась отравить Констанция Бонасье - перед самой моей поездкой в Англию и не далее как сегодня утром. Я полагал, вы к этому приложили руку...
   - Я?! Нет, вы действительно в это верите? Милый Шарль, яды - совершенно не в моем стиле. Не люблю эти итальянские штучки. Не стану скрывать, я говорила парочке любовников, что с превеликой охотой принесла бы цветы на вашу могилу... но, говорю вам, вовремя опомнилась!
   - Я не шучу. Констанция дважды пыталась меня отравить.
   - Серьезно?
   - Слово дворянина.
   - В таком случае даю вам слово, что это не я... Не мой стиль.
   "А ведь я ей, пожалуй, верю, - несколько оторопело подумал д'Артаньян. - Я ее уже немного знаю - насколько мужчина может знать женщину, особенно такую, - и что-то подсказывает: она не врет..."
   - Бедненький! Вас, значит, пытались отравить? Наша крошка Констанция иногда бывает ужасно сердитой... Чем вы ей насолили? Может, в постельку с ней лечь отказались? Ну, тогда я ее понимаю... Дворянина, отвергшего любовь красавицы, только травить и следует...
   - Я говорю совершенно серьезно, Мари.
   - Да я верю, верю! Значит, вы решили, что это я... Фи, какие пошлости! Хорошо еще, что у меня не хватает духу на вас сердиться. У меня есть свои маленькие слабости, Шарль, и одна из них - вы. Знаете, иные коллекционируют старые медали и монеты, еще какую-то рухлядь... Ну, а я коллекционирую любовников. И не просто вульгарных самцов с устрашающими причиндалами и умением ими пользоваться - нет, я чуточку умнее. Я коллекционирую людей незаурядных. А вы в свое время оказали на меня неизгладимое впечатление этой вашей проделкой - выдав себя за другого, не просто поимели вволю бедную доверчивую женщину, но еще и впутались в серьезнейший заговор. Вот только потом повели себя совершеннейшим идиотом... Но я все же не теряю надежды, что вы одумаетесь. И безрассудно было бы в этих условиях своими руками уничтожать один из ценных предметов коллекции... Я ничего подобного Констанции не поручала. Для меня вообще стало новостью, что она умеет пользоваться ядами...
   - Кто в таком случае? Королева?
   - Не думаю. Опять-таки это не стиль Анны. В конце-то концов... У Констанции могли быть и собственные мотивы, правда?
   - Вы с ней спали? - спросил д'Артаньян.
   - Фу, как грубо и совершенно по-мужлански... Каюсь, я с ней позволила себе немного позабавиться... Вы ревнуете? - добавила она с надеждой.
   - А с королевой у нее не было случаев... немного позабавиться?
   - Ну и что, если так? Шарль, вы же нормальный мужчина. Как по-вашему, неужели молодая, темпераментная, здоровая женщина не имеет права позабавиться на стороне, если ее муж совершенно ею пренебрегает? Причем вдобавок даже не изменяет с другими - а просто погряз в самом пошлом целомудрии...
   - Теперь многое начинает складываться в ясную картину... - удовлетворенно сказал д'Артаньян.
   - Что вы имеете в виду?
   - Вы знаете, что Констанцию десять лет назад заклеймили в Венеции тамошним клеймом? На плече?
   - Господи, откуда? За что?
   - За то, что она была любовницей одного знатного отравителя - и вдобавок его прилежной ученицей, участвовавшей в нескольких убийствах? Вы знаете, что она за последние десять лет отравила несколько человек во Франции и Англии - а может, где-нибудь еще - ради заработка? Вы знаете, что она, собственно, не имеет права на фамилию Бонасье, поскольку к моменту брака с галантерейщиком уже была замужем самым законным образом? Но сбежала от мужа, когда ей не удалось отравить и его?
   - Боже мой, Шарль, что за напраслину вы возвели на бедную девочку... Неужели вы так настроены против человека только за то, что он из простого народа?
   - Кто? - усмехнулся д'Артаньян. - Констанция, она же Камилла? Она из дворян, пусть и захудалых, ее настоящее имя - Камилла де Бейль, а по первому мужу она носит титул графини...
   - Шарль, вы меня поражаете!
   - И тем не менее, все это - чистая правда.
   - Ну и что? Мало ли какие грешки у кого водятся за душой...
   - Грешки?
   - А вы что - святой отшельник, что так легко осуждаете других? Каким боком вас это касается?
   - Я же говорил: она дважды пыталась отравить и меня. А сегодня утром по ее поручению похитили Анну Винтер и увезли в неизвестном направлении...
   - Ах, вот оно что! - герцогиня метнула на него сердитый взгляд. - Я-то, дуреха, решила, что вы все осознали, истосковались по моим объятиям и пришли мириться... А вы, оказывается, ищете свою синеглазую куклу?
   - Более того, - сказал Д'Артаньян. - Я рассчитываю узнать у вас хоть что-то о Констанции, что мне поможет напасть на след...
   Герцогиня надменно сдвинула брови:
   - Шарль, вы заходите слишком далеко! Я не из тех, кто благородно помогает осиротевшему кавалеру отыскать свою соперницу. Чтобы вы мяли простыни с ней, а не со мной? Нет уж, благодарю покорно! Если вы пришли только за этим, извольте удалиться. Проваливайте к чертовой матери, проще говоря. Боже, какая наглость! Я ему должна помочь отыскать его любовницу! Что я вам - святая Цецилия?
   - И все же мне кажется, что вы поможете... Что-то о Констанции вы все же должны знать: знакомые, привычки, быть может, места, где она может удерживать пленницу...
   - Шарль, убирайтесь к черту! Я позову слуг...
   Не тронувшись с места, скрестив руки на груди, д'Артаньян преспокойно спросил:
   - Послушайте, Мари, а вы не боитесь получить из точеных ручек Констанции яд в вине?
   - Я?! С какой стати? Да я для нее была сущей благодетельницей! Я ее щедрейшим образом вознаграждала за постельные забавы! Я ее устроила королевской камеристкой в Лувр! Я ее свела с вельможами, благодаря которым она сколотила недурное состояньице! Наконец, я ее положила в постель к королеве, отчего ей тоже последовали сплошные выгоды...
   - То-то и оно! - воскликнул д'Артаньян. - Вот то-то и оно!
   И с превеликой радостью увидел на лице герцогини первые, еще смутные, неосознанные подозрения и страхи.
   - Что вы хотите сказать?
   - Да просто хочу спросить: Мари, неужели вы действительно не понимаете, что больше ей не нужны? Более того, вы ей, по-моему, уже мешаете... Констанция-Камилла, я сам убедился, чертовски умна и невероятно пронырлива. Как по-вашему, она долго будет сносить ситуацию, при которой вы для нее являетесь чем-то вроде хозяина веселого дома?
   - Выбирайте выражения!
   - О, простите... - раскланялся д'Артаньян. - Но вы ведь уловили суть? Где гарантия, что она втайне не стремится занять при королеве то место, которое пока что занимаете вы? Плевать, простите, что вы - герцогиня, а она - дворяночка из захудалых. Что, никогда так не было, чтобы люди взлетали на самые вершины из грязи? Возьмите Кончини или совсем уж свежий пример - Бекингэма... Ну так как же, Мари? Вы в самом деле не понимаете, что она может уже тяготиться ролью услужающей? Если ей удастся оттереть вас от королевы...
   - Глупости! Мои отношения с Анной настолько прочны...
   - Отчего же голосок у вас легонько дрогнул? - напористо продолжал д'Артаньян. - Мари, вы умница, как бы я к вам ни относился, но вы - умница... Вы когда-нибудь слышали о постоянных королевских симпатиях? Вы когда-нибудь слышали о фаворитах и фаворитках, сохранявших свое влияние десятилетиями? Редчайшие исключения лишь подтверждают правило, как выражается мой ученейший знакомый шевалье Рене де Карт... Мари, вы ввели ее в те круги, где она уже может вполне обходиться и без вас, более того - не на шутку опасается вашего соперничества... Она теснейшим образом спуталась с англичанами, даже не с Бекингэмом - с лордом Винтером, который служит герцогу с прохладцей, а на деле разыгрывает свою партию, преследует свои собственные цели... Помните, какие идиллические отношения царили меж всеми вами, участниками заговора Шале? Вы сговаривались с Гастоном и принцем Конде извести короля и кардинала - а сами в то же время подначивали меня убить обоих... Неужели вы считаете, что кто-то другой, те же англичане, тот же Винтер, не способны поступить точно так же и с вами? В конце-то концов, к чему Бекингэму терпеть рядом с королевой человека, имеющего на нее столь сильное влияние, как вы? До поры до времени вы с ним можете идти одной дорогой, но неизбежно настанет миг, когда ваши пути решительно разойдутся... Вы, по большому счету, не нужны победившему Гастону Орлеанскому. Вы не нужны победившему принцу Конде. Всякий победитель, если он достаточно крупная и независимая фигура, старается, чтобы вокруг было как можно меньше претендентов на те же лавры... И та же малютка Констанция, получив еще пару горстей золота, подсыплет вам в стакан порошочек без цвета, вкуса и запаха, и вы едва успеете понять, что умираете... Все, кого я видел, едва успели...
   Он замолчал и долго выдерживал хорошо рассчитанную паузу. Удар был нанесен в самое слабое место, какое только имелось у герцогини, - в то место, где родятся подозрительность, недоверие, коварство. Таковы уж нравы и характеры тех, кто погряз в заговорах, - они постоянно вынуждены подозревать друг друга, и, видит бог, не без веских оснований...
   - Вы играете со мной, - сказала герцогиня, но по ее тону д'Артаньян уже понял, что правильно выбрал место для удара и безошибочно угодил в него. - Вы играете со мной, преследуя свои собственные цели...
   - Ну разумеется, - сказал д'Артаньян. - Не думаете же вы, что я из чистого расположения к вам явился вас предупредить, чтобы держали с Констанцией ухо востро? Конечно, у меня есть свои цели... но в данный момент они у нас с вами общие. И мне, и вам выгодно остановить Констанцию. Вам даже выгоднее, чем мне: я-то, по крайней мере, уже знаю, чего от нее ждать, и в третий раз на ту же удочку не попадусь. А вот вы... Мы - мимолетные союзники, Мари. Так давайте, пусть краткий миг, действовать рука об руку...
   Казалось, она колеблется.
   - В конце-то концов, я могу ее отыскать и без вашей помощи, - сказал д'Артаньян решительно. - Вы мне всего лишь упростите задачу, и не более того. Пожалуй, вы действительно ни при чем - это чисто ее проделки... Она окончательно переметнулась к Винтеру. А значит, очередной заговор - вы ведь не остановитесь, правда? И вы, и Гастон, и все остальные... - может окончиться успешно. Но в его успехе и заложено ваше несчастье. Вы все же легкомысленны, Мари. Вы когда-нибудь потеряете осторожность и непременно отопьете глоток вина или прохладительного питья из стакана, куда Констанция незадолго перед тем вытряхнула пару крупинок из своего знаменитого перстня - большого, старинной итальянской работы, с огромным красным карбункулом, пустотелым внутри и представляющим собой надежное хранилище для ядовитого порошка... Самое смешное, что мне искренне будет вас жаль. Ничего не могу с собой поделать, настолько вы очаровательны... Я буду жалеть о вас... но сейчас для меня на первом месте стоит обязанность выручить Анну.
   - Но зачем ей Анна? - спросила герцогиня чуточку жалобно, чуточку растерянно.
   Уловив в ее голосе эти нотки, д'Артаньян еще более возликовал - он еще более продвинулся к цели.
   - А вы не знали? - усмехнулся он. - В самом деле, не знали? Анна была женой старшего брата Винтера. Наследниками состояния, титулов, имений и денег остаются она и ее сын. Винтер отравил брата - как теперь совершенно ясно, при помощи Констанции-Камиллы, - но далее не продвинулся. И Констанция взялась ему помочь довести дело до конца. За схожую услугу Винтер предлагал мне в Англии сто пятьдесят тысяч пистолей. Вряд ли Констанции он заплатит столько же - но в любом случае достаточно, чтобы она забыла о вас и ваших поручениях... Меня пытались отравить еще и из-за того, что я стал одним из немногих, посвященных в эту историю. Теперь вы ее тоже знаете. - Он безжалостно улыбнулся, скорее, оскалился. - Вы не рискнете меня убить здесь, Мари. У вас в особняке, могу спорить, нет опытных головорезов, одни недотепы-слуги, умеющие лишь пыжиться и чваниться. А я неплохо вооружен, и возле вашей двери меня дожидаются два гвардейца - не говоря уж о том, что в Пале-Кардиналь прекрасно знают куда я направился... Знаете, как я поступлю, Мари? Что я постараюсь довести до сведения Винтера, уйдя отсюда?
   Вот теперь он увидел в глазах очаровательной Мари настоящий страх.
   - Шарль, вы не можете... - прошептала она. - Это подло...
   - Быть может, - кивнул он. - Но сейчас я способен на любую подлость - благо свершить ее предстоит с людьми, которых никак нельзя отнести к моим настоящим друзьям. Вот именно... Выйдя отсюда, я постараюсь, чтобы до Винтера как можно быстрее дошли слухи, что вы все знаете об этой истории. И тогда ваша жизнь станет невероятно увлекательной - смерть может таиться в каждом куске, в каждом глотке... Я чудом вырвался из рук Винтера и знаю, на что он способен. Вряд ли он и с вами будет церемониться. Что его остановит? То, что вы любимица французской королевы? Какой вздор, право! Я уверен, он и своему королю вкупе с Бекингэмом подсыпал бы яд, если это помогло бы ему вырвать у Анны права на наследство... Всего наилучшего, Мари. Я и так потерял с вами много времени. Вы не хотите помочь мне? Ваше право. Но и меня никто не обязывает помогать вам сохранить вашу драгоценную жизнь... Всего наилучшего!
   Он взял свою шляпу и решительно повернулся. Сделал два точно рассчитанных шага - не слишком быстрых, но и не слишком медленных. Это был решающий момент. Оставалось верить, что ум герцогини де Шеврез, ее подозрительность и жажда жизни возьмут верх над нерасчетливыми обидами...
   - Подождите! - раздался за спиной вскрик. Д'Артаньян медленно обернулся:
   - Да?
   - Быть может, я и могу указать вам след... По крайней мере, это похоже на след...
   - Только не врите, Мари, - сказал он резко, отрывисто. - Вашу ложь удастся проверить очень быстро, и тогда берегитесь...
   - Да подите вы! Я не собираюсь врать. Не стоит врать в момент, когда подтверждаются мои наихудшие подозрения...
   - Что вы знаете, Мари? - спросил он нетерпеливо.
   - Вы говорите, ее похитили? - герцогиня наморщила лоб. - Наверняка с тем, чтобы передать Винтеру...
   - Наверняка. Вы знаете какое-то место?
   - Трудно назвать то, что я знаю, каким-то конкретным словом... - произнесла герцогиня задумчиво. - Понимаете, Шарль, к ней довольно часто приезжала какая-то монахиня... Не простая монахиня, а занимающая какой-то пост - быть может, настоятельница, аббатиса... Не такая уж старая, определенно из хорошей семьи, резко настроенная против Ришелье... Я с ней пару раз сталкивалась, но не знаю ее имени. Она обитает где-то к северу от Парижа, не особенно далеко, но и не близко... Вот и все, что может вам помочь...
   - Что за монахиня? Какого монашеского ордена или братства?
   - Понятия не имею, - ответила герцогиня с детской беспомощностью. - Я совершенно не разбираюсь в монашеских одеяниях, и в церкви-то не была не упомню с какого времени... Единственные, кого я уверенно могу отличить по одежде - доминиканцы. У меня был любовник, юный аббат из доминиканцев...
   - У доминиканцев, кажется, нет женских монастырей, - сказал д'Артаньян. - В любом случае, они носят только черное и белое... Как она была одета, эта монахиня?
   - Дайте припомнить... Она была одета ужасно. Этот их монашеский балахон, при виде которого всякая нормальная женщина придет в ужас. Покрой совершенно...
   - Мари, мне не это нужно! Цвет?
   - На ней был коричневый балахон, а на голове еще более ужасный черно-белый платок...
   - Апостольник?<Апостольник - платок, которым монахини прикрывают грудь и шею> - спросил д'Артаньян, с грехом пополам разбиравшийся в этом вопросе благодаря дальней родственнице-бенедиктинке<Бенедиктинцы - один из старейших монашеских орденов, его женские и мужские монастыри известны с VII в., и один из самых аскетических. Известен ученой деятельностью и образовательными заведениями. В нем состояли 43 императора и 44 короля. Монастыри служили также и богадельнями для обедневших дворян обоего пола>.
   - Ну откуда я знаю, как он называется? Коричневый балахон и черно-белый платок... Судя по виду лошадей, запряженных в ее карету, им приходилось совершать переход в несколько часов...
   - И это все?
   - Уж не взыщите...
   - Постараюсь вам поверить, - сказал д'Артаньян. - А если вы меня обманули - тоже не взыщите...
   - Противный! - воскликнула герцогиня, уже немного оправившись от пережитого страха. - Я искренне хочу вам помочь. Питаю надежду, что и вы впоследствии, когда справитесь с ней...
   - Быть может, - сказал д'Артаньян. - Простите, Мари, но я и в самом деле обязан спешить...

Глава четырнадцатая

Коричневый и черно-белый

   Войдя в комнату, он сразу увидел по угрюмому лицу Рошфора, что за время его отсутствия никаких успехов так и не случилось. Безнадежно вздохнув, присел к столу и спросил:
   - Граф, вы не помните, какие монахини носят коричневые одеяния и черно-белые платки-апостольники?
   - Честное слово, нет, - сказал Рошфор после долгого и старательного раздумья. - Боюсь, я в этом предмете никогда не был особенно силен. Нужно позвать кого-то из духовных...
   - Коричневую одежду и черно-белые апостольники носят сестры-маританки, - раздался уверенный женский голос, и оба дворянина прямо-таки подскочили от неожиданности.
   - Как вы сюда попали, госпожа де Кавуа? - оторопело спросил Рошфор.
   - Довольно глупый вопрос, граф, - сказала Мирей де Кавуа, проходя вглубь комнаты с тем же решительным видом. - Меня не только беспрепятственно пропускают в Пале-Кардиналь, но и к монсеньёру мне пройти легче, чем многим другим... - Она внимательно оглядела обоих. - А при чем тут сестры-маританки? У вас что, тоже появилась ниточка?
   - Не знаю, ниточка это или ложный путь... - сказал д'Артаньян - и только потом осознал смысл ею сказанного. - Госпожа де Кавуа, что означает "тоже"? У кого еще есть ниточка?!
   - Знаете, в чем ваша беда, господа? В том, что вы подошли к делу, как мужчины, а это не всегда полезно в такой ситуации... Могу поспорить, что подсознательно вы ломаете голову, где похитители могли спрятать мужчину, хотя и не отдаете себе в том отчет...
   - Помилуйте, разве есть разница? - воскликнул д'Артаньян, искренне уважавший Мирей де Кавуа, но сейчас желавший ей провалиться ко всем чертям на какое-то время. - Похищение есть похищение...
   Рошфор согласно кивнул.
   - И вы двое считаетесь отчего-то самыми проницательными и ловкими среди людей кардинала... - вздохнула госпожа де Кавуа. - Будь я на его месте, картина рисовалась бы мне несколько иначе... Повторяю, вы, вполне может быть, не отдаете себе в том отчета, но усердно ведете поиски так, словно ищете мужчину. А ведь есть некоторая разница... Во-первых, мужчину гораздо легче спрятать, чем женщину. Достаточно запереть его в какой-нибудь подвал, объяснив окружающим, что изловили вора, - и дело слажено... С молодой, красивой женщиной так не поступишь. Еще и потому, что посаженная в подвал молодая красавица - предмет для пересудов. Моментально распространятся слухи... Мужчину можно переодеть в лохмотья, наставить ему синяков и везти куда-то практически открыто под видом пойманного преступника или проворовавшегося слуги. С женщиной так опять-таки не поступишь. Молодая красавица даже в лохмотьях привлечет всеобщее внимание, и погоня очень быстро выйдет на след...
   - Можно дать ей сонного зелья... - пробормотал Рошфор.
   - Ну конечно! Сонное зелье - это то, что всегда под рукой, его можно купить на каждом углу...
   - Подождите, Мирей! Вы, значит, все уже знаете...
   - Ну еще бы. Так вот... Насколько я поняла из слов тех, с кем успела поговорить, вы опасаетесь, что ее похитили не по приказу королевы, а для того, чтобы передать в руки этого вашего мерзавца Винтера?
   - Теперь я в этом уверен, - сказал д'Артаньян.
   - Значит, безопаснее всего было бы немедленно увезти ее из Парижа, а не скрывать где-то в городе, верно? Ну, а как это сделать, чтобы избежать огласки? - Она печально покачала головой. - Господи, я совсем забыла, что имею дело с людьми, не обремененными брачными узами и плохо разбирающимися в законах, сочиненных именно на сей предмет...
   Д'Артаньян покосился на Рошфора, чье лицо при этих ее словах свело горькой гримасой, но смолчал.
   - Мужчины... - протянула г-жа де Кавуа. - Так вот, самый надежный способ - представить дело так, что это по приговору суда везут в монастырь неверную супругу, застигнутую на месте преступления и по жалобе мужа приговоренную именно к такому наказанию... Стоит это объявить зевакам - и любая женщина исполнится отвращения к подконвойной, по крайней мере, внешне будет выказывать отвращение. Мужчины, наоборот, будут пялиться с превеликим любопытством в силу своей натуры, но и те, и другие не увидят в происходящем ничего необычного. Ничегошеньки! Еще одна оплошавшая распутная женушка едет в монастырь, и мало ли что она там кричит окружающим... Она может уверять, что ее похитили, что хотят убить, что она вообще не замужем... Не поможет, право.