Бушков Александр Александрович. Летающие острова

   – Да ну, – скромно сказала Мара, мечтательно глядя сквозь него. – Документ был в шкатулке, и ее нужно было забрать из загородного дома. Я чинно и благонравно поднялась на третий этаж, забрала шкатулочку и вернулась к лошадям, никуда не сворачивая и не отвлекаясь. И каждый, у кого хватило ума спрятаться в камин или выпрыгнуть в окно, остался жив. А кто не спрятался, я не виновата. – Она бросила на него быстрый лукавый взгляд. – Бедный, я тебя опять пугаю?
   – Удивляешь, – сказал Сварог чистую правду.
   – А еще?
   – Возбуждаешь. И удручаешь.
   – Это еще почему?
   – Твое ремесло…
   – Милый мой сюзерен, мы опять приближаемся к точке, где перестаем друг друга понимать…
   – Ладно, замнем, – сказал Сварог, устало погладив ее руку. – Слушай, а мечта у тебя есть?
   Она чуточку замялась, но все же выложила:
   – Хочу стать королевой.
   Сварог хотел фыркнуть, во потом подумал, что мечта эта – не лучше и не хуже любой другой. На то она и мечта. Особенно здесь, где престолы частенько брались «на шпагу». Если вспомнить, сколь предосудительные субъекты ухитрялись нахлобучить все же на темечко корону, Мара с ее детской мечтой выглядит светлым ангелом…
   – Осталась самая малость, – сказал Сварог. – Выйти замуж за короля.
   – Ну уж, таких пошлостей мне не нужно. В интересах дела еще можно под кого-нибудь примоститься, но ради собственного блага никак не стоит…
   – Что я в тебе ценю, так это – непринужденность…
   – Я человек независимый, – сказала Мара. – И хочу завоевать себе королевство сама. Конечно, смешно распахивать рот на большое, но найдутся и маленькие, по моим хрупким плечам. В Майорах. Есть еще Сегур. Я там была однажды – очаровательный остров. Жалкая кучка гвардейцев и король-растяпа, без единого наследника.
   – А потом?
   – Что – потом?
   – Ну, завоевала ты королевство. А дальше что?
   – Надеваю я корону…
   – Ну?
   – Сажусь я на трон…
   – Ну? – с интересом повторил Сварог.
   Она задумалась, нахмурилась:
   – Да ну тебя! Все испортил!
   – Я тут ни при чем, – сказал Сварог. – Видишь ли, мечты имеют паршивое свойство – сбываться. Поэтому всегда нужно иметь что-то про запас.
   – А у тебя-то самого есть мечта? – прищурилась она.
   – Выбраться отсюда. Чтобы Делии удалось…
   – Это не мечта, а отличное выполнение задания, – безжалостно отрезала Мара. – А мечта?
   – Мечты, похоже, нет… – растерянно сказал Сварог, подумав как следует.
   – Вот видишь. А у меня есть. Чья взяла?
   Сварог покрутил головой:
   – Слушай, много вас таких?
   – Хватает. Человек пятьдесят. Большинство, конечно, довольно тупые приложения к мечам, но есть и умные. Я, да будет тебе известно, существо особо строптивое, своенравное и самостоятельное. Это я не сама придумала, а бесстыдно подслушала. Из-за моей репутации Гаудин и поручил мне за тобой присматривать. Что ты поднял брови выше макушки? Ну да, милорд, ваше небесное великолепие, вы здесь командуете, вы умеете бить людей топором по голове, и вы великолепно справились в Харлане. Но вам еще долго предстоит учиться прокладывать себе дорогу по трупам, не распуская при этом сопли и не гадая, была ли у проткнутого вами бедолаги седенькая бабушка… А я этим умением давно овладела, – она скромно потупилась. – Надеюсь, я не нанесла урона твоей мужской гордости? Всегда готова искупить женственной покорностью…
   И с интересом наблюдала за ним. Однако Сварог уже понял, что лучший способ сохранить лицо при общении с напарницей – это выглядеть совершенно бесстрастным.
   – А тебе не приходило в голову, что Гаудин использовал удобный случай, чтобы от тебя отделаться?
   – Гаудин – сплошная меланхолическая загадка, – сказала Мара. – Меланхоличность касается облика, а загадочность – ума и характера. Какие ходы он просчитывает наперед и сколько их, угадать невозможно. Сейчас мы выполняем задание. Я не сомневаюсь, что игра затеяна всерьез и ставки высоки – но одновременно наше задание хитрыми ходами, непонятными и неизвестными нам с тобой, связано с достижением и других целей. Нет, я не утверждаю, будто так и есть. Но допустить стоит… Большинство его поручений – с двойным и тройным дном.
   – Должность у человека такая… – сказал Сварог задумчиво. И направился на террасу – подышать прохладным ночным воздухом на сон грядущий. Окрест стояла тишина, только через два дома отсюда на гребне крыши раздавалось звяканье виолона и явственно долетало меланхолическое пение:

 
Этот витязь бедный
Никого не спас,
А ведь жил он в первый
И последний раз.
Был отцом и мужем
И – судьбой гоним –
Больше всех был нужен
Лишь своим родным…

 

   У трубы виднелась темная фигура, сидевшая верхом на коньке, как на лошади.
   – Твой-то опять надрывается, – лениво сказал Сварог бесшумно появившейся рядом Маре.
   – Я вот в него сейчас чем-нибудь попаду… – безжалостно заявила сподвижница.
   Сварог фыркнул. Обитавший неподалеку юный уличный певец, сосед лишенного наследства восемнадцатого герцога Номера, положил глаз на Мару (отчего-то очаровавшую его даже в своем новом облике, не столь уж и прекрасном) и регулярно угощал серенадами.
   – Сейчас я его…
   – Отставить, – сказал Сварог. – Традиция такая, терпеть нужно…

 
От него осталась
Жажда быть собой,
Медленная старость,
Замкнутая боль.
Неживая сила,
Блики на воде.
А еще – могила.
Он не знает, где…

 

   – И так тошно, а тут еще тоску наводит…
   – Помолчи-ка, – сказал Сварог, насторожившись. – Видишь?
   – Что?
   – Вон, левее, прямо над мостом…
   – Ничего там нет, – уверенно сказала Мара.
   Сварог протер глаза, поморщился:
   – Ну как же нет? Что-то вроде орла.
   – Ничего я там не вижу.
   Сварог не настаивал. Однако был уверен, что ему нисколечко не почудилось: над городом, очень низко, кружили уже три огромных черных птицы, почти не шевеливших крыльями, подобно парящим орлам, временами заслоняли далекие огни домов, уличные фонари. И летали они, не выбираясь за пределы оцепленной зоны…
   – Нет там ничего, – пожала плечами Мара. – Пошли спать, а?
   – Пошли, – сказал он решительно.
   И подумал: нет, пора отсюда убираться, такие собаки и такие птицы ничего хорошего не сулят…

Глава 16

ПРАВО УБЕЖИЩА

   Харчевня именовалась без особых претензий – «Кошка и кастрюля».
   Кошек, помимо той, что на вывеске, обнаружилось целых три – зажравшихся до того, что они дремали под столами, брезгливо игнорируя брошенные им в приступе пьяной любви к животным мясные огрызки.
   Мара легонько придавила одной хвост носком башмака, но та открыла один глаз, лениво вытянула хвост из-под подошвы и вновь задремала.
   – Не мучай животное, – мельком заметил Сварог без особой укоризны.
   – Настоящая кошка должна быть зверем, – Мара нацелилась на кошачий хвост уже каблуком. – А эта…
   – Если она заорет, привлечешь к нам внимание.
   Вот это моментально подействовало, и Мара унялась. Сварог глянул на распахнутую дверь – отец Калеб все не появлялся, а пора бы… Ввалилась компания, еще с порога заоравшая, что вина им нужно много, а вот закуска вовсе и не обязательна. Судя по гильдейским бляхам, явились речники топить в чарке горе – «Кошка и кастрюля» располагалась неподалеку от одного из портов, и попавшие в кольцо блокады речные суда обязаны были встать на мертвый якорь, а паромы – прервать сообщение меж берегами. По этой причине речной народ пил с утра до вечера, но в обличении властей не поднимался выше Речного департамента, августейшую особу не затрагивая, – в любом порту хватало шпиков.
   Сварог думал о своем – пытался понять, почему их с Марой бросили.
   Какие бы там сложные интриги ни плелась среди правящей верхушки, они не объясняли бездействия и деликатности Гаудина, столь несвойственных начальнику тайной полиции, особенно в столь серьезном деле. Гаудин уже должен был знать о призраке, подменившем принцессу. Мог бы и направить связного, мог бы помочь. Противники Гаудина были владетельными особами, но их люда оставались шпионами-любителями, а у Гаудина имелась в руках Контора. Как показывает исторический опыт, Контора побивает в три хода дилетантов любого ранга…
   Поневоле подворачивалась невеселая, но веская гипотеза – Гаудину сейчас не до земной тверди, что бы эпохальное там ни происходило. На тверди небесной случилось нечто столь серьезное и важное, что лихая компания Сварога обречена на автономное плаванье. Вульгарно говоря, наверху шерсть летит клочьями. Так частенько случается, стоит юной императрице надолго увлечься сильванскими охотами – впрочем, придворные баталии с тем же успехом разыгрываются и в отсутствие старого и сурового, собаку съевшего на кознях и интригах монарха…
   Что, если точнехонько так все и обстоит? При этой мысли стало невероятно неуютно. Но он браво плюнул под стол – благо нравы грязной харчевни дозволяли – и подумал, что уж если его за тридцать с лишним лет не смогли угробить в обители развитого социализма, здесь и подавно не слопают, подавятся…
   – Ты что это под стол плюешь, барон? – спросила Мара.
   – Придумал, как организовать ситуацию, когда всем станет не до облавы и не до нас.
   – Как?
   – Поджигаем королевский дворец. Со всех восьми концов.
   – Лихо, – Мара посмотрела на него с уважением. – Только мне придется изрядно повозиться, чтобы состряпать «слезы дракона». Есть такой горючий состав. Даже на воде полыхает так, что любо-дорого. Значит… Смолы немеряно здесь же, в порту, пробежаться по аптекам пошлем Паколета, нашатыря на Бараглае полно у любого алхимика…
   – Да погоди ты, – сказал Сварог. – Я же шутил.
   – Да? А план не столь уж наивен. Послушай, если и в самом деле…
   Сварога спасло появление отца Калеба, одетого арматором средней руки.
   Харчевня, хоть и захудалая, делилась на две половины: «пьяную» и «деловую». В первой вино трескали ради самого процесса, а во второй – потягивали, обсуждая дела. Сварог обосновался в «деловой», где разговоры шепотом были в порядке вещей, и те, кто беседовал, сдвинув над столом головы, выглядели не заговорщиками, а совершенно приличными людьми – например, контрабандистами, а то и «ночными рыбаками»[выловленную в океане рыбу разрешается продавать только в строго определенных портах;
   «ночными рыбаками» именуются люди, выправляющие на партии рыбы фальшивые документы (занятие крайне прибыльное, однако законом сурово преследуется)].
   – Братья согласились вам помочь, – сказал отец Калеб. – Однако должен предупредить: к вам до сих пор питают некоторое недоверие, причины которого мне непонятны…
   – Пусть питают, – сказал Сварог. – Лишь бы помогли.
   – Вам сказали правду. Под церковью святого Круахана и в самом деле начинается подземный ход. И он не моложе самой церкви. А она стояла на этом месте еще до Шторма. Разумеется, ее не раз перестраивали, а то и отстраивали заново… Словом, предприятие крайне опасное.
   – Вы боитесь, что ход засыпан?
   – Я боюсь, что он цел, – сказал отец Калеб. – Очень уж нехорошей славой окутаны старинные подземелья. Сами братья туда не спускались, и это кое о чем говорит. Когда тысячи лет из поколения в поколение передается совет держаться от подземелий подальше, слухи рождаются не на пустом месте.
   – Насколько я знаю, гномы вымерли, – сказал Сварог. – И еще. Никто ведь не слышал за последние тысячелетия, чтобы из подземелий выползало нечто… необычное.
   – Это еще ни о чем не говорит. Из Хелльстада за всю его историю тоже почти не выползало ничего необычного. Но попробуйте туда сунуться…
   История планеты длинна. До людей у нее были другие хозяева – а до тех властвовал кто-то еще. Там, внизу, может оказаться целый мир, о котором мы ничего не знаем, – и, если хотя бы сотая часть легенд правдива, этот мир любовью к человеку не проникнут.
   – Не слишком ли много страхов вокруг подземного хода, соединяющего берега?
   – Даже в обычных катакомбах, оставшихся после добычи камня, в туннелях, где проходят подземные стоки и водопровод, случаются странные и страшные вещи.
   – Вы пришли меня отговаривать? – спросил Сварог.
   – Я не вправе. Но братья просили передать: они ни за что не отвечают.
   Это может оказаться смертельно опасным.
   – Да что вы говорите! – хмыкнула Мара. – А мыто до сих пор занимались безобидной игрой в «четыре волчка»…
   – Не перебивай старших, – хмуро сказал Сварог. – Простите, святой отец, но она права. В нашем положении не привередничают.
   – Я все понимаю. Но опасаюсь за вас. Вчера к братьям пришел и попросил убежища стагарский колдун – насколько я понял, тот самый, что жил у Сенгала. Убежище ему по старинному обычаю предоставили, хотя и посадили под замок до тех пор, пока не найдут способа переправить его подальше. Так вот. Он невероятно напуган и, представьте, знает о ходе, берущем начало в церкви. Но бежать по нему категорически отказался, предпочтя запертую снаружи келью и ожидание…
   – Я бы его сразу пристукнул, – сказал Сварог. – Подослали, быть может?
   – Нет, – усмехнулся отец Калеб. – Братья не склонны к излишней доверчивости и жизнью умудрены. Наша церковь в свое время побывала и гонимой, что не прибавило ни беззаботности, ни легковерия. Есть клятвы, которые стагарцы не нарушают, и лгать после их произнесения не способны.
   Братья подвергли его должному испытанию. Скорее он производит впечатление человека, слишком поздно осознавшего, во что он впутался.
   – Иногда и я сам на себя произвожу такое впечатление, – проворчал Сварог.
   – Вечная беда стагарцев – они столь часто балансируют меж добром и злом, что иногда достаточно одного опрометчивого шага…
   – Могу я с ним поговорить, перед тем как спущусь в подземелье?
   – Отчего бы нет… С наступлением ночи…
   – Послушайте, мне только что пришла в голову гениальная мысль, – сказал Сварог со скромностью Ньютона, секунду назад получившего по темечку историческим яблоком. – Почему необходимо дожидаться ночи, чтобы спускаться в подземелье? Там же темно и так, в любое время суток…
   – Действительно… – механически кивнул отец Калеб, но тут же его лицо вновь приняло озабоченное выражение.
   …Отбытие их с Бараглайского Холма прошло незамеченным широкими кругами богемы. Отец Калеб, вновь обрядившийся кучером, пригнал вместительный рыдван, в каких ездили горожане средней руки. Творческие люди весьма ревниво следят за успехами и жизнью тех своих коллег, кто хоть чуточку именит, но отъезд третьеразрядной балаганной труппы (равно как и ее прибытие несколько дней назад) никого не интересовал. Поскольку неоплаченных счетов за ними не числилось, лавочники и трактирщики и не встрепенулись. Один квартальный стражник бдительно заявился окинуть рыдван зорким оком – но, получив двойной серебряный аурей, смягчился и пожелал счастливого пути (Сварог сообщил ему, что они намерены немного подработать на купеческой свадьбе).
   Мэтр Анрах появился во дворе, когда Сварог уже собирался последним залезть в дряхлый экипаж. Подойдя, виновато развел руками, тихо сказал:
   – Ничего не нашел, уж не посетуйте…
   – Зато я, кажется, нашел, – сказал Сварог.
   – Что ж, ни о чем не стану спрашивать, но… – он помялся. – Не знаю, поможет ли это вам… Почти все авторы при упоминании о подземельях советуют беречься зеркал.
   – Что они имеют в виду?
   – У меня осталось впечатление, что они не знают этого сами. Просто повторяют пришедшее из глубины веков предупреждение. Вы учтите на всякий случай…
   – Учту, – сказал Сварог. – Прощайте. Может, встретимся когда-нибудь…
   Залез в рыдван, окинул взглядом свое воинство. Воинство держалось бодро и браво, на сей раз без всякого наигрыша – впереди замаячила надежда, а это перевешивало все связанные с оною возможные опасности.
   Капрал Шедарис держал на коленях последнее достижение пытливой конструкторской мысли – громадный четырехствольный пистолет, каковой извлек, едва оказавшись в повозке.
   – Ты его спрячь пока, – сказал Сварог. – Уличных боев, право слово, не предвидится.
   Капрал не без сожаления упрятал громоздкое чудо техники в мешок.
   Паколет поерзал на лавке:
   – Наши ребята плели про катакомбы всякие страхи…
   – Вот и проверим, – сказал Сварог, взглядом приказав ему заткнуться.
   Покосился на Делию – она выглядела так, словно и радоваться хотела, и боялась обмануться.
   – Ничего, ваше высочество, – сказал Сварог. – В следующий ваш проезд по улицам этого беспокойного города встречать вас будут совершенно иначе, клянусь…
   Он и сам искренне верил в то, что говорил. Делия устало улыбнулась ему, а тетка Чари вздохнула:
   – Великие небеса, как спокойно и беззаботно жилось в пиратах… Нет, понесло же меня на сушу…
   – Зато на суше не утонешь, – сказал Сварог.
   – Да уж, кому быть повешену…
   – Бросьте, – сказал он. – Я всегда успею возвести вас всех в дворянство. А дворян вешать не положено. С ними обходятся со всем возможным почетом, голову сносят церемониальным мечом и непременно на золоченой колоде. Это вам не грязная веревка, натертая прошлогодним дешевым мылом…
   Шуточка была цинично-казарменная, но такие лучше всего и действуют в подобных переделках…
   Церковь святого Круахана, сложенная из темно-красного кирпича, вздымала к небу три колокольни с острыми шпилями и немного походила на крепость – малым количеством окон и толщиной стен. Последний раз ее отстраивали из развалин пятьсот лет назад, до Латеранского трактата^[26], и это сказалось на настроении зодчих. Впрочем, и новые храмы, принадлежавшие Братству святого Роха, были построены так, чтобы отсидеться в них при осаде: загадочное братство, посвятившее себя борьбе с черной магией, не без оснований опасалось коварных сюрпризов.
   Чем оно занималось, плохо представлял даже Гаудин – по наблюдениям Сварога, державший в отношении Братства почтительный нейтралитет. Но если где-то обнаруживался пробитый серебряной стрелой маг или таинственно сгорала подозрительная антикварная лавка, грешившая продажей книг из Черного Перечня, можно было прозакладывать голову, что в девяти случаях из десяти здесь не обошлось без нелюдимых братьев в коричневых рясах…
   Один такой встретил их у входа – мрачный широкоплечий монах, на которого даже бывалый капрал косился с уважением. На поясе у него висел скрамасакс^[27] в железных ножнах и три символа Братства – серебряный клеверный трилистник, бронзовая фигурка коня^[28] и вырезанный из дерева сжатый кулак.
   Не задавая вопросов, он повел их в обход алтарного зала, низкими коридорами без окон – в подземные этажи. К стагарцу и в самом деле относились без всякой доверчивости: у входа в келью, где его поместили, сидел еще один монах, столь же внушительного сложения, держа меж колен внушительный посох, окованный с одной стороны широкими медными кольцами (вполне возможно, и с выкидным клинком внутри, монахи это практиковали и были мастерами гойкара)^[29].
   Сварог вошел, оставив остальных за дверью. В углу ровно, без копоти, горел масляный светильник. Табуретов здесь было два, так что Сварог немедленно сел на свободный и без церемоний принялся разглядывать стагарца – нарочито неторопливо, хмуро, чтобы тот понервничал и понял, что убивать его не будут, но и марципанами потчевать не собираются.
   Он был не старше Сварога. Мочки ушей, должно быть, обрезаны в самом раннем детстве – не видно шрамов, кажется, что уши были такими отроду.
   Значит, потомственный колдун – это-то Сварог о стагарцах знал. На левой щеке – маленькое синее клеймо, неизвестный Сварогу знак. Морской колдун смотрел исподлобья и благостностью характера, сдается, не отличался.
   – Ну что, сукин кот? – ласково спросил Сварог в качестве вежливого приветствия. – Докатился? Или, выражаясь изысканнее, накликал на свою жопу приключений?
   Стагарец глянул сущим волком и тихо напомнил:
   – Я под защитой храма. Как приверженец Единого Творца.
   – Твое счастье, – сказал Сварог. – Но меня что-то не тянет пускать пузыри от умиления. Скажи-ка лучше, как это ты, приверженец Единого, ухитрился во все это вляпаться?
   Хмурый колдун, прямо-таки передернувшись, заторопился:
   – Я потому и бежал, когда понял, во что ввязался…
   – А лучше было не ввязываться вообще, – наставительно сказал Сварог, подумав, что и сам бы охотно последовал сему золотому правилу, да вот никак не удается. – Давай поболтаем. Я уже знаю, что Сенгал решил подменить принцессу призраком. Но подробности и цели мне неизвестны. Как и твоя роль в этом.
   – Я познакомился с ним на Стагаре, и он уговорил меня отправиться с ним на Диори. Похоже, он знал, где лежит клад. Но не знал языка Изначальных.
   – И ты ему по-дружески переводил. Совершенно бескорыстно, а? По доброте душевной?
   – Он обещал мне книги. Я возвысился бы над всеми, даже над Варгасом с Совиного Мыса. Вам не понять…
   – Что ж, я многого не понимаю, – сказал Сварог. – И в особенности не понимаю дураков, которые ввязываются в такие вот игры – свято веря, что никто не станет убирать лишних свидетелей по миновании в них надобности…
   – Ну, я еще долго был бы ему нужен, – усмехнулся стагарец чуточку раскованнее. – Хватило бы времени, чтобы вовремя почуять опасность и приготовить дорожку для бегства. А что до его замыслов… Простите за цинизм, но я не здешний. Вассальной присяги здешнему королю не давал, и принцесса мне чужая. Каждый за себя, в конце-то концов.
   – Насколько я знаю, эгоистов на Стагаре не особенно любят. И подобный образ мыслей там не в чести.
   – Но за него вовсе не зачисляют в выродки без всяких колебаний. Вы не читали Федра? Душа – это колесница, влекомая двумя лошадьми, черной и белой, они тянут в разные стороны и плохо подчиняются вознице…
   – Ладно, – сказал Сварог. – С земляками тебе самому разбираться… А Федра я не читал. Давай о делах. Значит, Сенгал с твоей помощью решил подменить принцессу… Отсюда и начнем.
   – Род Сенгала имеет кое-какие права на трон. Как десяток других родов. Если бы пресеклась династия Баргов…
   – Без подробностей. Я и так верю.
   – Если бы подмена прошла гладко, с соблюдением всех условий…
   – То есть – с убийством настоящей принцессы?
   Стагарец сделал пренебрежительный жест, означавший что-то вроде:
   «Стоит ли о таких мелочах?»
   – То существо… оно, будучи оплодотворенным смертью оригинала, могло бы существовать десятки лет, став полностью послушным своему хозяину.
   Конечно, при регулярном соблюдении иных ритуалов. Король очень болен, хотя об этом никто почти не знает. Сенгал женился бы на «принцессе». Это создание совершенно нематериально, но ребенок, которого все считали бы родившимся у королевы, был бы сыном Сенгала, самым настоящим.
   – Нужно признать, покойный искренне заботился о будущем своего потомства, – сказал Сварог. – Ну а теперь выкладывай – что там у вас пошло наперекос?
   Стагарец сказал после долгого молчания:
   – Я знал, что магические книги Изначальных добротой не дышали. Но не ожидал такого дуновения зла. Впервые встревожился, когда мы готовили… подмену. Потом стало еще хуже. У Сенгала были и другие помощники, кроме меня. Порой даже кажется, что те, которых он считал своими слугами, становились хозяевами. Когда в решающую ночь появились эти твари, сомнений не осталось. Сенгал стал орудием. Я это понимал, а он – нет. Я ко многому отношусь без особых предрассудков, но предавать душу в когти Великого Мастера…
   – Подробнее.
   – Да зачем вам это? Вы что? Катберт-Молот? Тоже мечтаете поразить сатану сияющим копьем? Да и нет там особых подробностей. Сенгала все больше подминала Черная Благодать (Сварог впервые слышал это название, но не подал виду). В решающую ночь во дворце появились люди, которых я никогда прежде не видел, но гадать, кому они служат, не было нужды. Все получилось наполовину. Этот гланский рубака все сорвал. Слуги Великого Мастера не могли подступиться ни к нему, ни к принцессе, а когда Сенгал наконец пустил в ход обычных солдат, было поздно, она успела скрыться.
   Сенгал паниковал. Время существования двойника, не оплодотворенного смертью оригинала, ограничено, строго отмерено. Сюда слетелись шпионы от всех соседей. Потом Сенгала убила ваша девка…
   Сварог, не вставая, ловко пнул его в голень:
   – Выбирай выражения, тварь!
   – А что, называть ее парнем или деточкой? – огрызнулся стагарец, шипя от боли и потирая ногу. – Девочка – это косы, невинность, куклы-конфеты…
   Определение «дикая кошка» вас не коробит?
   – Не коробит. Значит, ты оставался с патроном до самого конца. Хотя прекрасно понимал уже, кто правит бал. А когда он умер…
   – Когда он умер, исчезло лежащее на его библиотеке заклятье, и книги можно было унести. Жаль, напихать под одежду удалось немного, а книга Изначальных исчезла вовсе… Ну что вы так смотрите? Я ведь не выдал вашу кошку, а мог бы…