Страница:
Кто-то успокаивал коней, кто-то, пригнувшись, вертелся во все стороны, держа мушкет наготове. Стряхнув остатки сна, Сварог присмотрелся.
Нападающих не видно. Бони шарил стволом пулемета, выискивая цель. Мара с Шедарисом, согнувшись в три погибели, чиркая спичками, осматривали землю, старательно целя из пистолетов в освещенные места.
Ни противника, ни пострадавших. Успокоившись, Сварог спросил:
– Что такое?
– Видел я его! – не разгибаясь, отозвался Шедарис. – Крохотный такой, стерва, как жучок…
– Но бежал-то он на двух ногах, – сказала Мара.
– А кто спорит? На двух. Да шустро, падла, что твой таракан…
– Командир! – позвал Леверлин. – Ты в темноте видишь, у тебя лучше получится…
Он стоял над Делией, а она сидела, как-то странно склонив голову, прижавшись правой щекой к плечу.
Сварог одним прыжком оказался рядом. Она показала указательным пальцем, не касаясь шеи:
– Здесь кольнуло… И ноет.
Осторожно, растопыренными пальцами Сварог подхватил и перекинул направо ее роскошные волосы, присмотрелся. На шее темнела крохотная точка, явственно выступая над кожей. Кончиками нестриженных за время путешествия ногтей он ухватил что-то твердое, потянул, вырвал. Делия тихонько ойкнула, потерла шею пальцем, улыбнулась:
– Все, не больно… И кровь не идет, так, царапина…
Сварог поднес ладонь к глазам, разглядывая скользкую от крови занозу.
Больше всего это напоминало десантный кинжал с широким, затейливым, зазубренным с одной стороны лезвием – но длиной он был с ноготь мизинца.
Вытащив из кармана уже порядком измявшийся конверт с письмом подруги штандарт-навигатора, Сварог запрятал туда находку, сложил конверт вчетверо и спрятал назад.
– Тихо! – поднял палец Леверлин.
Вдали, на равнине, с той стороны, откуда они пришли, раздалось жужжанье. Оно быстро удалялось, перемещаясь словно бы над самой землей.
Вертолет улепетывал на предельно малой высоте – вот что это было.
Крохотный вертолетик. Бони сгоряча развернул туда пулемет, Сварог успел рявкнуть:
– Отставить! Далеко, полная темень… Как все случилось?
Оказалось, Шедарис, которого Мара сменила на карауле, стал было укладываться спать, но, как он честно признался, загляделся на спящую Делию. И увидел, что по шее у нее, по белому кружеву воротника ползут словно бы два паука – большие, размером с палец, и передний уже вылез к уху, на кожу. Одного капрал моментально смахнул ладонью, второй ухитрился как-то соскользнуть наземь. Шедарис нацелился прижечь его спичкой, ибо пауков с детства ненавидел – и обнаружил при вспышке, что никакой это не паук, вообще не насекомое, что это удирает на двух ногах крохотный человечек. Тут вскочила Делия, подбежала Мара, тоже заметила человечка и выстрелила наугад…
– Уж простите, принцесса, – глядя в землю, покаянно сказал капрал. – Угли догорали, осветили вам лицо, и были вы очаровательны, как фея…
– Ладно, – сказал Сварог. – Ты ей, похоже, жизнь спас, ценитель прекрасного…
– Значит, нож? – тихо спросила Делия.
– Нож, – сказал Сварог. – Крохотный, конечно, но если бы второй нашарил сонную артерию…
Ноги у него стали ватными от запоздавшего ужаса – он ведь мог и не успеть остановить кровь… Делия, обведя их застывшим взглядом, подошла к потупившемуся капралу, приподнялась на цыпочки и чмокнула в щеку. Из смущенного бормотанья Шедариса стоявшие поблизости разобрали, что за принцессу он готов умереть.
– Вот только почему они прицепились именно к принцессе? – нарушил сентиментальную сцену деловой вопрос Мары. – Она ведь не с краешку спала – в самой середине…
– Потому что именно она сбила единственный вертолет, отмеченный короной, – сказал Сварог. – Другого объяснения я что-то не вижу. Стоит лишь предположить, что он принадлежал невероятно важной особе, персоне, связанной с короной, что эта персона была на борту и погибла… Сам король? Любимый сын? Любимый дядя? Лучше не гадать, все равно не узнаем.
Но должна же корона что-то значить?
– Подготовочка у них… – не без уважения сказал опомнившийся капрал.
– Ребята лихие, – кивнул Сварог. – Следили за нами издали, надо полагать, и не один вертолет, а несколько, мы после драки с ними отмахали изрядный конец, один-единственный вертолет давно выжег бы горючее.
Передавали нас друг другу, приземлились подальше, в темноте отправили группу… Задание для самоубийц, дураку ясно. Но они сделали все, что могли. Нельзя не уважать… Вот что. Вы двое, – он указал на Леверлина с Шедарисом, – назначаетесь личными телохранителями принцессы. Глаз не спускать. – Он взял Делию за локоть, отвел на пару шагов. – Простите, принцесса, за столь дерзкие и вульгарные подробности, но впредь, когда вам понадобится в уединении проинспектировать кустики, непременно предупредите Мару, пусть идет с вами и озирает окрестности. Это строжайший приказ. Пока мы отсюда не выберемся, уединения для вас не существует.
– Думаете, они вернутся? – тихо спросила Делия.
– Не знаю. Но рисковать не будем. Вы ухлопали кого-то, за чью смерть они вознамерились мстить. Однако возможности у них невеликие…
Он не кривил душой, именно так и считал – за время пути успел многое обдумать. Да и неудачное покушение добавило кое-что к прежним размышлениям. Очень уж примитивно оно было обставлено: несколько коммандос, высаженные вертолетом… Значит, у лилипутиков нет ни реактивных самолетов, ни авиабомб, ни ракет «воздух-земля», способных нанести человеку рану не легче той, что оставляет разрывная пуля.
Реактивные самолеты – излишняя игрушка для пещеры, какой бы гигантской пещера ни была. А отсутствие бортового ракетного вооружения, транспортируемых по воздуху взрывных устройств можно истолковать двояко: либо этого еще не научились делать, либо, что гораздо вероятнее, – там, внизу, одно государство. У них просто-напросто нет противника, внешнего врага, против которого следовало бы создавать боевую авиацию. В таком случае вертолеты – не более чем полицейское оружие. А для скрытных путешествий по большому миру годятся исключительно подводные лодки.
И все же следовало сделать поправку на неизвестное. Под землей таился целый мир, о котором ничегошеньки не известно – тут лучше бы обойтись без скоропалительных выводов и не считать свои гипотезы святой истиной…
Чертовски пригодился бы пленный, вот что. Смело можно сказать: вертолет улетел раньше, чем оставшийся в живых (или оставшиеся) десантник успел до него добраться. Но отыскать брошенных коммандос – дело немыслимое. Даже если не затоптали в суматохе, под каждую травинку не заглянешь, а заклинаний подходящих нет. Затаился под любым седлом, под расстеленными плащами… Ко всем неприятностям прибавилась еще одна: теперь и небо таило угрозу. Незаметно подкравшийся вертолет может и швырнуть канистру с какой-нибудь химической пакостью. Судя по всему, нападение на Делию готовили в страшной спешке, вызванной яростью кого-то власть имущего, второпях отданным приказом, неминуемо влекущим столь примитивное исполнение – и это тоже знакомо до отвращения… Что случится, когда за дело возьмутся более умные люди? Или они достаточно удалились от входа в пещеру? Но входов может быть и несколько. Словом…
Словом, удирать надо побыстрее, вот что.
Нападающих не видно. Бони шарил стволом пулемета, выискивая цель. Мара с Шедарисом, согнувшись в три погибели, чиркая спичками, осматривали землю, старательно целя из пистолетов в освещенные места.
Ни противника, ни пострадавших. Успокоившись, Сварог спросил:
– Что такое?
– Видел я его! – не разгибаясь, отозвался Шедарис. – Крохотный такой, стерва, как жучок…
– Но бежал-то он на двух ногах, – сказала Мара.
– А кто спорит? На двух. Да шустро, падла, что твой таракан…
– Командир! – позвал Леверлин. – Ты в темноте видишь, у тебя лучше получится…
Он стоял над Делией, а она сидела, как-то странно склонив голову, прижавшись правой щекой к плечу.
Сварог одним прыжком оказался рядом. Она показала указательным пальцем, не касаясь шеи:
– Здесь кольнуло… И ноет.
Осторожно, растопыренными пальцами Сварог подхватил и перекинул направо ее роскошные волосы, присмотрелся. На шее темнела крохотная точка, явственно выступая над кожей. Кончиками нестриженных за время путешествия ногтей он ухватил что-то твердое, потянул, вырвал. Делия тихонько ойкнула, потерла шею пальцем, улыбнулась:
– Все, не больно… И кровь не идет, так, царапина…
Сварог поднес ладонь к глазам, разглядывая скользкую от крови занозу.
Больше всего это напоминало десантный кинжал с широким, затейливым, зазубренным с одной стороны лезвием – но длиной он был с ноготь мизинца.
Вытащив из кармана уже порядком измявшийся конверт с письмом подруги штандарт-навигатора, Сварог запрятал туда находку, сложил конверт вчетверо и спрятал назад.
– Тихо! – поднял палец Леверлин.
Вдали, на равнине, с той стороны, откуда они пришли, раздалось жужжанье. Оно быстро удалялось, перемещаясь словно бы над самой землей.
Вертолет улепетывал на предельно малой высоте – вот что это было.
Крохотный вертолетик. Бони сгоряча развернул туда пулемет, Сварог успел рявкнуть:
– Отставить! Далеко, полная темень… Как все случилось?
Оказалось, Шедарис, которого Мара сменила на карауле, стал было укладываться спать, но, как он честно признался, загляделся на спящую Делию. И увидел, что по шее у нее, по белому кружеву воротника ползут словно бы два паука – большие, размером с палец, и передний уже вылез к уху, на кожу. Одного капрал моментально смахнул ладонью, второй ухитрился как-то соскользнуть наземь. Шедарис нацелился прижечь его спичкой, ибо пауков с детства ненавидел – и обнаружил при вспышке, что никакой это не паук, вообще не насекомое, что это удирает на двух ногах крохотный человечек. Тут вскочила Делия, подбежала Мара, тоже заметила человечка и выстрелила наугад…
– Уж простите, принцесса, – глядя в землю, покаянно сказал капрал. – Угли догорали, осветили вам лицо, и были вы очаровательны, как фея…
– Ладно, – сказал Сварог. – Ты ей, похоже, жизнь спас, ценитель прекрасного…
– Значит, нож? – тихо спросила Делия.
– Нож, – сказал Сварог. – Крохотный, конечно, но если бы второй нашарил сонную артерию…
Ноги у него стали ватными от запоздавшего ужаса – он ведь мог и не успеть остановить кровь… Делия, обведя их застывшим взглядом, подошла к потупившемуся капралу, приподнялась на цыпочки и чмокнула в щеку. Из смущенного бормотанья Шедариса стоявшие поблизости разобрали, что за принцессу он готов умереть.
– Вот только почему они прицепились именно к принцессе? – нарушил сентиментальную сцену деловой вопрос Мары. – Она ведь не с краешку спала – в самой середине…
– Потому что именно она сбила единственный вертолет, отмеченный короной, – сказал Сварог. – Другого объяснения я что-то не вижу. Стоит лишь предположить, что он принадлежал невероятно важной особе, персоне, связанной с короной, что эта персона была на борту и погибла… Сам король? Любимый сын? Любимый дядя? Лучше не гадать, все равно не узнаем.
Но должна же корона что-то значить?
– Подготовочка у них… – не без уважения сказал опомнившийся капрал.
– Ребята лихие, – кивнул Сварог. – Следили за нами издали, надо полагать, и не один вертолет, а несколько, мы после драки с ними отмахали изрядный конец, один-единственный вертолет давно выжег бы горючее.
Передавали нас друг другу, приземлились подальше, в темноте отправили группу… Задание для самоубийц, дураку ясно. Но они сделали все, что могли. Нельзя не уважать… Вот что. Вы двое, – он указал на Леверлина с Шедарисом, – назначаетесь личными телохранителями принцессы. Глаз не спускать. – Он взял Делию за локоть, отвел на пару шагов. – Простите, принцесса, за столь дерзкие и вульгарные подробности, но впредь, когда вам понадобится в уединении проинспектировать кустики, непременно предупредите Мару, пусть идет с вами и озирает окрестности. Это строжайший приказ. Пока мы отсюда не выберемся, уединения для вас не существует.
– Думаете, они вернутся? – тихо спросила Делия.
– Не знаю. Но рисковать не будем. Вы ухлопали кого-то, за чью смерть они вознамерились мстить. Однако возможности у них невеликие…
Он не кривил душой, именно так и считал – за время пути успел многое обдумать. Да и неудачное покушение добавило кое-что к прежним размышлениям. Очень уж примитивно оно было обставлено: несколько коммандос, высаженные вертолетом… Значит, у лилипутиков нет ни реактивных самолетов, ни авиабомб, ни ракет «воздух-земля», способных нанести человеку рану не легче той, что оставляет разрывная пуля.
Реактивные самолеты – излишняя игрушка для пещеры, какой бы гигантской пещера ни была. А отсутствие бортового ракетного вооружения, транспортируемых по воздуху взрывных устройств можно истолковать двояко: либо этого еще не научились делать, либо, что гораздо вероятнее, – там, внизу, одно государство. У них просто-напросто нет противника, внешнего врага, против которого следовало бы создавать боевую авиацию. В таком случае вертолеты – не более чем полицейское оружие. А для скрытных путешествий по большому миру годятся исключительно подводные лодки.
И все же следовало сделать поправку на неизвестное. Под землей таился целый мир, о котором ничегошеньки не известно – тут лучше бы обойтись без скоропалительных выводов и не считать свои гипотезы святой истиной…
Чертовски пригодился бы пленный, вот что. Смело можно сказать: вертолет улетел раньше, чем оставшийся в живых (или оставшиеся) десантник успел до него добраться. Но отыскать брошенных коммандос – дело немыслимое. Даже если не затоптали в суматохе, под каждую травинку не заглянешь, а заклинаний подходящих нет. Затаился под любым седлом, под расстеленными плащами… Ко всем неприятностям прибавилась еще одна: теперь и небо таило угрозу. Незаметно подкравшийся вертолет может и швырнуть канистру с какой-нибудь химической пакостью. Судя по всему, нападение на Делию готовили в страшной спешке, вызванной яростью кого-то власть имущего, второпях отданным приказом, неминуемо влекущим столь примитивное исполнение – и это тоже знакомо до отвращения… Что случится, когда за дело возьмутся более умные люди? Или они достаточно удалились от входа в пещеру? Но входов может быть и несколько. Словом…
Словом, удирать надо побыстрее, вот что.
Глава 11
КОРОЛЬ ВО ВСЕМ ВЕЛИКОЛЕПИИ
Встали рано, когда солнце еще не выглянуло из-за курганов. Радужный Демон и крохотные преследователи не подавали признаков жизни – зато Мара с Леверлином, когда Сварог проснулся, уже старательно разгуливали на четвереньках там, где ночью лежала Делия, чуть ли не тычась лицами в землю, передвигаясь так осторожно, словно повсюду рассыпано битое стекло или посверкивают проволочки противопехоток. И вскоре Мара удовлетворенно хмыкнула, без тени брезгливости подняла что-то двумя пальцами, положила на ладонь, подошла показать Сварогу. Вокруг, сталкиваясь головами, столпились остальные.
На ладони в нелепой позе лежал крохотный трупик – в пятнистом буро-зеленом комбинезоне, голова закрыта капюшоном, на поясе виднеются какие-то черные чехлы, одна нога в высоком черном ботинке вывернута совсем уж неестественно. Ощутив смешанную с отвращением жалость, Сварог буркнул:
– Закопайте его. И седлайте коней.
"Всегда одно и то же, – зло подумают он, направляясь за своим седлом.
– Неразбериха, спешка, идиотские приказы – и нелепо гибнущие рядовые. Мир упорно не меняется…"
За курганами простиралась до горизонта унылая равнина, не обремененная ориентирами и красотами пейзажа. Мару с Шедарисом Сварог определил периодически поглядывать на небо и слушать в четыре уха. Сам он был откровенно мрачен – потому что единственный из всех представлял, что такое атака с воздуха, пусть и проведенная крохотными боевыми машинами.
Однако с воздуха сюрпризов не последовало, зато на земле началась сущая чертовщина. Когда конь шарахнулся, храпя, Сварог сначала зашарил взглядом по небу, и переключил его внимание лишь сдавленный вскрик Делии, вытянувшей вперед руку.
Там шагали ноги – не особенно и спеша, пересекая им путь. Две голые человеческие ноги, правая и левая, синюшно-белые, аккуратно отсеченные на всю длину, они целеустремленно, размеренно переступали по земле, и никакого туловища при них не наблюдалось. Сахарно белели аккуратно перерубленные кости, багровело мясо – никакого человека-невидимки, просто две отрубленные ноги, пустившиеся странствовать. Отряд моментально сбился в кучу, Мара неуверенно потянулась за пистолетом, Сварог яростно зашипел на нее, и все застыли в седлах, боясь дохнуть. Зрелище было столь дикое и неожиданное, что не нашлось никаких мыслей, даже панических, и это оцепенение передалось дрожащим всем телом лошадям.
Ноги спокойно удалились, топча и раздвигая сухо шуршащую траву. Их долго провожали взглядами, Шедарис зачарованно выругался оборотами, вовсе уж противоречившими этикету, но златовласая принцесса, не обратив внимания, сама вполголоса отпустила такое, что Сварог фыркнул. Она опомнилась, чуть покраснела:
– Дичаем, граф, право…
– Одичаешь здесь, – сердито сказал Сварог. Ноги размеренно мелькали вдалеке. – Поехали побыстрее…
Вскоре на берегу ручья, заросшего высоким камышом, они наткнулись на жирного, крайне деловитого енота. Енот примостился над медленной серой водой, обмывая желтый человеческий череп, старательно вертел его крохотными когтистыми лапками, окунал, вытаскивал и внимания на путников, проехавших в трех шагах, не обращал совершенно. У Сварога руки чесались влепить пулю в мохнатого полоскуна, просто так, от злости на непонятные, начавшиеся-таки поганенькие чудеса, но он крепился, и кавалькада проехала мимо, не задерживаясь. Сварог прикидывал направление, стараясь ни о чем не думать, так было легче. Но нехорошее предчувствие тупо ныло где-то под ложечкой.
И напоролись. Черные колышущиеся пятна вдруг стали возникать впереди, словно расплывались в прозрачной воде кляксы туши, сначала казалось, что они появляются хаотично, но вскоре обозначилась четко очерченная ими гигантская дуга, далеко протянувшаяся по равнине, замыкавшая всадников в полукольцо облавы, а пятна приняли форму громадных черных псов. До них было не так уж и далеко, они медленно надвигались, то и дело замирая, настороженно всматриваясь, прижав уши.
Сварогу не раз доводилось пугаться во время странствий по Харуму, но такой страх его еще не захлестывал. Основой было пронзительное осознание бессилия – полного и окончательного. Он помнил дьявольское проворство Акбара и понимал, что шанса нет ни малейшего. И все же взялся за топор.
Кони давно остановились, прикованные к месту заклинанием Сварога, – иначе понесли бы. Псы один за другим садились, вывалив розовые языки, они не грозили и не нападали – просто преграждали дорогу, и их было столько, что страх помаленьку истаивал, перевалив все мыслимые высшие точки и оттого притупившись. В жизни так случается. Когда страха слишком много, его просто не чувствуешь. И отчаянно хочется проснуться…
Отчаянно цепляясь за любую соломинку, Сварог повторял про себя: «Они не охотятся стаями. Не охотятся стаями». Он слышал это от кого-то.
Определенно. Еще на «Божьем любимчике». Хелльстадские псы, в отличие от обычных волков и диких собак, повадками схожи скорее с тиграми и медведями. У каждого своя территория, строжайше охраняемая. И коли уж они собрались вместе, то… Что?
То их натравили.
Он бросил взгляд вправо-влево. Его орлы держались достойно, на лицах читалась скорее обреченная решимость, чем страх. Шедарис даже оскалился не хуже псов.
Немая сцена затягивалась, и поведение гармов все больше убеждало, что дело тут нечисто. Ни один дикий зверь так себя не ведет. Он либо нападает, если превосходит числом или твердо надеется на победу, либо бежит – а в крайнем случае делает угрожающие выпады. А эти сидели, ни один не лег, не встал. Выполняли приказ… или ждали такового.
Сварог вздрогнул, услышав ненатурально спокойный голос Делии:
– А в самом деле, с чего мы взяли, что за нас так и не возьмутся всерьез?
«Старухина бечевка, – вспомнил он. – Но неизвестно, куда понесет ветром…» Косясь на псов, сказал сквозь зубы:
– Если здесь есть хозяин…
– Есть, – уверенно ответила Делия, глядя назад через его плечо. – Обернитесь. Если это не хозяин, я съем свою шляпу. И вашу тоже.
Сварог обернулся. Да, впечатляло.
С противоположной стороны на них надвигался замок, летевший над равниной на высоте человеческого роста. Он не походил ни на замки ларов, ни на земные фортеции – несколько соединенных крытыми галереями зданий с прильнувшими к ним круглыми башнями, темно-вишневые стены с выпуклым белым узором, черные крутые крыши, затейливые флюгера и горгульи цвета старого золота, стрельчатые окна, сплошь в радужных разноцветных витражах, изящные зубцы… Замок был прекрасен незнакомой, чужой красотой и казался выточенным из одного куска с недоступным человеческим рукам изящным мастерством. Невесомо плывущий над землей, он выглядел самой естественной деталью пейзажа, ничуть не казался нелепым или необычным. Замок был здешний, а они – чужими, со всем их изумлением и испугом. Никогда еще за все время пребывания в Хелльстаде Сварог не чувствовал так остро, что попал в совершенно чужой мир, живущий отдельно…
А в следующий миг, вспомнив о долге командира, четко произнес про себя все необходимые слова.
Что бы там ни таилось в замке, сам замок был именно таким, каким предстал взору. И вместе с тем… Сварог в который уж раз проклял убогость мага-недоучки, то бишь себя самого. Перед ним – далеко не впервые – оказалась некая загадка, чьей сути он не понимал. Словно бы и нет здесь ни зла, ни добра, а замок – не просто замок. И это все, что оказалось доступным «внутреннему взору», точнее не выразишь по невежеству своему в высокой магии…
Замок остановился, опустился наземь. Высокая дверь (определенно парадный вход) вдруг медленно и плавно откинулась, словно подъемный мост, на ее внутренней стороне обнаружились ступени. Приглашение было самое недвусмысленное, и все же они, как легко догадаться, медлили. Приходи, красотка, в гости, мухе говорил паук… Тогда за спиной раздалось короткое могучее рычанье, словно гром тяжело ворохнулся в безоблачном небе, псы придвинулись разом и садиться уже не стали, замерли, растопырив передние лапы, угрожающе склонив головы.
Сварог первым слез с коня, угрюмо бросил:
– Пошли? На замок людоеда что-то не похоже…
– На замок примитивного людоеда, – тихо повторил вслух Леверлин его невысказанную мысль. – Людоед с чувством прекрасного, сдается мне, еще опаснее…
Бони решительно взвалил на плечо пулемет. Сварог покосился с большим сомнением, покачал головой, но промолчал. И пошел впереди, как и надлежит отцу-командиру, громко насвистывая «Пляску смерти», песенку невеселую, но все же не относившуюся к похоронным маршам: «Гроб на лафет, он ушел в лихой поход…»
Поднявшись по широким ступеням, они оказались в длинном высоком коридоре, сечением напоминавшем перевернутый колокол. Стены были темно-розовые с белыми прихотливыми прожилками, на равном расстоянии горели неярким золотистым свечением ажурные шары, словно бы висевшие в воздухе у стен, едва касаясь камня, выглядевшего монолитным и, вот чудо, теплым. Чтобы проверить это странное, неотвязное впечатление, Сварог воровато провел ладонью по ближайшему плавному изгибу. Ненамного, но теплее все же, чем обычный камень, и словно бы отталкивает ладонь, самую чуточку, едва заметно.
Впереди показалось что-то, летящее навстречу. Птица. Золотая, украшенная дивной чеканкой, сверкавшая радугой самоцветов. Распахнув неподвижные крылья-веера, она подлетела, замерла в воздухе, отвесила церемонный поклон (едва слышно, мелодично звякнули золотые чешуйки на шее, колыхнулись над головой огромные рубины на тоненьких стебельках), развернулась на месте вокруг невидимой оси и очень медленно поплыла назад, в глубь коридора, распространяя тонкий, как весенняя капель, звон.
Все молча направились следом. Высокие коридоры, широкие лестницы, залы, колонны – зеленые с черным, густо-алые с синим, фиолетовые с пурпурными прожилками, золотистые с черными нитями, полупрозрачно-лимонные с таинственным переплетением темных прожилков внутри. Повсюду этот странный камень, менявший цвета, оттенки и сочетания красок, как личины, чересчур красивый, чтобы опошлять его роскошными украшениями. Только однажды Сварог увидел в нише невысокое золотое деревце тончайшей работы, а в другом месте – коня из темного камня, выглядевшего страшно древним, вытесанного грубовато, примитивно, но казавшегося идеально завершенным, так что еще один, слабехонький удар резца бесповоротно испортил бы скульптуру. Под ногами не было ковров, но шаги отдавались глуховато, словно прихотливые узоры каменного пола, похожие то на письмена, то на древние географические карты, поглощали звуки.
Неожиданно за очередным поворотом открылась высокая стрельчатая арка, а за ней – огромный зал в розовато-лиловых тонах с алыми и черными прожилками. В обрамленных полуколоннами нишах стояли черные сундуки, все в золотом узоре с неизбежными самоцветами, а сводчатый потолок усыпан красными каменьями, словно бы повторявшими созвездия ночного неба неизвестной планеты.
У стены, на троне, будто вырезанном из цельной глыбы янтаря, сидел человек в пурпурной мантии и ажурной митре цвета серебра. Птица, пролетев над его головой, опустилась на спинку трона меж двух прозрачно-золотистых шаров, застыла. Сварог весь подобрался, удивляясь, как много можно ухватить взглядом в минуту опасности.
Слева от трона – странное сооружение, больше всего напоминающее груду черных и фиолетовых шаров, отчего-то не рассыпавшихся согласно закону всемирного тяготения, а слипшихся подобно виноградной грозди, только высотой в три человеческих роста. Совершенно не гармонирует со всем остальным – и, коли уж присутствует, надо полагать, вещь в обиходе необходимая.
Справа от трона – двое в богатой одежде незнакомого фасона, один помоложе, другой постарше. Смотрят не без интереса. Меж троном и стеной – две лежащие пантеры из черного металла.
Человек на троне шевельнулся, лениво и плавно переменил позу – и пурпурная мантия на миг вспыхнула радужными переливами. Его митра, Сварог хорошо рассмотрел, состояла из множества серебряных сосновых шишек, сплетенных в нехитрые узоры. Работа тончайшая, каждая чешуйка видна, шишки словно бы удерживает вместе не искусство мастера, а волшебная сила.
Скверно. По легендам, короны из сосновых шишек носят горные тролли, точнее, их короли, личности насквозь злокозненные и человеку враждебные изначально. Правда, и горные тролли, и их короли проходят по разряду совершеннейшей небывальщины, но мы в Хелльстаде, господа, мы в Хелльстаде…
И Сварог вежливо наклонился по всем правилам придворного этикета, прижав ладони к груди (для чего пришлось, чтобы освободить руки, засунуть топор за пояс). Их разделяло шагов двадцать. Он хотел было подойти ближе, но один из стоявших у трона остановил его, чуть заметно пошевелив ладонью.
Что-то обрушилось на него невидимой лавиной. Беззвучный удар оказался так силен, что Сварог не сразу и распознал его природу. Прошло несколько долгих, мучительных секунд, раздиравших разум и душу неописуемой людскими словами болью, прежде чем он понял: это зауряднейшее Заклятье Ключа, это маг прощупывает мысли. Как и вся здешняя магия, на Сварога заклятье не подействовало – но все равно, удар был невероятно могуч. Сварог сам было попытался определить, кто перед ним. После такой плюхи он словно бы полуослеп и наполовину оглох в магическом смысле, умение-то было не принесенное с собой, а полученное здесь и оттого здешним воздействиям вполне подверженное…
И все же он, словно через мутное стекло, разглядел, что человек в короне горных троллей ничего общего с нечистой силой не имеет.
Человек на троне удивленно поднял левую бровь:
– Недурно для мира, где колдовство забыто и задушено… Или вы из Керуани?
– Я из Готара, – взвешивая каждое слово, ответил Сварог. – Я – барон Готар. И представления не имею, где такое место – Керуани…
– Где это – Готар?
– В Пограничье, ваше величество, – ответил за Сварога придворный постарше.
– Ах, вот как… – холеное, породистое лицо осталось то ли равнодушным, то ли исполненным устоявшейся брезгливости ко всему и вся. – И что же вам понадобилось в моем королевстве, барон? Вас не предупреждали, что к незваным гостям здесь относятся… прохладно?
– У меня не было другого выхода, – сказал Сварог осторожно. – Нас прижали к вашей границе, и мы рискнули… – Он искал обороты поцветистее.
– В наши планы отнюдь не входило нанести оскорбление или бесчестье вашему славному королевству, равно как и его владыке, но, движимые необоримыми обстоятельствами… Позволено ли мне будет осведомиться о вашем благородном имени, если сие не противоречит этикету…
– Я – Фаларен. Первый – и последний. Король Хелльстада. Говорите проще. Пожалуй, я разрешу вам сесть, как-никак с вами дама, принцесса…
«Просек, сука», – мысленно охнул Сварог.
Глаза короля на миг стали сосредоточенно-отрешенными, потом он сделал небрежный жест, и Сварог, по наитию обернувшийся, узрел за спиной фиолетово-черное кресло, словно бы составлявшее одно целое с полом, – и за спинами его людей возникли такие же. Краешком глаза успел заметить, что лица у его орлов растерянные, болезненно исказившиеся, – на них обрушился тот же удар, и им пришлось еще хуже.
– Девчонка – ваша дочь? – спросил вдруг король.
– Племянница, – сказал Сварог.
И затаил дыхание. Но король преспокойно кивнул. «Все не так плохо, – подумал Сварог. – Есть шансы. Это человек, и Высшего Знания он не достиг, если не может читать мысли, если не может узнать имя, коли оно не названо…»
– Племянница, – кивнул король. – Значит, наследственное. И все остальные… Как вам удалось, обладая такими способностями, остаться незамеченными бандой этих летучих идиотов? Я имею в виду ларов.
– Мы старались этих способностей не проявлять, – сказал Сварог. – Места у нас захолустные, на них давно махнули рукой…
– Это похоже на ларов, – улыбнулся король одними губами. – Прежде всего, дорогие гости, хочу вас попросить не бросаться на меня с мечами и не палить из ваших примитивных хлопушек. У иных из вас это шальное желание саженными буквами начертано на лицах… Видите ли, я бессмертен… почти.
На мне заклятье, – сказал он, словно извиняясь. – Ни один из рожденных под этим солнцем не может причинить мне вреда. Охотно позволил бы вам развлечься, сколько душе угодно, встреться мы этак три тысячи лет назад.
Но меня давно уже не занимает людское бессилие против нашей персоны – исчезла всякая прелесть новизны… Или дать все же вашей очаровательной, упрямой девочке возможность убедиться? Я же вижу, как сжигает ее недоверие. Ко мне так редко попадают дети… Хорошо, наша персона будет милостива. Пожалуйста, детка.
Сварог не оборачивался, не видел даже, что бросила Мара. Зато видел, что из этого вышло: мелькнуло что-то темное, крутящееся и в тот же миг исчезло в тусклой вспышке перед самой грудью короля.
– Думаю, этого довольно? – вежливо спросил Фаларен. – Оставим эти скучные забавы и перейдем к более интересным вещам. Признаюсь, я пресыщен жизненными впечатлениями – по причине их удручающего однообразия. И, когда случается что-то любопытное, небывалое доселе, я терзаюсь любопытством, как самый обычный человек. Вы меня не на шутку заинтересовали, дорогой барон, и вы, господа и дамы. Хелльстад не может пожаловаться на забвенье.
Нас посещают не столь уж редко. Но все визитеры столь же удручающе однообразны. Большая их часть заявляется сюда в поисках кладов и приключений. Другие, их меньше, пытаются укрыться здесь от врагов, пересидеть погоню, наивно надеясь, что я оставлю их в покое, если они забьются куда-нибудь в уголок и затаятся, как мышки. Впрочем, порой я и оставляю их в покое, все зависит от настроения, друзья мои, с какой ноги встанешь, увлечен ты делом или празден… Но впервые за последние четыре тысячи лет – впервые! – здесь появилась компания, решительно не похожая на всех прежних гостей. Не кладоискатели, не беглецы, не ищущие уединения отшельники. Вы целеустремленно пересекаете Хелльстад на пути к своей, неведомой цели – мимоходом, словно лесную полянку или деревню при дороге.
На ладони в нелепой позе лежал крохотный трупик – в пятнистом буро-зеленом комбинезоне, голова закрыта капюшоном, на поясе виднеются какие-то черные чехлы, одна нога в высоком черном ботинке вывернута совсем уж неестественно. Ощутив смешанную с отвращением жалость, Сварог буркнул:
– Закопайте его. И седлайте коней.
"Всегда одно и то же, – зло подумают он, направляясь за своим седлом.
– Неразбериха, спешка, идиотские приказы – и нелепо гибнущие рядовые. Мир упорно не меняется…"
За курганами простиралась до горизонта унылая равнина, не обремененная ориентирами и красотами пейзажа. Мару с Шедарисом Сварог определил периодически поглядывать на небо и слушать в четыре уха. Сам он был откровенно мрачен – потому что единственный из всех представлял, что такое атака с воздуха, пусть и проведенная крохотными боевыми машинами.
Однако с воздуха сюрпризов не последовало, зато на земле началась сущая чертовщина. Когда конь шарахнулся, храпя, Сварог сначала зашарил взглядом по небу, и переключил его внимание лишь сдавленный вскрик Делии, вытянувшей вперед руку.
Там шагали ноги – не особенно и спеша, пересекая им путь. Две голые человеческие ноги, правая и левая, синюшно-белые, аккуратно отсеченные на всю длину, они целеустремленно, размеренно переступали по земле, и никакого туловища при них не наблюдалось. Сахарно белели аккуратно перерубленные кости, багровело мясо – никакого человека-невидимки, просто две отрубленные ноги, пустившиеся странствовать. Отряд моментально сбился в кучу, Мара неуверенно потянулась за пистолетом, Сварог яростно зашипел на нее, и все застыли в седлах, боясь дохнуть. Зрелище было столь дикое и неожиданное, что не нашлось никаких мыслей, даже панических, и это оцепенение передалось дрожащим всем телом лошадям.
Ноги спокойно удалились, топча и раздвигая сухо шуршащую траву. Их долго провожали взглядами, Шедарис зачарованно выругался оборотами, вовсе уж противоречившими этикету, но златовласая принцесса, не обратив внимания, сама вполголоса отпустила такое, что Сварог фыркнул. Она опомнилась, чуть покраснела:
– Дичаем, граф, право…
– Одичаешь здесь, – сердито сказал Сварог. Ноги размеренно мелькали вдалеке. – Поехали побыстрее…
Вскоре на берегу ручья, заросшего высоким камышом, они наткнулись на жирного, крайне деловитого енота. Енот примостился над медленной серой водой, обмывая желтый человеческий череп, старательно вертел его крохотными когтистыми лапками, окунал, вытаскивал и внимания на путников, проехавших в трех шагах, не обращал совершенно. У Сварога руки чесались влепить пулю в мохнатого полоскуна, просто так, от злости на непонятные, начавшиеся-таки поганенькие чудеса, но он крепился, и кавалькада проехала мимо, не задерживаясь. Сварог прикидывал направление, стараясь ни о чем не думать, так было легче. Но нехорошее предчувствие тупо ныло где-то под ложечкой.
И напоролись. Черные колышущиеся пятна вдруг стали возникать впереди, словно расплывались в прозрачной воде кляксы туши, сначала казалось, что они появляются хаотично, но вскоре обозначилась четко очерченная ими гигантская дуга, далеко протянувшаяся по равнине, замыкавшая всадников в полукольцо облавы, а пятна приняли форму громадных черных псов. До них было не так уж и далеко, они медленно надвигались, то и дело замирая, настороженно всматриваясь, прижав уши.
Сварогу не раз доводилось пугаться во время странствий по Харуму, но такой страх его еще не захлестывал. Основой было пронзительное осознание бессилия – полного и окончательного. Он помнил дьявольское проворство Акбара и понимал, что шанса нет ни малейшего. И все же взялся за топор.
Кони давно остановились, прикованные к месту заклинанием Сварога, – иначе понесли бы. Псы один за другим садились, вывалив розовые языки, они не грозили и не нападали – просто преграждали дорогу, и их было столько, что страх помаленьку истаивал, перевалив все мыслимые высшие точки и оттого притупившись. В жизни так случается. Когда страха слишком много, его просто не чувствуешь. И отчаянно хочется проснуться…
Отчаянно цепляясь за любую соломинку, Сварог повторял про себя: «Они не охотятся стаями. Не охотятся стаями». Он слышал это от кого-то.
Определенно. Еще на «Божьем любимчике». Хелльстадские псы, в отличие от обычных волков и диких собак, повадками схожи скорее с тиграми и медведями. У каждого своя территория, строжайше охраняемая. И коли уж они собрались вместе, то… Что?
То их натравили.
Он бросил взгляд вправо-влево. Его орлы держались достойно, на лицах читалась скорее обреченная решимость, чем страх. Шедарис даже оскалился не хуже псов.
Немая сцена затягивалась, и поведение гармов все больше убеждало, что дело тут нечисто. Ни один дикий зверь так себя не ведет. Он либо нападает, если превосходит числом или твердо надеется на победу, либо бежит – а в крайнем случае делает угрожающие выпады. А эти сидели, ни один не лег, не встал. Выполняли приказ… или ждали такового.
Сварог вздрогнул, услышав ненатурально спокойный голос Делии:
– А в самом деле, с чего мы взяли, что за нас так и не возьмутся всерьез?
«Старухина бечевка, – вспомнил он. – Но неизвестно, куда понесет ветром…» Косясь на псов, сказал сквозь зубы:
– Если здесь есть хозяин…
– Есть, – уверенно ответила Делия, глядя назад через его плечо. – Обернитесь. Если это не хозяин, я съем свою шляпу. И вашу тоже.
Сварог обернулся. Да, впечатляло.
С противоположной стороны на них надвигался замок, летевший над равниной на высоте человеческого роста. Он не походил ни на замки ларов, ни на земные фортеции – несколько соединенных крытыми галереями зданий с прильнувшими к ним круглыми башнями, темно-вишневые стены с выпуклым белым узором, черные крутые крыши, затейливые флюгера и горгульи цвета старого золота, стрельчатые окна, сплошь в радужных разноцветных витражах, изящные зубцы… Замок был прекрасен незнакомой, чужой красотой и казался выточенным из одного куска с недоступным человеческим рукам изящным мастерством. Невесомо плывущий над землей, он выглядел самой естественной деталью пейзажа, ничуть не казался нелепым или необычным. Замок был здешний, а они – чужими, со всем их изумлением и испугом. Никогда еще за все время пребывания в Хелльстаде Сварог не чувствовал так остро, что попал в совершенно чужой мир, живущий отдельно…
А в следующий миг, вспомнив о долге командира, четко произнес про себя все необходимые слова.
Что бы там ни таилось в замке, сам замок был именно таким, каким предстал взору. И вместе с тем… Сварог в который уж раз проклял убогость мага-недоучки, то бишь себя самого. Перед ним – далеко не впервые – оказалась некая загадка, чьей сути он не понимал. Словно бы и нет здесь ни зла, ни добра, а замок – не просто замок. И это все, что оказалось доступным «внутреннему взору», точнее не выразишь по невежеству своему в высокой магии…
Замок остановился, опустился наземь. Высокая дверь (определенно парадный вход) вдруг медленно и плавно откинулась, словно подъемный мост, на ее внутренней стороне обнаружились ступени. Приглашение было самое недвусмысленное, и все же они, как легко догадаться, медлили. Приходи, красотка, в гости, мухе говорил паук… Тогда за спиной раздалось короткое могучее рычанье, словно гром тяжело ворохнулся в безоблачном небе, псы придвинулись разом и садиться уже не стали, замерли, растопырив передние лапы, угрожающе склонив головы.
Сварог первым слез с коня, угрюмо бросил:
– Пошли? На замок людоеда что-то не похоже…
– На замок примитивного людоеда, – тихо повторил вслух Леверлин его невысказанную мысль. – Людоед с чувством прекрасного, сдается мне, еще опаснее…
Бони решительно взвалил на плечо пулемет. Сварог покосился с большим сомнением, покачал головой, но промолчал. И пошел впереди, как и надлежит отцу-командиру, громко насвистывая «Пляску смерти», песенку невеселую, но все же не относившуюся к похоронным маршам: «Гроб на лафет, он ушел в лихой поход…»
Поднявшись по широким ступеням, они оказались в длинном высоком коридоре, сечением напоминавшем перевернутый колокол. Стены были темно-розовые с белыми прихотливыми прожилками, на равном расстоянии горели неярким золотистым свечением ажурные шары, словно бы висевшие в воздухе у стен, едва касаясь камня, выглядевшего монолитным и, вот чудо, теплым. Чтобы проверить это странное, неотвязное впечатление, Сварог воровато провел ладонью по ближайшему плавному изгибу. Ненамного, но теплее все же, чем обычный камень, и словно бы отталкивает ладонь, самую чуточку, едва заметно.
Впереди показалось что-то, летящее навстречу. Птица. Золотая, украшенная дивной чеканкой, сверкавшая радугой самоцветов. Распахнув неподвижные крылья-веера, она подлетела, замерла в воздухе, отвесила церемонный поклон (едва слышно, мелодично звякнули золотые чешуйки на шее, колыхнулись над головой огромные рубины на тоненьких стебельках), развернулась на месте вокруг невидимой оси и очень медленно поплыла назад, в глубь коридора, распространяя тонкий, как весенняя капель, звон.
Все молча направились следом. Высокие коридоры, широкие лестницы, залы, колонны – зеленые с черным, густо-алые с синим, фиолетовые с пурпурными прожилками, золотистые с черными нитями, полупрозрачно-лимонные с таинственным переплетением темных прожилков внутри. Повсюду этот странный камень, менявший цвета, оттенки и сочетания красок, как личины, чересчур красивый, чтобы опошлять его роскошными украшениями. Только однажды Сварог увидел в нише невысокое золотое деревце тончайшей работы, а в другом месте – коня из темного камня, выглядевшего страшно древним, вытесанного грубовато, примитивно, но казавшегося идеально завершенным, так что еще один, слабехонький удар резца бесповоротно испортил бы скульптуру. Под ногами не было ковров, но шаги отдавались глуховато, словно прихотливые узоры каменного пола, похожие то на письмена, то на древние географические карты, поглощали звуки.
Неожиданно за очередным поворотом открылась высокая стрельчатая арка, а за ней – огромный зал в розовато-лиловых тонах с алыми и черными прожилками. В обрамленных полуколоннами нишах стояли черные сундуки, все в золотом узоре с неизбежными самоцветами, а сводчатый потолок усыпан красными каменьями, словно бы повторявшими созвездия ночного неба неизвестной планеты.
У стены, на троне, будто вырезанном из цельной глыбы янтаря, сидел человек в пурпурной мантии и ажурной митре цвета серебра. Птица, пролетев над его головой, опустилась на спинку трона меж двух прозрачно-золотистых шаров, застыла. Сварог весь подобрался, удивляясь, как много можно ухватить взглядом в минуту опасности.
Слева от трона – странное сооружение, больше всего напоминающее груду черных и фиолетовых шаров, отчего-то не рассыпавшихся согласно закону всемирного тяготения, а слипшихся подобно виноградной грозди, только высотой в три человеческих роста. Совершенно не гармонирует со всем остальным – и, коли уж присутствует, надо полагать, вещь в обиходе необходимая.
Справа от трона – двое в богатой одежде незнакомого фасона, один помоложе, другой постарше. Смотрят не без интереса. Меж троном и стеной – две лежащие пантеры из черного металла.
Человек на троне шевельнулся, лениво и плавно переменил позу – и пурпурная мантия на миг вспыхнула радужными переливами. Его митра, Сварог хорошо рассмотрел, состояла из множества серебряных сосновых шишек, сплетенных в нехитрые узоры. Работа тончайшая, каждая чешуйка видна, шишки словно бы удерживает вместе не искусство мастера, а волшебная сила.
Скверно. По легендам, короны из сосновых шишек носят горные тролли, точнее, их короли, личности насквозь злокозненные и человеку враждебные изначально. Правда, и горные тролли, и их короли проходят по разряду совершеннейшей небывальщины, но мы в Хелльстаде, господа, мы в Хелльстаде…
И Сварог вежливо наклонился по всем правилам придворного этикета, прижав ладони к груди (для чего пришлось, чтобы освободить руки, засунуть топор за пояс). Их разделяло шагов двадцать. Он хотел было подойти ближе, но один из стоявших у трона остановил его, чуть заметно пошевелив ладонью.
Что-то обрушилось на него невидимой лавиной. Беззвучный удар оказался так силен, что Сварог не сразу и распознал его природу. Прошло несколько долгих, мучительных секунд, раздиравших разум и душу неописуемой людскими словами болью, прежде чем он понял: это зауряднейшее Заклятье Ключа, это маг прощупывает мысли. Как и вся здешняя магия, на Сварога заклятье не подействовало – но все равно, удар был невероятно могуч. Сварог сам было попытался определить, кто перед ним. После такой плюхи он словно бы полуослеп и наполовину оглох в магическом смысле, умение-то было не принесенное с собой, а полученное здесь и оттого здешним воздействиям вполне подверженное…
И все же он, словно через мутное стекло, разглядел, что человек в короне горных троллей ничего общего с нечистой силой не имеет.
Человек на троне удивленно поднял левую бровь:
– Недурно для мира, где колдовство забыто и задушено… Или вы из Керуани?
– Я из Готара, – взвешивая каждое слово, ответил Сварог. – Я – барон Готар. И представления не имею, где такое место – Керуани…
– Где это – Готар?
– В Пограничье, ваше величество, – ответил за Сварога придворный постарше.
– Ах, вот как… – холеное, породистое лицо осталось то ли равнодушным, то ли исполненным устоявшейся брезгливости ко всему и вся. – И что же вам понадобилось в моем королевстве, барон? Вас не предупреждали, что к незваным гостям здесь относятся… прохладно?
– У меня не было другого выхода, – сказал Сварог осторожно. – Нас прижали к вашей границе, и мы рискнули… – Он искал обороты поцветистее.
– В наши планы отнюдь не входило нанести оскорбление или бесчестье вашему славному королевству, равно как и его владыке, но, движимые необоримыми обстоятельствами… Позволено ли мне будет осведомиться о вашем благородном имени, если сие не противоречит этикету…
– Я – Фаларен. Первый – и последний. Король Хелльстада. Говорите проще. Пожалуй, я разрешу вам сесть, как-никак с вами дама, принцесса…
«Просек, сука», – мысленно охнул Сварог.
Глаза короля на миг стали сосредоточенно-отрешенными, потом он сделал небрежный жест, и Сварог, по наитию обернувшийся, узрел за спиной фиолетово-черное кресло, словно бы составлявшее одно целое с полом, – и за спинами его людей возникли такие же. Краешком глаза успел заметить, что лица у его орлов растерянные, болезненно исказившиеся, – на них обрушился тот же удар, и им пришлось еще хуже.
– Девчонка – ваша дочь? – спросил вдруг король.
– Племянница, – сказал Сварог.
И затаил дыхание. Но король преспокойно кивнул. «Все не так плохо, – подумал Сварог. – Есть шансы. Это человек, и Высшего Знания он не достиг, если не может читать мысли, если не может узнать имя, коли оно не названо…»
– Племянница, – кивнул король. – Значит, наследственное. И все остальные… Как вам удалось, обладая такими способностями, остаться незамеченными бандой этих летучих идиотов? Я имею в виду ларов.
– Мы старались этих способностей не проявлять, – сказал Сварог. – Места у нас захолустные, на них давно махнули рукой…
– Это похоже на ларов, – улыбнулся король одними губами. – Прежде всего, дорогие гости, хочу вас попросить не бросаться на меня с мечами и не палить из ваших примитивных хлопушек. У иных из вас это шальное желание саженными буквами начертано на лицах… Видите ли, я бессмертен… почти.
На мне заклятье, – сказал он, словно извиняясь. – Ни один из рожденных под этим солнцем не может причинить мне вреда. Охотно позволил бы вам развлечься, сколько душе угодно, встреться мы этак три тысячи лет назад.
Но меня давно уже не занимает людское бессилие против нашей персоны – исчезла всякая прелесть новизны… Или дать все же вашей очаровательной, упрямой девочке возможность убедиться? Я же вижу, как сжигает ее недоверие. Ко мне так редко попадают дети… Хорошо, наша персона будет милостива. Пожалуйста, детка.
Сварог не оборачивался, не видел даже, что бросила Мара. Зато видел, что из этого вышло: мелькнуло что-то темное, крутящееся и в тот же миг исчезло в тусклой вспышке перед самой грудью короля.
– Думаю, этого довольно? – вежливо спросил Фаларен. – Оставим эти скучные забавы и перейдем к более интересным вещам. Признаюсь, я пресыщен жизненными впечатлениями – по причине их удручающего однообразия. И, когда случается что-то любопытное, небывалое доселе, я терзаюсь любопытством, как самый обычный человек. Вы меня не на шутку заинтересовали, дорогой барон, и вы, господа и дамы. Хелльстад не может пожаловаться на забвенье.
Нас посещают не столь уж редко. Но все визитеры столь же удручающе однообразны. Большая их часть заявляется сюда в поисках кладов и приключений. Другие, их меньше, пытаются укрыться здесь от врагов, пересидеть погоню, наивно надеясь, что я оставлю их в покое, если они забьются куда-нибудь в уголок и затаятся, как мышки. Впрочем, порой я и оставляю их в покое, все зависит от настроения, друзья мои, с какой ноги встанешь, увлечен ты делом или празден… Но впервые за последние четыре тысячи лет – впервые! – здесь появилась компания, решительно не похожая на всех прежних гостей. Не кладоискатели, не беглецы, не ищущие уединения отшельники. Вы целеустремленно пересекаете Хелльстад на пути к своей, неведомой цели – мимоходом, словно лесную полянку или деревню при дороге.