Страница:
Ну вот. А зарезала его из-за кошелька в одном поганом городишке местная шлюха, на которой, прошу прощения у принцессы, верхом ездили по-всякому. И если она была не животное, то я – университетский профессор мудрой науки астрономии…
– Улавливаешь суть, – благосклонно кивнула старуха. – Я-то решила сперва, что ты чурбан чурбаном – а у тебя, гляди-ка, проблески…
– Говорят, правда, что высказанное на людях предсказание не сбывается…
– Когда как. И смотря где. И смотря с кем.
Леверлин кивнул:
– Написано об этом много…
– И, как у вас, книжных людей, водится, все солидные авторы друг другу противоречат? – спросил Сварог.
Леверлин развел руками:
– Есть такое обыкновение у авторитетов… Так что твой мост – не обязательно натуральный мост, соединяющий берега реки. Это может оказаться и улочка, звавшаяся в незапамятные времена Мостом Кожевников, и деревня, и какое-нибудь урочище с местным прозваньем Чертов Мост…
– Как хотите, а к доске для шакра-чатуранджа я и близко не подойду, – заявила тетка Чари.
Шедарис положил ей руку на колено:
– А я постараюсь остановиться подальше от генеральских чинов – даже не на полковнике для пущей надежности…
Паколет жалобно воззвал:
– Объясните вы мне, где много съедобного мяса без костей!
– Да на кухне, – сказал Шедарис. – У особы познатнее, где мясо отборное…
– Не пойдет, – хмыкнула Мара. – Любой знатный человек ест и рыбу, и птицу, так что кости все равно будут…
– Бабка не говорит, что там совсем нет костей, – сказал Шедарис. – Она говорит, что мяса без костей там много. Точно, кухня. Может, даже дворцовая. А тебе бы я посоветовал: как только встретишь человека с солнцем в гербе – в геральдике частенько встречается, – на всякий случай приканчивай его первой или уж гляди в оба. Да, и у Горрота солнце на флаге, черное, правда…
– Учту, – сказала Мара. – Ну-ка, руку убери!
– Да я так… – буркнул Шедарис, но руку убрал с рукоятки пистолета.
– Что вы там? – вскинулся Сварог.
– Есть такое поверье, – старуха безмятежно скрестила руки на груди. – Мол, если убить колдунью, предсказанное и не сбудется. Только это опять-таки – смотря чем убивать, когда как… Спасибо, деточка.
– Не за что, – сказала Мара. – Я не из доброты душевной. Просто отчего-то чувствую, что ничего у него не вышло бы.
– Это точно, – многозначительно кивнула старуха.
Шедарис уставился в пол, бормоча:
– Да болтают, понимаете ли…
– Капрал! – грозно сказал Сварог. – Я тебя, мать твою…
– Скажи деточке спасибо, что остался жив, – без всякой злобы сказала капралу старуха. – Не сердитесь на него, граф, дело житейское. Научится когда-нибудь прежде думать, а уж потом хвататься за оружие… Между прочим, светает.
– Нет, у меня ты генералом точно не станешь, – пообещал Шедарису Сварог и встал. – Собирайтесь. – Когда все направились к двери, обернулся к старухе. – Вам, может, деньги нужны?
– Вы ж мне уже дали, – усмехнулась старуха. – Прощайте, граф. Я, право слово, хотела как лучше. Всегда полезно предупредить, хоть предостережение и видится туманным… Как смогла. А там, впереди, вас и в самом деле ждали.
«Когда ж это я давал ей деньги?» – подумал Сварог. И понял вдруг.
– Готов спорить, если мы вдруг вернемся, дома уже не найдем на этом месте? – спросил он.
Старуха медленно кивнула. Глаза у нее были зеленые. Цвета весенней яркой листвы. Сварог ощутил не страх, а легкое стеснение, не представляя, что еще сказать и как держаться. Он торопливо поклонился, вышел и в два прыжка сбежал по ступенькам, услышав настигший его, словно бы ставший бесплотным и удивительно напоминавший шум крон под ветерком молодой девичий голос:
– Не все, что в лесу, нравится лесу…
Он прыгнул в седло, крутнул плеткой в воздухе, давая сигнал выезжать со двора. Небо из неуловимо-серого становилось неуловимо-синим, мир словно рождался заново, стоял тот волшебный миг рассвета, когда нет ни мрака, ни света, ни ночи, ни дня, но любоваться этой красотой было некогда. Еще и оттого, что непонятное обычным людям и неописуемое обычными словами неудобство в спине, ощущение тяжелого взгляда в затылок прямо-таки вопило:
Арталетта уже в седле…
Подметив, что Шедарис с помощью довольно неуклюжих маневров остался, в арьергарде, а рядом с ним держится Бони, Сварог бросил Маре повод своего заводного коня, подскакал к обоим заговорщикам и сказал:
– Значит, улучить момент, вернуться тихонько… А?
– Так ведь не нами придумано, что если прикончить такую вот вещунью… – мрачно сказал капрал.
Бони решительно кивнул:
– Меня старики учили, как делать…
– Соколик ты мой, а про Лесную Деву тебе твои старики ничего не говорили? – спросил Сварог. – Ну-ка, рысью марш, герои!
Вскоре впереди открылась большая ложбина. По ее дну струился быстрый ручей, а подъем и спуск оказались довольно крутыми, коням поневоле пришлось перейти на шаг. Сам Сварог именно здесь и устроил бы засаду.
Стороной не объедешь – чащоба. Он пропустил всех вперед, огляделся. Никто, конечно, не увидел того, что открылось ему – а он видел словно бы черные клочья дыма, все еще реявшие меж желтыми стволами сосен на фоне росной паутины, над изящными листьями папоротника. Здесь их поджидало Зло, ушедшее с рассветом. Не следовало терять времени, однако он все же спрыгнул с коня, сделал несколько кругов, пригибаясь к самой земле. И в одном месте, где не росла трава, отыскал-таки на влажной песчаной почве смазанный четырехпалый след, напоминавший птичий, только огромный. И сразу вспомнил Ямурлак, мертвого верхового ящера с нелепо задранной четырехпалой лапой – похожа… Открытие оказалось бесполезным – все равно никто, даже Гаудин и Карах, не знали, что это за твари, откуда берутся, зачем приходят и куда уходят потом…
Стоя рядом с камнем, он напряг слух. Сквозь ставший оглушительным птичий гомон где-то далеко, на пределе восприятия, пробивался глухой ритмичный перестук копыт – кони шли полным карьером.
Он вскочил в седло. Достал кожаный мешочек и покопался в нем двумя пальцами. Наследство бабки-гусятницы оказалось не столь уж и большим – колдуны передают свои знания всерьез, только лежа при смерти, а если сложится иначе, тебе достанется пара подручных мелочей… Очень полезных, правда, в дороге. Там лежал маленький клубок желтых ниток, две красные ленты, одна синяя, большой моток бечевки и грубо вырезанный из черного камлота силуэт – так рисуют дети, то ли собака, то ли волк, ясно лишь, что это не корова и не крокодил. К камлоту был плотно приметан белыми нитками волчий зуб.
Ленты не годились – Сварог не нашел бы в душе сил ни поджечь этот лес, ни затопить его водой. Он взял за хвост волка, швырнул через правое плечо левой рукой. Что бы там ни завладело Арталеттой и ее людьми, под ними самые обычные кони, все прекрасно получится…
Он негромко произнес, как учила старуха:
– Дует ветер от Камня Блуйгне, от Крепости Королей, несет ветер жизнь неживому, острые зубья к зубу, пламя глаз и шерсть черного цвета, цвета смерти и печали, чтоб сверкнули клыки, как семью семь печалей, и вонзились, как тридцать три тоски, чтобы сверкнули глаза, как семью семь невзгод…
И подхлестнул коня. Конь отчаянными скачками взобрался на песчаный склон. Сварог оглянулся и успел еще увидеть, как из папоротника поднимается черная спина громадного волка. И подумал, что заклятье, должно быть, ужасно древнее, сочинено в забытые эпохи, когда цветом смерти и печалей не считался еще белый…
Кавалькаду он догнал быстро. Все внимательно слушали Делию, а она рассказывала:
– …и когда королю предсказали, что он будет поражен на балу ударом в сердце, сам он лишь посмеялся, потому что был совершенно бесстрашным человеком. Но начальник тайной полиции обязан относиться серьезно решительно ко всему, когда речь заходит о жизни монарха. Начался бал, где ликторов в маскарадных костюмах было едва ли не больше, чем гостей. Короля опекали искусно и неустанно, не отступая ни на шаг, отчего то и дело происходили разные мелкие недоразумения. Бал близился к концу, а злоумышленник все не появлялся. И тут вошел курьер с письмом. Любимый и единственный сын короля погиб на попавшем в шторм корабле. Король рухнул, как подкошенный, и в ту же ночь скончался…
– Это сказка? – спросил Сварог.
– Это правда, – ответила Делия. – По крайней мере, именно так хронист описывает конец династии демурских Рогесов…
Потом Шедарис вспомнил про одного своего дружка из Вольных Топоров, которому было предсказано, что смерть он примет от кошки. К пророчеству дружок отнесся с величайшей серьезностью, ни за что не останавливался в доме, где были кошки, более того, со временем пошел дальше, стараясь прикончить любую мурлыку, имевшую несчастье попасться ему на глаза, за что в конце концов заработал среди своих прозвище Кошкодав. Несмотря на все предосторожности. Кошкодаву все же случилось раньше срока отбыть из нашего мира, когда во время пустячной стычки в крохотном городишке на голову ему рухнула тяжеленная вывеска трактира «Синяя кошка»…
Капрал склонен был считать, что от судьбы не уйдешь (правда, больше всего его удручало, что сделанное ему предсказание лишено всякой конкретности), Леверлин придерживался иной точки зрения, и они долго забрасывали друг друга соответствующими примерами из жизни и из книг, но так и остались каждый при своем убеждении. Мара непочтительно оборвала ученый спор, заявив обоим, что они, по крайней мере, точно знают теперь, какой образ действий следует избрать, чтобы побыстрее покончить счеты с жизнью, буде потеряют к таковой охоту – одному следует быстренько дослужиться до генерала, а другому – сутки напролет слушать нежные песни, каковые его непременно доконают…
– Улавливаешь суть, – благосклонно кивнула старуха. – Я-то решила сперва, что ты чурбан чурбаном – а у тебя, гляди-ка, проблески…
– Говорят, правда, что высказанное на людях предсказание не сбывается…
– Когда как. И смотря где. И смотря с кем.
Леверлин кивнул:
– Написано об этом много…
– И, как у вас, книжных людей, водится, все солидные авторы друг другу противоречат? – спросил Сварог.
Леверлин развел руками:
– Есть такое обыкновение у авторитетов… Так что твой мост – не обязательно натуральный мост, соединяющий берега реки. Это может оказаться и улочка, звавшаяся в незапамятные времена Мостом Кожевников, и деревня, и какое-нибудь урочище с местным прозваньем Чертов Мост…
– Как хотите, а к доске для шакра-чатуранджа я и близко не подойду, – заявила тетка Чари.
Шедарис положил ей руку на колено:
– А я постараюсь остановиться подальше от генеральских чинов – даже не на полковнике для пущей надежности…
Паколет жалобно воззвал:
– Объясните вы мне, где много съедобного мяса без костей!
– Да на кухне, – сказал Шедарис. – У особы познатнее, где мясо отборное…
– Не пойдет, – хмыкнула Мара. – Любой знатный человек ест и рыбу, и птицу, так что кости все равно будут…
– Бабка не говорит, что там совсем нет костей, – сказал Шедарис. – Она говорит, что мяса без костей там много. Точно, кухня. Может, даже дворцовая. А тебе бы я посоветовал: как только встретишь человека с солнцем в гербе – в геральдике частенько встречается, – на всякий случай приканчивай его первой или уж гляди в оба. Да, и у Горрота солнце на флаге, черное, правда…
– Учту, – сказала Мара. – Ну-ка, руку убери!
– Да я так… – буркнул Шедарис, но руку убрал с рукоятки пистолета.
– Что вы там? – вскинулся Сварог.
– Есть такое поверье, – старуха безмятежно скрестила руки на груди. – Мол, если убить колдунью, предсказанное и не сбудется. Только это опять-таки – смотря чем убивать, когда как… Спасибо, деточка.
– Не за что, – сказала Мара. – Я не из доброты душевной. Просто отчего-то чувствую, что ничего у него не вышло бы.
– Это точно, – многозначительно кивнула старуха.
Шедарис уставился в пол, бормоча:
– Да болтают, понимаете ли…
– Капрал! – грозно сказал Сварог. – Я тебя, мать твою…
– Скажи деточке спасибо, что остался жив, – без всякой злобы сказала капралу старуха. – Не сердитесь на него, граф, дело житейское. Научится когда-нибудь прежде думать, а уж потом хвататься за оружие… Между прочим, светает.
– Нет, у меня ты генералом точно не станешь, – пообещал Шедарису Сварог и встал. – Собирайтесь. – Когда все направились к двери, обернулся к старухе. – Вам, может, деньги нужны?
– Вы ж мне уже дали, – усмехнулась старуха. – Прощайте, граф. Я, право слово, хотела как лучше. Всегда полезно предупредить, хоть предостережение и видится туманным… Как смогла. А там, впереди, вас и в самом деле ждали.
«Когда ж это я давал ей деньги?» – подумал Сварог. И понял вдруг.
– Готов спорить, если мы вдруг вернемся, дома уже не найдем на этом месте? – спросил он.
Старуха медленно кивнула. Глаза у нее были зеленые. Цвета весенней яркой листвы. Сварог ощутил не страх, а легкое стеснение, не представляя, что еще сказать и как держаться. Он торопливо поклонился, вышел и в два прыжка сбежал по ступенькам, услышав настигший его, словно бы ставший бесплотным и удивительно напоминавший шум крон под ветерком молодой девичий голос:
– Не все, что в лесу, нравится лесу…
Он прыгнул в седло, крутнул плеткой в воздухе, давая сигнал выезжать со двора. Небо из неуловимо-серого становилось неуловимо-синим, мир словно рождался заново, стоял тот волшебный миг рассвета, когда нет ни мрака, ни света, ни ночи, ни дня, но любоваться этой красотой было некогда. Еще и оттого, что непонятное обычным людям и неописуемое обычными словами неудобство в спине, ощущение тяжелого взгляда в затылок прямо-таки вопило:
Арталетта уже в седле…
Подметив, что Шедарис с помощью довольно неуклюжих маневров остался, в арьергарде, а рядом с ним держится Бони, Сварог бросил Маре повод своего заводного коня, подскакал к обоим заговорщикам и сказал:
– Значит, улучить момент, вернуться тихонько… А?
– Так ведь не нами придумано, что если прикончить такую вот вещунью… – мрачно сказал капрал.
Бони решительно кивнул:
– Меня старики учили, как делать…
– Соколик ты мой, а про Лесную Деву тебе твои старики ничего не говорили? – спросил Сварог. – Ну-ка, рысью марш, герои!
Вскоре впереди открылась большая ложбина. По ее дну струился быстрый ручей, а подъем и спуск оказались довольно крутыми, коням поневоле пришлось перейти на шаг. Сам Сварог именно здесь и устроил бы засаду.
Стороной не объедешь – чащоба. Он пропустил всех вперед, огляделся. Никто, конечно, не увидел того, что открылось ему – а он видел словно бы черные клочья дыма, все еще реявшие меж желтыми стволами сосен на фоне росной паутины, над изящными листьями папоротника. Здесь их поджидало Зло, ушедшее с рассветом. Не следовало терять времени, однако он все же спрыгнул с коня, сделал несколько кругов, пригибаясь к самой земле. И в одном месте, где не росла трава, отыскал-таки на влажной песчаной почве смазанный четырехпалый след, напоминавший птичий, только огромный. И сразу вспомнил Ямурлак, мертвого верхового ящера с нелепо задранной четырехпалой лапой – похожа… Открытие оказалось бесполезным – все равно никто, даже Гаудин и Карах, не знали, что это за твари, откуда берутся, зачем приходят и куда уходят потом…
Стоя рядом с камнем, он напряг слух. Сквозь ставший оглушительным птичий гомон где-то далеко, на пределе восприятия, пробивался глухой ритмичный перестук копыт – кони шли полным карьером.
Он вскочил в седло. Достал кожаный мешочек и покопался в нем двумя пальцами. Наследство бабки-гусятницы оказалось не столь уж и большим – колдуны передают свои знания всерьез, только лежа при смерти, а если сложится иначе, тебе достанется пара подручных мелочей… Очень полезных, правда, в дороге. Там лежал маленький клубок желтых ниток, две красные ленты, одна синяя, большой моток бечевки и грубо вырезанный из черного камлота силуэт – так рисуют дети, то ли собака, то ли волк, ясно лишь, что это не корова и не крокодил. К камлоту был плотно приметан белыми нитками волчий зуб.
Ленты не годились – Сварог не нашел бы в душе сил ни поджечь этот лес, ни затопить его водой. Он взял за хвост волка, швырнул через правое плечо левой рукой. Что бы там ни завладело Арталеттой и ее людьми, под ними самые обычные кони, все прекрасно получится…
Он негромко произнес, как учила старуха:
– Дует ветер от Камня Блуйгне, от Крепости Королей, несет ветер жизнь неживому, острые зубья к зубу, пламя глаз и шерсть черного цвета, цвета смерти и печали, чтоб сверкнули клыки, как семью семь печалей, и вонзились, как тридцать три тоски, чтобы сверкнули глаза, как семью семь невзгод…
И подхлестнул коня. Конь отчаянными скачками взобрался на песчаный склон. Сварог оглянулся и успел еще увидеть, как из папоротника поднимается черная спина громадного волка. И подумал, что заклятье, должно быть, ужасно древнее, сочинено в забытые эпохи, когда цветом смерти и печалей не считался еще белый…
Кавалькаду он догнал быстро. Все внимательно слушали Делию, а она рассказывала:
– …и когда королю предсказали, что он будет поражен на балу ударом в сердце, сам он лишь посмеялся, потому что был совершенно бесстрашным человеком. Но начальник тайной полиции обязан относиться серьезно решительно ко всему, когда речь заходит о жизни монарха. Начался бал, где ликторов в маскарадных костюмах было едва ли не больше, чем гостей. Короля опекали искусно и неустанно, не отступая ни на шаг, отчего то и дело происходили разные мелкие недоразумения. Бал близился к концу, а злоумышленник все не появлялся. И тут вошел курьер с письмом. Любимый и единственный сын короля погиб на попавшем в шторм корабле. Король рухнул, как подкошенный, и в ту же ночь скончался…
– Это сказка? – спросил Сварог.
– Это правда, – ответила Делия. – По крайней мере, именно так хронист описывает конец династии демурских Рогесов…
Потом Шедарис вспомнил про одного своего дружка из Вольных Топоров, которому было предсказано, что смерть он примет от кошки. К пророчеству дружок отнесся с величайшей серьезностью, ни за что не останавливался в доме, где были кошки, более того, со временем пошел дальше, стараясь прикончить любую мурлыку, имевшую несчастье попасться ему на глаза, за что в конце концов заработал среди своих прозвище Кошкодав. Несмотря на все предосторожности. Кошкодаву все же случилось раньше срока отбыть из нашего мира, когда во время пустячной стычки в крохотном городишке на голову ему рухнула тяжеленная вывеска трактира «Синяя кошка»…
Капрал склонен был считать, что от судьбы не уйдешь (правда, больше всего его удручало, что сделанное ему предсказание лишено всякой конкретности), Леверлин придерживался иной точки зрения, и они долго забрасывали друг друга соответствующими примерами из жизни и из книг, но так и остались каждый при своем убеждении. Мара непочтительно оборвала ученый спор, заявив обоим, что они, по крайней мере, точно знают теперь, какой образ действий следует избрать, чтобы побыстрее покончить счеты с жизнью, буде потеряют к таковой охоту – одному следует быстренько дослужиться до генерала, а другому – сутки напролет слушать нежные песни, каковые его непременно доконают…
Глава 6
С КОМФОРТОМ И УЮТОМ
Никто и не догадался бы, что они вышли к Хелльстаду, если бы не остатки древних пограничных знаков и укреплений. Несколько тысяч лет назад, в смутную и до сих пор загадочную эпоху забытых потрясений, уже после Шторма, когда лары ушли за облака, а на земле царил сущий хаос, от Хелльстада ждали ужасных нашествий невиданных чудищ. И тогдашние правители пытались обезопасить свои рубежи, как умели. Вдоль границы сооружали засеки на много лиг в глубину, рыли грандиозные рвы, возводили длинные стены, магические кромлехи, часовни, сажали завороженные деревья, посвященные забытому ныне лесному богу Даргасу, даже натягивали серебряные цепи и устраивали целые поля серебряных колокольчиков, звеневших при малейшем ветерке. Время шло, никаких нашествий не происходило (хотя слухов о вышедшей из Хелльстада одиночной нечисти хватало, и вряд ли все они были сказками), и понемногу успокоившиеся короли переходили к более насущным делам вроде войн с соседями и усмирению то бунтующих крестьян, то разгулявшихся баронов. Рвы и часовни пришли в запустение, засеки сгнили и сгинули без следа. А серебро частью разворовали, частью успели вернуть в казну.
Остатки такого рва они сейчас и увидели – заросшую травой канаву с оплывшими краями, уардов в полсотни шириной и глубиной в локоть, не более.
Слева возвышался покосившийся менгир со стершимися остатками то ли надписи, то ли магического рисунка-оберега, а рядом – наполовину вросшие в землю плиты рухнувшего строения, заросшие зеленым лишайником. Канава тянулась в обе стороны, насколько хватало взгляда. А по другую сторону – те же сосны, те же тисы, плавно поднимавшаяся вверх долина, а за ней – поросшие лесом округлые холмы и голые скалы. Пейзаж, где демонического и зловещего было не более, нежели в канцелярии равенского департамента освещения улиц.
Сварог оглянулся на спутников. Их лица не выражали ни особой бравады, ни особого страха – просто все тягостно напряглись в ожидании неизвестных опасностей. Кто знает, кому было неуютнее: им, ногой туда не ступавшим, но с детства привыкшим считать Хелльстад воплощением зла, или Сварогу, убравшемуся оттуда живым, но едва не наделавшему в штаны при общении с глорхом. Одна Мара, получившая чуточку иное воспитание, во всем блеске не ведавшей смерти юной беззаботности нетерпеливо теребила поводья.
Медлить далее было глупо, назад все равно не повернуть, и Сварог первым тронул коня, бросив:
– Ну, с богом, что ли…
Пересек ров. И ничего не произошло. Он даже засомневался в глубине души, что перешел границу. Но сомнения тут же рассеялись, стоило мимоходом глянуть на кроны сосен. По обе стороны рва росли могучие сосны – и тени от них падали навстречу друг другу. Оглядевшись внимательнее, Сварог с неприятным холодком под сердцем обнаружил, что его собственная тень протянулась навстречу тени Мары, первой двинувшейся за ним. Он смотрел во все глаза – но прозевал неуловимый миг, когда тень юной всадницы изменила направление на сто восемьдесят градусов, протянувшись к солнцу, светившему Маре в спину.
– Видел тени? – спросила Мара, подъехав.
– Видел, – угрюмо сказал Сварог.
Остальные тоже все видели, но ехали, словно ничего не произошло.
– Куда теперь? – совсем буднично спросил Шедарис, когда они на пару ферлонгов[41] углубились в таинственные земли.
Сварог огляделся, прикинул направление по солнцу и махнул в сторону скал:
– Туда, пожалуй…
– Может, сначала подеремся? – спросила Мара.
– С кем это?
– А вон с теми назойливыми мипами.
Сварог оглянулся, зло сказал сквозь зубы:
– Ну, это меня уже достало…
По другую сторону рва стояла тесно сбившаяся кучка всадников, человек двадцать. Половина – в форме синих мушкетеров, которую Сварог начинал уже тихо ненавидеть, половина в зеленых с желтым шитьем мундирах пограничных егерей. Почти все они были без шляп – несомненно, часть большего отряда, отполовиненного пусть недолговечным, но свирепым и тяжелым в общении колдуньиным волком. Колдовство бабки-гусятницы дало сбой – они все должны были остаться в той ложбине с порванными глотками или, по крайней мере, лишиться всех лошадей. А они прошли. Причина, скорее всего, в Арталетте – в том, что за ней стоит…
Арталетта стояла впереди, у самого рва, яростно жестикулируя, взмахивая плеткой, но не похоже было, что ее пылкие речи и строгие приказы двигаться вперед находят горячий отклик в массах. Со стороны противника последовало несколько выстрелов, вслед за чем на границе вспыхнули ослепительно огненные шарики и тут же погасли. Свиста пуль беглецы так и не услышали – Хелльстад, судя по всему, умел защищаться от направленного извне хамства. Сварог кивнул Маре. Она выхватила пистолет и наугад выпалила. Еще один огонек полыхнул и погас точнехонько на границе.
Дискуссия в рядах преследователей достигла финала – Арталетта вытянула коня плеткой, в три прыжка миновала ров и, не сбавляя аллюра, понеслась по владениям Хелльстада.
– С-стерва… – сказал Сварог не без уважения.
Следом за ней неслись человек восемь. Два мушкетера, остальные – егеря. Оставшиеся у рва повернули коней, целеустремленно припустили в лес.
– Ну, пора кончать с этими догоняшками, – сказал Сварог. – Сколько можно?
Бони кивнул, слез с седла, отвязал пулемет, лег и по-крестьянски обстоятельно стал выбирать удобную позицию, елозя животом по земле, вытягивая шею и всматриваясь.
– Граф! – умоляюще воскликнула Делия.
– Я понял, – мрачно сказал Сварог. – Что ж, я не добрый, мне просто нужно разобраться… Эту бешеную девку брать живой, понятно? Чтоб ни волоска с ее головы… Держите коней!
Он спрыгнул на землю, вынул топор из петли. Всадники Арталетты неслись вскачь – вопреки всем законам тактики, решительно запрещавшей кавалерии атаковать вверх по склону. Должно быть, их тоже допекло, и они хотели побыстрее со всем этим покончить. Бони, прижав приклад к плечу, поднял голову:
– Командир, скажи историческую фразу. Больно уж торжественный момент.
Сварог не видел в моменте ничего торжественного, но всегда старался удовлетворять мелкие капризы своего воинства, если они не шли в ущерб делу. Подумав, он сказал историческую фразу:
– Огонь!
Пулемет загрохотал, понемногу заволакивая дымом все вокруг себя.
Лошади волновались, шарахались, ржали – а там, впереди, кони летели наземь вместе со всадниками, как сбитые кегли, кто-то вылетел из седла, и его гнедой промчался мимо Сварога, кто-то повернул назад, но все равно не успел, кто-то стал забирать в сторону, но его достал выстрел Мары.
Благородную ратную схватку это ничуть не напоминало, но тут уж было не до благородства. Полное поражение погони обозначилось почти моментально – одна Арталетта неслась вперед, и Сварог, приложив ко рту вертикально правую ладонь, послал ей навстречу несколько коротких слов, магию Гэйров, оказавшуюся вполне актуальной и весьма полезной – и ее конь, пробороздив землю задними ногами, застыл, как вкопанный. Арталетта, еще не понимая сгоряча, что произошло, бешено его шпорила.
Сварог подошел к ней и, поигрывая топором, сказал:
– Слезайте, герцогиня, приехали…
Она спрыгнула на землю, замахнулась мечом. За пистолеты и не пыталась хвататься – видимо, знала, что против Сварога это бесполезно. Сварога так и подмывало одним ударом отправить ее к праотцам, особенно когда он увидел вблизи ее совершенно безумное лицо с посиневшими губами, но не следовало срывать раздражение на человеке, вполне возможно, ставшем жертвой загадочного зла. Он снес ее клинок у самого эфеса, а потом, плюнув на всякую галантность, метко угодил ей концом топорища в солнечное сплетение.
И все равно, вязать ее пришлось вчетвером, она сопротивлялась с фурией, для обычного человека вовсе уж невероятной. Связанная, принялась кататься по земле. Сварог растерянно гадал, что делать дальше.
– Держитесь подальше, принцесса, – сказал он. – Честное слово, укусит… Скажет мне кто-нибудь, что с ней теперь предпринять?
– Прикладом по башке, – мрачно предложил Бони, посасывая прокушенный палец.
– Раздеть ее надо и осмотреть, как следует, – подал голос Паколет. – Вдруг что и найдем.
– Чувствуешь что-нибудь? – заинтересовался Сварог.
– Да толку от меня, вот бабка… Короче, это не в ней. Столько-то я просекаю, а дольше не хватает учености. Или наговорная иголка, или что-то в одежде, а может, и опоили, тогда придется тягомотное…
– Это сколько же у нас будет покусанных, пока осмотрим? – с сомнением сказал Сварог.
– Палку в пасть, завязочки на затылке, – со знанием дела предложил Шедарис. – Четыре колышка в землю, привязать руки-ноги. Тогда не подрыгается. Бывало… – он крякнул и поспешно умолк.
Сварог не стал уточнять, для чего предназначалась такая технология – примерно догадывался и сам, что с ее помощью творят в захваченных городах.
Он кивнул:
– Ну ладно. Походно-полевой сеанс борьбы с черной магией, говорите…
Присел на корточки, когда все было готово, попытался применить все, чему его научили. Явственно видел загадочный черный ореол, окаймлявший лежащую девушку, эту гирлянду причудливых черных снежинок, бесплотных, как дым, вызывавших в висках неприятное покалывание. Осторожно коснулся растрепавшихся черных волос и убедился, что ищет, где следует: ладонь кольнуло в нескольких местах, словно он трогал не просто колючего, а еще и невероятно холодного ежа.
– Держи-ка ей голову покрепче, – сказал он Шедарису. – Помогите кто-нибудь, быстро! Да навалитесь вы без церемоний, чтоб не дергалась!
Есть там что-то! Принцесса, не путайтесь под ногами!
Растопырил пальцы, собрал волосы в пучок, откинул с висков. Паколет, во многих ситуациях бесполезный балласт, здесь оказался прав: за ухом под нежной кожей сидела длинная то ли игла, то ли булавка, наружу торчала лишь странная головка. Бесцеремонно намотав ее волосы на кулак, Сварог тремя пальцами ухватил крохотную треугольную пластинку, примерился как следует, дернул.
Арталетта испустила дикий вопль, испугавший коней. И обмякла с закрытым глазами, запрокинув голову, едва не перекусив палку во рту.
Сварог одной рукой перехватил кинувшуюся к ней Делию, сунул принцессе под нос черную булавку с треугольной головкой, покрытой микроскопическими знаками:
– Вот и все, надо полагать.
– Она же без сознания!
– Что делать дальше, я совершенно не представляю, – честно признался Сварог, вонзил булавку в землю и притоптал каблуком. – Нашатыря у нас нет… носки, что ли, с кого-нибудь снять?
Вновь присел на корточки, похлопал Арталетту по щекам, не глядя, взял у кого-то фляжку, брызнул в лицо водой. Цвет лица стал уже совершенно нормальным, ни следа этой жуткой синюшности, и больше всего девушка походила на безмятежно спящую.
«Врачевать так врачевать», – подумал Сварог, зажимая ей ладонью рот и нос. Она дернулась, но кусаться не стала, ресницы затрепетали, глаза медленно раскрылись. Больше она не выглядела ни злой, ни бешеной, но недоверчивый Сварог побыстрее убрал руку, развязал ремешки и вынул из ее рта палку.
– Кто вы? – спросила она медленно, с трудом ворочая языком, повернула голову. – Где я?
– А вы кто? – спросил Сварог.
– Я – Арталетта, герцогиня Браг. Что происходит? Кто вы все такие?
Сварог кивнул Делии:
– Вот теперь можете побеседовать по-родственному. Но развязывать я ее пока не стану, уж не взыщите…
Взглядом приказал Маре быть начеку, поманил за собой остальных, устало улыбнулся:
– Вот так, соколики, командир ваш – мастер на все руки…
Там, куда он вогнал булавку, медленно поднималось над землей пронзительно-синее свечение, раздулось до размеров крупной тыквы, подернулось бурыми полосочками и погасло.
– Горсть золота тому, кто объяснит, что это такое, – сказал Сварог вяло.
Награда осталась невостребованной – да он и не ожидал откровений.
Делия что-то горячо говорила, опустившись на колени, лицо Арталетты было недоверчивым и испуганным, вокруг стояла тишина, кони пощипывали траву, и Сварог больше всего боялся расслабиться. Он не смотрел в ту сторону, где лежали трупы, – этих пешек нужно бы пожалеть, но жалеть некогда…
Делия оглянулась на него. Сварог подошел.
– Развяжите, – попросила Арталетта. – Все тело затекло.
Он рассек веревки кинжалом, вернул его Маре и спросил:
– Ну, что скажете, герцогиня?
– Если все, что говорит Делия, правда…
– Правда, – сказал Сварог устало. – Чистейшая. Хотите верьте, хотите нет, некогда с вами возиться, а бить себя в грудь, клясться и убеждать ничуть не тянет…
Мара бдительно стояла рядом, поигрывая кинжалом.
– Где мы? – спросила Арталетта. – Неужели это…
– Это Хелльстад, – сказал Сварог. – Куда вы сами нас старательно загнали. Я повторяю, некогда вести с вами чинные беседы. И я до сих пор вам не доверяю, если честно…
– Это было, как сон, – сказала Арталетта. – Один сплошной кошмар. Я скачу, я вас вижу, только не глазами, знаю, как вас найти и где, и у меня нет ни собственной воли, ни желаний. Меня гонит вперед, как ураганным ветром в спину. Останавливаться нельзя, мне становится плохо, если задержаться хоть ненадолго, жар, все тело горит, страх смерти…
– А когда все это началось, можете вспомнить?
Она задумчиво покачала головой:
– Когда… Утром. Потом убежал медведь, оно уже оказалось в голове, и я видела вас с этой девчонкой полупрозрачными, как призраки, я тогда еще не знала, что должна вас поймать… Потом мне сказали. Но вас уже не было в городе.
– Кто сказал?
– Не помню. Ни лица, ни фигуры, ни голоса. Он все время приказывал… а может, она или оно. Оно все время говорило из-за спины, как быстро ни поворачивайся, увидеть не удается. Если подумать… Все началось с завтрака. Видимо, что-то подмешали – я едва добрела до кабинета, уснула прямо в кресле, а когда проснулась, оно мной уже командовало…
– Веселый у вас дворец, принцесса, – сказал Сварог. – Ни за что бы не согласился в нем жить. Действительно, тут начнешь городить себе серебряную комнату… Ох, не зря ваш папенька что-то хитрое изобретает, неуютно ему… Ну что же, герцогиня… Садитесь на лошадку и отправляйтесь домой.
Арталетта передернулась:
– Там волк, с коня ростом…
– Нет там больше волка, – сказал Сварог. – Волк был одноразовый.
– Какой волк? – удивилась Делия.
– Был тут один… – сказал Сварог. – Она знает.
– Пусть она едет с нами, – сказала Делия.
– Нет, – сказал Сварог. – Дело даже не в том, что я ей не доверяю до конца. Если ей можно доверять полностью, она нам гораздо больше пригодится в Равене.
Делия надменно вздернула подбородок, но Сварог сказал резко, безжалостно:
– Мы, простите, не в «четыре шарика» играем. Принцесса, вам не кажется, что вы мне кое-чем обязаны? И обещали меня слушаться?
На сей раз Арталетта оскорбленно воздела очаровательную растрепанную головку:
– Ну, если вы мне не доверяете! Где конь? Я немедленно возвращаюсь в столицу и сделаю все, что смогу…
Сварог невольно залюбовался обеими – хороши были, чертовски, раскрасневшиеся в приливе фамильных амбиций. И чем-то очень схожи, хоть и происходили от разных матерей – гордой статью, конгеровскими синими глазами, дерзкими и властными, породой. Каким бы тираном и братоубийцей Конгер ни был, за таких дочек ему кое-что можно и простить… Но второй раз пускаться в рискованную экспедицию, имея в подчинении настоящую, капризную и гордую принцессу, – нет уж, увольте…
Остатки такого рва они сейчас и увидели – заросшую травой канаву с оплывшими краями, уардов в полсотни шириной и глубиной в локоть, не более.
Слева возвышался покосившийся менгир со стершимися остатками то ли надписи, то ли магического рисунка-оберега, а рядом – наполовину вросшие в землю плиты рухнувшего строения, заросшие зеленым лишайником. Канава тянулась в обе стороны, насколько хватало взгляда. А по другую сторону – те же сосны, те же тисы, плавно поднимавшаяся вверх долина, а за ней – поросшие лесом округлые холмы и голые скалы. Пейзаж, где демонического и зловещего было не более, нежели в канцелярии равенского департамента освещения улиц.
Сварог оглянулся на спутников. Их лица не выражали ни особой бравады, ни особого страха – просто все тягостно напряглись в ожидании неизвестных опасностей. Кто знает, кому было неуютнее: им, ногой туда не ступавшим, но с детства привыкшим считать Хелльстад воплощением зла, или Сварогу, убравшемуся оттуда живым, но едва не наделавшему в штаны при общении с глорхом. Одна Мара, получившая чуточку иное воспитание, во всем блеске не ведавшей смерти юной беззаботности нетерпеливо теребила поводья.
Медлить далее было глупо, назад все равно не повернуть, и Сварог первым тронул коня, бросив:
– Ну, с богом, что ли…
Пересек ров. И ничего не произошло. Он даже засомневался в глубине души, что перешел границу. Но сомнения тут же рассеялись, стоило мимоходом глянуть на кроны сосен. По обе стороны рва росли могучие сосны – и тени от них падали навстречу друг другу. Оглядевшись внимательнее, Сварог с неприятным холодком под сердцем обнаружил, что его собственная тень протянулась навстречу тени Мары, первой двинувшейся за ним. Он смотрел во все глаза – но прозевал неуловимый миг, когда тень юной всадницы изменила направление на сто восемьдесят градусов, протянувшись к солнцу, светившему Маре в спину.
– Видел тени? – спросила Мара, подъехав.
– Видел, – угрюмо сказал Сварог.
Остальные тоже все видели, но ехали, словно ничего не произошло.
– Куда теперь? – совсем буднично спросил Шедарис, когда они на пару ферлонгов[41] углубились в таинственные земли.
Сварог огляделся, прикинул направление по солнцу и махнул в сторону скал:
– Туда, пожалуй…
– Может, сначала подеремся? – спросила Мара.
– С кем это?
– А вон с теми назойливыми мипами.
Сварог оглянулся, зло сказал сквозь зубы:
– Ну, это меня уже достало…
По другую сторону рва стояла тесно сбившаяся кучка всадников, человек двадцать. Половина – в форме синих мушкетеров, которую Сварог начинал уже тихо ненавидеть, половина в зеленых с желтым шитьем мундирах пограничных егерей. Почти все они были без шляп – несомненно, часть большего отряда, отполовиненного пусть недолговечным, но свирепым и тяжелым в общении колдуньиным волком. Колдовство бабки-гусятницы дало сбой – они все должны были остаться в той ложбине с порванными глотками или, по крайней мере, лишиться всех лошадей. А они прошли. Причина, скорее всего, в Арталетте – в том, что за ней стоит…
Арталетта стояла впереди, у самого рва, яростно жестикулируя, взмахивая плеткой, но не похоже было, что ее пылкие речи и строгие приказы двигаться вперед находят горячий отклик в массах. Со стороны противника последовало несколько выстрелов, вслед за чем на границе вспыхнули ослепительно огненные шарики и тут же погасли. Свиста пуль беглецы так и не услышали – Хелльстад, судя по всему, умел защищаться от направленного извне хамства. Сварог кивнул Маре. Она выхватила пистолет и наугад выпалила. Еще один огонек полыхнул и погас точнехонько на границе.
Дискуссия в рядах преследователей достигла финала – Арталетта вытянула коня плеткой, в три прыжка миновала ров и, не сбавляя аллюра, понеслась по владениям Хелльстада.
– С-стерва… – сказал Сварог не без уважения.
Следом за ней неслись человек восемь. Два мушкетера, остальные – егеря. Оставшиеся у рва повернули коней, целеустремленно припустили в лес.
– Ну, пора кончать с этими догоняшками, – сказал Сварог. – Сколько можно?
Бони кивнул, слез с седла, отвязал пулемет, лег и по-крестьянски обстоятельно стал выбирать удобную позицию, елозя животом по земле, вытягивая шею и всматриваясь.
– Граф! – умоляюще воскликнула Делия.
– Я понял, – мрачно сказал Сварог. – Что ж, я не добрый, мне просто нужно разобраться… Эту бешеную девку брать живой, понятно? Чтоб ни волоска с ее головы… Держите коней!
Он спрыгнул на землю, вынул топор из петли. Всадники Арталетты неслись вскачь – вопреки всем законам тактики, решительно запрещавшей кавалерии атаковать вверх по склону. Должно быть, их тоже допекло, и они хотели побыстрее со всем этим покончить. Бони, прижав приклад к плечу, поднял голову:
– Командир, скажи историческую фразу. Больно уж торжественный момент.
Сварог не видел в моменте ничего торжественного, но всегда старался удовлетворять мелкие капризы своего воинства, если они не шли в ущерб делу. Подумав, он сказал историческую фразу:
– Огонь!
Пулемет загрохотал, понемногу заволакивая дымом все вокруг себя.
Лошади волновались, шарахались, ржали – а там, впереди, кони летели наземь вместе со всадниками, как сбитые кегли, кто-то вылетел из седла, и его гнедой промчался мимо Сварога, кто-то повернул назад, но все равно не успел, кто-то стал забирать в сторону, но его достал выстрел Мары.
Благородную ратную схватку это ничуть не напоминало, но тут уж было не до благородства. Полное поражение погони обозначилось почти моментально – одна Арталетта неслась вперед, и Сварог, приложив ко рту вертикально правую ладонь, послал ей навстречу несколько коротких слов, магию Гэйров, оказавшуюся вполне актуальной и весьма полезной – и ее конь, пробороздив землю задними ногами, застыл, как вкопанный. Арталетта, еще не понимая сгоряча, что произошло, бешено его шпорила.
Сварог подошел к ней и, поигрывая топором, сказал:
– Слезайте, герцогиня, приехали…
Она спрыгнула на землю, замахнулась мечом. За пистолеты и не пыталась хвататься – видимо, знала, что против Сварога это бесполезно. Сварога так и подмывало одним ударом отправить ее к праотцам, особенно когда он увидел вблизи ее совершенно безумное лицо с посиневшими губами, но не следовало срывать раздражение на человеке, вполне возможно, ставшем жертвой загадочного зла. Он снес ее клинок у самого эфеса, а потом, плюнув на всякую галантность, метко угодил ей концом топорища в солнечное сплетение.
И все равно, вязать ее пришлось вчетвером, она сопротивлялась с фурией, для обычного человека вовсе уж невероятной. Связанная, принялась кататься по земле. Сварог растерянно гадал, что делать дальше.
– Держитесь подальше, принцесса, – сказал он. – Честное слово, укусит… Скажет мне кто-нибудь, что с ней теперь предпринять?
– Прикладом по башке, – мрачно предложил Бони, посасывая прокушенный палец.
– Раздеть ее надо и осмотреть, как следует, – подал голос Паколет. – Вдруг что и найдем.
– Чувствуешь что-нибудь? – заинтересовался Сварог.
– Да толку от меня, вот бабка… Короче, это не в ней. Столько-то я просекаю, а дольше не хватает учености. Или наговорная иголка, или что-то в одежде, а может, и опоили, тогда придется тягомотное…
– Это сколько же у нас будет покусанных, пока осмотрим? – с сомнением сказал Сварог.
– Палку в пасть, завязочки на затылке, – со знанием дела предложил Шедарис. – Четыре колышка в землю, привязать руки-ноги. Тогда не подрыгается. Бывало… – он крякнул и поспешно умолк.
Сварог не стал уточнять, для чего предназначалась такая технология – примерно догадывался и сам, что с ее помощью творят в захваченных городах.
Он кивнул:
– Ну ладно. Походно-полевой сеанс борьбы с черной магией, говорите…
Присел на корточки, когда все было готово, попытался применить все, чему его научили. Явственно видел загадочный черный ореол, окаймлявший лежащую девушку, эту гирлянду причудливых черных снежинок, бесплотных, как дым, вызывавших в висках неприятное покалывание. Осторожно коснулся растрепавшихся черных волос и убедился, что ищет, где следует: ладонь кольнуло в нескольких местах, словно он трогал не просто колючего, а еще и невероятно холодного ежа.
– Держи-ка ей голову покрепче, – сказал он Шедарису. – Помогите кто-нибудь, быстро! Да навалитесь вы без церемоний, чтоб не дергалась!
Есть там что-то! Принцесса, не путайтесь под ногами!
Растопырил пальцы, собрал волосы в пучок, откинул с висков. Паколет, во многих ситуациях бесполезный балласт, здесь оказался прав: за ухом под нежной кожей сидела длинная то ли игла, то ли булавка, наружу торчала лишь странная головка. Бесцеремонно намотав ее волосы на кулак, Сварог тремя пальцами ухватил крохотную треугольную пластинку, примерился как следует, дернул.
Арталетта испустила дикий вопль, испугавший коней. И обмякла с закрытым глазами, запрокинув голову, едва не перекусив палку во рту.
Сварог одной рукой перехватил кинувшуюся к ней Делию, сунул принцессе под нос черную булавку с треугольной головкой, покрытой микроскопическими знаками:
– Вот и все, надо полагать.
– Она же без сознания!
– Что делать дальше, я совершенно не представляю, – честно признался Сварог, вонзил булавку в землю и притоптал каблуком. – Нашатыря у нас нет… носки, что ли, с кого-нибудь снять?
Вновь присел на корточки, похлопал Арталетту по щекам, не глядя, взял у кого-то фляжку, брызнул в лицо водой. Цвет лица стал уже совершенно нормальным, ни следа этой жуткой синюшности, и больше всего девушка походила на безмятежно спящую.
«Врачевать так врачевать», – подумал Сварог, зажимая ей ладонью рот и нос. Она дернулась, но кусаться не стала, ресницы затрепетали, глаза медленно раскрылись. Больше она не выглядела ни злой, ни бешеной, но недоверчивый Сварог побыстрее убрал руку, развязал ремешки и вынул из ее рта палку.
– Кто вы? – спросила она медленно, с трудом ворочая языком, повернула голову. – Где я?
– А вы кто? – спросил Сварог.
– Я – Арталетта, герцогиня Браг. Что происходит? Кто вы все такие?
Сварог кивнул Делии:
– Вот теперь можете побеседовать по-родственному. Но развязывать я ее пока не стану, уж не взыщите…
Взглядом приказал Маре быть начеку, поманил за собой остальных, устало улыбнулся:
– Вот так, соколики, командир ваш – мастер на все руки…
Там, куда он вогнал булавку, медленно поднималось над землей пронзительно-синее свечение, раздулось до размеров крупной тыквы, подернулось бурыми полосочками и погасло.
– Горсть золота тому, кто объяснит, что это такое, – сказал Сварог вяло.
Награда осталась невостребованной – да он и не ожидал откровений.
Делия что-то горячо говорила, опустившись на колени, лицо Арталетты было недоверчивым и испуганным, вокруг стояла тишина, кони пощипывали траву, и Сварог больше всего боялся расслабиться. Он не смотрел в ту сторону, где лежали трупы, – этих пешек нужно бы пожалеть, но жалеть некогда…
Делия оглянулась на него. Сварог подошел.
– Развяжите, – попросила Арталетта. – Все тело затекло.
Он рассек веревки кинжалом, вернул его Маре и спросил:
– Ну, что скажете, герцогиня?
– Если все, что говорит Делия, правда…
– Правда, – сказал Сварог устало. – Чистейшая. Хотите верьте, хотите нет, некогда с вами возиться, а бить себя в грудь, клясться и убеждать ничуть не тянет…
Мара бдительно стояла рядом, поигрывая кинжалом.
– Где мы? – спросила Арталетта. – Неужели это…
– Это Хелльстад, – сказал Сварог. – Куда вы сами нас старательно загнали. Я повторяю, некогда вести с вами чинные беседы. И я до сих пор вам не доверяю, если честно…
– Это было, как сон, – сказала Арталетта. – Один сплошной кошмар. Я скачу, я вас вижу, только не глазами, знаю, как вас найти и где, и у меня нет ни собственной воли, ни желаний. Меня гонит вперед, как ураганным ветром в спину. Останавливаться нельзя, мне становится плохо, если задержаться хоть ненадолго, жар, все тело горит, страх смерти…
– А когда все это началось, можете вспомнить?
Она задумчиво покачала головой:
– Когда… Утром. Потом убежал медведь, оно уже оказалось в голове, и я видела вас с этой девчонкой полупрозрачными, как призраки, я тогда еще не знала, что должна вас поймать… Потом мне сказали. Но вас уже не было в городе.
– Кто сказал?
– Не помню. Ни лица, ни фигуры, ни голоса. Он все время приказывал… а может, она или оно. Оно все время говорило из-за спины, как быстро ни поворачивайся, увидеть не удается. Если подумать… Все началось с завтрака. Видимо, что-то подмешали – я едва добрела до кабинета, уснула прямо в кресле, а когда проснулась, оно мной уже командовало…
– Веселый у вас дворец, принцесса, – сказал Сварог. – Ни за что бы не согласился в нем жить. Действительно, тут начнешь городить себе серебряную комнату… Ох, не зря ваш папенька что-то хитрое изобретает, неуютно ему… Ну что же, герцогиня… Садитесь на лошадку и отправляйтесь домой.
Арталетта передернулась:
– Там волк, с коня ростом…
– Нет там больше волка, – сказал Сварог. – Волк был одноразовый.
– Какой волк? – удивилась Делия.
– Был тут один… – сказал Сварог. – Она знает.
– Пусть она едет с нами, – сказала Делия.
– Нет, – сказал Сварог. – Дело даже не в том, что я ей не доверяю до конца. Если ей можно доверять полностью, она нам гораздо больше пригодится в Равене.
Делия надменно вздернула подбородок, но Сварог сказал резко, безжалостно:
– Мы, простите, не в «четыре шарика» играем. Принцесса, вам не кажется, что вы мне кое-чем обязаны? И обещали меня слушаться?
На сей раз Арталетта оскорбленно воздела очаровательную растрепанную головку:
– Ну, если вы мне не доверяете! Где конь? Я немедленно возвращаюсь в столицу и сделаю все, что смогу…
Сварог невольно залюбовался обеими – хороши были, чертовски, раскрасневшиеся в приливе фамильных амбиций. И чем-то очень схожи, хоть и происходили от разных матерей – гордой статью, конгеровскими синими глазами, дерзкими и властными, породой. Каким бы тираном и братоубийцей Конгер ни был, за таких дочек ему кое-что можно и простить… Но второй раз пускаться в рискованную экспедицию, имея в подчинении настоящую, капризную и гордую принцессу, – нет уж, увольте…