Страница:
Глава тридцать шестая. Долгожданная душевная беседа.
- Самое главное - не вздумайте мне мешать, - сказала Даша. - Что бы я ни делала. Вернее, как бы себя ни вела. Флиссак нервно усмехнулся: - Мадемуазель Дария, я работаю не в архиве министерства сельского хозяйства. - Все равно, кто там знает вашу нежную европейскую душу... - Я боюсь одного: провалиться прочно. У ваших властей, в конце концов, нет причин относиться ко мне с отеческой нежностью. - Не бойтесь, - сказала Даша. - Мне самой не нужны неприятности. У вас хоть посольство за спиной... - Вы полагаете, посольство станет поднимать шум из-за изобличенного промышленного шпиона? У вас чересчур романтические представления о Европе, простите... - Ну, нельзя же без романтики... - пожала плечами Даша. - Нам лет десять вбивали в голову, что западнее ГДР начинается сущий Эдем. Я, понятно, не верю - везде одно и то же, а в Лондоне вдобавок и туманы, но это крайне жестоко, мсье, - лишать женщину романтических грез... - Вы удивительная женщина, - сказал Флиссак. - Не знаю, смог бы я в вашем положении держаться столь же уверенно... - Когда страна прикажет быть героем, у нас героем становится любой, засмеялась Даша. - Была такая песенка... Пошли? Она заперла машину и первой направилась к двери телестудии "Алмаз-ТВ". Дверь осталась прежней, какой ее Даша помнила. "Неаккуратно, - подумала она. - Психологически недостоверно. Я бы на их месте после столь жуткого налета поставила бы железную, телекамеры посередине бы всобачила - для пущего нагнетания страстей, чтобы уверить всех, будто отныне боишься каждого куста..." После ее прошлого визита в коридоре кое-что изменилось - ящики с аппаратурой исчезли, отчего коридор стал вдвое просторнее, и примерно посередине стоял дешевенький письменный стол производства местного ДОКа. За ним восседал охранник, безуспешно гадая, чем бы таким ему заняться, чтобы не помереть со скуки. Даша махнула у него под носом нераскрытым удостоверением, но он и не потребовал более детальных объяснений, окинув ее чисто мужским взглядом, без тени профессионального рефлекса. Кабинет у Марзукова был крохотный, но отделанный с большим тщанием, в синих и темно-красных тонах, напичканный всевозможными электронными игрушками - телефакс, компьютер со множеством сопутствующих агрегатов, всех, наверное, какие только можно к нему подключить: видеодвойка, ксерокс, еще какие-то штуки, абсолютно Даше неизвестные, но крайне авантажно выглядевшие, с кучей лампочек, клавишей, окошечек, эмблем известных фирм и загадочных надписей на иностранных языках (и даже иероглифических). Вряд ли половина этого была необходима в офисе директора дышавшей на ладан частной телестудии - Марзуков тщился выглядеть. Он встал из-за обширного стола, неведомо как протиснутого в дверь, должно быть, по частям - лицо исказилось в приступе детской почти злости: - Опять вы?! Оглянувшись, Даша удовлетворенно кивнула, увидев на двери внутренний замок. Взглядом показала на него французу. Спросила: - Вы знакомы? Мсье Марзуков - мсье Флиссак... Обошла стол, напоминавший контурами гигантскую фасолину, и с нескрываемым наслаждением врезала по пухлой, гладенькой физиономии - вскользь, так, чтобы ребро ладони чувствительно угодило по шее под ухом. Марзуков упал в мягкое кресло. Безжалостно щелкнул замок. Даша подошла к зарешеченному окну, посмотрела на серую гладь Шантары, на знаменитый мост. Спокойно закурила, обернулась и спросила: - Вам никто не говорил, что ваш кабинет напоминает колерами французский флаг? Марзуков таращился на нее испуганно и удивленно. - Значит, никто, - сказала Даша. - Синее и красное. Не хватает, как легко догадаться, белого. Но сдается мне, ваша физионония этот недостаток восполнит... Достала "ТТ", звонко оттянула затвор и уперла дуло Марзукову в ухо, левой рукой ухватив за волосы. Пожалуй, его физиономия теперь и впрямь могла дополнить икебану, придавая чисто французский колорит. - Мозги будут на стенке, - сказала Даша холодно. - Как у того вашего бедняги. Только там была простая побеленная стена, а на ваших синих обоях все будет выглядеть гораздо сюрреалистичнее. Совершенно в духе Дали. "Мозги проныры на стенке". Вам нравится Дали? Флиссак, с каменным лицом усевшийся у двери, наблюдал эту сцену и не препятствовал. Глаза, правда, стали чуточку испуганными - определенно вспоминал о загадочной славянской душе. - Да вы же не станете... - Стану, - сказала Даша. - Я же шизанутая, вы не забыли? Или наркоманка со стажем, - и с хорошо разыгранным бешенством прошипела: - Я тебе мозги вышибу, как пробку из бутылки, козел! Ты мне жизнь поломал! Из-за тебя, сучонка, травят, как волка позорного! - и посильнее вогнала дуло в ухо. Мне сидеть - ну и хрен! Отсижу, выйду. А твои мозги будут совочком соскребать... Все патроны лежали у нее в кармане, и обойма, и ствол были пусты, пистолет сейчас годился только на то, чтобы забивать им гвозди. Расчет был довольно бесхитростным и опирался на две фундаментальных аксиомы. Во-первых, Марзуков - трус, слабак и шестерка. Во-вторых, он молодой, даже моложе Даши, и, как многие его ровесники, взахлеб глотавшие западные боевики (а он был видеоманом, Даша точно выяснила), незаметно проникся кое-какими стереотипами жанра. Иначе и быть не может, кабинетик тоже, несомненно, взят откуда-нибудь из "Биржи". Он тысячу раз видел такую ситуацию на экране: оклеветанный, подставленный и скомпрометированный сыщик, остервенев, врывается к роковому Главному Злодею, попирая законы, наплевав на все законы, одержимый лишь жаждой мщения. И в такой ситуации, как учит нас важнейшее из всех искусств, сыщик без колебаний вышибает злодею мозги. С человеком постарше и потверже духом этот номер, пожалуй что, и не прошел бы. Но, судя по белому лицу Марзукова, он искренне верил, что кинематографические штампы сработают и в реальной жизни. Зазвонил телефон. Даша сняла трубку левой рукой, послушала и сказала: - А его нет. И не будет. В администрацию уехал. Дверь, обитая настоящей кожей, была, безусловно, звуконепроницаемой. Страсть Марзукова к роскоши сыграла с ним злую шутку. Если особенно не орать, никто и не заподозрит, что внутри идет задушевная беседа. - Ну, мы будем говорить, или раскинешь мозгами? - спросила Даша нежно. Это все можно и без выстрелов прекрасно оформить. Обернулась к Флиссаку: - Дорогой, ты не забыл ножик взять? Флиссак полез в карман и продемонстрировал нож-выкидушку, купленный Дашей четверть часа назад в комке поблизости. - Чтобы колоть, он не годится, - сказала Даша. - Ударишь - и закроется. Но мне-то всего и нужно - по сонной артерии полоснуть. А потом доказывай, что ты не сам себе глотку перерезал из-за внезапной депрессии, безденежья или женушкиных измен... Марзуков что-то бормотал. Даша наклонилась послушать. - ...так и думали, что вы там связались с французами... - А чем франк хуже марки, петух ты долбаный? - осведомилась Даша самым циничным тоном, на какой была способна. - Так хорошо жилось, а ты мне все поломал, скот... - Это не я... - пролепетал он. - Это они... Ну, наконец-то, облегченно вздохнула про себя Даша, сохраняя на лице предельную свирепость. Когда начинают, хныча, сваливать все на других - общение, считай, наладилось, лед тронулся... - Кто, солнышко мое? Я же, кроме тебя, никого в прицеле не вижу... Они далеко, а тебе задницей рассчитываться приходится. Агеев? - И Москалец тоже, - сказал Марзуков, потея. - Москалец и есть мозговой центр, а Терминатор стреляет и режет, он ничего другого делать и не умеет, "зеленый берет" хренов... Но в рамках этих задач у него голова, признаю, работает. Только он, по-моему, больной. На голову. - Да все вы тут больные на голову... - сказала Даша, но, почувствовав, что впадает в совершенно не нужную для дела патетику, резко сменила тон: - Чья это была идея? Я о двадцать пятом кадре. Марзуков дернулся, жалобно уставился на нее: - Так вы знаете?.. Флиссак аж подался вперед, навострив уши. - Доперла в конце концов, - не без законной гордости сказала Даша. - С подсказками, правда, но все равно доперла. Ты сейчас будешь смеяться, но, как мне объяснил самый настоящий доктор медицинских наук, без вашего ЛСД я могла и не додуматься. Вот так... Или додумалась бы, но гораздо позже. А вы мне фантазию расшатали, тормоза сняли... - она обернулась к напарнику. - Неужели еще не доходит, мон анж? При демонстрации фильма сознание фиксирует лишь двадцать четыре кадра в секунду. Если вмонтировать двадцать пятый, человек не осознает, что он увидел, не вспомнит, если его спросят, - но в подсознании эта информация впечатается намертво. И если это рекламный призыв, у человека появляется неудержимая тяга его выполнить... - Мон дье! - сказал Флиссак потрясенно, добавил несколько фраз на родном языке. - Все искали нечто электронное, психотронное, коварнейше-сложное... Ну конечно же, двадцать пятый кадр, хрестоматийный опыт американцев еще в конце пятидесятых... "Покупайте попкорн!" - Ага, - сказала Даша. - Хорошо забытое старое. Тогда после "заряженного" фильма зрители все окрестные ларьки с попкорном повымели подчистую. Сами не понимая, с чего их вдруг потянуло на кукурузу. А если вместо кукурузы предлагают продавать имеющиеся у тебя акции? И непременно определенной фирме? И вдалбливают это часами, неделями... Настойчиво повторяют, должно быть, что акции самые ненадежные, что они вскоре совсем обесценятся и нужно от них поскорее избавиться? Сдается мне, родной папаша поймался на эту штуку. Тут у любой акулы бизнеса поедет крыша, не говоря уж о простом неискушенном народе вроде Лени Залупкова... кстати, у простого народа акций тех четырех предприятий, да и Кангарского, было немало. Вот вам и разгадка, отчего мсье Марзуков устроил студии кабельного телевидения не только в престижных районах, но и там, где живут работяги, мелкие акционеры, курочка по зернышку клюет... - Но ведь у вас такое воздействие запрещено законом? - сказал француз. - Ценное наблюдение, - фыркнула Даша. - Вы еще не заметили, что в наших краях есть милая привычка нарушать законы? Насколько я помню, и у вас во Франции есть такая народная традиция, не зря же у Ги Дюруа голова седая? Так что не будем все списывать на нашу сибирскую дикость. - Она отвела пистолет от головы Марзукова и по неистребимой привычке вместо подоконника уселась на край стола. - Давно развлекаетесь? - Больше года, - убито сказал Марзуков. - Процентик-то капал приличный? - Москалец с Агеевым грабастали львиную долю. А я все тратил на Юльку. У нее запросы выше останкинской телебашни... Даша оглянулась на стол, где в рамочке стояла цветная фотография белокурой очаровашки: - А я слышала, она сетует на папочку, не умеющего жить... - Потому что он все перегоняет за бугор. Черт его знает, что там получится с будущим президентом. Вернее, не перегоняет, ему оттуда же перечисляют... - Германцы? - Знаете уже? - Знаем, - сказала Даша. - Вы в связи с этим никого, милок, заложить не хотите? Самое время. - Это фон Бреве. Хотя никакой он не фон, и имя какое-то другое, Терминатор однажды обмолвился... - От немца и получали кассеты? - Конечно. Они там, у себя, заряжали... А все остальное они разрабатывали втроем - фон Бреве, Москалец и Агеев. Районы компактного сосредоточения мелких акционеров, персоналии крупных. - А вас на эти военные советы так-таки и не приглашали? - Приглашали, - нехотя сознался Марзуков. - Но мое дело - насквозь подчиненное. Мне просто говорили, где следует устроить кабельное, даже репертуар фильмов сплошь и рядом они утверждали. Москалец улаживал все с лицензиями и инстанциями - у нас же чиновнички дерут с живого и с мертвого, семь потов прольешь и мешок денег раздашь, если обычным путем... От меня ничего не зависело! Почти что ничего, понимаете? - Понимаю, - сказала Даша. - Ягненочек среди волков. - Легко вам издеваться... Думаете, мне самому такое пришло бы в голову? - Да нет, - сказала Даша, внимательно обозрев его. - Тебе бы не пришло... - Дела на студии шли из рук вон плохо, другие перехватывали постоянно почти всю рекламу, Юлька от безденежья на стену лезла, кричала, что обязательно разведется. Мне даже стало казаться, что у нее кто-то появился... Хоть в петлю лезь! И тут, когда Юльки дома не было, навещает меня тесть с коньяком. Начинает ходить вокруг да около на мягких лапках. Сначала дальше намеков и не продвинулись... - А потом ты недвусмысленно дал понять, что готов продать душу дьяволу за звонкую монету? . - Я сказал, что уголовщиной заниматься не буду, но если подвернется что-то чистое, готов... - Ну да, это не уголовщина, - сказала Даша. - Игра в чику. - Но ведь это, если вдумчиво разобраться, совершенно безобидно. Вроде МММ. Мавроди не возвращал деньги, а мы за акции расплачивались честно... - Ну знаешь, еще немного - и я тебе брошусь на шею, рыдать буду от умиления, - сказала Даша. - Экий ты у нас двигатель прогресса... А как насчет всей карусели с кровью и убийствами? . - Это уже Агеев. Я в жизни пальцем никого не тронул... - Кто убил Сомова? - Не знаю... Агеев. - За что? - Не знаю. - Почему же тогда знаешь, кто убил? - Да что вы меня подлавливаете? - Что-то ты осмелел, дружок, - сказала Даша, поигрывая пистолетом в опасной близости от его лица, вновь побелевшего, как полотно. - Лапшу мне вешать начал... Ну? - Сомов случайно обнаружил содержимое. Код. Двадцать пятый кадр. Начал мне намекать, а потом прямо потребовал взять в долю. Я рассказал Агееву... - За чарочкой словами перебросились? А зачем положили москвичей? У вас ведь с юридической точки зрения все было чисто, права на "Сатанинскую гавань" куплены законно. Чего было бояться? - Агеев вдруг решил... То есть, я так подозреваю. Некому больше. Меня же не было в Шантарске! Я в Германию летал... за кассетами. - "Баранов" - это Агеев? - Агеев. - А Ольминскую зачем понадобилось убивать? - Не знаю... "Врет, - решила Даша. - Не из одного страха потеет, как белый медведь в Африке. И глазки неспроста бегают..." - Хорошо, а Житенева кто убрал? - Он же застрелился из Ольгиного "Макара". До "белки" допился, с Сатаной заигрался, ну и... - А эти так называемые террористы? Случайно они хлопнули, помимо охранника, тех двух? Или тут была своя цель? - Меня же не было на студии... Даша ласково спросила: - Кысик, вот ты кого больше сейчас боишься - меня или Агеева? "Пожалуй, все-таки Агеева, - ответила она сама себе. - Мы с французом зло внезапное, новое, мимолетное, а Терминатор, Агеев, в жутком ореоле всех смертей - зло устоявшееся, знакомое, свое, насквозь изученное, и оттого заслоняющее все прочие угрозы, даже пистолет под носом. Мы пока что грозим словесно, а Терминатор положил кучу народу..." - Вас... - Что же ты виляешь, тварь? Марзуков, собрав, должно быть, всю свою решимость, глянул ей в глаза: - Если уж пошли такие пляски, пусть каждый отвечает сам за себя. Вы ж, как я понимаю, сейчас не на государство работаете, а на мусью? Давайте полюбовно? Я про убийства ничего не знаю. Это Виталька Агеев. Самый настоящий Терминатор. Будет шагать с улыбочкой и резать с улыбочкой. У меня давно подозрение - ему нравится. Вы ведь вышли на усачевскую фирму... - Ага. Для чего, кстати, девочки служили? Подбирали компромат на тех, кто ящик не смотрит? И к сатанистам для того же кой-кого затягивали? - Похоже. Но тут уж целиком Виталькина вотчина... Да, я про Усачева начал. Знаете, почему уехала Ведьма? Она бы и замужем работала, та еще девочка. Из-за Виталия. Он на нее запал, заказал кучу платьев, незамысловатых, вроде ночной рубашки, и каждый раз это платьице резал прямо на ней. Десантным ножом. Она по пьянке проговорилась. Долго резал, по кусочку, на час, бывало, затягивалось. Иначе и трахаться не мог. Она его боялась жутко. - Но платил, надо полагать, хорошо? - Конечно. Только бывают ситуации, когда за деньгами погонишься - голову потеряешь. Потом началось и почище. Разрежет платье, положит Ведьму в постель и еще долго водит лезвием по телу. Везде. Ни разу не порезал, только гладил лезвием, - Марзукова передернуло. - Вот тут она и поняла, что пора сваливать, пока жива. У него к рыжим какая-то патологическая тяга. Потому и прилип к Ведьме. И о вас вспоминал, извините, слюнки пуская. Он умный, хитрющий, но что-то звериное всегда проглядывает, дикое... "Интересно, - подумала Даша, вспомнив свое общение с Мастером. - И тут все сходится". - Значит, о сатанистах он ничего не рассказывал? Марзуков таращился на нее, вздрагивая всем телом. Беседа начинала буксовать. Не было смысла колоть его насчет убийств - чересчур боится Агеева, да и не используешь его нынешние показания. Даже будь все записано на диктофон, отопрется потом, это не официальный допрос - приватная болтовня шестерки с отстраненным от всех дел, подвешенным в непонятном состоянии опером, махающим к тому же совершенно криминальным стволом... Заявись сейчас милиция, обживать Даше с Флиссаком СИЗО, как два пальца... - Сайко - акционер Кангарского? - спросила она, вспомнив о кое-каких необработанных детальках. Марзуков, ужасно обрадованный переменой темы, закивал: - У него - процентов пятнадцать. Только с ним отчего-то не срабатывало... - Да потому, что не смотрел он телевизор,- - свысока пояснила Даша. - Не все же - телеманы... Деликатное покашливание француза напомнило, что и в самом деле пора закругляться, пока не приловили. Даша кивнула сообщнику, спрятала пистолет в карман. Флиссак достал из сумки небольшую видеокамеру, повозился с ней, огляделся и включил все лампы, какие здесь только были - за окном сгущались сумерки. Задернув шторы и проверив на всякий случай ящики стола (даже у таких, как Марзуков, может оказаться в заначке что-нибудь стреляющее), Даша обернулась к направленной на нее камере. Роли на случай успеха были распределены заранее. Она, глянув на себя в зеркальце, поправила волосы, блузку, ослепительно улыбнулась в объектив: - Бонжур! Я - капитан милиции Дарья Шевчук, следователь по особо важным делам уголовного розыска, Шантарск, Россия, - и поднесла к объективу свое удостоверение, подержала с минуту, чтобы как следует запечатлелось для истории. - Мне удалось раскрыть преступление, нарушающее закон Российской Федерации, именуемый в нашей юриспруденции... ...Когда Марзуков послушно пробубнил в камеру свое искреннее признание (явно радуясь, что разговор идет только о "двадцать пятом кадре", сваливая все на злых дядей Москальца, Агеева и фон Бреве, совративших с пути истинного бедного мальчишечку), неожиданно для него вступила Даша - с рассказом о череде убийств. Марзуков пискнул и дернулся, но получив (уже за кадром) болезненный удар, заткнулся, скорчившись. Даша старалась, нагнетая эмоции. "Жульничество в бизнесе - этим, в общем, никого не удивишь, - говорил Флиссак, когда они сюда ехали. - Но убийств наш избиратель не одобряет, особенно массовых. Мы большие гуманисты у себя дома. Напирайте на злых бошей - тут подключится старая французская нелюбовь к соседу, мгновенно вспомнят и Седан, и Марну... Напирайте на то, что вы искренне стремились к свободе, демократии и капитализму, а фон Бреве подсунул вам отравленную конфетку..." Закончив, Даша похлопала оклемавшегося Марзукова по плечу: - Прекрасно, мои повр анфан... Теперь, говоря словами поэта, вам осталась одна забава. Держать язычок за зубами. Не надо думать, будто Агеев вас пощадит из уважения к вашей цветущей юности, если честно наябедничаете. Да и тестю я на вашем месте не стала бы исповедоваться. Когда на одной чаше весов - жирный валютный счет, а на другой - непутевый зятек, любой дурак догадается, куда качнутся весы... - Чует мое сердце, он все-таки позвонит, - сказал Флиссак в машине. - И черт с ним, откровенно говоря, - сказала Даша. - Все же мне несколько непонятны ваши методы... - Меня отстранили, - сказала Даша. - Таскали в прокуратуру. Вы уже знаете достаточно, чтобы обойтись без лишних вопросов. Не думаю, что меня посадят пли сунут в психушку. Сунут куда подальше, перебирать бумажки в архиве. По медицинским показаниям. И не уволена, и не наказана, но - нет меня. Это кое для кого наилучший выход - человек в таком положении уже никому не опасен и не интересен, сколько бы он ни доказывал с горящими глазами, что он прав и гениален, его похлопают по плечу, фальшиво посочувствуют и постараются побыстрее распрощаться... Только не говорите, что у вас во Франции такого не бывает! - Бывает, отчего же, - с задумчивым и грустным лицом согласился Фдиссак. Быть может, следует переписать кассету и оставить вам копию? - Благодарю за щедрый жест, но - бесполезно. - Не хочу лгать, мадемуазель Дария, - возможно, мои наниматели решат, что эту кассету не стоит предавать гласности. Обычно такие дела решаются за закрытыми дверями - смотря который из вариантов предпочтительнее... - А мне ничем не поможет, если ее прокрутят все ваши телестудии, - сказала Даша. - Не будет же ваш президент просить за меня нашего? И у вас, и у нас и не такое писали - без всяких последствий. Эта кассета меня только в омут потянет... Возьмут и пришьют шпионаж. Вы же не приедете в мою пользу свидетельствовать? - Не приеду, - согласился Флиссак. - А ваше начальство окончательно устранилось? - Не то чтобы... - сказала Даша. - Они в таком положении, когда, продолжая меня защищать, рискнут предстать круглыми идиотами. Вас эта пленка устраивает только потому, что за вами - Корпорация... А за нами нет никого. Крутимся, как... - И все же я не верю, что вы сломались. - А кто вам сказал, что я сломалась? - фыркнула Даша. - Может, когда-нибудь потом... А пока - подожду. Я на свободе, или где? - Куда мы едем? - На тот берег. На станцию "Енисей". Через полчасика пройдет электричка на Семиреченск. Вряд ли вас станут объявлять в розыск, но все равно держитесь осторожнее... В этой одежде и с вашим знанием языка подозрений не вызовете. А может, у вас тоже есть в запасе и российский паспорт? На имя какого-нибудь Сидорова? Флиссак неподражаемо пожал плечами, вежливо улыбнулся и промолчал. - Ладно, это ваши заморочки, - продолжила Даша. - В общем, три с лишним часа - и вы уже за пределами Шантарской губернии. В Семиреченске садитесь на первый же поезд западного направления и дуйте до Москвы... - Мне нужно всего лишь добраться до Новосибирска, - признался Флиссак.- Там в консульстве есть человек.
- Самое главное - не вздумайте мне мешать, - сказала Даша. - Что бы я ни делала. Вернее, как бы себя ни вела. Флиссак нервно усмехнулся: - Мадемуазель Дария, я работаю не в архиве министерства сельского хозяйства. - Все равно, кто там знает вашу нежную европейскую душу... - Я боюсь одного: провалиться прочно. У ваших властей, в конце концов, нет причин относиться ко мне с отеческой нежностью. - Не бойтесь, - сказала Даша. - Мне самой не нужны неприятности. У вас хоть посольство за спиной... - Вы полагаете, посольство станет поднимать шум из-за изобличенного промышленного шпиона? У вас чересчур романтические представления о Европе, простите... - Ну, нельзя же без романтики... - пожала плечами Даша. - Нам лет десять вбивали в голову, что западнее ГДР начинается сущий Эдем. Я, понятно, не верю - везде одно и то же, а в Лондоне вдобавок и туманы, но это крайне жестоко, мсье, - лишать женщину романтических грез... - Вы удивительная женщина, - сказал Флиссак. - Не знаю, смог бы я в вашем положении держаться столь же уверенно... - Когда страна прикажет быть героем, у нас героем становится любой, засмеялась Даша. - Была такая песенка... Пошли? Она заперла машину и первой направилась к двери телестудии "Алмаз-ТВ". Дверь осталась прежней, какой ее Даша помнила. "Неаккуратно, - подумала она. - Психологически недостоверно. Я бы на их месте после столь жуткого налета поставила бы железную, телекамеры посередине бы всобачила - для пущего нагнетания страстей, чтобы уверить всех, будто отныне боишься каждого куста..." После ее прошлого визита в коридоре кое-что изменилось - ящики с аппаратурой исчезли, отчего коридор стал вдвое просторнее, и примерно посередине стоял дешевенький письменный стол производства местного ДОКа. За ним восседал охранник, безуспешно гадая, чем бы таким ему заняться, чтобы не помереть со скуки. Даша махнула у него под носом нераскрытым удостоверением, но он и не потребовал более детальных объяснений, окинув ее чисто мужским взглядом, без тени профессионального рефлекса. Кабинет у Марзукова был крохотный, но отделанный с большим тщанием, в синих и темно-красных тонах, напичканный всевозможными электронными игрушками - телефакс, компьютер со множеством сопутствующих агрегатов, всех, наверное, какие только можно к нему подключить: видеодвойка, ксерокс, еще какие-то штуки, абсолютно Даше неизвестные, но крайне авантажно выглядевшие, с кучей лампочек, клавишей, окошечек, эмблем известных фирм и загадочных надписей на иностранных языках (и даже иероглифических). Вряд ли половина этого была необходима в офисе директора дышавшей на ладан частной телестудии - Марзуков тщился выглядеть. Он встал из-за обширного стола, неведомо как протиснутого в дверь, должно быть, по частям - лицо исказилось в приступе детской почти злости: - Опять вы?! Оглянувшись, Даша удовлетворенно кивнула, увидев на двери внутренний замок. Взглядом показала на него французу. Спросила: - Вы знакомы? Мсье Марзуков - мсье Флиссак... Обошла стол, напоминавший контурами гигантскую фасолину, и с нескрываемым наслаждением врезала по пухлой, гладенькой физиономии - вскользь, так, чтобы ребро ладони чувствительно угодило по шее под ухом. Марзуков упал в мягкое кресло. Безжалостно щелкнул замок. Даша подошла к зарешеченному окну, посмотрела на серую гладь Шантары, на знаменитый мост. Спокойно закурила, обернулась и спросила: - Вам никто не говорил, что ваш кабинет напоминает колерами французский флаг? Марзуков таращился на нее испуганно и удивленно. - Значит, никто, - сказала Даша. - Синее и красное. Не хватает, как легко догадаться, белого. Но сдается мне, ваша физионония этот недостаток восполнит... Достала "ТТ", звонко оттянула затвор и уперла дуло Марзукову в ухо, левой рукой ухватив за волосы. Пожалуй, его физиономия теперь и впрямь могла дополнить икебану, придавая чисто французский колорит. - Мозги будут на стенке, - сказала Даша холодно. - Как у того вашего бедняги. Только там была простая побеленная стена, а на ваших синих обоях все будет выглядеть гораздо сюрреалистичнее. Совершенно в духе Дали. "Мозги проныры на стенке". Вам нравится Дали? Флиссак, с каменным лицом усевшийся у двери, наблюдал эту сцену и не препятствовал. Глаза, правда, стали чуточку испуганными - определенно вспоминал о загадочной славянской душе. - Да вы же не станете... - Стану, - сказала Даша. - Я же шизанутая, вы не забыли? Или наркоманка со стажем, - и с хорошо разыгранным бешенством прошипела: - Я тебе мозги вышибу, как пробку из бутылки, козел! Ты мне жизнь поломал! Из-за тебя, сучонка, травят, как волка позорного! - и посильнее вогнала дуло в ухо. Мне сидеть - ну и хрен! Отсижу, выйду. А твои мозги будут совочком соскребать... Все патроны лежали у нее в кармане, и обойма, и ствол были пусты, пистолет сейчас годился только на то, чтобы забивать им гвозди. Расчет был довольно бесхитростным и опирался на две фундаментальных аксиомы. Во-первых, Марзуков - трус, слабак и шестерка. Во-вторых, он молодой, даже моложе Даши, и, как многие его ровесники, взахлеб глотавшие западные боевики (а он был видеоманом, Даша точно выяснила), незаметно проникся кое-какими стереотипами жанра. Иначе и быть не может, кабинетик тоже, несомненно, взят откуда-нибудь из "Биржи". Он тысячу раз видел такую ситуацию на экране: оклеветанный, подставленный и скомпрометированный сыщик, остервенев, врывается к роковому Главному Злодею, попирая законы, наплевав на все законы, одержимый лишь жаждой мщения. И в такой ситуации, как учит нас важнейшее из всех искусств, сыщик без колебаний вышибает злодею мозги. С человеком постарше и потверже духом этот номер, пожалуй что, и не прошел бы. Но, судя по белому лицу Марзукова, он искренне верил, что кинематографические штампы сработают и в реальной жизни. Зазвонил телефон. Даша сняла трубку левой рукой, послушала и сказала: - А его нет. И не будет. В администрацию уехал. Дверь, обитая настоящей кожей, была, безусловно, звуконепроницаемой. Страсть Марзукова к роскоши сыграла с ним злую шутку. Если особенно не орать, никто и не заподозрит, что внутри идет задушевная беседа. - Ну, мы будем говорить, или раскинешь мозгами? - спросила Даша нежно. Это все можно и без выстрелов прекрасно оформить. Обернулась к Флиссаку: - Дорогой, ты не забыл ножик взять? Флиссак полез в карман и продемонстрировал нож-выкидушку, купленный Дашей четверть часа назад в комке поблизости. - Чтобы колоть, он не годится, - сказала Даша. - Ударишь - и закроется. Но мне-то всего и нужно - по сонной артерии полоснуть. А потом доказывай, что ты не сам себе глотку перерезал из-за внезапной депрессии, безденежья или женушкиных измен... Марзуков что-то бормотал. Даша наклонилась послушать. - ...так и думали, что вы там связались с французами... - А чем франк хуже марки, петух ты долбаный? - осведомилась Даша самым циничным тоном, на какой была способна. - Так хорошо жилось, а ты мне все поломал, скот... - Это не я... - пролепетал он. - Это они... Ну, наконец-то, облегченно вздохнула про себя Даша, сохраняя на лице предельную свирепость. Когда начинают, хныча, сваливать все на других - общение, считай, наладилось, лед тронулся... - Кто, солнышко мое? Я же, кроме тебя, никого в прицеле не вижу... Они далеко, а тебе задницей рассчитываться приходится. Агеев? - И Москалец тоже, - сказал Марзуков, потея. - Москалец и есть мозговой центр, а Терминатор стреляет и режет, он ничего другого делать и не умеет, "зеленый берет" хренов... Но в рамках этих задач у него голова, признаю, работает. Только он, по-моему, больной. На голову. - Да все вы тут больные на голову... - сказала Даша, но, почувствовав, что впадает в совершенно не нужную для дела патетику, резко сменила тон: - Чья это была идея? Я о двадцать пятом кадре. Марзуков дернулся, жалобно уставился на нее: - Так вы знаете?.. Флиссак аж подался вперед, навострив уши. - Доперла в конце концов, - не без законной гордости сказала Даша. - С подсказками, правда, но все равно доперла. Ты сейчас будешь смеяться, но, как мне объяснил самый настоящий доктор медицинских наук, без вашего ЛСД я могла и не додуматься. Вот так... Или додумалась бы, но гораздо позже. А вы мне фантазию расшатали, тормоза сняли... - она обернулась к напарнику. - Неужели еще не доходит, мон анж? При демонстрации фильма сознание фиксирует лишь двадцать четыре кадра в секунду. Если вмонтировать двадцать пятый, человек не осознает, что он увидел, не вспомнит, если его спросят, - но в подсознании эта информация впечатается намертво. И если это рекламный призыв, у человека появляется неудержимая тяга его выполнить... - Мон дье! - сказал Флиссак потрясенно, добавил несколько фраз на родном языке. - Все искали нечто электронное, психотронное, коварнейше-сложное... Ну конечно же, двадцать пятый кадр, хрестоматийный опыт американцев еще в конце пятидесятых... "Покупайте попкорн!" - Ага, - сказала Даша. - Хорошо забытое старое. Тогда после "заряженного" фильма зрители все окрестные ларьки с попкорном повымели подчистую. Сами не понимая, с чего их вдруг потянуло на кукурузу. А если вместо кукурузы предлагают продавать имеющиеся у тебя акции? И непременно определенной фирме? И вдалбливают это часами, неделями... Настойчиво повторяют, должно быть, что акции самые ненадежные, что они вскоре совсем обесценятся и нужно от них поскорее избавиться? Сдается мне, родной папаша поймался на эту штуку. Тут у любой акулы бизнеса поедет крыша, не говоря уж о простом неискушенном народе вроде Лени Залупкова... кстати, у простого народа акций тех четырех предприятий, да и Кангарского, было немало. Вот вам и разгадка, отчего мсье Марзуков устроил студии кабельного телевидения не только в престижных районах, но и там, где живут работяги, мелкие акционеры, курочка по зернышку клюет... - Но ведь у вас такое воздействие запрещено законом? - сказал француз. - Ценное наблюдение, - фыркнула Даша. - Вы еще не заметили, что в наших краях есть милая привычка нарушать законы? Насколько я помню, и у вас во Франции есть такая народная традиция, не зря же у Ги Дюруа голова седая? Так что не будем все списывать на нашу сибирскую дикость. - Она отвела пистолет от головы Марзукова и по неистребимой привычке вместо подоконника уселась на край стола. - Давно развлекаетесь? - Больше года, - убито сказал Марзуков. - Процентик-то капал приличный? - Москалец с Агеевым грабастали львиную долю. А я все тратил на Юльку. У нее запросы выше останкинской телебашни... Даша оглянулась на стол, где в рамочке стояла цветная фотография белокурой очаровашки: - А я слышала, она сетует на папочку, не умеющего жить... - Потому что он все перегоняет за бугор. Черт его знает, что там получится с будущим президентом. Вернее, не перегоняет, ему оттуда же перечисляют... - Германцы? - Знаете уже? - Знаем, - сказала Даша. - Вы в связи с этим никого, милок, заложить не хотите? Самое время. - Это фон Бреве. Хотя никакой он не фон, и имя какое-то другое, Терминатор однажды обмолвился... - От немца и получали кассеты? - Конечно. Они там, у себя, заряжали... А все остальное они разрабатывали втроем - фон Бреве, Москалец и Агеев. Районы компактного сосредоточения мелких акционеров, персоналии крупных. - А вас на эти военные советы так-таки и не приглашали? - Приглашали, - нехотя сознался Марзуков. - Но мое дело - насквозь подчиненное. Мне просто говорили, где следует устроить кабельное, даже репертуар фильмов сплошь и рядом они утверждали. Москалец улаживал все с лицензиями и инстанциями - у нас же чиновнички дерут с живого и с мертвого, семь потов прольешь и мешок денег раздашь, если обычным путем... От меня ничего не зависело! Почти что ничего, понимаете? - Понимаю, - сказала Даша. - Ягненочек среди волков. - Легко вам издеваться... Думаете, мне самому такое пришло бы в голову? - Да нет, - сказала Даша, внимательно обозрев его. - Тебе бы не пришло... - Дела на студии шли из рук вон плохо, другие перехватывали постоянно почти всю рекламу, Юлька от безденежья на стену лезла, кричала, что обязательно разведется. Мне даже стало казаться, что у нее кто-то появился... Хоть в петлю лезь! И тут, когда Юльки дома не было, навещает меня тесть с коньяком. Начинает ходить вокруг да около на мягких лапках. Сначала дальше намеков и не продвинулись... - А потом ты недвусмысленно дал понять, что готов продать душу дьяволу за звонкую монету? . - Я сказал, что уголовщиной заниматься не буду, но если подвернется что-то чистое, готов... - Ну да, это не уголовщина, - сказала Даша. - Игра в чику. - Но ведь это, если вдумчиво разобраться, совершенно безобидно. Вроде МММ. Мавроди не возвращал деньги, а мы за акции расплачивались честно... - Ну знаешь, еще немного - и я тебе брошусь на шею, рыдать буду от умиления, - сказала Даша. - Экий ты у нас двигатель прогресса... А как насчет всей карусели с кровью и убийствами? . - Это уже Агеев. Я в жизни пальцем никого не тронул... - Кто убил Сомова? - Не знаю... Агеев. - За что? - Не знаю. - Почему же тогда знаешь, кто убил? - Да что вы меня подлавливаете? - Что-то ты осмелел, дружок, - сказала Даша, поигрывая пистолетом в опасной близости от его лица, вновь побелевшего, как полотно. - Лапшу мне вешать начал... Ну? - Сомов случайно обнаружил содержимое. Код. Двадцать пятый кадр. Начал мне намекать, а потом прямо потребовал взять в долю. Я рассказал Агееву... - За чарочкой словами перебросились? А зачем положили москвичей? У вас ведь с юридической точки зрения все было чисто, права на "Сатанинскую гавань" куплены законно. Чего было бояться? - Агеев вдруг решил... То есть, я так подозреваю. Некому больше. Меня же не было в Шантарске! Я в Германию летал... за кассетами. - "Баранов" - это Агеев? - Агеев. - А Ольминскую зачем понадобилось убивать? - Не знаю... "Врет, - решила Даша. - Не из одного страха потеет, как белый медведь в Африке. И глазки неспроста бегают..." - Хорошо, а Житенева кто убрал? - Он же застрелился из Ольгиного "Макара". До "белки" допился, с Сатаной заигрался, ну и... - А эти так называемые террористы? Случайно они хлопнули, помимо охранника, тех двух? Или тут была своя цель? - Меня же не было на студии... Даша ласково спросила: - Кысик, вот ты кого больше сейчас боишься - меня или Агеева? "Пожалуй, все-таки Агеева, - ответила она сама себе. - Мы с французом зло внезапное, новое, мимолетное, а Терминатор, Агеев, в жутком ореоле всех смертей - зло устоявшееся, знакомое, свое, насквозь изученное, и оттого заслоняющее все прочие угрозы, даже пистолет под носом. Мы пока что грозим словесно, а Терминатор положил кучу народу..." - Вас... - Что же ты виляешь, тварь? Марзуков, собрав, должно быть, всю свою решимость, глянул ей в глаза: - Если уж пошли такие пляски, пусть каждый отвечает сам за себя. Вы ж, как я понимаю, сейчас не на государство работаете, а на мусью? Давайте полюбовно? Я про убийства ничего не знаю. Это Виталька Агеев. Самый настоящий Терминатор. Будет шагать с улыбочкой и резать с улыбочкой. У меня давно подозрение - ему нравится. Вы ведь вышли на усачевскую фирму... - Ага. Для чего, кстати, девочки служили? Подбирали компромат на тех, кто ящик не смотрит? И к сатанистам для того же кой-кого затягивали? - Похоже. Но тут уж целиком Виталькина вотчина... Да, я про Усачева начал. Знаете, почему уехала Ведьма? Она бы и замужем работала, та еще девочка. Из-за Виталия. Он на нее запал, заказал кучу платьев, незамысловатых, вроде ночной рубашки, и каждый раз это платьице резал прямо на ней. Десантным ножом. Она по пьянке проговорилась. Долго резал, по кусочку, на час, бывало, затягивалось. Иначе и трахаться не мог. Она его боялась жутко. - Но платил, надо полагать, хорошо? - Конечно. Только бывают ситуации, когда за деньгами погонишься - голову потеряешь. Потом началось и почище. Разрежет платье, положит Ведьму в постель и еще долго водит лезвием по телу. Везде. Ни разу не порезал, только гладил лезвием, - Марзукова передернуло. - Вот тут она и поняла, что пора сваливать, пока жива. У него к рыжим какая-то патологическая тяга. Потому и прилип к Ведьме. И о вас вспоминал, извините, слюнки пуская. Он умный, хитрющий, но что-то звериное всегда проглядывает, дикое... "Интересно, - подумала Даша, вспомнив свое общение с Мастером. - И тут все сходится". - Значит, о сатанистах он ничего не рассказывал? Марзуков таращился на нее, вздрагивая всем телом. Беседа начинала буксовать. Не было смысла колоть его насчет убийств - чересчур боится Агеева, да и не используешь его нынешние показания. Даже будь все записано на диктофон, отопрется потом, это не официальный допрос - приватная болтовня шестерки с отстраненным от всех дел, подвешенным в непонятном состоянии опером, махающим к тому же совершенно криминальным стволом... Заявись сейчас милиция, обживать Даше с Флиссаком СИЗО, как два пальца... - Сайко - акционер Кангарского? - спросила она, вспомнив о кое-каких необработанных детальках. Марзуков, ужасно обрадованный переменой темы, закивал: - У него - процентов пятнадцать. Только с ним отчего-то не срабатывало... - Да потому, что не смотрел он телевизор,- - свысока пояснила Даша. - Не все же - телеманы... Деликатное покашливание француза напомнило, что и в самом деле пора закругляться, пока не приловили. Даша кивнула сообщнику, спрятала пистолет в карман. Флиссак достал из сумки небольшую видеокамеру, повозился с ней, огляделся и включил все лампы, какие здесь только были - за окном сгущались сумерки. Задернув шторы и проверив на всякий случай ящики стола (даже у таких, как Марзуков, может оказаться в заначке что-нибудь стреляющее), Даша обернулась к направленной на нее камере. Роли на случай успеха были распределены заранее. Она, глянув на себя в зеркальце, поправила волосы, блузку, ослепительно улыбнулась в объектив: - Бонжур! Я - капитан милиции Дарья Шевчук, следователь по особо важным делам уголовного розыска, Шантарск, Россия, - и поднесла к объективу свое удостоверение, подержала с минуту, чтобы как следует запечатлелось для истории. - Мне удалось раскрыть преступление, нарушающее закон Российской Федерации, именуемый в нашей юриспруденции... ...Когда Марзуков послушно пробубнил в камеру свое искреннее признание (явно радуясь, что разговор идет только о "двадцать пятом кадре", сваливая все на злых дядей Москальца, Агеева и фон Бреве, совративших с пути истинного бедного мальчишечку), неожиданно для него вступила Даша - с рассказом о череде убийств. Марзуков пискнул и дернулся, но получив (уже за кадром) болезненный удар, заткнулся, скорчившись. Даша старалась, нагнетая эмоции. "Жульничество в бизнесе - этим, в общем, никого не удивишь, - говорил Флиссак, когда они сюда ехали. - Но убийств наш избиратель не одобряет, особенно массовых. Мы большие гуманисты у себя дома. Напирайте на злых бошей - тут подключится старая французская нелюбовь к соседу, мгновенно вспомнят и Седан, и Марну... Напирайте на то, что вы искренне стремились к свободе, демократии и капитализму, а фон Бреве подсунул вам отравленную конфетку..." Закончив, Даша похлопала оклемавшегося Марзукова по плечу: - Прекрасно, мои повр анфан... Теперь, говоря словами поэта, вам осталась одна забава. Держать язычок за зубами. Не надо думать, будто Агеев вас пощадит из уважения к вашей цветущей юности, если честно наябедничаете. Да и тестю я на вашем месте не стала бы исповедоваться. Когда на одной чаше весов - жирный валютный счет, а на другой - непутевый зятек, любой дурак догадается, куда качнутся весы... - Чует мое сердце, он все-таки позвонит, - сказал Флиссак в машине. - И черт с ним, откровенно говоря, - сказала Даша. - Все же мне несколько непонятны ваши методы... - Меня отстранили, - сказала Даша. - Таскали в прокуратуру. Вы уже знаете достаточно, чтобы обойтись без лишних вопросов. Не думаю, что меня посадят пли сунут в психушку. Сунут куда подальше, перебирать бумажки в архиве. По медицинским показаниям. И не уволена, и не наказана, но - нет меня. Это кое для кого наилучший выход - человек в таком положении уже никому не опасен и не интересен, сколько бы он ни доказывал с горящими глазами, что он прав и гениален, его похлопают по плечу, фальшиво посочувствуют и постараются побыстрее распрощаться... Только не говорите, что у вас во Франции такого не бывает! - Бывает, отчего же, - с задумчивым и грустным лицом согласился Фдиссак. Быть может, следует переписать кассету и оставить вам копию? - Благодарю за щедрый жест, но - бесполезно. - Не хочу лгать, мадемуазель Дария, - возможно, мои наниматели решат, что эту кассету не стоит предавать гласности. Обычно такие дела решаются за закрытыми дверями - смотря который из вариантов предпочтительнее... - А мне ничем не поможет, если ее прокрутят все ваши телестудии, - сказала Даша. - Не будет же ваш президент просить за меня нашего? И у вас, и у нас и не такое писали - без всяких последствий. Эта кассета меня только в омут потянет... Возьмут и пришьют шпионаж. Вы же не приедете в мою пользу свидетельствовать? - Не приеду, - согласился Флиссак. - А ваше начальство окончательно устранилось? - Не то чтобы... - сказала Даша. - Они в таком положении, когда, продолжая меня защищать, рискнут предстать круглыми идиотами. Вас эта пленка устраивает только потому, что за вами - Корпорация... А за нами нет никого. Крутимся, как... - И все же я не верю, что вы сломались. - А кто вам сказал, что я сломалась? - фыркнула Даша. - Может, когда-нибудь потом... А пока - подожду. Я на свободе, или где? - Куда мы едем? - На тот берег. На станцию "Енисей". Через полчасика пройдет электричка на Семиреченск. Вряд ли вас станут объявлять в розыск, но все равно держитесь осторожнее... В этой одежде и с вашим знанием языка подозрений не вызовете. А может, у вас тоже есть в запасе и российский паспорт? На имя какого-нибудь Сидорова? Флиссак неподражаемо пожал плечами, вежливо улыбнулся и промолчал. - Ладно, это ваши заморочки, - продолжила Даша. - В общем, три с лишним часа - и вы уже за пределами Шантарской губернии. В Семиреченске садитесь на первый же поезд западного направления и дуйте до Москвы... - Мне нужно всего лишь добраться до Новосибирска, - признался Флиссак.- Там в консульстве есть человек.