Страница:
На кнопках лифта были обозначены почему-то не цифры, а латинские буквы, и Мазур так и не понял, за каким лядом. Дескать, цифирьки – это для простого народа, а не для нас, почти что небожителей? Или некий молодой и бойкий рационализатор предложил буковки как противодиверсионное мероприятие, дабы на несколько драгоценных секунд сбить с толку плохих парней? Тогда да, тогда конечно. Очень эффективно, ничего не скажешь. Словом, Мазур был несколько удивлен.
Между тем, встретивший их в гараже провожатый зело угрюмого вида вдавил кнопку с буковкой D. Стало быть, считая человеческим счетом и приняв гаражный этаж за нулевой, они поднялись на четвертый этаж. В холле, в который сразу попадаешь из лифта, тут же становится ясно, что ты попал в местечко для избранной публики, где лишние-посторонние не ходят. Даже клиенты банка не из последних, пришедшие бросить на свой счет очередной миллиончик гривен или евро, сюда не захаживают.
Прямо перед лифтом тебя встречает рамка металлодетектора. А едва ступаешь в холл, как появляется хорошо знакомое понимающим людям ощущение – эдакий неприятный холодок в центре лба, будто на нем загорелась красная точка лазерного прицела. Голову можно отдать на отсечение – из замаскированных пулеметных гнезд за ними следят холодные вороненые стволы. При этом холл очень небольшой, можно сказать – домашний. Ощущение домашности усиливала мягкая мебель, всякие там пальмы в кадках и полное отсутствие деловой суеты в лице снующих туда-сюда клерков и секретарш с бумагами.
Но и здесь гости не задержались. Прошли через холл, свернули в узкий коридор и очутились на лестнице, но не на той, что идет через все этажи снизу доверху, а на короткой, так сказать – локальной лестнице, связывающей этаж, мать его, «ди» и следующий за ним. Попали в такое хитрое место, куда просто так на лифте не доедешь. Шифруются господа вершители судеб многострадальной отчизны…
Человек в темно-синем костюме отступил в сторону, пропуская их к обитой коричневой кожей двери. Едва ступив за порог, Мазур понял, что на этом их блуждания по банку закончилось.
Интересное, между прочим, было помещение: без окон. И вполне логично можно было бы предположить, что комната предназначается для особо секретных разговоров – чтобы наверняка избежать направленных микрофонов и прицельной пальбы через окна из всех видов оружия… Конечно, внутри никакой спертости воздуха не ощущалось, нагнетанием и фильтрацией воздуха тут занималась техника самого наивысшего качества.
Их прихода дожидались аж пять человек. Когда Мазур с Малышевским вошли, сия пятерка небожителей над чем-то заливисто ржала. «Однако не скажешь, что буржуины пребывают в тревоге и печали, – отметил Мазур. – А я-то ожидал увидеть их хватающими друг друга за рукава – мол, все пропало, шеф, гипс снимают, клиент уезжает! Ну-ну».
Малышевский, а следом за ним Мазур, подошли к встающей с черного кожаного дивана пятерке. Самое смешное, что одного из этих пяти Мазур знал лично…
Да-да, и так вот тоже бывает – на далекой украинской чужбине, в глубинах непонятного банка, одолев семь застав и тридевять преград, прибываешь на тайное свидание с практически без пяти минут заговорщиками – и здрасьте вам: тут же знакомая морда.
– Позвольте представить: Мазур, Кирилл Степанович, – мой новый… будущий начальник аналитического отдела группы безопасности. Пока, скажем так, на испытательном сроке. А это Каха Георгиевич, мой помощник и…
– И грузин, – добавил необъятных габаритов персонаж, несмотря на погоды облаченный в тройку с полосатым галстуком. Последний раз Мазур видел его на яхте, прикованным к стулу в конференц-зале.
Мазур пожал протянутую руку.
Этот человек одно время, лет пять-семь назад, был на виду. Даже мелькал в правительственной хронике на заседаниях по вопросам бизнеса, куда приглашался в числе других представителей предпринимательской элиты. А потом дела его пошли неважно. Тот круг, к которому он принадлежал, потерпел разгромное поражение в результате кремлевско-византийских интриг, о коих давеча разглагольствовал Малышевский, и Каха Георгиевич в числе прочих участников группировки угодил в опалу.
Взрывная волна поражения разбросала его товарищей по партии кого куда: кого в тюрьму, кого в Израиль или в лондонскую эмиграцию, а «бизнесмен и грузин» маханул на историческую родину, под крыло Саакашвили и нашел себе там новое занятие – принялся помогать молодым и бойким реформаторам налаживать мифическую грузинскую экономику. Что именно он там наладил, было неизвестно… во всяком случае, Мазуру, который новостями из мира большой и малой политик интересовался от случая к случаю. Но, видимо, все же не того масштаба оказалось занятие, раз он снова попал в центр российских политических интриг…
Было в Кахе Георгиевиче что-то сразу к себе располагающее. Может быть, дело во внешности? Этот большой усатый человек походил на добродушного грузинского духанщика. При виде его невольно вспоминались залитые вином столы под крышей из вьющегося винограда, пышные грузинские тосты, шашлыки и сочная пахучая зелень…
Голову можно прозакласть, что источником и причиной веселья, которое тут у них царило до прихода Мазура с Малышевским, был как раз он, Каха. Вряд ли в качестве души компании могли выступать номера два и три – один, отец невесты, с бледным неулыбчивым лицом, какое обычно встречается у хронически больных людей, другой – суровый брюнет с цепким взглядом профессиональной ищейки… или сотрудника Конторы.
Номер четыре – полноватый, с ироничным взглядом и открытой улыбкой господин среднего роста – тоже не мог претендовать на амплуа весельчака. Рука у него была забинтована и висела на перевязи, но Мазур все равно узнал бы этого человека – именно его подстрелил террорист в конференц-зале, когда открыл огонь по заложникам… Отчего-то Мазур был уверен, что бедолаге больно, однако – крепится. Хотя скоре всего, ему и сейчас не до шуток.
И уж точно никак не годился на роль весельчака-затейника номер пятый… Давний Мазуров знакомец.
– Иван Сергеевич, правая рука Бориса Абрамовича, с недавнего времени – мой сват, так, кажется, отец невестки называется? – Малышевский представил адмиралу бледного и неулыбчивого господина, выступающего в классификации Мазура под номером два. (Ежели первому Мазур для удобства присвоил кличку Грузин, то второго тут же для себя зашифровал как Больного).
– Кривицкий, Геннадий Леонидович, – представился крепыш с рукой на повязке. (Ну, пусть так и будет – Крепыш).
– Правая рука правой руки Березовского, если так можно выразиться. Хотя рука и раненная, – улыбнулся Крепыш-Кривицкий. – Помощник Ивана Сергеевича. Рад познакомиться.
– Так же, как и Каха – моя правая рука, пока целая, – добавил Малышевский. – Итак, двое со стороны нас, «промышленников», и двое со стороны «реваншистов» – так что все честно… Вань, тебя не задевает, что я вашу братию «реваншистами» зову?
– Да хоть большевиками зови, хоть эсерами, – отмахнулся Больной. – Суть-то не меняется…
– Ну и чудненько. А это – Анатолий Витальевич Говоров, который не принадлежит ни к одной из наших… так сказать, группировок, зато принадлежит к тем, кто по роду деятельности обязан избавлять нас от недавних приключений…
Под номером три выступал поджарый голубоглазый брюнет лет пятидесяти – с тем самым колючим взглядом не то ищейки, не то сотрудника Конторы.
– Говоров, – представился он, пожимая Мазуру руку. Ладонь его была сухой и сильной. – Начальник отдела по борьбе с терроризмом СБУ.[12]
– А вот это, можно сказать, ваш коллега, помощник Ивана Сергеевича, – сказал Малышевский, указывая на человека под номером пять.
– Здорово, Кирилл, – сказал номер пятый как ни в чем не бывало.
Руки Мазуру, однако же, при этом не протянул…
– Здоровеньки булы, батька Тимош, – сказал Мазур, руки так же не подавая и испытывая непреодолимое желание съездить знакомцу по физиономии. А потом обратиться к нему фразой из незабвенной комедии: «Зачем Володька сбрил усы?»
Когда они виделись с Тимошем в последний раз, рожу его украшали дивные запорожские усы а-ля незалежность и самостийность… Теперь же пан Тимош был чисто выбрит. А усы, как всем известно уже из другого классического произведения, просто так не сбривают. Да и след от них все-таки остался – две полоски незагоревшей кожи там, где еще недавно на подбородке красовались роскошные подусники…
В голове Мазура тут же защелкал арифмометр: а не подстава ли это глобальная? Уж больно опереточным выходило их очередное свиданьице… Хотя, если поразмыслить здраво, Тимош – профессионал, к тому же – хохол, так почему бы и не встретиться именно здесь и сейчас…
– Вы знакомы? – новостью это стало только для Малышевского, остальные никакого удивления не выразили ни словом, ни взглядом.
– А то, – буркнул Мазур. А чего, спрашивается, тут скрывать? – Можно сказать, одно время проживали в соседних казармах. Да и в джунглях встречались…
– Понятно. Что ж, это где-то даже кстати… Ну, не будем терять времени, – сказал Малышевский, присаживаясь в кресло и показывая Мазуру на соседнее. – Повод, по которому мы встретились, не требует особых пояснений и вступительных речей. Надо безотлагательно начинать работать по проблеме…
– Начинать следовало уже вчера, – с недовольным видом произнес Больной – тот, который правая рука Березовского.
– Что ты имеешь в виду, Иван Сергеевич? – спросил Малышевский.
– Наша сегодняшняя встреча была бы более плодотворна, возьми мы, – многозначительный взгляд в сторону Мазура, – живым хотя бы одного террориста…
– А вот это вряд ли, – беззастенчиво перебил Мазур. – Даже если бы удалось захватить главаря и мы бы разговорили его, толку от этого, я вас уверяю, было бы немного.
– Отчего же? – одним уголком рта усмехнулся Кривицкий. – Вы верите в байки про несгибаемость чеченских бойцов? Сами умрут, но род не опозорят и своих не продадут? Только все дело в том, что женевских конвенций соблюдать никто не стал бы…
– Всецело тех же мыслей, – едва заметно улыбнулся в ответ и Мазур, но сказал очень серьезно: – Дело в другом. Главарь наверняка мог вывести только на посредника, а того либо уже нет в живых, либо он нырнул на дно так глубоко, что найти его не под силу даже очень старательным и умелым людям. Потому что противостоящие нам люди – старательные и умелые не менее, судя по организации захвата. Причем еще не факт, что посредник смог бы вывести нас напрямую к заказчику… Словом, задача пройти по цепочке до самого последнего и самого важного звена видится мне более чем проблематичной. Мягко выражаясь. Особенно если на все про все отведено не так уже много времени.
– Кирилл Степанович абсолютно прав, – мягко вставил Главный антитеррорист Украины по фамилии Говоров. – Не спорю, захват хотя бы одного из нападавших дал бы нам кое-какие шансы, но, поверьте, весьма мизерные…
– В таком случае, что вы предлагаете? – агрессивно спросил Больной.
– Я не скажу ничего нового, – пожал плечами Мазур. – Как говорили древние, но сообразительные люди is fecit, qui prodest, от этого и следует плясать…
– Сделал тот, кому выгодно, – перевел Кривицкий. – Или, как выражалась Элиза Дулитл, – «Кто шляпку спер, тот и тетку шлепнул»…
– Что вам удалось выяснить? – резко повернулся к Говорову Больной.
– Увы, пока не так уж много, – сказал начальник антитеррористического ведомства. – Мы начали работать сразу же, как поступила информация, то есть даже не вчера, а два дня назад, но пока похвастаться особо нечем. Ясно, что организаторы нападения – люди достаточно влиятельные и осведомленные в наших делах (Мазур отметил это «наших»), раз сумели обеспечить блокаду средств связи, проникнуть на корабль и чуть было не довести акцию до логического финала… Но совершенно точно известно, что никакого Исламского революционного фронта не существует, это, так сказать, отмазка, прикрытие для чего-то другого, ради чего, собственно, и заваривалась вся та каша… Несколько настораживает явный непрофессионализм террористов – по сравнению с уровнем подготовки операции…
– Как боевики проникли на яхту? Да еще и вооруженные до зубов? Куда делся катер прикрытия?
– Пока невыяснено. Известно только, что катер был остановлен, как только перекрыли связь с внешним миром. Остановлен и затоплен.
– Как?
– Выясняем. Простите, но прошло только три дня…
– Да что там выяснять! – вскинулся Кривицкий-Крепыш и тут же сморщился от боли. – Кто-то же им помог, кто-то пустил?!
Говоров лишь пожал плечами.
– Боевые пловцы?.. – предположил Малышевский.
И все немедля покосились на Мазура, как же без этого. И, черт возьми, Мазур почувствовал крайне неприятную волну мурашек, пробежавших по спине. Но промолчал.
– Досье на господина адмирала было проверено не дважды и не трижды, – ровным голосом сообщил Малышевский. – Последний раз – сразу после акции. И я готов поручиться, что он тут абсолютно, совершенно, однозначно, буквально и ни в малейшей степени не при чем. Даю слово.
– Охотно верю, – негромко сказал Крепыш и погладил забинтованную руку. – Если б не он, пуля бы попала в более важное для моего самочувствия место… Но вот коллеги нашего дорогого адмирала… А?
– Хоть личности-то боевиков установлены? – нахмурился Иван Сергеевич.
– Устанавливаем, – вздохнул Говоров. – В основном все чечены, есть… были один албанец и два курда. Никто из них не был боевым пловцом. Некто Деян, о котором упоминали адмирал Мазур и его албанский пленник, – это, скорее всего, Деян Бегоев, личность известная и скользкая. Ищем.
– Слушайте, но такого же просто не может быть! – опять воскликнул Кривицкий. – Это ж дикость! Пираты Черного моря и двадцать первого века, твою мать! И где – не в Атлантике, а рядом с Одессой!..
– Ничего невозможного в этом нет. Позвольте, я предоставлю записку, – сухо ответил Говоров, взял со стола папочку, открыл. – Это просто обзор, анализ ситуации в целом, пока ничего конкретного, но он поможет представить картину в целом…
И протянул несколько скрепленных степлером страниц Больному. Тот взял и тут же передал Стробачу, буркнув:
– Анализом пусть лучше аналитики занимаются… Ладно, господа, давайте попытаемся упорядочить. Будем исходить из того, что террористы являлись агентами некой силы…
– Некой! – всплеснул руками Грузин. – Чего нам разводить дипломатию, а! Прямо назовем: они были посланы Кремлем. Уважаемый товарищ Главный антитеррорист сказал: заказчик влиятельный и осведомленный. Кремль, кто же еще, это ж очевидно! Кремль предпочитает властвовать в одиночку, ему не по вкусу чересчур тесное сближение любых сил… Особенно сил влиятельных и не самых к нему лояльных. И у Кремля в потайном кармане всегда отыщется джокер – такая вот свора головорезов, которой он по своему желанию может сыграть в темную или в белую. Вот и спустили свору с поводка, едва забрезжила опасность какого-то союза между нами и «реваншистами» – особенно когда ноль-восьмой год не за горами. Наверняка они хотели большего, не исключая и физического устранения нескольких особо мешающих лиц. А что, очень удобно! Списать все по привычке на чеченов и обезглавить оппозицию! Но вмешался незапланированный фактор в лице нашего дорогого адмирала, за что ему еще раз скажем спасибо. Вот они и не смогли довести задуманное до конца…
Глава шестнадцатая
Между тем, встретивший их в гараже провожатый зело угрюмого вида вдавил кнопку с буковкой D. Стало быть, считая человеческим счетом и приняв гаражный этаж за нулевой, они поднялись на четвертый этаж. В холле, в который сразу попадаешь из лифта, тут же становится ясно, что ты попал в местечко для избранной публики, где лишние-посторонние не ходят. Даже клиенты банка не из последних, пришедшие бросить на свой счет очередной миллиончик гривен или евро, сюда не захаживают.
Прямо перед лифтом тебя встречает рамка металлодетектора. А едва ступаешь в холл, как появляется хорошо знакомое понимающим людям ощущение – эдакий неприятный холодок в центре лба, будто на нем загорелась красная точка лазерного прицела. Голову можно отдать на отсечение – из замаскированных пулеметных гнезд за ними следят холодные вороненые стволы. При этом холл очень небольшой, можно сказать – домашний. Ощущение домашности усиливала мягкая мебель, всякие там пальмы в кадках и полное отсутствие деловой суеты в лице снующих туда-сюда клерков и секретарш с бумагами.
Но и здесь гости не задержались. Прошли через холл, свернули в узкий коридор и очутились на лестнице, но не на той, что идет через все этажи снизу доверху, а на короткой, так сказать – локальной лестнице, связывающей этаж, мать его, «ди» и следующий за ним. Попали в такое хитрое место, куда просто так на лифте не доедешь. Шифруются господа вершители судеб многострадальной отчизны…
Человек в темно-синем костюме отступил в сторону, пропуская их к обитой коричневой кожей двери. Едва ступив за порог, Мазур понял, что на этом их блуждания по банку закончилось.
Интересное, между прочим, было помещение: без окон. И вполне логично можно было бы предположить, что комната предназначается для особо секретных разговоров – чтобы наверняка избежать направленных микрофонов и прицельной пальбы через окна из всех видов оружия… Конечно, внутри никакой спертости воздуха не ощущалось, нагнетанием и фильтрацией воздуха тут занималась техника самого наивысшего качества.
Их прихода дожидались аж пять человек. Когда Мазур с Малышевским вошли, сия пятерка небожителей над чем-то заливисто ржала. «Однако не скажешь, что буржуины пребывают в тревоге и печали, – отметил Мазур. – А я-то ожидал увидеть их хватающими друг друга за рукава – мол, все пропало, шеф, гипс снимают, клиент уезжает! Ну-ну».
Малышевский, а следом за ним Мазур, подошли к встающей с черного кожаного дивана пятерке. Самое смешное, что одного из этих пяти Мазур знал лично…
Да-да, и так вот тоже бывает – на далекой украинской чужбине, в глубинах непонятного банка, одолев семь застав и тридевять преград, прибываешь на тайное свидание с практически без пяти минут заговорщиками – и здрасьте вам: тут же знакомая морда.
– Позвольте представить: Мазур, Кирилл Степанович, – мой новый… будущий начальник аналитического отдела группы безопасности. Пока, скажем так, на испытательном сроке. А это Каха Георгиевич, мой помощник и…
– И грузин, – добавил необъятных габаритов персонаж, несмотря на погоды облаченный в тройку с полосатым галстуком. Последний раз Мазур видел его на яхте, прикованным к стулу в конференц-зале.
Мазур пожал протянутую руку.
Этот человек одно время, лет пять-семь назад, был на виду. Даже мелькал в правительственной хронике на заседаниях по вопросам бизнеса, куда приглашался в числе других представителей предпринимательской элиты. А потом дела его пошли неважно. Тот круг, к которому он принадлежал, потерпел разгромное поражение в результате кремлевско-византийских интриг, о коих давеча разглагольствовал Малышевский, и Каха Георгиевич в числе прочих участников группировки угодил в опалу.
Взрывная волна поражения разбросала его товарищей по партии кого куда: кого в тюрьму, кого в Израиль или в лондонскую эмиграцию, а «бизнесмен и грузин» маханул на историческую родину, под крыло Саакашвили и нашел себе там новое занятие – принялся помогать молодым и бойким реформаторам налаживать мифическую грузинскую экономику. Что именно он там наладил, было неизвестно… во всяком случае, Мазуру, который новостями из мира большой и малой политик интересовался от случая к случаю. Но, видимо, все же не того масштаба оказалось занятие, раз он снова попал в центр российских политических интриг…
Было в Кахе Георгиевиче что-то сразу к себе располагающее. Может быть, дело во внешности? Этот большой усатый человек походил на добродушного грузинского духанщика. При виде его невольно вспоминались залитые вином столы под крышей из вьющегося винограда, пышные грузинские тосты, шашлыки и сочная пахучая зелень…
Голову можно прозакласть, что источником и причиной веселья, которое тут у них царило до прихода Мазура с Малышевским, был как раз он, Каха. Вряд ли в качестве души компании могли выступать номера два и три – один, отец невесты, с бледным неулыбчивым лицом, какое обычно встречается у хронически больных людей, другой – суровый брюнет с цепким взглядом профессиональной ищейки… или сотрудника Конторы.
Номер четыре – полноватый, с ироничным взглядом и открытой улыбкой господин среднего роста – тоже не мог претендовать на амплуа весельчака. Рука у него была забинтована и висела на перевязи, но Мазур все равно узнал бы этого человека – именно его подстрелил террорист в конференц-зале, когда открыл огонь по заложникам… Отчего-то Мазур был уверен, что бедолаге больно, однако – крепится. Хотя скоре всего, ему и сейчас не до шуток.
И уж точно никак не годился на роль весельчака-затейника номер пятый… Давний Мазуров знакомец.
– Иван Сергеевич, правая рука Бориса Абрамовича, с недавнего времени – мой сват, так, кажется, отец невестки называется? – Малышевский представил адмиралу бледного и неулыбчивого господина, выступающего в классификации Мазура под номером два. (Ежели первому Мазур для удобства присвоил кличку Грузин, то второго тут же для себя зашифровал как Больного).
– Кривицкий, Геннадий Леонидович, – представился крепыш с рукой на повязке. (Ну, пусть так и будет – Крепыш).
– Правая рука правой руки Березовского, если так можно выразиться. Хотя рука и раненная, – улыбнулся Крепыш-Кривицкий. – Помощник Ивана Сергеевича. Рад познакомиться.
– Так же, как и Каха – моя правая рука, пока целая, – добавил Малышевский. – Итак, двое со стороны нас, «промышленников», и двое со стороны «реваншистов» – так что все честно… Вань, тебя не задевает, что я вашу братию «реваншистами» зову?
– Да хоть большевиками зови, хоть эсерами, – отмахнулся Больной. – Суть-то не меняется…
– Ну и чудненько. А это – Анатолий Витальевич Говоров, который не принадлежит ни к одной из наших… так сказать, группировок, зато принадлежит к тем, кто по роду деятельности обязан избавлять нас от недавних приключений…
Под номером три выступал поджарый голубоглазый брюнет лет пятидесяти – с тем самым колючим взглядом не то ищейки, не то сотрудника Конторы.
– Говоров, – представился он, пожимая Мазуру руку. Ладонь его была сухой и сильной. – Начальник отдела по борьбе с терроризмом СБУ.[12]
– А вот это, можно сказать, ваш коллега, помощник Ивана Сергеевича, – сказал Малышевский, указывая на человека под номером пять.
– Здорово, Кирилл, – сказал номер пятый как ни в чем не бывало.
Руки Мазуру, однако же, при этом не протянул…
* * *
Честно говоря, Мазур до последнего момента не был уверен, что Тимош Стробач признается в том, что они знакомы. Слишком уж, как выразились бы наши предки лет эдак сто с гаком назад, скандалиозными вышли их две последние встречи.– Здоровеньки булы, батька Тимош, – сказал Мазур, руки так же не подавая и испытывая непреодолимое желание съездить знакомцу по физиономии. А потом обратиться к нему фразой из незабвенной комедии: «Зачем Володька сбрил усы?»
Когда они виделись с Тимошем в последний раз, рожу его украшали дивные запорожские усы а-ля незалежность и самостийность… Теперь же пан Тимош был чисто выбрит. А усы, как всем известно уже из другого классического произведения, просто так не сбривают. Да и след от них все-таки остался – две полоски незагоревшей кожи там, где еще недавно на подбородке красовались роскошные подусники…
В голове Мазура тут же защелкал арифмометр: а не подстава ли это глобальная? Уж больно опереточным выходило их очередное свиданьице… Хотя, если поразмыслить здраво, Тимош – профессионал, к тому же – хохол, так почему бы и не встретиться именно здесь и сейчас…
– Вы знакомы? – новостью это стало только для Малышевского, остальные никакого удивления не выразили ни словом, ни взглядом.
– А то, – буркнул Мазур. А чего, спрашивается, тут скрывать? – Можно сказать, одно время проживали в соседних казармах. Да и в джунглях встречались…
– Понятно. Что ж, это где-то даже кстати… Ну, не будем терять времени, – сказал Малышевский, присаживаясь в кресло и показывая Мазуру на соседнее. – Повод, по которому мы встретились, не требует особых пояснений и вступительных речей. Надо безотлагательно начинать работать по проблеме…
– Начинать следовало уже вчера, – с недовольным видом произнес Больной – тот, который правая рука Березовского.
– Что ты имеешь в виду, Иван Сергеевич? – спросил Малышевский.
– Наша сегодняшняя встреча была бы более плодотворна, возьми мы, – многозначительный взгляд в сторону Мазура, – живым хотя бы одного террориста…
– А вот это вряд ли, – беззастенчиво перебил Мазур. – Даже если бы удалось захватить главаря и мы бы разговорили его, толку от этого, я вас уверяю, было бы немного.
– Отчего же? – одним уголком рта усмехнулся Кривицкий. – Вы верите в байки про несгибаемость чеченских бойцов? Сами умрут, но род не опозорят и своих не продадут? Только все дело в том, что женевских конвенций соблюдать никто не стал бы…
– Всецело тех же мыслей, – едва заметно улыбнулся в ответ и Мазур, но сказал очень серьезно: – Дело в другом. Главарь наверняка мог вывести только на посредника, а того либо уже нет в живых, либо он нырнул на дно так глубоко, что найти его не под силу даже очень старательным и умелым людям. Потому что противостоящие нам люди – старательные и умелые не менее, судя по организации захвата. Причем еще не факт, что посредник смог бы вывести нас напрямую к заказчику… Словом, задача пройти по цепочке до самого последнего и самого важного звена видится мне более чем проблематичной. Мягко выражаясь. Особенно если на все про все отведено не так уже много времени.
– Кирилл Степанович абсолютно прав, – мягко вставил Главный антитеррорист Украины по фамилии Говоров. – Не спорю, захват хотя бы одного из нападавших дал бы нам кое-какие шансы, но, поверьте, весьма мизерные…
– В таком случае, что вы предлагаете? – агрессивно спросил Больной.
– Я не скажу ничего нового, – пожал плечами Мазур. – Как говорили древние, но сообразительные люди is fecit, qui prodest, от этого и следует плясать…
– Сделал тот, кому выгодно, – перевел Кривицкий. – Или, как выражалась Элиза Дулитл, – «Кто шляпку спер, тот и тетку шлепнул»…
– Что вам удалось выяснить? – резко повернулся к Говорову Больной.
– Увы, пока не так уж много, – сказал начальник антитеррористического ведомства. – Мы начали работать сразу же, как поступила информация, то есть даже не вчера, а два дня назад, но пока похвастаться особо нечем. Ясно, что организаторы нападения – люди достаточно влиятельные и осведомленные в наших делах (Мазур отметил это «наших»), раз сумели обеспечить блокаду средств связи, проникнуть на корабль и чуть было не довести акцию до логического финала… Но совершенно точно известно, что никакого Исламского революционного фронта не существует, это, так сказать, отмазка, прикрытие для чего-то другого, ради чего, собственно, и заваривалась вся та каша… Несколько настораживает явный непрофессионализм террористов – по сравнению с уровнем подготовки операции…
– Как боевики проникли на яхту? Да еще и вооруженные до зубов? Куда делся катер прикрытия?
– Пока невыяснено. Известно только, что катер был остановлен, как только перекрыли связь с внешним миром. Остановлен и затоплен.
– Как?
– Выясняем. Простите, но прошло только три дня…
– Да что там выяснять! – вскинулся Кривицкий-Крепыш и тут же сморщился от боли. – Кто-то же им помог, кто-то пустил?!
Говоров лишь пожал плечами.
– Боевые пловцы?.. – предположил Малышевский.
И все немедля покосились на Мазура, как же без этого. И, черт возьми, Мазур почувствовал крайне неприятную волну мурашек, пробежавших по спине. Но промолчал.
– Досье на господина адмирала было проверено не дважды и не трижды, – ровным голосом сообщил Малышевский. – Последний раз – сразу после акции. И я готов поручиться, что он тут абсолютно, совершенно, однозначно, буквально и ни в малейшей степени не при чем. Даю слово.
– Охотно верю, – негромко сказал Крепыш и погладил забинтованную руку. – Если б не он, пуля бы попала в более важное для моего самочувствия место… Но вот коллеги нашего дорогого адмирала… А?
– Хоть личности-то боевиков установлены? – нахмурился Иван Сергеевич.
– Устанавливаем, – вздохнул Говоров. – В основном все чечены, есть… были один албанец и два курда. Никто из них не был боевым пловцом. Некто Деян, о котором упоминали адмирал Мазур и его албанский пленник, – это, скорее всего, Деян Бегоев, личность известная и скользкая. Ищем.
– Слушайте, но такого же просто не может быть! – опять воскликнул Кривицкий. – Это ж дикость! Пираты Черного моря и двадцать первого века, твою мать! И где – не в Атлантике, а рядом с Одессой!..
– Ничего невозможного в этом нет. Позвольте, я предоставлю записку, – сухо ответил Говоров, взял со стола папочку, открыл. – Это просто обзор, анализ ситуации в целом, пока ничего конкретного, но он поможет представить картину в целом…
И протянул несколько скрепленных степлером страниц Больному. Тот взял и тут же передал Стробачу, буркнув:
– Анализом пусть лучше аналитики занимаются… Ладно, господа, давайте попытаемся упорядочить. Будем исходить из того, что террористы являлись агентами некой силы…
– Некой! – всплеснул руками Грузин. – Чего нам разводить дипломатию, а! Прямо назовем: они были посланы Кремлем. Уважаемый товарищ Главный антитеррорист сказал: заказчик влиятельный и осведомленный. Кремль, кто же еще, это ж очевидно! Кремль предпочитает властвовать в одиночку, ему не по вкусу чересчур тесное сближение любых сил… Особенно сил влиятельных и не самых к нему лояльных. И у Кремля в потайном кармане всегда отыщется джокер – такая вот свора головорезов, которой он по своему желанию может сыграть в темную или в белую. Вот и спустили свору с поводка, едва забрезжила опасность какого-то союза между нами и «реваншистами» – особенно когда ноль-восьмой год не за горами. Наверняка они хотели большего, не исключая и физического устранения нескольких особо мешающих лиц. А что, очень удобно! Списать все по привычке на чеченов и обезглавить оппозицию! Но вмешался незапланированный фактор в лице нашего дорогого адмирала, за что ему еще раз скажем спасибо. Вот они и не смогли довести задуманное до конца…
Глава шестнадцатая
ЦАРСКИЕ СПОРЫ
«Грузин и бизнесмен» активно помогал себе жестикуляцией, руки его не знали состояния покоя: то взлетали вверх, то ладонью рубили воздух, то разлетались в стороны.
– Правда, – продолжал Каха Георгиевич, – кремлевские деятели все же добились своего, выполнили, так сказать, программу-минимум – внесли меж нами разброд и шатания. Вот Березовский уже заявил, что знать не желает, уж простите меня за цитату, – Грузин, приложив руки к груди, повернулся к Больному, – знать не желает эту свору либеральных болтунов и хитрованов. Это о нас, о «промышленниках»! А Леша Ботанин сегодня мне позвонил и сказал, что передумал… Ну, вы понимаете, насчет чего. Вот так. Словом, теперь договориться о чем-то серьезном стало во много крат сложнее. А время, кстати, идет…
– В оценке ситуации ты, конечно, Каха, всецело прав, однако выводы делаешь, на мой взгляд, неверные, – после недолгой паузы раздумчиво заметил Малышевский. – Я – и не только я, но и мои единомышленники, и Анатолий Витальевич в частности – мы не столь уж уверены в том, что за нападением стоит Кремль.
– А кто же тогда?! Что за таинственная сила такая? Инопланетяне? Марс атакует? – Грузин нервно хохотнул.
– Я так понимаю, уважаемый Александр Олегович, – Больной опустил взгляд и стряхнул с брюк несуществующую пылинку, – вы тонко намекаете на нас? Это мы, «реваншисты», дескать, подготовили захват яхты, чтобы между нами началась война?
– Я ни на кого не намекаю, уважаемый Иван Сергеевич, – четко выговорил Малышевский. – Я просто хочу рассмотреть все версии, а не хвататься за первую попавшуюся…
– Ну тогда ты скажи мне, кто еще помимо кремлевских мог быть заинтересован в подобной заварухе, а? – Грузин, колыхнув животом, повернулся к Малышевскому.
– А, к примеру, самый простой вариант вы отметаете на корню? – Олигарх откинулся на спинку кресла. – Я имею в виду самодеятельность некоего криминального авторитета, решившегося сорвать самый большой куш в своей жизни…
– Да ни один криминальный авторитет не сможет провернуть такое дело! – сказал Кривицкий. – Как к нему попала информация? Как он сумел подготовиться? Как сумел все провернуть и что ему позволяло надеяться после акции остаться в живых?!
– Это уже детали, – махнул рукой Малышевский. – Ну, например… Ну, возьмем какого-нибудь неприметного человечка, скажем, кухонного распорядителя, или как он там называется. Предположим, месяц назад ему сказали, чтобы к такому-то числу готовился дать обед на тридцать персон, готовился по самому наивысшему разряду и совершенно не заботился о ценах на что бы то ни было. И намекнули, что банкет будет проходить на воде. И все, и достаточно! Распорядитель этот где-то проболтался, пошла гулять информация, ушла в криминальную среду, попала к какому-то решительному и умному человеку. Он навел справки там-сям, в том же порту, у тех же пограничников, по интернету пробежался, сопоставил даты – мы же день свадьбы ни от кого не скрывали – и сложилась картина. Дальше оставалось только подключить к делу чеченских отморозков, которым нечего терять и которым без разницы, что школы захватывать, что яхты брать на абордаж, лишь бы навар был погуще… Мы с вами, господа, слишком высоко летаем, как говорится – слишком узок наш круг и слишком далеки мы от народа, не замечаем копошения на земле, считаем простых людей не более чем деталью пейзажа. А тем не менее деталь это живая, она может действовать. Может, что-то замышлять и затевать свою игру…
Кривицкий громко фыркнул:
– Это в вас, Александр Олегович, уж простите, романтизьм говорит. Коварный злодей-одиночка, эдакий всемогущий и всепроникающий профессор Мориарти, бросающий вызов сильным мира сего? Ха-ха. Ну, имеется, наверное, один процент из ста, что подобное возможно. Хотя с большей степенью вероятности можно предположить происки американской разведки или провокацию туркменских спецслужб… Однако давайте смотреть на вещи реалистично, вспомним о «бритве Оккама» и не станем транжирить время и силы на версии с мизерной вероятностью… Хотя я с вами, пожалуй, соглашусь в том, что не Кремлем единым. Где-то примерно с той же вероятностью, что и кремлевских деятелей, мы можем подозревать и друг друга…
– Разве к этому есть основания? – покосился в сторону Крепыша Грузин, но за своего помощника ответил Больной, грустно поджав бледные губы:
– Мы, Каха Георгиевич, не знаем, как бы развивались события на яхте, если б без помех воплощался сценарий захвата. Может быть, как ты правильно предположил, террористы вывели бы на палубу и расстреляли какую-то определенную группу лиц. Но именно определенную, строго очерченную принадлежностью к одному кругу… И я ничуть не буду удивлен, если именно так и произошло.
– Это о чем ты говоришь? – прищурился Малышевский.
– А это, Саша, я говорю о том, – спокойно проговорил Больной и сцепил пальцы в замок, – что, вполне вероятно, своей цели боевики достигли и боевую задачу выполнили. А именно – устранили того, за кем и полезли на яхту. Я имею в виду бедную Олесю Владимировну, твою незаменимую помощницу, которая, насколько мне известно, была посвящена во многие твои дела… Может, она знала нечто такое, настолько серьезное, что кому-то могла и не понравиться ее осведомленность?
Повисла тишина.
– Нет, – наконец очень серьезно сказал Малышевский. – Бред получается. Если Олесе Богданчук было что-то известно, то устраивать весь этот балаган с захватом яхты – верх глупости. Тупой голливудский боевик. Устранить Богданчук можно было бы проще, дешевле и, главное, со значительно большей гарантией успеха… И кроме того: нападение было спланировано заранее – ну и как заказчик мог быть уверен, что она не поделилась со мной своими жутко важными сведениями?
– Прошу прощения, Александр Олегович, но… – начал Кривицкий и нервно погладил бинт на руке. – Она могла и не поделиться… Не могла ли она вести какую-то свою игру? В тайне от вас…
– Извините – нет. Во-первых, у нас практически нет общих дел… а во-вторых, если помните, она все время пряталась в боцманской…
– Но ведь зачем-то она оттуда вышла, – не сдавался Кривицкий.
– В любом случае, мы не можем сбрасывать и такую возможность со счетов, – перебил Больной.
– Да ну вас! – Грузин тряхнул ладонью в сторону Больного и Крепыша, словно отмахиваясь от назойливой мухи. – У тебя, по-моему, паранойя! А «мы» – это кто, кстати? От чьего лица ты говоришь сейчас это «мы»? От своего лица и лица Березы или от всего кружка лондонско-тель-авивских эмигрантов? Или ты и нас в это «мы» зачисляешь?
«Вот оно как, – вяло подумал Мазур. Он чувствовал себя, точно зритель в кинотеатре на просмотре фильма категории „Б“. – Согласья нет даже в тесной кучке соратников. Сложно вам будет тогда заговоры-то плести…»
Иван Сергеевич не успел ответить Кахе Георгиевичу, потому что в разговор, грозящий плавно перейти в словесную стычку, вмешался Малышевский:
– Понятно, никто нам не запрещает подозревать не только всемогущий Кремль, но и друг друга. И я тут главный подозреваемый – поскольку яхта принадлежит мне, значит, мне и сподручнее было организовать все… Однако давайте априорно все же исходить из того, что за нападением стоит третья сила. А факты все расставят по своим местам.
– Правильно говоришь, – хлопнул себя ладонями по коленям Грузин. – Иначе мы только перессоримся и ни к чему не придем. Давайте думать, как строить работу.
– Следствие идет, – сказал Говоров, – лучших своих людей я подключил, информация о ходе расследования регулярно ложится вам на стол… – Он на миг запнулся. – На стол каждого, и ваш, Малышевский, и ваш, Иван Сергеевич. И будет ложиться незамедлительно и без всякого купирования. Да только возможности официального расследования… В общем, вы прекрасно знаете, что это за возможности…
– А главное – уходит время! – зло сказал Кривицкий.
– Я бы даже сказал, что это самое главное, – с недовольным видом добавил Больной. – В общем, за тем я сюда и прибыл, чтобы обеспечить начало нашей совместной работы по проблематике.
– Ох, любишь ты, Иван Сергеевич, казенные формулировки. Проще говори, – бросил Грузин, доставая из кармана довольно затертого вида футляр с позолоченной застежкой.
– Казенные формулировки тем и хороши, что не допускают двоякого толкования, – невозмутимо продолжал Больной. – Итак, что мы имеем… Большинство из тех, кто напал на яхту, были чеченской национальности, это установленный факт. Как они на яхту проникли – это другой вопрос, пусть им занимается Говоров. Но вот то обстоятельство, что это были именно чеченцы, отчасти облегчает нам задачу. Чеченцы – это особый, довольно замкнутый мир, живущий по своим законам, и, в сущности, очень небольшой, где все друг про друга знают, хоть и разбросаны по всему свету. Родственные связи, долги и обязательства друг перед другом, кровная вражда. Где бы ни оказался чеченец, он не может совершенно оторваться от своего тейпа, не получится у него это…
– Да все понятно, – поморщился Малышевский. – Ты и Береза еще с первой войны делали хар-роший гешефт с чеченцами. Если я ничего не путаю, как раз твой Березовский в девяносто шестом и насоветовал царю Бориске штурмовать Грозный. Конечно, у него должны были сохраниться старые связи…
– Давайте не будем затрагивать темы, не имеющие прямого касательства к нашим проблемам, – с каменным лицом произнес Больной. – Это не продуктивно, зато уведет в сторону от дела. Итак, мы обеспечим встречу с… очень компетентным в чеченских делах человеком.
– Правда, – продолжал Каха Георгиевич, – кремлевские деятели все же добились своего, выполнили, так сказать, программу-минимум – внесли меж нами разброд и шатания. Вот Березовский уже заявил, что знать не желает, уж простите меня за цитату, – Грузин, приложив руки к груди, повернулся к Больному, – знать не желает эту свору либеральных болтунов и хитрованов. Это о нас, о «промышленниках»! А Леша Ботанин сегодня мне позвонил и сказал, что передумал… Ну, вы понимаете, насчет чего. Вот так. Словом, теперь договориться о чем-то серьезном стало во много крат сложнее. А время, кстати, идет…
– В оценке ситуации ты, конечно, Каха, всецело прав, однако выводы делаешь, на мой взгляд, неверные, – после недолгой паузы раздумчиво заметил Малышевский. – Я – и не только я, но и мои единомышленники, и Анатолий Витальевич в частности – мы не столь уж уверены в том, что за нападением стоит Кремль.
– А кто же тогда?! Что за таинственная сила такая? Инопланетяне? Марс атакует? – Грузин нервно хохотнул.
– Я так понимаю, уважаемый Александр Олегович, – Больной опустил взгляд и стряхнул с брюк несуществующую пылинку, – вы тонко намекаете на нас? Это мы, «реваншисты», дескать, подготовили захват яхты, чтобы между нами началась война?
– Я ни на кого не намекаю, уважаемый Иван Сергеевич, – четко выговорил Малышевский. – Я просто хочу рассмотреть все версии, а не хвататься за первую попавшуюся…
– Ну тогда ты скажи мне, кто еще помимо кремлевских мог быть заинтересован в подобной заварухе, а? – Грузин, колыхнув животом, повернулся к Малышевскому.
– А, к примеру, самый простой вариант вы отметаете на корню? – Олигарх откинулся на спинку кресла. – Я имею в виду самодеятельность некоего криминального авторитета, решившегося сорвать самый большой куш в своей жизни…
– Да ни один криминальный авторитет не сможет провернуть такое дело! – сказал Кривицкий. – Как к нему попала информация? Как он сумел подготовиться? Как сумел все провернуть и что ему позволяло надеяться после акции остаться в живых?!
– Это уже детали, – махнул рукой Малышевский. – Ну, например… Ну, возьмем какого-нибудь неприметного человечка, скажем, кухонного распорядителя, или как он там называется. Предположим, месяц назад ему сказали, чтобы к такому-то числу готовился дать обед на тридцать персон, готовился по самому наивысшему разряду и совершенно не заботился о ценах на что бы то ни было. И намекнули, что банкет будет проходить на воде. И все, и достаточно! Распорядитель этот где-то проболтался, пошла гулять информация, ушла в криминальную среду, попала к какому-то решительному и умному человеку. Он навел справки там-сям, в том же порту, у тех же пограничников, по интернету пробежался, сопоставил даты – мы же день свадьбы ни от кого не скрывали – и сложилась картина. Дальше оставалось только подключить к делу чеченских отморозков, которым нечего терять и которым без разницы, что школы захватывать, что яхты брать на абордаж, лишь бы навар был погуще… Мы с вами, господа, слишком высоко летаем, как говорится – слишком узок наш круг и слишком далеки мы от народа, не замечаем копошения на земле, считаем простых людей не более чем деталью пейзажа. А тем не менее деталь это живая, она может действовать. Может, что-то замышлять и затевать свою игру…
Кривицкий громко фыркнул:
– Это в вас, Александр Олегович, уж простите, романтизьм говорит. Коварный злодей-одиночка, эдакий всемогущий и всепроникающий профессор Мориарти, бросающий вызов сильным мира сего? Ха-ха. Ну, имеется, наверное, один процент из ста, что подобное возможно. Хотя с большей степенью вероятности можно предположить происки американской разведки или провокацию туркменских спецслужб… Однако давайте смотреть на вещи реалистично, вспомним о «бритве Оккама» и не станем транжирить время и силы на версии с мизерной вероятностью… Хотя я с вами, пожалуй, соглашусь в том, что не Кремлем единым. Где-то примерно с той же вероятностью, что и кремлевских деятелей, мы можем подозревать и друг друга…
– Разве к этому есть основания? – покосился в сторону Крепыша Грузин, но за своего помощника ответил Больной, грустно поджав бледные губы:
– Мы, Каха Георгиевич, не знаем, как бы развивались события на яхте, если б без помех воплощался сценарий захвата. Может быть, как ты правильно предположил, террористы вывели бы на палубу и расстреляли какую-то определенную группу лиц. Но именно определенную, строго очерченную принадлежностью к одному кругу… И я ничуть не буду удивлен, если именно так и произошло.
– Это о чем ты говоришь? – прищурился Малышевский.
– А это, Саша, я говорю о том, – спокойно проговорил Больной и сцепил пальцы в замок, – что, вполне вероятно, своей цели боевики достигли и боевую задачу выполнили. А именно – устранили того, за кем и полезли на яхту. Я имею в виду бедную Олесю Владимировну, твою незаменимую помощницу, которая, насколько мне известно, была посвящена во многие твои дела… Может, она знала нечто такое, настолько серьезное, что кому-то могла и не понравиться ее осведомленность?
Повисла тишина.
– Нет, – наконец очень серьезно сказал Малышевский. – Бред получается. Если Олесе Богданчук было что-то известно, то устраивать весь этот балаган с захватом яхты – верх глупости. Тупой голливудский боевик. Устранить Богданчук можно было бы проще, дешевле и, главное, со значительно большей гарантией успеха… И кроме того: нападение было спланировано заранее – ну и как заказчик мог быть уверен, что она не поделилась со мной своими жутко важными сведениями?
– Прошу прощения, Александр Олегович, но… – начал Кривицкий и нервно погладил бинт на руке. – Она могла и не поделиться… Не могла ли она вести какую-то свою игру? В тайне от вас…
– Извините – нет. Во-первых, у нас практически нет общих дел… а во-вторых, если помните, она все время пряталась в боцманской…
– Но ведь зачем-то она оттуда вышла, – не сдавался Кривицкий.
– В любом случае, мы не можем сбрасывать и такую возможность со счетов, – перебил Больной.
– Да ну вас! – Грузин тряхнул ладонью в сторону Больного и Крепыша, словно отмахиваясь от назойливой мухи. – У тебя, по-моему, паранойя! А «мы» – это кто, кстати? От чьего лица ты говоришь сейчас это «мы»? От своего лица и лица Березы или от всего кружка лондонско-тель-авивских эмигрантов? Или ты и нас в это «мы» зачисляешь?
«Вот оно как, – вяло подумал Мазур. Он чувствовал себя, точно зритель в кинотеатре на просмотре фильма категории „Б“. – Согласья нет даже в тесной кучке соратников. Сложно вам будет тогда заговоры-то плести…»
Иван Сергеевич не успел ответить Кахе Георгиевичу, потому что в разговор, грозящий плавно перейти в словесную стычку, вмешался Малышевский:
– Понятно, никто нам не запрещает подозревать не только всемогущий Кремль, но и друг друга. И я тут главный подозреваемый – поскольку яхта принадлежит мне, значит, мне и сподручнее было организовать все… Однако давайте априорно все же исходить из того, что за нападением стоит третья сила. А факты все расставят по своим местам.
– Правильно говоришь, – хлопнул себя ладонями по коленям Грузин. – Иначе мы только перессоримся и ни к чему не придем. Давайте думать, как строить работу.
– Следствие идет, – сказал Говоров, – лучших своих людей я подключил, информация о ходе расследования регулярно ложится вам на стол… – Он на миг запнулся. – На стол каждого, и ваш, Малышевский, и ваш, Иван Сергеевич. И будет ложиться незамедлительно и без всякого купирования. Да только возможности официального расследования… В общем, вы прекрасно знаете, что это за возможности…
– А главное – уходит время! – зло сказал Кривицкий.
– Я бы даже сказал, что это самое главное, – с недовольным видом добавил Больной. – В общем, за тем я сюда и прибыл, чтобы обеспечить начало нашей совместной работы по проблематике.
– Ох, любишь ты, Иван Сергеевич, казенные формулировки. Проще говори, – бросил Грузин, доставая из кармана довольно затертого вида футляр с позолоченной застежкой.
– Казенные формулировки тем и хороши, что не допускают двоякого толкования, – невозмутимо продолжал Больной. – Итак, что мы имеем… Большинство из тех, кто напал на яхту, были чеченской национальности, это установленный факт. Как они на яхту проникли – это другой вопрос, пусть им занимается Говоров. Но вот то обстоятельство, что это были именно чеченцы, отчасти облегчает нам задачу. Чеченцы – это особый, довольно замкнутый мир, живущий по своим законам, и, в сущности, очень небольшой, где все друг про друга знают, хоть и разбросаны по всему свету. Родственные связи, долги и обязательства друг перед другом, кровная вражда. Где бы ни оказался чеченец, он не может совершенно оторваться от своего тейпа, не получится у него это…
– Да все понятно, – поморщился Малышевский. – Ты и Береза еще с первой войны делали хар-роший гешефт с чеченцами. Если я ничего не путаю, как раз твой Березовский в девяносто шестом и насоветовал царю Бориске штурмовать Грозный. Конечно, у него должны были сохраниться старые связи…
– Давайте не будем затрагивать темы, не имеющие прямого касательства к нашим проблемам, – с каменным лицом произнес Больной. – Это не продуктивно, зато уведет в сторону от дела. Итак, мы обеспечим встречу с… очень компетентным в чеченских делах человеком.