Выпал туз.
— Перебор, — осклабился Борзой. — Не фарт тебе сегодня.
— Давай еще, — быстро проговорил Бубырь. — На отыгрыш.
— Ленинградская тюрьма,
Что стоит на берегу,
Не хватает силы воли
Нае...уть тебя в Неву, -
пропел сквозь сон Чиркаш.
— Сперва расплатишься, потом будешь отыгрываться, — страшным шепотом проговорил Борзой, приблизив свое лицо к лицу Бубыря. — И не вздумай мне крутить, паскуда. Знаешь, что бывает на зоне с теми, кто не отдает карточные долги? Тебе еще повезет, если тебя всего-то определят к параше и назначат петушком кукарекать. Легко отделаешься — всего-то дупло свое сдашь в аренду под место общественного пользования... А обыкновенно таких мочат.
— Я что, я же не говорю, что не хочу отдавать, — проблеял начинающий трезветь Бубырь.
— На, выпей, — протянул ему стакан с водкой Борзой. — Долг отдашь... короче, когда скажу, сразу и отдашь.
Борзой вдруг улыбнулся внезапно пришедшей в голову гениальной идее:
— А валить будешь, братан, ты цирика.
— К-кого? — скис Бубырь. — Ты че, в натуре... Меня ж порвут!..
— А ты че хотел?! — мигом взъерепенился Борзой. — Бля, чтоб я тебе таракана предложил мочкануть? Боец ты или хрен с бугра? Вот и докажи!
Если б Чиркаш все же очухался и въехал, в чем дело, наверное, он что-нибудь придумал бы, чтобы опередить события...
Но он не очухался.
— То есть, ты уверен, что наш «вован» не подсадка, — с сомнением сказал Квадрат, разглядывая стираемый носок. — Эй, оперок, к тебе обращаюсь!
Эдик отвлекся от сочинения очередного заявления в горпрокуратуру («Следователь Пупкин, фиксируя в протоколах допросов мотивацию моих поступков, произвольно придает им предвзятый характер и искажает смысл моих показаний. Заявляю, что эти записи действительности не соответствуют, и прошу вас принять меры реагирования...»), поднял голову:
— Ась?
— Ты опять там заявы строчишь?
— А что, чем больше бумажек, тем лучше... Чего хотел?
— Ты уверен, блин, что вэвэшник наш не подсадка?
— Теперь уверен, — ответил Эдик, отложил заяву в сторону и закинул руки за голову. — Позвонил, навел кое-какие справки... Действительно в «Арарате» угандошили двоих, мужика и бабу. Гаркалова и какую-то телку. Подозреваемого в «Кресты» определили. Вот только пока найти, кто следствие ведет, пока не смог... Более того: ФСБ тоже грабки в это дело тянет, что-то там вынюхивает, но пока аккуратненько. Оно и понятно: ведь не инженера убили, а сынка такого дяди. Короче, чист наш соседушка. В том смысле, что это не подстава, а он не подсадка.
— Да щас, — фыркнул Квадрат, намыливая второй носок. — Сработать такую подставу — плевое дело. А если и есть сложности, то чисто технические. А все «чисто технические» решаются с помощью бабок как «ха». Ну, а если еще и подстраховка имеется... Короче, поручи мне кто сварганить такую липу, оформил бы не хуже.
— И кому понадобились такие «сложности»? Навертеть столько всего — и ради того только, чтобы мы прониклись доверием к засланному «казачку», а он бы успешно про нас барабанил? Фигня. Это называется — из пушки по воробьям.
— Ну, не знаю, — сник Квадрат. — А тогда зачем вы в это дело впутываетесь?
— А интересно, тут «вовик» прав, — незамысловато ответил Эдик, приписав в свое заявление: «В связи с вышеизложенными фактами прошу Вас назначить доследование по моему делу в полном соответствии со статьями УПК РФ...» — И бабок можно срубить.
— Да щас, — повторил Квадрат и повесил носки на веревку. — Откуда у этого сибирского валенка бабки? По мне, так это обыкновенная бытовуха. Мало у вас бытовухи проходило? Какой-нибудь слесарь по пьяни треснет супружницу сковородой по башке, а то заодно и соседа, которого обнаружит в шкафу, потом проспится и бежит сознаваться... Только тут вместо сковороды волына, а вместо портвейна — вискарь. А сознаться или уйти в бега Карташ просто не успел, вот и все дела...
— Но волына-то не его.
— Врет, его.
Трое в хате, судья, опер и гаишник, от мозгового безделья ворошили историю отсутствующего Карташа. Просто так. Ради убивания времени. Во-первых, все остальные темы, включая баб, жрачку и выпивку, уже обкашляны и перетерты по десять раз, а тут — что-то новенькое... Во-вторых, в людях разгорелся чисто профессиональный интерес. В кои-то веки к ним на хату попал вполне вероятно невиновный. Это как если б в одной камере сидело трое математиков, а к ним подсадили четвертого, который вдруг изложил бы им новую возможность доказательства теоремы Ферма. Как тут удержишься от обсуждения!
Короче, прав был Алексей Карташ, все рассчитал верно, когда, получив дачку от неизвестного благодетеля, предложил сокамерникам развлечься несложной игрой. В качестве аванса он отдал им все бутылочки из посылки, а в случае успеха посулил более весомые материальные блага в денежном выражении... В успехе он, естественно, очень сильно сомневался, поскольку рассказал им о себе далеко не все, но... чем черт не шутит? Да и само предложение было настолько бредовым, настолько киношным, что сокамерники не могли не согласиться.
Карташ предложил оперу, судье и гаишнику расследовать свое дело. Вот просто так взять — и расследовать. Не выходя из камеры. Посредством лишь имеющегося телефона, былых связей, оставшихся на воле друзей-коллег и силы своих могучих, профессиональных до последней извилины мозгов. Поначалу судья, опер и гаишник, разумеется, дружно покрутили пальцами у виска и разошлись по углам... но постепенно в разговорах нет-нет, да и всплывала эта тема.
— А я вот что скажу, мужики, — вдруг подал голос давно молчавший Дюйм.
— О, а я думал ты дрыхнешь, — хохотнул Квадрат.
— Было у нас в производстве такое дело... — продолжал судья, не обращая на гаишника ни малейшего внимания. — Вел не я, просто рассказывали. Садик на Васильевском рядом с кинотеатром «Прибой» знаете? Ну вот. Лето. Четыре утра. Белая ночь. Тепло. По садику гуляет влюбленная парочка. И натыкается на натянутую через парковую дорожку растяжку. Взрывается граната, два трупа...
Он неторопливо прикурил сигарету, выпустил облако дыма, повернулся на спину и, ухватившись руками за каркас шконки над головой, принялся подтягиваться.
— Приехали менты, разбираются, — с натугой продолжал он, не отвлекаясь от спортивных экзерсисов. — Выясняется, что парень простой, а девочка — это дочка. Папашка ейный, может быть, и не бог весть кто по расейским масштабам, не Гаркалов все же, но в пределах города фигура вполне играющая, барыга со связями. Как оно часто бывает, войдя в возраст ранней спелости, дочурка сделалась неуправляемой, таскалась по дискотекам, попивала и покуривала, ночевать домой не приходила. И донеприходилась. Папаша стал давить на все кнопки, доказывая, что против него действовали конкуренты, кровиночку укокошили. А и действительно в ту пору у него случились обострения конкурентной борьбы за какой-то жирный кусок. Ему твои, Эдик, коллеги доказывают, что невозможно прямо перед носом незаметно натянуть растяжку, это ж не партизанский лес, а культурный парк, да и вообще... бред. Тот слушать ничего не хочет, а папашка-то, как я говорил, со связями. Ну и начали разрабатывать его конкурентов. А там шушера еще та подобралась, уголовник на рецидивисте и бандюком погоняет. По этой теме провели обыск почти наугад в одной из подозрительных квартир. Я потом видел изъятое — мать моя, чего там только не было! И стволы, и гранаты, ну разве пулеметов было маловато. Короче, еще в немного, и посадили бы какого-нибудь шустрика. Но на счастье папашкиных конкурентов менты параллельно работали и по другим версиям. И вышли на реального преступника. Оказался — обычный псих. Из тех, кто воевал на чеченской и вернулся с вывертом в мозгах. Все воевать продолжал. Жил он напротив садика, целыми днями смотрел в окно, вот в его больной черепушке и бзикануло, что по садику бродят злобные «чехи». А оттуда, с войны, он прихватил арсенал не арсенал, но кое-что. В общем, вышел вечерком, поставил растяжечку на чеченов. И был уверен, что характерно, будто на растяжке подорвались именно «чехи». Сейчас его, вроде из дурки уже выперли...
— Ну и любишь ты байки травить, отец, — констатировал Квадрат. — И чего? Какая из этого следует мысль?
— А такая, сынок, что иногда, бывает, капканы ставят не на того, кто в них попадается, — Дюйм разжал пальцы и устало откинулся на шконке.
Обмозговали и эту вероятность. После чего Эдик тоже закурил и резюмировал:
— Фигня. Так мы вообще ничего не пробьем, слишком много неизвестных получается. Надо исходить из четкой вводной: грохнули именно того, кого хотели грохнуть... Но вот вопрос: сынка за какие-то делишки свалили или папу таким макаром стращали?
— Думаю, папу стращали, — сказал Дюйм. — Забиться бы с тобой на пару флаконов, но рассудить будет некому...
— А я думаю, сынка с дороги убирали, — сказал Эдик. — Про него мне не раз барабанили, что он замазан с угнанными тачками и с таможней. Только кто в позволил его разрабатывать...
— А вдруг подставляли как раз нашего приятеля? — азартно высказался Квадрат. — Может, он на зоне в чем-то запутался или кого-то обидел. Тем более, жил здесь в «Арарате», а эта развлекуха не для бедных вэвэшников.
— Да ну, чума! — отозвался опер. — Ради того, чтобы посадить одного вэвэшника, угрохали Гаркаловского сынка? Кстати, и бабу себе при этом повесили на шею дополнительной гирей... Поглядел бы я на такого идиота. Если б наш «вова» кого-то не на шутку разозлил, то пришили бы его самого без лишних задрючек, и всех делов.
— Вот поэтому я и говорю, что тут против папы играют, — сказал Дюйм. — Всем понятно, сколько стоит заказ. А тут не просто заказ, а целый спектакль с переводом стрелок на другого. То есть — высший пилотаж. А сам по себе сыночек на столько не тянет, — и голосом Мкртчяна из «Мимино» добавил: — Я так думаю!.. Про нашего же приятеля я вообще не говорю.
— Чего ж он в «Арарате» жил? — не унимался Квадрат.
— Тебя завидки берут, да? — усмехнулся Эдик. — Может, у бабы этой, невинно убиенной, отец нормально капусту рубит. Допустим, моет левое золотишко, браконьерит.
— Так, может, против бабы мухлевали? — предположил Квадрат.
— Или против гостиницы, чтоб навсегда опорочить ейное имя в туристских глазах. Чем не тема? — Эдик протяжно зевнул. — Не, мужики, если это заказуха и парня подставили, то хвост можно найти. Убийца ж по воздуху не летал. Сколько в гостинице входов? Два-три, один из которых парадный и поэтому отпадает. Думаю, у убийцы среди отельных был сообщник. Который открыл и впустил, а потом выпустил и закрыл. Надо опросить тех, кто дежурил в ту ночь... — И проговорил мечтательно: — Эх, на воле я бы вычислил суку, как два пальца, мамой клянусь. Я такую публику придавливать умею, живо бы ущучил, кто мне врет...
— Сообщник, говоришь? — задумчиво протянул Дюйм. — Ну, не знаю... Умельцу не проблема открыть запертый на ночь служебный вход — можно обойтись и без сообщника.
— Рискованно, — возразил опер. — А если прямо за дверью сторож храпит? Мочить, что ли? Блукая по служебным подсобкам, рискуешь заплутать и еще кого-нибудь разбудить. Мочить всех подряд? Так никогда до цели не доберешься.
— Сообщник, — на этот раз Дюйм проговорил это слово без вопросительной интонации. — Ну, если ты прав...
И затих.
— Чтой-то ты больно таинственно замолчал, — ухмыльнулся Эдик. — Задумываешь чего, старый жучара?
— Да вот пришла в голову одна идейка, — сказал Дюйм. — Все кругом товар, браток, все продается, покупается, перепродается или сдается в аренду. Вот я о чем. Главное, найти товар и покупателя. Усекаешь?
— Не-а, — признался Эдик. — Ты уж расшифруй.
— Ну и тупая нынче молодежь пошла... Ну вот представь: предположим, что вся эта возня действительно была направлена против либо папашки Гаркалова, либо Гаркаловского сынка — не суть. И что? А то, что не обязательно винтить убийцу или обкладывать заказчика уликами. Достаточно обнаружить некий фактик, махонькую такую зацепочку, которая стопудово доказывает, что все это фигня и липа, сибирячок ни при чем, налицо заказуха, а заказушный ветер дует... ну, после выяснится, откуда дует, не важно. А важно то, что этот фактик продается. Как думаешь, оперок: купит его папашка Гаркалов, чтобы узнать, кто против него играет или кто на самом деле уложил его отпрыска? Между прочим, в последнем случае товар можно сбыть еще и подельникам сынка...
Эдик рывком сел на шконке.
— Если цена будет не беспредельщицкая, Гаркалыч купит. Но, блин... Не, я понимаю, что ты умеешь торговать фактиками из уголовных дел. Ну и? У нас что, есть этот твой фактик?
— Можно попробовать нащупать, — безмятежно сказал Дюйм.
— Отсюда?! — искренне изумился Эдик. — Ну сибиряк-то ладно, он тут ничего не знает, но ты-то...
— Можно попробовать, — упрямо повторил Дюйм. — Есть у меня парочка идей, как это провернуть... И если ты скажешь: делать нам нечего, кроме как заниматься этой фигней, — то будешь прав.
— Мужики, я чего-то не догоняю, — напомнил о себе Квадрат. — Вы о чем?
— Наш спятивший судейский приятель, — любезно пояснил гаишнику Эдик, — собирается вычислить того, кто завалил Гаркалова-младшенького, и вдуть информашку папе. Не выходя из камеры хочет, Холмс фигов, раскрыть двойное убийство. Посредством одного лишь своего могучего ума с профессионально завитыми извилинами...
— ...а также с помощью телефона, былых связей и оставшихся на воле друзей-коллег, — напомнил Дюйм. — А че, слабо? У тебя есть дела поважнее? Не срастется, ну так и бросим, мы ж ничего не теряем, даже свои цепи...
Глава 14
— Перебор, — осклабился Борзой. — Не фарт тебе сегодня.
— Давай еще, — быстро проговорил Бубырь. — На отыгрыш.
— Ленинградская тюрьма,
Что стоит на берегу,
Не хватает силы воли
Нае...уть тебя в Неву, -
пропел сквозь сон Чиркаш.
— Сперва расплатишься, потом будешь отыгрываться, — страшным шепотом проговорил Борзой, приблизив свое лицо к лицу Бубыря. — И не вздумай мне крутить, паскуда. Знаешь, что бывает на зоне с теми, кто не отдает карточные долги? Тебе еще повезет, если тебя всего-то определят к параше и назначат петушком кукарекать. Легко отделаешься — всего-то дупло свое сдашь в аренду под место общественного пользования... А обыкновенно таких мочат.
— Я что, я же не говорю, что не хочу отдавать, — проблеял начинающий трезветь Бубырь.
— На, выпей, — протянул ему стакан с водкой Борзой. — Долг отдашь... короче, когда скажу, сразу и отдашь.
Борзой вдруг улыбнулся внезапно пришедшей в голову гениальной идее:
— А валить будешь, братан, ты цирика.
— К-кого? — скис Бубырь. — Ты че, в натуре... Меня ж порвут!..
— А ты че хотел?! — мигом взъерепенился Борзой. — Бля, чтоб я тебе таракана предложил мочкануть? Боец ты или хрен с бугра? Вот и докажи!
Если б Чиркаш все же очухался и въехал, в чем дело, наверное, он что-нибудь придумал бы, чтобы опередить события...
Но он не очухался.
* * *
...В то же самое время, пока Алексей Карташ боролся со следователем Малгашиным, в хате номер четыре-шесть-* трое его сокамерников вели неспешный разговор.— То есть, ты уверен, что наш «вован» не подсадка, — с сомнением сказал Квадрат, разглядывая стираемый носок. — Эй, оперок, к тебе обращаюсь!
Эдик отвлекся от сочинения очередного заявления в горпрокуратуру («Следователь Пупкин, фиксируя в протоколах допросов мотивацию моих поступков, произвольно придает им предвзятый характер и искажает смысл моих показаний. Заявляю, что эти записи действительности не соответствуют, и прошу вас принять меры реагирования...»), поднял голову:
— Ась?
— Ты опять там заявы строчишь?
— А что, чем больше бумажек, тем лучше... Чего хотел?
— Ты уверен, блин, что вэвэшник наш не подсадка?
— Теперь уверен, — ответил Эдик, отложил заяву в сторону и закинул руки за голову. — Позвонил, навел кое-какие справки... Действительно в «Арарате» угандошили двоих, мужика и бабу. Гаркалова и какую-то телку. Подозреваемого в «Кресты» определили. Вот только пока найти, кто следствие ведет, пока не смог... Более того: ФСБ тоже грабки в это дело тянет, что-то там вынюхивает, но пока аккуратненько. Оно и понятно: ведь не инженера убили, а сынка такого дяди. Короче, чист наш соседушка. В том смысле, что это не подстава, а он не подсадка.
— Да щас, — фыркнул Квадрат, намыливая второй носок. — Сработать такую подставу — плевое дело. А если и есть сложности, то чисто технические. А все «чисто технические» решаются с помощью бабок как «ха». Ну, а если еще и подстраховка имеется... Короче, поручи мне кто сварганить такую липу, оформил бы не хуже.
— И кому понадобились такие «сложности»? Навертеть столько всего — и ради того только, чтобы мы прониклись доверием к засланному «казачку», а он бы успешно про нас барабанил? Фигня. Это называется — из пушки по воробьям.
— Ну, не знаю, — сник Квадрат. — А тогда зачем вы в это дело впутываетесь?
— А интересно, тут «вовик» прав, — незамысловато ответил Эдик, приписав в свое заявление: «В связи с вышеизложенными фактами прошу Вас назначить доследование по моему делу в полном соответствии со статьями УПК РФ...» — И бабок можно срубить.
— Да щас, — повторил Квадрат и повесил носки на веревку. — Откуда у этого сибирского валенка бабки? По мне, так это обыкновенная бытовуха. Мало у вас бытовухи проходило? Какой-нибудь слесарь по пьяни треснет супружницу сковородой по башке, а то заодно и соседа, которого обнаружит в шкафу, потом проспится и бежит сознаваться... Только тут вместо сковороды волына, а вместо портвейна — вискарь. А сознаться или уйти в бега Карташ просто не успел, вот и все дела...
— Но волына-то не его.
— Врет, его.
Трое в хате, судья, опер и гаишник, от мозгового безделья ворошили историю отсутствующего Карташа. Просто так. Ради убивания времени. Во-первых, все остальные темы, включая баб, жрачку и выпивку, уже обкашляны и перетерты по десять раз, а тут — что-то новенькое... Во-вторых, в людях разгорелся чисто профессиональный интерес. В кои-то веки к ним на хату попал вполне вероятно невиновный. Это как если б в одной камере сидело трое математиков, а к ним подсадили четвертого, который вдруг изложил бы им новую возможность доказательства теоремы Ферма. Как тут удержишься от обсуждения!
Короче, прав был Алексей Карташ, все рассчитал верно, когда, получив дачку от неизвестного благодетеля, предложил сокамерникам развлечься несложной игрой. В качестве аванса он отдал им все бутылочки из посылки, а в случае успеха посулил более весомые материальные блага в денежном выражении... В успехе он, естественно, очень сильно сомневался, поскольку рассказал им о себе далеко не все, но... чем черт не шутит? Да и само предложение было настолько бредовым, настолько киношным, что сокамерники не могли не согласиться.
Карташ предложил оперу, судье и гаишнику расследовать свое дело. Вот просто так взять — и расследовать. Не выходя из камеры. Посредством лишь имеющегося телефона, былых связей, оставшихся на воле друзей-коллег и силы своих могучих, профессиональных до последней извилины мозгов. Поначалу судья, опер и гаишник, разумеется, дружно покрутили пальцами у виска и разошлись по углам... но постепенно в разговорах нет-нет, да и всплывала эта тема.
— А я вот что скажу, мужики, — вдруг подал голос давно молчавший Дюйм.
— О, а я думал ты дрыхнешь, — хохотнул Квадрат.
— Было у нас в производстве такое дело... — продолжал судья, не обращая на гаишника ни малейшего внимания. — Вел не я, просто рассказывали. Садик на Васильевском рядом с кинотеатром «Прибой» знаете? Ну вот. Лето. Четыре утра. Белая ночь. Тепло. По садику гуляет влюбленная парочка. И натыкается на натянутую через парковую дорожку растяжку. Взрывается граната, два трупа...
Он неторопливо прикурил сигарету, выпустил облако дыма, повернулся на спину и, ухватившись руками за каркас шконки над головой, принялся подтягиваться.
— Приехали менты, разбираются, — с натугой продолжал он, не отвлекаясь от спортивных экзерсисов. — Выясняется, что парень простой, а девочка — это дочка. Папашка ейный, может быть, и не бог весть кто по расейским масштабам, не Гаркалов все же, но в пределах города фигура вполне играющая, барыга со связями. Как оно часто бывает, войдя в возраст ранней спелости, дочурка сделалась неуправляемой, таскалась по дискотекам, попивала и покуривала, ночевать домой не приходила. И донеприходилась. Папаша стал давить на все кнопки, доказывая, что против него действовали конкуренты, кровиночку укокошили. А и действительно в ту пору у него случились обострения конкурентной борьбы за какой-то жирный кусок. Ему твои, Эдик, коллеги доказывают, что невозможно прямо перед носом незаметно натянуть растяжку, это ж не партизанский лес, а культурный парк, да и вообще... бред. Тот слушать ничего не хочет, а папашка-то, как я говорил, со связями. Ну и начали разрабатывать его конкурентов. А там шушера еще та подобралась, уголовник на рецидивисте и бандюком погоняет. По этой теме провели обыск почти наугад в одной из подозрительных квартир. Я потом видел изъятое — мать моя, чего там только не было! И стволы, и гранаты, ну разве пулеметов было маловато. Короче, еще в немного, и посадили бы какого-нибудь шустрика. Но на счастье папашкиных конкурентов менты параллельно работали и по другим версиям. И вышли на реального преступника. Оказался — обычный псих. Из тех, кто воевал на чеченской и вернулся с вывертом в мозгах. Все воевать продолжал. Жил он напротив садика, целыми днями смотрел в окно, вот в его больной черепушке и бзикануло, что по садику бродят злобные «чехи». А оттуда, с войны, он прихватил арсенал не арсенал, но кое-что. В общем, вышел вечерком, поставил растяжечку на чеченов. И был уверен, что характерно, будто на растяжке подорвались именно «чехи». Сейчас его, вроде из дурки уже выперли...
— Ну и любишь ты байки травить, отец, — констатировал Квадрат. — И чего? Какая из этого следует мысль?
— А такая, сынок, что иногда, бывает, капканы ставят не на того, кто в них попадается, — Дюйм разжал пальцы и устало откинулся на шконке.
Обмозговали и эту вероятность. После чего Эдик тоже закурил и резюмировал:
— Фигня. Так мы вообще ничего не пробьем, слишком много неизвестных получается. Надо исходить из четкой вводной: грохнули именно того, кого хотели грохнуть... Но вот вопрос: сынка за какие-то делишки свалили или папу таким макаром стращали?
— Думаю, папу стращали, — сказал Дюйм. — Забиться бы с тобой на пару флаконов, но рассудить будет некому...
— А я думаю, сынка с дороги убирали, — сказал Эдик. — Про него мне не раз барабанили, что он замазан с угнанными тачками и с таможней. Только кто в позволил его разрабатывать...
— А вдруг подставляли как раз нашего приятеля? — азартно высказался Квадрат. — Может, он на зоне в чем-то запутался или кого-то обидел. Тем более, жил здесь в «Арарате», а эта развлекуха не для бедных вэвэшников.
— Да ну, чума! — отозвался опер. — Ради того, чтобы посадить одного вэвэшника, угрохали Гаркаловского сынка? Кстати, и бабу себе при этом повесили на шею дополнительной гирей... Поглядел бы я на такого идиота. Если б наш «вова» кого-то не на шутку разозлил, то пришили бы его самого без лишних задрючек, и всех делов.
— Вот поэтому я и говорю, что тут против папы играют, — сказал Дюйм. — Всем понятно, сколько стоит заказ. А тут не просто заказ, а целый спектакль с переводом стрелок на другого. То есть — высший пилотаж. А сам по себе сыночек на столько не тянет, — и голосом Мкртчяна из «Мимино» добавил: — Я так думаю!.. Про нашего же приятеля я вообще не говорю.
— Чего ж он в «Арарате» жил? — не унимался Квадрат.
— Тебя завидки берут, да? — усмехнулся Эдик. — Может, у бабы этой, невинно убиенной, отец нормально капусту рубит. Допустим, моет левое золотишко, браконьерит.
— Так, может, против бабы мухлевали? — предположил Квадрат.
— Или против гостиницы, чтоб навсегда опорочить ейное имя в туристских глазах. Чем не тема? — Эдик протяжно зевнул. — Не, мужики, если это заказуха и парня подставили, то хвост можно найти. Убийца ж по воздуху не летал. Сколько в гостинице входов? Два-три, один из которых парадный и поэтому отпадает. Думаю, у убийцы среди отельных был сообщник. Который открыл и впустил, а потом выпустил и закрыл. Надо опросить тех, кто дежурил в ту ночь... — И проговорил мечтательно: — Эх, на воле я бы вычислил суку, как два пальца, мамой клянусь. Я такую публику придавливать умею, живо бы ущучил, кто мне врет...
— Сообщник, говоришь? — задумчиво протянул Дюйм. — Ну, не знаю... Умельцу не проблема открыть запертый на ночь служебный вход — можно обойтись и без сообщника.
— Рискованно, — возразил опер. — А если прямо за дверью сторож храпит? Мочить, что ли? Блукая по служебным подсобкам, рискуешь заплутать и еще кого-нибудь разбудить. Мочить всех подряд? Так никогда до цели не доберешься.
— Сообщник, — на этот раз Дюйм проговорил это слово без вопросительной интонации. — Ну, если ты прав...
И затих.
— Чтой-то ты больно таинственно замолчал, — ухмыльнулся Эдик. — Задумываешь чего, старый жучара?
— Да вот пришла в голову одна идейка, — сказал Дюйм. — Все кругом товар, браток, все продается, покупается, перепродается или сдается в аренду. Вот я о чем. Главное, найти товар и покупателя. Усекаешь?
— Не-а, — признался Эдик. — Ты уж расшифруй.
— Ну и тупая нынче молодежь пошла... Ну вот представь: предположим, что вся эта возня действительно была направлена против либо папашки Гаркалова, либо Гаркаловского сынка — не суть. И что? А то, что не обязательно винтить убийцу или обкладывать заказчика уликами. Достаточно обнаружить некий фактик, махонькую такую зацепочку, которая стопудово доказывает, что все это фигня и липа, сибирячок ни при чем, налицо заказуха, а заказушный ветер дует... ну, после выяснится, откуда дует, не важно. А важно то, что этот фактик продается. Как думаешь, оперок: купит его папашка Гаркалов, чтобы узнать, кто против него играет или кто на самом деле уложил его отпрыска? Между прочим, в последнем случае товар можно сбыть еще и подельникам сынка...
Эдик рывком сел на шконке.
— Если цена будет не беспредельщицкая, Гаркалыч купит. Но, блин... Не, я понимаю, что ты умеешь торговать фактиками из уголовных дел. Ну и? У нас что, есть этот твой фактик?
— Можно попробовать нащупать, — безмятежно сказал Дюйм.
— Отсюда?! — искренне изумился Эдик. — Ну сибиряк-то ладно, он тут ничего не знает, но ты-то...
— Можно попробовать, — упрямо повторил Дюйм. — Есть у меня парочка идей, как это провернуть... И если ты скажешь: делать нам нечего, кроме как заниматься этой фигней, — то будешь прав.
— Мужики, я чего-то не догоняю, — напомнил о себе Квадрат. — Вы о чем?
— Наш спятивший судейский приятель, — любезно пояснил гаишнику Эдик, — собирается вычислить того, кто завалил Гаркалова-младшенького, и вдуть информашку папе. Не выходя из камеры хочет, Холмс фигов, раскрыть двойное убийство. Посредством одного лишь своего могучего ума с профессионально завитыми извилинами...
— ...а также с помощью телефона, былых связей и оставшихся на воле друзей-коллег, — напомнил Дюйм. — А че, слабо? У тебя есть дела поважнее? Не срастется, ну так и бросим, мы ж ничего не теряем, даже свои цепи...
Глава 14
Ствол номер два
Из окон коттеджа был виден Финский залив. Из других окон были видны джип «чероки» и «ауди», припаркованные справа от темно-красных железных ворот. Путь машин по двору отмечали колеи на не по-питерски сухом, неслипающимся, как из киношной «сноу-мэшин», снегу.
В каминном зале сидело трое мужчин. Они расположились в креслах неподалеку от разожженного огня; на низком столике дожидались, когда до них дойдет дело, откупоренные бутылка виски и бутылка вина, блюдо с фруктами и блюдо с канапе.
Все трое были людьми пожившими и повидавшими. Двое в свое время погостили у Хозяина, а Родик так даже дважды, от звонка до звонка. Третий, владелец коттеджа, с местами не столь отдаленными знаком был только понаслышке, но это обстоятельство нисколько не влияло на его авторитет в их компании.
Связывал их между собой общий бизнес. Правда, кое-кто не согласился бы со словом «бизнес» в применении к тому, чем они занимались, назвал бы это как-нибудь по-другому, обидным каким-нибудь словом. Ну да и пусть, хрен с ним...
А занимались собравшиеся здесь люди машинами.
Нет, они не производили авто и не ремонтировали.
Они машины угоняли. Как любил говорить Карновский, владелец коттеджа на берегу залива: «Если существуют автомобили, кто-то же должен их угонять!»
Разумеется, они не сами уводили тачки с улиц, хотя кое-кто из них много лет назад начинал именно с этого и теперь, случись такая надобность, не оплошал бы.
«Угон» — для многих звучит как-то невнушительно. Дескать, мелкая уголовка, забава для малолеток или занятие для одиночек... Увы, время одиночек безвозвратно миновало. С тех пор, как на улицах городов количество автомобилей многократно выросло и среди них на каждом шагу все чаще попадались дорогие и престижные, появилась возможность развернуться и превратить одиночные кражи в налаженный бизнес. Люди понимающие вам скажут, что эта сфера криминальной деятельности по доходности лишь немногим уступает наркоторговле и продаже оружия.
Хотя, справедливости ради... или точности ради, как угодно, — следует отметить, что эти люди не занимались автомобильным разбоем. Разбойный бизнес держали, главным образом, выходцы из южных регионов. Видимо, тамошней горячей натуре претило долго и терпеливо отслеживать присмотренную или заказанную тачку, выяснять, где и насколько обычно паркуется автовладелец, какой модели установлена противоугонка (хотя многие лохи, между нами говоря, клеят на боковое стеклышко бумажку с угрожающей надписью: дескать, машина оборудована сигнализацией фирмы такой-то, берегись! Ну не идиоты, а?), записывать с помощью прибора под нерусским названием код-граббер электронный код сигнализации во время ее отключения — дело тоже, кстати, непростое, если хозяин нажимает кнопочку на брелоке почти вплотную к борту... А еще ведь надо обеспечить группы прикрытия и сопровождения, и главное — создать сеть автомастерских по разборке машин и перебивке номеров. И уж тем более претило любителям лихих налетов на трассе выстраивать сложные схемы переправки угнанных в Западной Европе автомобилей в Россию.
Так что неблагодарным, небезопасным, тяжелым трудом по угону без разбоя приходилось заниматься нашим соотечественникам. Бедняги.
Работу последней схемы, а вернее, такой тонкий и наиболее ответственный момент, как провоз машинок через таможню, обеспечивал Гаркалов-младший. Где крутятся большие деньги, там просто необходима поддержка во властных структурах. Димочка Гаркалов, главным образом благодаря своему папашке, имел, разумеется, обширные связи в тех самых структурах.
Димон по жизни был, конечно, раздолбай, но в том, что касалось дела, соображал хватко и свои связи никому не передоверял, держал замкнутыми только на себя. А ведь незаменимым быть лучше, не правда ли? Оно как-то надежней... и безопасней.
И сейчас Гаркалов-младший был мертв. Схема, кою контролировал он при жизни, пока работала, но... Но уже назревали первые проблемы.
И проблемы предстояло как-то решать.
Владелец коттеджа поправил поленья в камине, бросил щипцы в металлическую стойку и вернулся к остальным. Со стороны залива в окна ломился соленый ветер, но в каминном зале было тепло и уютно.
— Чего звал-то? — спросил его Родик.
Сперва Карновский достал из коробки сигару «Черчилль Гранд Корона», обработал кончик сигары ножичком, раскурил ее и только потом преспокойнейшим образом ответил:
— Вчера у меня нарисовался один хрен. И начал базар с того, что может, дескать, сохранить нам канал на таможне.
Двое его слушателей переглянулись.
— В смысле? — по-простому спросил Южный.
— Дай я уж по порядку, — сказал Карновский, стряхивая сигарный пепел с колен. — Потом он назвал ваши имена... И вообще у меня сложилось впечатление, что ему известно о нас все.
— Так, — напрягся Родик. — Откуда он нас знает? Мент?
— Не похож, — покачал головой Карновский. — Судя по тому, что он предложил... Скорее, тут чувствуется потная лапка папаши Гаркалова. Ты дай договорить, а потом уж перетрем тему.
— Ну так договаривай! — сорвался Родик.
— Не нервничай, вредно, — равнодушно сказал Карновский. — Далее этот хрен привел кое-какие фактики, которые знать ему вообще не положено. Но которые во всех подробностях рисуют нашу с вами... творческую деятельность.
— И ты так спокойно об этом рассказываешь, будто про хоккей! — опять взвился Родик.
— А ты обожди разоряться раньше времени. Сейчас похлеще пулю услышишь. Фактики — это так, подстраховка ему и подтверждение его крутизны. А вообще он с прискорбием вынужден был сообщить, что, в связи со смертью Димона наш канальчик на таможне тю-тю. В смысле, будет прикрыт.
Повисла тишина. Лишь ветер шумел за стенами, скребся в стеклопакеты, хлопал плохо закрепленной ставней.
Карновский, рисуясь, выпустил два сигарных кольца — покрупнее и поменьше, полюбовался и продолжал:
— Но и это еще не все. Есть возможность сохранить канал за нами. А для этого он убедительно просит нас помочь ему в одном дельце. Так, пустяк. Мы должны убрать того хмыря, который завалил Димона. Более того, он предложил нам план действий. Он пронюхал, что в «Крестах» сидит наш парень, Башан, который и рекомендует нам действовать через него — мол, тот и так сидит за мокруху, ему что за одного отвечать, что за двух, без разницы. Взамен нам сохраняют канал... Вот теперь все.
— И как этот хрен вообще на тебя вышел? — Южный плеснул себе вина — когда ему предстояло садиться за руль, он избегал крепких напитков.
— Знаешь, он как-то мне не докладывал, — в голосе Карновского впервые прорезалось раздражение, и стало ясно, что его спокойствие напускное.
— А как выглядит?
— Обыкновенно, — пожал плечами Карновский. — Даже, я бы сказал, нарочито заурядно. Без примет. Встреть по-новой — не узнаешь. Правда, на откровенную шестерку не похож. Все же взгляд выдает определенное... положение. На мой нюх — порученец при пахане.
— Все зависит от того, какой пахан, — раздумчиво сказал Южный. — При ином пахане шнырем быть почетней, чем...
— Хоре философить! — перебил Родик, нервно катая по столу апельсин. — Он сказал, от кого пришел?
— Сказал, что его я могу называть Иван-Петровичем или Иван-Иванычем, ему, мол, по барабану. Сказал, что передает пожелание весьма уважаемых и влиятельных людей, но называть их имена не уполномочен... На мой взгляд, вполне достаточно того, что он знает о нас излишне много.
— Ты хочешь сказать, — внимательно посмотрел на него Южный, — что его командировал Гаркалов-старший?.. А что, очень может быть. Во-первых, у папаши Гаркалова имеется прямой интерес замочить того хмыря — отомстить за сына. Во-вторых, обещание сохранить канал на таможне. Старшему это под силу. В-третьих, эта осведомленность. Меня, например, ничуть не удивляет, что папаше может быть известно о нас все.
— Намекаешь, сынок ему стучал? — нахмурился Родик.
— Стучал вряд ли — че ему на себя самого стучать... А вот папашка мог поручить своим шестеркам разузнать, чем это сынуля столь оживленно занимается в Питере. Поскольку возможностей у папашки хватает, ему все и разведали в наилучшем виде: тачки, мол. Димон дорогие тырит. А папашка, видимо, решил, что это нестрашно, что не даст, в случае чего, сынку погореть. Нехай дитя тешится — кровушка-то молодая бурлит. А поумнеет, опыт этот пригодится для более серьезных дел. Тем более, перевоспитать сына ему все равно не удалось бы, а перекрой сыну кислород своими возможностями — еще неизвестно, куда Димочку понесет... В общем, папашка успокоился, но информацию приберег до времени.
— А этот шнырь тебя никак не прессовал? — спросил Родик у Карновского. — Типа, что натравит мусоров?
— Пока нет, — сказал Карновский. — Но думаю, все впереди. И я не буду удивлен, если в скором времени он снова нарисуется и предложит еще что-нибудь — под тем предлогом, что эти фактики вскорости могут лечь на стол людей в погонах. А то и тех, кто предпочитает насквозь цивильное шмотье...
— Не думаю, — пожевал губами Южный. — Из нас киллеры, как из ведра корона. У нас ведь другой профиль... Если он действительно от папаши Димона, то, полагаю, добьется своего и отвалит. Гаркалову бизнес наш на хрен не нужен, он так низэнько не летает.
— Да о чем вы болтаете? — Родик в сердцах швырнул апельсин в огонь. — Вы че, в натуре собрались в киллеры податься? Какой-то пидор разводит нас, а вы яйцами только брякаете! И на кой хер нам в это ввязываться? У нас своих дел не разгрести, а еще в мочилово лезть! Мы ж мокрым не занимаемся!
— А Башан? — напомнил Карновский.
— И где теперь этот Башан?! Сам влип, и чуть всех нас за собой не утащил!
— Ты посчитай, Родик, сколько мы потеряем, если накроется эта лыжня на таможке, — негромко сказал Южный. — Пока новый канал проложим... Если вообще проложим. Но даже не это главное...
— А че? — Родик успокоился так же быстро, как и завелся. И Карновский всерьез подозревал, что компаньон давно и прочно сидит на коксе. Да и перед встречей наверняка заправил ноздри парой «дорожек».
— Конкуренты, — ответил Родику Южный. — Если мы упустим канал, его приберут в два счета. А даже если не приберут, то узнают о нашей неудаче и вообразят, будто мы сдулись. И кому-то из конкурентов в головенку обязательно закрадется нехорошая мысль: а не отхватить ли от них кусочек, пока ребята не на коне. А следующая непременная мысль — а не прибрать ли все наше хозяйство подчистую...
— То есть ты склоняешь подписаться на мокруху? — Родик в одиночку налил себе водки и выпил залпом. Его никогда не волновало, сколько он зальет в себя водки, перед тем как сесть за руль «чероки».
— Я ни к чему не склоняю, я просто размышляю вслух, — сказал Южный.
— Ну, положим, мы вписываемся, — не успокаивался Родик. — И как нам это провернуть? Это ж «Кресты»! Ну и что с того, что там Башан парится! Как его подписать, как его подвести?
— Как подвести — не проблема, — вместо Карновского ответил Южный. — Пересечься человеку с человеком в «Крестах» легко, были в бабки. А вот как подписать Башана — это да, вопрос. Добровольно взять на себя еще одну мокруху... Башан, конечно, не семи пядей во лбу, но не идиот же! Тем более, пока он еще надеется, что дело и с первой мокрухой накроется медным тазом, что он выйдет из крытки весь такой белый и пушистый...
— А если не Башана напрячь? — высказался Карновский.
— А кого еще? — усмехнулся Родик. — Закрывать кого-то спецом? Да та же фигня, только еще заморочней!
— Погодите.
В каминном зале сидело трое мужчин. Они расположились в креслах неподалеку от разожженного огня; на низком столике дожидались, когда до них дойдет дело, откупоренные бутылка виски и бутылка вина, блюдо с фруктами и блюдо с канапе.
Все трое были людьми пожившими и повидавшими. Двое в свое время погостили у Хозяина, а Родик так даже дважды, от звонка до звонка. Третий, владелец коттеджа, с местами не столь отдаленными знаком был только понаслышке, но это обстоятельство нисколько не влияло на его авторитет в их компании.
Связывал их между собой общий бизнес. Правда, кое-кто не согласился бы со словом «бизнес» в применении к тому, чем они занимались, назвал бы это как-нибудь по-другому, обидным каким-нибудь словом. Ну да и пусть, хрен с ним...
А занимались собравшиеся здесь люди машинами.
Нет, они не производили авто и не ремонтировали.
Они машины угоняли. Как любил говорить Карновский, владелец коттеджа на берегу залива: «Если существуют автомобили, кто-то же должен их угонять!»
Разумеется, они не сами уводили тачки с улиц, хотя кое-кто из них много лет назад начинал именно с этого и теперь, случись такая надобность, не оплошал бы.
«Угон» — для многих звучит как-то невнушительно. Дескать, мелкая уголовка, забава для малолеток или занятие для одиночек... Увы, время одиночек безвозвратно миновало. С тех пор, как на улицах городов количество автомобилей многократно выросло и среди них на каждом шагу все чаще попадались дорогие и престижные, появилась возможность развернуться и превратить одиночные кражи в налаженный бизнес. Люди понимающие вам скажут, что эта сфера криминальной деятельности по доходности лишь немногим уступает наркоторговле и продаже оружия.
Хотя, справедливости ради... или точности ради, как угодно, — следует отметить, что эти люди не занимались автомобильным разбоем. Разбойный бизнес держали, главным образом, выходцы из южных регионов. Видимо, тамошней горячей натуре претило долго и терпеливо отслеживать присмотренную или заказанную тачку, выяснять, где и насколько обычно паркуется автовладелец, какой модели установлена противоугонка (хотя многие лохи, между нами говоря, клеят на боковое стеклышко бумажку с угрожающей надписью: дескать, машина оборудована сигнализацией фирмы такой-то, берегись! Ну не идиоты, а?), записывать с помощью прибора под нерусским названием код-граббер электронный код сигнализации во время ее отключения — дело тоже, кстати, непростое, если хозяин нажимает кнопочку на брелоке почти вплотную к борту... А еще ведь надо обеспечить группы прикрытия и сопровождения, и главное — создать сеть автомастерских по разборке машин и перебивке номеров. И уж тем более претило любителям лихих налетов на трассе выстраивать сложные схемы переправки угнанных в Западной Европе автомобилей в Россию.
Так что неблагодарным, небезопасным, тяжелым трудом по угону без разбоя приходилось заниматься нашим соотечественникам. Бедняги.
Работу последней схемы, а вернее, такой тонкий и наиболее ответственный момент, как провоз машинок через таможню, обеспечивал Гаркалов-младший. Где крутятся большие деньги, там просто необходима поддержка во властных структурах. Димочка Гаркалов, главным образом благодаря своему папашке, имел, разумеется, обширные связи в тех самых структурах.
Димон по жизни был, конечно, раздолбай, но в том, что касалось дела, соображал хватко и свои связи никому не передоверял, держал замкнутыми только на себя. А ведь незаменимым быть лучше, не правда ли? Оно как-то надежней... и безопасней.
И сейчас Гаркалов-младший был мертв. Схема, кою контролировал он при жизни, пока работала, но... Но уже назревали первые проблемы.
И проблемы предстояло как-то решать.
Владелец коттеджа поправил поленья в камине, бросил щипцы в металлическую стойку и вернулся к остальным. Со стороны залива в окна ломился соленый ветер, но в каминном зале было тепло и уютно.
— Чего звал-то? — спросил его Родик.
Сперва Карновский достал из коробки сигару «Черчилль Гранд Корона», обработал кончик сигары ножичком, раскурил ее и только потом преспокойнейшим образом ответил:
— Вчера у меня нарисовался один хрен. И начал базар с того, что может, дескать, сохранить нам канал на таможне.
Двое его слушателей переглянулись.
— В смысле? — по-простому спросил Южный.
— Дай я уж по порядку, — сказал Карновский, стряхивая сигарный пепел с колен. — Потом он назвал ваши имена... И вообще у меня сложилось впечатление, что ему известно о нас все.
— Так, — напрягся Родик. — Откуда он нас знает? Мент?
— Не похож, — покачал головой Карновский. — Судя по тому, что он предложил... Скорее, тут чувствуется потная лапка папаши Гаркалова. Ты дай договорить, а потом уж перетрем тему.
— Ну так договаривай! — сорвался Родик.
— Не нервничай, вредно, — равнодушно сказал Карновский. — Далее этот хрен привел кое-какие фактики, которые знать ему вообще не положено. Но которые во всех подробностях рисуют нашу с вами... творческую деятельность.
— И ты так спокойно об этом рассказываешь, будто про хоккей! — опять взвился Родик.
— А ты обожди разоряться раньше времени. Сейчас похлеще пулю услышишь. Фактики — это так, подстраховка ему и подтверждение его крутизны. А вообще он с прискорбием вынужден был сообщить, что, в связи со смертью Димона наш канальчик на таможне тю-тю. В смысле, будет прикрыт.
Повисла тишина. Лишь ветер шумел за стенами, скребся в стеклопакеты, хлопал плохо закрепленной ставней.
Карновский, рисуясь, выпустил два сигарных кольца — покрупнее и поменьше, полюбовался и продолжал:
— Но и это еще не все. Есть возможность сохранить канал за нами. А для этого он убедительно просит нас помочь ему в одном дельце. Так, пустяк. Мы должны убрать того хмыря, который завалил Димона. Более того, он предложил нам план действий. Он пронюхал, что в «Крестах» сидит наш парень, Башан, который и рекомендует нам действовать через него — мол, тот и так сидит за мокруху, ему что за одного отвечать, что за двух, без разницы. Взамен нам сохраняют канал... Вот теперь все.
— И как этот хрен вообще на тебя вышел? — Южный плеснул себе вина — когда ему предстояло садиться за руль, он избегал крепких напитков.
— Знаешь, он как-то мне не докладывал, — в голосе Карновского впервые прорезалось раздражение, и стало ясно, что его спокойствие напускное.
— А как выглядит?
— Обыкновенно, — пожал плечами Карновский. — Даже, я бы сказал, нарочито заурядно. Без примет. Встреть по-новой — не узнаешь. Правда, на откровенную шестерку не похож. Все же взгляд выдает определенное... положение. На мой нюх — порученец при пахане.
— Все зависит от того, какой пахан, — раздумчиво сказал Южный. — При ином пахане шнырем быть почетней, чем...
— Хоре философить! — перебил Родик, нервно катая по столу апельсин. — Он сказал, от кого пришел?
— Сказал, что его я могу называть Иван-Петровичем или Иван-Иванычем, ему, мол, по барабану. Сказал, что передает пожелание весьма уважаемых и влиятельных людей, но называть их имена не уполномочен... На мой взгляд, вполне достаточно того, что он знает о нас излишне много.
— Ты хочешь сказать, — внимательно посмотрел на него Южный, — что его командировал Гаркалов-старший?.. А что, очень может быть. Во-первых, у папаши Гаркалова имеется прямой интерес замочить того хмыря — отомстить за сына. Во-вторых, обещание сохранить канал на таможне. Старшему это под силу. В-третьих, эта осведомленность. Меня, например, ничуть не удивляет, что папаше может быть известно о нас все.
— Намекаешь, сынок ему стучал? — нахмурился Родик.
— Стучал вряд ли — че ему на себя самого стучать... А вот папашка мог поручить своим шестеркам разузнать, чем это сынуля столь оживленно занимается в Питере. Поскольку возможностей у папашки хватает, ему все и разведали в наилучшем виде: тачки, мол. Димон дорогие тырит. А папашка, видимо, решил, что это нестрашно, что не даст, в случае чего, сынку погореть. Нехай дитя тешится — кровушка-то молодая бурлит. А поумнеет, опыт этот пригодится для более серьезных дел. Тем более, перевоспитать сына ему все равно не удалось бы, а перекрой сыну кислород своими возможностями — еще неизвестно, куда Димочку понесет... В общем, папашка успокоился, но информацию приберег до времени.
— А этот шнырь тебя никак не прессовал? — спросил Родик у Карновского. — Типа, что натравит мусоров?
— Пока нет, — сказал Карновский. — Но думаю, все впереди. И я не буду удивлен, если в скором времени он снова нарисуется и предложит еще что-нибудь — под тем предлогом, что эти фактики вскорости могут лечь на стол людей в погонах. А то и тех, кто предпочитает насквозь цивильное шмотье...
— Не думаю, — пожевал губами Южный. — Из нас киллеры, как из ведра корона. У нас ведь другой профиль... Если он действительно от папаши Димона, то, полагаю, добьется своего и отвалит. Гаркалову бизнес наш на хрен не нужен, он так низэнько не летает.
— Да о чем вы болтаете? — Родик в сердцах швырнул апельсин в огонь. — Вы че, в натуре собрались в киллеры податься? Какой-то пидор разводит нас, а вы яйцами только брякаете! И на кой хер нам в это ввязываться? У нас своих дел не разгрести, а еще в мочилово лезть! Мы ж мокрым не занимаемся!
— А Башан? — напомнил Карновский.
— И где теперь этот Башан?! Сам влип, и чуть всех нас за собой не утащил!
— Ты посчитай, Родик, сколько мы потеряем, если накроется эта лыжня на таможке, — негромко сказал Южный. — Пока новый канал проложим... Если вообще проложим. Но даже не это главное...
— А че? — Родик успокоился так же быстро, как и завелся. И Карновский всерьез подозревал, что компаньон давно и прочно сидит на коксе. Да и перед встречей наверняка заправил ноздри парой «дорожек».
— Конкуренты, — ответил Родику Южный. — Если мы упустим канал, его приберут в два счета. А даже если не приберут, то узнают о нашей неудаче и вообразят, будто мы сдулись. И кому-то из конкурентов в головенку обязательно закрадется нехорошая мысль: а не отхватить ли от них кусочек, пока ребята не на коне. А следующая непременная мысль — а не прибрать ли все наше хозяйство подчистую...
— То есть ты склоняешь подписаться на мокруху? — Родик в одиночку налил себе водки и выпил залпом. Его никогда не волновало, сколько он зальет в себя водки, перед тем как сесть за руль «чероки».
— Я ни к чему не склоняю, я просто размышляю вслух, — сказал Южный.
— Ну, положим, мы вписываемся, — не успокаивался Родик. — И как нам это провернуть? Это ж «Кресты»! Ну и что с того, что там Башан парится! Как его подписать, как его подвести?
— Как подвести — не проблема, — вместо Карновского ответил Южный. — Пересечься человеку с человеком в «Крестах» легко, были в бабки. А вот как подписать Башана — это да, вопрос. Добровольно взять на себя еще одну мокруху... Башан, конечно, не семи пядей во лбу, но не идиот же! Тем более, пока он еще надеется, что дело и с первой мокрухой накроется медным тазом, что он выйдет из крытки весь такой белый и пушистый...
— А если не Башана напрячь? — высказался Карновский.
— А кого еще? — усмехнулся Родик. — Закрывать кого-то спецом? Да та же фигня, только еще заморочней!
— Погодите.