Бушков Александр Александрович. Волчья стая

   Он ощутил себя словно бы отгороженным от окружающего мира. Он был отдельно, весь мир – отдельно. Реакция организма на все пережитое или пресловутое предчувствие смерти? Телевизор орал – зачем Эмиль сделал так громко? Почему у Ники откровенно испуганные глаза?
   Не вынеся напряжения, Вадим вышел в другую комнату. Что-то тут было не так, что-то изменилось… Бог ты мой!
   Голова лежащего была уже вывернута и н а ч е, совершенно не так, как это выглядело бы, окажись он просто бесчувственным, потерявшим сознание от мастерского удара. Когда Вадим его здесь оставил пару минут назад, все выглядело не так…
   Без тени брезгливости он присел на корточки, потрогал голову лежащего.
   Она послушно повернулась под подрагивавшими пальцами, так, словно принадлежала кукле, словно никакого позвоночника и не было, а вместо него оказался тряпичный жгут.
   Несчастный алкаш был мертв. Ему сломали шейные позвонки, и сделать это мог один-единственный человек…
   Вадим вскочил, слыша, как за спиной распахивается дверь.
   Эмиль невероятно тщательно притворил ее за собой, глядя на Вадима предельно странно – застывший взгляд сомнамбулы, на губах прямо-таки жалкая, виноватая улыбочка. Медленно-медленно, как бывает во сне, Вадим опустил правую руку вдоль тела, запястье ощутило сквозь толстую ткань тяжелую выпуклость старенького револьвера.
   Эмиль сделал шаг вперед, кривя губы в той же странной улыбочке, одновременно и виноватой, и страшной:
   – Ты что, Вадик? Что-то ты как-то…
   И двинулся вперед – бесшумно, жутко, целеустремленно. Вадим едва не заорал от ужаса – никаких недомолвок больше не осталось, – попятился, прошептал:
   – Не подходи…
   – Вадик, ты что, Вадик… – столь же тихо откликнулся Эмиль, надвигаясь с застывшей улыбкой. – Не дури, все нормально, что ты такой…
   Его левая рука медленно отодвигала полу бушлата, вот уже показались ножны, правая кошачьим движением взмыла, слегка согнувшись в локте, словно жила независимо от тела, ладонь сложилась в жесткую дощечку.
   Вадим попал рукой мимо кармана, со второй попытки, покрывшись от ужаса гусиной кожей – в комнатушке вдруг стало невероятно холодно, – выхватил наган:
   – Не подходи!
   На лице Эмиля мелькнуло неприкрытое изумление, но он вмиг справился с собой, смотрел ненавидяще, надвигался и надвигался плавными крохотными шажками, словно бы плыл над полом:
   – Опусти, пидер… Кишки выну…
   И метнулся вперед, выхватывая нож.
   Вадим что есть сил надавил на спусковой крючок. Какое-то невероятно долгое, растянувшееся в нелюдскую бесконечность мгновение он внутренне корчился в неизведанном прежде ужасе – мысли бешено прыгали, тело заледенело, казалось, поднявшийся крючковатый курок так и останется в этой позиции навсегда, и грудь сейчас ощутит льдистый холод штыка…
   Выстрел треснул негромко, словно переломили о колено бильярдный кий.
   Эмиль дернулся вперед, пошатнулся, его лицо на глазах менялось так, что слов для этого не находилось – и Вадим в смертном ужасе нажал спуск вновь. Спиной вперед отпрыгнул к окну, ударился ногами, задницей о ребристую батарею и не почувствовал боли, вжимаясь в подоконник.
   Эмиль уже падал, нелепо подламываясь в коленках, оскалив зубы. Лицом вперед рухнул прямо на ноги мертвого хозяина квартиры, придавив их животом. И застыл – только ноги резко, не в лад, подергивались, как бывает во сне с собаками. Левая рука дернулась, согнулась в локте, распрямилась, еще пару раз конвульсивно содрогнулись ноги – и бывший друг, бывший сподвижник по бизнесу, неплохой коммерческий директор, кобель, наставивший другу рога, замысливший убийство, замер, подогнув ноги, выкинув вбок левую руку, из которой давно выпал штык-нож.
   Быстро и ловко – откуда что взялось? – Вадим отбросил нож ногой, опасаясь подвоха. По стеночке обошел лежащего, направив ему в голову дуло нагана, двинулся к двери…
   Дверь распахнулась, едва не стукнув его по физиономии. Влетела Ника, растерянно уставилась на происходящее – и, вмиг осознав все, отпрянула, некрасиво разинув рот, зажав щеки ладонями, молча отступала, пока не уперлась спиной в стену. Она так и не издала ни звука, совершенно онемев от страха.
   Косясь на неподвижные тела – вдруг все же ловушка и этот гад сейчас вскочит? – Вадим надвигался на нее. Она внезапно подломилась в коленках, опустилась на пол, все так же таращась на мужа круглыми глазами, сжимая ладонями щеки. Даже не застонала – тихонечко заскулила, как слепой щенок.
   Вадим медленно поднял руку, двигаясь, словно безмозглый робот. Заколебался, не зная, куда лучше всего выпустить пулю – в висок? В грудь? Как сделать так, чтобы она умерла б ы с т р о? Без хлопот и лишних впечатлений?
   Причудливые зигзаги выписывает порой мысль… У него ни с того, ни с сего пронеслось в голове: теперь только стала предельно понятна и чем-то близка строчка из «Трех мушкетеров», то место, где лицо миледи исказилось в ожидании выстрела… Или это оно у Атоса исказилось? Черт, какая чепуха в голову лезет…
   Ника рывком бросилась вперед, прежде чем он успел отшатнуться. Обхватила его ноги и принялась тыкаться лицом в грязные и мятые брючины. Он инстинктивно дернулся, пытаясь освободиться, и только потом дошло: да она ж целует ему ноги в слепом ужасе! Тычется, как побитая собачонка…
   Это и разрядило обстановку. Стоя с наганом в руках, пошатываясь от ее рывков, он все отчетливее понимал, что не сможет нажать на спуск и пустить пулю в это жалкое, едва слышно скулящее создание. Не выйдет, и все тут…
   Он поджал ногу, потом другую, выдираясь. Ника висела на ногах, обхватив коленки, скуля и хныкая.
   – Хватит! – сказал он злым шепотом. – Не буду…
   Она не слушала. Зло сплюнув, Вадим сунул револьвер в карман, не без усилий разомкнул ее руки, размахнулся, отвесил пару оглушительных пощечин, отпихнул в угол. Повторил громче:
   – Хватит тебе, не буду…
   И направился в дальнюю комнату. Там все осталось по-прежнему – позы лежащих ничуть не изменились. Он нагнулся, попробовал перевернуть Эмиля, крепко взяв за плечо. И отступился, чуя неестественную, м е р т в у ю тяжесть тела. Охваченный приливом ярости, вновь подступил к трупу, уперся ногой в плечо, на сей раз перевалил на спину.
   Крови почти что и не было – только два опаленных пятна на грязной рубашке, белой в синюю полосочку, обведенные темной, скорее буроватой, чем красной, каемочкой. Лицо почти спокойное. И э т о – смерть?
   Не было смерти. Был хорошо знакомый человек, лежавший в нелепой позе, не дышавший, не шевелившийся. И все. Кукла, пустая оболочка. Вадиму прежде казалось, что убийца непременно должен испытывать некий взрыв эмоций, раздирающую мозги коловерть мыслей, сожалений, страхов. Но, как ни копался в себе, чувствовал лишь облегчение и усталость. Опасаться больше было нечего, проблема решилась. Даже удивительно, до чего спокойно на душе…
   Выскочил в комнату, услышав подозрительную возню. Ника, с совершенно белым лицом, возилась у двери, пытаясь повернуть ключ.
   – Куда?! – шепотом рявкнул он, отдирая ее слабые пальцы от ручки. – Иди в комнату, я же сказал – живи, стерва…
   Взял ее за шиворот, затолкнул в комнату, старательно запер дверь еще на один оборот, спрятал ключи в карман. Подумав, взял содрогавшуюся в спазмах Нику за руку, затолкнул ее в тесный совмещенный туалет, пихнул к унитазу:
   – Хочешь, проблюйся…
   Прошел к столу, где лежали найденные Эмилем деньги. Долго, сбиваясь, считал бумажки – старого и нового образца, чуть ли не половину составляли тысячные, пятисотки и даже двухсотки с сотками. Шестьдесят девять тысяч двести. По-новому – шестьдесят девять двадцать. Не хватает совсем немного, это уже гораздо проще – когда «немного не хватает», совсем другое дело…
   Судя по звукам, Нику все же вытошнило. Не обращая на нее внимания, Вадим принялся по второму кругу обыскивать квартиру, благо мебелишки здесь было мало и с первого взгляда ясно, где нужно искать.
   Он нашел две мятых двухсотрублевых бумажки и новенькую рублевую монету. Негусто. Зато в уголке ящика, в серванте, отыскалось обручальное кольцо, мужское, судя по размеру. Уж его-то можно было свободно толкнуть за десятку… Старательно упрятав добычу в карман, пошел посмотреть, как там супруга.
   Проблевалась, ухитрившись почти не испачкаться. Вадим поднял ее с пола, привел в комнату, усадил на стул и сунул в вялую руку стакан с портвейном:
   – Ну-ка, выпей.
   Она послушно осушила, как необходимое лекарство, даже не передернувшись.
   – Ну, оклемалась? – безжалостно спросил он.
   Ника закивала, глядя на него с прежним страхом.
   – Ладно, не скули, – сказал он с великолепным ощущением превосходства. – Он ведь сам собирался меня прикончить… Правда? Вот видишь. Так что драчка была честная. Кому повезло, тому и повезло…
   – Откуда у тебя…
   – От верблюда, – отмахнулся он. – Слушай внимательно. Когда мы пришли в город, разделились. Пошли искать калым. Договорились встретиться на автовокзале, но он не пришел. Некогда нам было его ждать, сдали в киоск по дешевке наши баксы и поехали в Бужур. Уяснила? Хорошо уяснила, спрашиваю? Ну-ка, повтори!
   Она повторила все тусклым, безжизненным голосом, пожала плечами:
   – Но мы же еще здесь…
   – Все равно, – сказал он твердо. – Утром уйдем. Лучше запоминай все заранее. И смотри у меня в Шантарске… Если подумать, все для тебя обошлось как нельзя лучше, остаешься на прежнем месте в прежнем положении, другой бы тебя пристукнул, не поведя…
   Замолчал, инстинктивно пригнувшись. В дверь громко постучали. И еще раз, и еще. Трясущимися пальцами он достал наган и, погасив по дороге свет, на цыпочках подкрался к двери. Стучали уже беспрерывно. Судя по звукам, на площадке топтались как минимум двое.
   – Коля! Коль, открывай! Это мы с Борей! Открывай, водяра в гости едет!
   Вадим замер. На площадке топтались, как слоны, шумно обмениваясь мнениями:
   – Говорю тебе, свет горел!
   – Да брось, он уже ужрался, скоко ему надо… Пошли к Лидке! Хоть потрахаемся…
   – Н-нет, я с Колей хочу вмазать… Колян, так твою!
   Дверь сотрясалась от ударов. Это продолжалось невероятно долго – стук, призывы, маты. В конце концов хлопнула дверь напротив, послышался раздраженный, стервозный, женский голос:
   – Ну чего барабаните, алканавты? Не открывает, значит, нету дома никого!
   – Да дома он, свет горит…
   – Полдвенадцатого ночи, а вы расстучались тут!
   – Ты не ори, мы с ним вмазать хотели… Во!
   – На улицу иди и вмажь, пьянь нелюдская! Сейчас в тридцать первую к участковому сбегаю!
   – Да он сам квасит по причине воскресенья, мы шли, они литру брали…
   – Вот и ты иди квась, а не барабань тут! Мне на работу к шести, да тут свой такой же до сих пор где-то шастает… Пошли отсюда, кому говорю! Раз не открывает, нечего и долбиться!
   Незваные визитеры лениво отругивались, но довольно скоро отступили под напором разъяренной соседки и потащились вниз, шумно матерясь. Вадим закрыл глаза, прижался затылком к стене и долго стоял так, мокрый от пота. Спрятал наган, вернулся в темную комнату, свет включать не стал. Когда привыкли глаза, рассмотрел, что Ника хнычет, уронив голову на руки.
   Взял ее за плечо и как следует встряхнул:
   – Хватит ныть! Еще налить?
   Она помотала головой. Вадим крепко стиснул ее локоть, подвел к застеленной постели и толкнул туда:
   – Ложись и дрыхни. Утром разбужу рано. Нам еще автовокзал искать…
   – Ты меня правда не убьешь?
   – Сказал же… – досадливо поморщился он. – Вообще-то, руки так и чешутся, честно говоря, да уж ладно, черт с тобой… Только имей в виду: если начнешь в Шантарске распускать язык – уж непременно что-нибудь придумаю. Анзора попрошу, он придумает. – Протянул руку и небрежно похлопал ее по щеке. – Ладно, Вероника, не бери в голову. Все равно, как выражались деды, это был человек не нашего круга, и было от него сплошное беспокойство. А зачем тебе беспокойство, киса моя холеная? Тебе нужны брюлики, бермудские пляжи, горничные, презентации и прочие удовольствия. И любое правдоискательство выглядит смешно, поскольку ничегошеньки не меняет. Это убедительно? А?
   Она едва слышно прошептала:
   – Убедительно…
   – Вот и прекрасно, – сказал он почти весело и почти дружелюбно. – Ложись и спи, завтра будет нелегкий денек.
   Сел к столу, налил себе полный стакан, усмехнулся в темноте: за помин души…
   И только теперь окончательно поверил, что выиграл смертельный поединок. Даже предстоящая дальняя дорога, окутанная полнейшей неизвестностью, пока что не заботила.

Часть третья
РУССКИЙ КЛОНДАЙК

Глава первая
Странствия продолжаются

   Жизнь лишний раз доказала, что незатейливое и прагматичное сибирское бытие конца двадцатого века (и, соответственно, второго тысячелетия) имеет мало общего с готическим романом, равно как и с бессмертным творением Ф. М. Достоевского, теплохода и классика. Вадим, поставив старое, но удобное кресло так, чтобы Ника не смогла шмыгнуть в прихожую, уснул в нем почти сразу же и спал без потрясений в виде кошмаров, не просыпаясь. Должно быть, организм включил какие-то предохранители в виде крепкого и здорового сна. В соседней комнате до самого утра не произошло ничего жуткого – не слышалось тяжелых шаркающих шагов, покойники не появились на пороге, гонимые жаждой расплаты. Они и утром, впрочем, никак не дали о себе знать – иными словами, утопленник не стучался под окном и у ворот.
   Проснулся он около половины седьмого. Сначала, как часто бывает, подумал, что все привиделось, но тут же осознал – именно так реальность и обстоит…
   Растолкал Нику, спросонья было улыбнувшуюся ему вполне разнеженно и мирно, но тут же с криком шарахнувшуюся – может, решила, дура, что ее все-таки будут убивать…
   – Вставай, собирайся, – хмуро бросил Вадим. – Уходить пора.
   И принялся старательно протирать тряпкой все места, где мог оставить свои пальчики. Особо тщательно протер наган: ужасно не хотелось расставаться с оружием, но чересчур уж рискованным показалось таскать его с собой после всего. В качестве подозреваемого у него были шансы выпутаться даже в этой глубинке, но оказаться сцапанным с орудием убийства в кармане – чересчур уж чревато…
   Голова работала ясно и четко, он по мере сил постарался сбить следствие, буде таковое возникнет, со следа – добавил на стол еще стаканов и вилок, чтобы казалось, будто тут гулеванили не менее полудюжины пьянчуг. Без особого душевного трепета навестил дальнюю комнату, пододвинул штык-нож поближе к ладони Эмиля, а в ухо хозяину квартиры засунул свернутую трубочкой двухсотку – для пущей загадочности. Вспомнил про двух дружков, барабанивших вчера в двери, ухмыльнулся: похоже, любой мало-мальски толковый мент ухватится как раз за эту парочку, о которой узнает почти сразу же, из беглого опроса соседей…
   Еще раз старательно все прокачав и убедившись, что ничего не забыл и пальчики стер везде, вышел в прихожую. Ника стояла, прижавшись к стене, закрыв глаза, подергивая сжатыми кулачками.
   – Что такое? – спросил он неласково. Она затряслась, не открывая глаз:
   – Уведи меня отсюда, скорее, уведи…
   – Подбери сопли! – прикрикнул он. – Вот так… Пошли. И смотри у меня, без истерик. Думай лучше о веселом: скоро будем дома, все станет по-прежнему… и ничего не было. Шагай.
   Прислушавшись – на площадке тишина, – распахнул дверь и вышел первым. Тщательно притворил ее, не запирая на ключ, а сами ключи, протерев, бросил заранее на пол. Пусть потом обнаружат, что дверь не взломана, даже не заперта, пусть копают среди тех, кто был здесь своим человеком…
   Разломил найденную на серванте большую пластмассовую расческу пополам, одну половинку протянул Нике:
   – Причешись.
   – Кофе бы… – вздохнула она.
   – С круассанами… Пошли.
   Причесанная, она выглядела вполне на уровне, несмотря даже на отсутствие косметики. Они побыстрее вышли со двора, где не наблюдалось ни единой живой души, и направились по знакомой уже дороге. Городишко помаленьку оживал, проезжали машины, шли люди, хотя, конечно, ничего похожего на утреннее шантарское столпотворение.
   Увидев очередной киоск – этот был украшен вывеской с надписью «Василек», – Вадим решил рискнуть. Постучал в окошечко, оттуда выглянула тетка среднего возраста, вида скорее пролетарского, чем коммерческого.
   – Колечко не купите? – памятуя печальный опыт с баксами, он продемонстрировал товар издали, держа его двумя пальцами.
   – Самоварное, поди?
   – Те-етенька! Там проба есть.
   – На нем-то есть, да на вас негде ставить… – проворчала она, зевая. – Снял с кого, поди?
   – Обижаете! – бесшабашно ухмыльнулся он. – Позавчера развелся, а раз такое дело… Не было золота, и это не золото.
   – Покажи-ка…
   Он решился разжать пальцы.
   Тетка достала из-под прилавка крохотный пузырек и капнула на кольцо, обозрев результат, немного подобрела лицом:
   – Вроде золото… Сколько ж тебе бутылок-то надо?
   – Никаких бутылок, мать, – ответил он решительно. – Мне денежка нужна, раз такое дело, поеду к мамане в Мотылино, и гори оно синим пламенем.
   – Вот то-то, – заворчала тетка. – Чуть свободу почуяли – понесло… Поскакал, задрав хвост, семью разбить, что кошку ногой пнуть…
   – Эх, мать, знала б ты мою стерву, глаза бы не колола… – сказал Вадим. – Две сотни дашь?
   – Сотню дам.
   – Ну, мать…
   – Полторы. Я ж не знаю, может, ты вечером прибежишь назад требовать и дверь ломать…
   – Ладно, – махнул он рукой.
   Не отходя от окошечка, пересчитал мятые десятки. Пока что все складывалось отлично.
   – Эй! – окликнула тетка. – До завтрашнего утра подержу, если что, придешь выкупишь. Насмотрелась на вас, свой такой же… Так подержать?
   – Не стоит, – отмахнулся он. Взял Нику под локоток и повел прочь. – Ну вот, бизнесмен везде бизнесмен…
   Она молчала, убыстряя шаг.
   Автовокзал нашли довольно быстро, пару раз переспросив дорогу. Оказалось, это довольно уродливое шлакоблочное зданьице, построенное явно в те времена, когда срока огромные брели в этапы длинные. Вывеска здесь почиталась излишней роскошью – огромные буквы АВТОВОКЗАЛ были выведены синей краской прямо по стене над козырьком единственной двери. Вот только дверь была заперта на громадный замок, вокруг не наблюдалось никаких признаков жизни, разве что хмурый пожилой субъект в ватнике и кепке лениво шоркал метлой по грязному разбитому асфальту, да примостившийся тут же кавказский человек помаленьку растапливал мангал. Совсем рядом проходила широкая дорога, выезд из городка, так что клиент, надо полагать, пер косяком. Вадим, правда, с неудовольствием обнаружил, что метрах в ста дальше, уже в чистом поле, торчала серая бетонная будочка поста ГАИ, и там уже торчали два вышедших на утреннюю охоту сокола. Лицезреть милицию отчего-то не было никакого желания, и он лишний раз напомнил себе, что уличить его ни в чем невозможно, лишь бы Ника не напорола глупостей…
   Время шло. Стрелки показывали без пятнадцати восемь, но никто и не собирался отпирать автовокзал. Оставив Нику сидеть на широкой приступочке у крыльца, Вадим подошел к трудолюбивому кавказскому муравью и поинтересовался:
   – Сколько время?
   – Сэмь сорок семь, да.
   – А почему ж вокзал закрыт?
   – Дарагой, ты смотри фыласофски, – сказал шашлычник. – Нэ отопрут в восемь – отопрут в дэвять. Или в дэсять.
   – Но автобусы на Бужур, вообще-то, ходят?
   – Ва-абще-то – ходят. По настроению. Когда автобус есть, когда пассажир есть, когда бензин есть. А если чего-то нету, тогда не ходят. Сиди, как повэзет. Слушай, купи девушке шашлык, ты посмотри, какая у тебя девушка, она с шашлыком в руке будет смотреться, как Клава Шифэр! Шашлычок с утра хорошо, ва! Я тебе честно скажу: это не баран, свинин, но уж никак не собак! Вчера еще хрюкал, такой упытанный, как Дося… Досю видел? Вот он такой же был!
   – Со стиральным порошком?
   – Абыжаешь! С соусом!
   Подумав, Вадим купил четыре шпажки шашлыка – ив самом деле стоило подзаправиться перед дальней дорогой. Думал, придется Нику уговаривать, но она довольно активно принялась жевать с отрешенным лицом. Время шло, замок висел…
   Вадим понемногу начал нервничать. Умом он понимал, что трупы могут не обнаружить и до морковкина заговенья, а обнаружив, вряд ли станут устраивать облаву со взятием городишки в железное кольцо и уж никак не свяжут жуткую находку с двумя относительно приличными и, главное, трезвыми бродяжками. Но эмоции все же пересиливали, хотелось побыстрее отсюда убраться. Впервые он убил. К тому же не зря говорят: хуже нет – ждать и догонять…
   Он с надеждой поднял голову, услышав шум мотора, не похожий на движок легковушки. Это в самом деле оказалась не легковушка, но и не автобус – почти у самого мангала лихо притормозил «УАЗ», старый фургон армейского колера с выцветшей белой надписью по борту «Геологическая». Из кабины выпрыгнул здоровенный длинноволосый парняга, патлами и грубыми чертами лица крайне напоминавший Жерара Депардье, в резиновых сапогах и видавшем виды брезентовом костюме с геологическим ромбиком на рукаве.
   Тут же распахнулась боковая дверь, оттуда полезли мужики в таких же сапогах, брезентовых штанах, энцефалитках с капюшонами. Один держал на поводке охотно выпрыгнувшую светло-кофейную худую лайку. Он и возгласил:
   – Не все же пить, пора и пожрать… Петь, расщедришься на шашлычки?
   – Черт с вами, – проворчал волосатый.
   Мужики весело галдели, разминая ноги. Вадим рассмотрел в оставшуюся распахнутой дверцу, что фургончик до половины завален тугими свертками спальных мешков, какими-то огромными катушками, рюкзаками и деревянными ящичками, путешествовать на груде всего этого вряд ли было особенно удобно. Сначала показалось, что их чуть ли не взвод, потом обнаружилось – всего трое, не считая водителя и волосатого, определенно их начальника.
   Здоровенный, очень толстый мужик с испитой физиономией тут же плюхнулся рядом с Вадимом, достал из-за пазухи две бутылки и непринужденно, как у старого знакомого, осведомился:
   – Борода, ножика нету?
   Вадим покачал головой.
   – Худой! – набычился волосатый Паша.
   – А что Худой, что Худой, начальник? Они там в Каранголе, точно тебе говорю, с утра расслабляются. Ты что, Бакурина не знаешь? Хотя и молодой специалист с поплавком, из него собственные работяги веревки вьют. Забыл, как они неделю под Чибижеком квасили? Не будет никакой работы, а потому и нам бы еще сегодняшний денек прихватить… Иисус, ты как?
   – Я в консенсусе, – заявил парень, чем-то чрезвычайно похожий на итальянца – кудрявая шевелюра, байроновский профиль. Рожа, правда, насквозь пропитая. – Мухомор тоже… А, Мухомор?
   – Блажен муж, иже иде на совет нечестивых, – поддержал самый пожилой, державший лайку.
   – Ну, смотрите, – покачал головой Паша. – Только завтра, если что, пинками на профиль погоню.
   – Обижаешь, Паша… Как штык. Но без Максимыча… Тут уж мы ни при чем.
   Паша расплатился за шашлыки, и вся компания устроилась тут же, справа от Вадима. Сначала шашлык дали попробовать лайке, и, когда она охотно проглотила кусок, стали есть сами. Худой проворчал:
   – И от собачины не померли бы. Сколько я ее съел…
   – Ты, Худой, помалкивай. К вечеру поддам, я тебе всех сожранных тобою братьев наших меньших припомню… С топором по-над плетнями погоняю, – заявил Иисус.
   – А я у шефа пистоль свистну, сам на тебя охоту открою.
   Сказано это было беззлобно, больше походило на привычные дружеские подначки. Вадиму на миг стало грустно – очень уж весело они болтали, сразу выглядели спевшейся компанией, не отягощенной в этой жизни никакими проблемами и сложностями. И трупы на них не висели, и трагической оторванности от дома что-то не ощущалось.
   Трое пили из горлышек. Паша не пил, очевидно, свято соблюдая начальственную дистанцию, но шашлык уписывал за обе щеки. Лишь шофер, этакий красавчик с аккуратно подстриженной бородкой, лениво прохаживался вокруг машины, лениво попинывал колеса и сливаться с коллективом не торопился.
   – Что? – Вадим только теперь сообразил, задумавшись, что Паша через голову Мухомора обращается к нему.
   – Я спрашиваю, откуда такие камуфлированные?
   – Долго объяснять, – ответил Вадим нейтральным тоном.
   – Долю ищете?
   – Да вроде того.
   – А едете куда? – простецки ухмыльнулся Паша.
   – В Бужур.
   – Тамошние?
   – Нет, шантарские. Занесло вот…
   – Это бывает, – Паша окинул его цепким взглядом. – И без багажа? И безо всего?
   – Занесло…
   – Вмажешь? – Мухомор непринужденно подсунул ему раскупоренную бутылку, не скверный портвейн, а «Монастырскую избу».
   Подумав, Вадим отпил немного из горлышка.
   – А дама будет?
   – Мухомор! – укоризненно протянул Паша. – Ну когда это дамы пили из горла? Ты еще колбасный огрызок из кармана достань, у тебя, по-моему, с Парнухи завалялся… А если серьезно, девушка, в машине есть чистый стакан. Мы от всего сердца и без задних мыслей, шантарская геофизика, чтобы вы знали, – заповедник джентльменов… Хотите?
   – Хочу, – сказала Ника, улыбаясь ему вполне кокетливо.
   Вадиму это не понравилось, но он мысленно махнул рукой – как бы там ни было, впервые за время своих печальных странствий он не чувствовал исходящей от новых знакомых угрозы. Очень уж естественными и дружелюбными они выглядели. Люди без подтекста, весь текст написан на лице…