Помолчав, генерал решился:
   — Я бы в этом увидел резон… Что тебе известно?
   — А ничего, — сказал Данил. — Честное слово. Просто, понимаешь ли, витает…

Глава 2

ОН БЫЛ ХОРОШО СЛОЖЕН…
   — Можешь меня поздравить, — сказала Оксана грустно.
   — Поздравляю, — кивнул он, в глубине души досадуя на задержку. Надо ж ей было попасться на лестнице… — А с чем?
   — Я уже три часа как соломенная вдова.
   — Что, муженек с балериной сбежал?
   — Дождешься, как же… Арестовали обормота. Доблестное ГБ. Что-то они там публично сболтнули-совершили против Уголовного кодекса по разряду политики…
   — Тьфу ты, — сказал Данил. — Тебе чем-то помочь?
   — А чем тут поможешь? В прошлом году отсидел две недели и вышел на волне народного возмущения, и в этот раз, скорее всего, так же будет, — вздохнула она без особой грусти. — У меня такое впечатление, что это ему только в кайф. Как же, паны правозащитники витийствовать станут, в европейские газеты попадет. А ко мне опять станут шляться сподвижники и уговаривать приковать себя наручниками к фонарному столбу, как будто мне больше заняться нечем. — Она сузила глаза. — Утешил бы кто…
   — Сие не замедлит воспоследовать… — сказал Данил. — Крепись, оковы рухнут, и свобода…
   В общем, не вешай нос.
   Ободряюще кивнул ей и направился к кабинету Багловского, заранее кривя физиономию в раздраженной, желчной гримасе. С порога, не поздоровавшись, спросил:
   — Беседин не появлялся?
   — Вообще о себе знать не давал.
   — Бог ты мой, кадры… — простонал Данил, скривившись, как от занудливой зубной боли. — Один четко выполняет приказ уложить девочку в постель, но не соображает, что нельзя в постели оставаться сутки. Второй… Виктор, вы инструмент в руках держать умеете?
   — Какой?
   — Слесарный! — рявкнул Данил в хорошо разыгранном приступе ярости. — Извините, у меня уже нервы на пределе, скоро начну на всех подряд бросаться… Ножовкой по металлу работать сможете?
   — Ну, приходилось как-то… А что нужно делать?
   — Пустяки, — сказал Данил. — Замок нужно спилить с железного ящика.
   Поскольку ящичек этот стоит на климовской конспиративке, не будет ни посторонних глаз, ни посторонних ушей, можем возиться с толком, с расстановкой… Где у вас в три минуты можно раздобыть приличную ножовку по металлу?
   — В гараже наверняка есть…
   — Пошли, — распорядился Данил, прямо-таки выдергивая его из кресла. — Проще всего, конечно, поручить это рядовым, но я опасаюсь, что содержимое ящика для глаз рядовых отнюдь не предназначено… Ну, что вы копаетесь?
   Быстрота и натиск сделали свое — Багловский, заразившись его напором, прямо-таки выскочил из-за стола…
   …Данил предупредительно пропустил его в подъезд, но на лестнице обогнал, в три секунды отпер дверь. Снова посторонился, пропуская в крохотные однокомнатные апартаменты.
   Волчок с Костей Шикиным поднялись им навстречу. То ли мсье Багловский что-то такое прочел на их лицах, то ли просто сработало чутье — уж дураком он никак не был… Полное впечатление, пискнув, дернулся назад, налетел спиной на Данила, впопыхах уронил большой пластиковый пакет, откуда торчала ручка этой самой дурацкой ножовки по металлу. И ничего не успел предпринять:
   Данил толчком отправил его в комнату, попутно подцепив носком ботинка щиколотку, так что Багловский пролетел кубарем пару метров и растянулся на полу. Волчок тут же его вздернул за воротник, охлопал, обыскал с наработанной быстротой.
   — Микрофонов на нем нет, я проверил, — сказал Данил, защелкнул замок и неторопливо прошел в комнату.
   Придвинул стул, уселся, достал сигареты. Ребятки в темпе рассредоточились так, чтобы Багловский не смог ни прорваться к двери, ни нырнуть головой вперед в окно, буде ему придет желание гордо покончить с собой. Все же Данил предупредил:
   — Виктор, в окно сигать не стоит. Если вы не обратили внимания, мы на четвертом этаже. Кстати, ежели выпасть из окошечка, вполне достаточно.
   — Послушайте…
   — Милый, а зачем же мы сюда приехали? — картинно удивился Данил. — Конечно же, слушать. Слушать главным образом. А вы будете солировать. Ладно, ладно… Можете для начала с видом оскорбленной невинности повыступать… Вы возмущены, вы прямо-таки оскорблены, огорошены, шокированы и фраппированы.
   Все это идиотская ошибка… В таком примерно ключе будете гнать увертюру? Ну конечно… Но на всю эту лирику я, уж простите, даю вам ровно минуту.
   Времени жаль.
   Пошла минута…
   Он демонстративно выпростал часы из-под манжета рубашки, придерживая их двумя пальцами правой, уставился на проворную стрелку. Против ожиданий, Багловский молчал. Данил не без любопытства наблюдал за ним — что ж, вполне понятная затравленность во взоре присутствует, но свое положение осознал еще не до конца, сволочь этакая…
   — Все, — сказал Данил, постучав указательным пальцем по циферблату. — Минута на лирику истекла. Вы ею не воспользовались. Тем лучше. Черт с ней, с увертюрой, переходите к первому акту. Кто вас вербанул, когда и где, что передавали, каким образом поддерживали связь… и все остальное. Вы в наши игры играете не первый год, процедуру представляете прекрасно.
   — Данила Петрович… Данил холодно прервал:
   — Вообще-то, положено еще потрясать перед собой сжатыми кулаками. Вот этак вот. «Данила Петрович!» Впрочем, кулаки сжимать не обязательно… Я же сказал, у вас была минута на лирику.
   — Но поймите, я в толк не возьму…
   — Дайте ему стул, — распорядился Данил. — Вот так. Знаете, Виктор, бляди бывают двух видов — одни соглашаются без лишнего жеманства, других обязательно надо убалтывать в рамках светских приличий. Вы, я смотрю, из вторых… — Он подошел у Багловскому, преувеличенно бодро насвистывая, обошел вокруг него, словно таращился на неодушевленный предмет. И нехорошо усмехнулся:
   — Он был хорошо сложен, однако правая рука все же торчала из чемодана… У вас потный лоб, Виктор…
   Он мигнул Волчку, и тот, подойдя сзади, залепил клиенту две оглушительных пощечины — не членовредительно, однако гонор сбивает…
   — Ну, так вот, — сказал Данил. — У вас маловато опыта двойной игры, старина, как-никак вы до последнего времени не были подмечены в двурушничестве и оттого наделали ошибок… Я начну с одной вашей реплики в машине. Когда вы нас встретили в аэропорту и все мы катили в город. Говоря о Климове с Ярышевым, вы употребили примечательную фразу, я цитирую дословно:
   «У меня под носом работают… то есть работали два совершенно автономных оперативника». Тут у меня и тренькнул звоночек… Понимаете, к тому времени Сережа Климов был уже мертв и об этом узнали многие… но о Ярышеве-то ничего не было известно! Неизвестно было, где он, неизвестно, жив или мертв… А вы упомянули в прошедшем времени о двоих. Согласитесь, так может говорить только человек, точно знающий, что оба мертвы.
   — Я уже не помню, мало ли что…
   — Мало ли что можно сказануть, особенно волнуясь, — сговорчиво кивнул Данил. — Особенно в такой ситуации: начались непонятки, начальство, такое впечатление, собирается дать разнос, да вдобавок имеются основания думать, что вам не доверяют, раз держали здесь людей с самостоятельными заданиями.
   Натуры особо впечатлительные могут разволноваться и не следить за точностью формулировок… Убедительно, Виктор, убедительно… Однако пойдем дальше.
   Вам знакома эта юная особа в школьном платьице? Какие ножки, какие стати, Лолиточка Рутенская… Знакома она вам?
   Багловский отчаянно пытался изобразить улыбку:
   — Ну, вообще-то…
   — Вы ее трахаете, Виктор, — сказал Данил бесстрастно. — При чем тут «вообще-то»? Ну, признайтесь, мы здесь все люди взрослые, понимаем и насчет спермотоксикоза, и насчет страсти к нимфеткам. Я не требую скабрезных подробностей, вы просто кивните… Ах вы, умница моя! Вы, чего доброго, скажете, что у вас чувства? Ах, романтик вы мой… Романтик вы сраный, вы что, работаете в пятом жэке? Забыли, как вас отмазывали в Москве от веселой статьи? Забыли, что ваша работа просто-таки обязывает не давать поводов для компрометации? Все забыли?! При виде очередной юбчонки? Я не думаю, что вы законченный педофил, — великодушно сказал Данил. — Вряд ли вы, как полагается классическому извращенцу, уже не способному с собой справиться, торчали неподалеку от школьного двора… Скорее всего, вы эту ляльку усмотрели где-то неподалеку от школы. Верно? Ну, пригласили подвезти, слово за слово… Ну?
   Багловский криво улыбнулся:
   — Был дождь, она оказалась без зонтика, мокла на остановке… Я как раз ехал мимо… Данил, прикрыв глаза, покивал:
   — Ну да, мыльная опера… Бедная промокшая девочка и опытный, уверенный в себе плейбой на хорошей машине… Интересно, что было в голове у ваших почтенных родителей, когда они решили окрестить вас Виктором? Сиречь Победителем? Ну какой вы Виктор, Багловский, вы, самое большее, Виктуар…
   Виктуар, перестаньте бренчать… Лучше сосредоточьтесь и ответьте на несложный вопрос: вы когда-нибудь видели, чтобы она входила в школу?
   Выходила из школы? Ну-ка, подумайте. Нет? И вы, что вполне естественно, дальнейшие свидания назначали поодаль от школы, дабы не компрометировать бедную малышку… До вас еще не доходит, Виктуар? А, доходит, похоже, ваша нижняя челюсть проявляет тенденцию к отвисанию… — Данил встал, нагнулся над сидящим и помахал фотографией у самого его носа. Брезгливо поморщился:
   — И за что меня бог наказал такими кадрами? Виктуар, Юлечка Мозырь, оказывается, никакая не школьница… А учится она аж на втором курсе педагогического института, и, что гораздо важнее в данный момент, ей не шестнадцать, а девятнадцать. Ну, выглядит сущей соплюшкой, так это частенько случается…
   Доходит? — спросил он грубо, безжалостно. — Не шестнадцать, а девятнадцать. Вы ее могли трахать до полного истирания пупка, не нарушая никаких законов…
   Совершеннолетняя эта сучка, понятно? Бог ты мой, ну вы и идиот… Вас поймали так грубо и примитивно, что я не пойму, как вы вообще работали в нашей системе столько лет…
   Он сделал паузу, поскольку это было просто необходимо: Багловский, хватая ртом воздух, начал словно бы легонько заваливаться набок… Данил сделал быстрый жест. Волчок в две звонких оплеухи погасил зачатки истерики.
   — Пойдем дальше, — сказал Данил, убедившись, что обмороков в ближайшее время не предвидится. — Как только мне доложили, что собой представляет ваша «школьница», я решил в темпе провести проверку. У меня не было ни времени, ни возможности выдумывать нечто изощренное, пришлось рискнуть. Я, конечно, боялся, что ваши кураторы вспомнят «Высокого блондина в черном ботинке», но другого выхода не было. Да и у них не было времени на проверки и хитрые комбинации. — Он показал на Костю Шикина, все еще представлявшего собою ходячую рекламу дорогого магазина одежды. — Вы, наверное, видя здесь этого господина, уже кое-что начинаете понимать? Ну конечно, ехал он вовсе не из Москвы, он сел на московский поезд в Роменах. В администрацию президента и прочие высокие инстанции он таскался исключительно ради того, чтобы проверить вас. И вы с бесчестьем выдержали испытание — уже в Жабрево вам сели на хвост, водили по городу, до каждого присутственного места, которое он посещал, установили наблюдение на квартирой на Талашкевича, которая опять-таки представляла собою пустышку, ловушку для дурака… Одним словом, события развивались в точности так, как это обстояло в бессмертной кинокомедии… Вы его сгоряча заложили. Ну, вы и дальше будете изображать оскорбленную невинность? Учитывая, что о «шишке из Москвы» знали только вы, я и Беседин? Причем именно вы сразу после нашего разговора сначала кинулись к телефону-автомату, а потом ушли от наблюдения в метро… Грамотно, надо признать, ушли, тут вам в хорошем профессионализме не откажешь… Вы будете говорить или прикажете устраивать всякие пошлости вроде иголок под ногти или паяльника в задницу? Вы меня знаете достаточно, чтобы прекрасно сообразить: я не блефую, вам в самом деле будет плохо и больно. А как только мы начнем портить вам шкуру, конец предугадать нетрудно: не могу я потом выпускать вас живого в город со следами скверного обращения…
   — Ну, а где гарантии, что я вообще…
   — Останетесь живы? — понятливо подхватил Данил. — Виктор, не нужно делать из меня ни монстра, ни идиота. Если я по всей форме — хотя какая тут может быть казенная форма? — напишу расписку с клятвенным обещанием оставить вас в живых, вы что, тут же успокоитесь? Просто-напросто у говорящего у вас есть шансы, а вот у молчаливого их нет вообще… Между прочим, квартирка эта снята Климовым через третьих лиц, пока не засвечена, оплачена до конца года, визита хозяев не ожидается. И если ваш трупец засунуть в хороший пластиковый мешок, то запаха не будет, самое раннее через полгодика выгребут лопатой из ванны то, что от вас останется… Ну, разверзайте уста!
   Багловский пошевелился, с непроизвольно дергающимся лицом выговорил:
   — Я же не дурак… У вас нет к ним других подходов, только через меня…
   — А вот это уже пошел деловой разговор, — хмыкнул Данил. — Вы не особенно обольщайтесь, Виктуар, кое-какие подходцы есть… но вы правы тем не менее, у вас, на счастье, есть чем торгануть…
   — Вам обязательно понадобится против них… свидетель… улики…
   — И тут вы правы, — чуть ли не благодушно сказал Данил. — Судя по вашим репликам, сопли и лирика кончились, пошла веселая торговлишка… Как они вас приловили? Чтобы лезть в квартиру, нужны серьезные основания, вряд ли стали бы ломать дверь… В квартире, пока замок выносят, ляльку можно успеть облачить, и доказывай потом… Где-то в нумерах?
   — За городом, в «Разбойничьем логове». Я ее и прежде туда возил, раза три, заведение казалось абсолютно безопасным…
   — Ну да, если вас заранее не пасут, — кивнул Данил. — Давайте я попробую угадать, не смакования ради, мне пора кое-кого просчитывать… За полночь дверь открывает запасным ключом дежурной по этажу, вваливается орава милицейских… Вряд ли они хотели, чтобы окружающие просекли наводку, вероятнее другое — мнимая плановая проверка? Вот видите… У вас-то есть все документы, а девочка начинает лепетать, что она школьница, милицейские мгновенно суровеют, вцепляются в вас бульдожьей хваткой, пошла канцелярщина… вы меня перебивайте, если я в чем-то ошибаюсь… нет пока?
   Вот уже и наручники замаячили, в камере вообще неуютно, а уж с этой статьей тем более… Ну, а в какой момент произошел поворот? Когда появился участливый человек в штатском, готовый на определенных условиях вытащить вас из этого кошмара? Прямо в пансионате?
   — В райотделе, в Калюжине, — глядя в пол, сообщил Багловский. — Уже утром…
   — Ага… Это он вас до утра в камере выдерживал… Неглупо. И, главное, совершенно законно, ночные допросы-то запрещены.
   — Поймите мое положение…
   — Не надо, — поморщился Данил. — Увертюра кончилась. Я вовсе не собираюсь вас унижать, комментировать ваши поступки… Пошла четкая работа. Мне неинтересно даже, сколько времени отняла ломка — это уже неважно… Вы мне лучше опишите-ка вашего вербовщика со всем возможным профессионализмом. Вряд ли он предъявлял документы… но сам должен был как-то представиться. Итак?
   — Майор Бажан Георгий Степанович. КГБ. Поймите, у этой стервы в сумочке еще и таблетки оказались, мне стали шить и наркоту… Удостоверения я и в самом деле не читал, видел только обложку. Но в райотделе перед ним всерьез тянулись, здесь к КГБ отношение ранешнее…
   — Рисуйте словесный…
   Чем дальше, тем больше Данил убеждался, что Багловский — при всей его ссученности кадр со стажем и опытом — описывает гражданина майора Пацея.
   Ошибиться можно в одном-единственном случае: если у Пацея есть брат-близнец, каковой тоже служит в ГБ и носит то же звание. Но против таких упражнений ума восстает теория вероятности…
   — Подписку давали? Багловский обреченно кивнул.
   — Ну, и что его интересовало?
   — Все.
   — А ежели конкретно?
   — Я конкретно. Его интересовало все, что знаю я. Разумеется, он предупредил, что сумеет проверить через другие источники, и если…
   — Понятно. Вынет дело, сдует пыль…
   — Я ему поверил. Я же сам прекрасно знал, как в таких условиях наладить перекрестную проверку…
   — И пели откровенно? Не ерзайте, я же сказал, что задаю вопросы исключительно в деловом плане.
   — Откровенно, — с неким злым вызовом бросил Багловский. — Я бы посмотрел на других, окажись они на моем месте, в моем положении…
   Данил многое мог бы ему сказать, но полагал отвлеченные дискуссии о морали и профессиональной этике абсолютно сейчас неуместными. Все равно ничего не исправишь… и никого не воскресишь.
   Вряд ли Багловский врал, старательно описывая, как при необходимости вызывал Бажана по одному из трех данных ему телефонов. Нехитрый, но надежный способ. Отслеживать эти номера бессмысленно, к Пацею этим путем ни на шаг не приблизишься: либо на другом конце провода совершенно непосвященный посредник, либо телефончики эти стоят в здании на Стахевича, куда не сунешься.
   — Климова с Ярошевым вы ему тоже заложили?
   — Послушайте! — Багловский сделал первую робкую попытку возмутиться, но под взглядом Данила сообразил, что развивать эту идею бесполезно. — Послушайте… — повторил он уже нормальным, прежним, то есть безнадежным голосом. — Мне почти что и нечего было закладывать. В конце-то концов, что я знал? Что они — ваши люди и работают совершенно автономно, никогда передо мной не отчитываясь… и, в свою очередь, не требуя помощи. И все.
   — Ну, а откуда вы узнали, что Ярышев мертв?
   — Потому что Бажан мне сказал! — дернулся Багловкий. — У нас, помимо спонтанных звонков, были еще регулярные встречи. Он показал фотографии и полтора часа мотал мне нервы, требовал все подробности о Климове и Ярышеве… А мне нечего было ответить.
   — Ну, а сам он как-то мотивировал свой интерес и к фирме, и к Климову с Ярышевым?
   — С чего бы? Все время каждый раз держался так, словно мы и в самом деле занимаемся чем-то еще. Требовал деталей, подробностей, нюансов… А у меня их не было! Не было!
   — И когда вы ехали в аэропорт нас встречать, он уже знал, что прибывает Черский?
   Багловский кивнул, все так же стараясь не встречаться взглядом.
   — Он знал, кто на самом деле — шеф, а кто — подчиненный?
   — Знал.
   — Мило, — кивнул Данил. — Почему вы мне не сообщили о непонятках в «Авто»?
   Я имею в виду исчезновение не только части файлов, но и девочки, сидевшей за компьютером?
   — Потому что Бажан запретил.
   — Но это же глупо, если вдуматься, — сказал Данил с искренним недоумением. — Хорошо, какое-то время удалось бы держать меня в неведении… но потом я все равно узнал бы, в обход вас, и узнал, кстати.
   — Вот этого я и сам не пойму, как ни бьюсь, — подхватил Багловский. — Я ему так и говорил: Зоя начала болтать, рано или поздно дойдет до Черского…
   А если даже и Черского хлопнут, мысленно закончил Данил, дойдет до кого-то еще. Чтобы история с исчезнувшими файлами и пропавшей девушкой окончательно канула в небытие, придется убрать уйму народу: в «Авто», в «Клейноде», черт, да ведь придется выбить обе фирмы чуть ли не до последнего человека, да и родных девчонки вдобавок… Ни черта не понимаю… Глупый ход со стороны майора… или только он кажется мне глупым, а на деле имеет глубокий смысл? Но какой?
   Следовало как можно быстрее продумать план на будущее. Не мудрствуя, качнуть через Багловского дезу Пацею-Бажану? Но какую? Как можно вообще качать дезу, не зная, в чем игра майора, не зная, чего Пацей, собственно говоря, добивается?
   Багловский заерзал на стуле — понимал, сукин кот, что покончено с главным, а частности не столь уж и интересны — а значит, решается его судьба…
   — Успокойтесь, Виктуар, — поморщился Данил с ноткой брезгливости. — В живых я вас оставлю… по чисто утилитарным причинам. Но, уж не посетуйте, придется пойти на временные неудобства… — И, не повышая голоса, он распорядился:
   — Номер два.
   Волчок мгновенно схватил Багловского за запястье и, с силой вывернув руку, заставил вскочить со стула, правой ухватил под горло надежным захватом. Костя выхватил из нагрудного кармана одноразовый шприц на пару кубиков, встряхнул, отбрасывая с иглы слабо державшийся колпачок…
   …Наденька, стервочка юная, всхлипывала довольно убедительно и натурально, безбожно размазывая по мордашке недешевую косметику. Данил с Волчком придерживали Багловского на стуле, а врач, крепенький детинушка, наблюдал за ними с профессиональным бездушным участием.
   С Багловским все было в порядке — он слабо покачивался на стуле, правой рукой то и дело отмахиваясь от чего-то невидимого остальным, и, судя по жестам, располагавшегося аккурат в углу, слева от врача. — Примерно вот таким мы его и нашли, когда девушка позвонила, — сокрушенно сказал Данил. — Сначала пытался в окно выпрыгнуть, говорил, кто-то его упорно преследует, то ли КГБ, то ли инопланетяне, тогда он еще говорил, это потом речь отшибло…
   Врач еще раз оглядел Багловского — всклоченного, с остановившимся взглядом, потного и красного. Осведомился:
   — Выпивал?
   — Ну не настолько, чтобы белая горячка привязалась… — пожала плечиками Наденька. — Как все…
   — Надежда, — мягко сказал Данил. — Я тебя о чем предупреждал?
   — Данила Петрович, ну я ж ему не нянька…
   — Понимаете ли, доктор… — сказал Данил крайне сокрушенно. — Пить он особенно не пил, это верно. Но есть у меня сильные подозрения, что в последнее время пристрастился к грибочкам. К тем самым, что продают нынче поштучно и недешево…
   — Не видела я никаких грибов! — воскликнула Наденька.
   — Надежда, тебя никто и не виноватит… — сказал Данил. — Будь они дома, я бы их нашел, мы ж там все перерыли… Мне на фирме проговорились. Человек убедительно просил его не выдавать, но он два раза своими глазами видел грибы, крохотюсенькие такие сушеные поганочки… или как там они именуются…
   Багловский, тоненько взвизгнув, замахал уже обеими руками — что-то нехорошее ему упорно виделось в углу. Данил видел, что верзила-доктор уже потерял к сопровождающим лицам всякий интерес, ибо речи их путаны, противоречивы и ничего толком не проясняют. Поправил очки и просительно протянул:
   — Доктор, можно сделать как-нибудь так, чтобы избежать любой огласки? У нас серьезная фирма, и если пойдут разговоры, что на ответственном посту оказался наркоман… Я, откровенно говоря, До сих пор не верю в эти сушеные грибочки…
   — А это вы зря не верите, — откликнулся врач чуть сварливо. — В последнее время вошло в ба-альшую моду… Сохраняется, знаете ли, совершенно ложное чувство безопасности: таблетки и порошочки еще кое-как ассоциируются с угрозой — я про тех, кто только начинает, — а вот грибы… И семантической угрозы в себе слово «гриб» вроде бы и не несет, и ассоциируется в первую очередь с чем-то безобидным, растительным, природным. Хотя от этих поганочек можно свихнуться ничуть не слабее, нежели от химии… — Он вышел из-за стола, подошел к Багловскому, присмотрелся, поводил у глаз указательным пальцем, ловко отстранив беспокойно виртуозившие руки, оттянул нижнее веко. Картинно прокашлялся. — Что ж, сделаем анализ крови, пронаблюдаем, тогда и сможем сказать что-то определенное. Но и сейчас уже видно, что пан у нас задержится…
   «Ну-ну, делай анализ… Менделеев», — насмешливо прокомментировал про себя Данил. То, что Багловскому вкололи, уже должно было усвоиться организмом настолько, что анализ ничего не покажет, а если и случится задержка, ничего страшного — лаборант обнаружит то, что сработает исключительно на версию о галлюциногенных грибах. Не замотанным рутиной эскулапам состязаться в хитроумии с теми, кто отвечал за иную хитрую фармацевтику, временами оказывавшуюся бесценной.
   Все устроилось как нельзя лучше. Здесь, в клинике, дружище Багловский может молоть что угодно и требовать встречи хоть с майором КГБ, хоть с папой римским — любое словечко будет истолковано как подтверждение диагноза и повлечет лишь ужесточение режима… Хотя стоит предусмотреть и возможные осложнения другого рода….
   Врач поглядывал на них нетерпеливо, как на досадную помеху, — и Данил, пробормотав еще что-то растерянно-жалкое, первым убрался в коридор. Там, поглядывая в приоткрытую дверь кабинета, уже возвышались в полной боевой готовности два широченных облома, хотя и щеголявшие в белоснежных халатах, но безусловно не обремененные дипломами.
   Присмотревшись к ним, Данил отдал предпочтение чернявому санитару — у белявого еще наблюдалось в лице нечто вполне человеческое, а вот чернявый, по предварительным прикидкам, был из разряда микроскопических сатрапчиков.
   Наверняка при удобном случае не прочь заехать по лбу бесправному психу, а то и пронести что-то недозволенное за соответствующую денежку. Бывают морды, на которых все тебя интересующее выписано крупными литерами, без недомолвок…
   Отойдя на шаг, Данил поманил чернявого. Тот фыркнул и величественно вздернул подбородок. Однако, узрев уголок специфически зеленой бумажки, показанной Данилом из нагрудного кармана, поубавил холода в буркалах, с непринужденным видом бочком-бочком переместился поближе к Данилу.
   — И сколько тебе здесь платят за столь нужную человечеству благородную работу? — спросил Данил негромко.
   Облом, нависавший над ним, как тяжелый танк, фыркнул:
   — Платят, дядько, слезки. Благородное человечество на пенезики скуповато, веян думает, что уж он-то крышей не съедет…