Страница:
Столкновение двух миров.
— Привет, — сказал Данил непринужденно. — Я ж говорил, что брошу тут якорь.
Садись, я тебе сейчас газетку подстелю…
Сидевший рядом с ним абориген, сохраняя на лице выражение полной обалделости, приподнялся, подхватил свои две кружки и молча, оглядываясь, убрался за другой столик, остальные притихли.
Бровью не поведя, Оксана опустилась на застеленный газеткой стул, одним взглядом оценила количество оставшегося в банке пива и констатировала:
— Неплохо. Успел приятно провести время…
— Тебе налить? — светски спросил Данил. — Ежели посуда без миазмов… Он сходил к стойке за кружкой, старательно промыл ее под краном в горячей воде, наполнил. Оксана, не жеманясь, отпила. Ошалевшие соседи по столу таращились на нее, забыв о своем пиве. Дело было не только в нежданном явлении ослепительной красотки. Поведение у нее было не правильное — не в смысле морали, а в смысле тех нехитрых взаимоотношений меж мужчиной и женщиной, к коим здесь привыкли испокон веков. Обнаружив своего «дядька» в пивной, супруга, или кто она там, просто обязана была, взявши загулявшего спутника жизни за шиворот, со скандалом выбить его отсюда, как предписывали сложившиеся за пару-тройку столетий стереотипы. Меж тем дядько продолжал благоденствовать, нахально цедя пивко, и ничуть не боялся, что его отсюда поволокут под шумные напоминания о семейном долге. Поистине столкновение миров, можно преисполниться черной зависти, что соседи по столу и делали, судя по их завистливо-опасливым взглядам.
— Ну как? — с любопытством спросил Данил.
— Бывает хуже, — невозмутимо ответила Оксана, отпив еще. — Не пытайтесь меня шокировать, пан Черский, по большому счету, не из графьев происходим, до шести лет в уличный сортир бегали-с…
Окружающие таращились на нее восхищенно и уважительно. Тут бы самое время ощутить приятное чувство собственника, вспомнив, что не так давно вытворял с этой гордой красоткой и какой покорной она станет совсем скоро, — но Данил никак не мог избавиться от пустоты в душе. Он словно бы и не видел ладного солдатика, вошедшего в заведение с пластмассовой канистрой, — к чему обращать внимание на столь будничное зрелище, когда рядом сидит поразившая окружающих женщина?
— Тебе еще налить? — спросил он.
— Нет, хватит. От пива, ходят слухи, полнеют. Ты пей, не торопись, времени у нас предостаточно…
Сосед напротив расхрабрился настолько, что с самым живейшим интересом спросил:
— А вот что вы, к примеру, пани дорогая, думаете насчет жизни на планетах Солнечной системы?
Оксана оглядела его вполне доброжелательно и сообщила:
— Я так думаю, что если там есть мужики, то самогонку они и там обязательно изобретут…
— Золотые слова! — восхитился сосед.
— Пусть даже у них три ноги, два хвоста и шкура зеленая…
— От верно!
Солдат прошел в обратном направлении, бережно неся перед собой полнехонькую канистру — из тех хватких служивых, что в два счета сварят суп из топора, а уж смотаться в самоволку за пивком в близлежащую деревеньку и вовсе ухитрятся так, что ни один отец-командир не заподозрит. Данил вновь не проявил к военному никакого интереса, всецело поглощенный рыбой.
— Ну, пошли? — сказала Оксана, видя, что банка опустела. — Всего наилучшего, Панове, приятно было посидеть…
И первой направилась к двери, идущий следом Данил услышал за спиной:
— От дядьке везет, я б на свою холеру сменялся не глядя…
— Так он тебе и сменяет. Ты б сменял?
— Да ни в жизнь…
— А ты бы сменял? — осведомилась Оксана уже на улице.
— Тебя? — фыркнул Данил. — На холеру? Да ни в жисть, ясная пани. Какая вы сегодня, право…
— Ой! — она отпрянула с неподдельным ужасом. — Новый костюм же! А ты рыбу терзал…
— Да вымыл я руки, — сказал Данил. — С мылом, на три раза. И даже рот пастой прополоскал, пока ты наряд осматривала, не понес ли он урона от здешних кресел. У меня как раз был в кармане тюбик, крошка, из гостиничных, с Польши осталось…
— Это намек?
— Откровенный, — сказал Данил. — Руки мытые, зубы чищены… Пойдем погуляем под сосенками? — и взял ее за руку.
— Влияние окружающей идиллии?
— А почему бы нам и не прогуляться идиллически, держась за руки? — пожал он плечами. — Можно же ненадолго стать нормальными людьми…
— Это из какого-то романа?
— Из головы.
— Как в Польше? Ты так и не удосужился рассказать, зачем ездил…
— Да пустяки, рутина, — отмахнулся Данил, увлекая ее в прохладную тень сосен. — Посмотри лучше, как вокруг красиво…
Оксана не упиралась, и они долго целовались под сосной, словно сбежавшая с уроков парочка, вишневый бархат сминался под ладонями, пальцы наткнулись на круглую пуговицу…
Оксана гибко вывернулась:
— Э нет! Мы все-таки не в диких скалах, пан Черский… Нас в километре отсюда целый особняк ждет… Что подумает мирный пейзанин, если ненароком наткнется?
— Позавидует… — Данил снова взял ее за руку. — Ладно, пошли ехать лежать… хорошенький оборот речи? Велик и могуч русский язык…
Они вышли к громадному костелу из серого кирпича, где в фундамент была заделана каменная плита с непонятными знаками, смысла которых никто не знал и не надеялся разгадать, совсем неподалеку размещался самый настоящий сельский клуб и, как гласила рукодельная афиша, сегодня должны были демонстрировать кинофильм «Последние каникулы».
— Давай сходим? — предложил Данил. — Вечерком, пешочком туда и назад…
— Да ну. Название незнакомое, но, чует мое сердце, ерунда какая-нибудь.
Вот «Римские каникулы» я бы с удовольствием посмотрела. Мои любимый фильм. С юношеских лет.
— Купи кассету.
— По телевизору — совсем не то. Вот на большом экране, в большом зале, где эмоции окружающих тебе телепатически передаются — другое дело… — голос у нее стал тихим и мечтательным. — Совсем другое дело…
— А у меня любимый фильм был «Три мушкетера», — признался Данил. — Тот, французский, конечно, классический.
— Ну понятно — драки-поединки…
— Не только, — сказал Данил. — Я, знаешь ли, в пять лет научился читать как раз по «Трем мушкетерам». Серьезно. И долго не мог взять в толк, что же такое означает у д'Артаньяна это самое «д» с запятой? Дед? Или что? Родители помочь не могли, они сами и не представляли. А потом оказалось, что все невыносимо скучно и прозаично, всего-то — «из Артаньяна»… Но я все равно добрых полромана наизусть помню, — он прилежно процитировал:
— «Вдруг она увидела, как на повороте дороги заблестели обшитые галунами шляпы и заколыхались на ветру перья. Она насчитала сначала двух, потом пять и, наконец, восемь всадников; один из них вырвался на два корпуса вперед, миледи издала глухой стон: в скачущем впереди всаднике она узнала д'Артаньяна…» Что?
Оксана остановилась, резко развернулась к нему, в глазах был страх:
— Вон там, возле синей «Волги»…
— Ну и что? — спросил Данил, напрягшись, впрочем, при виде ее мгновенно осунувшегося лица. — Двое…
— Один — тот, что тогда на лестнице… С пистолетом…
— Стой, не дергайся, — тихо приказал Данил. — Они твоего лица не видят, по-моему, и внимания не обратили… И не смотрят в нашу сторону… Ты не ошиблась?
— Я эту рожу где угодно опознаю…
— Медленно уходим, — сказал Данил. — Так, чтобы выглядело как нельзя более естественно. Сейчас я отвернусь тоже… Пошли. Постой-ка тут, у почты, тебя отсюда не видно… или лучше зайди внутрь. А я гляну…
Он вернулся метров на пятнадцать, сел на лавочку с таким видом, словно в этом самом домике и обитал всю жизнь, краем глаза рассматривал двух мужчин у синей «Волги».
Нет, никогда прежде не встречались. Ничего знакомого. Вот они, наконец, сели в машину, и она уехала — в каком направлении, гадать трудно. Чуть подальше, метрах в трехстах, — вокзальчик, где останавливаются междугородные автобусы, оттуда расходятся три дороги, а еще дальше есть вторая развилка, дорог там две. До скончания века можно гадать, куда эти двое направились…
— Ну все, — сказал он, выведя Оксану из крохотной комнатушки местной почты. — Исчезли с глаз долой. Точно, не ошиблась?
— Если бы тебе кто-то ткнул пистолетом вот в это самое место, ты бы его хорошо запомнил?
— Да пожалуй что, — согласился Данил. — Таких я стараюсь запоминать, чтобы потом обязательно пригодилось… Может, вернемся в град-столицу? Ты как, ничего?
Оксана упрямо задрала подбородок:
— Нормально. Не буду я из-за какого-то гада бежать сломя голову, когда все так хорошо… По-моему, и правда не заметил.
Внимательно присмотревшись к ней, Данил не увидел особых симптомов страха или тревоги — сильная девочка, не из плакс…
— У тебя есть оружие? — спросила она.
— Увы… — пожал плечами Данил. — Я и мобильник-то оставил в городе. В моем положении шляться с оружием не стоит… ничего, там же есть телефон, вызову ребят…
— Нет уж, спасибо, — отрезала Оксана, полностью овладев собой. — Уж если и есть в чем-то великая пошлость, так это в том, чтобы заниматься любовью с сопящими под дверью охранниками…
— С охранниками? — усмехнулся Данил.
— Ну, не передергивай, ты прекрасно понял мою мысль. Черт, а ведь они могли обратить внимание на номер машины… Если в столице следили, могли выяснить номер…
— Ну, решай, — сказал Данил. — В город? Вызываем охрану? Едем в особняк?
— Едем в особняк, — твердо сказала Оксана. — Не собираюсь я от каждого куста шарахаться, иначе свихнуться недолго…
Глава 2
— Ты куда собрался? — сонно поинтересовалась Оксана, легонько потянулась, выпростав тонкую обнаженную руку из-под простыни.
— В каминную, — сказал Данил. — Помнится, кто-то упорно собирался заняться шашлыками…
— И займусь. Только подремлю немножко. Вчера ни свет ни заря заявилась мужнина сестрица, они у себя, борючись с тиранией, дня от ночи не отличает, вот и не дала доспать… Да и вымотал меня некто, слабую и беззащитную…
Подремлю часок, и пойдем шашлыки делать…
Сладко, длинно зевнула. И зевала она красиво. Есть очаровашки, в мужской постели теряющие толику очарования — и прикрываются простыней, будучи обнаженными, без особой грации, чем заставляют вспомнить скорее о бане, и смотрятся после бурного общения чуть поблекшими, и лежат на глазах у мужика, в общем, неуклюже. К нынешней подруге Данила это никак не относилась поистине, само совершенство, на манер Мэри Поппинс, только леди Мери (книжная, не киношная) была вызывающе, напоказ лишена сексуальности, а здесь все наоборот…
У него на миг печально захолонуло сердце, он долго смотрел не открываясь.
Пошевелившись, Оксана столь же дремотным тоном поинтересовалась:
— У меня что, ус отклеился?
Данил присел на корточки у постели:
— Просто интересно стало вдруг, какая ты, когда домашняя. Старательно пытаюсь представить и никак не могу.
— В ха-алатике, — зевнула она. — В чистеньком и, боже упаси, не драном. С заплетенной косой. А еще я люблю, когда телевизор смотрю в кресле, ноги на стол вольготно помещать, только моего борца с тиранией это и через раз не возбуждает… Нет, дай я подремлю…
— Я пойду пройдусь, — сказал Данил. — По дорожкам погуляю…
— Ты только не вздумай какие-нибудь роковые тайны распутывать, как некоторые…
— Какие там тайны, — махнул он рукой. — Скажу тебе по секрету, никаких тайн и не осталось вовсе…
Вышел и спустился на первый этаж небольшого особнячка, где они были единственными обитателями, — успел «Интеркрайт» в свое время купить, когда труженики пера, здешние писатели, увлекшись перестройкой, гласностью, независимостью и прочими увлекательными глупостями, как-то незаметно упустили из рук свой Дом, бывшее кровное достояние, перешедшее к людям коммерческим. Даже у Батьки руки пока что не дошли устроить тут отдельно взятую национализацию.
Вошел в каминную, довольно обширную, с окруженным креслами полированным столом посередине, цветным телевизором и мангалом для шашлыков, при нужде легко размещавшимся в камине. Не зажигая света — за окном еще не стемнело снял телефонную трубку.
Телефон молчал. Хотя всего три часа назад трубка исправно гудела, стоило ее снять. Поджав губы, Данил вышел в холл, тихонечко приоткрыл дверь большой комнаты.
Трубка и там не подавала признаков жизни. Со светом все в порядке, зажигается и гаснет исправно, а вот телефон…
Он вернулся в каминную. Еще не поддаваясь тревоге, даже легонькой, скорее по привычке, прикинул наиболее уязвимые точки особнячка — для тихого проникновения. Никто не рискнет поднимать шум в двух шагах от главного здания, если и случится проникновение, оно будет именно тихим…
Дверь на балкончик, вернее на террасу, откуда короткая бетонная лесенка ведет прямо в лес. Все окна без решеток, но их вряд ли рискнут выбивать, зато терраса не видна ни из большого дома, ни с дорожек, через нее и взвод сможет проникнуть…
Никаких замков, конечно. Он и так помнил, что замков тут нет. Кто бы ими озабочивался в благостные советские времена? И на входной-то двери замочек паршивенький, чуть ли не расческой можно одолеть…
Черт, ведь ничего нельзя сделать… Разве что стол придвинуть, но это ж сколько шуму… Сто раз собирались оснастить домик настоящими, надежными замками, да все руки не доходили, как и бывает со второстепенными мелочами даже у людей, способных предусмотреть любую мелочь…
Потоптавшись, Данил вышел под чистое вечернее небо, уже не голубое, но еще не черное, без единой звездочки. Спустился с низкого крылечка, постоял, полной грудью вдыхая прохладный воздух. Главное здание самую чуточку напоминало старинный замок — низкое, двухэтажное, светло-серое с бледно-желтыми пятнами изящных очертаний. Справа от входа — стилизованная башенка, высокая и узкая, не служившая абсолютно никаким утилитарным целям, хотя внутри зачем-то сделана лестница. Тут же вытянулись в шеренгу три двухэтажных особнячка такого же колера — у одного, среднего, Данил как раз и стоял.
Тишина. В главном здании светится едва четвертая часть окон, и никакого пьяного гама, никакой вульгарной суеты. Народ здесь обитал солидный, оттягивались, конечно, по полной, но все же довольно цивилизованно.
Посмотрел на стоянку, где рядом с вишневой «Окой» Оксаны примостилась «Газель» с брезентовым верхом, направился ко входу в главный корпус. Как раз в этот момент кто-то нажал там кнопку — по территории вспыхнули уличные фонари.
Вошел в обширный вестибюль, где за стойкой справа скучал вежливый старичок с орденскими планками, занимавший эту синекуру еще до первого появления здесь Данила и оттого прекрасно его помнивший.
Следом, прямо-таки наступая на пятки, вошел незнакомый человек в неплохом костюме, хотя и без галстука, направился к длинному дивану напротив двери.
Проходя, он бросил на Данила один-единственный быстрый взгляд, но этого хватило для мгновенных выводов: из породы хвостов. Многое можно скрыть, а вот взгляд не всегда и утаишь, оно ж въедается… Ага, сказал себе Данил без особого волнения.
— Что у вас с телефонами, Сергеич? — спросил он старикана. — У меня в коттедже не работает почему-то…
— А они везде не работают, — сокрушенно пожал плечами старик. — Опять что-то на линии. И монтера не доищешься, пятница, ночь уже… Если вам обязательно поговорить надо, я сейчас повспоминаю, у кого из гостей карманные, может, кто и разодолжит…
— Да нет, не стоит беспокоиться, — сказал Данил равнодушно. — Я-то думал, это только у меня, а если везде…
Незнакомец на диване встрепенулся, торопливо сунул руку под модный пиджак — спешил что-то там нажать, чтобы заткнулся явственно прозвучавший в вестибюле тоненький электронный писк. Притворяясь, будто ничего и не заметил, Данил пересек вестибюль, вошел в коридор, торопливо свернул налево, по узкой лестнице взбежал на второй этаж. Сзади догоняли быстрые шаги. Снова налево, направо…
Дом был словно бы нарочно придуман для срубания хвостов. В планировке он был прост — квадрат в два этажа — но по всему периметру второго шли спуски на первый, ведущие в тупички, отведенные трем-четырем номерам, все спуски совершенно одинаковые, как горошинки из одного стручка, друг от друга отличавшиеся лишь красными номерами пожарных колодцев на «слепых» площадках лестниц. Человек непривычный, как он ни хваток и трезвехонек, мог в этом нехитром лабиринте проблуждать долго…
Данил почти бегом свернул за угол, на цыпочках спустился на первый этаж.
Прислушался. Далекие шаги, насколько можно разобрать, превратились в растерянное топтанье на одном месте: ну да, новичок здесь, запутался…
Оказавшись в тупичке, у двери каминной, Данил дернул шпингалеты единственного окна, расположенного довольно высоко, подпрыгнул, вылетел на широкий подоконник, спрыгнул наружу и метнулся за угол. Все это начинало всерьез не нравиться, нужно поторопиться… так!
Миновав первый коттедж, он отчетливо рассмотрел в сумерках, что оба задних колеса «Оки» осели, покрышки превратились в лепешки — их должны были то ли спустить, то ли проткнуть буквально минуты назад, пока Данил собирался выходить из особнячка. И удобнее всего это было сделать злыдню, затаившемуся под тентом этой самой «Газели», — вылез, быстренько сделал свое грязное дело, убрался или юркнул назад…
Руки так и чесались осмотреть кузов, но он превозмог себя, направился к крылечку…
Показалось на миг, что внезапно ослеп. Не сразу и сообразил, что произошло. С глазами все в порядке, а вот свет погас. Везде. Весь. Не горели уличные фонари, погас свет в главном здании, в коттеджах, в каменном низком здании бани только метрах в трехстах по левую руку сквозь редкий сосняк кое-где просвечивали фонари на автостраде, желтоватые кружочки, обведенные сиреневой каймой…
Совсем невесело становится. Темнота друг диверсанта и, соответственно, лютый враг обороняющегося…
Он запер дверь на два оборота, огляделся в поисках чего-то тяжелого, способного сойти за примитивную баррикаду. Черт, дверь же наружу открывается, не поможет… Все же, поднатужившись, поднял высокую деревянную вешалку и наискось примостил ее в дверном проеме, так, чтобы непременно рухнула на голову тому, кто попытается войти, — хоть на несколько секунд, да задержит…
Перепрыгивая через три ступеньки, бросился наверх.
— Ты что топочешь? — послышался сонный голос Оксаны.
Глаза уже привыкли к темноте — да и на улице сумерки еще не сменились настоящим ночным мраком, и Данил, схватив со спинки кресла аккуратно повешенный брючный костюм, бросил ей:
— Одевайся живо! Ну!
— А…
— К черту бельишко! — рявкнул он шепотом. — Времени нет! Похоже, за нашими скальпами… — и нагнулся, отыскивая в полумраке ее туфельки. На низком каблуке, к счастью, спортивного фасона, это чертовски хорошо…
— Быстрей, мать твою! — прикрикнул он. — Сейчас, чую, начнется…
— Машина… — заикнулась было она, ныряя в брюки и хрустя «молнией».
— Накрылась машина, — кратко проинформировал Данил. — Все? Ходу! Да потише!
Спустились на первый этаж. Прислушавшись, Данил толкнул подругу к стене и прижал ей рот ладонью.
Входную дверь определенно пробовали — она тонула в темноте, но явственно доносилось тихое ворочанье ручки. Кто-то стоял там, снаружи, пошевеливая ручкой, легонько подергивая дверь. Сейчас сообразят, что заперто, если у них есть отмычки, замок будет сопротивляться не дольше, чем портовая шлюха перед денежным боцманом…
Данил осторожно выглянул из-за косяка, присмотрелся к окнам каминной с раздвинутыми шторами. Никого. На светлом фоне соседнего коттеджа даже в этом сумраке легко удалось бы рассмотреть стоящего человека.
— Пошли! — приказал он на ухо.
Мимоходом нагнулся, на ходу выхватил из решетки высокой шашлычницы ближайший шампур, увесистую стальную штуку, витую, заканчивавшуюся серьезным острием. Зажав его под мышкой, приподнялся на цыпочки, открыл верхний шпингалет двери на террасу, осторожненько потянул ее на себя — нет, хорошо петли смазаны, не визгнуло… Выскочил, махнул Оксане, выглянул из-за угла.
Пока везет…
В этот миг на крыльце раздался грохот, послышался чей-то непроизвольный вскрик. Нехитрая ловушка сработала, увесистая вешалка из лакированного дерева, едва распахнули дверь, рухнула-таки на крыльцо, наделав шума, вряд ли, конечно, угодила кому-то точнехонько по чайнику, но задачу выполнила…
— Туда! — показал Данил в темноту. Оксана опрометью кинулась по выщербленным бетонным ступенькам — лестница метров пятнадцати длиной вела по пригорочку вниз, в сосняк, довольно густой уже в нескольких шагах от последнего фонаря, служившего границей цивилизации и нетронутого леса. Данил невольно поморщился: в наступившей тишине ее каблуки гремели, словно взрывы новогодних петард.
Ага, сообразили! Из-за угла особнячка выскочил человек, кинулся прямо к лестнице, правая рука у него была знакомо, специфически согнула в локте, почти не видна — со стволом наголо бежит, сволочь… Тщательно прицелившись, Данил метнул шампур, раскрутив предварительно за тупой конец.
Короткий, отчаянный вскрик. Фигура моментально сбилась с бега, осела на корточки — прямое попадание… Данил кинулся вниз по лестнице. Над его головой звонко лопнул колпак фонаря — Данил машинально вжал голову в плечи, спрыгивая с третьей ступеньки на мягкую, покрытую толстым слоем высохших сосновых игл землю. Из бесшумки садить начали, декаденты…
За одним из ближайших стволов шелохнулась Оксана. Схватив ее за руку, Данил потянул в глубь леса, выставив над головой правую руку в форменном пионерском салюте, чтобы защитить глаза от веток-иголок. Намеренно метался зигзагом, затрудняя возможную стрельбу вслед — вверху как раз нечто весьма многозначительно шлепнуло о ствол: ну да что там, нуля, конечно, но пока не пристрелялись, да и не удастся, в ночном лесу пистолет — не более чем оружие идиотов…
Голову он, разумеется, не потерял — много чести кое для кого… Уверенно выбирал направление меж смутно желтевших во мраке стволов, защищая глаза правой, то и дело оборачиваясь к Оксане, стараясь уберегать ее от выныривавших из темноты пучков жестких игл и корявых сухих сучков, которые то и дело ломались под рукой, пару раз глубоко оцарапали, по щекам то и дело гладили невесомо-липкие мазки паутины… Оксана тихонько охнула. Данил, сбавив темп, встревоженно обернулся — но это всего лишь густая сосновая лапа запуталась в ее роскошных волосах. Данил без особых церемоний высвободил локоны, так, что Оксане пришлось расстаться с тоненькой прядкой, и она тихонько зашипела от боли.
— До развода заживет, — безжалостно сказал он.
— Почему — до развода?
— Ну, не говорить же «до свадьбы», коли ты и так замужем… Тс-с! Постой.
— Побежали…
— Стой, — настойчиво распорядился он. — Теперь в нашем положении выгоднее постоять тихонечко, а не нестись сломя голову…
— Я…
Данил бесцеремонно развернул ее лицом от себя, пояснив на ухо:
— Шумно дышишь, слушать мешаешь… Стой тихо!
Напряг слух. Они отдалились от Дома писателя примерно метров на триста не столько в глубь леса, сколько в сторону Кракова, как Данил и планировал.
Далеко в стороне меж деревьев зажглись-таки два фонарика, широкие белые лучи крест-накрест полосовали лес, выхватывая из мрака ветви и стволы, казавшиеся в мгновенных ярких промельках чем-то марсианским. С радостью Данил отметил, что погоня неуклонно сбивалась со следа — они отклонялись гораздо правее, в чащобу. Кто ж так делает, идиоты? Серьезный человек, тщательно прицелившись, обязательно кого-то из вас зацепит так, что мало не покажется…
Будто прочитав его мысли, преследователи погасили фонари. И зажигали вновь уже короткими вспышками — опять-таки уходившими правее. Данил усмехнулся в темноте: абсолютно безнадежное предприятие взвалили на себя ребятки. Их не может быть слишком много, трое-четверо самое большее, а при таком раскладе найти ночью беглеца в обширном лесу практически невозможно.
Собака помогла бы, но откуда у них собака…
— Страшно? — спросил он тихонько. Оксану трясло крупной дрожью.
— Не то чтобы, просто холодно… — пожаловалась она.
Действительно, летняя ночь была теплая, но в напяленном на голое тело костюмчике из тонкого бархата все равно знобко… Скинув куртку, Данил натянул ее на девушку, тщательно застегнул. Снова прислушался. Вдали мелькнули белые вспышки. Погоня все больше отдалялась, безнадежно сбившись со следа.
— Я от тебя без ума, — прошептала Оксана. — Как ты все быстро…
— Я тобою тоже очарован, — отмахнулся Данил. — Ну, пошли?
— Куда?
— В Граков, куда ж еще. Не бродить же всю ночь по лесу?
— А что в Гракове делать? — вздохнула она. — Час ночи, никаких автобусов, да и милиции там нет…
Однако послушно двинулась за ним. Двигаясь уже не бегом, а энергичным шагом, Данил прикидывал шансы и варианты. Ночная, уснувшая деревенька — не самое подходящее место для убежища. Народ здесь бесхитростный и непуганый, кто-нибудь быстренько пустит переночевать, если преподнести убедительное вранье. Но какой смысл застревать тут до утра? Ловить попутку на автостраде?
Главная беда: лишь одного из преследователей знаешь в лицо, зато они-то вмиг опознают либо тебя, либо девчонку, у них не может не быть машины, а то и парочки, а если есть бесшумные пушки, просто обязана найтись радиосвязь…
— Привет, — сказал Данил непринужденно. — Я ж говорил, что брошу тут якорь.
Садись, я тебе сейчас газетку подстелю…
Сидевший рядом с ним абориген, сохраняя на лице выражение полной обалделости, приподнялся, подхватил свои две кружки и молча, оглядываясь, убрался за другой столик, остальные притихли.
Бровью не поведя, Оксана опустилась на застеленный газеткой стул, одним взглядом оценила количество оставшегося в банке пива и констатировала:
— Неплохо. Успел приятно провести время…
— Тебе налить? — светски спросил Данил. — Ежели посуда без миазмов… Он сходил к стойке за кружкой, старательно промыл ее под краном в горячей воде, наполнил. Оксана, не жеманясь, отпила. Ошалевшие соседи по столу таращились на нее, забыв о своем пиве. Дело было не только в нежданном явлении ослепительной красотки. Поведение у нее было не правильное — не в смысле морали, а в смысле тех нехитрых взаимоотношений меж мужчиной и женщиной, к коим здесь привыкли испокон веков. Обнаружив своего «дядька» в пивной, супруга, или кто она там, просто обязана была, взявши загулявшего спутника жизни за шиворот, со скандалом выбить его отсюда, как предписывали сложившиеся за пару-тройку столетий стереотипы. Меж тем дядько продолжал благоденствовать, нахально цедя пивко, и ничуть не боялся, что его отсюда поволокут под шумные напоминания о семейном долге. Поистине столкновение миров, можно преисполниться черной зависти, что соседи по столу и делали, судя по их завистливо-опасливым взглядам.
— Ну как? — с любопытством спросил Данил.
— Бывает хуже, — невозмутимо ответила Оксана, отпив еще. — Не пытайтесь меня шокировать, пан Черский, по большому счету, не из графьев происходим, до шести лет в уличный сортир бегали-с…
Окружающие таращились на нее восхищенно и уважительно. Тут бы самое время ощутить приятное чувство собственника, вспомнив, что не так давно вытворял с этой гордой красоткой и какой покорной она станет совсем скоро, — но Данил никак не мог избавиться от пустоты в душе. Он словно бы и не видел ладного солдатика, вошедшего в заведение с пластмассовой канистрой, — к чему обращать внимание на столь будничное зрелище, когда рядом сидит поразившая окружающих женщина?
— Тебе еще налить? — спросил он.
— Нет, хватит. От пива, ходят слухи, полнеют. Ты пей, не торопись, времени у нас предостаточно…
Сосед напротив расхрабрился настолько, что с самым живейшим интересом спросил:
— А вот что вы, к примеру, пани дорогая, думаете насчет жизни на планетах Солнечной системы?
Оксана оглядела его вполне доброжелательно и сообщила:
— Я так думаю, что если там есть мужики, то самогонку они и там обязательно изобретут…
— Золотые слова! — восхитился сосед.
— Пусть даже у них три ноги, два хвоста и шкура зеленая…
— От верно!
Солдат прошел в обратном направлении, бережно неся перед собой полнехонькую канистру — из тех хватких служивых, что в два счета сварят суп из топора, а уж смотаться в самоволку за пивком в близлежащую деревеньку и вовсе ухитрятся так, что ни один отец-командир не заподозрит. Данил вновь не проявил к военному никакого интереса, всецело поглощенный рыбой.
— Ну, пошли? — сказала Оксана, видя, что банка опустела. — Всего наилучшего, Панове, приятно было посидеть…
И первой направилась к двери, идущий следом Данил услышал за спиной:
— От дядьке везет, я б на свою холеру сменялся не глядя…
— Так он тебе и сменяет. Ты б сменял?
— Да ни в жизнь…
— А ты бы сменял? — осведомилась Оксана уже на улице.
— Тебя? — фыркнул Данил. — На холеру? Да ни в жисть, ясная пани. Какая вы сегодня, право…
— Ой! — она отпрянула с неподдельным ужасом. — Новый костюм же! А ты рыбу терзал…
— Да вымыл я руки, — сказал Данил. — С мылом, на три раза. И даже рот пастой прополоскал, пока ты наряд осматривала, не понес ли он урона от здешних кресел. У меня как раз был в кармане тюбик, крошка, из гостиничных, с Польши осталось…
— Это намек?
— Откровенный, — сказал Данил. — Руки мытые, зубы чищены… Пойдем погуляем под сосенками? — и взял ее за руку.
— Влияние окружающей идиллии?
— А почему бы нам и не прогуляться идиллически, держась за руки? — пожал он плечами. — Можно же ненадолго стать нормальными людьми…
— Это из какого-то романа?
— Из головы.
— Как в Польше? Ты так и не удосужился рассказать, зачем ездил…
— Да пустяки, рутина, — отмахнулся Данил, увлекая ее в прохладную тень сосен. — Посмотри лучше, как вокруг красиво…
Оксана не упиралась, и они долго целовались под сосной, словно сбежавшая с уроков парочка, вишневый бархат сминался под ладонями, пальцы наткнулись на круглую пуговицу…
Оксана гибко вывернулась:
— Э нет! Мы все-таки не в диких скалах, пан Черский… Нас в километре отсюда целый особняк ждет… Что подумает мирный пейзанин, если ненароком наткнется?
— Позавидует… — Данил снова взял ее за руку. — Ладно, пошли ехать лежать… хорошенький оборот речи? Велик и могуч русский язык…
Они вышли к громадному костелу из серого кирпича, где в фундамент была заделана каменная плита с непонятными знаками, смысла которых никто не знал и не надеялся разгадать, совсем неподалеку размещался самый настоящий сельский клуб и, как гласила рукодельная афиша, сегодня должны были демонстрировать кинофильм «Последние каникулы».
— Давай сходим? — предложил Данил. — Вечерком, пешочком туда и назад…
— Да ну. Название незнакомое, но, чует мое сердце, ерунда какая-нибудь.
Вот «Римские каникулы» я бы с удовольствием посмотрела. Мои любимый фильм. С юношеских лет.
— Купи кассету.
— По телевизору — совсем не то. Вот на большом экране, в большом зале, где эмоции окружающих тебе телепатически передаются — другое дело… — голос у нее стал тихим и мечтательным. — Совсем другое дело…
— А у меня любимый фильм был «Три мушкетера», — признался Данил. — Тот, французский, конечно, классический.
— Ну понятно — драки-поединки…
— Не только, — сказал Данил. — Я, знаешь ли, в пять лет научился читать как раз по «Трем мушкетерам». Серьезно. И долго не мог взять в толк, что же такое означает у д'Артаньяна это самое «д» с запятой? Дед? Или что? Родители помочь не могли, они сами и не представляли. А потом оказалось, что все невыносимо скучно и прозаично, всего-то — «из Артаньяна»… Но я все равно добрых полромана наизусть помню, — он прилежно процитировал:
— «Вдруг она увидела, как на повороте дороги заблестели обшитые галунами шляпы и заколыхались на ветру перья. Она насчитала сначала двух, потом пять и, наконец, восемь всадников; один из них вырвался на два корпуса вперед, миледи издала глухой стон: в скачущем впереди всаднике она узнала д'Артаньяна…» Что?
Оксана остановилась, резко развернулась к нему, в глазах был страх:
— Вон там, возле синей «Волги»…
— Ну и что? — спросил Данил, напрягшись, впрочем, при виде ее мгновенно осунувшегося лица. — Двое…
— Один — тот, что тогда на лестнице… С пистолетом…
— Стой, не дергайся, — тихо приказал Данил. — Они твоего лица не видят, по-моему, и внимания не обратили… И не смотрят в нашу сторону… Ты не ошиблась?
— Я эту рожу где угодно опознаю…
— Медленно уходим, — сказал Данил. — Так, чтобы выглядело как нельзя более естественно. Сейчас я отвернусь тоже… Пошли. Постой-ка тут, у почты, тебя отсюда не видно… или лучше зайди внутрь. А я гляну…
Он вернулся метров на пятнадцать, сел на лавочку с таким видом, словно в этом самом домике и обитал всю жизнь, краем глаза рассматривал двух мужчин у синей «Волги».
Нет, никогда прежде не встречались. Ничего знакомого. Вот они, наконец, сели в машину, и она уехала — в каком направлении, гадать трудно. Чуть подальше, метрах в трехстах, — вокзальчик, где останавливаются междугородные автобусы, оттуда расходятся три дороги, а еще дальше есть вторая развилка, дорог там две. До скончания века можно гадать, куда эти двое направились…
— Ну все, — сказал он, выведя Оксану из крохотной комнатушки местной почты. — Исчезли с глаз долой. Точно, не ошиблась?
— Если бы тебе кто-то ткнул пистолетом вот в это самое место, ты бы его хорошо запомнил?
— Да пожалуй что, — согласился Данил. — Таких я стараюсь запоминать, чтобы потом обязательно пригодилось… Может, вернемся в град-столицу? Ты как, ничего?
Оксана упрямо задрала подбородок:
— Нормально. Не буду я из-за какого-то гада бежать сломя голову, когда все так хорошо… По-моему, и правда не заметил.
Внимательно присмотревшись к ней, Данил не увидел особых симптомов страха или тревоги — сильная девочка, не из плакс…
— У тебя есть оружие? — спросила она.
— Увы… — пожал плечами Данил. — Я и мобильник-то оставил в городе. В моем положении шляться с оружием не стоит… ничего, там же есть телефон, вызову ребят…
— Нет уж, спасибо, — отрезала Оксана, полностью овладев собой. — Уж если и есть в чем-то великая пошлость, так это в том, чтобы заниматься любовью с сопящими под дверью охранниками…
— С охранниками? — усмехнулся Данил.
— Ну, не передергивай, ты прекрасно понял мою мысль. Черт, а ведь они могли обратить внимание на номер машины… Если в столице следили, могли выяснить номер…
— Ну, решай, — сказал Данил. — В город? Вызываем охрану? Едем в особняк?
— Едем в особняк, — твердо сказала Оксана. — Не собираюсь я от каждого куста шарахаться, иначе свихнуться недолго…
Глава 2
НОЧНАЯ ЖИЗНЬ ПОСРЕДИ ИДИЛЛИИ
Данил присел на стул и решительно принялся натягивать джинсы.— Ты куда собрался? — сонно поинтересовалась Оксана, легонько потянулась, выпростав тонкую обнаженную руку из-под простыни.
— В каминную, — сказал Данил. — Помнится, кто-то упорно собирался заняться шашлыками…
— И займусь. Только подремлю немножко. Вчера ни свет ни заря заявилась мужнина сестрица, они у себя, борючись с тиранией, дня от ночи не отличает, вот и не дала доспать… Да и вымотал меня некто, слабую и беззащитную…
Подремлю часок, и пойдем шашлыки делать…
Сладко, длинно зевнула. И зевала она красиво. Есть очаровашки, в мужской постели теряющие толику очарования — и прикрываются простыней, будучи обнаженными, без особой грации, чем заставляют вспомнить скорее о бане, и смотрятся после бурного общения чуть поблекшими, и лежат на глазах у мужика, в общем, неуклюже. К нынешней подруге Данила это никак не относилась поистине, само совершенство, на манер Мэри Поппинс, только леди Мери (книжная, не киношная) была вызывающе, напоказ лишена сексуальности, а здесь все наоборот…
У него на миг печально захолонуло сердце, он долго смотрел не открываясь.
Пошевелившись, Оксана столь же дремотным тоном поинтересовалась:
— У меня что, ус отклеился?
Данил присел на корточки у постели:
— Просто интересно стало вдруг, какая ты, когда домашняя. Старательно пытаюсь представить и никак не могу.
— В ха-алатике, — зевнула она. — В чистеньком и, боже упаси, не драном. С заплетенной косой. А еще я люблю, когда телевизор смотрю в кресле, ноги на стол вольготно помещать, только моего борца с тиранией это и через раз не возбуждает… Нет, дай я подремлю…
— Я пойду пройдусь, — сказал Данил. — По дорожкам погуляю…
— Ты только не вздумай какие-нибудь роковые тайны распутывать, как некоторые…
— Какие там тайны, — махнул он рукой. — Скажу тебе по секрету, никаких тайн и не осталось вовсе…
Вышел и спустился на первый этаж небольшого особнячка, где они были единственными обитателями, — успел «Интеркрайт» в свое время купить, когда труженики пера, здешние писатели, увлекшись перестройкой, гласностью, независимостью и прочими увлекательными глупостями, как-то незаметно упустили из рук свой Дом, бывшее кровное достояние, перешедшее к людям коммерческим. Даже у Батьки руки пока что не дошли устроить тут отдельно взятую национализацию.
Вошел в каминную, довольно обширную, с окруженным креслами полированным столом посередине, цветным телевизором и мангалом для шашлыков, при нужде легко размещавшимся в камине. Не зажигая света — за окном еще не стемнело снял телефонную трубку.
Телефон молчал. Хотя всего три часа назад трубка исправно гудела, стоило ее снять. Поджав губы, Данил вышел в холл, тихонечко приоткрыл дверь большой комнаты.
Трубка и там не подавала признаков жизни. Со светом все в порядке, зажигается и гаснет исправно, а вот телефон…
Он вернулся в каминную. Еще не поддаваясь тревоге, даже легонькой, скорее по привычке, прикинул наиболее уязвимые точки особнячка — для тихого проникновения. Никто не рискнет поднимать шум в двух шагах от главного здания, если и случится проникновение, оно будет именно тихим…
Дверь на балкончик, вернее на террасу, откуда короткая бетонная лесенка ведет прямо в лес. Все окна без решеток, но их вряд ли рискнут выбивать, зато терраса не видна ни из большого дома, ни с дорожек, через нее и взвод сможет проникнуть…
Никаких замков, конечно. Он и так помнил, что замков тут нет. Кто бы ими озабочивался в благостные советские времена? И на входной-то двери замочек паршивенький, чуть ли не расческой можно одолеть…
Черт, ведь ничего нельзя сделать… Разве что стол придвинуть, но это ж сколько шуму… Сто раз собирались оснастить домик настоящими, надежными замками, да все руки не доходили, как и бывает со второстепенными мелочами даже у людей, способных предусмотреть любую мелочь…
Потоптавшись, Данил вышел под чистое вечернее небо, уже не голубое, но еще не черное, без единой звездочки. Спустился с низкого крылечка, постоял, полной грудью вдыхая прохладный воздух. Главное здание самую чуточку напоминало старинный замок — низкое, двухэтажное, светло-серое с бледно-желтыми пятнами изящных очертаний. Справа от входа — стилизованная башенка, высокая и узкая, не служившая абсолютно никаким утилитарным целям, хотя внутри зачем-то сделана лестница. Тут же вытянулись в шеренгу три двухэтажных особнячка такого же колера — у одного, среднего, Данил как раз и стоял.
Тишина. В главном здании светится едва четвертая часть окон, и никакого пьяного гама, никакой вульгарной суеты. Народ здесь обитал солидный, оттягивались, конечно, по полной, но все же довольно цивилизованно.
Посмотрел на стоянку, где рядом с вишневой «Окой» Оксаны примостилась «Газель» с брезентовым верхом, направился ко входу в главный корпус. Как раз в этот момент кто-то нажал там кнопку — по территории вспыхнули уличные фонари.
Вошел в обширный вестибюль, где за стойкой справа скучал вежливый старичок с орденскими планками, занимавший эту синекуру еще до первого появления здесь Данила и оттого прекрасно его помнивший.
Следом, прямо-таки наступая на пятки, вошел незнакомый человек в неплохом костюме, хотя и без галстука, направился к длинному дивану напротив двери.
Проходя, он бросил на Данила один-единственный быстрый взгляд, но этого хватило для мгновенных выводов: из породы хвостов. Многое можно скрыть, а вот взгляд не всегда и утаишь, оно ж въедается… Ага, сказал себе Данил без особого волнения.
— Что у вас с телефонами, Сергеич? — спросил он старикана. — У меня в коттедже не работает почему-то…
— А они везде не работают, — сокрушенно пожал плечами старик. — Опять что-то на линии. И монтера не доищешься, пятница, ночь уже… Если вам обязательно поговорить надо, я сейчас повспоминаю, у кого из гостей карманные, может, кто и разодолжит…
— Да нет, не стоит беспокоиться, — сказал Данил равнодушно. — Я-то думал, это только у меня, а если везде…
Незнакомец на диване встрепенулся, торопливо сунул руку под модный пиджак — спешил что-то там нажать, чтобы заткнулся явственно прозвучавший в вестибюле тоненький электронный писк. Притворяясь, будто ничего и не заметил, Данил пересек вестибюль, вошел в коридор, торопливо свернул налево, по узкой лестнице взбежал на второй этаж. Сзади догоняли быстрые шаги. Снова налево, направо…
Дом был словно бы нарочно придуман для срубания хвостов. В планировке он был прост — квадрат в два этажа — но по всему периметру второго шли спуски на первый, ведущие в тупички, отведенные трем-четырем номерам, все спуски совершенно одинаковые, как горошинки из одного стручка, друг от друга отличавшиеся лишь красными номерами пожарных колодцев на «слепых» площадках лестниц. Человек непривычный, как он ни хваток и трезвехонек, мог в этом нехитром лабиринте проблуждать долго…
Данил почти бегом свернул за угол, на цыпочках спустился на первый этаж.
Прислушался. Далекие шаги, насколько можно разобрать, превратились в растерянное топтанье на одном месте: ну да, новичок здесь, запутался…
Оказавшись в тупичке, у двери каминной, Данил дернул шпингалеты единственного окна, расположенного довольно высоко, подпрыгнул, вылетел на широкий подоконник, спрыгнул наружу и метнулся за угол. Все это начинало всерьез не нравиться, нужно поторопиться… так!
Миновав первый коттедж, он отчетливо рассмотрел в сумерках, что оба задних колеса «Оки» осели, покрышки превратились в лепешки — их должны были то ли спустить, то ли проткнуть буквально минуты назад, пока Данил собирался выходить из особнячка. И удобнее всего это было сделать злыдню, затаившемуся под тентом этой самой «Газели», — вылез, быстренько сделал свое грязное дело, убрался или юркнул назад…
Руки так и чесались осмотреть кузов, но он превозмог себя, направился к крылечку…
Показалось на миг, что внезапно ослеп. Не сразу и сообразил, что произошло. С глазами все в порядке, а вот свет погас. Везде. Весь. Не горели уличные фонари, погас свет в главном здании, в коттеджах, в каменном низком здании бани только метрах в трехстах по левую руку сквозь редкий сосняк кое-где просвечивали фонари на автостраде, желтоватые кружочки, обведенные сиреневой каймой…
Совсем невесело становится. Темнота друг диверсанта и, соответственно, лютый враг обороняющегося…
Он запер дверь на два оборота, огляделся в поисках чего-то тяжелого, способного сойти за примитивную баррикаду. Черт, дверь же наружу открывается, не поможет… Все же, поднатужившись, поднял высокую деревянную вешалку и наискось примостил ее в дверном проеме, так, чтобы непременно рухнула на голову тому, кто попытается войти, — хоть на несколько секунд, да задержит…
Перепрыгивая через три ступеньки, бросился наверх.
— Ты что топочешь? — послышался сонный голос Оксаны.
Глаза уже привыкли к темноте — да и на улице сумерки еще не сменились настоящим ночным мраком, и Данил, схватив со спинки кресла аккуратно повешенный брючный костюм, бросил ей:
— Одевайся живо! Ну!
— А…
— К черту бельишко! — рявкнул он шепотом. — Времени нет! Похоже, за нашими скальпами… — и нагнулся, отыскивая в полумраке ее туфельки. На низком каблуке, к счастью, спортивного фасона, это чертовски хорошо…
— Быстрей, мать твою! — прикрикнул он. — Сейчас, чую, начнется…
— Машина… — заикнулась было она, ныряя в брюки и хрустя «молнией».
— Накрылась машина, — кратко проинформировал Данил. — Все? Ходу! Да потише!
Спустились на первый этаж. Прислушавшись, Данил толкнул подругу к стене и прижал ей рот ладонью.
Входную дверь определенно пробовали — она тонула в темноте, но явственно доносилось тихое ворочанье ручки. Кто-то стоял там, снаружи, пошевеливая ручкой, легонько подергивая дверь. Сейчас сообразят, что заперто, если у них есть отмычки, замок будет сопротивляться не дольше, чем портовая шлюха перед денежным боцманом…
Данил осторожно выглянул из-за косяка, присмотрелся к окнам каминной с раздвинутыми шторами. Никого. На светлом фоне соседнего коттеджа даже в этом сумраке легко удалось бы рассмотреть стоящего человека.
— Пошли! — приказал он на ухо.
Мимоходом нагнулся, на ходу выхватил из решетки высокой шашлычницы ближайший шампур, увесистую стальную штуку, витую, заканчивавшуюся серьезным острием. Зажав его под мышкой, приподнялся на цыпочки, открыл верхний шпингалет двери на террасу, осторожненько потянул ее на себя — нет, хорошо петли смазаны, не визгнуло… Выскочил, махнул Оксане, выглянул из-за угла.
Пока везет…
В этот миг на крыльце раздался грохот, послышался чей-то непроизвольный вскрик. Нехитрая ловушка сработала, увесистая вешалка из лакированного дерева, едва распахнули дверь, рухнула-таки на крыльцо, наделав шума, вряд ли, конечно, угодила кому-то точнехонько по чайнику, но задачу выполнила…
— Туда! — показал Данил в темноту. Оксана опрометью кинулась по выщербленным бетонным ступенькам — лестница метров пятнадцати длиной вела по пригорочку вниз, в сосняк, довольно густой уже в нескольких шагах от последнего фонаря, служившего границей цивилизации и нетронутого леса. Данил невольно поморщился: в наступившей тишине ее каблуки гремели, словно взрывы новогодних петард.
Ага, сообразили! Из-за угла особнячка выскочил человек, кинулся прямо к лестнице, правая рука у него была знакомо, специфически согнула в локте, почти не видна — со стволом наголо бежит, сволочь… Тщательно прицелившись, Данил метнул шампур, раскрутив предварительно за тупой конец.
Короткий, отчаянный вскрик. Фигура моментально сбилась с бега, осела на корточки — прямое попадание… Данил кинулся вниз по лестнице. Над его головой звонко лопнул колпак фонаря — Данил машинально вжал голову в плечи, спрыгивая с третьей ступеньки на мягкую, покрытую толстым слоем высохших сосновых игл землю. Из бесшумки садить начали, декаденты…
За одним из ближайших стволов шелохнулась Оксана. Схватив ее за руку, Данил потянул в глубь леса, выставив над головой правую руку в форменном пионерском салюте, чтобы защитить глаза от веток-иголок. Намеренно метался зигзагом, затрудняя возможную стрельбу вслед — вверху как раз нечто весьма многозначительно шлепнуло о ствол: ну да что там, нуля, конечно, но пока не пристрелялись, да и не удастся, в ночном лесу пистолет — не более чем оружие идиотов…
Голову он, разумеется, не потерял — много чести кое для кого… Уверенно выбирал направление меж смутно желтевших во мраке стволов, защищая глаза правой, то и дело оборачиваясь к Оксане, стараясь уберегать ее от выныривавших из темноты пучков жестких игл и корявых сухих сучков, которые то и дело ломались под рукой, пару раз глубоко оцарапали, по щекам то и дело гладили невесомо-липкие мазки паутины… Оксана тихонько охнула. Данил, сбавив темп, встревоженно обернулся — но это всего лишь густая сосновая лапа запуталась в ее роскошных волосах. Данил без особых церемоний высвободил локоны, так, что Оксане пришлось расстаться с тоненькой прядкой, и она тихонько зашипела от боли.
— До развода заживет, — безжалостно сказал он.
— Почему — до развода?
— Ну, не говорить же «до свадьбы», коли ты и так замужем… Тс-с! Постой.
— Побежали…
— Стой, — настойчиво распорядился он. — Теперь в нашем положении выгоднее постоять тихонечко, а не нестись сломя голову…
— Я…
Данил бесцеремонно развернул ее лицом от себя, пояснив на ухо:
— Шумно дышишь, слушать мешаешь… Стой тихо!
Напряг слух. Они отдалились от Дома писателя примерно метров на триста не столько в глубь леса, сколько в сторону Кракова, как Данил и планировал.
Далеко в стороне меж деревьев зажглись-таки два фонарика, широкие белые лучи крест-накрест полосовали лес, выхватывая из мрака ветви и стволы, казавшиеся в мгновенных ярких промельках чем-то марсианским. С радостью Данил отметил, что погоня неуклонно сбивалась со следа — они отклонялись гораздо правее, в чащобу. Кто ж так делает, идиоты? Серьезный человек, тщательно прицелившись, обязательно кого-то из вас зацепит так, что мало не покажется…
Будто прочитав его мысли, преследователи погасили фонари. И зажигали вновь уже короткими вспышками — опять-таки уходившими правее. Данил усмехнулся в темноте: абсолютно безнадежное предприятие взвалили на себя ребятки. Их не может быть слишком много, трое-четверо самое большее, а при таком раскладе найти ночью беглеца в обширном лесу практически невозможно.
Собака помогла бы, но откуда у них собака…
— Страшно? — спросил он тихонько. Оксану трясло крупной дрожью.
— Не то чтобы, просто холодно… — пожаловалась она.
Действительно, летняя ночь была теплая, но в напяленном на голое тело костюмчике из тонкого бархата все равно знобко… Скинув куртку, Данил натянул ее на девушку, тщательно застегнул. Снова прислушался. Вдали мелькнули белые вспышки. Погоня все больше отдалялась, безнадежно сбившись со следа.
— Я от тебя без ума, — прошептала Оксана. — Как ты все быстро…
— Я тобою тоже очарован, — отмахнулся Данил. — Ну, пошли?
— Куда?
— В Граков, куда ж еще. Не бродить же всю ночь по лесу?
— А что в Гракове делать? — вздохнула она. — Час ночи, никаких автобусов, да и милиции там нет…
Однако послушно двинулась за ним. Двигаясь уже не бегом, а энергичным шагом, Данил прикидывал шансы и варианты. Ночная, уснувшая деревенька — не самое подходящее место для убежища. Народ здесь бесхитростный и непуганый, кто-нибудь быстренько пустит переночевать, если преподнести убедительное вранье. Но какой смысл застревать тут до утра? Ловить попутку на автостраде?
Главная беда: лишь одного из преследователей знаешь в лицо, зато они-то вмиг опознают либо тебя, либо девчонку, у них не может не быть машины, а то и парочки, а если есть бесшумные пушки, просто обязана найтись радиосвязь…