Страница:
— Ну так как?
— Я не говорю вам нет, — засмеялась Пэт, выигрывая время.
Что-то скрывалось за этой невероятной историей с потрясающим контрактом, который ей предложили. Но Пэт никак не могла за что-нибудь ухватиться. Не было ни одной зацепки. Ни Ритцу, ни Веберу, ни Ньютону не предлагали подобные условия. А сейчас ей, оказавшейся на распутье в искусстве фоторепортажа, просто предлагали луну с неба, да еще и все звезды впридачу. Все как в сказке. Невольно Пэт стала подбирать в уме возможные сюжеты для этого чертова журнала «Нью селебрити». Но пока ничего не шло в голову.
— И я буду сама выбирать, чем мне заниматься? Я имею в виду, что вам не потребуются эти кошмарные репортажи ночной жизни, что я делала в Нью-Йорке?
— Все будет зависеть только от вас. Если захотите продолжать эту тему — пожалуйста. Не захотите — не будет никаких возражений.
— Вы сказали, две работы в год. Но вы не назвали срок выполнения работы. Как такое может быть?
— Ну, думаю, мы это сможем уладить. Конечно, было бы неплохо, если бы уже кое-что было бы для первого выпуска нашего нового журнала. Но если в портфеле пока пусто, ничего, переживем. Все что я имела в виду, предлагая Вам такие условия, это то, что на вас не будут слишком уж сильно давить, связывать руки. Я думаю, что мы прекрасно сработаемся. Я могу прекрасно уживаться с теми, кем восхищаюсь и уважаю. Вся проблема лишь в том, что мало кто может попасть в этот ряд.
— Ладно, я согласна, — заявила решительно Пэт.
Было время для размышлений, но оно быстро кончилось. У нее появилась фантастическая работа! Она теперь сама могла творить искусство! Ладно, она будет работать на Эмму и Дика Латхама, но только самую малость. Главное другое: она получила свободу действий и могла оставаться в Малибу вместе с Алабамой. Она будет его слугой, подмастерьем и к тому же сможет заработать приличные деньги, выполняя условия необременительного контракта. Все, что требовалось от нее — продолжать работать с полной отдачей. А тут проблем быть не должно. От нее требовались великолепные фотографии, и они их получат.
Эмма подскочила в возбуждении.
— Отлично. Это просто здорово, что все у нас получается! — Она обняла Пэт в восторге.
В душе Эмма тоже была в диком восторге. Весь ее успех зависел от той команды, что она сама себе подберет. Тут нельзя было ошибаться или продешевить. А найти людей и правильно расставить их по местам — это и был главный талант Эммы Гиннес. И она уже кое в чем преуспела. Майкл Флобер — подающий надежды журналист, занимающийся вопросами грядущей моды, уже был согласен показать ей свой портфель проектов. Кит Джакоста вышел наконец из своей башни слоновой кости в грешный мир и согласился помогать ей разрабатывать литературную жилу в новом журнале. Триумвират Паркер — Флобер — Джакоста был основой успеха нового журнала. У Эммы самой дух захватило, едва она представила себе, какое блестящее будущее их всех ждет.
— Пэт, пойдем выпьем немного шампанского за наш успех, — предложила Эмма.
— Нет, я пью только коку, — со смехом отказалась Пэт, тщетно пытаясь придти в себя и осознать, что все происходит не в сказке, а в реальной жизни.
— Вы не будете? О Боже! Ну а я все равно выпью! — воскликнула Эмма.
По правде говоря, за всю свою жизнь Эмма никогда не напивалась допьяна. Она всегда держала себя в руках, а это выработало привычку к жестокому самоконтролю. Но Эмма также знала, что люди никогда не доверяли тем, кто в чем-то сдерживал себя, ограничивал тем или иным способом. Непьющие и некурящие не вызывают особой симпатии. И Эмма применяла в своей тактике общения с людьми тщательно продуманные слабинки типа бокала шампанского или что-то в этом роде. Мол, ничто человеческое нам не чуждо.
— Тогда пойдем прогуляемся по берегу. Теперь я твой босс, и ты должна развлекать меня, — сказала Эмма со смехом и две новые подруги, взявшись за руки, вышли через решетчатые французские двери на песок частной волейбольной площадки, огражденной забором. Солнце освещало их на фоне темно-зеленого океана. Чистый воздух наполнял их легкие.
— А я люблю кататься на доске по волнам, — неожиданно сказала Эмма.
— Что? — не веря ушам, переспросила Пэт.
— Что слышала! Это так здорово! Крепкие мускулы, волосы, развевающиеся на ветру, морская соль на губах! С того самого момента, как я приехала в Малибу, я ни о чем другом и не мечтаю! — звонко смеясь, воскликнула Эмма, стремясь перекричать шум волн.
— Эмма, ты шутишь! А как у тебя дела с Диком Латхамом? Похоже, у вас что-то завязалось? — ввернула Пэт.
— Он слишком хорош, чтобы поверить в его добрые намерения, — задумчиво произнесла Эмма, усаживаясь на краешек серфинга, выброшенный волнами на песчаный берег океана.
Что имела в виду Эмма? Что Латхаму нравились девушки в десять раз красивей Эммы, типа Пэт Паркер? Что ему нравился именно такой тип женщин, и он не сводил глаз с лица и фигуры Пэт с тех самых пор, как она только появилась? Девушек типа Паркер, чей заработок в двадцать пять раз меньше, чем у Эммы…
— Послушай, иногда, раз в год, люди бывают добрыми, — сказала Пэт.
— Ну, я не думаю, что Дик такой уж хороший. Нет, хорошо, что он богат, что он крепкий мужчина, хорошо, что он прекрасно выглядит. Хорошо, что он знает, что нужно женщине для счастья. Но мне все же кажется, что он очень плохой человек.
— У тебя с ним связь? — спросила Пэт. Она еще никогда не встречала более открытого человека, и с головокружительной скоростью узнавала все тайны Эммы, даже самые интимные.
— Нет, у меня с ним ничего не было до тех пор, пока однажды он не позвонил мне и не предложил приехать в Малибу. И мы полетели сюда самолетом. Там все и произошло.
— Не может быть, — не поверила Пэт, глядя на подругу широко раскрытыми от любопытства глазами.
— Нет, может. Там, в миле от земли, мы и познали друг друга.
— Но почему, как все…
— С превеликими трудностями и всевозможными ухищрениями. Дик сказал, что всегда хотел это попробовать, а я, как его работник, не стала ему противиться. Признаться, приятного было мало. Но цель оправдывает средства. После этого я смогу добиться многого. А он почувствовал себя членом весьма необычного, я сказала бы, «возвышенного» клуба, — рассмеялась Эмма. — Ну и потом, это была хорошая зарядка и разминка для затекших мускулов. Так что нет худа без добра. Теперь такая воздушная акробатика практикуется в небе Америки.
— Боже! Эмма, ты рассказываешь невозможные вещи. В это так трудно поверить! Я всегда считала Латхама крайне холодным и невозбудимым человеком. Я даже и представить его не могу…
Пэт старательно пыталась представить Дика Латхама в некотором положении, но ей это никак не удавалось. Определенно у Латхама были какие-то сложности. У него всегда были женщины, но, возможно, результат не всегда оправдывал их ожидания. У Эммы был великолепно подвешенный язык и острый ум, но она по всем статьям резко отставала от тех длинноногих красавиц, что гроздьями висели на его руках на многих журнальных фотографиях. Тут было над чем подумать. Что это? Поиски чего-то новенького? Вызов? Просто дурные манеры? Пока ответа на это не было. Как только она с ним познакомилась, Пэт сразу почувствовала его мужской интерес, но она тогда четко почувствовала, что что-то в нем не так. Одно было ясно с Диком Латхамом: он что-то скрывал.
— Ладно, я все-таки предпочитаю наслаждение от здешних мест всем неприятностям и трудностям. И я надеюсь, что дальше последует развитие событий и мы не ограничимся с Диком замечаниями о том, подходит ли этот пиджак или галстук к данному событию, — со смехом заявила Эмма. — А что у тебя за тайны, детка? Что у тебя с Алабамой? Он выглядит как царь лесной из древних легенд, но мне немного не по себе при мысли о том, в каком виде его нижнее белье.
— О Боже! Нет, все не так! Он мой герой, но и только. Он очень добрый и благородный человек. И потом, он самый честный из всех людей, кого я встречала когда-либо.
— Какой ужас! Честные люди всегда так жестоки и грубы! — воскликнула в ужасе Эмма.
— Да, он и вправду немного жесток, но только, по отношению к тем, кому не доверяет.
— А не доверяет он Дику, не так ли?
— Ну, я не думаю, что так. Просто он не особенно любит бизнесменов, и к тому же у них еще в прошлом была стычка в Париже.
— Все, что я знаю, так это то, что Дик собирается купить земли в этих горах. Я не знаю зачем, но ему нужен Алабама, который здесь царь и Бог. Дик прознал, что Алабама может многое. Сейчас они разговаривают друг с другом и, вполне вероятно, делают предложения, от которых очень трудно отказаться. Я думаю, что теперь они немного поутихнут. Малибу должен примирить их. Они деловые люди, а не повесы… к сожалению…
— А как ты познакомилась с Латхамом? — спросила Пэт у Эммы.
— Все очень просто. У Дика очень развита англомания. У него есть дом на Честер-сквер, там, где обычно живут богатые американцы. Ну и гости: члены палаты общин, победители Уимблдонского теннисного чемпионата и тому подобная публика. Он искал, кто может вернуть к жизни его детище — журнал «Селебрити». А я как раз только что смогла поправить дела с журналом «Класс». Когда он предложил мне жалованье в миллион долларов в год, я немедленно согласилась. Я была так рада вырваться из этой Англии!
— Эй, ты это о чем? Разве тебе не нравится твоя страна? Я, например, все время мечтаю там побывать! — воскликнула в недоумении Пэт.
— Ну да. Туристы всегда остаются ею довольны, к ним хорошо относятся, и за короткий срок они не успевают намучиться с погодой и английской пищей. И только настоящие англичане знают свою страну, и она им не всегда по нраву. И потом, там все время идет необъявленная гражданская война и в ней не берут военнопленных. Она безжалостна. Рабочие воруют, аристократы пьют, а буржуазия за всех отдувается. Это просто кошмар, поверь мне на слово. Для вас, американцев, это непонятно. Классовая борьба у вас носит этнический характер. У вас есть угнетенные черные, изгнанные со своих земель краснокожие, в окна еврейского доктора кидают булыжники. Но все это детская возня по сравнению с тем, что происходит ежедневно в Англии. Там все буквально помешаны на этой самой гражданской войне. Это уже стало образом жизни. И в этой борьбе люди не щадят ни своих сил, ни жизни других, ради посвящения в рыцари этой бессмысленной свары.
— Но разве Тэтчер не может положить всему этому конец? — изумилась Пэт Паркер.
— Видит Бог, она старается. Но скорее они покончат с ней. И пока они не покончат с королевской династией, все будет продолжаться по-прежнему.
Эмма неожиданно резко и ожесточенно заговорила о своей родной стране. Проступило что-то очень дикое и явно небезопасное. Она потемнела лицом, губы ее поджались, в глазах замерцали недобрые искорки. Пэт наблюдала за ней, и все тщательно откладывалось у нее в памяти. Как и с Диком Латхамом, первое впечатление от знакомства с Эммой было обманчивым. Внутри Эммы бушевала ненависть. Пэт почти могла потрогать ее руками, так явственно она ощущалась.
— Нельзя так чувствовать себя в Малибу. Это противозаконно, — сказала мягко Пэт.
Эмма вздрогнула, словно высвобождаясь из объятий ночного кошмара.
— Что? Ах да, Англия. Я села на своего любимого конька. Для меня это не самый удачный предмет для разговора, — судорожно произнесла она.
— Ну, о своих родителях я говорю еще хуже, — произнесла Пэт в знак солидарности с Эммой.
— Что, плохие?
— Самые плохие, каких только можно представить. — Пэт даже закусила губу от горечи нахлынувших воспоминаний.
Но Эмма Гиннес вовсе не намеревалась выслушивать ее рассказ. История жизни других людей ее вовсе не занимала. И в этом отношении она была истинной англичанкой.
— У меня, наверное, тоже были родители. Я никогда ими особенно не интересовалась, — произнесла она.
Эмма поднялась.
— Пошли, я проголодалась, и надо переодеться к ланчу. Мы довольно сильно задержались. Пойдем быстрее, а то они там заговорят друг друга до смерти.
Пэт тоже поднялась. Новая работа. Члены палаты общин, горный клуб, Алабама, эксцентричный миллиардер, ее новый босс, который любит кататься на серфинге и мечтает стать женой Латхама. От всего этого голова шла кругом. Ясно было лишь одно — наступило время ланча.
— Попробуйте немного сальсы. Это очень острая штучка.
— Угу, — только и пробормотал Алабама, выливая в черепаховый суп соус.
— Если вы хотите прикончить меня, то почему обязательно за едой?
— О, я абсолютно уверена, что вы всегда и везде и без труда найдете способ достойно отразить любое нападение, — мягко произнесла Эмма, наливая себе белого вина «Нэпа Вэлли».
Латхам позволил себе небольшой смешок. Его деловая часть беседы с Алабамом превзошла самые смелые ожидания.
На Алабаму произвели впечатление его планы построить дом, который он на самом деле и не собирался строить. Он даже нанял архитектора Ричарда Мартина, чтобы вписать этот дом в окружающий ландшафт. Они подробно обсудили с Алабамой все детали того, как удобнее всего разметить дом в горной местности, как спрятать все коммуникации и при этом сделать постройку почти невидимой.
— Ладно, посмотрим, как пойдут дела. Надеюсь, что нам заморский законодатель мод не будет повторять старых ошибок… и не наломает дров в кадровом вопросе…
Атмосфера за столом потихоньку накалялась. Алабама сидел с воинственным видом. Пэт заметила, как покраснела Эмма. Она жила в неспокойном мире, и ее близость с боссом в небе Америки, похоже, пока не принесла ей никаких дивидендов. Сейчас шел деловой разговор, а в этом Дик Латхам юмора не терпел.
— Надеюсь, что я потом не пожалею о том, что я сейчас скажу, — неожиданно громко и решительно произнесла Пэт. — Дело в том, что я решила принять предложение Эммы и согласилась работать в ее журнале.
— Что ты сказала? — Алабама выстрелил в нее вопросом.
— Только то, что Эмма предложила мне работу в журнале «Нью селебрити». Я заключаю очень выгодный для меня контракт. По нему я обязана сделать две работы в год по своему выбору. Разве это не замечательно? Ведь это означает, что я смогу оставаться здесь, в Малибу, и в то же время смогу заняться любимым делом.
— Скажи на милость, зачем тебе потребовалось искать работу? — наконец пришел в себя Алабама. Он был полностью потрясен.
Пэт смогла это предвидеть и сейчас не испугалась его реакции. Она знала, что нечто подобное должно произойти. Она заметила испытующий взгляд Латхама, сидевшего напротив нее. Его явно занимала сцена, помимо всего прочего, его чисто в спортивном плане интересовало, сможет ли она выдержать явное давление.
— Любому художнику необходимо самовыражение. И ты, Алабама, это прекрасно знаешь… Скажи, сколько выставок ты организовал за последнее время? Сколько сделал фотографий, а сколько оформил книг?
Пэт смотрела прямо в глаза Алабаме. Она точно знала, что сейчас должно произойти.
— Я не собираюсь мараться со всякими глупыми журнальчиками, — резко бросил Алабама.
— А когда тебе было столько же, сколько мне сейчас, ты продавал свадебные фотографии в Кентукки, — жестко вбивала каждое слово Пэт.
Глаза ее воинственно горели, и она с трудом сдерживала себя. А сейчас ей это было просто необходимо сделать, она впервые в жизни была на грани срыва. И ей это удалось — сказались уроки, полученные во время самых страшных и беспощадных войн, иначе именуемых семейными ссорами.
— Вам повезло, — промурлыкала Эмма. — Свадьбы почти ничем не отличаются от похорон: и там и там люди выглядят так глупо.
Алабама ее не услышал. Упоминание о Кентукки и о том, чем он там занимался, было явно ударом ниже пояса.
Дик Латхам почувствовал себя как на теннисном турнире в Уимблдоне. Ланч неожиданно превратился в спортивное зрелище. Всегда забавно смотреть на спорщиков со стороны. Но чью же сторону принять? Бывалого матерого экологиста Алабамы или этой длинноногой, со стройной грудью озорной девчушки? Дик поморщился. В любом случае он ничего не выигрывает.
— Я нисколько не стыжусь того, что делал в Кентукки. Это было честное занятие и я многих осчастливил…
Алабама примолк, неожиданно осознав, что, вопреки всем своим принципам и правилам, самым глупым образом оправдывается. Инициатива была не у него. Он попробовал собраться для контратаки. Но разве Пэт Паркер не делала такую же честную работу, как он, и не была так же молода, как он когда-то? Ладно. Сделаем по-другому, решил он.
— Журнал «Селебрити» — это как раз тот самый счастливый случай для оправдания существования разного рода паразитов и богатых бездельников, — бросил он решающий козырь.
— Надеюсь, что это так, — улыбнулась ему главный редактор журнала Эмма Гиннес. — А если нет, то стоит попробовать и пойти по предложенному вами варианту.
Дик Латхам, несмотря на прямой выпад против его любимого детища — журнала, не выдержал и расхохотался. Теперь была очередь Пэт Паркер. И подача не замедлила.
— В твоих словах, — заметила она небрежно, — звучит снисходительность превосходства и элитарность. А в свободном обществе люди сами выбирают, что им по душе. И по большей части они всегда бывают правы в своем выборе. По крайней мере чаще, чем те, кто ставит свое личное мнение над мнением общества. А жизнь такая непростая штука, и она все сама расставляет по местам.
К сожалению, все люди ошибаются, и интеллектуалы в том числе.
Алабама покраснел. Он побагровел. Он просто стал красным как вареный рак. Он начал пульсировать, как огнедышащий вулкан, и Латхам почти физически ощущал жар, исходящий от него.
— Я не этот недоносок-интеллектуал. — Само слово «интеллектуал» сейчас просто бесило его.
— Я знаю это, Алабама, тогда перестань нести чепуху, словно ты и вправду этот самый «умник».
— Не дави на меня.
— А ты не дави на публику.
— Я ничего больше не хочу слушать. Ты ворвалась в мою жизнь незванно, потому что тебе требовалась помощь. А сейчас ты сидишь здесь и указываешь, что мне следует говорить и чем думать, словно я уже листаю этот ваш проклятый журнал. Может быть лучше, если ты займешься своими делами, а я своими. Может быть, тебе стоит убраться ко всем чертям и никогда оттуда не возвращаться?
Алабама резко вскочил. От его движения кресло отлетело назад как раз под ноги несчастному дворецкому, который нес очередную перемену блюд. Провидению было угодно послать именно в этот момент великолепный овощной суп, в котором был лук, помидоры, всевозможная зелень, овощной салат с морскими деликатесами. Дворецкий пошатнулся, тщетно пытаясь сохранить равновесие и спасти свой драгоценный груз. Ему это не удалось, и все, что он гордо нес на подносе, посыпалось прямо на бедную Эмму Гиннес. Помидоры с луком, чеснок, молодая черемша вперемешку с лапшой повисли у Эммы на лице, на носу, на ушах… В глубокую ложбинку между грудями с булькающим звуком проскользнула подлива салата, и несколько раков медленно следовали тем же путем.
Эмма потеряла дар речи. Она ничего не боялась в жизни, но раки, ползущие ей под платье! Это было явно выше ее сил и мужества. Эмма завопила. Бедный дворецкий тщетно пытался выловить у нее из декольте раков, вытаскивая всякий раз вместо этого лапшу и куски лука. Раки продолжали зловеще ползти вниз. Эмма уже не просто кричала, она хрипела. В одночасье законодатель нового модного журнала превратилась в испуганного до смерти жалкого человека. Она только всплексивала руками и издавала булькающие звуки. Глаза ее никак не могли сфокусироваться на чем-либо, чтобы помочь ей обрести ориентировку в пространстве. Дворецкий бросил свое безнадежное занятие и опрометью выбежал из комнаты.
— Прошу прощения, я не хотел, — неискренне извинился Алабама.
— Бедная Эмма, — прошептала Пэт.
— Проклятье! — наконец смогла вымолвить жертва суповой атаки.
Над столом повисла тишина. Только дважды ее нарушали посторонние звуки: в первый — капли супа, падающие на пол и на бесценный персидский ковер. Во второй раз — это был смех Дика Латхама. Сначала тихий, он все более усиливался, и под конец все тело миллиардера просто содрогалось в пароксизмах смеха. Он просто не мог сразу осознать все происшедшее, и сейчас это была реакция. Он смотрел на финал своего парадного обеда и безудержно хохотал. Эмма, такая энергичная и острая на язык, сейчас сидела в обрамлении раков и не могла найти подходящих слов. В довершение всего неожиданно появился дворецкий. События, очевидно, несколько помутили его разум, и он действовал неадекватно ситуации. В одной руке он тащил за собой пылесос, пытаясь выловить им злополучных раков из платья Эммы. В другой руке у него был пожарный рукав. Хорошо, что еще он не успел включить воду! Тут уж вся компания начала безудержно хохотать. Эмма, гвоздь программы, неожиданно для себя всхлипнула, а потом разразилась таким же безудержным хохотом, что и все остальные.
— Ел все, суп из черепах, ласточкиных гнезд, но из главного редактора! Такого еще не было! — всхлипывая от хохота, пробулькал Алабама.
— Смотри не объешься. Он может быть острым! — хохотала Пэт.
— Я не понимаю — суп во мне или я в супе? — вопрошала, заливаясь смехом, Эмма.
— Надо попробовать на вкус, так не поймешь, — поддавал жару Дик Латхам.
— Не надо рисковать, Дик… — в унисон закричали гости.
— Боже! Ну и дела… Такого ланча, у меня никогда еще не было! — пробормотал наконец Дик Латхам.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
— Я не говорю вам нет, — засмеялась Пэт, выигрывая время.
Что-то скрывалось за этой невероятной историей с потрясающим контрактом, который ей предложили. Но Пэт никак не могла за что-нибудь ухватиться. Не было ни одной зацепки. Ни Ритцу, ни Веберу, ни Ньютону не предлагали подобные условия. А сейчас ей, оказавшейся на распутье в искусстве фоторепортажа, просто предлагали луну с неба, да еще и все звезды впридачу. Все как в сказке. Невольно Пэт стала подбирать в уме возможные сюжеты для этого чертова журнала «Нью селебрити». Но пока ничего не шло в голову.
— И я буду сама выбирать, чем мне заниматься? Я имею в виду, что вам не потребуются эти кошмарные репортажи ночной жизни, что я делала в Нью-Йорке?
— Все будет зависеть только от вас. Если захотите продолжать эту тему — пожалуйста. Не захотите — не будет никаких возражений.
— Вы сказали, две работы в год. Но вы не назвали срок выполнения работы. Как такое может быть?
— Ну, думаю, мы это сможем уладить. Конечно, было бы неплохо, если бы уже кое-что было бы для первого выпуска нашего нового журнала. Но если в портфеле пока пусто, ничего, переживем. Все что я имела в виду, предлагая Вам такие условия, это то, что на вас не будут слишком уж сильно давить, связывать руки. Я думаю, что мы прекрасно сработаемся. Я могу прекрасно уживаться с теми, кем восхищаюсь и уважаю. Вся проблема лишь в том, что мало кто может попасть в этот ряд.
— Ладно, я согласна, — заявила решительно Пэт.
Было время для размышлений, но оно быстро кончилось. У нее появилась фантастическая работа! Она теперь сама могла творить искусство! Ладно, она будет работать на Эмму и Дика Латхама, но только самую малость. Главное другое: она получила свободу действий и могла оставаться в Малибу вместе с Алабамой. Она будет его слугой, подмастерьем и к тому же сможет заработать приличные деньги, выполняя условия необременительного контракта. Все, что требовалось от нее — продолжать работать с полной отдачей. А тут проблем быть не должно. От нее требовались великолепные фотографии, и они их получат.
Эмма подскочила в возбуждении.
— Отлично. Это просто здорово, что все у нас получается! — Она обняла Пэт в восторге.
В душе Эмма тоже была в диком восторге. Весь ее успех зависел от той команды, что она сама себе подберет. Тут нельзя было ошибаться или продешевить. А найти людей и правильно расставить их по местам — это и был главный талант Эммы Гиннес. И она уже кое в чем преуспела. Майкл Флобер — подающий надежды журналист, занимающийся вопросами грядущей моды, уже был согласен показать ей свой портфель проектов. Кит Джакоста вышел наконец из своей башни слоновой кости в грешный мир и согласился помогать ей разрабатывать литературную жилу в новом журнале. Триумвират Паркер — Флобер — Джакоста был основой успеха нового журнала. У Эммы самой дух захватило, едва она представила себе, какое блестящее будущее их всех ждет.
— Пэт, пойдем выпьем немного шампанского за наш успех, — предложила Эмма.
— Нет, я пью только коку, — со смехом отказалась Пэт, тщетно пытаясь придти в себя и осознать, что все происходит не в сказке, а в реальной жизни.
— Вы не будете? О Боже! Ну а я все равно выпью! — воскликнула Эмма.
По правде говоря, за всю свою жизнь Эмма никогда не напивалась допьяна. Она всегда держала себя в руках, а это выработало привычку к жестокому самоконтролю. Но Эмма также знала, что люди никогда не доверяли тем, кто в чем-то сдерживал себя, ограничивал тем или иным способом. Непьющие и некурящие не вызывают особой симпатии. И Эмма применяла в своей тактике общения с людьми тщательно продуманные слабинки типа бокала шампанского или что-то в этом роде. Мол, ничто человеческое нам не чуждо.
— Тогда пойдем прогуляемся по берегу. Теперь я твой босс, и ты должна развлекать меня, — сказала Эмма со смехом и две новые подруги, взявшись за руки, вышли через решетчатые французские двери на песок частной волейбольной площадки, огражденной забором. Солнце освещало их на фоне темно-зеленого океана. Чистый воздух наполнял их легкие.
— А я люблю кататься на доске по волнам, — неожиданно сказала Эмма.
— Что? — не веря ушам, переспросила Пэт.
— Что слышала! Это так здорово! Крепкие мускулы, волосы, развевающиеся на ветру, морская соль на губах! С того самого момента, как я приехала в Малибу, я ни о чем другом и не мечтаю! — звонко смеясь, воскликнула Эмма, стремясь перекричать шум волн.
— Эмма, ты шутишь! А как у тебя дела с Диком Латхамом? Похоже, у вас что-то завязалось? — ввернула Пэт.
— Он слишком хорош, чтобы поверить в его добрые намерения, — задумчиво произнесла Эмма, усаживаясь на краешек серфинга, выброшенный волнами на песчаный берег океана.
Что имела в виду Эмма? Что Латхаму нравились девушки в десять раз красивей Эммы, типа Пэт Паркер? Что ему нравился именно такой тип женщин, и он не сводил глаз с лица и фигуры Пэт с тех самых пор, как она только появилась? Девушек типа Паркер, чей заработок в двадцать пять раз меньше, чем у Эммы…
— Послушай, иногда, раз в год, люди бывают добрыми, — сказала Пэт.
— Ну, я не думаю, что Дик такой уж хороший. Нет, хорошо, что он богат, что он крепкий мужчина, хорошо, что он прекрасно выглядит. Хорошо, что он знает, что нужно женщине для счастья. Но мне все же кажется, что он очень плохой человек.
— У тебя с ним связь? — спросила Пэт. Она еще никогда не встречала более открытого человека, и с головокружительной скоростью узнавала все тайны Эммы, даже самые интимные.
— Нет, у меня с ним ничего не было до тех пор, пока однажды он не позвонил мне и не предложил приехать в Малибу. И мы полетели сюда самолетом. Там все и произошло.
— Не может быть, — не поверила Пэт, глядя на подругу широко раскрытыми от любопытства глазами.
— Нет, может. Там, в миле от земли, мы и познали друг друга.
— Но почему, как все…
— С превеликими трудностями и всевозможными ухищрениями. Дик сказал, что всегда хотел это попробовать, а я, как его работник, не стала ему противиться. Признаться, приятного было мало. Но цель оправдывает средства. После этого я смогу добиться многого. А он почувствовал себя членом весьма необычного, я сказала бы, «возвышенного» клуба, — рассмеялась Эмма. — Ну и потом, это была хорошая зарядка и разминка для затекших мускулов. Так что нет худа без добра. Теперь такая воздушная акробатика практикуется в небе Америки.
— Боже! Эмма, ты рассказываешь невозможные вещи. В это так трудно поверить! Я всегда считала Латхама крайне холодным и невозбудимым человеком. Я даже и представить его не могу…
Пэт старательно пыталась представить Дика Латхама в некотором положении, но ей это никак не удавалось. Определенно у Латхама были какие-то сложности. У него всегда были женщины, но, возможно, результат не всегда оправдывал их ожидания. У Эммы был великолепно подвешенный язык и острый ум, но она по всем статьям резко отставала от тех длинноногих красавиц, что гроздьями висели на его руках на многих журнальных фотографиях. Тут было над чем подумать. Что это? Поиски чего-то новенького? Вызов? Просто дурные манеры? Пока ответа на это не было. Как только она с ним познакомилась, Пэт сразу почувствовала его мужской интерес, но она тогда четко почувствовала, что что-то в нем не так. Одно было ясно с Диком Латхамом: он что-то скрывал.
— Ладно, я все-таки предпочитаю наслаждение от здешних мест всем неприятностям и трудностям. И я надеюсь, что дальше последует развитие событий и мы не ограничимся с Диком замечаниями о том, подходит ли этот пиджак или галстук к данному событию, — со смехом заявила Эмма. — А что у тебя за тайны, детка? Что у тебя с Алабамой? Он выглядит как царь лесной из древних легенд, но мне немного не по себе при мысли о том, в каком виде его нижнее белье.
— О Боже! Нет, все не так! Он мой герой, но и только. Он очень добрый и благородный человек. И потом, он самый честный из всех людей, кого я встречала когда-либо.
— Какой ужас! Честные люди всегда так жестоки и грубы! — воскликнула в ужасе Эмма.
— Да, он и вправду немного жесток, но только, по отношению к тем, кому не доверяет.
— А не доверяет он Дику, не так ли?
— Ну, я не думаю, что так. Просто он не особенно любит бизнесменов, и к тому же у них еще в прошлом была стычка в Париже.
— Все, что я знаю, так это то, что Дик собирается купить земли в этих горах. Я не знаю зачем, но ему нужен Алабама, который здесь царь и Бог. Дик прознал, что Алабама может многое. Сейчас они разговаривают друг с другом и, вполне вероятно, делают предложения, от которых очень трудно отказаться. Я думаю, что теперь они немного поутихнут. Малибу должен примирить их. Они деловые люди, а не повесы… к сожалению…
— А как ты познакомилась с Латхамом? — спросила Пэт у Эммы.
— Все очень просто. У Дика очень развита англомания. У него есть дом на Честер-сквер, там, где обычно живут богатые американцы. Ну и гости: члены палаты общин, победители Уимблдонского теннисного чемпионата и тому подобная публика. Он искал, кто может вернуть к жизни его детище — журнал «Селебрити». А я как раз только что смогла поправить дела с журналом «Класс». Когда он предложил мне жалованье в миллион долларов в год, я немедленно согласилась. Я была так рада вырваться из этой Англии!
— Эй, ты это о чем? Разве тебе не нравится твоя страна? Я, например, все время мечтаю там побывать! — воскликнула в недоумении Пэт.
— Ну да. Туристы всегда остаются ею довольны, к ним хорошо относятся, и за короткий срок они не успевают намучиться с погодой и английской пищей. И только настоящие англичане знают свою страну, и она им не всегда по нраву. И потом, там все время идет необъявленная гражданская война и в ней не берут военнопленных. Она безжалостна. Рабочие воруют, аристократы пьют, а буржуазия за всех отдувается. Это просто кошмар, поверь мне на слово. Для вас, американцев, это непонятно. Классовая борьба у вас носит этнический характер. У вас есть угнетенные черные, изгнанные со своих земель краснокожие, в окна еврейского доктора кидают булыжники. Но все это детская возня по сравнению с тем, что происходит ежедневно в Англии. Там все буквально помешаны на этой самой гражданской войне. Это уже стало образом жизни. И в этой борьбе люди не щадят ни своих сил, ни жизни других, ради посвящения в рыцари этой бессмысленной свары.
— Но разве Тэтчер не может положить всему этому конец? — изумилась Пэт Паркер.
— Видит Бог, она старается. Но скорее они покончат с ней. И пока они не покончат с королевской династией, все будет продолжаться по-прежнему.
Эмма неожиданно резко и ожесточенно заговорила о своей родной стране. Проступило что-то очень дикое и явно небезопасное. Она потемнела лицом, губы ее поджались, в глазах замерцали недобрые искорки. Пэт наблюдала за ней, и все тщательно откладывалось у нее в памяти. Как и с Диком Латхамом, первое впечатление от знакомства с Эммой было обманчивым. Внутри Эммы бушевала ненависть. Пэт почти могла потрогать ее руками, так явственно она ощущалась.
— Нельзя так чувствовать себя в Малибу. Это противозаконно, — сказала мягко Пэт.
Эмма вздрогнула, словно высвобождаясь из объятий ночного кошмара.
— Что? Ах да, Англия. Я села на своего любимого конька. Для меня это не самый удачный предмет для разговора, — судорожно произнесла она.
— Ну, о своих родителях я говорю еще хуже, — произнесла Пэт в знак солидарности с Эммой.
— Что, плохие?
— Самые плохие, каких только можно представить. — Пэт даже закусила губу от горечи нахлынувших воспоминаний.
Но Эмма Гиннес вовсе не намеревалась выслушивать ее рассказ. История жизни других людей ее вовсе не занимала. И в этом отношении она была истинной англичанкой.
— У меня, наверное, тоже были родители. Я никогда ими особенно не интересовалась, — произнесла она.
Эмма поднялась.
— Пошли, я проголодалась, и надо переодеться к ланчу. Мы довольно сильно задержались. Пойдем быстрее, а то они там заговорят друг друга до смерти.
Пэт тоже поднялась. Новая работа. Члены палаты общин, горный клуб, Алабама, эксцентричный миллиардер, ее новый босс, который любит кататься на серфинге и мечтает стать женой Латхама. От всего этого голова шла кругом. Ясно было лишь одно — наступило время ланча.
— Попробуйте немного сальсы. Это очень острая штучка.
— Угу, — только и пробормотал Алабама, выливая в черепаховый суп соус.
— Если вы хотите прикончить меня, то почему обязательно за едой?
— О, я абсолютно уверена, что вы всегда и везде и без труда найдете способ достойно отразить любое нападение, — мягко произнесла Эмма, наливая себе белого вина «Нэпа Вэлли».
Латхам позволил себе небольшой смешок. Его деловая часть беседы с Алабамом превзошла самые смелые ожидания.
На Алабаму произвели впечатление его планы построить дом, который он на самом деле и не собирался строить. Он даже нанял архитектора Ричарда Мартина, чтобы вписать этот дом в окружающий ландшафт. Они подробно обсудили с Алабамой все детали того, как удобнее всего разметить дом в горной местности, как спрятать все коммуникации и при этом сделать постройку почти невидимой.
— Ладно, посмотрим, как пойдут дела. Надеюсь, что нам заморский законодатель мод не будет повторять старых ошибок… и не наломает дров в кадровом вопросе…
Атмосфера за столом потихоньку накалялась. Алабама сидел с воинственным видом. Пэт заметила, как покраснела Эмма. Она жила в неспокойном мире, и ее близость с боссом в небе Америки, похоже, пока не принесла ей никаких дивидендов. Сейчас шел деловой разговор, а в этом Дик Латхам юмора не терпел.
— Надеюсь, что я потом не пожалею о том, что я сейчас скажу, — неожиданно громко и решительно произнесла Пэт. — Дело в том, что я решила принять предложение Эммы и согласилась работать в ее журнале.
— Что ты сказала? — Алабама выстрелил в нее вопросом.
— Только то, что Эмма предложила мне работу в журнале «Нью селебрити». Я заключаю очень выгодный для меня контракт. По нему я обязана сделать две работы в год по своему выбору. Разве это не замечательно? Ведь это означает, что я смогу оставаться здесь, в Малибу, и в то же время смогу заняться любимым делом.
— Скажи на милость, зачем тебе потребовалось искать работу? — наконец пришел в себя Алабама. Он был полностью потрясен.
Пэт смогла это предвидеть и сейчас не испугалась его реакции. Она знала, что нечто подобное должно произойти. Она заметила испытующий взгляд Латхама, сидевшего напротив нее. Его явно занимала сцена, помимо всего прочего, его чисто в спортивном плане интересовало, сможет ли она выдержать явное давление.
— Любому художнику необходимо самовыражение. И ты, Алабама, это прекрасно знаешь… Скажи, сколько выставок ты организовал за последнее время? Сколько сделал фотографий, а сколько оформил книг?
Пэт смотрела прямо в глаза Алабаме. Она точно знала, что сейчас должно произойти.
— Я не собираюсь мараться со всякими глупыми журнальчиками, — резко бросил Алабама.
— А когда тебе было столько же, сколько мне сейчас, ты продавал свадебные фотографии в Кентукки, — жестко вбивала каждое слово Пэт.
Глаза ее воинственно горели, и она с трудом сдерживала себя. А сейчас ей это было просто необходимо сделать, она впервые в жизни была на грани срыва. И ей это удалось — сказались уроки, полученные во время самых страшных и беспощадных войн, иначе именуемых семейными ссорами.
— Вам повезло, — промурлыкала Эмма. — Свадьбы почти ничем не отличаются от похорон: и там и там люди выглядят так глупо.
Алабама ее не услышал. Упоминание о Кентукки и о том, чем он там занимался, было явно ударом ниже пояса.
Дик Латхам почувствовал себя как на теннисном турнире в Уимблдоне. Ланч неожиданно превратился в спортивное зрелище. Всегда забавно смотреть на спорщиков со стороны. Но чью же сторону принять? Бывалого матерого экологиста Алабамы или этой длинноногой, со стройной грудью озорной девчушки? Дик поморщился. В любом случае он ничего не выигрывает.
— Я нисколько не стыжусь того, что делал в Кентукки. Это было честное занятие и я многих осчастливил…
Алабама примолк, неожиданно осознав, что, вопреки всем своим принципам и правилам, самым глупым образом оправдывается. Инициатива была не у него. Он попробовал собраться для контратаки. Но разве Пэт Паркер не делала такую же честную работу, как он, и не была так же молода, как он когда-то? Ладно. Сделаем по-другому, решил он.
— Журнал «Селебрити» — это как раз тот самый счастливый случай для оправдания существования разного рода паразитов и богатых бездельников, — бросил он решающий козырь.
— Надеюсь, что это так, — улыбнулась ему главный редактор журнала Эмма Гиннес. — А если нет, то стоит попробовать и пойти по предложенному вами варианту.
Дик Латхам, несмотря на прямой выпад против его любимого детища — журнала, не выдержал и расхохотался. Теперь была очередь Пэт Паркер. И подача не замедлила.
— В твоих словах, — заметила она небрежно, — звучит снисходительность превосходства и элитарность. А в свободном обществе люди сами выбирают, что им по душе. И по большей части они всегда бывают правы в своем выборе. По крайней мере чаще, чем те, кто ставит свое личное мнение над мнением общества. А жизнь такая непростая штука, и она все сама расставляет по местам.
К сожалению, все люди ошибаются, и интеллектуалы в том числе.
Алабама покраснел. Он побагровел. Он просто стал красным как вареный рак. Он начал пульсировать, как огнедышащий вулкан, и Латхам почти физически ощущал жар, исходящий от него.
— Я не этот недоносок-интеллектуал. — Само слово «интеллектуал» сейчас просто бесило его.
— Я знаю это, Алабама, тогда перестань нести чепуху, словно ты и вправду этот самый «умник».
— Не дави на меня.
— А ты не дави на публику.
— Я ничего больше не хочу слушать. Ты ворвалась в мою жизнь незванно, потому что тебе требовалась помощь. А сейчас ты сидишь здесь и указываешь, что мне следует говорить и чем думать, словно я уже листаю этот ваш проклятый журнал. Может быть лучше, если ты займешься своими делами, а я своими. Может быть, тебе стоит убраться ко всем чертям и никогда оттуда не возвращаться?
Алабама резко вскочил. От его движения кресло отлетело назад как раз под ноги несчастному дворецкому, который нес очередную перемену блюд. Провидению было угодно послать именно в этот момент великолепный овощной суп, в котором был лук, помидоры, всевозможная зелень, овощной салат с морскими деликатесами. Дворецкий пошатнулся, тщетно пытаясь сохранить равновесие и спасти свой драгоценный груз. Ему это не удалось, и все, что он гордо нес на подносе, посыпалось прямо на бедную Эмму Гиннес. Помидоры с луком, чеснок, молодая черемша вперемешку с лапшой повисли у Эммы на лице, на носу, на ушах… В глубокую ложбинку между грудями с булькающим звуком проскользнула подлива салата, и несколько раков медленно следовали тем же путем.
Эмма потеряла дар речи. Она ничего не боялась в жизни, но раки, ползущие ей под платье! Это было явно выше ее сил и мужества. Эмма завопила. Бедный дворецкий тщетно пытался выловить у нее из декольте раков, вытаскивая всякий раз вместо этого лапшу и куски лука. Раки продолжали зловеще ползти вниз. Эмма уже не просто кричала, она хрипела. В одночасье законодатель нового модного журнала превратилась в испуганного до смерти жалкого человека. Она только всплексивала руками и издавала булькающие звуки. Глаза ее никак не могли сфокусироваться на чем-либо, чтобы помочь ей обрести ориентировку в пространстве. Дворецкий бросил свое безнадежное занятие и опрометью выбежал из комнаты.
— Прошу прощения, я не хотел, — неискренне извинился Алабама.
— Бедная Эмма, — прошептала Пэт.
— Проклятье! — наконец смогла вымолвить жертва суповой атаки.
Над столом повисла тишина. Только дважды ее нарушали посторонние звуки: в первый — капли супа, падающие на пол и на бесценный персидский ковер. Во второй раз — это был смех Дика Латхама. Сначала тихий, он все более усиливался, и под конец все тело миллиардера просто содрогалось в пароксизмах смеха. Он просто не мог сразу осознать все происшедшее, и сейчас это была реакция. Он смотрел на финал своего парадного обеда и безудержно хохотал. Эмма, такая энергичная и острая на язык, сейчас сидела в обрамлении раков и не могла найти подходящих слов. В довершение всего неожиданно появился дворецкий. События, очевидно, несколько помутили его разум, и он действовал неадекватно ситуации. В одной руке он тащил за собой пылесос, пытаясь выловить им злополучных раков из платья Эммы. В другой руке у него был пожарный рукав. Хорошо, что еще он не успел включить воду! Тут уж вся компания начала безудержно хохотать. Эмма, гвоздь программы, неожиданно для себя всхлипнула, а потом разразилась таким же безудержным хохотом, что и все остальные.
— Ел все, суп из черепах, ласточкиных гнезд, но из главного редактора! Такого еще не было! — всхлипывая от хохота, пробулькал Алабама.
— Смотри не объешься. Он может быть острым! — хохотала Пэт.
— Я не понимаю — суп во мне или я в супе? — вопрошала, заливаясь смехом, Эмма.
— Надо попробовать на вкус, так не поймешь, — поддавал жару Дик Латхам.
— Не надо рисковать, Дик… — в унисон закричали гости.
— Боже! Ну и дела… Такого ланча, у меня никогда еще не было! — пробормотал наконец Дик Латхам.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Пэт Паркер медленно брела по песчаным дюнам. Ее «Никон», свешиваясь с руки, порой касался песка. Она только что пообедала в мексиканском ресторанчике и была в прекрасном настроении. Сейчас ей все казалось таким милым и восхитительным. Она со всем ощущала гармонию. Солнце, горы, море, песок — все ее радовало и умиротворяло. Она шла по берегу. Теплый, но не горячий песок приятно обволакивал ее ноги. Легкий морской бриз приносил соленый аромат моря. Кузнечики и цикады продолжали свою нескончаемую хвалу окружающему ее великолепию. Похоже, что здесь она наконец смогла если уж не найти себя, то уже была очень близка к конечной цели своего поиска. Жизнь неожиданно получила смысл. Все ее сомнения растаяли на солнце и смылись лазурным океаном в прошлое. На гребешке дюны Пэт немного, постояла, разглядывая Брод-Бич внизу. Он шел до самой Зумы и сейчас береговая полоса была полна загорелыми людьми. Это был просто сироп из обветренных лиц, из грудей, тонких и толстых ног. И все это мелькало и двигалось, словно в жаркий полдень в районе Центрального парка в Нью-Йорке. Пэт улыбнулась, когда вспомнила тот недавний ланч и как неожиданно все хорошо закончилось. Нет худа без добра — вот уж действительно пословица на все времена! Ее стычка с Алабамой не только не испортила их едва зародившуюся дружбу, но, напротив, углубила их отношения. Правда, при этом каждый дал понять другому, что с ним надо считаться. Алабама хотел ее подмять, а она ему не позволила это сделать. И успела заметить, как он зауважал ее еще больше и стал восхищаться не только ее художественным даром, но и ее сильным и независимым характером. Даже Латхама она сильно заинтриговала. И это было все как-то необычно, ведь теперь она была его служащей… Сам король прессы помогал Пэт найти работу! Но она не расслаблялась. Здесь, на песчаных пляжах Малибу, бродили живые сюжеты, которые могли бы стать ее визитной карточкой в издаваемом Латхамом и Гиннес журнале. И пора уже была браться за работу.
Пэт осмотрелась вокруг. Любители серфинга носились по волнам. Их длинноногие и большегрудые подружки на берегу сходили с ума от музыки, льющейся из наушников «уокменов». Их едва прикрытые части тела впитывали солнечные лучи, словно солнечные батареи, копя их про запас, чтобы темными ночами отдать в обмен свое тепло и энергию на нечто очень приятное. В волнах мелькнул виндсерфингист. Звуки прибоя, хлопки паруса, глухие удары теннисных ракеток, перемежающиеся с возгласами игроков — вот и все, что нарушало тишину побережья. Все было как всегда, и, как обычно в таких случаях, главная трудность заключалась в том, чтобы найти достойный объект съемок. В который раз Пэт тайно призналась себе, что фотографировать в аду было бы несравненно проще и легче, чем в благопристойном раю…
Тут она увидела его. Он стоял на вершине другой дюны, слегка отставив ногу и откинув голову навстречу ветру. Викинг, да и только, подумала Пэт оглядывая его стройную, залитую солнечным светом мускулистую фигуру. На нем были просторные джинсы, рубашка из грубой материи, под ней ослепительно белая майка подчеркивала мощную шею. Он застыл в странной позе, обратив свой взор куда-то в небеса. Все в нем было как-то необычно. Он был напряжен, готов к действию, казалось, только ждал команды что-то сделать, куда-то помчаться. Пэт выхватила свой «Никон», словно ковбой кольт, быстро прикинула расстояние, освещенность и поймала его в видоискатель. Пэт смотрела на него, словно охотник на дичь. Она затаила дыхание, ее палец плавно лег на затвор. Она продолжала неотрывно смотреть на это чудо. Он был орел, нет, лев. Он был героем из античных времен, ставшим на ее пути. Его широкие плечи венчались гордо посаженной головой, в которой должна была гнездиться железная воля. Мощная грудь скрывала в глубине сердце, которое еще не познало радости любви и было холодным как лед. Пэт смотрела на этот классический образчик мужской породы, и чем дальше она смотрела, тем труднее ей было оторваться. Их разделяло метров сорок, несмотря на это Пэт показалось, что она ощущает его аромат, запах мужчины. Ее палец снова напрягся и лег на затвор фотоаппарата. И в этот момент он шевельнулся. Его голова резко повернулась, и он уставился прямо в объектив. Пэт показалось, что его глаза видят ее насквозь, прямо через линзы объектива разглядывают всю ее подноготную. Палец ее замер, не в силах нажать на спуск. Она смотрела через камеру на него и вздрогнула, когда его зрачки встретились с ее. Пэт была готова сделать этот волнующий снимок. Видоискатель все еще удерживал его в кадре, но Пэт уже ничего не могла с собой поделать. Она просто не могла двинуть ни рукой, ни ногой. В голове ее пронеслась вереница самых разнообразных мыслей — желание, смущение, восхищение и стыд. Да, именно стыд, она боялась, что он все это легко прочтет в ее глазах. В Африке бытует поверье, что фотограф, делая снимок, крадет вашу душу. И сейчас она читала в его глазах этот упрек. Пэт не выдержала и опустила камеру. Потупила глаза и медленно, словно вопреки своей воле, пошла по песку к нему. Он стоял без движения, лишь внимательно ее разглядывая. Пэт никогда серьезно не злоупотребляла своей красотой. Сейчас она впервые поблагодарила Всевышнего, что он дал ей этот дар. Ее привлекательность станет ее защитой. И возможно, ее красота станет тем самым «сезамом», что откроет волшебную пещеру здесь, в Малибу. Пэт подошла поближе, застенчиво улыбаясь, и попыталась изобразить нечто вроде приветственного жеста, нелепо взмахнув руками.
Пэт осмотрелась вокруг. Любители серфинга носились по волнам. Их длинноногие и большегрудые подружки на берегу сходили с ума от музыки, льющейся из наушников «уокменов». Их едва прикрытые части тела впитывали солнечные лучи, словно солнечные батареи, копя их про запас, чтобы темными ночами отдать в обмен свое тепло и энергию на нечто очень приятное. В волнах мелькнул виндсерфингист. Звуки прибоя, хлопки паруса, глухие удары теннисных ракеток, перемежающиеся с возгласами игроков — вот и все, что нарушало тишину побережья. Все было как всегда, и, как обычно в таких случаях, главная трудность заключалась в том, чтобы найти достойный объект съемок. В который раз Пэт тайно призналась себе, что фотографировать в аду было бы несравненно проще и легче, чем в благопристойном раю…
Тут она увидела его. Он стоял на вершине другой дюны, слегка отставив ногу и откинув голову навстречу ветру. Викинг, да и только, подумала Пэт оглядывая его стройную, залитую солнечным светом мускулистую фигуру. На нем были просторные джинсы, рубашка из грубой материи, под ней ослепительно белая майка подчеркивала мощную шею. Он застыл в странной позе, обратив свой взор куда-то в небеса. Все в нем было как-то необычно. Он был напряжен, готов к действию, казалось, только ждал команды что-то сделать, куда-то помчаться. Пэт выхватила свой «Никон», словно ковбой кольт, быстро прикинула расстояние, освещенность и поймала его в видоискатель. Пэт смотрела на него, словно охотник на дичь. Она затаила дыхание, ее палец плавно лег на затвор. Она продолжала неотрывно смотреть на это чудо. Он был орел, нет, лев. Он был героем из античных времен, ставшим на ее пути. Его широкие плечи венчались гордо посаженной головой, в которой должна была гнездиться железная воля. Мощная грудь скрывала в глубине сердце, которое еще не познало радости любви и было холодным как лед. Пэт смотрела на этот классический образчик мужской породы, и чем дальше она смотрела, тем труднее ей было оторваться. Их разделяло метров сорок, несмотря на это Пэт показалось, что она ощущает его аромат, запах мужчины. Ее палец снова напрягся и лег на затвор фотоаппарата. И в этот момент он шевельнулся. Его голова резко повернулась, и он уставился прямо в объектив. Пэт показалось, что его глаза видят ее насквозь, прямо через линзы объектива разглядывают всю ее подноготную. Палец ее замер, не в силах нажать на спуск. Она смотрела через камеру на него и вздрогнула, когда его зрачки встретились с ее. Пэт была готова сделать этот волнующий снимок. Видоискатель все еще удерживал его в кадре, но Пэт уже ничего не могла с собой поделать. Она просто не могла двинуть ни рукой, ни ногой. В голове ее пронеслась вереница самых разнообразных мыслей — желание, смущение, восхищение и стыд. Да, именно стыд, она боялась, что он все это легко прочтет в ее глазах. В Африке бытует поверье, что фотограф, делая снимок, крадет вашу душу. И сейчас она читала в его глазах этот упрек. Пэт не выдержала и опустила камеру. Потупила глаза и медленно, словно вопреки своей воле, пошла по песку к нему. Он стоял без движения, лишь внимательно ее разглядывая. Пэт никогда серьезно не злоупотребляла своей красотой. Сейчас она впервые поблагодарила Всевышнего, что он дал ей этот дар. Ее привлекательность станет ее защитой. И возможно, ее красота станет тем самым «сезамом», что откроет волшебную пещеру здесь, в Малибу. Пэт подошла поближе, застенчиво улыбаясь, и попыталась изобразить нечто вроде приветственного жеста, нелепо взмахнув руками.