Буторин Андрей. За краем земли и неба

   – Не понимаю тебя, – сказал отурк, а в голове у Семена одновременно, словно синхронный перевод, булькнуло:
   – Я. Не понимать. Ты.
   – А и не надо, – хотел махнуть рукой солдат, но не стал, чтобы не начать крутиться. – Ну вас к лешему! Вы договорились?
   – Да, – ответили оба, снова синхронно. Видать, и впрямь стали едины разумом.
   – Тогда давайте так: пусть Бобик к своим сходит и все им расскажет. Потом он вернется, сообщит нам, что они решат, и мы подумаем, что делать дальше. Потому что если с вами все более-менее уже понятно, то у меня еще нерешенные вопросы остались.
   – Как я вернусь? – спросил вдруг отурк.
   – Да погоди, с тобой тоже решим, – поморщился Ачаду. – Пусть он сначала!..
   – Я и спрашиваю… – начал Акмээгак, но замолк вдруг, а потом снова зашлепал безгубым ртом: – Извини, я забыл!.. Я и он были единым целым, поэтому я так и спросил, от его имени. Сейчас я снова говорю только от себя. Он хочет спросить у тебя: как ему вернуться?
   – Да пусть просто поднимется на площадку вверху башни. Оттуда его свои услышат… – начал Семен, почти не удивившись столь быстрому симбиозу отурка и «собаки», но замолчал, увидев, что башни нет. – Сейчас… Минуточку терпения… – Он закрыл глаза, представил башню, а когда поднял веки, она снова красовалась перед ними.
   «Собака», смешно подергивая коротенькими ножками, подплыла к башне и быстро затрусила вверх по ступенькам.
   Прошло совсем немного времени, когда она снова показалась внизу.
   – Там. Никто. Нет. Там. Здесь. Одинаково.

Глава 41

   Такого поворота событий Ачаду не ожидал. Но сначала он решил убедиться сам. Бросив многолапым друзьям: «Ждите!», он побежал по башенной лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Выскочив на верхнюю площадку, он понял, что «собака» оказалась права: сверху был виден один лишь прозрачно-серый туман. Беляк был готов к этому и все-таки растерялся. Что теперь делать, он не знал. Для чего-то снял с плеча лучер, повертел его в руках. Зачем нужна теперь эта железяка? Она была верным, а порой и единственным решением во многих сложных ситуациях, но сейчас толку с нее было ноль. Только лишняя тяжесть! Ачаду поморщился и швырнул лучер в серую пустоту. Туда ему и дорога!
   Сейчас нужно было совсем другое оружие. Но какое? Стоп! Как они вышли из туманной серости в прошлый раз? Заиграл на дусосе Хепсу. Вот именно, на дусосе! Ачаду хлопнул по лбу и полез под кирасу, куда засунул отнятый у Нэсэ инструмент. Он поднес уже было трубочки к губам, но вовремя остановился. Ведь внизу его ждали Бобик и Нэсэ! Заиграй он сейчас, неизвестно, что с ними будет! А с ним самим? Ведь ему надо не просто вернуться – ему надо разыскать Хепсу! А как это сделать даже с помощью дусоса, непонятно.
   «Да уж, – подумал Учитель-солдат, – что-то эти фокусы серой пустоты совсем выбили меня из колеи! Сейчас бы наломал дров…»
   Ачаду начал спускаться по лестнице и только теперь до него дошла еще одна странность: сейчас новостную башню окружала только серая пустота, в которой не было ничего, кроме серого цвета, – даже силы тяжести. Но ведь он-то сейчас шел – именно шел, а не летел. Значит ли это, что башня все-таки реально стоит в каком-то из материальных миров? Если да, то почему в этот мир нет больше выхода? Впрочем, вопрос этот не казался Семену таким уж важным сейчас – куда важнее было определиться с дальнейшими действиями. А точнее – надо было эти действия каким-то образом осуществить. Он шагнул с последней ступеньки в туманную серость и, даже не оборачиваясь, понял, что башня снова исчезла.
   Бобик и Нэсэ смотрели на Ачаду выжидающе.
   – Нет там ничего… – буркнул он в ответ на немой вопрос.
   – Что будем делать? – спросил Акмээгак.
   – Вы сейчас снова вместе?
   – Да.
   – Это хорошо… – Ачаду поскреб в затылке, достал дусос и сказал: – У меня идея пока одна. Когда мы с Хепсу и Кызей сумели выбраться из пустоты… Надеюсь, что ребята тоже выбрались… Так вот, тогда Хепсу играл на дусосе. Думаю, что ты, Нэсэ, был прав: его звуки каким-то образом расширяют сознание, погружают его, как ты говорил, в глубину.
   – И ты хочешь попробовать?..
   – Да, я хочу сыграть на дусосе. Будет здорово, если вы оба и одновременно свяжетесь при этом со своими сородичами… Тогда переговорить о переселении сможете вообще без посредников.
   – А ты?
   – Ну, мне-то связываться вроде бы не с кем. Я ведь, так сказать, отрезанный ломоть…
   – Как бы ты вообще не исчез. Вдруг ты растворишься в пустоте, которая тебя и создала?
   – Что ж!.. Решайте тогда свои проблемы сами. Главное-то уже сделано. Плохо, что тогда я не смогу помочь Хепсу.
   – Может, ему и не надо помогать? Ты ведь не знаешь, где он и что с ним.
   – Не знаю… – свел черные брови Ачаду. – Впрочем, зачем гадать? Надо пробовать!.. Или у вас есть другие предложения?
   – Нет. Надо попробовать сделать так, как ты сказал. Но разве ты умеешь играть на дусосе? Я помню, у тебя это получалось плохо.
   – Играть я, конечно, не умею… Но в тот раз я вообще не знал, что такое музыка, а сейчас знаю.
   – А что такое музыка?
   – Так называют глубинные звуки на Земле… в том мире, где я жил… где жила часть меня.
   – Наверное, там живут очень счастливые существа, раз они знают, что это такое…
   – Я бы не сказал, что они сильно счастливы, – пожал плечами Семен. – Живут… Обычно живут. Смеются и плачут, любят и ненавидят, радуются и грустят… Музыка помогает, наверное, делать жизнь более насыщенной, но счастливей – вряд ли. Ладно, это сейчас к делу не относится. Давайте пробовать! Думаю, будет лучше, если вы сейчас попробуете настроиться на волну своих сородичей… Или как там у вас делается?
   Солдат поднес к губам дусос и дунул по очереди в каждую трубочку, чтобы примерно понять, какой звук издает каждая. Музыкального образования у него не было, но, как и любой, наверное, человек на Земле, музыку он слышал, многие мелодии были на слуху, да и медведь на ухо вроде бы не наступал… Семен стал вспоминать любимые мелодии. Первой пришла в голову «Soldier of fortune» группы «Deep Purple». Он уже вспоминал ее недавно, на «рыжей» планете… Да и сейчас он по-прежнему оставался солдатом. Солдатом удачи. Но все же ему почему-то не хотелось подбирать эту мелодию. Да и вряд ли смог бы подобрать… И Семен заиграл незатейливое «Во саду ли, в огороде», безбожно фальшивя и сбиваясь.
 
   Ничего не менялось. Нэсэ и Бобик по-прежнему висели рядом в прозрачно-туманной серости. По выражению их специфических «лиц» понять что-нибудь было невозможно. И вдруг… отурк закачался. То есть, он мотнулся в одну сторону и тут же стал поворачиваться. «Собака» же не отреагировала на это никак; непонятно было, видела ли она что-либо вообще, потому что ее янтарные глаза казались сейчас потухшими, словно по шарикам янтаря прошлись мелкой наждачкой.
   Акмээгак, все еще продолжая медленное вращение, неожиданно заговорил. Он бросал отрывистые слова, не всегда заканчивая фразы, будто стал мыслить в несколько раз быстрее обычного, и теперь его речь за мыслью не поспевала.
   – Не знаю, что… Знаю!.. Всё, всех. Не пустота. Единый разум!.. Я – часть… Трудно вместить…
   Ачаду напрягся. Если он правильно понял отурка… Нет, это невероятно! Но если… Такие возможности!.. Он тоже стал мыслить почти как Нэсэ – отрывками.
   – Вы сейчас вместе? Договорились о вашей проблеме?
   – Вместе со всеми… в мире!.. Разум один!.. Моя проблема – малая часть… Решено… Вижу всех!.. Знаю всё!..
   Ачаду шумно сглотнул.
   – Ты видишь Хепсу?! – закричал он, словно Акмээгак находился где-то очень далеко.
   – Да, вижу… – глухо отозвался Нэсэ. – Комната, женщина, твой портрет на стене…
   – Постой, ты же не знаешь Хепсу, – вспомнил Ачаду.
   – Знаю. Всех… Хепсу, Дима…
   – Какой еще Дима?
   – Там он – Дима. И Хепсу тоже…
   – А откуда там мой портрет?
   – Дом – твой. Твоя мать говорит… Диме… Хепсу…
   – Моя мать?! Мой дом?.. – Ачаду задохнулся, словно вместо воздуха и впрямь глотнул пустоту.
   – Есть возможность… Тебе быть там, Хепсу – здесь!.. Только сознания… Тела останутся…
   – Обмен разумов?! – ахнул Семен. – Я правильно понял?
   – Да. Решай быстро!.. Мне трудно… Скоро выйду…
   – Подожди! – закричал Ачаду. – Ты сказал – тела останутся. Но мое тело, возможно, химера! Что если Хепсу переберется в него, а оно вскоре исчезнет?
   – Нет… Обычное тело… Как у человека Земли… Как у Димки…
   – Но мне надо хотя бы поговорить с Хепсу!..
   – Говори… Быстрей!.. – почти простонал отурк, и тут же тон его голоса резко сменился: – Ачаду! Это я, Хепсу! Я все знаю… Я согласен!
   – Мальчик мой! Там тебе будет лучше! Моя мама… Она хорошая, добрая!.. Здесь тебя ждет неизвестно что!
   – Твоя мама хорошая, но она ждет тебя! Все равно ждет, хоть и знает, что… А мне надо туда!.. Там Кызя! И надо же вернуть тебе доброе имя там, в нашем селении!.. А еще – мой отец… Мне надо разыскать его!
   – Но ты знаешь, что нам придется поменяться телами?
   – Да, знаю… Это не страшно. Только тебе…
   – Придется снова побыть мальчиком? – улыбнулся Ачаду. – Ничего. Это тоже не страшно. Тем более рядом с мамой…
   – Всё… – захрипел отурк. – Не могу…
   – Подожди! – взмолился Ачаду. – Последний вопрос! Где отец Хепсу?..
   – Умники зна… – начал Акмээгак и вдруг пропал. Исчезла и бесконечная серость вокруг.
   Семен сидел в знакомой до последнего цветочка на обоях комнате напротив… своей мамы.
 
   Людмила Николаевна ничего не смогла бы заметить глазами: перед ней, как и мгновение назад сидел тот же Димка – черноволосый, растрепанный, в клетчатой, полинявшей черно-зеленой рубахе. Но материнское сердце екнуло, дало сбой и забилось вдруг часто-часто.
   – Сема… – шепнула она побелевшими губами. – Сыночек!
   – Мама! – кинулся к женщине бывший солдат.

Глава 42

   Хепсу был готов к изменениям, но когда очутился в абсолютной темноте, испугался. Мелькнула даже шальная мысль, что ничего с «обменом разумами» не вышло, и его сознание, покинув тело, так и осталось «болтаться» где-то, не имея материальной основы. Эта мысль напугала его еще больше, и Хепсу невольно всхлипнул. Вырвавшийся звук его немного успокоил: ведь чем-то он его издал, значит, тело есть! Мальчик поднес невидимые руки к лицу. Лоб, нос, щеки… Что это? Кожа не щеках не гладкая, а словно колючая… Хепсу опустил руки и случайно коснулся груди. Все сразу встало на свои места. На нем надета металлическая кираса. А щеки колючие, потому что на них щетина. Значит, обмен состоялся!.. Хепсу стало не по себе. «И почему здесь такая непроглядная тьма? – содрогнулся он. – Может, у меня что-то с глазами? Ачаду вроде бы на зрение не жаловался…»
   – Эй!.. – тихонько позвал он. – Здесь кто-нибудь есть?
   – Да, – послышался в ответ низкий голос без эмоций. – Здесь я.
   – Кто «ты»?
   – Акмээгак. Или Нэсэ. Ты уже Дима?
   – И Дима тоже, – немного подумав, сказал Хепсу.
   – А еще? Хепсу? Ачаду и Семена нет?
   – Только Димка и Хепсу.
   – Значит, все получилось.
   – Я не очень понял: как? Как все это вышло? Что ты говорил про общий разум?
   – Тебе не понять.
   – Ой-ой-ой! – почти по-Кызиному фыркнул Хепсу. – Один ты умный! Ачаду мне все рассказал о вашей первой встрече, а в этой дурацкой серой пустоте я и сам бывал.
   – Она не дурацкая. И вовсе не пустота. Она – это мы. Все мы.
   – Вот это ты мне, пожалуйста, объясни!.. Нет… Сначала скажи: где мы сейчас? Почему здесь так темно?
   – Мы в корабле. Моём. Мне свет не нужен. Я вижу в другом диапазоне.
   – И куда мы летим?
   – Ко мне на родину.
   – Нэсэ! – начал сердиться Хепсу. – Почему мне из тебя все клещами вытягивать приходится? Расскажи сразу по-нормальному: куда? что? зачем? Ладно, куда – я понял. Мне Учитель рассказывал, где ты живешь. А остальное?
   – Мне надо перевезти семью в другой мир. Сейчас прилетим, и я этим займусь.
   – Понятно. – Вообще-то понятно было Хепсу не все, но судьба отурков, если честно, его заботила мало. – А теперь расскажи мне, что ты узнал о пустоте.
   – Это не пустота. Это наш разум. Общий. Всех, кто живет в мирах, ограниченных основой.
   – То есть мы все – братья по разуму?
   – Мы – не братья. Мы – это одно… Одно целое, состоящее из множества отдельных частиц. Зачатки разума есть у каждой отдельной части или как у меня – общее сознание сразу у нескольких, но общий разум у нас один. Это и есть то, что вы… что мы называли серой пустотой.
   – Но почему я его не ощущаю, этого общего разума?!
   – Ощущаешь. Только не понимаешь. Я тоже не понимал. Пока не слился с ним при помощи музыки.
   – Слился? Выходит, ты теперь знаешь все про всех? Одновременно?
   – Сейчас – нет. Для этого надо быть там, в пустоте. Которая не пустота. Теперь я снова стал таким, как был прежде. И тогда не знал все и про всех. Я одновременно мыслил, но не вычленял мысли каждого. Сосредоточился сначала на своей проблеме. Потом стал тобой… Вычленил твои мысли. Потом связал тебя и Ачаду.
   – Он спросил тебя о моем отце, – прошептал Хепсу. – Ты не успел ответить…
   – Я не успел вычленить его сознание как следует. Но в его мыслях были так называемые умники. Орбод и Андихе.
   – Я их знаю!
   – Значит, тебе надо к ним. Если хочешь узнать об отце.
   – Да, хочу. И мне по-любому надо к умникам. Ты отвезешь меня к ним?
   – Как? Идет война…
   – Какая война? Вы разве не переселяетесь? К чему теперь воевать? И вообще… Ты сам только что говорил, что все мы – это одно целое. Выходит, ты собираешься воевать сам с собой? Глупо.
   – Да, глупо. Неразумно. Возможно, наш общий разум еще очень молод. Может, он всего лишь младенец. И не ведает, что творит.
   – Красиво сказал!.. – снова фыркнул Хепсу.
   – Я услышал это в сознании Семена. Правда, красиво. Но для всех нас – не очень хорошо.
   – Любой младенец когда-нибудь вырастает. Если ему не помешают. Да! А этот наш общий разум – один? Есть еще подобные где-нибудь?
   – Не знаю… Не успел понять. Если он – младенец, то и сам может этого не понимать.
   Хепсу усмехнулся и продекламировал:

 
– Разум плачет в колыбели.
Хочет кушать? Хочет пить?
Разум просто не успели
К этой жизни приучить.
 
 
Он, дитя, еще не знает
(Он во всем покуда ноль),
Что не только ожидает
Его радость, но и боль.
 

   – Хорошо. Твоя способность меня восхищает.
   – По твоему голосу этого не заметно.
   – Я редко общаюсь с кем-то, кроме себя… А с членами семьи мне не нужно говорить.
   – Да ладно, это я так, – улыбнулся Хепсу темноте.
   – Не могу понять, откуда в тебе эти способности? Эта – играть словами, и другая, самая главная, – извлекать глубинные звуки…
   – Если верить тебе, мы все это умеем. Только не знаем об этом.
   – Да, это так. Но ты – знаешь. Почему?
   Хепсу пожал плечами, хоть в темноте этого не было видно. Впрочем, отурк говорил, что ему не нужен свет, чтобы видеть.
   – Я думаю, – продолжил Акмээгак, – что глубинные звуки – это нечто большее, чем просто игра. Но это и так уже понятно. Я полагаю, что эти звуки – сама основа разума…
   – Да ну! – не выдержал Хепсу. – Разве бывает такая основа?
   – Почему нет? Глубинные звуки, или музыка, как называл их Ачаду, это та ткань, в которую вплетено сознание. Поэтому, когда мы ее слушаем… нет, когда мы ее слышим, мы обретаем связь с общим разумом. По крайней мере, некоторые из нас. Ведь слушать и слышать – это разные понятия. Суметь услышать – вот что главное! И тот, кто способен на это, – поистине всесилен и вечен. Только тот живет везде и всегда.
   – Ладно, Нэсэ, это все, конечно, очень интересно. Но давай решать, как отвезти меня к умникам!
   – Я могу дать тебе корабль. Могу управлять им издалека. Но война…
   – Опять ты про свою войну! – топнул Хепсу и сжал кулаки.
   – Дослушай! Война – глупое, бесполезное, ужасное занятие. С этим я согласен. И многое понял теперь. Но умники, да и остальные люди, – они-то не знают, что я больше не хочу воевать! Они увидят мой корабль и начнут по нему стрелять. Я знаю, что умники придумали много хитростей для уничтожения моей техники. Взять те же ракеты… Они подобьют тебя, взорвут, уничтожат!
   Хепсу задумался. Отурк был прав. Но выход должен существовать! Его непременно нужно найти!
 
   Корабль тряхнуло. Не сильно, но вполне ощутимо. Хепсу ойкнул, потеряв равновесие, но быстро переступил и удержался на ногах. Он понял, что произошло, но Акмээгак подумал, что человек испугался.
   – Мы коснулись основы, – сказал он. – Скоро прибудем.
   – К тебе?
   – Да, ко мне. К умникам я с тобой не поеду… Да и тебе пока не советую. Оставайся на моей земле. Тебе хватит здесь места и пищи на несколько долгих жизней!
   – Но у меня она всего одна, и короткая! – возразил Хепсу. – А успеть надо очень много.
   – У тебя мало шансов уцелеть, если отправишься к умникам на моем корабле.
   – А у тебя что, есть другие?
   – Нет.
   – Тогда о чем говорить? Поеду на твоем.
   – Мне будет жаль, если ты умрешь.
   – Мне тоже.
   – Может, попробовать с помощью музыки… – начал было отурк, но сразу замолчал, поняв всю бесполезность сказанного. А вот Хепсу вдруг ухватился за эту идею.
   – Нэсэ, ты можешь сделать так, чтобы, когда я играл внутри корабля, музыка была бы слышна снаружи? И очень громко.
   – Могу, – недолго подумав, сказал Акмээгак. – Это можно будет сделать легко и быстро. Когда приедем. А зачем?
   – Мы уже, кстати, приехали, – вместо ответа заметил Хепсу, почувствовав, что корабль больше не движется.
   Носовые створки стали расходиться. В расширяющийся проем ударил свет. Чешуйчатый шестилапый увалень и молодой беловолосый мужчина шагнули к нему одновременно, будто свет этот нес в себе нечто большее, чем поток фотонов, словно он излучал еще и надежду.

Глава 43

   Хепсу поразила неприятная пустота берега, к которому причалил корабль. Даже не пустота – все же раскинувшееся перед ними темно-серое, явно рукотворное, гладкое поле «украшали» многочисленные сооружения в виде геометрических фигур, – а, скорее, «оголенность» пространства. Здесь не было деревьев (отсутствовала растительность вообще), не ходили люди (или те же отурки). Как говорится, жизнью тут и не пахло.
   И даже привычный, по определению, к родному пейзажу Акмээгак начал вдруг поворачиваться налево-направо, обозревая выпученными зеленоватыми полушариями берег, словно видел его впервые.
   – Странно… – сказал он. Обычно безэмоциональный голос его дрогнул. – Я снова один. Не чувствую семьи…
   – Да? – Хепсу почесал белый затылок. Хотел сказать что-нибудь еще, да не знал что. От него тут все равно толку было мало. Отурк и сам разберется, что к чему. Но тот, похоже, растерялся.
   – Неужели люди победили… – произнес очень тихо, но тут же возразил себе: – Нет! Не может быть. Здесь нет следов боя…
   – Ты хочешь сказать, что здесь никого нет? Может, они уже переселились?
   – Так быстро? Не думаю… Только если угрожала опасность… Но какая? – Нэсэ после этих слов надолго замолчал, превратившись в нелепую статую. Даже не качался, хотя наверняка был чрезвычайно взволнован.
   – Мы что, так и будем стоять здесь? – не выдержал наконец Хепсу. – Может, поищем твоих собратьев там? – Он махнул рукой в сторону диковинных зданий.
   – Нет, – очнулся Акмээгак. – Там их нет. Их нигде нет. Я бы чувствовал.
   – Так уж и нигде! Ведь ты не чувствовал их, будучи в пустоте!
   – Сейчас мы не в пустоте.
   – Зато они могут быть там. Или за пустотой. На «рыжей» планете.
   – Этого не проверить… – совсем по-человечески вздохнул отурк. – И это невероятно.
   – После всего, что с нами было, ты еще говоришь о невероятном? – поднял черные брови Хепсу. – И почему бы не проверить? Лети снова в пустоту! Вот он, корабль. Только меня отправь сперва к умникам. Есть тут еще корабли?
   – Есть… – сказал Нэсэ и начал вдруг снова крутиться, вытаращив глаза, а потом все-таки закачался. – О-о! Осталось три корабля! Где остальные?!
   А Хепсу неожиданно обрадовался и воскликнул:
   – Вот видишь! Нет кораблей! Значит, твоя семья и впрямь уже переселилась. Вот только с тобой они некрасиво поступили. Бросили…
   – Они – это и есть я. Я – это и есть они! Нельзя бросить самого себя. Эта оболочка, – он похлопал по чешуе коротенькими средними ручками, – ничего не значит!
   – Ну да! – криво ухмыльнулся Хепсу. – Ты ведь и без них сейчас живешь. И мыслишь самостоятельно. Чего же так себя принижать?
   – Да… Ачаду говорил похоже. Но я не могу привыкнуть… Так плохо быть одному… Послушай! – Выпученные полушария глаз отурка вспыхнули вдруг изумрудами. – Убей меня!
   – Ты что?! – отпрянул Хепсу. – Зачем это?
   – Ну, я должен быть с семьей. Без нее не могу, не хочу… Погибнет лишь это тело, а я все равно буду жив, в семье… Убей, прошу!
   – Даже не думай об этом! Говоришь ерунду какую-то!.. По-моему, мы уже решили с тобой, что убивать кого бы то ни было – это самая большая глупость! Вспомни, что ты говорил про общий разум? Убивая тебя, я убью часть себя! А я этого не хочу. И потом… Ты мне совсем запудрил мозги! По-моему мы с тобой от всех этих приключений малость того! – Он покрутил у виска пальцем. – Я ведь тебе только что говорил, а ты меня не слушаешь, похоже… Зачем тебе умирать, если проще и полезней для здоровья с семьей воссоединиться!
   – Да, да, да! – закачался отурк. – Я и вправду перестал нормально мыслить. Надо лететь! – И Нэсэ повернулся к кораблю с очевидным намерением забраться в него и отчалить.
   – С тобой все в порядке?! – сердито крикнул в бурую чешуйчатую спину Хепсу. – А про меня ты забыл?
   – Летим со мной! – махнул когтистой лапой отурк. – Мне будут нужны глубинные звуки!
   – Вот уж дудки! – вырвалось у Хепсу земное выражение, прозвучавшее в данной ситуации каламбуром. – По-моему, мы договаривались, что ты отправишь меня к умникам!
   – Но как я найду в пустоте семью без музыки? – развернулся Акмээгак.
   – Да что ей делать в пустоте, твоей семье?! – рассердился Хепсу. – Они у «собак» уже в гостях! То есть, не в гостях даже, а дома теперь уж. Представишь в серости башню – ты ж ее видел! – поднимешься, спустишься, и все дела!
   – В последний раз башня не сработала…
   – Ну, я не знаю, Нэсэ! Придумаешь что-нибудь. Только мне тоже надо домой.
   – Не бросай меня! – неожиданно взмолился отурк. – Я… боюсь. – Полушария его глаз скрылись вдруг в малиновых складках глазниц. – Если я останусь один в пустоте… Я даже не смогу убить себя…
   Хепсу стало жаль это нескладное одинокое существо.
   – Я бы отдал тебе дусос, – сказал он, – но ты ведь не умеешь на нем играть.
   – Не умею…
   – Да и не сможешь, с таким-то ртом.
   – Не смогу…
   – Постой!.. – Хепсу, сказав про рот, почувствовал, как в голове промелькнула какая-то ассоциация. Неуловимая мысль, подсказка. Музыка, рот… Ртом дуют в дусос. Нет, не то… Что еще связано со ртом? Им мы едим, пьем, дышим, говорим… Стоп! Говорим… Музыка, или звуди, – это игра звуками, а игра словами – краслы, то есть стихи! Вот она, связь! Не одной ли они природы – стихи и музыка?
   И тут Хепсу, который был и Димкой тоже, понял, что сморозил мысленную глупость! Ну, конечно же, как он мог забыть? А песни?! Ведь это и стихи, и музыка!
   – Придумал! – радостно закричал он и от избытка чувств хлопнул отурка по шершавому боку. Тот от неожиданности закачался. – Будешь учиться петь!
   – Зачем? Как? Что это? – Зеленые полушария снова вылезли из малиновых складок.
   – А вот то! – широко улыбнулся Хепсу. – Это тоже музыка. Только с озвученным смыслом.
   – Более глубокая, чем глубинные звуки?!
   – По-разному бывает, – честно признался Хепсу. – Но тебя это не должно волновать. Мы подстрахуемся и слова напишем сами, подходящие к нашему случаю. А музыку… Возьмем, например… а вот хоть эту! Торжественно и строго. – И Хепсу запел на мотив «Я люблю тебя, жизнь», подражая интонациям Кобзона:

 
– Я хочу быть с семьей,
Я хочу ею быть и остаться!
И прошу: надо мной
Перестань, пустота, измываться!
 
 
Пусть ты серая вся,
Но я верю: совсем не пустая.
Нам одним быть нельзя,
Только вместе мы – сила, я знаю!
 
 
Ты – наш разум большой,
Ты единственный, лучший на свете,
Мы хотим быть с тобой —
Все твои неразумные дети!
 
 
Только больше себя
Не хотим называть пустотою.
Жизнь дана нам не зря,
И мы знаем, что это такое!
 

   Акмээгак закачался так, что непременно должен был упасть, но вместо этого он бросился к Хепсу, и тот в ужасе зажмурился, не понимая, отчего разъярился отурк и приготовившись к неминуемой гибели от когтистых мощных лап.
   Но вместо удара он почувствовал, как четыре лапы – две большие и пара маленьких сомкнулись на его спине и прижали тело к жесткой чешуе.
   – Это… это… – зашлепал снизу мокрый рот, – это великолепно! Это сработает! Я спасен!
   Только теперь Хепсу понял, что перепутал чувства отурка. То была не ярость, а восторг. Крайнее его проявление!
   – Учи! Учи меня скорей! – закричал Нэсэ, выпустив наконец человека из объятий.
 
   Отурк научился петь на удивление быстро. Ну, не то чтобы совсем петь… Скорее – выть. Зато душевно и громко. А слова выучил сразу. Они так запали ему в сердце (или что там у него было вместо него), что он то и дело повторял, то громко, то почти шепотом: «Я хочу быть с семьей, я хочу ею быть и остаться!»
   В конце концов Хепсу пришлось прервать чешуйчатого певца:
   – Нэсэ, давай теперь все же подумаем обо мне!