Страница:
Звягинцев поднял глаза на мрачно глядевшего куда-то мимо него Федюнинского и подумал, что говорит, наверное, совсем не о том, что интересует генерала. Извинился виновато:
- Простите, товарищ командующий.
- Ладно, майор. Иди, - махнул рукой Федюнинский.
...Оставшись один, командующий несколько минут сидел в глубоком раздумье. Собственно, ничего нового этот майор ему не сообщил. Федюнинский и раньше знал, что немцы развивают наступление, тесня Волховскую группу и угрожая выйти в тыл 54-й. Известно ему было и то, что противник перебрасывает на Волховское направление все новые подкрепления.
Это грозное обстоятельство могло стать роковым прежде всего потому, что отступающие войска принадлежали не 54-й, а другой армии, даже не входящей в состав Ленинградского фронта. Федюнинский мог выезжать в эти войска, посылать туда своих представителей, пытаться договориться с командующим Волховской группой генерал-майором Ляпиным о совместных действиях, но и только. Руководить этими войсками он не имел права. А ведь положением дел у Ляпина определялось состояние тыла 54-й. В таких условиях Федюнинский не мог развивать наступление на Погостье и Мгу. Более того, его армии грозило окружение.
"Как же поступить? - мучительно размышлял он. - Неизбежна ли сдача Волхова? Или ее можно предотвратить, если перегруппировать войска, подчинить их единому командованию?.. Время не ждет. Уже не дни, а часы решают судьбу Волхова. А ведь дело не только в Волхове! Ведь от этого города до ладожского побережья всего двадцать пять километров!"
Федюнинский снова, в который раз за сегодня, взглянул на карту и, подняв голову, резко крикнул:
- Адъютант!
Адъютант командующего тут же вырос на пороге.
- Доложи члену Военного совета, что прошу его зайти. Срочно!
С членом Военного совета 54-й армии бригадным комиссаром Сычевым Федюнинский совещался недолго. Уже через несколько минут оба вышли. Сычев направился к себе, а Федюнинский - на армейский узел связи.
Узел связи располагался почти рядом, в блиндаже несколько большего размера, чем землянка командующего. Возле обшитых деревом стен стояли квадратные столики с аппаратами "Бодо" и "СТ", за которыми работали девушки-телеграфистки.
Начальник узла связи вскочил и шагнул навстречу командующему.
- Москву. Ставку. Срочно! - отрывисто приказал Федюнинский и направился к одному из аппаратов.
Сидевшая там девушка с сержантскими треугольниками в петлицах привычно застучала по клавишам. Федюнинский сосредоточенно смотрел на тонкие девичьи пальцы, выбивающие привычное "там ли?..". Секунду спустя аппарат стал толчками выбрасывать ленту с многократно повторяемым "здесь... здесь... здесь...".
Телеграфистка повернула голову и выжидающе посмотрела на командующего.
- Передавайте, - сказал он. - У аппарата Федюнинский. Прошу доложить товарищу Сталину обстановку, сложившуюся под Волховом...
Он кратко обрисовал ситуацию, сделал паузу и, слегка повысив голос, продиктовал:
- Считаю необходимым в интересах дела подчинить отходящие части правого фланга четвертой армии мне. Если это будет сделано еще сегодня, спасти положение можно. Завтра будет поздно: Волхов падет... У меня все.
Выстукав на ленте "расписку"-подтверждение, что передача принята, аппарат умолк.
Федюнинский повернулся и пошел к выходу. В дверях столкнулся со своим адъютантом.
- А я за вами, товарищ командующий, - проговорил тот, - там к вам... представители прибыли.
- Какие еще представители? - недовольно спросил Федюнинский, отстранил замешкавшегося в дверях адъютанта и вышел.
- Из Ленинграда, товарищ командующий, - ответил адъютант, едва поспевая за быстро шагавшим Федюнинским.
- Ладно, - не оборачиваясь, сказал генерал, - сейчас разберусь.
Подходя к своей землянке, он увидел ожидавших его людей. Один был в полушубке с поднятым воротником, почти скрывавшим его лицо, другой - в меховом реглане.
Тот, что в полушубке, протянул командующему руку:
- Здравствуйте, Иван Иванович!..
Другой, подойдя, молча приложил руку к фуражке.
Только сейчас Федюнинский узнал прибывших - уполномоченного ГКО Павлова и командующего Ладожской военной флотилией капитана первого ранга Черокова.
Чероков был среди встречавших Федюнинского, когда тот прибыл в 54-ю армию, его КП находился в Новой Ладоге, в двух десятках километров от штаба 54-й, поэтому, увидев Черокова, Федюнинский не удивился. Но зачем сюда прилетел из Ленинграда Павлов?
- Какими судьбами, Дмитрий Васильевич?! - воскликнул Федюнинский. Здравствуйте, Виктор Сергеевич!
- Решил проводить к вам на КП продовольственного комиссара, - с улыбкой объяснил Чероков. - Боялся, что заблудится.
- Так чего же мы стоим? Проходите, товарищи! - пригласил гостей командующий и первым стал спускаться по обледенелым, скользким ступеням.
В землянке было жарко от раскаленной почти докрасна железной печурки.
- Раздевайтесь, товарищи, - говорил Федюнинский, с трудом отключаясь от владевших им мыслей.
Снял полушубок, повесил на вбитый в бревенчатую стену гвоздь. Павлов и Чероков тоже разделись.
- Ну, прежде всего - поесть. Время как раз обеденное, - потер руки Федюнинский и, вызвав адъютанта, приказал: - Поесть гостям!..
- О нас не беспокойтесь, товарищ командующий, - начал Чероков.
- О вас, капитан первого ранга, я не беспокоюсь, - усмехнулся Федюнинский, - вы, как и я, - на Большой земле. Я вод Павлова хоть раз досыта накормить хочу.
- О еде будем думать после, - сумрачно сказал Павлов. - Я к вам за другим, Иван Иванович. По сведениям, которыми располагает Военный совет фронта, дело с Волховом обстоит очень плохо.
- Да, положение крайне тревожное, - сразу помрачнев, ответил Федюнинский.
- Где сейчас находится противник? - спросил Чероков.
- Как вам известно, мои войска в районе Волхова непосредственного соприкосновения с противником не имеют. Но знаю, что на сегодняшний день немцы от города километрах в шести.
- Уже?! - ахнул Павлов. - Когда я вылетал из Ленинграда, данные были иные.
- Противник на месте не стоит...
- Иван Иванович! - весь подавшись вперед, сказал Павлов. - На побережье, в Новой Ладоге, скопилось большое количество продовольственных грузов. Самолетами их не перебросишь. Мы ждем, когда станет Ладога. Надеемся перевезти их в Ленинград по льду. Но ведь от Волхова до Ладоги только двадцать пять километров! Если противник захватит Волхов... Я хочу вас спросить: можно ли быть уверенным, что запасы, сосредоточенные в Новой Ладоге, не попадут в руки врага?
- Подойдем к карте, - предложил Федюнинский и поднялся из-за стола.
Большая карта висела на стене землянки. Федюнинский показал, где в данный момент проходит линия фронта, сухо информировал о складывающейся обстановке.
- Следовательно, на сегодняшний день, - медленно проговорил Павлов, судьба Новой Ладоги фактически зависит от войск четвертой армии, а они продолжают отступать. Так?
- На сегодняшний день и час - так, - ответил Федюнинский. - Мы, разумеется, сделаем все от нас зависящее, чтобы враг не прорвался к Ладоге. Но ручаться пока что не могу.
- Как же быть с продовольствием? - не отрывая взгляда от карты, спросил Павлов.
Федюнинский не ответил. Молча вернулся к столу, сел. Сели и Павлов с Чероковым.
Неслышно вошедший ординарец командующего поставил на стол хлеб, большими ломтями нарезанную колбасу, консервы, бутылку "Московской", стаканы.
Федюнинский заметил, что Павлов с каким-то недоумением и даже испугом смотрит на тарелки с едой.
- Что глядишь, Дмитрий Васильевич? - спросил он. - За один присест десятидневную норму ленинградскую расходуем?
- Вы сами недавно из Ленинграда, Иван Иванович, - с горечью проговорил Павлов. - Но сейчас положение гораздо тяжелее, чем в октябре. За первую неделю ноября в городе зарегистрировано несколько тысяч - тысяч! - случаев смерти от голода... Вся надежда была на запасы продовольствия в Новой Ладоге и на обходную трассу... Но теперь... Что же нам делать с этим продовольствием? Неужели...
Тут он оборвал себя на полуслове - высказать вслух мучившую его мысль Павлов был не в силах. Он не мог смириться с тем, что, если немцы овладеют Волховом и устремятся к ладожскому побережью, запасы продовольствия в Новой Ладоге придется уничтожить. Уничтожить продовольствие, облить бензином и сжечь тысячи тонн муки, крупы, сахара, в то время когда в Ленинграде люди умирают от голода!
Павлов на мгновение представил себе, как пляшет на берегу озера пламя, сжигающее как бы саму жизнь ленинградцев, и лицо его исказила болезненная гримаса.
Федюнинский понял, в каком состоянии находится уполномоченный ГКО.
- Ну что ты меня пытаешь?! - воскликнул он. - Весь Волхов заминирован. В том числе и ГЭС. Ленинская ГЭС! Как бы ты решил: взрывать или не взрывать?!
- Я не могу тебе ответить на этот вопрос, - жестко сказал Павлов. - Это вы здесь должны дать себе отчет в том, удержится Волхов или нет. От этого зависит и судьба ГЭС, и судьба продовольствия в Новой Ладоге. Я должен получить точный ответ: что будет с Волховом?
- Я тоже должен получить ответ...
- Ты-то от кого?
- От Сталина.
- От Сталина?!
- Вы... запросили подкреплений, товарищ генерал? - проговорил Чероков.
- Нет! - покачал головой Федюнинский. - Просить сейчас подкреплений бессмысленно. Все, что могли, нам уже дали. Да если бы и была у Верховного такая возможность, все равно подкрепления не успели бы подойти... Давайте, товарищи, выпьем и закусим - это все, что я пока могу вам предложить.
Он разлил водку в граненые стаканы, притронулся своим стаканом к двум другим, стоявшим на столе, и выпил. Павлов и Чероков тоже молча сделали по глотку.
Федюнинский посмотрел на часы. "Доложена ли Сталину моя телеграмма?" в который уже раз подумал он.
Представляя себе гигантский объем работы, которой были заняты и Ставка и Генштаб, Федюнинский не надеялся на быстрый ответ. Но пока он не командовал войсками, обороняющими Волхов, он не мог сказать Павлову ничего определенного...
В 15:20 прибежавший в блиндаж Федюнинского связной доложил, что Москва вызывает командующего к аппарату. Как был в кителе, Федюнинский выскочил из землянки...
Павлов и Чероков напряженно молчали. Они так и не поняли, какого ответа ждал Федюнинский от Сталина, но не сомневались, что в эти минуты решается очень важный вопрос, а может быть, и судьба Волхова.
Оба они надеялись, что ответ Сталина будет благоприятным, и боялись в это поверить.
За два с половиной месяца работы в блокированном Ленинграде Павлов уже привык быть готовым к тому, что обстоятельства могут сложиться еще более неблагополучно.
- Виктор Сергеевич, - обратился Павлов к Черокову, - так что же делать с продовольствием? Каково твое мнение?
Чероков ответил не сразу. С тех пор как Ладога перестала быть судоходной, тонны грузов, скопившихся на берегу, стали для моряков Ладожской флотилии немым укором. Морякам не в чем было упрекнуть себя. Они перевозили продовольствие, пока существовала хоть малейшая возможность, под бомбежками, в жестокие осенние штормы. Но пройти по Ладоге, уже покрывавшейся льдом, транспорты не могли, и только отдельные корабли с прочными корпусами пробивались теперь к Осиновцу.
- Надо смотреть правде в глаза, - сказал наконец Чероков. - Если немцам удастся...
Он не договорил, потому что открылась дверь и вошел Федюнинский.
- Есть ответ, товарищи! Есть! - крикнул командующий еще с порога. Вот! - И бросил на стол телеграфную ленту.
Павлов схватил ее и, поднеся к свисающей с потолка лампе, прочел вслух:
СТАВКА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДОВАНИЯ ПРИКАЗАЛА ГРУППУ ВОЙСК
ЧЕТВЕРТОЙ АРМИИ, ДЕЙСТВУЮЩУЮ НА ВОЛХОВСКОМ НАПРАВЛЕНИИ ПО
ВОСТОЧНОМУ И ЗАПАДНОМУ БЕРЕГАМ РЕКИ ВОЛХОВ, ПЕРЕПОДЧИНИТЬ ТОВАРИЩУ
ФЕДЮНИНСКОМУ И ВКЛЮЧИТЬ В СОСТАВ ПЯТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТОЙ АРМИИ...
Поднял глаза на Федюнинского:
- Ты... этого и хотел, Иван Иванович?
- А то чего же?! - торжествующе воскликнул Федюнинский. - Теперь, Павлов, спрос за Волхов с меня! А тебе я скажу: возвращайся в Ленинград. Грузы пока не трогать! Адъютант! - крикнул он, обернувшись к двери. Машину! Едем на КП Волховской группы. Со мной поедут начальник оперативного отдела, начальник инженерных войск и начальник артиллерии. Предупреди их. И пусть захватят кого считают нужным. Быстро!
Павлов и Чероков встали с намерением попрощаться.
- Нет, Виктор Сергеевич, - сказал Федюнинский, - хоть ты мне и не подчинен, я тебя не отпущу. Поедешь со мной. Очень прошу. А наркома твой шофер на аэродром отвезет. Договорились?..
Командный пункт Волховской группы войск находился в деревне Плеханове, в нескольких километрах к северу от Волхова. Это была довольно большая деревня, чудом уцелевшая от вражеской авиации. Мирно вились дымки над трубами добротных изб, по протоптанным в снегу дорожкам неторопливо двигались женщины с ведрами в руках или на коромыслах, и только плотно прикрытые ставни, из-за которых не пробивалось ни полоски света, да канонада, доносившаяся со стороны Волхова, напоминали, что идет война. Было уже темно, когда в деревню въехали три "газика". В первом из них сидели Федюнинский, Чероков и адъютант командующего.
- Вот что, - сказал Федюнинский, когда все вышли из машин, - я переношу сюда мой КП. Немедленно подыщите подходящее помещение! - приказал он адъютанту. - Всем ожидать меня там! Скоро освобожусь!
Федюнинский решил пойти к Ляпину один - предстоял тяжелый разговор, и, щадя самолюбие генерала, Федюнинский не хотел вести его при свидетелях.
Он неторопливо шел к избе, где размещался штаб Ляпина, и вспоминал далекий уже сентябрьский день, когда вот так же направлялся к дому на улице Стачек, куда самовольно перенес свой КП с Пулковских высот командующий 42-й армией Иванов, которого ему тогда предстояло сменить.
Часовой у крыльца штаба настороженно смотрел на приближавшегося к нему незнакомого военного в полушубке и папахе. Резко скомандовал: "Стой!" - и предостерегающе положил руки на автомат.
- Я командующий пятьдесят четвертой армией. Где генерал Ляпин? властно спросил Федюнинский.
Часовой взбежал на крыльцо, рывком открыл дверь и, просунув голову внутрь, что-то сказал кому-то. Из избы, застегивая ремень, выскочил майор. Он, видимо, только что проснулся, - волосы его были растрепаны.
- Оперативный дежурный майор Иволгин, - доложил он.
- Вижу, как вы дежурите, - бросил Федюнинский. - Где Ляпин?
- Генерал отдыхает, приказал не беспокоить, - нерешительно произнес майор.
- Придется побеспокоить, - зло усмехнулся Федюнинский в шагнул к крыльцу.
- Да он не здесь, товарищ генерал, в том доме! - сказал майор, указав на соседнюю избу.
Федюнинский, повернувшись, направился туда. Майор опередил его. Он бегом устремился к соседнему крыльцу и скрылся за дверью. Федюнинский неторопливо последовал за ним.
Ляпин, уже предупрежденный майором, поднялся навстречу Федюнинскому в накинутом на плечи кителе, в мягких войлочных туфлях.
Поднеся ладонь к папахе, Федюнинский объявил:
- По приказу Ставки вверенные вам войска Волховской оперативной группы четвертой армии вливаются в пятьдесят четвертую армию и подчиняются мне. Немедленно сообщите об этом своему штабу и ближайшим помощникам. Распорядитесь, чтобы все оставались на местах и ожидали моих дальнейших приказаний.
- Я приказа Ставки не получал, - несколько растерянно сказал Ляпин.
- Считайте, что уже получили, - резко бросил Федюнинский. - И отправляйтесь в штаб четвертой армии. Сегодня же.
Козырнув, Федюнинский вышел.
Через полчаса на новом КП 54-й состоялось оперативное совещание, на котором были намечены первоочередные, неотложные меры по укреплению подступов к Волхову. Командующий приказал: всю зенитную артиллерию, находившуюся в Волхове, перегруппировать в боевые порядки войск, прикрывавших подступы к городу, сюда же перебросить из 54-й армии танковую бригаду полковника Зазимко, немедленно подвезти из армейских тылов боеприпасы и продовольствие.
Когда совещание подходило уже к концу, Федюнинскому принесли телеграмму из Ставки. Он прочел ее и сказал:
- Ставка Верховного главнокомандования возлагает на меня ответственность за важнейшие объекты в Волхове, подлежащие, в случае крайней необходимости, уничтожению. Генерал-майор Чекин, немедленно поезжайте на Волховскую ГЭС! Там будет ваш КП. Команды подрывников на самой ГЭС, на алюминиевом заводе и на всех других заминированных объектах с этой минуты подчиняются вам. Приказ о взрыве может последовать только от меня. Ясно? Только от меня! И последнее: подготовить мне наблюдательный пункт на северной окраине Волхова. Совещание окончено. Всем приступить к выполнению полученных приказаний.
Через несколько минут в комнате кроме Федюнинского остался только Чероков. Он начал было прощаться, но Федюнинский остановил его:
- Подожди, капитан первого ранга. Как ты считаешь, для чего я тебя за собой таскал? - Он положил Черокову руку на плечо и продолжал: - Вот что, Виктор Сергеевич. Ты командир самостоятельный, флотилия твоя мне не подчинена. Поэтому не приказываю - прошу. Сними пулеметы с кораблей и отдай их мне.
- Вы что, товарищ командующий?! - не то удивился, не то возмутился Чероков. - Разоружить боевые корабли? - И отступил, освобождаясь от лежащей на его плече руки Федюнинского.
- Пойми, Чероков, - сказал Федюнинский, - ведь если немцы прорвутся к Ладоге, что придется делать? Павлову - жечь продовольствие, а тебе... тебе топить корабли. Иного выхода нет. Верно?
- И все же разоружать корабли не могу, - повторил Чероков. - Это невозможно.
- А если они вместе с пулеметами пойдут на дно Ладоги, это возможно?! Слушай, Виктор Сергеевич, сделай, как я говорю. Сними пулеметы и вместе с расчетами перебрось их сюда, к Волхову. Ответственность перед Военным советом фронта я беру на себя. Время не терпит. Пулеметы мне нужны к утру, не позже...
18
В полночь Федюнинский перебрался на свой новый наблюдательный пункт, оборудованный на северной окраине Волхова, в небольшом каменном доме, от которого после недавней бомбежки остался лишь первый этаж да подвальное помещение. Но располагался он на высотке, местность вокруг была ровная и хорошо просматривалась.
Немцы все еще продвигались к Волхову. Близкие разрывы их снарядов то и дело сотрясали стены полуразрушенного дома. Давно не было у Федюнинского такой тревожной ночи.
Уже занимала оборону непосредственно перед Волховом танковая бригада полковника Зазимко. Уже мчались на дивизионные обменные пункты и прямо в полки полуторки, груженные боеприпасами и продовольствием. Уже перебазировалась на полевой аэродром близ Плеханова вызванная Федюнинским авиация. Уже выехали в передовые части работники политотдела армии. И, наконец, перед самым рассветом прибыли на грузовиках моряки с пулеметами. Их сразу же распределили по частям.
И все же немцы продолжали наступать. Правда, продвижение их замедлилось, но бои вот-вот могли перенестись на городские улицы.
Роковой вопрос - придется или не придется взрывать Волховскую ГЭС и другие важные объекты - неотступно преследовал командующего.
Один из полевых телефонов, стоявших перед ним, связывал его прямо с генералом Чекиным, находившимся на Волховской ГЭС. Время от времени Чекин звонил, проверяя исправность линии, которая в любую минуту могла быть перебита осколком снаряда. И в каждом таком звонке угадывался немой вопрос: взрывать или подождать?
Федюнинский знал, конечно, историю Волховской ГЭС. И в сознании его эта электростанция была неразрывно слита с именем Ленина, с ленинским планом ГОЭЛРО.
Но Федюнинский хорошо знал и другое - что уже десятки дорогих сердцу каждого советского человека заводов, электростанций, сами названия которых символизировали победы первых пятилеток, сотни сооружений, в которых, казалось, навеки запечатлены труд, воля, творческий гений советского народа, были взорваны при отступлении. На вопрос - уничтожить или отдать врагу? - мог быть только один ответ.
Вчера майор Звягинцев рассказывал командующему о бойце, готовом идти под огонь противника, лишь бы не стать участником взрыва ГЭС. Тогда Федюнинский воспринял это как проявление неуместной в военное время сентиментальности. То, что человек на фронте должен выполнять свой долг до конца, сколь бы трудно и горько ни было, являлось для него непреложной истиной.
Но теперь, когда решать вопрос о судьбе ГЭС предстояло ему самому, когда достаточно было повернуть ручку телефона, сказать одно лишь слово Чекину, чтобы через несколько минут от здания станции остались лишь развалины, командующий почти физически ощущал, как невыносимо тяжела ноша, взваленная на его плечи.
Из донесений, поступивших в 9:00, Федюнинский сделал вывод, что положение на подступах к городу постепенно стабилизируется. Однако часом позже Волхов неожиданно оказался на грани катастрофы.
Федюнинскому позвонил командир 310-й дивизии Замировский и доложил, что немцы теснят его боевые порядки.
Несколько секунд командующий молчал. Замировский был старым его товарищем, когда-то они вместе служили в Забайкалье. Федюнинский верил в него, считал опытным, боевым командиром. Но сейчас части Замировского отступали.
- Слушай, полковник, - жестко сказал Федюнинский, - ты понимаешь, что зависит сейчас от твоих действий?! Если дашь прорваться врагу, то погубишь Волхов. Я требую, я приказываю тебе держаться во что бы то ни стало! Это все.
Другие соединения, и в частности расположенная на правом фланге 6-я морская бригада, держались стойко. Час назад из штаба бригады звонил выехавший туда начальник оперативного отдела армии. Он докладывал, что моряки успешно отбили все атаки противника.
"Значит, немцы убедились, что там прорваться не удастся, потому и ударили по Замировскому, - размышлял Федюнинский. - Неужели он не выдержит?!"
И в этот момент раздался резкий звонок того телефона, который лишь недавно командующий с облегчением отодвинул в сторону. В трубке опять прозвучал голос генерала Чекина:
- Извините, товарищ командующий, проверяю, в порядке ли связь. Аппарат молчит. И я решил...
- Вам сказано, что позвоню лишь в том случае, если будет необходимость!
- Так точно, товарищ командующий, но...
- Какое еще "но"?
- В здании ГЭС уже слышна пулеметная стрельба.
- Сидите и ждите моих приказаний, - резко сказал Федюнинский. - И ни при каких условиях не проявлять инициативы. Вам понятно?
- Ясно, товарищ командующий. Буду ждать.
- А исправность линии проверяйте каждые тридцать минут, точно по часам!
Тут же зазвенел другой телефон. Федюнинский услышал голос Замировского:
- Товарищ командующий, докладываю, что бой идет уже вблизи моего командного пункта...
- Зачем ты мне звонишь? - стараясь ничем не выдать волнения, спросил Федюнинский.
Несомненно, Замировский ждал разрешения отойти. Но Федюнинский не мог разрешить этого!
- Продолжай драться! - холодно приказал он. - Если на сумел удержать врага там, где положено, дерись на КП!
Замировский молчал. В трубке слышались лишь звуки артиллерийских разрывов и пулеметная стрельба.
- Замировский! Замировский! - уже не сдерживаясь, закричал Федюнинский; ему показалось, что на том конце провода что-то случилось.
Но связь прервалась. Теперь командующий не слышал уже ничего: ни голоса командира дивизии, ни разрывов снарядов, ни пулеметных очередей. Телефон был мертв.
Федюнинский бросил трубку на стол. Несколько мгновений сидел неподвижно, глядя на тот, другой полевой аппарат, связывающий его с Чекиным. Потом резко встал, позвал адъютанта, спросил:
- Кто из штабных есть? Прислать немедленно!
Через минуту появился Звягинцев. Федюнинский вспомнил опять вчерашний разговор с ним и почему-то подумал, что лучше бы пришел сейчас кто-либо другой, а не этот майор. Непроизвольно вырвался вопрос:
- Где остальные?
Звягинцев начал перечислять:
- Начальник штаба все еще на старом КП, генерал Микульский в войсках, замнач оперативного отдела сейчас на проводе...
- Ладно, - оборвал его Федюнинский. - В полосе триста десятой угроза прорыва. Я приказал комдиву ни в коем случае не отходить, но не знаю, успел ли он расслышать. Связь прервалась. Там бой идет на командном пункте. Необходимо...
- Разрешите мне отправиться в дивизию и продублировать приказ, выпалил Звягинцев.
- Тебе?..
- Товарищ командующий, - срывающимся от волнения голосом продолжал Звягинцев, - я в боях со второй недели войны! Фактически командовал батальоном. Прошу вас...
- Быстро бери машину и поезжай. Передай Замировскому приказ драться до последнего, но не отходить. Иначе погубим Волхов, и немцы прорвутся к берегу Ладоги. Все! Поезжай! Я надеюсь... И во что бы то ни стало восстановить связь! - крикнул он уже вдогонку Звягинцеву.
КП 310-й дивизии находился километрах в пятнадцати к востоку от Волхова. Вскочив в "газик", Звягинцев спросил водителя:
- Деревню Заднево знаешь?
- Замировского, что ли, КП?
- Точно! Жми на всю железку.
Шофер ничего не ответил, даже головой не кивнул.
Звягинцев не любил штабных шоферов. Привыкшие возить начальство, они, как правило, высокомерно-пренебрежительно относились к тем командирам, которым непосредственно не подчинялись.
Машина набрала скорость.
Звягинцев искоса взглянул на водителя. Гладко выбритое лицо, над верхней губой щеточка русых, с желтизной от курения, аккуратно подстриженных усов, ушанка сдвинута далеко на затылок.
- Простите, товарищ командующий.
- Ладно, майор. Иди, - махнул рукой Федюнинский.
...Оставшись один, командующий несколько минут сидел в глубоком раздумье. Собственно, ничего нового этот майор ему не сообщил. Федюнинский и раньше знал, что немцы развивают наступление, тесня Волховскую группу и угрожая выйти в тыл 54-й. Известно ему было и то, что противник перебрасывает на Волховское направление все новые подкрепления.
Это грозное обстоятельство могло стать роковым прежде всего потому, что отступающие войска принадлежали не 54-й, а другой армии, даже не входящей в состав Ленинградского фронта. Федюнинский мог выезжать в эти войска, посылать туда своих представителей, пытаться договориться с командующим Волховской группой генерал-майором Ляпиным о совместных действиях, но и только. Руководить этими войсками он не имел права. А ведь положением дел у Ляпина определялось состояние тыла 54-й. В таких условиях Федюнинский не мог развивать наступление на Погостье и Мгу. Более того, его армии грозило окружение.
"Как же поступить? - мучительно размышлял он. - Неизбежна ли сдача Волхова? Или ее можно предотвратить, если перегруппировать войска, подчинить их единому командованию?.. Время не ждет. Уже не дни, а часы решают судьбу Волхова. А ведь дело не только в Волхове! Ведь от этого города до ладожского побережья всего двадцать пять километров!"
Федюнинский снова, в который раз за сегодня, взглянул на карту и, подняв голову, резко крикнул:
- Адъютант!
Адъютант командующего тут же вырос на пороге.
- Доложи члену Военного совета, что прошу его зайти. Срочно!
С членом Военного совета 54-й армии бригадным комиссаром Сычевым Федюнинский совещался недолго. Уже через несколько минут оба вышли. Сычев направился к себе, а Федюнинский - на армейский узел связи.
Узел связи располагался почти рядом, в блиндаже несколько большего размера, чем землянка командующего. Возле обшитых деревом стен стояли квадратные столики с аппаратами "Бодо" и "СТ", за которыми работали девушки-телеграфистки.
Начальник узла связи вскочил и шагнул навстречу командующему.
- Москву. Ставку. Срочно! - отрывисто приказал Федюнинский и направился к одному из аппаратов.
Сидевшая там девушка с сержантскими треугольниками в петлицах привычно застучала по клавишам. Федюнинский сосредоточенно смотрел на тонкие девичьи пальцы, выбивающие привычное "там ли?..". Секунду спустя аппарат стал толчками выбрасывать ленту с многократно повторяемым "здесь... здесь... здесь...".
Телеграфистка повернула голову и выжидающе посмотрела на командующего.
- Передавайте, - сказал он. - У аппарата Федюнинский. Прошу доложить товарищу Сталину обстановку, сложившуюся под Волховом...
Он кратко обрисовал ситуацию, сделал паузу и, слегка повысив голос, продиктовал:
- Считаю необходимым в интересах дела подчинить отходящие части правого фланга четвертой армии мне. Если это будет сделано еще сегодня, спасти положение можно. Завтра будет поздно: Волхов падет... У меня все.
Выстукав на ленте "расписку"-подтверждение, что передача принята, аппарат умолк.
Федюнинский повернулся и пошел к выходу. В дверях столкнулся со своим адъютантом.
- А я за вами, товарищ командующий, - проговорил тот, - там к вам... представители прибыли.
- Какие еще представители? - недовольно спросил Федюнинский, отстранил замешкавшегося в дверях адъютанта и вышел.
- Из Ленинграда, товарищ командующий, - ответил адъютант, едва поспевая за быстро шагавшим Федюнинским.
- Ладно, - не оборачиваясь, сказал генерал, - сейчас разберусь.
Подходя к своей землянке, он увидел ожидавших его людей. Один был в полушубке с поднятым воротником, почти скрывавшим его лицо, другой - в меховом реглане.
Тот, что в полушубке, протянул командующему руку:
- Здравствуйте, Иван Иванович!..
Другой, подойдя, молча приложил руку к фуражке.
Только сейчас Федюнинский узнал прибывших - уполномоченного ГКО Павлова и командующего Ладожской военной флотилией капитана первого ранга Черокова.
Чероков был среди встречавших Федюнинского, когда тот прибыл в 54-ю армию, его КП находился в Новой Ладоге, в двух десятках километров от штаба 54-й, поэтому, увидев Черокова, Федюнинский не удивился. Но зачем сюда прилетел из Ленинграда Павлов?
- Какими судьбами, Дмитрий Васильевич?! - воскликнул Федюнинский. Здравствуйте, Виктор Сергеевич!
- Решил проводить к вам на КП продовольственного комиссара, - с улыбкой объяснил Чероков. - Боялся, что заблудится.
- Так чего же мы стоим? Проходите, товарищи! - пригласил гостей командующий и первым стал спускаться по обледенелым, скользким ступеням.
В землянке было жарко от раскаленной почти докрасна железной печурки.
- Раздевайтесь, товарищи, - говорил Федюнинский, с трудом отключаясь от владевших им мыслей.
Снял полушубок, повесил на вбитый в бревенчатую стену гвоздь. Павлов и Чероков тоже разделись.
- Ну, прежде всего - поесть. Время как раз обеденное, - потер руки Федюнинский и, вызвав адъютанта, приказал: - Поесть гостям!..
- О нас не беспокойтесь, товарищ командующий, - начал Чероков.
- О вас, капитан первого ранга, я не беспокоюсь, - усмехнулся Федюнинский, - вы, как и я, - на Большой земле. Я вод Павлова хоть раз досыта накормить хочу.
- О еде будем думать после, - сумрачно сказал Павлов. - Я к вам за другим, Иван Иванович. По сведениям, которыми располагает Военный совет фронта, дело с Волховом обстоит очень плохо.
- Да, положение крайне тревожное, - сразу помрачнев, ответил Федюнинский.
- Где сейчас находится противник? - спросил Чероков.
- Как вам известно, мои войска в районе Волхова непосредственного соприкосновения с противником не имеют. Но знаю, что на сегодняшний день немцы от города километрах в шести.
- Уже?! - ахнул Павлов. - Когда я вылетал из Ленинграда, данные были иные.
- Противник на месте не стоит...
- Иван Иванович! - весь подавшись вперед, сказал Павлов. - На побережье, в Новой Ладоге, скопилось большое количество продовольственных грузов. Самолетами их не перебросишь. Мы ждем, когда станет Ладога. Надеемся перевезти их в Ленинград по льду. Но ведь от Волхова до Ладоги только двадцать пять километров! Если противник захватит Волхов... Я хочу вас спросить: можно ли быть уверенным, что запасы, сосредоточенные в Новой Ладоге, не попадут в руки врага?
- Подойдем к карте, - предложил Федюнинский и поднялся из-за стола.
Большая карта висела на стене землянки. Федюнинский показал, где в данный момент проходит линия фронта, сухо информировал о складывающейся обстановке.
- Следовательно, на сегодняшний день, - медленно проговорил Павлов, судьба Новой Ладоги фактически зависит от войск четвертой армии, а они продолжают отступать. Так?
- На сегодняшний день и час - так, - ответил Федюнинский. - Мы, разумеется, сделаем все от нас зависящее, чтобы враг не прорвался к Ладоге. Но ручаться пока что не могу.
- Как же быть с продовольствием? - не отрывая взгляда от карты, спросил Павлов.
Федюнинский не ответил. Молча вернулся к столу, сел. Сели и Павлов с Чероковым.
Неслышно вошедший ординарец командующего поставил на стол хлеб, большими ломтями нарезанную колбасу, консервы, бутылку "Московской", стаканы.
Федюнинский заметил, что Павлов с каким-то недоумением и даже испугом смотрит на тарелки с едой.
- Что глядишь, Дмитрий Васильевич? - спросил он. - За один присест десятидневную норму ленинградскую расходуем?
- Вы сами недавно из Ленинграда, Иван Иванович, - с горечью проговорил Павлов. - Но сейчас положение гораздо тяжелее, чем в октябре. За первую неделю ноября в городе зарегистрировано несколько тысяч - тысяч! - случаев смерти от голода... Вся надежда была на запасы продовольствия в Новой Ладоге и на обходную трассу... Но теперь... Что же нам делать с этим продовольствием? Неужели...
Тут он оборвал себя на полуслове - высказать вслух мучившую его мысль Павлов был не в силах. Он не мог смириться с тем, что, если немцы овладеют Волховом и устремятся к ладожскому побережью, запасы продовольствия в Новой Ладоге придется уничтожить. Уничтожить продовольствие, облить бензином и сжечь тысячи тонн муки, крупы, сахара, в то время когда в Ленинграде люди умирают от голода!
Павлов на мгновение представил себе, как пляшет на берегу озера пламя, сжигающее как бы саму жизнь ленинградцев, и лицо его исказила болезненная гримаса.
Федюнинский понял, в каком состоянии находится уполномоченный ГКО.
- Ну что ты меня пытаешь?! - воскликнул он. - Весь Волхов заминирован. В том числе и ГЭС. Ленинская ГЭС! Как бы ты решил: взрывать или не взрывать?!
- Я не могу тебе ответить на этот вопрос, - жестко сказал Павлов. - Это вы здесь должны дать себе отчет в том, удержится Волхов или нет. От этого зависит и судьба ГЭС, и судьба продовольствия в Новой Ладоге. Я должен получить точный ответ: что будет с Волховом?
- Я тоже должен получить ответ...
- Ты-то от кого?
- От Сталина.
- От Сталина?!
- Вы... запросили подкреплений, товарищ генерал? - проговорил Чероков.
- Нет! - покачал головой Федюнинский. - Просить сейчас подкреплений бессмысленно. Все, что могли, нам уже дали. Да если бы и была у Верховного такая возможность, все равно подкрепления не успели бы подойти... Давайте, товарищи, выпьем и закусим - это все, что я пока могу вам предложить.
Он разлил водку в граненые стаканы, притронулся своим стаканом к двум другим, стоявшим на столе, и выпил. Павлов и Чероков тоже молча сделали по глотку.
Федюнинский посмотрел на часы. "Доложена ли Сталину моя телеграмма?" в который уже раз подумал он.
Представляя себе гигантский объем работы, которой были заняты и Ставка и Генштаб, Федюнинский не надеялся на быстрый ответ. Но пока он не командовал войсками, обороняющими Волхов, он не мог сказать Павлову ничего определенного...
В 15:20 прибежавший в блиндаж Федюнинского связной доложил, что Москва вызывает командующего к аппарату. Как был в кителе, Федюнинский выскочил из землянки...
Павлов и Чероков напряженно молчали. Они так и не поняли, какого ответа ждал Федюнинский от Сталина, но не сомневались, что в эти минуты решается очень важный вопрос, а может быть, и судьба Волхова.
Оба они надеялись, что ответ Сталина будет благоприятным, и боялись в это поверить.
За два с половиной месяца работы в блокированном Ленинграде Павлов уже привык быть готовым к тому, что обстоятельства могут сложиться еще более неблагополучно.
- Виктор Сергеевич, - обратился Павлов к Черокову, - так что же делать с продовольствием? Каково твое мнение?
Чероков ответил не сразу. С тех пор как Ладога перестала быть судоходной, тонны грузов, скопившихся на берегу, стали для моряков Ладожской флотилии немым укором. Морякам не в чем было упрекнуть себя. Они перевозили продовольствие, пока существовала хоть малейшая возможность, под бомбежками, в жестокие осенние штормы. Но пройти по Ладоге, уже покрывавшейся льдом, транспорты не могли, и только отдельные корабли с прочными корпусами пробивались теперь к Осиновцу.
- Надо смотреть правде в глаза, - сказал наконец Чероков. - Если немцам удастся...
Он не договорил, потому что открылась дверь и вошел Федюнинский.
- Есть ответ, товарищи! Есть! - крикнул командующий еще с порога. Вот! - И бросил на стол телеграфную ленту.
Павлов схватил ее и, поднеся к свисающей с потолка лампе, прочел вслух:
СТАВКА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДОВАНИЯ ПРИКАЗАЛА ГРУППУ ВОЙСК
ЧЕТВЕРТОЙ АРМИИ, ДЕЙСТВУЮЩУЮ НА ВОЛХОВСКОМ НАПРАВЛЕНИИ ПО
ВОСТОЧНОМУ И ЗАПАДНОМУ БЕРЕГАМ РЕКИ ВОЛХОВ, ПЕРЕПОДЧИНИТЬ ТОВАРИЩУ
ФЕДЮНИНСКОМУ И ВКЛЮЧИТЬ В СОСТАВ ПЯТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТОЙ АРМИИ...
Поднял глаза на Федюнинского:
- Ты... этого и хотел, Иван Иванович?
- А то чего же?! - торжествующе воскликнул Федюнинский. - Теперь, Павлов, спрос за Волхов с меня! А тебе я скажу: возвращайся в Ленинград. Грузы пока не трогать! Адъютант! - крикнул он, обернувшись к двери. Машину! Едем на КП Волховской группы. Со мной поедут начальник оперативного отдела, начальник инженерных войск и начальник артиллерии. Предупреди их. И пусть захватят кого считают нужным. Быстро!
Павлов и Чероков встали с намерением попрощаться.
- Нет, Виктор Сергеевич, - сказал Федюнинский, - хоть ты мне и не подчинен, я тебя не отпущу. Поедешь со мной. Очень прошу. А наркома твой шофер на аэродром отвезет. Договорились?..
Командный пункт Волховской группы войск находился в деревне Плеханове, в нескольких километрах к северу от Волхова. Это была довольно большая деревня, чудом уцелевшая от вражеской авиации. Мирно вились дымки над трубами добротных изб, по протоптанным в снегу дорожкам неторопливо двигались женщины с ведрами в руках или на коромыслах, и только плотно прикрытые ставни, из-за которых не пробивалось ни полоски света, да канонада, доносившаяся со стороны Волхова, напоминали, что идет война. Было уже темно, когда в деревню въехали три "газика". В первом из них сидели Федюнинский, Чероков и адъютант командующего.
- Вот что, - сказал Федюнинский, когда все вышли из машин, - я переношу сюда мой КП. Немедленно подыщите подходящее помещение! - приказал он адъютанту. - Всем ожидать меня там! Скоро освобожусь!
Федюнинский решил пойти к Ляпину один - предстоял тяжелый разговор, и, щадя самолюбие генерала, Федюнинский не хотел вести его при свидетелях.
Он неторопливо шел к избе, где размещался штаб Ляпина, и вспоминал далекий уже сентябрьский день, когда вот так же направлялся к дому на улице Стачек, куда самовольно перенес свой КП с Пулковских высот командующий 42-й армией Иванов, которого ему тогда предстояло сменить.
Часовой у крыльца штаба настороженно смотрел на приближавшегося к нему незнакомого военного в полушубке и папахе. Резко скомандовал: "Стой!" - и предостерегающе положил руки на автомат.
- Я командующий пятьдесят четвертой армией. Где генерал Ляпин? властно спросил Федюнинский.
Часовой взбежал на крыльцо, рывком открыл дверь и, просунув голову внутрь, что-то сказал кому-то. Из избы, застегивая ремень, выскочил майор. Он, видимо, только что проснулся, - волосы его были растрепаны.
- Оперативный дежурный майор Иволгин, - доложил он.
- Вижу, как вы дежурите, - бросил Федюнинский. - Где Ляпин?
- Генерал отдыхает, приказал не беспокоить, - нерешительно произнес майор.
- Придется побеспокоить, - зло усмехнулся Федюнинский в шагнул к крыльцу.
- Да он не здесь, товарищ генерал, в том доме! - сказал майор, указав на соседнюю избу.
Федюнинский, повернувшись, направился туда. Майор опередил его. Он бегом устремился к соседнему крыльцу и скрылся за дверью. Федюнинский неторопливо последовал за ним.
Ляпин, уже предупрежденный майором, поднялся навстречу Федюнинскому в накинутом на плечи кителе, в мягких войлочных туфлях.
Поднеся ладонь к папахе, Федюнинский объявил:
- По приказу Ставки вверенные вам войска Волховской оперативной группы четвертой армии вливаются в пятьдесят четвертую армию и подчиняются мне. Немедленно сообщите об этом своему штабу и ближайшим помощникам. Распорядитесь, чтобы все оставались на местах и ожидали моих дальнейших приказаний.
- Я приказа Ставки не получал, - несколько растерянно сказал Ляпин.
- Считайте, что уже получили, - резко бросил Федюнинский. - И отправляйтесь в штаб четвертой армии. Сегодня же.
Козырнув, Федюнинский вышел.
Через полчаса на новом КП 54-й состоялось оперативное совещание, на котором были намечены первоочередные, неотложные меры по укреплению подступов к Волхову. Командующий приказал: всю зенитную артиллерию, находившуюся в Волхове, перегруппировать в боевые порядки войск, прикрывавших подступы к городу, сюда же перебросить из 54-й армии танковую бригаду полковника Зазимко, немедленно подвезти из армейских тылов боеприпасы и продовольствие.
Когда совещание подходило уже к концу, Федюнинскому принесли телеграмму из Ставки. Он прочел ее и сказал:
- Ставка Верховного главнокомандования возлагает на меня ответственность за важнейшие объекты в Волхове, подлежащие, в случае крайней необходимости, уничтожению. Генерал-майор Чекин, немедленно поезжайте на Волховскую ГЭС! Там будет ваш КП. Команды подрывников на самой ГЭС, на алюминиевом заводе и на всех других заминированных объектах с этой минуты подчиняются вам. Приказ о взрыве может последовать только от меня. Ясно? Только от меня! И последнее: подготовить мне наблюдательный пункт на северной окраине Волхова. Совещание окончено. Всем приступить к выполнению полученных приказаний.
Через несколько минут в комнате кроме Федюнинского остался только Чероков. Он начал было прощаться, но Федюнинский остановил его:
- Подожди, капитан первого ранга. Как ты считаешь, для чего я тебя за собой таскал? - Он положил Черокову руку на плечо и продолжал: - Вот что, Виктор Сергеевич. Ты командир самостоятельный, флотилия твоя мне не подчинена. Поэтому не приказываю - прошу. Сними пулеметы с кораблей и отдай их мне.
- Вы что, товарищ командующий?! - не то удивился, не то возмутился Чероков. - Разоружить боевые корабли? - И отступил, освобождаясь от лежащей на его плече руки Федюнинского.
- Пойми, Чероков, - сказал Федюнинский, - ведь если немцы прорвутся к Ладоге, что придется делать? Павлову - жечь продовольствие, а тебе... тебе топить корабли. Иного выхода нет. Верно?
- И все же разоружать корабли не могу, - повторил Чероков. - Это невозможно.
- А если они вместе с пулеметами пойдут на дно Ладоги, это возможно?! Слушай, Виктор Сергеевич, сделай, как я говорю. Сними пулеметы и вместе с расчетами перебрось их сюда, к Волхову. Ответственность перед Военным советом фронта я беру на себя. Время не терпит. Пулеметы мне нужны к утру, не позже...
18
В полночь Федюнинский перебрался на свой новый наблюдательный пункт, оборудованный на северной окраине Волхова, в небольшом каменном доме, от которого после недавней бомбежки остался лишь первый этаж да подвальное помещение. Но располагался он на высотке, местность вокруг была ровная и хорошо просматривалась.
Немцы все еще продвигались к Волхову. Близкие разрывы их снарядов то и дело сотрясали стены полуразрушенного дома. Давно не было у Федюнинского такой тревожной ночи.
Уже занимала оборону непосредственно перед Волховом танковая бригада полковника Зазимко. Уже мчались на дивизионные обменные пункты и прямо в полки полуторки, груженные боеприпасами и продовольствием. Уже перебазировалась на полевой аэродром близ Плеханова вызванная Федюнинским авиация. Уже выехали в передовые части работники политотдела армии. И, наконец, перед самым рассветом прибыли на грузовиках моряки с пулеметами. Их сразу же распределили по частям.
И все же немцы продолжали наступать. Правда, продвижение их замедлилось, но бои вот-вот могли перенестись на городские улицы.
Роковой вопрос - придется или не придется взрывать Волховскую ГЭС и другие важные объекты - неотступно преследовал командующего.
Один из полевых телефонов, стоявших перед ним, связывал его прямо с генералом Чекиным, находившимся на Волховской ГЭС. Время от времени Чекин звонил, проверяя исправность линии, которая в любую минуту могла быть перебита осколком снаряда. И в каждом таком звонке угадывался немой вопрос: взрывать или подождать?
Федюнинский знал, конечно, историю Волховской ГЭС. И в сознании его эта электростанция была неразрывно слита с именем Ленина, с ленинским планом ГОЭЛРО.
Но Федюнинский хорошо знал и другое - что уже десятки дорогих сердцу каждого советского человека заводов, электростанций, сами названия которых символизировали победы первых пятилеток, сотни сооружений, в которых, казалось, навеки запечатлены труд, воля, творческий гений советского народа, были взорваны при отступлении. На вопрос - уничтожить или отдать врагу? - мог быть только один ответ.
Вчера майор Звягинцев рассказывал командующему о бойце, готовом идти под огонь противника, лишь бы не стать участником взрыва ГЭС. Тогда Федюнинский воспринял это как проявление неуместной в военное время сентиментальности. То, что человек на фронте должен выполнять свой долг до конца, сколь бы трудно и горько ни было, являлось для него непреложной истиной.
Но теперь, когда решать вопрос о судьбе ГЭС предстояло ему самому, когда достаточно было повернуть ручку телефона, сказать одно лишь слово Чекину, чтобы через несколько минут от здания станции остались лишь развалины, командующий почти физически ощущал, как невыносимо тяжела ноша, взваленная на его плечи.
Из донесений, поступивших в 9:00, Федюнинский сделал вывод, что положение на подступах к городу постепенно стабилизируется. Однако часом позже Волхов неожиданно оказался на грани катастрофы.
Федюнинскому позвонил командир 310-й дивизии Замировский и доложил, что немцы теснят его боевые порядки.
Несколько секунд командующий молчал. Замировский был старым его товарищем, когда-то они вместе служили в Забайкалье. Федюнинский верил в него, считал опытным, боевым командиром. Но сейчас части Замировского отступали.
- Слушай, полковник, - жестко сказал Федюнинский, - ты понимаешь, что зависит сейчас от твоих действий?! Если дашь прорваться врагу, то погубишь Волхов. Я требую, я приказываю тебе держаться во что бы то ни стало! Это все.
Другие соединения, и в частности расположенная на правом фланге 6-я морская бригада, держались стойко. Час назад из штаба бригады звонил выехавший туда начальник оперативного отдела армии. Он докладывал, что моряки успешно отбили все атаки противника.
"Значит, немцы убедились, что там прорваться не удастся, потому и ударили по Замировскому, - размышлял Федюнинский. - Неужели он не выдержит?!"
И в этот момент раздался резкий звонок того телефона, который лишь недавно командующий с облегчением отодвинул в сторону. В трубке опять прозвучал голос генерала Чекина:
- Извините, товарищ командующий, проверяю, в порядке ли связь. Аппарат молчит. И я решил...
- Вам сказано, что позвоню лишь в том случае, если будет необходимость!
- Так точно, товарищ командующий, но...
- Какое еще "но"?
- В здании ГЭС уже слышна пулеметная стрельба.
- Сидите и ждите моих приказаний, - резко сказал Федюнинский. - И ни при каких условиях не проявлять инициативы. Вам понятно?
- Ясно, товарищ командующий. Буду ждать.
- А исправность линии проверяйте каждые тридцать минут, точно по часам!
Тут же зазвенел другой телефон. Федюнинский услышал голос Замировского:
- Товарищ командующий, докладываю, что бой идет уже вблизи моего командного пункта...
- Зачем ты мне звонишь? - стараясь ничем не выдать волнения, спросил Федюнинский.
Несомненно, Замировский ждал разрешения отойти. Но Федюнинский не мог разрешить этого!
- Продолжай драться! - холодно приказал он. - Если на сумел удержать врага там, где положено, дерись на КП!
Замировский молчал. В трубке слышались лишь звуки артиллерийских разрывов и пулеметная стрельба.
- Замировский! Замировский! - уже не сдерживаясь, закричал Федюнинский; ему показалось, что на том конце провода что-то случилось.
Но связь прервалась. Теперь командующий не слышал уже ничего: ни голоса командира дивизии, ни разрывов снарядов, ни пулеметных очередей. Телефон был мертв.
Федюнинский бросил трубку на стол. Несколько мгновений сидел неподвижно, глядя на тот, другой полевой аппарат, связывающий его с Чекиным. Потом резко встал, позвал адъютанта, спросил:
- Кто из штабных есть? Прислать немедленно!
Через минуту появился Звягинцев. Федюнинский вспомнил опять вчерашний разговор с ним и почему-то подумал, что лучше бы пришел сейчас кто-либо другой, а не этот майор. Непроизвольно вырвался вопрос:
- Где остальные?
Звягинцев начал перечислять:
- Начальник штаба все еще на старом КП, генерал Микульский в войсках, замнач оперативного отдела сейчас на проводе...
- Ладно, - оборвал его Федюнинский. - В полосе триста десятой угроза прорыва. Я приказал комдиву ни в коем случае не отходить, но не знаю, успел ли он расслышать. Связь прервалась. Там бой идет на командном пункте. Необходимо...
- Разрешите мне отправиться в дивизию и продублировать приказ, выпалил Звягинцев.
- Тебе?..
- Товарищ командующий, - срывающимся от волнения голосом продолжал Звягинцев, - я в боях со второй недели войны! Фактически командовал батальоном. Прошу вас...
- Быстро бери машину и поезжай. Передай Замировскому приказ драться до последнего, но не отходить. Иначе погубим Волхов, и немцы прорвутся к берегу Ладоги. Все! Поезжай! Я надеюсь... И во что бы то ни стало восстановить связь! - крикнул он уже вдогонку Звягинцеву.
КП 310-й дивизии находился километрах в пятнадцати к востоку от Волхова. Вскочив в "газик", Звягинцев спросил водителя:
- Деревню Заднево знаешь?
- Замировского, что ли, КП?
- Точно! Жми на всю железку.
Шофер ничего не ответил, даже головой не кивнул.
Звягинцев не любил штабных шоферов. Привыкшие возить начальство, они, как правило, высокомерно-пренебрежительно относились к тем командирам, которым непосредственно не подчинялись.
Машина набрала скорость.
Звягинцев искоса взглянул на водителя. Гладко выбритое лицо, над верхней губой щеточка русых, с желтизной от курения, аккуратно подстриженных усов, ушанка сдвинута далеко на затылок.