– Сегодня, – прошептала она слабым голосом.
– Почему сегодня?
Дыхание ее прервалось.
– Прошу вас, – взмолилась она, – не задавайте столько бессмысленных вопросов. Не мучайте меня. Вы ничего не сможете поделать. Я, когда звонила Долорес, надеялась на вашу помощь. Теперь уже надеяться не на что.
– Ну ладно, – вздохнул я. – Кажется, вы кое-чего не поняли. Стилгрейв знал, что человеку, славшему эти фотографии, нужны деньги, много денег.
Знал, что шантажист рано или поздно обнаружит себя. Вот Стилгрейв и дождался этого. Фотографии его ничуть не волновали – разве что из-за вас.
Голос ее обрел ледяное спокойствие:
– Он убил моего брата. И сам сказал мне об этом. Тут уж гангстер в нем полностью выступил наружу. Странных людей можно встретить в Голливуде, не так ли? И я среди них не исключение.
– Вы любили его, – безжалостно сказал я.
На ее щеках вспыхнули красные пятна.
– Я никого не люблю! С этим все кончено, – воскликнула она и бросила взгляд на кресло с высокой спинкой. – А его я перестала любить вчера вечером. Он стал расспрашивать меня о вас, кто вы такой и все такое прочее. Я объяснила ему. И сказала, что надо будет признаться в посещении отеля «Ван Нуйс» в тот день, когда в нем оказался тот мертвец.
– Вы хотели сообщить об этом в полицию?
– Нет, Джулиусу Оппенгеймеру. Он бы сумел что-нибудь сделать.
– Не он, так его собачки, – добавил я.
Мисс Уэлд не улыбнулась. Я тоже.
– Если б Оппенгеймер ничего не сделал, у меня бы с кино было все кончено, – равнодушно промолвила она. – Теперь кончено и со всем остальным.
Я достал сигарету, закурил. Предложил и ей. Она отказалась. Я не спешил. Время, казалось, выпустило меня из своих тисков. И почти все остальное тоже. Я был совершенно подавлен.
– Вы забегаете вперед, – произнес я через минуту. – Отправляясь в отель, вы не знали, что Стилгрейв – это Плакса Моейр.
– Не знала.
– Тогда зачем вы поехали туда?
– Выкупить фотографии.
– Сомнительно. Фотографии для вас тогда ничего не значили. На них зафиксировано лишь то, что вы сидите с ним за одним столом.
Мисс Уэлд посмотрела на меня, крепко зажмурилась и опять широко открыла глаза.
– Плакать не стану, – сказала она. – Я действительно не знала. Но когда он оказался в тюрьме, догадалась, что он что-то скрывает. Решила, что Стилгрейв замешан в каких-то темных делах. Но не в убийствах.
– Угу, – буркнул я, поднялся и под взглядом Мэвис Уэлд подошел к креслу с высокой спинкой. Нагнувшись над мертвым Стилгрейвом, я пощупал у него под мышкой слева. Там был пистолет в кобуре. Я не стал его трогать, вернулся и опять сел напротив Мэвис.
– Уладить это будет стоить больших денег, – сказал я.
На ее лице впервые появилась улыбка. Очень слабая, но все же улыбка.
– Больших денег у меня нет. Так что это исключается.
– У Оппенгеймера есть. Теперь вы стоите для него миллионы.
– Он не станет рисковать. Сейчас все, кому не лень, нападают на кинобизнес. Оппенгеймер смирится с потерей и через полгода забудет о ней.
– Вы же хотели обратиться к нему.
– Хотела, потому что влипла в историю, не сделав ничего дурного. Но теперь-то я кое-что сделала.
– А Бэллоу? Вы представляете немалую ценность и для него.
– Я ни для кого сейчас и гроша ломаного не стою. Оставьте, Марлоу. Вы желаете мне добра, ноя знаю этих людей.
– Теперь все ясно, – подытожил я. – Вот почему вы послали за мной.
– Замечательно, – сказала она. – И вы, голубчик, все уладили.
Бесплатно.
Голос ее вновь стал хрупким и слабым.
Я подошел к кушетке и сел рядом с мисс Уэлд. Взял ее за предплечье, вытащил руку из кармана манто и положил на свою ладонь. Рука, несмотря на мех, была холодной как лед.
Мисс Уэлд повернула голову и в упор посмотрела на меня.
– Поверьте, голубчик, я не стою этого. Даже для того, чтобы переспать со мной.
Я повернул ее руку ладонью вверх и хотел распрямить пальцы. Они оказались неподатливыми. Я распрямил их поодиночке. Погладил ее ладонь.
– Почему у вас был пистолет?
– Пистолет?
– Не выгадывайте время на раздумья. Отвечайте немедленно. Вы собирались убить его?
– Почему бы и нет, голубчик? Мне казалось, что я для него что-то значу.
Наверно, я слегка тщеславна. Но он меня обманул. Для Стилгрейвов этого мира никто ничего не значит. А теперь никто ничего не значит для всех Мэвис Уэлд этого мира.
Она отодвинулась от меня и слегка улыбнулась.
– Не нужно было отдавать вам пистолет. Если бы я убила вас, то еще могла бы как-то вывернуться.
Я достал пистолет и протянул ей. Она взяла его и вскочила на ноги.
Ствол был наведен на меня. Легкая усталая улыбка снова тронула ее губы.
Палец очень твердо лежал на спусковом крючке.
– Стреляйте повыше, – сказал я. – На мне бронежилет.
Мисс Уэлд опустила руку и молча уставилась на меня. Потом бросила пистолет на кушетку.
– Не нравится мне этот сценарий, – проговорила она. – Не нравятся реплики. Я просто сама не своя, надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду.
Она засмеялась и опустила глаза. Носок ее туфли ерзал по ковру взад-вперед.
– Мы хорошо побеседовали, голубчик. Телефон там, на стойке бара.
– Спасибо. Вы помните номер Долорес?
– Долорес? Зачем?
Я не ответил, и она назвала номер. Подойдя к углу бара, я позвонил.
Повторилась старая история. Добрый вечер, это Шато-Берси, кто спрашивает мисс Гонсалес. Минутку, пожалуйста, дзинь, дзинь, дзинь, потом соблазнительный голос:
– Алло?
– Это Марлоу. Ты понимала, какой опасности меня подвергаешь?
Я почти расслышал, как у нее прервалось дыхание. Почти. Поскольку этого невозможно расслышать по телефону. Но иногда кажется, что слышишь.
– Амиго, я так рада слышать твой голос, – сказала она. – Очень, очень рада.
– Да или нет?
– Н-не... не знаю. Обидно думать, что, может, и понимала. Ты мне очень нравишься.
– У меня здесь небольшое осложнение.
– Он что... – Долгая пауза. Телефон с коммутатором, надо быть осторожной. – Он что, там?
– Ну... в некотором смысле. И здесь, и не здесь.
На сей раз я расслышал ее дыхание. Долгий, похожий на свисток вздох.
– Есть ли там кто-нибудь еще?
– Никого. Только я и мой подопечный. Я хочу тебя кое о чем спросить.
Это очень важно. Скажи правду. Где ты взяла ту штуку, что отдала мне?
– У него, конечно. Он мне сам ее дал.
– Когда?
– Рано вечером. А что?
– Как рано?
– Часов в шесть.
– Зачем он дал ее тебе?
– Просил подержать у себя. Она, как всегда, была при нем.
– Просил подержать у себя? С какой стати?
– Он не сказал, амиго. Это в его духе. Он редко объяснял свои поступки.
– Ты не заметила в этой штуке ничего подозрительного?
– Как... нет, не заметила.
– Заметила. Что из нее стреляли, что пахнет пороховой гарью.
– Но я не...
– Да, да. Слушай. Ты пораскинула мозгами. Держать у себя эту штуку было ни к чему. И ты отказалась. Вернула ее назад. Да и вообще ты не любишь иметь дело с такими вещами.
Наступило долгое молчание. Наконец, Долорес сказала:
– Ну конечно. Но какой для него был смысл отдавать ее мне? Я имею в виду, по твоей версии.
– Он не сказал, какой. Просто хотел сбагрить тебе пистолет, а ты не взяла. Запомнишь?
– Мне придется так говорить?
– Да.
– А это не опасно?
– Ты хоть раз пыталась избежать опасности?
Долорес негромко засмеялась.
– Амиго, ты прекрасно понимаешь меня.
– Доброй ночи, – попрощался я.
– Постой, ты не рассказал мне, что случилось.
– Я тебе даже не звонил.
Положив трубку, я повернулся.
Мисс Уэлд стояла посреди комнаты, не сводя с меня взгляда.
– Ваша машина здесь? – спросил я.
– Да.
– Уезжайте.
– И что дальше?
– Ничего. Отправляйтесь домой.
– Отвертеться вам не удастся, – негромко произнесла она.
– Вы мой клиент.
– Я не могу этого допустить. Его убила я. Зачем же втягивать в это дело еще и вас?
– Перестаньте играть роль. И поезжайте окольным путем. Не тем, которым меня привезла Долорес.
Мисс Уэлд поглядела мне в глаза и сдавленно повторила:
– Но его убила я.
– Я не слышу ни слова.
Она сильно закусила нижнюю губу. И, казалось, почти не дышала. Стояла неподвижно. Я подошел к ней, коснулся пальцем ее щеки. Нажал посильнее и смотрел, как белое пятно становится красным.
– Если хотите знать, – заявил я, – я поступаю так совсем не ради вас, а ради полицейских. Я играл в этой игре краплеными картами. Они это знают.
Вот я и даю им удобный повод поупражнять голосовые связки.
– Можно подумать, им для этого необходим повод, – сказала мисс Уэлд, резко повернулась и пошла к выходу. Я проводил ее взглядом до дверного проема, надеясь, что она оглянется. Она вышла, не оборачиваясь. Спустя долгое время я услышал жужжание. Потом тяжелый стук – поднялась дверь гаража. Вдали тронулся с места автомобиль. Остановился, вновь послышалось жужжание.
Когда оно прекратилось, шум мотора уже затих вдали. Теперь я ничего не слышал. Тишина дома облегла меня толстыми свободными складками, как манто"
– плечи мисс Уэлд.
Я отнес к бару бокал с бутылкой и перемахнул через стойку. Ополоснул бокал в маленькой раковине и поставил его на место. На сей раз я обнаружил потайной замок и распахнул дверцу с противоположной телефону стороны.
Потом снова подошел к убитому.
Достав пистолет, взятый у Долорес, я обтер его, вложил в маленькую вялую руку Стилгрейва, подержал и отпустил. Пистолет с глухим стуком упал на ковер. Положение его казалось естественным. Об отпечатках пальцев я не думал. Стилгрейв, пожалуй, давным-давно научился не оставлять их на оружии.
Теперь у меня оставалось всего три огневые единицы. Пистолет из кобуры Стилгрейва я завернул в полотенце и положил на полку бара. К «люгеру» я не прикасался. Оставался второй пистолет с белой костяной рукояткой. Я прикинул, с какого расстояния был произведен роковой выстрел. Не в упор, но с очень близкой дистанции. Встав в трех футах от Стилгрейва, я два раза выстрелил мимо. Пули спокойно вошли в стену. Я развернул кресло спинкой к стене. Положил маленький пистолет на пыльное покрывало одной из рулеток.
Потрогал большую мышцу на шее покойника, которая обычно коченеет первой.
Было непонятно, начала она твердеть или нет. Но кожа стала холоднее, чем раньше.
Времени у меня было не так уж много.
Я подошел к телефону и набрал номер лос-анджелесского управления полиции. Попросил оператора соединить меня с Кристи Френчем. Из отдела расследования убийств ответили, что он ушел домой, и поинтересовались, в чем дело. Я ответил, что дело личное и что он ждал моего звонка. Мне дали его домашний номер, очень неохотно, что объяснялось не существующими предписаниями, а нежеланием давать кому-либо какие-нибудь сведения.
Я набрал номер, трубку сняла женщина и позвала: «Кристи!» Судя по голосу, он был отдохнувшим, спокойным.
– Это Марлоу. Не помешал?
– Я читал малышу сказки. Ему уже пора в постель. Чем обязан?
– Помните, в отеле «Ван Нуйс» вы сказали, что человек может завести себе друга, если раздобудет для вас что-нибудь о Плаксе Мойере?
– Помню.
– Мне нужен друг.
– Что же ты разузнал? – Судя по тону, это его мало интересовало.
– Я предполагаю, что это тот самый человек. Стилгрейв.
– От предположений мало толку, малыш. Мы тоже так думали, потому и задержали его в кутузке. Но безрезультатно.
– Вы его взяли по доносу. Этот донос устроил себе он сам. Чтобы иметь алиби на тот вечер, когда убрали Стейна.
– Это у тебя полет фантазии или есть доказательства?
Голос его стал уже чуть менее бодрым.
– Если человек выходил из тюрьмы с пропуском от тюремного врача, вы можете это установить?
Молчание. Вдали послышалось хныканье ребенка и голос утешающей его женщины.
– Такое случалось, – глухо сказал Френч. – Не знаю. Пропуск получить нелегко. Его бы отправили под охраной. Он что, подкупил охрану?
– У меня такая версия.
– Забудь о ней. Что еще?
– Я нахожусь в Стиллвуд-Хейтсе. Это большой дом, в котором велись азартные игры, и это не нравилось местным жителям.
– Читал об этом. Стилгрейв там?
– Здесь. Я с ним один.
Снова молчание. Ребенок заорал, и мне послышался шлепок. Ребенок заорал еще громче. Френч на кого-то прикрикнул.
– Дай ему трубку, – наконец, сказал он.
– Вы сегодня плохо соображаете, Кристи. С какой стати я стал бы звонить вам?
– Да, – проговорил он. – Не сразу дошло. Какой там адрес? Телефон?
– Не знаю. Но дом находится в конце Тауэр-роуд в Стиллвуд-Хейтсе, телефонный номер Холлдейл – девять пятьдесят три тридцать три.
Френч повторил номер и медленно спросил:
– На сей раз дождешься, а?
– Придется.
Раздался щелчок, и я повесил трубку.
Я вновь пошел по дому. Обнаруживая выключатели, я включал свет. Наконец я вышел из задней двери на самом верху лестницы. Там стоял прожектор для освещения автостоянки. Ворота были по-прежнему распахнуты. Я затворил их, надел цепь и защелкнул замок. Неторопливо пошел обратно, глядя на луну, вдыхая ночной воздух, прислушиваясь к древесным лягушкам и цикадам. Вошел в дом, отыскал парадную дверь и зажег над ней свет. Перед дверью была большая автостоянка и круглый газон с розами. Но чтобы уехать оттуда, нужно было огибать здание.
Дом находился в тупике, к нему вела только одна дорога, которая проходила через жилой район. Мне стало любопытно, кто же живет в этом районе. Вдали сквозь деревья виднелись огни большого дома. Наверно, собственность какого-нибудь голливудского туза, чародея слюнявых поцелуев и порнографических наплывов.
Я вернулся в гостиную и потрогал пистолет, из которого стрелял. Он уже остыл. Да и мистер Стилгрейв начинал уже определенно выглядеть покойником.
Сирены пока еще не было слышно. Но, наконец, послышался шум въезжающий на пригорок машины. Я вышел ей навстречу, лелея свою прекрасную мечту.
Глава 29
Глава 30
– Почему сегодня?
Дыхание ее прервалось.
– Прошу вас, – взмолилась она, – не задавайте столько бессмысленных вопросов. Не мучайте меня. Вы ничего не сможете поделать. Я, когда звонила Долорес, надеялась на вашу помощь. Теперь уже надеяться не на что.
– Ну ладно, – вздохнул я. – Кажется, вы кое-чего не поняли. Стилгрейв знал, что человеку, славшему эти фотографии, нужны деньги, много денег.
Знал, что шантажист рано или поздно обнаружит себя. Вот Стилгрейв и дождался этого. Фотографии его ничуть не волновали – разве что из-за вас.
Голос ее обрел ледяное спокойствие:
– Он убил моего брата. И сам сказал мне об этом. Тут уж гангстер в нем полностью выступил наружу. Странных людей можно встретить в Голливуде, не так ли? И я среди них не исключение.
– Вы любили его, – безжалостно сказал я.
На ее щеках вспыхнули красные пятна.
– Я никого не люблю! С этим все кончено, – воскликнула она и бросила взгляд на кресло с высокой спинкой. – А его я перестала любить вчера вечером. Он стал расспрашивать меня о вас, кто вы такой и все такое прочее. Я объяснила ему. И сказала, что надо будет признаться в посещении отеля «Ван Нуйс» в тот день, когда в нем оказался тот мертвец.
– Вы хотели сообщить об этом в полицию?
– Нет, Джулиусу Оппенгеймеру. Он бы сумел что-нибудь сделать.
– Не он, так его собачки, – добавил я.
Мисс Уэлд не улыбнулась. Я тоже.
– Если б Оппенгеймер ничего не сделал, у меня бы с кино было все кончено, – равнодушно промолвила она. – Теперь кончено и со всем остальным.
Я достал сигарету, закурил. Предложил и ей. Она отказалась. Я не спешил. Время, казалось, выпустило меня из своих тисков. И почти все остальное тоже. Я был совершенно подавлен.
– Вы забегаете вперед, – произнес я через минуту. – Отправляясь в отель, вы не знали, что Стилгрейв – это Плакса Моейр.
– Не знала.
– Тогда зачем вы поехали туда?
– Выкупить фотографии.
– Сомнительно. Фотографии для вас тогда ничего не значили. На них зафиксировано лишь то, что вы сидите с ним за одним столом.
Мисс Уэлд посмотрела на меня, крепко зажмурилась и опять широко открыла глаза.
– Плакать не стану, – сказала она. – Я действительно не знала. Но когда он оказался в тюрьме, догадалась, что он что-то скрывает. Решила, что Стилгрейв замешан в каких-то темных делах. Но не в убийствах.
– Угу, – буркнул я, поднялся и под взглядом Мэвис Уэлд подошел к креслу с высокой спинкой. Нагнувшись над мертвым Стилгрейвом, я пощупал у него под мышкой слева. Там был пистолет в кобуре. Я не стал его трогать, вернулся и опять сел напротив Мэвис.
– Уладить это будет стоить больших денег, – сказал я.
На ее лице впервые появилась улыбка. Очень слабая, но все же улыбка.
– Больших денег у меня нет. Так что это исключается.
– У Оппенгеймера есть. Теперь вы стоите для него миллионы.
– Он не станет рисковать. Сейчас все, кому не лень, нападают на кинобизнес. Оппенгеймер смирится с потерей и через полгода забудет о ней.
– Вы же хотели обратиться к нему.
– Хотела, потому что влипла в историю, не сделав ничего дурного. Но теперь-то я кое-что сделала.
– А Бэллоу? Вы представляете немалую ценность и для него.
– Я ни для кого сейчас и гроша ломаного не стою. Оставьте, Марлоу. Вы желаете мне добра, ноя знаю этих людей.
– Теперь все ясно, – подытожил я. – Вот почему вы послали за мной.
– Замечательно, – сказала она. – И вы, голубчик, все уладили.
Бесплатно.
Голос ее вновь стал хрупким и слабым.
Я подошел к кушетке и сел рядом с мисс Уэлд. Взял ее за предплечье, вытащил руку из кармана манто и положил на свою ладонь. Рука, несмотря на мех, была холодной как лед.
Мисс Уэлд повернула голову и в упор посмотрела на меня.
– Поверьте, голубчик, я не стою этого. Даже для того, чтобы переспать со мной.
Я повернул ее руку ладонью вверх и хотел распрямить пальцы. Они оказались неподатливыми. Я распрямил их поодиночке. Погладил ее ладонь.
– Почему у вас был пистолет?
– Пистолет?
– Не выгадывайте время на раздумья. Отвечайте немедленно. Вы собирались убить его?
– Почему бы и нет, голубчик? Мне казалось, что я для него что-то значу.
Наверно, я слегка тщеславна. Но он меня обманул. Для Стилгрейвов этого мира никто ничего не значит. А теперь никто ничего не значит для всех Мэвис Уэлд этого мира.
Она отодвинулась от меня и слегка улыбнулась.
– Не нужно было отдавать вам пистолет. Если бы я убила вас, то еще могла бы как-то вывернуться.
Я достал пистолет и протянул ей. Она взяла его и вскочила на ноги.
Ствол был наведен на меня. Легкая усталая улыбка снова тронула ее губы.
Палец очень твердо лежал на спусковом крючке.
– Стреляйте повыше, – сказал я. – На мне бронежилет.
Мисс Уэлд опустила руку и молча уставилась на меня. Потом бросила пистолет на кушетку.
– Не нравится мне этот сценарий, – проговорила она. – Не нравятся реплики. Я просто сама не своя, надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду.
Она засмеялась и опустила глаза. Носок ее туфли ерзал по ковру взад-вперед.
– Мы хорошо побеседовали, голубчик. Телефон там, на стойке бара.
– Спасибо. Вы помните номер Долорес?
– Долорес? Зачем?
Я не ответил, и она назвала номер. Подойдя к углу бара, я позвонил.
Повторилась старая история. Добрый вечер, это Шато-Берси, кто спрашивает мисс Гонсалес. Минутку, пожалуйста, дзинь, дзинь, дзинь, потом соблазнительный голос:
– Алло?
– Это Марлоу. Ты понимала, какой опасности меня подвергаешь?
Я почти расслышал, как у нее прервалось дыхание. Почти. Поскольку этого невозможно расслышать по телефону. Но иногда кажется, что слышишь.
– Амиго, я так рада слышать твой голос, – сказала она. – Очень, очень рада.
– Да или нет?
– Н-не... не знаю. Обидно думать, что, может, и понимала. Ты мне очень нравишься.
– У меня здесь небольшое осложнение.
– Он что... – Долгая пауза. Телефон с коммутатором, надо быть осторожной. – Он что, там?
– Ну... в некотором смысле. И здесь, и не здесь.
На сей раз я расслышал ее дыхание. Долгий, похожий на свисток вздох.
– Есть ли там кто-нибудь еще?
– Никого. Только я и мой подопечный. Я хочу тебя кое о чем спросить.
Это очень важно. Скажи правду. Где ты взяла ту штуку, что отдала мне?
– У него, конечно. Он мне сам ее дал.
– Когда?
– Рано вечером. А что?
– Как рано?
– Часов в шесть.
– Зачем он дал ее тебе?
– Просил подержать у себя. Она, как всегда, была при нем.
– Просил подержать у себя? С какой стати?
– Он не сказал, амиго. Это в его духе. Он редко объяснял свои поступки.
– Ты не заметила в этой штуке ничего подозрительного?
– Как... нет, не заметила.
– Заметила. Что из нее стреляли, что пахнет пороховой гарью.
– Но я не...
– Да, да. Слушай. Ты пораскинула мозгами. Держать у себя эту штуку было ни к чему. И ты отказалась. Вернула ее назад. Да и вообще ты не любишь иметь дело с такими вещами.
Наступило долгое молчание. Наконец, Долорес сказала:
– Ну конечно. Но какой для него был смысл отдавать ее мне? Я имею в виду, по твоей версии.
– Он не сказал, какой. Просто хотел сбагрить тебе пистолет, а ты не взяла. Запомнишь?
– Мне придется так говорить?
– Да.
– А это не опасно?
– Ты хоть раз пыталась избежать опасности?
Долорес негромко засмеялась.
– Амиго, ты прекрасно понимаешь меня.
– Доброй ночи, – попрощался я.
– Постой, ты не рассказал мне, что случилось.
– Я тебе даже не звонил.
Положив трубку, я повернулся.
Мисс Уэлд стояла посреди комнаты, не сводя с меня взгляда.
– Ваша машина здесь? – спросил я.
– Да.
– Уезжайте.
– И что дальше?
– Ничего. Отправляйтесь домой.
– Отвертеться вам не удастся, – негромко произнесла она.
– Вы мой клиент.
– Я не могу этого допустить. Его убила я. Зачем же втягивать в это дело еще и вас?
– Перестаньте играть роль. И поезжайте окольным путем. Не тем, которым меня привезла Долорес.
Мисс Уэлд поглядела мне в глаза и сдавленно повторила:
– Но его убила я.
– Я не слышу ни слова.
Она сильно закусила нижнюю губу. И, казалось, почти не дышала. Стояла неподвижно. Я подошел к ней, коснулся пальцем ее щеки. Нажал посильнее и смотрел, как белое пятно становится красным.
– Если хотите знать, – заявил я, – я поступаю так совсем не ради вас, а ради полицейских. Я играл в этой игре краплеными картами. Они это знают.
Вот я и даю им удобный повод поупражнять голосовые связки.
– Можно подумать, им для этого необходим повод, – сказала мисс Уэлд, резко повернулась и пошла к выходу. Я проводил ее взглядом до дверного проема, надеясь, что она оглянется. Она вышла, не оборачиваясь. Спустя долгое время я услышал жужжание. Потом тяжелый стук – поднялась дверь гаража. Вдали тронулся с места автомобиль. Остановился, вновь послышалось жужжание.
Когда оно прекратилось, шум мотора уже затих вдали. Теперь я ничего не слышал. Тишина дома облегла меня толстыми свободными складками, как манто"
– плечи мисс Уэлд.
Я отнес к бару бокал с бутылкой и перемахнул через стойку. Ополоснул бокал в маленькой раковине и поставил его на место. На сей раз я обнаружил потайной замок и распахнул дверцу с противоположной телефону стороны.
Потом снова подошел к убитому.
Достав пистолет, взятый у Долорес, я обтер его, вложил в маленькую вялую руку Стилгрейва, подержал и отпустил. Пистолет с глухим стуком упал на ковер. Положение его казалось естественным. Об отпечатках пальцев я не думал. Стилгрейв, пожалуй, давным-давно научился не оставлять их на оружии.
Теперь у меня оставалось всего три огневые единицы. Пистолет из кобуры Стилгрейва я завернул в полотенце и положил на полку бара. К «люгеру» я не прикасался. Оставался второй пистолет с белой костяной рукояткой. Я прикинул, с какого расстояния был произведен роковой выстрел. Не в упор, но с очень близкой дистанции. Встав в трех футах от Стилгрейва, я два раза выстрелил мимо. Пули спокойно вошли в стену. Я развернул кресло спинкой к стене. Положил маленький пистолет на пыльное покрывало одной из рулеток.
Потрогал большую мышцу на шее покойника, которая обычно коченеет первой.
Было непонятно, начала она твердеть или нет. Но кожа стала холоднее, чем раньше.
Времени у меня было не так уж много.
Я подошел к телефону и набрал номер лос-анджелесского управления полиции. Попросил оператора соединить меня с Кристи Френчем. Из отдела расследования убийств ответили, что он ушел домой, и поинтересовались, в чем дело. Я ответил, что дело личное и что он ждал моего звонка. Мне дали его домашний номер, очень неохотно, что объяснялось не существующими предписаниями, а нежеланием давать кому-либо какие-нибудь сведения.
Я набрал номер, трубку сняла женщина и позвала: «Кристи!» Судя по голосу, он был отдохнувшим, спокойным.
– Это Марлоу. Не помешал?
– Я читал малышу сказки. Ему уже пора в постель. Чем обязан?
– Помните, в отеле «Ван Нуйс» вы сказали, что человек может завести себе друга, если раздобудет для вас что-нибудь о Плаксе Мойере?
– Помню.
– Мне нужен друг.
– Что же ты разузнал? – Судя по тону, это его мало интересовало.
– Я предполагаю, что это тот самый человек. Стилгрейв.
– От предположений мало толку, малыш. Мы тоже так думали, потому и задержали его в кутузке. Но безрезультатно.
– Вы его взяли по доносу. Этот донос устроил себе он сам. Чтобы иметь алиби на тот вечер, когда убрали Стейна.
– Это у тебя полет фантазии или есть доказательства?
Голос его стал уже чуть менее бодрым.
– Если человек выходил из тюрьмы с пропуском от тюремного врача, вы можете это установить?
Молчание. Вдали послышалось хныканье ребенка и голос утешающей его женщины.
– Такое случалось, – глухо сказал Френч. – Не знаю. Пропуск получить нелегко. Его бы отправили под охраной. Он что, подкупил охрану?
– У меня такая версия.
– Забудь о ней. Что еще?
– Я нахожусь в Стиллвуд-Хейтсе. Это большой дом, в котором велись азартные игры, и это не нравилось местным жителям.
– Читал об этом. Стилгрейв там?
– Здесь. Я с ним один.
Снова молчание. Ребенок заорал, и мне послышался шлепок. Ребенок заорал еще громче. Френч на кого-то прикрикнул.
– Дай ему трубку, – наконец, сказал он.
– Вы сегодня плохо соображаете, Кристи. С какой стати я стал бы звонить вам?
– Да, – проговорил он. – Не сразу дошло. Какой там адрес? Телефон?
– Не знаю. Но дом находится в конце Тауэр-роуд в Стиллвуд-Хейтсе, телефонный номер Холлдейл – девять пятьдесят три тридцать три.
Френч повторил номер и медленно спросил:
– На сей раз дождешься, а?
– Придется.
Раздался щелчок, и я повесил трубку.
Я вновь пошел по дому. Обнаруживая выключатели, я включал свет. Наконец я вышел из задней двери на самом верху лестницы. Там стоял прожектор для освещения автостоянки. Ворота были по-прежнему распахнуты. Я затворил их, надел цепь и защелкнул замок. Неторопливо пошел обратно, глядя на луну, вдыхая ночной воздух, прислушиваясь к древесным лягушкам и цикадам. Вошел в дом, отыскал парадную дверь и зажег над ней свет. Перед дверью была большая автостоянка и круглый газон с розами. Но чтобы уехать оттуда, нужно было огибать здание.
Дом находился в тупике, к нему вела только одна дорога, которая проходила через жилой район. Мне стало любопытно, кто же живет в этом районе. Вдали сквозь деревья виднелись огни большого дома. Наверно, собственность какого-нибудь голливудского туза, чародея слюнявых поцелуев и порнографических наплывов.
Я вернулся в гостиную и потрогал пистолет, из которого стрелял. Он уже остыл. Да и мистер Стилгрейв начинал уже определенно выглядеть покойником.
Сирены пока еще не было слышно. Но, наконец, послышался шум въезжающий на пригорок машины. Я вышел ей навстречу, лелея свою прекрасную мечту.
Глава 29
Вошли они, как всегда, важно, нагло, спокойно, глаза их сверкали настороженностью и недоверием.
– Славный домик, – присвистнул Френч. – А где этот тип?
– Здесь, – сказал Бейфус, не дожидаясь, пока я отвечу.
Они неторопливо прошли по комнате, встали напротив Стилгрейва и с серьезным видом уставились на него.
– Мертв, как будто? – заметил Бейфус, начиная представление.
Френч наклонился и поднял с пола пистолет, взяв его за скобу двумя пальцами. Указал взглядом в сторону и повел подбородком. Бейфус поднял другой, с белой рукояткой, и просунул карандаш в его дуло.
– Надеюсь, отпечатки пальцев на своих местах, – сказал Бейфус. Понюхал дуло. – О, да эта штучка не бездействовала. Как твой, Кристи?
– Из моего стреляли, – ответил Френч. Принюхался еще раз. – Но довольно давно. – Достал фонарик и посветил в дуло черного пистолета. – Несколько часов назад.
– В Бэй-Сити, в одном доме на Вайоминг-стрит, – заговорил я.
Оба разом обернулись ко мне.
– Догадка? – неторопливо спросил Френч.
– Да.
Он подошел к накрытому столу и положил поднятый им пистолет на некотором расстоянии от другого.
– Привесь к ним бирки, Фред. Не откладывая. Пистолеты одинаковые. На бирках распишемся оба.
Бейфус кивнул и стал рыться в карманах. Достал две бирки с веревочками.
Полицейские на расстаются с такими вещами.
Френч подошел ко мне.
– Давай покончим с догадками и перейдем к тому, что ты знаешь.
– Вечером мне позвонила одна знакомая и сказала, что одному из моих клиентов здесь угрожает опасность. С его стороны. – Я кивком указал на покойника в кресле. – Эта знакомая привезла меня сюда. Мы проезжали через дорожный пост. Несколько человек видели нас обоих. Она оставила меня в задней части дома и уехала домой.
– У этой знакомой есть фамилия? – спросил Френч.
– Долорес Гонсалес. Дом Шато-Берси. На Франклин-авеню. Она снимается в кино.
– Ого, – сказал Бейфус и закатил глаза.
– А кто твой клиент? Она же? – спросил Френч.
– Нет. Совсем другая женщина.
– А у нее есть имя?
– Пока что нет.
Френч и Бейфус уставились на меня сурово блестящими глазами. Челюсть Френча дернулась. По ее бокам проступили узлы мускулов.
– Новые правила, вот как? – негромко спросил он.
– Нужно соглашение о том, что не будет огласки, – сказал я. – Окружной прокурор вряд ли станет возражать.
– Ты плохо знаешь окружного прокурора, Марлоу, – разъяснил Бейфус. – У него аппетит на огласку, как у меня на зеленый горошек.
– Мы не даем тебе никаких гарантий, – прибавил Френч.
– Имени у нее нет, – произнес я.
– У нас есть дюжина способов узнать его, малыш, – сказал Бейфус. – Зачем осложнять дело для всех нас?
– Никакой огласки, – уперся я, – пока не будет предъявлено обвинение.
– Отвертеться тебе не удастся, Марлоу.
– Черт возьми! – взорвался я. – Этот человек убил Оррина Квеста.
Отвезите пистолет в город и проверьте те пули, что сидят в Квесте. Пойдите мне навстречу хотя бы в этом, пока не поставили меня в невозможное положение.
– Ради тебя я и ухом не поведу, – заявил Френч.
Я промолчал. Он глянул на меня с холодной ненавистью в глазах. И, медленно разжав губы, глухо спросил:
– Ты был здесь, когда его прикончили?
– Нет.
– А кто был?
– Он, – сказал я, бросив взгляд на мертвого Стилгрейва.
– Еще кто?
– Не стану лгать вам, – сказал я. – Яне скажу ничего – разве только вы выполните поставленные мною условия. Кто был здесь и когда его убили, я не знаю.
– Кто был здесь, когда ты приехал сюда?
Я не ответил. Френч неторопливо повернулся к Бейфусу и проговорил:
– Надень ему наручники.
За спиной. Бейфус замялся. Потом из левого набедренного кармана достал наручники и подошел ко мне.
– Заведи руки за спину, – с неловкостью сказал он.
Я повиновался. Бейфус защелкнул браслеты на моих запястьях. Френч подошел ближе и встал передо мной. Глаза его были полузакрыты, кожа вокруг них посерела от усталости.
– Я произнесу небольшую речь, – сказал он. – Тебе она не понравится.
Я промолчал.
– С нами дело обстоит вот как, – заговорил Френч. – Мы фараоны, и нас все ненавидят. И будто нам мало своих забот, мы еще должны иметь дело с тобой. Будто нам и без того не достается от сидящих в угловых кабинетах типов, от своры из муниципалитета, от дневного начальника, ночного начальника, от торговой палаты, от его чести мэра, занимающего шикарный кабинет раза в четыре больше трех комнатушек, в которых теснится весь наш отдел. Будто в прошлом году, работая в трех комнатушках, где на всех не хватает стульев, нам не пришлось расследовать сто четырнадцать убийств. Мы проводим жизнь, роясь в грязном белье и нюхая гнилые зубы. Мы поднимаемся по темным лестницам, чтобы взять напичканного наркотиками вооруженного подонка, и бывает, даже не доходим до верха, а наши жены не садятся в тот вечер обедать, да и в другие вечера тоже. Вечером мы не бываем дома. А когда бываем, то до того усталыми, что нет сил ни есть, ни спать, ни даже читать ту белиберду, что пишут о нас в газетах. Мы лежим в темноте без сна, в паршивом домишке на паршивой улочке, и слушаем, как на углу веселятся пьянчуги. А стоит только задремать, звонит телефон, мы поднимаемся, и все начинается по новой. Все, что мы ни делаем, все не так.
Постоянно. Если мы получаем признание, говорят, что мы его выбили, продажные адвокаты обзывают нас в суде гестаповцами и, стоит нам оплошать с грамматикой, скалят зубы. Если мы совершаем ошибку, нас разжалуют и посылают патрулировать район притонов, приятные летние вечера мы проводим, таща из канав пьяниц, выслушивая оскорбления шлюх и отнимая ножи у подонков в шикарных костюмах. Но всего этого для полного счастья нам, видно, мало. Мы должны еще иметь дело с тобой.
Френч умолк и перевел дыхание. Лицо его слегка лоснилось, будто от пота. Он всем корпусом чуть подался вперед.
– Мы должны еще иметь дело с тобой, – повторил он. – И с такими, как ты. С пройдохами, имеющими лицензии на частный сыск, утаивающими сведения и пылящими нам в нос из-за угла. Мы еще должны иметь дело с твоими утайками и хитростями, которые не одурачат даже ребенка. Ты не обидишься, если я назову тебя дешевым лживым соглядатаем, так ведь, Марлоу?
– Хотите, чтобы обиделся? – спросил я.
Френч распрямился.
– Очень хотел бы. До жути.
– Кое-что из сказанного вами – правда, – сказал я. – Но не все. Любой частный детектив хочет жить в ладу с полицией. Но иногда трудно понять, кто устанавливает правила игры. Иногда он не доверяет полиции – и не без причины. Иногда, сам того не желая, он попадает в переплет и вынужден играть теми картами, что имеет на руках. Хотя и предпочел бы иной расклад.
Ему ведь надо по-прежнему зарабатывать на жизнь.
– Твоя лицензия недействительна, – сказал Френч. – С настоящей минуты.
Эта проблема больше не будет занимать тебя.
– Будет недействительна, когда об этом скажет выдавшая ее комиссия. Не раньше.
– Давай заниматься делом, Кристи, – мягко проговорил Бейфус. – Это может подождать.
– Я и занимаюсь делом, – ответил Френч. – На свой манер. Этот тип еще не начал острить. Я жду, когда он начнет. Жду какой-нибудь блестящей остроты. Неужели ты растерял все свои шутки, Марлоу?
– Что, собственно, вы хотите от меня услышать? – спросил я.
– Догадайся.
– Вы сегодня настоящий людоед, – сказал я. – Вам хочется разорвать меня пополам. Но вам нужен повод. И вы хотите, чтобы я дал вам его?
– Было бы неплохо, – процедил Френч сквозь зубы.
– Что бы вы сделали на моем месте? – спросил я.
– Не могу представить себя упавшим так низко.
Френч лизнул верхнюю губу. Его правая рука свободно свисала вдоль туловища. Он сжимал и разжимал ее, сам того не замечая.
– Успокойся, Кристи, – вмешался Бейфус. – Перестань.
Френч не шевельнулся. Бейфус подошел и встал между нами.
– Фред, уйди, – сказал Френч.
– Нет.
Френч стиснул кулак и саданул Бейфуса в подбородок. Бейфус отшатнулся назад и при этом оттолкнул меня. Колени его задрожали. Он пригнулся и закашлялся. Медленно покачивая головой, выпрямился, обернулся и взглянул на меня.
– Новый метод допроса с пристрастием, – усмехнулся он. – Полицейские лупят друг друга изо всех сил, подозреваемый не выдерживает этого зрелища и начинает раскалываться.
Бейфус поднял руку и потрогал ушибленное место. Там уже стала появляться опухоль. Губы его усмехались, но взгляд оставался слегка затуманенным. Френч стоял неподвижно, не издавая ни звука. Бейфус достал пачку сигарет, встряхнул и протянул Френчу. Френч поглядел на сигареты, потом на Бейфуса.
– Семнадцать лет такой жизни, – вздохнул он. – Жена, и та ненавидит меня.
Он поднял руку и слегка шлепнул Бейфуса по щеке. Бейфус продолжал усмехаться.
– Это я тебя ударил, Фред? – спросил Френч.
– Меня никто не бил, Кристи, – ответил Бейфус. – Насколько я помню.
– Сними с него наручники, – сказал Френч, – и отведи в машину. Он арестован. Можешь, если сочтешь нужным, примкнуть его наручниками к перекладине.
– Ладно.
Бейфус зашел мне за спину. Браслеты раскрылись.
– Пошли, малыш, – кивнул он.
Я глянул на Френча в упор. Он смотрел на меня, как на пустое место.
Будто совершенно не видел.
Я пошел к выходу.
– Славный домик, – присвистнул Френч. – А где этот тип?
– Здесь, – сказал Бейфус, не дожидаясь, пока я отвечу.
Они неторопливо прошли по комнате, встали напротив Стилгрейва и с серьезным видом уставились на него.
– Мертв, как будто? – заметил Бейфус, начиная представление.
Френч наклонился и поднял с пола пистолет, взяв его за скобу двумя пальцами. Указал взглядом в сторону и повел подбородком. Бейфус поднял другой, с белой рукояткой, и просунул карандаш в его дуло.
– Надеюсь, отпечатки пальцев на своих местах, – сказал Бейфус. Понюхал дуло. – О, да эта штучка не бездействовала. Как твой, Кристи?
– Из моего стреляли, – ответил Френч. Принюхался еще раз. – Но довольно давно. – Достал фонарик и посветил в дуло черного пистолета. – Несколько часов назад.
– В Бэй-Сити, в одном доме на Вайоминг-стрит, – заговорил я.
Оба разом обернулись ко мне.
– Догадка? – неторопливо спросил Френч.
– Да.
Он подошел к накрытому столу и положил поднятый им пистолет на некотором расстоянии от другого.
– Привесь к ним бирки, Фред. Не откладывая. Пистолеты одинаковые. На бирках распишемся оба.
Бейфус кивнул и стал рыться в карманах. Достал две бирки с веревочками.
Полицейские на расстаются с такими вещами.
Френч подошел ко мне.
– Давай покончим с догадками и перейдем к тому, что ты знаешь.
– Вечером мне позвонила одна знакомая и сказала, что одному из моих клиентов здесь угрожает опасность. С его стороны. – Я кивком указал на покойника в кресле. – Эта знакомая привезла меня сюда. Мы проезжали через дорожный пост. Несколько человек видели нас обоих. Она оставила меня в задней части дома и уехала домой.
– У этой знакомой есть фамилия? – спросил Френч.
– Долорес Гонсалес. Дом Шато-Берси. На Франклин-авеню. Она снимается в кино.
– Ого, – сказал Бейфус и закатил глаза.
– А кто твой клиент? Она же? – спросил Френч.
– Нет. Совсем другая женщина.
– А у нее есть имя?
– Пока что нет.
Френч и Бейфус уставились на меня сурово блестящими глазами. Челюсть Френча дернулась. По ее бокам проступили узлы мускулов.
– Новые правила, вот как? – негромко спросил он.
– Нужно соглашение о том, что не будет огласки, – сказал я. – Окружной прокурор вряд ли станет возражать.
– Ты плохо знаешь окружного прокурора, Марлоу, – разъяснил Бейфус. – У него аппетит на огласку, как у меня на зеленый горошек.
– Мы не даем тебе никаких гарантий, – прибавил Френч.
– Имени у нее нет, – произнес я.
– У нас есть дюжина способов узнать его, малыш, – сказал Бейфус. – Зачем осложнять дело для всех нас?
– Никакой огласки, – уперся я, – пока не будет предъявлено обвинение.
– Отвертеться тебе не удастся, Марлоу.
– Черт возьми! – взорвался я. – Этот человек убил Оррина Квеста.
Отвезите пистолет в город и проверьте те пули, что сидят в Квесте. Пойдите мне навстречу хотя бы в этом, пока не поставили меня в невозможное положение.
– Ради тебя я и ухом не поведу, – заявил Френч.
Я промолчал. Он глянул на меня с холодной ненавистью в глазах. И, медленно разжав губы, глухо спросил:
– Ты был здесь, когда его прикончили?
– Нет.
– А кто был?
– Он, – сказал я, бросив взгляд на мертвого Стилгрейва.
– Еще кто?
– Не стану лгать вам, – сказал я. – Яне скажу ничего – разве только вы выполните поставленные мною условия. Кто был здесь и когда его убили, я не знаю.
– Кто был здесь, когда ты приехал сюда?
Я не ответил. Френч неторопливо повернулся к Бейфусу и проговорил:
– Надень ему наручники.
За спиной. Бейфус замялся. Потом из левого набедренного кармана достал наручники и подошел ко мне.
– Заведи руки за спину, – с неловкостью сказал он.
Я повиновался. Бейфус защелкнул браслеты на моих запястьях. Френч подошел ближе и встал передо мной. Глаза его были полузакрыты, кожа вокруг них посерела от усталости.
– Я произнесу небольшую речь, – сказал он. – Тебе она не понравится.
Я промолчал.
– С нами дело обстоит вот как, – заговорил Френч. – Мы фараоны, и нас все ненавидят. И будто нам мало своих забот, мы еще должны иметь дело с тобой. Будто нам и без того не достается от сидящих в угловых кабинетах типов, от своры из муниципалитета, от дневного начальника, ночного начальника, от торговой палаты, от его чести мэра, занимающего шикарный кабинет раза в четыре больше трех комнатушек, в которых теснится весь наш отдел. Будто в прошлом году, работая в трех комнатушках, где на всех не хватает стульев, нам не пришлось расследовать сто четырнадцать убийств. Мы проводим жизнь, роясь в грязном белье и нюхая гнилые зубы. Мы поднимаемся по темным лестницам, чтобы взять напичканного наркотиками вооруженного подонка, и бывает, даже не доходим до верха, а наши жены не садятся в тот вечер обедать, да и в другие вечера тоже. Вечером мы не бываем дома. А когда бываем, то до того усталыми, что нет сил ни есть, ни спать, ни даже читать ту белиберду, что пишут о нас в газетах. Мы лежим в темноте без сна, в паршивом домишке на паршивой улочке, и слушаем, как на углу веселятся пьянчуги. А стоит только задремать, звонит телефон, мы поднимаемся, и все начинается по новой. Все, что мы ни делаем, все не так.
Постоянно. Если мы получаем признание, говорят, что мы его выбили, продажные адвокаты обзывают нас в суде гестаповцами и, стоит нам оплошать с грамматикой, скалят зубы. Если мы совершаем ошибку, нас разжалуют и посылают патрулировать район притонов, приятные летние вечера мы проводим, таща из канав пьяниц, выслушивая оскорбления шлюх и отнимая ножи у подонков в шикарных костюмах. Но всего этого для полного счастья нам, видно, мало. Мы должны еще иметь дело с тобой.
Френч умолк и перевел дыхание. Лицо его слегка лоснилось, будто от пота. Он всем корпусом чуть подался вперед.
– Мы должны еще иметь дело с тобой, – повторил он. – И с такими, как ты. С пройдохами, имеющими лицензии на частный сыск, утаивающими сведения и пылящими нам в нос из-за угла. Мы еще должны иметь дело с твоими утайками и хитростями, которые не одурачат даже ребенка. Ты не обидишься, если я назову тебя дешевым лживым соглядатаем, так ведь, Марлоу?
– Хотите, чтобы обиделся? – спросил я.
Френч распрямился.
– Очень хотел бы. До жути.
– Кое-что из сказанного вами – правда, – сказал я. – Но не все. Любой частный детектив хочет жить в ладу с полицией. Но иногда трудно понять, кто устанавливает правила игры. Иногда он не доверяет полиции – и не без причины. Иногда, сам того не желая, он попадает в переплет и вынужден играть теми картами, что имеет на руках. Хотя и предпочел бы иной расклад.
Ему ведь надо по-прежнему зарабатывать на жизнь.
– Твоя лицензия недействительна, – сказал Френч. – С настоящей минуты.
Эта проблема больше не будет занимать тебя.
– Будет недействительна, когда об этом скажет выдавшая ее комиссия. Не раньше.
– Давай заниматься делом, Кристи, – мягко проговорил Бейфус. – Это может подождать.
– Я и занимаюсь делом, – ответил Френч. – На свой манер. Этот тип еще не начал острить. Я жду, когда он начнет. Жду какой-нибудь блестящей остроты. Неужели ты растерял все свои шутки, Марлоу?
– Что, собственно, вы хотите от меня услышать? – спросил я.
– Догадайся.
– Вы сегодня настоящий людоед, – сказал я. – Вам хочется разорвать меня пополам. Но вам нужен повод. И вы хотите, чтобы я дал вам его?
– Было бы неплохо, – процедил Френч сквозь зубы.
– Что бы вы сделали на моем месте? – спросил я.
– Не могу представить себя упавшим так низко.
Френч лизнул верхнюю губу. Его правая рука свободно свисала вдоль туловища. Он сжимал и разжимал ее, сам того не замечая.
– Успокойся, Кристи, – вмешался Бейфус. – Перестань.
Френч не шевельнулся. Бейфус подошел и встал между нами.
– Фред, уйди, – сказал Френч.
– Нет.
Френч стиснул кулак и саданул Бейфуса в подбородок. Бейфус отшатнулся назад и при этом оттолкнул меня. Колени его задрожали. Он пригнулся и закашлялся. Медленно покачивая головой, выпрямился, обернулся и взглянул на меня.
– Новый метод допроса с пристрастием, – усмехнулся он. – Полицейские лупят друг друга изо всех сил, подозреваемый не выдерживает этого зрелища и начинает раскалываться.
Бейфус поднял руку и потрогал ушибленное место. Там уже стала появляться опухоль. Губы его усмехались, но взгляд оставался слегка затуманенным. Френч стоял неподвижно, не издавая ни звука. Бейфус достал пачку сигарет, встряхнул и протянул Френчу. Френч поглядел на сигареты, потом на Бейфуса.
– Семнадцать лет такой жизни, – вздохнул он. – Жена, и та ненавидит меня.
Он поднял руку и слегка шлепнул Бейфуса по щеке. Бейфус продолжал усмехаться.
– Это я тебя ударил, Фред? – спросил Френч.
– Меня никто не бил, Кристи, – ответил Бейфус. – Насколько я помню.
– Сними с него наручники, – сказал Френч, – и отведи в машину. Он арестован. Можешь, если сочтешь нужным, примкнуть его наручниками к перекладине.
– Ладно.
Бейфус зашел мне за спину. Браслеты раскрылись.
– Пошли, малыш, – кивнул он.
Я глянул на Френча в упор. Он смотрел на меня, как на пустое место.
Будто совершенно не видел.
Я пошел к выходу.
Глава 30
Имени его я не знал. Он был низковат и тонок для полицейского, хотя явно служил в полиции. Я решил так отчасти потому, что он вообще находился в участке, отчасти потому, что когда он потянулся за картой, я увидел кожаную наплечную кобуру и рукоятку служебного револьвера тридцать восьмого калибра.
Говорил он мало, но мягко и любезно. И улыбка его согревала всю комнату.
– Прекрасный ход, – заметил я, глядя на него поверх карт.
Мы раскладывали пасьянс. Вернее, раскладывал он. Я просто сидел и глядел, как его маленькие, очень аккуратные, очень чистые руки тянутся к карте, изящно поднимают и перекладывают ее. При этом он вытягивал губы трубочкой и насвистывал что-то безо всякой мелодии: это был легкий негромкий свист новенького, еще необкатанного паровоза.
Он улыбнулся и положил красную девятку на черную десятку.
– Чем вы занимаетесь на досуге? – спросил я.
– Много играю на рояле, – ответил он. – У меня семифутовый «стейнвей».
Главным образом, Моцарта и Баха. Я несколько старомоден. Большинство людей находят их музыку скучной. Я – нет.
– Отличный подбор, – сказал я и куда-то положил карту.
– Вы не представляете, как трудно играть некоторые вещи Моцарта, – проговорил мой собеседник. – В хорошем исполнении они кажутся очень простыми.
– А кто хорошо исполняет Моцарта? – спросил я.
– Шнабель.
– А Рубинштейн?
Он покачал головой.
– Слишком мощно. Слишком эмоционально. Моцарт – это музыка и ничего больше. Никаких комментариев от исполнителя не требуется.
– Держу пари, – сказал я, – вы многих настроили на признание. Вам нравится эта работа.
Он переложил еще одну карту и легонько пошевелил пальцами. Ногти его были блестящими, но короткими. Видно было, что этот человек любит без особого смысла шевелить руками, совершать легкие, четкие, беглые (но в то же время ровные и плавные), невесомые, словно лебяжий пух, движения. Он воскрешал ими в памяти тонкое, но не слабое исполнение глубоких вещей.
Говорил он мало, но мягко и любезно. И улыбка его согревала всю комнату.
– Прекрасный ход, – заметил я, глядя на него поверх карт.
Мы раскладывали пасьянс. Вернее, раскладывал он. Я просто сидел и глядел, как его маленькие, очень аккуратные, очень чистые руки тянутся к карте, изящно поднимают и перекладывают ее. При этом он вытягивал губы трубочкой и насвистывал что-то безо всякой мелодии: это был легкий негромкий свист новенького, еще необкатанного паровоза.
Он улыбнулся и положил красную девятку на черную десятку.
– Чем вы занимаетесь на досуге? – спросил я.
– Много играю на рояле, – ответил он. – У меня семифутовый «стейнвей».
Главным образом, Моцарта и Баха. Я несколько старомоден. Большинство людей находят их музыку скучной. Я – нет.
– Отличный подбор, – сказал я и куда-то положил карту.
– Вы не представляете, как трудно играть некоторые вещи Моцарта, – проговорил мой собеседник. – В хорошем исполнении они кажутся очень простыми.
– А кто хорошо исполняет Моцарта? – спросил я.
– Шнабель.
– А Рубинштейн?
Он покачал головой.
– Слишком мощно. Слишком эмоционально. Моцарт – это музыка и ничего больше. Никаких комментариев от исполнителя не требуется.
– Держу пари, – сказал я, – вы многих настроили на признание. Вам нравится эта работа.
Он переложил еще одну карту и легонько пошевелил пальцами. Ногти его были блестящими, но короткими. Видно было, что этот человек любит без особого смысла шевелить руками, совершать легкие, четкие, беглые (но в то же время ровные и плавные), невесомые, словно лебяжий пух, движения. Он воскрешал ими в памяти тонкое, но не слабое исполнение глубоких вещей.