Мы пошли по мощеной дорожке к проходу между углами двух зданий.
Бетонная дорога между зданиями вела к территории натурных съемок и павильонам.
– Вы работаете в конторе Бэллоу? – спросил Уилсон.
– Я только что оттуда.
– Говорят, солидная организация. Я и сам подумывал заняться этим делом.
В моей работе нет ничего приятного.
Миновав двух полицейских в мундирах, мы свернули в узкий проход между павильонами, посреди которого над дверью с номером 12 трепетал красный флажок и горел красный свет, а над красным фонарем непрерывно звенел звонок. Уилсон остановился у двери. Еще один полицейский, откинувшись назад вместе со стулом, кивнул ему и оглядел меня с тем уныло-мрачным выражением, которое нарастает у них на лицах, как ржавчина на цистерне для воды.
Звонок умолк, флажок замер, и красный свет погас. Уилсон открыл массивную дверь и пропустил меня вперед. Еще одна дверь. После солнечного света за ней оказалось совершенно темно. Потом в дальнем углу я увидел свет. Весь остальной громадный павильон казался совершенно пустым.
Мы направились к освещенному углу. Когда подошли поближе, стало казаться, что весь пол устелен черными кабелями. Стояли ряды складных стульев, несколько передвижных гардеробных с фамилиями на дверях. К съемочной площадке мы подошли не с той стороны, и я видел только спинки стульев, а по бокам – большие экраны. В стороне стрекотало несколько киноаппаратов.
– Крути! – крикнул кто-то. Раздался громкий звонок. Оба экрана засветились, показались вздымающиеся волны. Другой голос поспокойнее произнес: «Следите, пожалуйста, за своими позами, может, нам удастся подогнать эту маленькую синьетку. Начали».
Уилсон замер и схватил меня за руку. Невесть откуда послышались негромкие, нечеткие, представляющие собой бессмысленный шум голоса актеров.
Внезапно один из экранов погас. Спокойный голос тем же тоном произнес:
– Все.
Снова раздался звонок. Послышался шум общего движения. Мы с Уилсоном пошли дальше. Он прошептал мне на ухо:
– Если Нэд Гэммон до обеда не получит этот дубль, он набьет Торренсу рожу.
– О, здесь снимается Торренс, вот как?
Дик Торренс был яркой звездой второго класса, в Голливуде таких актеров не так уж мало, и в общем-то, они никому не нужны, но многим режиссерам за неимением лучшего в конце концов приходится брать их.
– Дик, хочешь посмотреть эту сцену еще раз? – произнес спокойный голос, когда мы обогнули угол декорации и увидели, что там такое – палуба прогулочной яхты неподалеку от кормы. В этой сцене были заняты две женщины и трое мужчин. Один из них, средних лет, в спортивном костюме – сидел в шезлонге. Другой – рыжеволосый, во всем белом, – походил на капитана.
Третий – яхтсмен-любитель в красивой фуражке, синем пиджаке с золотыми пуговицами, белых брюках, белых туфлях, самодовольно-обаятельный, и был Торренс. Женщина помоложе была смуглой красавицей Сьюзен Краули. Постарше – Мэвис Уэлд. На ней был мокрый купальник из плотной ткани, видимо, она только что поднялась на борт. Гример обрызгивал водой ее лицо, руки и копну белокурых волос.
Торренс не ответил. Внезапно он повернулся и уставился на оператора.
– Думаешь, я не знаю реплик?
Из темноты вышел седой человек в сером костюме. Черные глаза его злобно горели, но в голосе злобности не было.
– Или же путаешь их нарочно, – сказал он, упорно глядя на Торренса.
– Возможно, дело в том, что я не привык играть перед камерой, в которой всякий раз посреди сцены кончается пленка.
– Справедливое замечание, – сказал Нэд Гэммон. – Но пленки у него всего двести двенадцать футов. Это моя вина. Если б ты мог играть чуть поживее...
– Ха, – возмутился Торренс. – Если б я мог. Мисс Уэлд надо бы взбираться на борт не за то время, что требуется на постройку яхты.
Мэвис Уэлд резко бросила на него презрительный взгляд.
– Хронометр у Мэвис в самый раз, – возразил Гэммон. – Исполнение – тоже.
Сьюзен Краули грациозно пожала плечами.
– Мне кажется, ей не мешало бы двигаться чуть побыстрее, Нэд. У нее выходит неплохо, но могло бы и получше.
– Выходи у меня хоть немного получше, милочка, – спокойно ответила ей Мэвис Уэлд, – кое-кто мог бы назвать это игрой. Тебе ведь не хочется, чтобы нечто подобное имело место в твоей картине, так ведь?
Торренс засмеялся. Сьюзен Краули повернулась и сверкнула на него глазами.
– Что смешного, мистер Тринадцать?
Лицо Торренса превратилось в ледяную маску.
– Как ты назвала меня? – чуть ли не прошипел он.
– О господи, неужели ты не знал? – удивленно спросила Краули. – Тебя называют мистер Тринадцать, потому что всякий раз, когда тебе достается роль, это значит, что двенадцать человек от нее отказались.
– Ясно, – недовольно сказал Торренс, потом вновь расхохотался и повернулся к Нэду Гэммону.
– Ладно, Нэд. Теперь, когда все отвели душу, мы, наверное, сможем сделать все, как ты хочешь.
Нэд кивнул.
– Чтобы разрядить атмосферу, лучше всего слегка поцапаться. Ну ладно, начали.
Он вернулся назад и встал возле камеры. Помощник крикнул: «Крути», и вся сцена прошла как по маслу.
– Все, – сказал Гэммон. – Отпечатай этот дубль. Всем перерыв на обед.
Актеры, спускаясь по грубым деревянным ступеням, кивали Уилсону. Мэвис Уэлд шла последней, ей пришлось задержаться, чтобы надеть махровый халат и пляжные сандалии. Увидев меня, она замерла. Уилсон шагнул вперед.
– Привет, Джордж, – сказала Мэвис Уэлд, глядя на меня. – Я тебе зачем-то понадобилась?
– Мистер Марлоу хочет немного поговорить с вами. Согласны?
– Мистер Марлоу?
Уилсон бросил на меня быстрый, резкий взгляд.
– Из конторы Бэллоу. Я думал, вы его знаете.
– Возможно, как-то и видела. – Она продолжала глядеть на меня. – В чем дело?
Я промолчал. После небольшой паузы она сказала:
– Спасибо, Джордж. Пойдемте ко мне в гардеробную, мистер Марлоу.
Она повернулась и пошла вдоль дальней стороны декорации. Бело-зеленая гардеробная стояла возле стены. На двери была надпись «Мисс Уэлд». Подойдя к ней, актриса повернулась и осторожно огляделась. Потом уставилась на меня своими прекрасными синими глазами.
– Ну так что, мистер Марлоу?
– Значит, все же помните меня?
– Кажется, да.
– Начнем с того, на чем остановились, – или возьмем новый курс с чистой палубой?
– Вас кто-то впустил сюда. Кто? Зачем? Это требует объяснения.
– Я работаю на вас. Получил задаток и дал Бэллоу расписку.
– До чего же предусмотрительно. А если я не желаю, чтобы вы работали на меня?
– Ну-ну, покапризничайте, – сказал я, достал из кармана фотографию и протянул ей. Она пристально посмотрела на меня и опустила глаза. Потом взглянула на снимок, где была запечатлена в кабинете ресторана со Стилгрейвом. Смотрела пристально, не шевелясь. Потом очень медленно подняла руку и коснулась мокрых завитков волос у щеки. Еле заметно вздрогнула. Протянула руку и взяла фотографию. Уставилась на нее. Потом очень медленно подняла взгляд.
– Ну и что?
– В моем распоряжении негатив и несколько отпечатков. Они достались бы вам, будь у вас побольше времени и знай вы, где искать их. Или если б застали того человека живым и купили их.
– Меня слегка знобит, – сказала она. – И мне нужно поесть.
Сказав это, она протянула мне фотографию.
– Вас слегка знобит, и вам нужно поесть, – повторил я.
Мне показалось, что у нее на шее бьется жилка. Но свет был довольно тусклым. Она очень слабо улыбнулась. Словно скучающая аристократка.
– Смысл всего этого от меня ускользает.
– Поменьше времени проводите на яхтах. Так что же в этом снимке такого, что ради него кому-то вдруг придется расстаться с бриллиантовым ожерельем?
– Вы правы, – сказала она. – Что?
– Не знаю, – ответил я. – Но выясню, если вы перестанете корчить из себя герцогиню. А между тем вас еще знобит, и вам нужно поесть.
– А вы ждали слишком долго, – спокойно сказала она. – Вам нечего продавать. Разве что свою жизнь.
– Ее я продам недорого. За любовь женщины в темных очках и в синей шляпе, ударившей меня каблучком туфли.
Губы ее дрогнули, словно она собиралась засмеяться. Но глаза ее не смеялись.
– Не говоря о трех пощечинах, – сказала она. – До свиданья, мистер Марлоу. Вы явились поздно. Слишком, слишком поздно.
– Для меня – или для вас?
Она протянула руку назад и открыла дверь гардеробной.
– Думаю, для обоих. И быстро вошла, оставив дверь открытой.
– Входите и закройте дверь, – донесся изнутри ее голос.
Я вошел и закрыл дверь. Это была не роскошная, сделанная на заказ гардеробная кинозвезды. Там было только самое необходимое. Старая кушетка, шезлонг, маленький туалетный столик с зеркалом и двумя светильниками, перед столиком прямой стул, а на столике поднос с чашкой кофе.
Мэвис Уэлд опустила руку и включила круглый рефлектор. Потом взяла полотенце и стала вытирать мокрые волосы. Я сел на кушетку и стал ждать.
– Дайте мне сигарету. – Актриса отбросила полотенце. Когда я поднес ей огонь, она в упор посмотрела мне в лицо. – Что скажете про сценку, которую мы сымпровизировали на яхте?
– Стервозная.
– Мы все стервозные. Одни улыбаются больше, другие – меньше, вот и вся разница. Зрелищный бизнес. В нем есть что-то дешевое. Изначально. Когда-то актеров не пускали в парадную дверь. Большую часть не следует пускать и сейчас. Громадное напряжение, громадное упорство, громадная ненависть, и все это прорывается в отвратительных сценках. Совершенно бессмысленных.
– Злословите, – сказал я.
Мисс Уэлд протянула руку и чиркнула меня ногтем по щеке. Щеку словно бы обожгло раскаленным железом.
– Сколько вы зарабатываете, Марлоу?
– Сорок долларов в день плюс расходы. Такую цену я запрашиваю. А беру двадцать пять. Случалось брать и меньше.
Мне вспомнились мятые двадцать долларов Орфамэй Квест.
Мисс Уэлд снова чиркнула меня ногтем, и я едва не схватил ее за руку.
Она отошла и, плотно запахнув халат, села в шезлонг. Маленькое помещение согрелось от рефлектора.
– Двадцать пять долларов в день? – изумленно спросила она.
– Маленьких одиноких долларов.
– Очень одиноких?
– Как маяки.
Она забросила ногу на ногу, и бледное сияние ее колен, казалось, заполнило все помещение.
– Задавайте вопросы, – предложила она, не сделав попытки прикрыть колени.
– Кто такой Стилгрейв?
– Человек, которого я знаю несколько лет. И хорошо к нему отношусь. У него есть собственность. Один или два ресторана. Откуда он приехал – не знаю.
– Но его-то вы знаете очень хорошо.
– Почему вы не спросите, сплю ли я с ним?
– Таких вопросов я не задаю.
Мэвис Уэлд засмеялась и стряхнула пепел с сигареты.
– Мисс Гонсалес охотно сказала бы вам.
– Ну ее к черту.
– Она смуглая, красивая и страстная. Притом очень, очень податливая.
– И оригинальная, как почтовый ящик, – сказал я. – К черту ее. Вернемся к Стилгрейву. Бывали у него неприятности?
– А у кого их не бывало?
– С полицией?
Глаза Мэвис Уэлд округлились слишком уж наивно. Смех прозвучал слишком уж звонко.
– Не смешите меня. Этот человек стоит около двух миллионов.
– Как он их добыл?
– Откуда мне знать.
– Ну ладно. Действительно, откуда. Сигарета обожжет вам пальцы.
Я подался вперед и выхватил окурок. Рука лежала на голой ноге. Я коснулся ладони пальцем. Мэвис Уэлд отпрянула и сжала руку в кулак.
– Не надо, – резко сказала она.
– Почему? Я делал это с девочками, когда был мальчишкой.
– Знаю. – Она дышала слишком уж часто. – От этого я чувствую себя очень юной, невинной и слегка шаловливой. А я уже далеко не юна и не невинна.
– Значит, в сущности, вы о Стилгрейве ничего не знаете?
– Так что же у вас на уме – допрос с пристрастием или заигрывание?
– У меня на уме совсем другое, – ответил я.
Помолчав, она сказала:
– Мне и в самом деле нужно поесть, Марлоу. Съемки продлятся до вечера.
Вы ведь не хотите, чтобы я упала в обморок перед камерой?
– Это позволительно только звездам. – Я поднялся. – Ладно, ухожу. Не забывайте, что я работаю на вас. Если б я думал, что вы убили кого-то, то не взялся бы. Но вы явились туда. Вы очень рисковали. Там было что-то очень вам нужное.
Мисс Уэлд откуда-то извлекла фотографию и, закусив губу, уставилась на нее. Не шевельнув головой, она подняла взгляд.
– Вряд ли это могло быть таким уж необходимым.
– Именно это он и спрятал, да так хорошо, что вам ничего не удалось найти. Но что особенного в этой фотографии? Вы и человек по фамилии Стилгрейв сидите в кабинете ресторана «Танцоры». Ничего предосудительного в этом нет.
– Совершенно ничего, – сказала она.
– Значит, тут все дело или в Стилгрейве, или в дате.
Мисс Уэлд быстро снова посмотрела на снимок.
– Дату здесь определить невозможно, – торопливо произнесла она. – Если дата имеет какое-то значение. Разве что на отрезанном куске...
– Возьмите. – Я протянул ей отрезанную часть. – Только вам потребуется лупа. Покажите эту фотографию Стилгрейву и спросите, значит ли для него что-либо эта дата. Или у Бэллоу.
Я направился к выходу.
– Не тешьте себя надеждой, что дату невозможно определить, – сказал я через плечо.
– Вы просто строите песчаные замки, Марлоу.
– Вот как? – Я обернулся к ней с усмешкой. – Вы и вправду так считаете?
О нет. Вы отправились туда. У вас был пистолет. Тот человек был уже убит.
Он был известным мошенником. То, что вам было нужно от него, нашел я. За утайку этого полицейские с удовольствием загребли бы меня. Потому что мотив убийства там налицо. Если полиция узнает об этом, у меня не окажется лицензии. А если обнаружит еще кое-что, у меня в затылке окажется пешня.
Ну что, слишком много я зарабатываю?
Мисс Уэлд, стиснув пальцами колено, молча смотрела на меня. Пальцы другой руки, лежащей на подлокотнике, беспрестанно шевелились.
Мне было нужно только повернуть дверную ручку и выйти. Не знаю, почему, но это оказалось очень трудно.
Глава 20
Глава 21
Бетонная дорога между зданиями вела к территории натурных съемок и павильонам.
– Вы работаете в конторе Бэллоу? – спросил Уилсон.
– Я только что оттуда.
– Говорят, солидная организация. Я и сам подумывал заняться этим делом.
В моей работе нет ничего приятного.
Миновав двух полицейских в мундирах, мы свернули в узкий проход между павильонами, посреди которого над дверью с номером 12 трепетал красный флажок и горел красный свет, а над красным фонарем непрерывно звенел звонок. Уилсон остановился у двери. Еще один полицейский, откинувшись назад вместе со стулом, кивнул ему и оглядел меня с тем уныло-мрачным выражением, которое нарастает у них на лицах, как ржавчина на цистерне для воды.
Звонок умолк, флажок замер, и красный свет погас. Уилсон открыл массивную дверь и пропустил меня вперед. Еще одна дверь. После солнечного света за ней оказалось совершенно темно. Потом в дальнем углу я увидел свет. Весь остальной громадный павильон казался совершенно пустым.
Мы направились к освещенному углу. Когда подошли поближе, стало казаться, что весь пол устелен черными кабелями. Стояли ряды складных стульев, несколько передвижных гардеробных с фамилиями на дверях. К съемочной площадке мы подошли не с той стороны, и я видел только спинки стульев, а по бокам – большие экраны. В стороне стрекотало несколько киноаппаратов.
– Крути! – крикнул кто-то. Раздался громкий звонок. Оба экрана засветились, показались вздымающиеся волны. Другой голос поспокойнее произнес: «Следите, пожалуйста, за своими позами, может, нам удастся подогнать эту маленькую синьетку. Начали».
Уилсон замер и схватил меня за руку. Невесть откуда послышались негромкие, нечеткие, представляющие собой бессмысленный шум голоса актеров.
Внезапно один из экранов погас. Спокойный голос тем же тоном произнес:
– Все.
Снова раздался звонок. Послышался шум общего движения. Мы с Уилсоном пошли дальше. Он прошептал мне на ухо:
– Если Нэд Гэммон до обеда не получит этот дубль, он набьет Торренсу рожу.
– О, здесь снимается Торренс, вот как?
Дик Торренс был яркой звездой второго класса, в Голливуде таких актеров не так уж мало, и в общем-то, они никому не нужны, но многим режиссерам за неимением лучшего в конце концов приходится брать их.
– Дик, хочешь посмотреть эту сцену еще раз? – произнес спокойный голос, когда мы обогнули угол декорации и увидели, что там такое – палуба прогулочной яхты неподалеку от кормы. В этой сцене были заняты две женщины и трое мужчин. Один из них, средних лет, в спортивном костюме – сидел в шезлонге. Другой – рыжеволосый, во всем белом, – походил на капитана.
Третий – яхтсмен-любитель в красивой фуражке, синем пиджаке с золотыми пуговицами, белых брюках, белых туфлях, самодовольно-обаятельный, и был Торренс. Женщина помоложе была смуглой красавицей Сьюзен Краули. Постарше – Мэвис Уэлд. На ней был мокрый купальник из плотной ткани, видимо, она только что поднялась на борт. Гример обрызгивал водой ее лицо, руки и копну белокурых волос.
Торренс не ответил. Внезапно он повернулся и уставился на оператора.
– Думаешь, я не знаю реплик?
Из темноты вышел седой человек в сером костюме. Черные глаза его злобно горели, но в голосе злобности не было.
– Или же путаешь их нарочно, – сказал он, упорно глядя на Торренса.
– Возможно, дело в том, что я не привык играть перед камерой, в которой всякий раз посреди сцены кончается пленка.
– Справедливое замечание, – сказал Нэд Гэммон. – Но пленки у него всего двести двенадцать футов. Это моя вина. Если б ты мог играть чуть поживее...
– Ха, – возмутился Торренс. – Если б я мог. Мисс Уэлд надо бы взбираться на борт не за то время, что требуется на постройку яхты.
Мэвис Уэлд резко бросила на него презрительный взгляд.
– Хронометр у Мэвис в самый раз, – возразил Гэммон. – Исполнение – тоже.
Сьюзен Краули грациозно пожала плечами.
– Мне кажется, ей не мешало бы двигаться чуть побыстрее, Нэд. У нее выходит неплохо, но могло бы и получше.
– Выходи у меня хоть немного получше, милочка, – спокойно ответила ей Мэвис Уэлд, – кое-кто мог бы назвать это игрой. Тебе ведь не хочется, чтобы нечто подобное имело место в твоей картине, так ведь?
Торренс засмеялся. Сьюзен Краули повернулась и сверкнула на него глазами.
– Что смешного, мистер Тринадцать?
Лицо Торренса превратилось в ледяную маску.
– Как ты назвала меня? – чуть ли не прошипел он.
– О господи, неужели ты не знал? – удивленно спросила Краули. – Тебя называют мистер Тринадцать, потому что всякий раз, когда тебе достается роль, это значит, что двенадцать человек от нее отказались.
– Ясно, – недовольно сказал Торренс, потом вновь расхохотался и повернулся к Нэду Гэммону.
– Ладно, Нэд. Теперь, когда все отвели душу, мы, наверное, сможем сделать все, как ты хочешь.
Нэд кивнул.
– Чтобы разрядить атмосферу, лучше всего слегка поцапаться. Ну ладно, начали.
Он вернулся назад и встал возле камеры. Помощник крикнул: «Крути», и вся сцена прошла как по маслу.
– Все, – сказал Гэммон. – Отпечатай этот дубль. Всем перерыв на обед.
Актеры, спускаясь по грубым деревянным ступеням, кивали Уилсону. Мэвис Уэлд шла последней, ей пришлось задержаться, чтобы надеть махровый халат и пляжные сандалии. Увидев меня, она замерла. Уилсон шагнул вперед.
– Привет, Джордж, – сказала Мэвис Уэлд, глядя на меня. – Я тебе зачем-то понадобилась?
– Мистер Марлоу хочет немного поговорить с вами. Согласны?
– Мистер Марлоу?
Уилсон бросил на меня быстрый, резкий взгляд.
– Из конторы Бэллоу. Я думал, вы его знаете.
– Возможно, как-то и видела. – Она продолжала глядеть на меня. – В чем дело?
Я промолчал. После небольшой паузы она сказала:
– Спасибо, Джордж. Пойдемте ко мне в гардеробную, мистер Марлоу.
Она повернулась и пошла вдоль дальней стороны декорации. Бело-зеленая гардеробная стояла возле стены. На двери была надпись «Мисс Уэлд». Подойдя к ней, актриса повернулась и осторожно огляделась. Потом уставилась на меня своими прекрасными синими глазами.
– Ну так что, мистер Марлоу?
– Значит, все же помните меня?
– Кажется, да.
– Начнем с того, на чем остановились, – или возьмем новый курс с чистой палубой?
– Вас кто-то впустил сюда. Кто? Зачем? Это требует объяснения.
– Я работаю на вас. Получил задаток и дал Бэллоу расписку.
– До чего же предусмотрительно. А если я не желаю, чтобы вы работали на меня?
– Ну-ну, покапризничайте, – сказал я, достал из кармана фотографию и протянул ей. Она пристально посмотрела на меня и опустила глаза. Потом взглянула на снимок, где была запечатлена в кабинете ресторана со Стилгрейвом. Смотрела пристально, не шевелясь. Потом очень медленно подняла руку и коснулась мокрых завитков волос у щеки. Еле заметно вздрогнула. Протянула руку и взяла фотографию. Уставилась на нее. Потом очень медленно подняла взгляд.
– Ну и что?
– В моем распоряжении негатив и несколько отпечатков. Они достались бы вам, будь у вас побольше времени и знай вы, где искать их. Или если б застали того человека живым и купили их.
– Меня слегка знобит, – сказала она. – И мне нужно поесть.
Сказав это, она протянула мне фотографию.
– Вас слегка знобит, и вам нужно поесть, – повторил я.
Мне показалось, что у нее на шее бьется жилка. Но свет был довольно тусклым. Она очень слабо улыбнулась. Словно скучающая аристократка.
– Смысл всего этого от меня ускользает.
– Поменьше времени проводите на яхтах. Так что же в этом снимке такого, что ради него кому-то вдруг придется расстаться с бриллиантовым ожерельем?
– Вы правы, – сказала она. – Что?
– Не знаю, – ответил я. – Но выясню, если вы перестанете корчить из себя герцогиню. А между тем вас еще знобит, и вам нужно поесть.
– А вы ждали слишком долго, – спокойно сказала она. – Вам нечего продавать. Разве что свою жизнь.
– Ее я продам недорого. За любовь женщины в темных очках и в синей шляпе, ударившей меня каблучком туфли.
Губы ее дрогнули, словно она собиралась засмеяться. Но глаза ее не смеялись.
– Не говоря о трех пощечинах, – сказала она. – До свиданья, мистер Марлоу. Вы явились поздно. Слишком, слишком поздно.
– Для меня – или для вас?
Она протянула руку назад и открыла дверь гардеробной.
– Думаю, для обоих. И быстро вошла, оставив дверь открытой.
– Входите и закройте дверь, – донесся изнутри ее голос.
Я вошел и закрыл дверь. Это была не роскошная, сделанная на заказ гардеробная кинозвезды. Там было только самое необходимое. Старая кушетка, шезлонг, маленький туалетный столик с зеркалом и двумя светильниками, перед столиком прямой стул, а на столике поднос с чашкой кофе.
Мэвис Уэлд опустила руку и включила круглый рефлектор. Потом взяла полотенце и стала вытирать мокрые волосы. Я сел на кушетку и стал ждать.
– Дайте мне сигарету. – Актриса отбросила полотенце. Когда я поднес ей огонь, она в упор посмотрела мне в лицо. – Что скажете про сценку, которую мы сымпровизировали на яхте?
– Стервозная.
– Мы все стервозные. Одни улыбаются больше, другие – меньше, вот и вся разница. Зрелищный бизнес. В нем есть что-то дешевое. Изначально. Когда-то актеров не пускали в парадную дверь. Большую часть не следует пускать и сейчас. Громадное напряжение, громадное упорство, громадная ненависть, и все это прорывается в отвратительных сценках. Совершенно бессмысленных.
– Злословите, – сказал я.
Мисс Уэлд протянула руку и чиркнула меня ногтем по щеке. Щеку словно бы обожгло раскаленным железом.
– Сколько вы зарабатываете, Марлоу?
– Сорок долларов в день плюс расходы. Такую цену я запрашиваю. А беру двадцать пять. Случалось брать и меньше.
Мне вспомнились мятые двадцать долларов Орфамэй Квест.
Мисс Уэлд снова чиркнула меня ногтем, и я едва не схватил ее за руку.
Она отошла и, плотно запахнув халат, села в шезлонг. Маленькое помещение согрелось от рефлектора.
– Двадцать пять долларов в день? – изумленно спросила она.
– Маленьких одиноких долларов.
– Очень одиноких?
– Как маяки.
Она забросила ногу на ногу, и бледное сияние ее колен, казалось, заполнило все помещение.
– Задавайте вопросы, – предложила она, не сделав попытки прикрыть колени.
– Кто такой Стилгрейв?
– Человек, которого я знаю несколько лет. И хорошо к нему отношусь. У него есть собственность. Один или два ресторана. Откуда он приехал – не знаю.
– Но его-то вы знаете очень хорошо.
– Почему вы не спросите, сплю ли я с ним?
– Таких вопросов я не задаю.
Мэвис Уэлд засмеялась и стряхнула пепел с сигареты.
– Мисс Гонсалес охотно сказала бы вам.
– Ну ее к черту.
– Она смуглая, красивая и страстная. Притом очень, очень податливая.
– И оригинальная, как почтовый ящик, – сказал я. – К черту ее. Вернемся к Стилгрейву. Бывали у него неприятности?
– А у кого их не бывало?
– С полицией?
Глаза Мэвис Уэлд округлились слишком уж наивно. Смех прозвучал слишком уж звонко.
– Не смешите меня. Этот человек стоит около двух миллионов.
– Как он их добыл?
– Откуда мне знать.
– Ну ладно. Действительно, откуда. Сигарета обожжет вам пальцы.
Я подался вперед и выхватил окурок. Рука лежала на голой ноге. Я коснулся ладони пальцем. Мэвис Уэлд отпрянула и сжала руку в кулак.
– Не надо, – резко сказала она.
– Почему? Я делал это с девочками, когда был мальчишкой.
– Знаю. – Она дышала слишком уж часто. – От этого я чувствую себя очень юной, невинной и слегка шаловливой. А я уже далеко не юна и не невинна.
– Значит, в сущности, вы о Стилгрейве ничего не знаете?
– Так что же у вас на уме – допрос с пристрастием или заигрывание?
– У меня на уме совсем другое, – ответил я.
Помолчав, она сказала:
– Мне и в самом деле нужно поесть, Марлоу. Съемки продлятся до вечера.
Вы ведь не хотите, чтобы я упала в обморок перед камерой?
– Это позволительно только звездам. – Я поднялся. – Ладно, ухожу. Не забывайте, что я работаю на вас. Если б я думал, что вы убили кого-то, то не взялся бы. Но вы явились туда. Вы очень рисковали. Там было что-то очень вам нужное.
Мисс Уэлд откуда-то извлекла фотографию и, закусив губу, уставилась на нее. Не шевельнув головой, она подняла взгляд.
– Вряд ли это могло быть таким уж необходимым.
– Именно это он и спрятал, да так хорошо, что вам ничего не удалось найти. Но что особенного в этой фотографии? Вы и человек по фамилии Стилгрейв сидите в кабинете ресторана «Танцоры». Ничего предосудительного в этом нет.
– Совершенно ничего, – сказала она.
– Значит, тут все дело или в Стилгрейве, или в дате.
Мисс Уэлд быстро снова посмотрела на снимок.
– Дату здесь определить невозможно, – торопливо произнесла она. – Если дата имеет какое-то значение. Разве что на отрезанном куске...
– Возьмите. – Я протянул ей отрезанную часть. – Только вам потребуется лупа. Покажите эту фотографию Стилгрейву и спросите, значит ли для него что-либо эта дата. Или у Бэллоу.
Я направился к выходу.
– Не тешьте себя надеждой, что дату невозможно определить, – сказал я через плечо.
– Вы просто строите песчаные замки, Марлоу.
– Вот как? – Я обернулся к ней с усмешкой. – Вы и вправду так считаете?
О нет. Вы отправились туда. У вас был пистолет. Тот человек был уже убит.
Он был известным мошенником. То, что вам было нужно от него, нашел я. За утайку этого полицейские с удовольствием загребли бы меня. Потому что мотив убийства там налицо. Если полиция узнает об этом, у меня не окажется лицензии. А если обнаружит еще кое-что, у меня в затылке окажется пешня.
Ну что, слишком много я зарабатываю?
Мисс Уэлд, стиснув пальцами колено, молча смотрела на меня. Пальцы другой руки, лежащей на подлокотнике, беспрестанно шевелились.
Мне было нужно только повернуть дверную ручку и выйти. Не знаю, почему, но это оказалось очень трудно.
Глава 20
По коридору мимо моего офиса, как всегда, сновали люди, а когда я, открыв дверь, вошел в душную тишину малой приемной, у меня, как всегда, появилось ощущение, будто я брошен в пересохший двадцать лет назад колодец, к которому никогда никто не придет. В воздухе, отдающем несвежестью, как интервью о сыгранном матче, стоял запах старой пыли.
В кабинете – тот же спертый воздух, та же пыль на плинтусе, то же крушение надежд на беззаботную жизнь. Я открыл окна и включил радио. Оно заорало вовсю, я убавил звук до нормального и услышал, похоже, уже не первый телефонный звонок. Сбросив шляпу, я поднял трубку.
Мисс Орфамэй Квест было самое время позвонить снова. Ее холодный твердый голосок произнес:
– На сей раз я скажу все начистоту.
– Так-так.
– Раньше я лгала. Теперь – говорю правду. Я в самом деле разговаривала с Оррином.
– Так-так.
– Вы не верите мне. Я слышу по вашему тону.
– По моему тону вам ничего не понять. Я детектив. Как вы разговаривали с ним?
– Он позвонил из Бэй-Сити.
– Минутку. – Я положил трубку на коричневую книгу записей и закурил. Не спеша. Лжецы всегда терпеливы. Вновь поднял трубку.
– Звонок от Оррина у нас уже был, – сказал я. – Для своего возраста вы слишком забывчивы. Доктору Загсмиту это может не понравиться.
– Пожалуйста, не дразните меня. Дело очень серьезное. Он получил мое письмо. Пошел на почту и спросил, нет ли ему писем. Он знал, где я остановилась. И когда примерно приеду. Вот и позвонил. Живет он у одного врача. Делает для него какую-то работу. Я уже говорила, что он два года учился на доктора.
– У этого врача есть имя?
– Да. Какое-то странное. Доктор Винсент Лагарди.
– Минутку. Кто-то стучит в дверь.
Я очень осторожно положил трубку. Словно она была очень хрупкой. Словно она была сделана из стекловолокна. Достав платок, я вытер ладонь, в которой держал ее. Встал, подошел к встроенному гардеробу и погляделся в зеркало. Это был я, вне всякого сомнения. У меня был очень утомленный вид.
Я вел слишком беспутную жизнь.
Доктор Винсент Лагарди, Вайоминг-стрит, 965. Почти напротив похоронного бюро Гарленда. Каркасный дом на углу. Тихий. В приличном районе. Доктор, возможно, друг покойного Клозена. Сам он это отрицает. Но все же возможно.
Я вернулся к телефону и заговорил как можно мягче.
– Как, вы сказали, его имя?
Орфамэй произнесла фамилию по слогам – легко и точно.
– Тогда мне больше нечего делать, так ведь? – сказал я. – Баба с воза... – или как там выражаются в Манхетене, штат Канзас?
– Перестаньте насмехаться надо мной. Оррин попал в беду. Ему... – голос ее дрогнул, и она быстро задышала. – Ему угрожают какие-то гангстеры.
– Не говорите глупостей, Орфамэй. В Бэй-Сити гангстеров нет. Там все работают в кино. Какой телефон у доктора Лагарди?
Она назвала номер. Совершенно правильно. Не скажу, что все части стали становиться на свои места, но, по крайней мере, начали казаться частями одной и той же головоломки. Этого было достаточно.
– Пожалуйста, съездите туда, повидайте его и помогите ему. Он боится выходить из дома. В конце концов, я же вам заплатила.
– Деньги я вам вернул.
– Но я же ведь предлагала вам их снова.
– Вы, можно сказать, предлагали мне совсем другое, но я отказался.
Наступило молчание.
– Ладно, – согласился я. – Съезжу. Только б меня не арестовали. Я тоже попал в беду.
– Почему?
– Лгал и скрывал правду. Я всегда попадаюсь на этом – не такой везучий, как некоторые.
– Но я не лгу, Филип. Не лгу. Я вне себя.
– Вдохните поглубже и выйдите из себя так, чтобы я услышал.
– Оррина могут убить, – спокойно проговорила она.
– А как относится к этому доктор Винсент Лагарди?
– Он, само собой, ничего не знает. Прошу, прошу вас, поезжайте немедленно. Адрес у меня записан. Одну минуту.
И тут раздался звонок, заранее предупреждающий об опасности. Звучит он негромко, но его все же нужно слышать. Какой бы ни стоял шум, его надо слышать.
– Адрес можно найти и в телефонном справочнике, – сказал я. – И, по странной случайности, телефонный справочник Бэй-Сити у меня есть.
Позвоните мне часа в четыре. Или лучше в пять.
Я торопливо повесил трубку. Встал и выключил радио, не расслышав из передачи ни слова. Снова закрыл окна. Открыл ящик стола, вынул «люгер» и пристегнул кобуру. Надел шляпу. Выходя, еще раз поглядел в зеркало.
Лицо у меня было такое, словно я решил съехать с утеса.
В кабинете – тот же спертый воздух, та же пыль на плинтусе, то же крушение надежд на беззаботную жизнь. Я открыл окна и включил радио. Оно заорало вовсю, я убавил звук до нормального и услышал, похоже, уже не первый телефонный звонок. Сбросив шляпу, я поднял трубку.
Мисс Орфамэй Квест было самое время позвонить снова. Ее холодный твердый голосок произнес:
– На сей раз я скажу все начистоту.
– Так-так.
– Раньше я лгала. Теперь – говорю правду. Я в самом деле разговаривала с Оррином.
– Так-так.
– Вы не верите мне. Я слышу по вашему тону.
– По моему тону вам ничего не понять. Я детектив. Как вы разговаривали с ним?
– Он позвонил из Бэй-Сити.
– Минутку. – Я положил трубку на коричневую книгу записей и закурил. Не спеша. Лжецы всегда терпеливы. Вновь поднял трубку.
– Звонок от Оррина у нас уже был, – сказал я. – Для своего возраста вы слишком забывчивы. Доктору Загсмиту это может не понравиться.
– Пожалуйста, не дразните меня. Дело очень серьезное. Он получил мое письмо. Пошел на почту и спросил, нет ли ему писем. Он знал, где я остановилась. И когда примерно приеду. Вот и позвонил. Живет он у одного врача. Делает для него какую-то работу. Я уже говорила, что он два года учился на доктора.
– У этого врача есть имя?
– Да. Какое-то странное. Доктор Винсент Лагарди.
– Минутку. Кто-то стучит в дверь.
Я очень осторожно положил трубку. Словно она была очень хрупкой. Словно она была сделана из стекловолокна. Достав платок, я вытер ладонь, в которой держал ее. Встал, подошел к встроенному гардеробу и погляделся в зеркало. Это был я, вне всякого сомнения. У меня был очень утомленный вид.
Я вел слишком беспутную жизнь.
Доктор Винсент Лагарди, Вайоминг-стрит, 965. Почти напротив похоронного бюро Гарленда. Каркасный дом на углу. Тихий. В приличном районе. Доктор, возможно, друг покойного Клозена. Сам он это отрицает. Но все же возможно.
Я вернулся к телефону и заговорил как можно мягче.
– Как, вы сказали, его имя?
Орфамэй произнесла фамилию по слогам – легко и точно.
– Тогда мне больше нечего делать, так ведь? – сказал я. – Баба с воза... – или как там выражаются в Манхетене, штат Канзас?
– Перестаньте насмехаться надо мной. Оррин попал в беду. Ему... – голос ее дрогнул, и она быстро задышала. – Ему угрожают какие-то гангстеры.
– Не говорите глупостей, Орфамэй. В Бэй-Сити гангстеров нет. Там все работают в кино. Какой телефон у доктора Лагарди?
Она назвала номер. Совершенно правильно. Не скажу, что все части стали становиться на свои места, но, по крайней мере, начали казаться частями одной и той же головоломки. Этого было достаточно.
– Пожалуйста, съездите туда, повидайте его и помогите ему. Он боится выходить из дома. В конце концов, я же вам заплатила.
– Деньги я вам вернул.
– Но я же ведь предлагала вам их снова.
– Вы, можно сказать, предлагали мне совсем другое, но я отказался.
Наступило молчание.
– Ладно, – согласился я. – Съезжу. Только б меня не арестовали. Я тоже попал в беду.
– Почему?
– Лгал и скрывал правду. Я всегда попадаюсь на этом – не такой везучий, как некоторые.
– Но я не лгу, Филип. Не лгу. Я вне себя.
– Вдохните поглубже и выйдите из себя так, чтобы я услышал.
– Оррина могут убить, – спокойно проговорила она.
– А как относится к этому доктор Винсент Лагарди?
– Он, само собой, ничего не знает. Прошу, прошу вас, поезжайте немедленно. Адрес у меня записан. Одну минуту.
И тут раздался звонок, заранее предупреждающий об опасности. Звучит он негромко, но его все же нужно слышать. Какой бы ни стоял шум, его надо слышать.
– Адрес можно найти и в телефонном справочнике, – сказал я. – И, по странной случайности, телефонный справочник Бэй-Сити у меня есть.
Позвоните мне часа в четыре. Или лучше в пять.
Я торопливо повесил трубку. Встал и выключил радио, не расслышав из передачи ни слова. Снова закрыл окна. Открыл ящик стола, вынул «люгер» и пристегнул кобуру. Надел шляпу. Выходя, еще раз поглядел в зеркало.
Лицо у меня было такое, словно я решил съехать с утеса.
Глава 21
В похоронном бюро Гарленда только что закончилась заупокойная служба. У бокового подъезда стоял большой серый катафалк. По обе стороны улицы теснились легковые автомобили, у дома доктора Винсента Лагарди выстроились в ряд три черных седана. Люди неторопливо шли к углу и рассаживались по машинам. Я остановился за треть квартала и стал ждать. Но машины не трогались с места. Появились трое мужчин с одетой в черное женщиной под густой вуалью. Они чуть ли не отнесли ее к большому лимузину. Владелец похоронного бюро суетился, выделывая руками и корпусом легкие, изящные, как финалы произведений Шопена, движения. Серое сосредоточенное лицо его так вытянулось, что длиной вдвое превосходило окружность шеи.
Неумелые носильщики вынесли из боковой двери гроб, профессионалы приняли у них ношу и легко, словно противень с катышками масла, сунули в кузов катафалка. Над гробом стал вырастать курган из цветов. Стеклянные двери закрылись, и по всему кварталу заработали моторы.
Через несколько секунд остались только один седан на другой стороне улицы и нюхающий розу владелец похоронного бюро, идущий подсчитывать доход. С лучезарной улыбкой он скрылся в аккуратном дверном проеме, выполненном в колониальном стиле, и мир снова стал безлюдным и тихим.
Оставшийся седан не трогался с места. Я проехал вперед, развернулся и остановился позади него. Водитель был одет в саржевый костюм, на голове у него была мягкая кепочка с блестящим козырьком. Он решал кроссворд в утренней газете. Надев зеркальные темные очки, я прошествовал мимо него к дому доктора Лагарди. Водитель даже не поднял на меня глаз. Отойдя на несколько ярдов, я снял очки и, сделав вид, что протираю стекла, в одном из них поймал его отражение. Он по-прежнему не поднимал глаз. Все его внимание было сосредоточено на кроссворде. Я снова нацепил очки и подошел к парадной двери дома.
Табличка на двери гласила: «Звоните и входите». Я позвонил, но дверь оказалась запертой. Я подождал. Снова позвонил. Снова подождал. В доме было тихо. Потом дверь очень медленно приоткрылась, и на меня уставилось худощавое невыразительное лицо над белым халатом.
– Прошу прощения. Сегодня доктор не принимает.
Увидев зеркальные очки, женщина замигала. Они ей не понравились. Язык ее неустанно двигался между губами.
– Мне нужен мистер Квест. Оррин П.Квест.
– Кто? – В глазах женщины появилось что-то похожее на ужас.
– Квест. Квинтэссенция, вольный, естественно, сублимация, трусы.
Сложите первые буквы, и у вас получится «брат».
Женщина глядела на меня так, словно я только что вынырнул с океанского дна, держа под мышкой мертвую русалку.
– Прошу прощения. Доктора Лагарди не...
Невидимая рука отстранила ее, и в полуоткрытой двери появился смуглый, худощавый встревоженный человек.
– Я доктор Лагарди. Что вам угодно?
Я протянул ему свою визитную карточку. Он просмотрел ее. Глянул на меня. У него было измученное лицо человека, над которым нависло несчастье.
– Мы с вами беседовали по телефону, – сказал я. – О человеке по имени Клозен.
– Прошу вас, – торопливо сказал он. – Я не припоминаю, но входите.
Я вошел.
Медсестра попятилась и села за маленький столик. Мы находились в обычной гостиной со светлыми деревянными панелями, которые, судя по возрасту дома, когда-то были темными. Квадратный проем отделял гостиную от столовой. Стояли удобные кресла, в центре – столик с журналами. Выглядела она как и положено приемной доктора, ведущего прием на дому.
На столике медсестры зазвонил телефон. Женщина вздрогнула и потянулась было к аппарату, но на половине пути к нему рука ее вдруг замерла. Она не сводила с телефона глаз. Вскоре он перестал звонить.
– Какое имя вы назвали? – негромко спросил меня доктор Лагарди.
– Оррин Квест. Его сестра сказала мне, что он выполняет у вас какую-то работу. Я разыскиваю его несколько дней. Вчера вечером он ей звонил. По ее словам, отсюда.
– Такого человека здесь нет, – вежливо сказал доктор Лагарди. – И не было.
– Вы его совершенно не знаете?
– Впервые слышу о нем.
– Не могу понять, почему же он сказал сестре, что работает у вас.
Медсестра украдкой вытерла глаза. Телефон на ее столике зазвонил снова, и она опять вздрогнула.
– Не отвечайте, – сказал ей доктор Лагарди, продолжая глядеть на меня.
Пока звонил телефон, мы молчали. Когда телефон звонит, молчат все.
Вскоре он утих.
– Почему вы не идете домой, мисс Уотсон? Здесь вам нечего делать.
– Благодарю вас, доктор.
Она посидела совершенно неподвижно, глядя на стол. Зажмурила глаза, потом замигала. Безнадежно потрясла головой.
– Пойдемте ко мне в кабинет, – пригласил меня доктор Лагарди.
Мы вышли в другую дверь и оказались в каком-то коридоре. Я шел очень осторожно. Атмосфера в доме была зловещей. Доктор открыл какую-то дверь и впустил меня в комнату, очевидно, когда-то бывшую спальней. Но теперь ничто в ней спальню не напоминало. Это был маленький, тесный кабинет врача. Сквозь приоткрытую дверь виднелась часть смотровой комнаты. В углу кипел стерилизатор. Там кипятилось множество шприцевых игл.
– Масса игл, – ляпнул я, как всегда не подумав.
– Садитесь, мистер Марлоу.
Доктор зашел за стол, сел и взял в руки длинный нож для бумаг. Потом спокойно поглядел на меня своими печальными глазами.
– Так вот, мистер Марлоу, я не знаю никакого Оррина Квеста. И не имею ни малейшего понятия, с какой это стати он сказал, что находится в моем доме.
– Он прячется, – объяснил я.
Брови доктора поднялись.
– От кого?
– От парней, у которых, очевидно, руки чешутся от желания всадить ему в затылок пешню. Потому что он слишком уж старательно направо и налево щелкает своей «лейкой». Снимает людей, которые вовсе не желают этого. Или, может, тут что-то другое, например, торговля наркотиками, и он что-то пронюхал. Я говорю загадками?
– Это вы направили сюда полицию, – холодно проговорил доктор.
Я не ответил.
– Это вы позвонили и сообщили о смерти Клозена.
Я опять промолчал.
– Это вы звонили и спрашивали, знаю ли я Клозена. Я ответил, что нет.
– Это было не правдой.
– Я не обязан перед вами отчитываться, мистер Марлоу.
Я кивнул, достал сигарету и закурил. Доктор взглянул на свои часы, повернулся в кресле и выключил стерилизатор. Я поглядел на иглы. Масса игл. У меня как-то были осложнения с одним жителем Бэй-Сити, который стерилизовал массу игл.
– Куда их столько? – спросил я. – В гавань для яхт?
Доктор взял зловещего вида нож с серебряной рукояткой в форме обнаженной женщины. Уколол подушечку большого пальца. На ней выступила красная капелька. Подняв палец ко рту, он слизнул ее.
Неумелые носильщики вынесли из боковой двери гроб, профессионалы приняли у них ношу и легко, словно противень с катышками масла, сунули в кузов катафалка. Над гробом стал вырастать курган из цветов. Стеклянные двери закрылись, и по всему кварталу заработали моторы.
Через несколько секунд остались только один седан на другой стороне улицы и нюхающий розу владелец похоронного бюро, идущий подсчитывать доход. С лучезарной улыбкой он скрылся в аккуратном дверном проеме, выполненном в колониальном стиле, и мир снова стал безлюдным и тихим.
Оставшийся седан не трогался с места. Я проехал вперед, развернулся и остановился позади него. Водитель был одет в саржевый костюм, на голове у него была мягкая кепочка с блестящим козырьком. Он решал кроссворд в утренней газете. Надев зеркальные темные очки, я прошествовал мимо него к дому доктора Лагарди. Водитель даже не поднял на меня глаз. Отойдя на несколько ярдов, я снял очки и, сделав вид, что протираю стекла, в одном из них поймал его отражение. Он по-прежнему не поднимал глаз. Все его внимание было сосредоточено на кроссворде. Я снова нацепил очки и подошел к парадной двери дома.
Табличка на двери гласила: «Звоните и входите». Я позвонил, но дверь оказалась запертой. Я подождал. Снова позвонил. Снова подождал. В доме было тихо. Потом дверь очень медленно приоткрылась, и на меня уставилось худощавое невыразительное лицо над белым халатом.
– Прошу прощения. Сегодня доктор не принимает.
Увидев зеркальные очки, женщина замигала. Они ей не понравились. Язык ее неустанно двигался между губами.
– Мне нужен мистер Квест. Оррин П.Квест.
– Кто? – В глазах женщины появилось что-то похожее на ужас.
– Квест. Квинтэссенция, вольный, естественно, сублимация, трусы.
Сложите первые буквы, и у вас получится «брат».
Женщина глядела на меня так, словно я только что вынырнул с океанского дна, держа под мышкой мертвую русалку.
– Прошу прощения. Доктора Лагарди не...
Невидимая рука отстранила ее, и в полуоткрытой двери появился смуглый, худощавый встревоженный человек.
– Я доктор Лагарди. Что вам угодно?
Я протянул ему свою визитную карточку. Он просмотрел ее. Глянул на меня. У него было измученное лицо человека, над которым нависло несчастье.
– Мы с вами беседовали по телефону, – сказал я. – О человеке по имени Клозен.
– Прошу вас, – торопливо сказал он. – Я не припоминаю, но входите.
Я вошел.
Медсестра попятилась и села за маленький столик. Мы находились в обычной гостиной со светлыми деревянными панелями, которые, судя по возрасту дома, когда-то были темными. Квадратный проем отделял гостиную от столовой. Стояли удобные кресла, в центре – столик с журналами. Выглядела она как и положено приемной доктора, ведущего прием на дому.
На столике медсестры зазвонил телефон. Женщина вздрогнула и потянулась было к аппарату, но на половине пути к нему рука ее вдруг замерла. Она не сводила с телефона глаз. Вскоре он перестал звонить.
– Какое имя вы назвали? – негромко спросил меня доктор Лагарди.
– Оррин Квест. Его сестра сказала мне, что он выполняет у вас какую-то работу. Я разыскиваю его несколько дней. Вчера вечером он ей звонил. По ее словам, отсюда.
– Такого человека здесь нет, – вежливо сказал доктор Лагарди. – И не было.
– Вы его совершенно не знаете?
– Впервые слышу о нем.
– Не могу понять, почему же он сказал сестре, что работает у вас.
Медсестра украдкой вытерла глаза. Телефон на ее столике зазвонил снова, и она опять вздрогнула.
– Не отвечайте, – сказал ей доктор Лагарди, продолжая глядеть на меня.
Пока звонил телефон, мы молчали. Когда телефон звонит, молчат все.
Вскоре он утих.
– Почему вы не идете домой, мисс Уотсон? Здесь вам нечего делать.
– Благодарю вас, доктор.
Она посидела совершенно неподвижно, глядя на стол. Зажмурила глаза, потом замигала. Безнадежно потрясла головой.
– Пойдемте ко мне в кабинет, – пригласил меня доктор Лагарди.
Мы вышли в другую дверь и оказались в каком-то коридоре. Я шел очень осторожно. Атмосфера в доме была зловещей. Доктор открыл какую-то дверь и впустил меня в комнату, очевидно, когда-то бывшую спальней. Но теперь ничто в ней спальню не напоминало. Это был маленький, тесный кабинет врача. Сквозь приоткрытую дверь виднелась часть смотровой комнаты. В углу кипел стерилизатор. Там кипятилось множество шприцевых игл.
– Масса игл, – ляпнул я, как всегда не подумав.
– Садитесь, мистер Марлоу.
Доктор зашел за стол, сел и взял в руки длинный нож для бумаг. Потом спокойно поглядел на меня своими печальными глазами.
– Так вот, мистер Марлоу, я не знаю никакого Оррина Квеста. И не имею ни малейшего понятия, с какой это стати он сказал, что находится в моем доме.
– Он прячется, – объяснил я.
Брови доктора поднялись.
– От кого?
– От парней, у которых, очевидно, руки чешутся от желания всадить ему в затылок пешню. Потому что он слишком уж старательно направо и налево щелкает своей «лейкой». Снимает людей, которые вовсе не желают этого. Или, может, тут что-то другое, например, торговля наркотиками, и он что-то пронюхал. Я говорю загадками?
– Это вы направили сюда полицию, – холодно проговорил доктор.
Я не ответил.
– Это вы позвонили и сообщили о смерти Клозена.
Я опять промолчал.
– Это вы звонили и спрашивали, знаю ли я Клозена. Я ответил, что нет.
– Это было не правдой.
– Я не обязан перед вами отчитываться, мистер Марлоу.
Я кивнул, достал сигарету и закурил. Доктор взглянул на свои часы, повернулся в кресле и выключил стерилизатор. Я поглядел на иглы. Масса игл. У меня как-то были осложнения с одним жителем Бэй-Сити, который стерилизовал массу игл.
– Куда их столько? – спросил я. – В гавань для яхт?
Доктор взял зловещего вида нож с серебряной рукояткой в форме обнаженной женщины. Уколол подушечку большого пальца. На ней выступила красная капелька. Подняв палец ко рту, он слизнул ее.