Страница:
Доктор Хорн поднял череп Чёрной Бороды, перевернул его и бросил взгляд на зубы.
– Азиат, – произнёс он и опустил череп на стол.
– Замечательно.
– Это меня не удивляет, – откликнулся профессор. – Пираты были первыми работодателями, не допускавшими дискриминации. Полагаю, этот тип из Бирмы или с Борнео. А может, и индиец.
– Я вам поражаюсь, – сказал Хатч.
– Нет, ну эти дети – ничего не помнят! – констатировал профессор.
Он прошёл вдоль скелетов. Глаза-бусинки заблестели, как у кота, что вертится вокруг мыши. Старик взял кость, сломанную доктором.
– Остеопороз, – произнёс он и бросил взгляд на Малина.
Тот улыбнулся и ничего не сказал.
Доктор Хорн поднял челюсть.
– Да уж, эти пираты явно не трудились чистить зубы дважды в день, – констатировал он, изучив зубы. И, легонько и задумчиво постучав по лицу длинным пальцем, выпрямился. – Все признаки указывают на цингу.
Хатч почувствовал, что краснеет.
– Вы догадались намного быстрее меня.
– В прежние века цинга свирепствовала на кораблях только так. Боюсь, это знают все.
– Может быть, это и было очевидно, – несколько удручённо произнёс Малин.
Профессор бросил на него острый взгляд и ничего не сказал.
– Пойдёмте, посидим в гостиной, – предложил Хатч. – Попьём кофе.
Когда несколько минут спустя он вернулся с подносом, чашками и блюдцами, профессор сидел в мягком кресле и праздно листал один из тех детективов, которые, помнил Хатч, мать так обожала. Она держала на полке около тридцати штук – вполне достаточно, как говорила, чтобы к тому времени, как дочитать последнюю, забыть первую, а потому можно было начать сызново. Вид человека из детства, сидящего в гостиной и читающего книгу матери, вызвал у Малина внезапный прилив горько-сладкой ностальгии, настолько сильной, что он опустил поднос на столик несколько резче, чем намеревался. Профессор взял чашку, и они некоторое время молча пили кофе.
– Малин, – наконец, сказал старик, прочистив горло. – Я должен попросить у тебя прощения.
– Не надо, – попросил Хатч. – Даже не упоминайте об этом. Я ценю вашу прямоту.
– К чёрту мою прямоту. В тот день я слишком поспешно высказался. Я по-прежнему считаю, что Стормхавэн прекрасно обошёлся бы без этого проклятого острова сокровищ, но ведь от него никуда не денешься. У меня нет права судить о твоих мотивах, так что делай что должен делать.
– Спасибо.
– В знак примирения я принёс кое-что для игры «я покажу – ты расскажи», – со знакомым блеском в глазах сказал профессор. Он вытащил из кармана коробочку и раскрыл, показывая странного вида раковину из двух половинок, с замысловатым узором из точек и бороздок на поверхности. – Что это? У тебя пять минут.
– Пара морских ежей, близняшки, – ответил Хатч, возвращая раковину. – Тоже неплохой образец.
– Чёрт бы тебя побрал! Ну ладно, раз ты наотрез отказываешься быть поставленным в тупик, тогда будь хоть чем-нибудь полезен – например, проясни обстоятельства, связанные с этим, – воскликнул профессор Хорн, большим пальцем указывая в направлении столовой. – Я хочу знать все детали, неважно насколько тривиальные. Любые упущения будут караться.
Вытянувшись и закинув ногу на ногу на плетёном ковре, Хатч поведал, как Бонтьер обнаружила лагерь пиратов, что нашла во время первых раскопок, как была найдена братская могила. Рассказал о золоте, об удивительном количестве находок, о плотной укладке трупов. Профессор слушал и энергично кивал, а брови поднимались и опускались при каждой новой детали.
– Что меня больше всего удивляет, – заключил Хатч, – так это само число трупов. К концу дня мы идентифицировали восемьдесят скелетов, а ведь раскопки далеко не закончены!
– Да уж, – произнёс профессор и умолк, а его взгляд блуждал, ни на чём особо не фокусируясь.
Затем поднялся, поставил кружку и деликатно отряхнул полы пиджака.
– Цинга, – повторил он, обращаясь скорее к самому себе. После чего насмешливо фыркнул. – Проводи меня, пожалуйста. На один вечер я потратил достаточно твоего времени.
В дверях профессор остановился и повернулся. Он одарил Хатча ровным взглядом, но его глаза не смогли скрыть интереса.
– Скажи-ка, Малин, что за флора доминирует на острове Рэгид? Я никогда там не был.
– Ну, – произнёс Хатч, – это типичный остров, деревьев практически нет. Крапива, черёмуха, лопух, шиповник…
– Вот как. Черёмуховый пирог – ммм… восхитительное блюдо. А ты когда-нибудь пил чай из шиповника?
– Конечно, – ответил Малин. – Мама то и дело его заваривала, говорила, полезно для здоровья. Но я его терпеть не мог.
Профессор Хорн кашлянул в ладонь. Хатч вспомнил, что это явный знак неодобрения.
– Что? – защищаясь, спросил он.
– Черёмуха и шиповник, – многозначительно произнёс профессор, – в прошлом обязательно входили в рацион на этом побережье. И то, и другое крайне полезно для здоровья. И то, и другое богато витамином C.
Настало молчание.
– Ох, – сказал Хатч. – Теперь ясно, к чему вы клоните.
– Моряки семнадцатого столетия могли не знать, что вызывает цингу, но наверняка знали, что практически все свежие ягоды, фрукты, корешки или овощи её излечивают, – пояснил профессор и испытующе глянул на Малина. – И с нашим торопливым диагнозом не стыкуется ещё одно.
– И что же?
– А то, как именно захоронили тела, – сказал старик и со значением постучал тростью об пол. – Малин, цинга не может заставить тебя швырнуть в общую могилу восемь десятков человек и улепётывать в такой спешке, что ты побросаешь золото и изумруды.
Вдали, на юге, вспыхнула молния, и вскоре докатился раскат грома.
– Но что же тогда может? – спросил Хатч.
В ответ доктор Хорн лишь ласково потрепал его по плечу. А затем развернулся, медленно спустился по ступенькам и заковылял прочь. Его фигура быстро растворилась в обволакивающем сумраке аллеи Океана, но тихое постукивание трости продолжало звучать ещё долго.
28
29
– Азиат, – произнёс он и опустил череп на стол.
– Замечательно.
– Это меня не удивляет, – откликнулся профессор. – Пираты были первыми работодателями, не допускавшими дискриминации. Полагаю, этот тип из Бирмы или с Борнео. А может, и индиец.
– Я вам поражаюсь, – сказал Хатч.
– Нет, ну эти дети – ничего не помнят! – констатировал профессор.
Он прошёл вдоль скелетов. Глаза-бусинки заблестели, как у кота, что вертится вокруг мыши. Старик взял кость, сломанную доктором.
– Остеопороз, – произнёс он и бросил взгляд на Малина.
Тот улыбнулся и ничего не сказал.
Доктор Хорн поднял челюсть.
– Да уж, эти пираты явно не трудились чистить зубы дважды в день, – констатировал он, изучив зубы. И, легонько и задумчиво постучав по лицу длинным пальцем, выпрямился. – Все признаки указывают на цингу.
Хатч почувствовал, что краснеет.
– Вы догадались намного быстрее меня.
– В прежние века цинга свирепствовала на кораблях только так. Боюсь, это знают все.
– Может быть, это и было очевидно, – несколько удручённо произнёс Малин.
Профессор бросил на него острый взгляд и ничего не сказал.
– Пойдёмте, посидим в гостиной, – предложил Хатч. – Попьём кофе.
Когда несколько минут спустя он вернулся с подносом, чашками и блюдцами, профессор сидел в мягком кресле и праздно листал один из тех детективов, которые, помнил Хатч, мать так обожала. Она держала на полке около тридцати штук – вполне достаточно, как говорила, чтобы к тому времени, как дочитать последнюю, забыть первую, а потому можно было начать сызново. Вид человека из детства, сидящего в гостиной и читающего книгу матери, вызвал у Малина внезапный прилив горько-сладкой ностальгии, настолько сильной, что он опустил поднос на столик несколько резче, чем намеревался. Профессор взял чашку, и они некоторое время молча пили кофе.
– Малин, – наконец, сказал старик, прочистив горло. – Я должен попросить у тебя прощения.
– Не надо, – попросил Хатч. – Даже не упоминайте об этом. Я ценю вашу прямоту.
– К чёрту мою прямоту. В тот день я слишком поспешно высказался. Я по-прежнему считаю, что Стормхавэн прекрасно обошёлся бы без этого проклятого острова сокровищ, но ведь от него никуда не денешься. У меня нет права судить о твоих мотивах, так что делай что должен делать.
– Спасибо.
– В знак примирения я принёс кое-что для игры «я покажу – ты расскажи», – со знакомым блеском в глазах сказал профессор. Он вытащил из кармана коробочку и раскрыл, показывая странного вида раковину из двух половинок, с замысловатым узором из точек и бороздок на поверхности. – Что это? У тебя пять минут.
– Пара морских ежей, близняшки, – ответил Хатч, возвращая раковину. – Тоже неплохой образец.
– Чёрт бы тебя побрал! Ну ладно, раз ты наотрез отказываешься быть поставленным в тупик, тогда будь хоть чем-нибудь полезен – например, проясни обстоятельства, связанные с этим, – воскликнул профессор Хорн, большим пальцем указывая в направлении столовой. – Я хочу знать все детали, неважно насколько тривиальные. Любые упущения будут караться.
Вытянувшись и закинув ногу на ногу на плетёном ковре, Хатч поведал, как Бонтьер обнаружила лагерь пиратов, что нашла во время первых раскопок, как была найдена братская могила. Рассказал о золоте, об удивительном количестве находок, о плотной укладке трупов. Профессор слушал и энергично кивал, а брови поднимались и опускались при каждой новой детали.
– Что меня больше всего удивляет, – заключил Хатч, – так это само число трупов. К концу дня мы идентифицировали восемьдесят скелетов, а ведь раскопки далеко не закончены!
– Да уж, – произнёс профессор и умолк, а его взгляд блуждал, ни на чём особо не фокусируясь.
Затем поднялся, поставил кружку и деликатно отряхнул полы пиджака.
– Цинга, – повторил он, обращаясь скорее к самому себе. После чего насмешливо фыркнул. – Проводи меня, пожалуйста. На один вечер я потратил достаточно твоего времени.
В дверях профессор остановился и повернулся. Он одарил Хатча ровным взглядом, но его глаза не смогли скрыть интереса.
– Скажи-ка, Малин, что за флора доминирует на острове Рэгид? Я никогда там не был.
– Ну, – произнёс Хатч, – это типичный остров, деревьев практически нет. Крапива, черёмуха, лопух, шиповник…
– Вот как. Черёмуховый пирог – ммм… восхитительное блюдо. А ты когда-нибудь пил чай из шиповника?
– Конечно, – ответил Малин. – Мама то и дело его заваривала, говорила, полезно для здоровья. Но я его терпеть не мог.
Профессор Хорн кашлянул в ладонь. Хатч вспомнил, что это явный знак неодобрения.
– Что? – защищаясь, спросил он.
– Черёмуха и шиповник, – многозначительно произнёс профессор, – в прошлом обязательно входили в рацион на этом побережье. И то, и другое крайне полезно для здоровья. И то, и другое богато витамином C.
Настало молчание.
– Ох, – сказал Хатч. – Теперь ясно, к чему вы клоните.
– Моряки семнадцатого столетия могли не знать, что вызывает цингу, но наверняка знали, что практически все свежие ягоды, фрукты, корешки или овощи её излечивают, – пояснил профессор и испытующе глянул на Малина. – И с нашим торопливым диагнозом не стыкуется ещё одно.
– И что же?
– А то, как именно захоронили тела, – сказал старик и со значением постучал тростью об пол. – Малин, цинга не может заставить тебя швырнуть в общую могилу восемь десятков человек и улепётывать в такой спешке, что ты побросаешь золото и изумруды.
Вдали, на юге, вспыхнула молния, и вскоре докатился раскат грома.
– Но что же тогда может? – спросил Хатч.
В ответ доктор Хорн лишь ласково потрепал его по плечу. А затем развернулся, медленно спустился по ступенькам и заковылял прочь. Его фигура быстро растворилась в обволакивающем сумраке аллеи Океана, но тихое постукивание трости продолжало звучать ещё долго.
28
Ранним утром следующего дня Хатч вошёл в помещение Острова-1 и обнаружил, что центр управления и контроля битком забит народом. Бонтьер, Керри Вопнер и Сен-Джон говорили одновременно. И лишь Магнусен и капитан Найдельман молчали: Магнусен проводила диагностику, а Найдельман стоял посередине и попыхивал трубкой, спокойный, словно центр урагана.
– Вы совсем одурели, или как? – возмущался Вопнер. – Я должен быть на «Цербере», заниматься расшифровкой журнала, а не работать спелеологом. Я программист, а не сантехник.
– Другого выхода нет, – произнёс Найдельман, вынув трубку изо рта и посмотрев на него. – Ты же видел цифры.
– Ага, ага. А чего вы ждали? На этом треклятом острове ничто не работает как надо.
– Я что-то пропустил? – спросил Хатч, приближаясь к ним.
– А, доброе утро, Малин, – поприветствовал его Найдельман, одарив краткой улыбкой. – Ничего важного вы не пропустили. У нас возникла небольшая заминка с электроникой на лестницах.
– Небольшая, как же! – фыркнул Вопнер.
– В итоге нам не остаётся ничего, кроме как взять Керри с собой в первую экскурсию по Колодцу.
– Да к чёрту всё это! – раздражённо отозвался тот. – Сколько можно повторять? Последнее звено рухнуло, уж поверьте. «Сцилла» расшифрует эту пакость через пару часов.
– Но раз уж рухнуло последнее звено, тогда Кристофер сам может за всем этим проследить, – произнёс Найдельман чуть резче.
– Конечно, – ответил Сен-Джон, слегка выпятив грудь. – Всё, что осталось – взять результат и провести небольшую замену символов.
До крайности выпятив нижнюю губу, Вопнер переводил взгляд с одного на другого.
– Вопрос лишь в том, где ты нужнее, – сказал Найдельман. – А более всего ты нужен в нашей группе.
Он повернулся к Малину и пояснил:
– Мы просто обязаны установить пьезоэлектрические датчики вдоль всего Колодца. Как только их подсоединят к компьютерной сети, они послужат системой раннего предупреждения о возможных обрушениях под землёй. Но до сих пор Керри так и не сумел удалённо откалибровать их с Острова-1.
И перевёл взгляд на Вопнера.
– А раз сеть чудит, это означает лишь одно: ему придётся отправиться с нами и откалибровать их вручную, с карманного компьютера. Потом ему останется лишь слить информацию в реестр главного компьютера. Это, конечно, не слишком приятное занятие, но ничего другого не остаётся.
– Не слишком приятное?! – воскликнул Керри. – Заноза в заднице – выражение куда правильней!
– Большая часть команды отдала бы половину своей доли, лишь бы поучаствовать в первом проникновении, – заметил Сен-Джон.
– Да проникал я во всё это!… – отворачиваясь, пробормотал Вопнер.
Бонтьер хихикнула.
Найдельман обратился к историку:
– Расскажите доктору Хатч, какую фразу вы только что расшифровали.
Сен-Джон важно прокашлялся.
– Это не совсем фраза, если честно, – сказал он. – Скорее, фрагмент предложения: Вы, кто жаждет заполучить ключ от Колодца… здесь какое-то слово… отыщете…
Хатч с изумлением посмотрел на капитана.
– Значит, секретный ключ от Колодца действительно существует!
Найдельман улыбнулся и нетерпеливо потёр руку об руку.
– Скоро уже восемь, – сказал он. – Собирайте всё, что нужно, и отправляемся.
Хатч вернулся в офис за медицинским чемоданчиком и встретился с остальными членами группы на подъёме к Ортанку.
– Merde, как холодно! – сказала Бонтьер, после чего подула на руки и обняла себя. – Как вы называете такое летнее утро?
– Летнее утро в штате Мэн, – ответил Хатч. – Наслаждайся. Свежий воздух тебя взбодрит.
– Вот уж в чём нисколечко не нуждаюсь, monsieur le docteur, – заметила она.
И вприпрыжку побежала вперёд, пытаясь согреться. Следуя за ней, Хатч вдруг понял, что и сам немного дрожит, причём непонятно – то ли от холода, то ли от предвкушения спуска в Колодец. По земле пробежала тень от неровных облаков, и вслед за ними по небу потянулись ряды грозовых туч.
Добравшись до вершины острова, Хатч увидел громадину Ортанка. Из его брюха спускались разноцветные пучки кабелей, чтобы исчезнуть в распахнутой пасти Водяного Колодца. Но теперь это больше не Водяной Колодец: теперь он осушен, открыт для посетителей, и все его секреты только и ждали, чтобы их раскрыли.
Хатч снова содрогнулся и направился дальше. С этой точки ему открылся серый полумесяц дамбы, очерчивающий по морю дугу вокруг южной части острова. Очень причудливый вид. У дальнего края дамбы начинался тёмно-синий простор океана, исчезающий в извечной туманной дымке, а с ближнего каменное дно было чуть ли не непристойно обнажено и усыпано лужами стоячей воды. То здесь, то там виднелись метки, расставленные на каменистых пластах: входы в затопленные туннели, обозначенные для дальнейшего изучения и анализа. На пологом берегу по соседству с плотиной покоились груды заржавленного хлама, затопленного дерева и прочих обломков, которые подняли из глубин Колодца, очистив путь для экскурсии.
Стритер и его команда стояли на площадке рядом с Колодцем, вытягивая одни кабели и сбрасывая вниз другие. Приблизившись, Хатч рассмотрел нечто, похожее на конец громадной лестницы, свешивающейся через край Колодца. Обе её стороны представляли собой толстые блестящие металлические трубки, меж которыми располагались две пары покрытых резиной ступенек. Хатч знал, что большую часть ночи команда занималась тем, что скрепляла секции и опускала их вниз, лавируя между невидимыми препятствиями и беспорядочными остатками хлама, застрявшего между тех брусьев, что пересекаются внутри шахты.
– Я бы назвал это лестницей на стероидах, – присвистнув, заметил он.
– Это больше, чем просто лестница, – откликнулся Найдельман. – Это набор лестниц. Её стороны отлиты из титанового сплава, они послужат опорой для укрепления Колодца. Со временем мы заключим её в сетку из титановых же распорок, они подопрут стены и брусья – Колодец будет стабилен, а мы займёмся раскопками. И ещё, на этой лестнице мы сделаем открытый лифт.
Он указал на стойки лестницы.
– Сквозь обе трубы идут оптико-волоконные, коаксиальные, электрические кабели, а в каждой перекладине – лампа. Рано или поздно всё будет управляться с компьютера, от сервоприводов до камер наблюдения. Но наш друг Вопнер так пока и не сумел добиться, чтобы всё работало. Потому-то мы и пригласили его составить нам компанию.
Найдельман топнул по верхней перекладине.
– Построено по чертежам «Талассы», стоит чуть ли не двести тысяч долларов.
В этот миг к ним присоединился Вопнер, который услышал последние слова.
– Эй, капитан, – с ухмылкой сказал он. – А я знаю, где можно найти прелестные сиденья для унитаза, всего по шестьсот баксов за штуку.
Найдельман улыбнулся.
– Рад видеть, что ваше настроение улучшается, господин Вопнер. Что же, приступим.
И повернулся к остальным.
– Самая важная задача на сегодня – приделать вот такие пьезоэлектрические датчики к брусьям и подпоркам Колодца, – сказал он и, вытащив из пакета один датчик, пустил его по рукам.
Датчик оказался небольшой полоской металла с компьютерным чипом по центру, заключённой в жёсткий прозрачный пластик. С каждого конца под прямым углом торчало по кнопке с остриём в полдюйма.
– Просто прилепите или вгоните датчик в дерево. Господин Вопнер потом его прокалибрует и зарегистрирует в базе данных на КПК.
Пока Найдельман говорил, один из техников подошёл к доктору и помог нацепить ремни безопасности, после чего подал каску и показал, как пользоваться интеркомом и галогеновым фонарём. Затем Хатч получил мешок с кучей датчиков.
Поправляя на себе медицинский чемоданчик, Хатч увидел, что Найдельман жестом подзывает его к поручням. Он шагнул вперёд, и капитан заговорил в микрофон, закреплённый на каске:
– Магнусен, свет.
Хатч увидел, как вдоль всего спуска зажглась полоса огней, ярко освещая жёлтым всю глубину Водяного Колодца. Тройной ряд светящихся перекладин спускался под землю наподобие дороги в ад.
Впервые Хатч увидел, что представляет собой Колодец. Неровный квадрат, быть может, десяти футов в поперечнике, со всех четырёх сторон укреплённый мощными брёвнами, вставленными в пазы в брусьях каждого угла. С промежутком в десять футов шахту подпирали по четыре бревна поменьше, пересекаясь в центре. Они не давали Колодцу обрушиться внутрь. Малина потрясло, насколько техничным выглядело творение Макаллана; казалось, архитектор спроектировал его на тысячелетие, а не на те жалкие несколько лет, которые потребовались бы Окхэму, чтобы вернуться и забрать сокровище.
Уставившись вниз, на ряд огней, Хатч только сейчас ощутил, насколько Колодец глубок. Огни, казалось, протянулись так глубоко, что упёрлись в чёрную точку, так же как и сама лестница, что сужалась в мрачной глубине. Слышались шелест, капанье воды, тихое гудение, потрескивание, неотчётливые перешёптывания и стоны. У Малина возникло чувство, что сам Колодец живой.
Далёкий раскат грома прокатился над островом, и внезапный порыв ветра прижал к земле крапиву, выросшую рядом с Колодцем. Затем начался ливень, одинаково поливая и лопухи, и механизмы. Хатч стоял как вкопанный, частично укрытый массивной башней Ортанка. Малин подумал, что через несколько минут они просто встанут на лестницу и спустятся на самое дно. И снова возникло упрямое ощущение, что всё идёт слишком уж гладко. Но чувство моментально ушло прочь, стоило только почувствовать смрадное дыхание Колодца – холодный запах морского дна, обнажающегося при отливе: мощная вонь морской воды, смешанной с разрушением, ароматами дохлой рыбы и гниющих водорослей. А ведь где-то в лабиринте этих туннелей покоится тело Джонни, – настигла его нежданная мысль. Этого открытия он боялся, но и стремился к нему всей душой.
Техник подал Найдельману портативный анализатор воздуха, который тот сразу повесил на шею.
– Помните, это не прогулка по городскому парку, – напомнил Найдельман, оглядывая всю команду. – Вы отцепляетесь от лестницы лишь когда нужно прикрепить датчик. Мы установим их, откалибруем и сразу уходим. Но, пока мы внизу, я хочу, чтобы каждый делал как можно больше наблюдений: отмечайте состояние опор, размер и число туннелей, всё, что заслуживает внимания. Само дно пока покрыто илом, так что сконцентрируемся на стенах и выходах боковых туннелей.
Поправив каску, капитан помолчал.
– Ладно. Прицепляйте ремни, спускаемся.
Карабины защёлкнулись. Найдельман прошёл мимо каждого, основательно проверяя крепления и пробуя каждый трос.
– Чувствую себя ремонтником на телефонной линии, – пожаловался Вопнер.
Хатч посмотрел на программиста, у которого, кроме сумки с датчиками, болтались на поясе два карманных компьютера.
– Ну почему же, Керри? – поддразнивая, заметила Бонтьер. – В кои-то веки ты похож на настоящего мужчину.
К этому времени большая часть наземной команды сгрудилась неподалёку. Раздались подбадривающие восклицания. Хатч бросил взгляд на ликующие лица; тот самый миг, которого все – и он сам – так ждали.
Бонтьер широко улыбнулась. Даже на Вопнера, казалось, повлияло всеобщее возбуждение: он поправил экипировку и важно дёрнул за свой трос.
Найдельман ещё раз бросил взгляд на окружающих и помахал толпе рукой. А затем ступил на край колодца, прицепил трос к лестнице и начал спуск.
– Вы совсем одурели, или как? – возмущался Вопнер. – Я должен быть на «Цербере», заниматься расшифровкой журнала, а не работать спелеологом. Я программист, а не сантехник.
– Другого выхода нет, – произнёс Найдельман, вынув трубку изо рта и посмотрев на него. – Ты же видел цифры.
– Ага, ага. А чего вы ждали? На этом треклятом острове ничто не работает как надо.
– Я что-то пропустил? – спросил Хатч, приближаясь к ним.
– А, доброе утро, Малин, – поприветствовал его Найдельман, одарив краткой улыбкой. – Ничего важного вы не пропустили. У нас возникла небольшая заминка с электроникой на лестницах.
– Небольшая, как же! – фыркнул Вопнер.
– В итоге нам не остаётся ничего, кроме как взять Керри с собой в первую экскурсию по Колодцу.
– Да к чёрту всё это! – раздражённо отозвался тот. – Сколько можно повторять? Последнее звено рухнуло, уж поверьте. «Сцилла» расшифрует эту пакость через пару часов.
– Но раз уж рухнуло последнее звено, тогда Кристофер сам может за всем этим проследить, – произнёс Найдельман чуть резче.
– Конечно, – ответил Сен-Джон, слегка выпятив грудь. – Всё, что осталось – взять результат и провести небольшую замену символов.
До крайности выпятив нижнюю губу, Вопнер переводил взгляд с одного на другого.
– Вопрос лишь в том, где ты нужнее, – сказал Найдельман. – А более всего ты нужен в нашей группе.
Он повернулся к Малину и пояснил:
– Мы просто обязаны установить пьезоэлектрические датчики вдоль всего Колодца. Как только их подсоединят к компьютерной сети, они послужат системой раннего предупреждения о возможных обрушениях под землёй. Но до сих пор Керри так и не сумел удалённо откалибровать их с Острова-1.
И перевёл взгляд на Вопнера.
– А раз сеть чудит, это означает лишь одно: ему придётся отправиться с нами и откалибровать их вручную, с карманного компьютера. Потом ему останется лишь слить информацию в реестр главного компьютера. Это, конечно, не слишком приятное занятие, но ничего другого не остаётся.
– Не слишком приятное?! – воскликнул Керри. – Заноза в заднице – выражение куда правильней!
– Большая часть команды отдала бы половину своей доли, лишь бы поучаствовать в первом проникновении, – заметил Сен-Джон.
– Да проникал я во всё это!… – отворачиваясь, пробормотал Вопнер.
Бонтьер хихикнула.
Найдельман обратился к историку:
– Расскажите доктору Хатч, какую фразу вы только что расшифровали.
Сен-Джон важно прокашлялся.
– Это не совсем фраза, если честно, – сказал он. – Скорее, фрагмент предложения: Вы, кто жаждет заполучить ключ от Колодца… здесь какое-то слово… отыщете…
Хатч с изумлением посмотрел на капитана.
– Значит, секретный ключ от Колодца действительно существует!
Найдельман улыбнулся и нетерпеливо потёр руку об руку.
– Скоро уже восемь, – сказал он. – Собирайте всё, что нужно, и отправляемся.
Хатч вернулся в офис за медицинским чемоданчиком и встретился с остальными членами группы на подъёме к Ортанку.
– Merde, как холодно! – сказала Бонтьер, после чего подула на руки и обняла себя. – Как вы называете такое летнее утро?
– Летнее утро в штате Мэн, – ответил Хатч. – Наслаждайся. Свежий воздух тебя взбодрит.
– Вот уж в чём нисколечко не нуждаюсь, monsieur le docteur, – заметила она.
И вприпрыжку побежала вперёд, пытаясь согреться. Следуя за ней, Хатч вдруг понял, что и сам немного дрожит, причём непонятно – то ли от холода, то ли от предвкушения спуска в Колодец. По земле пробежала тень от неровных облаков, и вслед за ними по небу потянулись ряды грозовых туч.
Добравшись до вершины острова, Хатч увидел громадину Ортанка. Из его брюха спускались разноцветные пучки кабелей, чтобы исчезнуть в распахнутой пасти Водяного Колодца. Но теперь это больше не Водяной Колодец: теперь он осушен, открыт для посетителей, и все его секреты только и ждали, чтобы их раскрыли.
Хатч снова содрогнулся и направился дальше. С этой точки ему открылся серый полумесяц дамбы, очерчивающий по морю дугу вокруг южной части острова. Очень причудливый вид. У дальнего края дамбы начинался тёмно-синий простор океана, исчезающий в извечной туманной дымке, а с ближнего каменное дно было чуть ли не непристойно обнажено и усыпано лужами стоячей воды. То здесь, то там виднелись метки, расставленные на каменистых пластах: входы в затопленные туннели, обозначенные для дальнейшего изучения и анализа. На пологом берегу по соседству с плотиной покоились груды заржавленного хлама, затопленного дерева и прочих обломков, которые подняли из глубин Колодца, очистив путь для экскурсии.
Стритер и его команда стояли на площадке рядом с Колодцем, вытягивая одни кабели и сбрасывая вниз другие. Приблизившись, Хатч рассмотрел нечто, похожее на конец громадной лестницы, свешивающейся через край Колодца. Обе её стороны представляли собой толстые блестящие металлические трубки, меж которыми располагались две пары покрытых резиной ступенек. Хатч знал, что большую часть ночи команда занималась тем, что скрепляла секции и опускала их вниз, лавируя между невидимыми препятствиями и беспорядочными остатками хлама, застрявшего между тех брусьев, что пересекаются внутри шахты.
– Я бы назвал это лестницей на стероидах, – присвистнув, заметил он.
– Это больше, чем просто лестница, – откликнулся Найдельман. – Это набор лестниц. Её стороны отлиты из титанового сплава, они послужат опорой для укрепления Колодца. Со временем мы заключим её в сетку из титановых же распорок, они подопрут стены и брусья – Колодец будет стабилен, а мы займёмся раскопками. И ещё, на этой лестнице мы сделаем открытый лифт.
Он указал на стойки лестницы.
– Сквозь обе трубы идут оптико-волоконные, коаксиальные, электрические кабели, а в каждой перекладине – лампа. Рано или поздно всё будет управляться с компьютера, от сервоприводов до камер наблюдения. Но наш друг Вопнер так пока и не сумел добиться, чтобы всё работало. Потому-то мы и пригласили его составить нам компанию.
Найдельман топнул по верхней перекладине.
– Построено по чертежам «Талассы», стоит чуть ли не двести тысяч долларов.
В этот миг к ним присоединился Вопнер, который услышал последние слова.
– Эй, капитан, – с ухмылкой сказал он. – А я знаю, где можно найти прелестные сиденья для унитаза, всего по шестьсот баксов за штуку.
Найдельман улыбнулся.
– Рад видеть, что ваше настроение улучшается, господин Вопнер. Что же, приступим.
И повернулся к остальным.
– Самая важная задача на сегодня – приделать вот такие пьезоэлектрические датчики к брусьям и подпоркам Колодца, – сказал он и, вытащив из пакета один датчик, пустил его по рукам.
Датчик оказался небольшой полоской металла с компьютерным чипом по центру, заключённой в жёсткий прозрачный пластик. С каждого конца под прямым углом торчало по кнопке с остриём в полдюйма.
– Просто прилепите или вгоните датчик в дерево. Господин Вопнер потом его прокалибрует и зарегистрирует в базе данных на КПК.
Пока Найдельман говорил, один из техников подошёл к доктору и помог нацепить ремни безопасности, после чего подал каску и показал, как пользоваться интеркомом и галогеновым фонарём. Затем Хатч получил мешок с кучей датчиков.
Поправляя на себе медицинский чемоданчик, Хатч увидел, что Найдельман жестом подзывает его к поручням. Он шагнул вперёд, и капитан заговорил в микрофон, закреплённый на каске:
– Магнусен, свет.
Хатч увидел, как вдоль всего спуска зажглась полоса огней, ярко освещая жёлтым всю глубину Водяного Колодца. Тройной ряд светящихся перекладин спускался под землю наподобие дороги в ад.
Впервые Хатч увидел, что представляет собой Колодец. Неровный квадрат, быть может, десяти футов в поперечнике, со всех четырёх сторон укреплённый мощными брёвнами, вставленными в пазы в брусьях каждого угла. С промежутком в десять футов шахту подпирали по четыре бревна поменьше, пересекаясь в центре. Они не давали Колодцу обрушиться внутрь. Малина потрясло, насколько техничным выглядело творение Макаллана; казалось, архитектор спроектировал его на тысячелетие, а не на те жалкие несколько лет, которые потребовались бы Окхэму, чтобы вернуться и забрать сокровище.
Уставившись вниз, на ряд огней, Хатч только сейчас ощутил, насколько Колодец глубок. Огни, казалось, протянулись так глубоко, что упёрлись в чёрную точку, так же как и сама лестница, что сужалась в мрачной глубине. Слышались шелест, капанье воды, тихое гудение, потрескивание, неотчётливые перешёптывания и стоны. У Малина возникло чувство, что сам Колодец живой.
Далёкий раскат грома прокатился над островом, и внезапный порыв ветра прижал к земле крапиву, выросшую рядом с Колодцем. Затем начался ливень, одинаково поливая и лопухи, и механизмы. Хатч стоял как вкопанный, частично укрытый массивной башней Ортанка. Малин подумал, что через несколько минут они просто встанут на лестницу и спустятся на самое дно. И снова возникло упрямое ощущение, что всё идёт слишком уж гладко. Но чувство моментально ушло прочь, стоило только почувствовать смрадное дыхание Колодца – холодный запах морского дна, обнажающегося при отливе: мощная вонь морской воды, смешанной с разрушением, ароматами дохлой рыбы и гниющих водорослей. А ведь где-то в лабиринте этих туннелей покоится тело Джонни, – настигла его нежданная мысль. Этого открытия он боялся, но и стремился к нему всей душой.
Техник подал Найдельману портативный анализатор воздуха, который тот сразу повесил на шею.
– Помните, это не прогулка по городскому парку, – напомнил Найдельман, оглядывая всю команду. – Вы отцепляетесь от лестницы лишь когда нужно прикрепить датчик. Мы установим их, откалибруем и сразу уходим. Но, пока мы внизу, я хочу, чтобы каждый делал как можно больше наблюдений: отмечайте состояние опор, размер и число туннелей, всё, что заслуживает внимания. Само дно пока покрыто илом, так что сконцентрируемся на стенах и выходах боковых туннелей.
Поправив каску, капитан помолчал.
– Ладно. Прицепляйте ремни, спускаемся.
Карабины защёлкнулись. Найдельман прошёл мимо каждого, основательно проверяя крепления и пробуя каждый трос.
– Чувствую себя ремонтником на телефонной линии, – пожаловался Вопнер.
Хатч посмотрел на программиста, у которого, кроме сумки с датчиками, болтались на поясе два карманных компьютера.
– Ну почему же, Керри? – поддразнивая, заметила Бонтьер. – В кои-то веки ты похож на настоящего мужчину.
К этому времени большая часть наземной команды сгрудилась неподалёку. Раздались подбадривающие восклицания. Хатч бросил взгляд на ликующие лица; тот самый миг, которого все – и он сам – так ждали.
Бонтьер широко улыбнулась. Даже на Вопнера, казалось, повлияло всеобщее возбуждение: он поправил экипировку и важно дёрнул за свой трос.
Найдельман ещё раз бросил взгляд на окружающих и помахал толпе рукой. А затем ступил на край колодца, прицепил трос к лестнице и начал спуск.
29
Хатч ступил на лестницу последним, когда остальные уже растянулись на двадцать футов. Лучи света от фонарей на их касках подрагивали во тьме, пока они ступенька за ступенькой спускались всё ниже. Малина охватило чувство головокружения, и он бросил взгляд вверх, схватившись за перекладину. Впрочем, доктор знал, что лестница надёжна, как скала – даже если он свалится вниз, ремень безопасности не даст ему улететь далеко.
По мере того, как они спускались всё глубже, их группу накрывала странная тишина. Молчание хранила и команда Ортанка, наблюдающая за спуском в режиме реального времени. Нескончаемые звуки усаживающегося Колодца – мягкие потрескивания и шорохи – наполнили воздух, подобно перешёптываниям полчищ невидимых морских тварей. Хатч миновал первый узел кабелей, электрических розеток, соединений и разъёмов. Такие узлы шли вдоль всей лестницы через каждые пятнадцать футов.
– У всех всё нормально? – через интерком донёсся до него голос Найдельмана.
Один за другим, все ответили утвердительно.
– Доктор Магнусен? – спросил капитан.
– Инструменты в норме, – ответила инженер из башни Ортанка. – Все панели в зелёных огоньках.
– Доктор Рэнкин?
– Приборы ничего не фиксируют, капитан. Никаких признаков сейсмических возмущений или магнитных аномалий.
– Господин Стритер?
– Все системы на лестницах в норме, – донёсся до них лаконичный ответ.
– Очень хорошо, – произнёс Найдельман. – Мы продолжим спускаться до платформы на пятидесяти футах, по мере необходимости расставляя датчики, а там сделаем передышку. Смотрите, не зацепитесь тросами за какие-нибудь брусья. Доктор Бонтьер, доктор Хатч, господин Вопнер, глядите в оба! Если заметите что-нибудь необычное, немедленно доложите мне.
– Вы шутите, что ли? – донёсся в ответ голос Вопнера. – Здесь же всё необычно!
Следуя за группой, Хатч почувствовал, будто тонет в глубоком бассейне тухлой воды. Сырой и холодный воздух отдавал запахом разложения. При каждом выдохе конденсировалось облачко пара, повисало в перенасыщенном воздухе и упрямо не желало рассеиваться. Он посмотрел по сторонам, и фонарь на его каске синхронно качнулся. Теперь они вошли в «приливную» зону Колодца, туда, где не так давно вода поднималась и опускалась дважды в день. С некоторым удивлением он обнаружил здесь ту же самую живность, что бесчисленное число раз видел среди камней и в оставшихся от прилива лужах на берегу моря: усоногие раки, морские водоросли, мидии и блюдечки-присоски. Затем Малин обнаружил несколько морских звёзд, а вслед за ними на глаза попались голотурии, береговые улитки, морские ежи и анемонии. Спустившись ещё ниже, он миновал слой кораллов и водорослей. Сотни улиток по-прежнему жалко цеплялись за стены и брёвна, напрасно надеясь на возвращение прилива. То одна, то другая время от времени уставала держаться и падала в гулкую бездну.
Хотя из осушенного Колодца уже извлекли неимоверное количество всяческих обломков, полоса препятствий из старинной рухляди всё равно осталась. Лестница ловко пронзала трухлявые брёвна, обходила согнутые и переплетённые металлические прутья и обломки древних буров. Группа ненадолго остановилась, когда Найдельман вогнал сенсор в небольшую щель по краю Колодца. Пока Вопнер калибровал его, Хатч почувствовал, что совершенно падает духом в этом зловонии. Он спросил себя, чувствуют ли остальные то же самое, или просто на него действует мысль, что где-то в этом холодном влажном лабиринте покоится тело брата.
– Ой, ребята, здесь так воняет! – с чувством произнёс Вопнер, склонившись над карманным компьютером.
– Состав воздуха в норме, – окликнулся Найдельман. – Через пару дней запустим вентиляцию.
Когда они спустились ещё ниже и толстый слой обычных водорослей уступил место лохмотьям бурых, изначальное обрамление шахты стало намного заметней. С поверхности донёсся приглушённый гул – раскат грома. Хатч бросил взгляд наверх и увидел небо в отверстии колодца и тёмное брюхо Ортанка в зеленоватом сиянии. Низкие облака над Ортанком придали небу серый металлический цвет. На краткое мгновение молния осветила Колодец мрачным отблеском.
Неожиданно группа под ним прекратила спуск. Бросив взгляд вниз, Хатч увидел, что Найдельман устремляет луч вглубь двух неровных отверстий по обе стороны шахты – в туннели, ведущие во тьму.
– Что ты об этом думаешь? – спросил Найдельман, вгоняя в дерево очередной датчик.
– Их построили позже, – ответила Бонтьер, осторожно наклоняясь ко второму отверстию, чтобы прикрепить сенсор и взглянуть повнимательнее. – Посмотрите на материал – тонкий, обработан пилой, а не обтёсан. Наверное, во время экспедиции Паркхёрста в 1830-х, non?
Она выпрямилась и бросила взгляд на Малина, и луч её фонаря осветил ему ноги.
– Я вижу, что у тебя под штанами, – подмигнув, заметила она.
– Может, нам лучше поменяться местами? – парировал Хатч.
Они принялись спускаться ещё ниже, время от времени вгоняя датчики в балки и перекрытия, и вскоре достигли узкой платформы на уровне в минус пятьдесят футов. В отражении света от своей каски Хатч увидел, что лицо капитана побледнело от возбуждения. Несмотря на прохладу, его покрыла испарина.
Снова вспышка молнии и отдалённый раскат грома. Звуки падающих капель усилились, и Хатч решил, что наверху, должно быть, идёт настоящий ливень. Доктор посмотрел наверх, но из-за перекрестий пройденных брёвен практически ничего не разобрал. В свете фонаря было видно, как падают капли. Он задумался, усилилось ли волнение на море. Оставалось лишь надеяться, что дамба выдержит; Малин живо представил, как море проламывает её, с рёвом врывается в Колодец и моментально их топит.
– Холодно, – пожаловался Вопнер. – Почему мне никто не сказал, что нужно захватить электрическое одеяло? И воняет ещё хуже, чем раньше.
– Слегка повышен уровень метана и углекислого газа, – бросив взгляд на монитор, сказал Найдельман. – Беспокоиться не о чем.
– Однако, он прав, – поддержала программиста Бонтьер, поправляя флягу на поясе. – И правда холодно!
– Сорок восемь градусов[41], – сухо произнёс Найдельман. – Может быть, поделитесь ещё какими-нибудь наблюдениями?
Никто не ответил.
– Тогда продолжаем. Ниже этого уровня нам, наверное, будут чаще попадаться новые шахты и ответвления. Устанавливать датчики будем по очереди. Поскольку господин Вопнер вынужден калибровать их вручную, он отстанет. Мы подождём его на уровне минус сто.
На этой глубине поперечные балки нахватали на себя неимоверное количество рухляди. Старые тросы, цепи, инструменты, куски шлангов и даже гниющие кожаные перчатки сплелись на них в один клубок. Группа миновала несколько новых ответвлений, вырезанных в деревянных стенках – здесь соседние туннели шахты пересекались с Колодцем. Найдельман отправился в первый, чтобы поместить сенсоры в двадцати футах от выхода; Бонтьер – в следующий. Затем настал черёд доктора.
Хатч осторожно отцепил ремень от карабина и шагнул с перекладины на покрытие бокового туннеля. Он почувствовал, как утопает ботинок в липкой тине. Ответвление оказалось узким и низким, резко уходящим вверх. Его кое-как прорыли в плотной глине. Туннель ничем не напоминал элегантный стиль штольни Колодца – очевидно, его возвели позднее. Согнувшись, Малин прошёл по туннелю на двадцать футов, выудил из мешка один из датчиков и вогнал в твёрдую землю. Вернувшись к Колодцу, установил у выхода туннеля небольшой флуоресцентный флажок для Вопнера.
Вернувшись к лестнице, Хатч услышал громкий, словно в агонии, стон ближайшего бруса, за которым последовала какафония тресков, что стремительно разнеслись вверх и вниз. Малин замер, крепко ухватившись за лестницу и затаив дыхание.
– Колодец усаживается, только и всего, – донёсся голос Найдельмана.
По мере того, как они спускались всё глубже, их группу накрывала странная тишина. Молчание хранила и команда Ортанка, наблюдающая за спуском в режиме реального времени. Нескончаемые звуки усаживающегося Колодца – мягкие потрескивания и шорохи – наполнили воздух, подобно перешёптываниям полчищ невидимых морских тварей. Хатч миновал первый узел кабелей, электрических розеток, соединений и разъёмов. Такие узлы шли вдоль всей лестницы через каждые пятнадцать футов.
– У всех всё нормально? – через интерком донёсся до него голос Найдельмана.
Один за другим, все ответили утвердительно.
– Доктор Магнусен? – спросил капитан.
– Инструменты в норме, – ответила инженер из башни Ортанка. – Все панели в зелёных огоньках.
– Доктор Рэнкин?
– Приборы ничего не фиксируют, капитан. Никаких признаков сейсмических возмущений или магнитных аномалий.
– Господин Стритер?
– Все системы на лестницах в норме, – донёсся до них лаконичный ответ.
– Очень хорошо, – произнёс Найдельман. – Мы продолжим спускаться до платформы на пятидесяти футах, по мере необходимости расставляя датчики, а там сделаем передышку. Смотрите, не зацепитесь тросами за какие-нибудь брусья. Доктор Бонтьер, доктор Хатч, господин Вопнер, глядите в оба! Если заметите что-нибудь необычное, немедленно доложите мне.
– Вы шутите, что ли? – донёсся в ответ голос Вопнера. – Здесь же всё необычно!
Следуя за группой, Хатч почувствовал, будто тонет в глубоком бассейне тухлой воды. Сырой и холодный воздух отдавал запахом разложения. При каждом выдохе конденсировалось облачко пара, повисало в перенасыщенном воздухе и упрямо не желало рассеиваться. Он посмотрел по сторонам, и фонарь на его каске синхронно качнулся. Теперь они вошли в «приливную» зону Колодца, туда, где не так давно вода поднималась и опускалась дважды в день. С некоторым удивлением он обнаружил здесь ту же самую живность, что бесчисленное число раз видел среди камней и в оставшихся от прилива лужах на берегу моря: усоногие раки, морские водоросли, мидии и блюдечки-присоски. Затем Малин обнаружил несколько морских звёзд, а вслед за ними на глаза попались голотурии, береговые улитки, морские ежи и анемонии. Спустившись ещё ниже, он миновал слой кораллов и водорослей. Сотни улиток по-прежнему жалко цеплялись за стены и брёвна, напрасно надеясь на возвращение прилива. То одна, то другая время от времени уставала держаться и падала в гулкую бездну.
Хотя из осушенного Колодца уже извлекли неимоверное количество всяческих обломков, полоса препятствий из старинной рухляди всё равно осталась. Лестница ловко пронзала трухлявые брёвна, обходила согнутые и переплетённые металлические прутья и обломки древних буров. Группа ненадолго остановилась, когда Найдельман вогнал сенсор в небольшую щель по краю Колодца. Пока Вопнер калибровал его, Хатч почувствовал, что совершенно падает духом в этом зловонии. Он спросил себя, чувствуют ли остальные то же самое, или просто на него действует мысль, что где-то в этом холодном влажном лабиринте покоится тело брата.
– Ой, ребята, здесь так воняет! – с чувством произнёс Вопнер, склонившись над карманным компьютером.
– Состав воздуха в норме, – окликнулся Найдельман. – Через пару дней запустим вентиляцию.
Когда они спустились ещё ниже и толстый слой обычных водорослей уступил место лохмотьям бурых, изначальное обрамление шахты стало намного заметней. С поверхности донёсся приглушённый гул – раскат грома. Хатч бросил взгляд наверх и увидел небо в отверстии колодца и тёмное брюхо Ортанка в зеленоватом сиянии. Низкие облака над Ортанком придали небу серый металлический цвет. На краткое мгновение молния осветила Колодец мрачным отблеском.
Неожиданно группа под ним прекратила спуск. Бросив взгляд вниз, Хатч увидел, что Найдельман устремляет луч вглубь двух неровных отверстий по обе стороны шахты – в туннели, ведущие во тьму.
– Что ты об этом думаешь? – спросил Найдельман, вгоняя в дерево очередной датчик.
– Их построили позже, – ответила Бонтьер, осторожно наклоняясь ко второму отверстию, чтобы прикрепить сенсор и взглянуть повнимательнее. – Посмотрите на материал – тонкий, обработан пилой, а не обтёсан. Наверное, во время экспедиции Паркхёрста в 1830-х, non?
Она выпрямилась и бросила взгляд на Малина, и луч её фонаря осветил ему ноги.
– Я вижу, что у тебя под штанами, – подмигнув, заметила она.
– Может, нам лучше поменяться местами? – парировал Хатч.
Они принялись спускаться ещё ниже, время от времени вгоняя датчики в балки и перекрытия, и вскоре достигли узкой платформы на уровне в минус пятьдесят футов. В отражении света от своей каски Хатч увидел, что лицо капитана побледнело от возбуждения. Несмотря на прохладу, его покрыла испарина.
Снова вспышка молнии и отдалённый раскат грома. Звуки падающих капель усилились, и Хатч решил, что наверху, должно быть, идёт настоящий ливень. Доктор посмотрел наверх, но из-за перекрестий пройденных брёвен практически ничего не разобрал. В свете фонаря было видно, как падают капли. Он задумался, усилилось ли волнение на море. Оставалось лишь надеяться, что дамба выдержит; Малин живо представил, как море проламывает её, с рёвом врывается в Колодец и моментально их топит.
– Холодно, – пожаловался Вопнер. – Почему мне никто не сказал, что нужно захватить электрическое одеяло? И воняет ещё хуже, чем раньше.
– Слегка повышен уровень метана и углекислого газа, – бросив взгляд на монитор, сказал Найдельман. – Беспокоиться не о чем.
– Однако, он прав, – поддержала программиста Бонтьер, поправляя флягу на поясе. – И правда холодно!
– Сорок восемь градусов[41], – сухо произнёс Найдельман. – Может быть, поделитесь ещё какими-нибудь наблюдениями?
Никто не ответил.
– Тогда продолжаем. Ниже этого уровня нам, наверное, будут чаще попадаться новые шахты и ответвления. Устанавливать датчики будем по очереди. Поскольку господин Вопнер вынужден калибровать их вручную, он отстанет. Мы подождём его на уровне минус сто.
На этой глубине поперечные балки нахватали на себя неимоверное количество рухляди. Старые тросы, цепи, инструменты, куски шлангов и даже гниющие кожаные перчатки сплелись на них в один клубок. Группа миновала несколько новых ответвлений, вырезанных в деревянных стенках – здесь соседние туннели шахты пересекались с Колодцем. Найдельман отправился в первый, чтобы поместить сенсоры в двадцати футах от выхода; Бонтьер – в следующий. Затем настал черёд доктора.
Хатч осторожно отцепил ремень от карабина и шагнул с перекладины на покрытие бокового туннеля. Он почувствовал, как утопает ботинок в липкой тине. Ответвление оказалось узким и низким, резко уходящим вверх. Его кое-как прорыли в плотной глине. Туннель ничем не напоминал элегантный стиль штольни Колодца – очевидно, его возвели позднее. Согнувшись, Малин прошёл по туннелю на двадцать футов, выудил из мешка один из датчиков и вогнал в твёрдую землю. Вернувшись к Колодцу, установил у выхода туннеля небольшой флуоресцентный флажок для Вопнера.
Вернувшись к лестнице, Хатч услышал громкий, словно в агонии, стон ближайшего бруса, за которым последовала какафония тресков, что стремительно разнеслись вверх и вниз. Малин замер, крепко ухватившись за лестницу и затаив дыхание.
– Колодец усаживается, только и всего, – донёсся голос Найдельмана.