Рабочие опустили инструменты и толпой полезли по лестнице, к лифту. Стритер молча остался стоять. Откачка через шланги прекратилась, и наполовину заполненная бадья поехала вверх, раскачиваясь на мощном стальном тросе. Стритер так и не тронулся с места, остался стоять рядом с капитаном. Найдельман повернулся к доктору.
   – У вас пять минут, от силы десять.
   – Пару дней назад, – заговорил Хатч, – мне в руки попали бумаги деда, документы, которые он собрал, насчёт Водяного Колодца и сокровищ Окхэма. Они были спрятаны на чердаке, потому-то мой отец их и не уничтожил. В некоторых записях упоминался Меч Святого Михаила и подразумевалось, что это некое ужасное оружие, которое испанское правительство намеревалось использовать против Рэд-Неда Окхэма. Были и другие тревожные детали. Поэтому я связался с исследовательницей из Кадиса, которую знаю лично, и попросил её покопаться в истории меча.
   Плотно сжав губы, Найдельман мрачно посмотрел под ноги.
   – Эта информация представляет коммерческую тайну. Я удивлён, что вы пошли на это и ни слова мне не сказали.
   – Она обнаружила вот что, – сказал Хатч и, вытащив из кармана листок бумаги, подал Найдельману.
   Капитан быстро глянул на листок.
   – Это старый испанский, – нахмурившись, заметил он.
   – Она перевела, посмотрите ниже.
   Найдельман вернул листок.
   – Объясните суть, – резко сказал он.
   – Картина не цельная. Но здесь описывается, как был обнаружен Меч Святого Михаила, и что случилось потом.
   Найдельман приподнял брови.
   – Правда?
   – Во время эпидемии Чёрной чумы богатый испанский торговец из Кадиса вместе с семьёй покинул город на барке. Они пересекли Средиземное море и пристали к берегу на незаселённой полосе побережья Берберов. Там они обнаружили руины древнего римского поселения и решили остаться, переждать эпидемию. Дружелюбно настроенные берберы предупредили их, чтобы они не приближались к разрушенному храму, стоявшему на холме в отдалении – сказали, что храм проклят. Предупреждения звучали несколько раз. Позднее, когда эпидемия чумы пошла на спад, торговец решил взглянуть на храм поближе. Быть может, он чувствовал, что племя берберов скрывает там что-то ценное, и не захотел уезжать, не посмотрев. Похоже, среди руин он нашёл за алтарём мраморную плиту, под которой лежал запечатанный металлический ящик с надписью на латыни. В сущности, надпись гласила, что в ящике лежит меч, самое смертоносное оружие на свете. Один лишь взгляд на него означает смерть. Он перенёс ящик на корабль, но берберы наотрез отказались помочь торговцу его открыть. По сути, они прогнали испанца, заставили уплыть.
   Найдельман молча слушал, по-прежнему глядя себе под ноги.
   – Несколько недель спустя – в День Святого Михаила – корабль торговца был найден в дрейфе в Средиземном море. Палуба кишмя кишела стервятниками, все люди были мертвы. Ящик был закрыт, но печать на нём сорвана. Его доставили в монастырь города Кадис. Монахи прочли надпись на ящике, изучили судовой журнал самого торговца. Они решили, что меч является – цитируя перевод моего друга – частичкой, исторгнутой из самого Ада. Монахи заново запечатали ящик и укрыли в катакомбах под кафедральным собором. В конце документа сказано, что монахи, которые присматривали за ящиком, вскоре заболели и умерли.
   Найдельман бросил взгляд на доктора.
   – И вы думаете, что всё это имеет отношение к нашим работам здесь и сейчас?
   – Да, – ровно ответил Хатч. – Самое непосредственное.
   – Тогда просветите меня.
   – Где бы ни оказывался Меч Святого Михаила, везде гибли люди. Сначала – семья торговца. Затем монахи. И когда его захватывает Окхэм, восемьдесят членов его команды умирают прямо на острове. Спустя шесть месяцев корабль пирата найден в дрейфе, как и судно торговца, и точно так же все до единого на борту погибли.
   – Интересная история, – произнёс Найдельман. – Но не думаю, что стоило прерывать работы, чтобы её выслушать. На дворе двадцать первый век. Сказки в прошлом.
   – В этом вы ошибаетесь. Вы заметили недавнюю вспышку заболеваний среди команды?
   Найдельман пожал плечами.
   – В таком сборище людей всегда кто-нибудь заболевает. Тем более, когда люди устают, а работа опасна.
   – Я говорю не о симулянтах! Я провёл анализы крови – практически у всех заболевших необычайно низкое количество лейкоцитов. И только что один из ваших землекопов обратился ко мне с удивительнейшим кожным заболеванием, что я в жизни видел. Жуткая сыпь и опухоли на руках, бёдрах и в паху.
   – Что это? – спросил Найдельман.
   – Я ещё не выяснил. Проверил по всем справочникам и не сумел поставить окончательный диагноз. Но по всем признакам, это бубонная чума.
   Приподняв брови, капитан посмотрел на Малина.
   – Чёрная смерть? Бубонная чума в двадцать первом столетии, в штате Мэн?
   – Я сказал, что не сумел поставить окончательный диагноз.
   Найдельман нахмурился.
   – Тогда к чему все эти разговоры вокруг да около?
   Хатч сделал глубокий вдох, пытаясь сохранить самообладание.
   – Джерард, я не знаю, что в точности представляет из себя Меч Святого Михаила. Но, очевидно, он крайне опасен. Меч сеял за собой смерть, где только ни появлялся. Я всё больше задумываюсь, правильно ли мы предположили, что испанцы хотели обратить меч против Окхэма. Быть может, меч подсунули ему намеренно.
   – Так-так, – кивнул Найдельман, и в его голосе послышалась нотка сарказма. – Быть может, меч и правда проклят?
   Стоящий рядом Стритер насмешливо фыркнул.
   – Вы прекрасно знаете, что я верю в проклятья не больше вашего, – огрызнулся Хатч. – Но это не значит, что под этой легендой не скрыта реальная причина. Вроде эпидемии. У меча все характеристики Тифозной Мэри.
   – И, конечно же, это объяснит, каким образом у нескольких больных – бактериальные инфекции, у ещё одного – вирусная пневмония, у другого – удивительное воспаление дёсен. Поведайте, доктор, что же это за эпидемия-то такая?
   Хатч вперился взглядом в исхудалое лицо.
   – Я знаю, разнообразие заболеваний сбивает с толку. Но суть в том, что меч действительно опасен. Мы обязаны выяснить, чем и почему, прежде чем сломя голову бросимся вперёд и достанем его.
   Сухо улыбнувшись, Найдельман кивнул.
   – Ясно. Вы не можете понять, почему заболевают люди. Вы даже не уверены, чем больны некоторые из них. Но, каким-то образом, во всём виноват меч.
   – Дело не только в болезнях, – продолжил Хатч. – Вы, должно быть, в курсе, что надвигается серьёзный северо-восточник. Если он не свернёт, шторм прошлой недели покажется вам лёгким дождиком. Продолжать работы – безумие.
   – Продолжать работы – безумие, – эхом откликнулся Найдельман. – И каким образом вы намерены остановить раскопки?
   Хатч на мгновение помедлил, обдумывая ответ.
   – Обратившись к вашему здравому смыслу, – как можно спокойнее произнёс он.
   Воцарилось напряжённое молчание.
   – Нет, – сказал Найдельман, и по голосу стало ясно, что решение окончательное. – Работы продолжаются.
   – Тогда ваше упрямство не оставляет мне иного выбора. Я собираюсь закрыть раскопки на этот сезон, и прямо сейчас!
   – Как именно?
   – На основании пункта девятнадцать нашего контракта.
   В ответ – молчание.
   – Мой пункт, помните? – продолжил Хатч. – Он даёт мне право остановить работы, если я почувствую, что условия стали слишком опасными.
   Найдельман медленно вытащил из кармана трубку и начал забивать её табаком.
   – Забавно, – поворачиваясь к заместителю, произнёс он тихим безжизненным голосом. – Смешно до коликов, правда, господин Стритер? Теперь, когда от сокровищ нас отделяет не больше тридцати часов, доктор Хатч собирается остановить операцию.
   – Через тридцать часов, – ответил Хатч, – шторм будет у нас над головой…
   – Почему-то, – перебил его капитан, – я совсем не думаю, что в действительности вы обеспокоены мечом или штормом. Все эти бумажки – средневековое мумбо-юмбо, если они вообще настоящие. Я не понимаю, зачем вам…
   Он умолк. Затем в глазах промелькнуло озарение.
   – Ну да, конечно же! Я понимаю, зачем. У вас свой мотив, не правда ли?
   – О чём вы вообще говорите?
   – Если мы остановим работы сейчас, «Таласса» потеряет все средства. Вы прекрасно знаете, что нашим инвесторам уже пришлось пойти на лишние десять процентов расходов. Они не собираются потратить ещё столько же в следующем году. На то и расчёт, верно?
   – Я не желаю слышать ваши больные фантазии! – гневно выпалил Хатч.
   – О, но это же не фантазии, верно? – спросил Найдельман, и заговорил ещё тише. – Теперь, когда от «Талассы» получена вся нужная информация, когда дверь к сокровищам практически открыта, вам только и нужно, чтобы мы потерпели крах. Потом, на следующий год, вы сами сюда вернётесь, и вам останется лишь закончить работу и наложить лапу на всё сокровище. И – самое главное – на Меч Святого Михаила.
   Глаза Найдельмана осветились подозрением.
   – Всё сходится. Это, в частности, объясняет, почему вы так настаивали на пункте девятнадцать. Объясняет все неполадки с компьютерами, бесконечные задержки. Становится ясно, почему всё работает на «Цербере», но выходит из строя на острове. Вы с самого начала всё спланировали, – сказал капитан и горестно покачал головой. – Подумать только, как я вам доверял! Только подумать – я пришёл к вам, когда заподозрил саботаж.
   – Я не пытаюсь лишить вас сокровищ. Мне плевать на сокровища. Меня волнуют лишь жизни людей.
   – Его волнуют жизни людей, – насмешливо повторил Найдельман.
   Он достал из кармана спичечный коробок, вытянул спичку. Чиркнул. Спичка занялась пламенем. Но, вместо того, чтобы поджечь трубку, капитан махнул ей у самого лица доктора. Малин слегка отстранился.
   – Я хочу, чтобы вы кое-что поняли, – продолжил Найдельман. – Через тридцать часов сокровище будет моим. Теперь, когда я раскусил твою игру, Хатч, я просто отказываюсь в неё играть. Любая попытка меня остановить будет встречена силой. Я достаточно ясно выражаюсь?
   Хатч внимательно посмотрел на Найдельмана, пытаясь понять мысли, спрятавшиеся за холодным выражением лица.
   – Силой? – повторил он. – Это угроза?
   Молчание длилось довольно долго.
   – Вполне разумная интерпретация, – наконец произнёс Найдельман ещё тише.
   Хатч выпрямился во весь рост.
   – Завтра на рассвете, – сказал он, – если вы ещё останетесь на острове, я вас отсюда вышвырну. И гарантирую: если кто-нибудь погибнет или получит травму, вас осудят за халатность.
   Найдельман повернулся.
   – Господин Стритер?
   Тот сделал шаг вперёд.
   – Проводите доктора Хатча к пирсу.
   Узкое лицо Стритера расплылось в улыбке.
   – У вас нет на это права, – произнёс Хатч. – Это мой остров.
   Стритер подошёл к нему и грубо схватил за руку.
   Шагнув в сторону, Хатч сжал правую руку в кулак и ударил его в солнечное сплетение. Не слишком сильный удар, но анатомически точный. Стритер рухнул на колени, разинув рот, не в силах вдохнуть.
   – Дотронешься до меня ещё раз, – обратился Хатч к судорожно хватающему воздух мужчине, – откромсаю яйца скальпелем.
   Стритер поднялся на ноги, его глаза яростно сверкнули.
   – Господин Стритер, не думаю, что понадобится уводить его силой, – резко сказал Найдельман, как только заместитель угрожающе шагнул к Малину. – Доктор Хатч мирно проследует на свой корабль. Он же понимает, что абсолютно ничем не может нас остановить – теперь, когда мы раскусили его план. И, думаю, догадывается, насколько глупым будет даже попытаться.
   После этих слов Найдельман обратился к Малину.
   – Я человек слова. Ты бросил самый сильный козырь, но проиграл. Твоё присутствие на острове Рэгид теперь излишне. Если уйдёшь и дашь нам закончить работу, как договаривались, всё равно получишь свою долю сокровищ. Но если попытаешься мне помешать…
   Не договорив, он упёр руки в боки, попутно отводя плащ в сторону. Хатч чётко разглядел заткнутый за пояс пистолет.
   – Да-а-а, – потянул Хатч. – Какой энергичный капитан.
   – Шевелись, – прорычал Стритер, выступая на шаг.
   – Я сам найду дорогу, – ответил Малин, отступая к дальней стене колодца.
   И, не отрывая глаз от Найдельмана, вскарабкался наверх, к основанию Колодца. Из лифта как раз выгрузилась первая порция рабочих следующей смены.

41

   Солнце прорвалось сквозь далёкую пелену облаков и прочертило по океану яркую полосу, осветив множество лодок, запрудивших пристань Стормхавэна от пирсов до самого пролива.
   В центре сгрудившихся лодок медленно пыхтел небольшой катер, за штурвалом стоял Вуди Клэй. Лодка развернулась и едва не налетела на буёк у входа в пролив, прежде чем выпрямилась и направилась в море; Клэй и сам понимал, что моряк из него неважный.
   Достигнув выхода из гавани, он вновь развернул лодку и выключил двигатель. Пастор поднёс ко рту видавший виды мегафон и принялся выкрикивать инструкции. В голосе зазвучала внутренняя убеждённость, которую был не в силах скрыть скрипучий древний усилитель. В ответ раздалась серия хрипов и рёвов бесчисленных моторов. Лодки у выхода из гавани снялись с якоря и, прибавив ходу, направились через пролив. За ними последовали ещё больше лодок, и ещё, покуда весь залив не покрыла пена кильватерных струй от флота, двинувшегося на остров Рэгид.
***
   Три часа спустя, в шести милях к юго-западу, лучи солнца пробились сквозь туман и упали на громадный сырой лабиринт брусьев и подпорок Водяного Колодца. Тусклое, призрачное свечение озарило сложнейшие структуры, заполняющие отверстие шахты.
   В самой глубине Колодца, на уровне минус сто восемьдесят футов, не имело никакого значения, день сейчас или ночь. Джерард Найдельман стоял у небольшой наблюдательной площадки и смотрел, как внизу яростно вгрызается в землю очередная смена. Несколько минут до полудня. Поверх рычания воздухопроводов и клацанья цепи лебёдки капитан явственно различил слабый хор гудков и стрельбы из небольших бортовых орудий катеров.
   Какое-то время он продолжал вслушивался, а затем поднёс ко рту рацию.
   – Стритер?
   – Слушаю, капитан, – ответил заместитель из Ортанка, в двухстах футах над головой.
   Через треск статики голос Стритера показался слабым и скрипучим.
   – Отчёт?
   – В общем и целом, две дюжины лодок, капитан. Окружили «Цербер», пытаются его заблокировать. Видимо, думают, что мы все на борту, – сказал Стритер, и новый треск статики заглушил что-то, быть может, смешок. – А там только Роджерсон, который их слушает. Вчера вечером я отправил на берег последнюю исследовательскую группу.
   – Признаки саботажа или вмешательства?
   – Нет, капитан, они совсем ручные. Много шума, но беспокоиться не о чем.
   – Ещё что-нибудь?
   – Магнусен зафиксировала аномалию датчика на уровне минус шестьдесят четыре. Скорее всего, ничего такого – дублирующий никаких странностей не зафиксировал.
   – Я сам его проверю, – сказал Найдельман и на мгновение задумался. – Господин Стритер, будьте добры встретить меня там.
   – Будет сделано.
   Найдельман вскарабкался по лестнице к подножию электрического лифта. Несмотря на то, что он уже давно не спал, движения по-прежнему были легки и непринуждённы. Поднявшись на лифте на уровень минус шестьдесят, капитан выбрался на платформу и осторожно спустился по перекладинам к подозрительному сенсору. Убедившись, что всё в порядке, вернулся на платформу как раз к тому времени, когда Стритер спустился по дальней стороне лестницы.
   – Какие-нибудь проблемы? – спросил Стритер.
   – Да, но не с датчиком, – ответил Найдельман и, протянув к заместителю руку, вырубил ему канал связи с Ортанком. – Без конца думал о Хатче.
   Раздался скрежет машин, за которым последовал механический стон снизу – мощная лебёдка взялась за очередную порцию земли и грязи. Мужчины проводили взглядом огромную железную бадью, поднявшуюся из глубин. В ярком свете на её боках блеснули капельки конденсата.
   – Всего восемь футов до сокровищ, – пробормотал Найдельман, наблюдая, как бадья уползает наверх. – Девяносто шесть дюймов.
   Он повернулся к Стритеру.
   – Я хочу, чтобы с острова убрали всех, без кого можно обойтись. Всех до единого. Можешь говорить им что хочешь, ссылаться на протесты или на шторм, если понадобится. Когда мы возьмёмся за сокровища, толпы зевак под ногами нам не нужны. В два, как закончится смена, отправь домой и её – следующая закончит раскопки. Основное сокровище поднимем в бадье, а меч я понесу лично. Роджерсону можно доверять?
   – Он выполнит, что я ему скажу, сэр.
   Найдельман кивнул.
   – Подведи «Цербер» и мой корабль ближе к острову, но поставь как можно дальше от рифов. Мы перевезём сокровища на шлюпках, разделим на два корабля – разумная предосторожность.
   Он на мгновение задумался, блуждая взглядом где-то далеко.
   – Не думаю, что он отступит, – негромко продолжил капитан, словно не переставал размышлять о докторе. – Я постоянно его недооценивал, и может быть, недооцениваю до сих пор. Как только он окажется дома, сразу начнёт думать. Быстро сообразит, что может получить судебное предписание через несколько дней или даже недель. И это главное. Хатч может до посинения кричать о пункте девятнадцать, но до тех пор всё останется лишь словами.
   Найдельман притронулся к лацкану Стритера.
   – И кто бы мог подумать, что миллиард долларов – мало для жадного ублюдка? Он что-то замышляет. Мне нужно, чтобы ты выяснил, что именно, и остановил его. От сокровищ Окхэма нас отделяют считанные часы и, чёрт возьми, мне не нужны ещё какие-нибудь сюрпризы.
   Неожиданно он сгрёб лацкан в кулак.
   – И, Бога ради, что бы ты ни делал, пусть нога его не ступает на этот остров! Он может всё испортить.
   Стритер невозмутимо посмотрел на него.
   – Вы имеете в виду какой-нибудь особенную меру?
   Найдельман отпустил его плащ и отступил на шаг.
   – Я столько раз убеждался, что вы находчивый и изобретательный моряк, господин Стритер. Оставляю этот вопрос на ваше усмотрение.
   Брови Стритера чуть приподнялись, словно в предвкушении чего-то приятного. Впрочем, это мог быть просто спазм мускулов.
   – Слушаюсь, сэр, – ответил он.
   Найдельман наклонился вперёд и щелчком включил интерком.
   – Остаёмся на связи, господин Стритер.
   И, не оборачиваясь, пошёл к лифту, чтобы вернуться вниз. Стритер направился к лестнице. Через несколько мгновений исчез и он.

42

   Хатч постоял на широком старом крыльце дома на аллее Океана. Что ещё вчера было лишь предостережением метеорологов, сегодня стремительно становилось явью. На востоке огромные валы катились по морю, вырисовывая разорванную линию бурунов на рифах Бридс-Поинт. На противоположной стороне гавани, за буйками канала, прибой снова и снова грозно обрушивался на гранитные утёсы за маяком Бёрнт-Хэд – рокот волн размеренными ударами доносился через залив. По небу мчалось мрачное брюхо громадного шторма, тучи громоздились друг на друга и завихрялись, стремительно мчась поверх вод. Вдали от берега злобный прибой бурлил у островка Олд-Хамп. Хатч покачал головой; раз уж эта лысая скала даже теперь находилась под ударами волн, шторм должен быть неимоверным.
   Он бросил взгляд на гавань. Некоторые лодки протестной флотилии уже возвращались – те, что поменьше, и траулеры более осторожных капитанов, ценой под миллион долларов.
   В глаза бросилось движение рядом с домом; Хатч повернулся и увидел знакомый приземистый фургон «Федерал экспресс». Машина вывернула на аллею, неуместная на мощёной старыми булыжниками мостовой. Она остановилась у его дома, и Хатч спустился по ступенькам, чтобы расписаться в получении пакета.
   Малин вернулся в дом. Сорвав с посылки обёртку, жадно разорвал полиэтиленовый пакет внутри. Профессор Хорн и Бонтьер, стоявшие рядом со скелетом одного из пиратов, смолкли, когда увидели посылку.
   – Прямиком из антропологического отдела лаборатории Смитсониан, – пояснил Хатч.
   Выудив из пакета толстую пачку распечаток, опустил на стол и принялся листать страницу за страницей. Все склонились над результатами и тяжело молчали, предчувствуя разочарование. Наконец, Хатч вздохнул и тяжело опустился в кресло. Профессор, шаркая ногами, устроился напротив Малина и, опустив подбородок на трость, задумчиво посмотрел на него.
   – Не совсем то, что нужно, правильно? – спросил старик.
   – Нет, – покачав головой, сказал Хатч. – Совершенно не то.
   Профессор нахмурил брови.
   – Малин, ты вечно торопишься признать поражение.
   Бонтьер взяла в руки распечатку и стала перелистывать страницы.
   – Совершенно ничего не понимаю в вашем медицинском жаргоне, – сказала она. – Что это за болезни с такими жуткими названиями?
   Хатч вздохнул.
   – Пару дней назад я отправил им несколько костей тех двух скелетов. И приложил останки дюжины других, которых ты откопала.
   – Чтобы они определили болезнь, – произнёс профессор Хорн.
   – Именно. Когда в «Талассе» начались болезни, я задумался о братской могиле пиратов и решил, что скелеты могут оказаться полезными. Если человек умирает от болезни, обычно в его теле остаётся большое количество антител к этой самой болезни.
   – Или в её теле, – поправила Бонтьер. – Не забывай, в могиле оказалось три женщины.
   – Крупные лаборатории, вроде Смитсониан, могут проверить старые кости на крошечные количества этих антител и в точности установить, отчего человек мог умереть, – продолжил Хатч и помолчал. – На острове Рэгид – и тогда, и теперь – действует какой-то фактор, от которого люди заболевают. И мне кажется, что вероятнее всего, это меч. Я выяснил – он, каким-то образом, несёт в себе смерть. Всюду, где проходил меч, гибли люди.
   Малин взял распечатку.
   – Но, согласно этим данным, пираты – до единого! – умерли от разных болезней. Клебсиелла, болезнь Брунтьера, дентритный микоз, таитянский тиф – они погибли от целого букета, причём некоторые из болезней чрезвычайно редки. И, чуть ли не в половине случаев, причина смерти не установлена.
   Малин схватил с края стола кипу листов.
   – Вводит в заблуждение, как и результаты анализов крови за последние пару дней, – пожаловался он и передал верхний листок старому профессору.
   ПОЛНЫЙ ПОДСЧЁТ КЛЕТОК КРОВИ
 
   ТЕСТ: ЛЕЙКОЦИТЫ
   РЕЗУЛЬТАТ: ОТКЛОНЕНИЕ ОТ НОРМЫ, 2.50
   ЕД. ИЗМ.: ТЫС./ММ3
 
   ТЕСТ: ЭРИТРОЦИТЫ
   РЕЗУЛЬТАТ: НОРМА, 4.02
   ЕД. ИЗМ.: ТЫС./ММ3
 
   ТЕСТ: ГЕМОГЛОБИН
   РЕЗУЛЬТАТ: НОРМА, 14.4
   ЕД. ИЗМ.: ГР/ДЛ
 
   ТЕСТ: ХОЛЕСТЕРИН
   РЕЗУЛЬТАТ: НОРМА, 41.2
   ЕД. ИЗМ.: ПРОЦЕНТ
 
   ТЕСТ: СР. РАЗМ. ЭРИТР.
   РЕЗУЛЬТАТ: НОРМА, 81.2
   ЕД. ИЗМ.: ФЛ
 
   ТЕСТ: ГЕМ./ЭРИТР.
   РЕЗУЛЬТАТ: НОРМА, 34.1
   ЕД. ИЗМ.: ПГ
 
   ТЕСТ: СР. КОНЦ. ГЕМ.
   РЕЗУЛЬТАТ: НОРМА, 30.1
   ЕД. ИЗМ.: ПРОЦЕНТ
 
   ТЕСТ: РАСПРЕД. ЭРИТР.
   РЕЗУЛЬТАТ: НОРМА, 14.7
   ЕД. ИЗМ.: ПРОЦЕНТ
 
   ТЕСТ: СР. ОБ. ТРОМБ.
   РЕЗУЛЬТАТ: НОРМА, 8.1
   ЕД. ИЗМ.: ФЛ
 
   ТЕСТ: ТРОМБОЦИТЫ
   РЕЗУЛЬТАТ: ОТКЛОНЕНИЕ ОТ НОРМЫ, 75
   ЕД. ИЗМ.: ТЫС/ММ3
 
   ОСОБЕННОСТИ
 
   ПОЛИМОРФЫ 900 ММ3
   ЛИМФОЦИТЫ 600 ММ3
   МОНОЦИТЫ 10 ММ3
   ЭОЗИНОФИЛ 0.30 ММ3
   БАЗОФИЛЫ 0.30 ММ3
   – У всех – отклонение от нормы, но у всех по-разному. Единственное, что у них общего – мало лейкоцитов. Взгляните сюда – две с половиной тысячи клеток на кубический миллиметр! Норма – от пяти до десяти тысяч. А лимфоциты, моноциты, базофилы – всё снижено. Господи!
   Малин опустил листы и, горько вздохнув, прошёлся по комнате.
   – У меня оставался последний шанс остановить Найдельмана. Если бы это была очевидная вспышка заболеваний, или среди заболевших была хоть какая-то общность, может быть, я сумел бы его убедить или подключить связи и ввести на острове карантин. Но среди болезней нет ничего общего – ни теперь, ни в прошлом.
   Все помолчали.
   – А как насчёт юридического пути? – спросила Бонтьер.
   – Я поговорил с адвокатом. Он говорит, это прямое нарушение контракта. Чтобы остановить Найдельмана, я должен получить судебное предписание, – ответил Хатч и бросил взгляд на часы. – Но у нас нет недель. Они копают так быстро, что у нас лишь несколько часов.
   – А разве нельзя арестовать их за вторжение на частную территорию?
   – Де-юре, они не вторгаются. Контракт даёт Найдельману и «Талассе» право находиться на острове.
   – Я могу понять, что ты встревожен, – произнёс профессор, – но сути не понимаю. Каким образом меч может быть опасен? Ну, кроме как напороться на лезвие, конечно?
   Хатч посмотрел на него.
   – Сложно объяснить. Когда только и делаешь, что ставишь диагнозы, иногда просыпается шестое чувство. Сейчас именно такой момент. Я чувствую, я просто убеждён, что меч – носитель. Мы постоянно слышим о проклятии острова Рэгид. Быть может, меч и правда проклят или что-то вроде того, но только у этого есть физическое объяснение.
   – А почему ты отбрасываешь идею, что он и в самом деле проклят?
   Хатч, не веря своим ушам, посмотрел на него.
   – Вы шутите, правда?
   – Мы живём в странной вселенной, Малин.
   – Но не настолько странной!
   – Я говорю тебе, перестань думать о немыслимом. Попытайся найти общее.
   Хатч подошёл к окну. На лужайке ветер обдирал листья с дуба, упали первые капли дождя. Всё больше посудин возвращалось обратно в порт; несколько лодок поменьше уже стоят на пандусах и ждут, когда их вытащат из воды. Сколько хватало глаз, залив покрывали белые клочья пены. Прилив сменился отливом, и волнение на море нарастало.