Чемберлен Диана. Темная сторона света

   — Что? — Оливия почему-то отнесла его вопрос к себе и мгновенно перенеслась в крохотный домик с одной спальней, в котором выросла. Она услышала, как люди спрашивают ее мать, как поживают близнецы, и как та отвечает что-то заплетающимся языком.
   Алек кивком указал на ее живот.
   — Ах это! — Она покачала головой. — Ради бога, Алек, близнецы мне совсем ни к чему. — Когда Оливия открывала упаковки с рисом, ее пальцы дрожали.
   — С вами все в порядке? — спросил Алек. — Или вы просто настолько проголодались?
   Он шутливо давал ей возможность отшутиться, объясняя, почему она так нервничает, но Оливия этим не воспользовалась.
   — Я так странно себя чувствую, оттого что вы сидите здесь. Как будто я совершаю что-то недозволенное.
   — Вот оно что. — Алек замер, не донеся до рта ложку с рисом. — Вы хотите, чтобы я ушел?
   — Нет, — быстро ответила Оливия. — Я просто не могу отделаться от мысли, как я объясню ваше присутствие мужу, если он решит заглянуть домой именно сегодня вечером?
   Алек пожал плечами и передал ей картонку.
   — Мы скажем ему, что мы всего лишь два одиноких человека, которые встречаются время от времени, чтобы поговорить о тех, кого мы потеряли. А он часто приезжает?
   — Очень редко. — Оливия положила себе рис. — Есть кое-что, что я должна сказать вам о нем.
   — И что же?
   — Во-первых, вы с ним знакомы. Его зовут Пол Маселли, и он работает в вашем комитете «Спасем маяк», хотя во время нашей с вами последней встречи я еще об этом не знала.
   Алек опустил вилку и уставился на нее.
   — Пол? Журналист? Он ваш муж? Господи, я мог представить кого угодно вашим мужем, но только не Пола.
   — Что вы имеете в виду? — удивилась Оливия.
   — Я представлял себе вашего мужа таким… Ну, не знаю, дюжим, что ли. Темноволосым, заросшим щетиной… Несколько мелочным и твердолобым. В общем, мне он виделся этаким дураком, который мог оставить вас ради какой-то фантазии.
   Оливия рассмеялась.
   — Пол кажется даже слишком… умным, — продолжал Алек.
   — Так и есть.
   — И он очень эмоциональный. Пол брал интервью у старой смотрительницы маяка и прислал мне своего рода эссе, изложив то, что узнал. Это очень… Даже не знаю, как сказать. Пожалуй, трогательно. И захватывает. Я ожидал от него интересных фактов в несколько суховатом изложении, всего лишь несколько абзацев, чтобы донести до читателя суть, но он приятно удивил меня. Пол очень талантлив.
   — Я это знаю, — кивнула Оливия.
   — Но он очень молчаливый человек, замкнутый.
   — Не всегда. — Хотя Оливия легко могла представить, насколько замкнутым становился Пол в присутствии мужа Анни. — Есть кое-что еще… — Она должна выразиться очень осторожно. Ей не хотелось, чтобы Алек легко сложил части мозаики в единое целое. — Вы знаете, что именно он написал ту статью об Анни для журнала «Морской пейзаж»?
   — Пол? Я даже не обратил внимания на подпись под статьей. Я знал, что у Анни несколько раз брали интервью… Так это был ваш муж?
   — Да. — Оливия замерла. Только бы он ни о чем не догадался.
   — Статья получилась просто замечательная. Я немного беспокоился о том, что из этого всего получится, потому что прошлой осенью Анни была сама не своя. Она пребывала в самом мрачном настроении. — Алек помолчал. — Я очень давно не видел ее такой отрешенной от всего, так что у меня просто камень с души свалился, когда я прочитал написанное и понял, что Пол сумел разглядеть настоящую Анни. — Он отпил немного чая, потом снова посмотрел на Оливию, на этот раз удивленно. — Почему же Пол не сказал мне, что это он автор той статьи?
   — Вы же сами только что сказали. Он человек замкнутый и скромный. — Оливия проглотила кусочек горячей курицы в остром соусе. — Мы вместе написали книгу, — продолжала она. — Вы помните ту страшную катастрофу на железной дороге в Вашингтоне в 1981 году?
   — Это когда почти все вагоны упали в Потомак? Оливия кивнула.
   — Там мы и познакомились. Пол тогда работал корреспондентом в «Вашингтон пост». Он писал о том, как работает отделение неотложной помощи в той больнице, где я тогда была ординатором.
   В те дни Оливия даже не заметила Пола, а он обратил на нее внимание и представился ей, когда кризис был уже позади, спустя два дня после крушения поезда. Пол сказал, что влюбился в нее. Она была такой уверенной в себе, такой спокойной, так умело обращалась с пациентами и проявила максимум участия к семьям пострадавших. Он показал ей статьи о катастрофе в «Пост», формальные и сухие, написанные другими журналистами, и свои статьи о молодой женщине-враче, работавшей в отделении неотложной помощи. Оливия была поражена его романтическим идеализмом, но не могла отрицать, насколько взволнована тем, что он видел ее такой, какой она была на самом деле, и смог полюбить ее.
   — Так вот, несколько лет спустя мы решили написать об этом книгу, — продолжила Оливия. — Мы собрали воспоминания о крушении и пассажиров, и спасателей, и медиков. У нас неплохо получилось. Мы участвовали в ток-шоу и даже получили пару национальных премий.
   — Мне бы хотелось прочитать ее.
   Оливия встала, прошла в гостиную, сняла с полки потрепанное издание «Крушения „Восточного духа“, вернулась на веранду и протянула Алеку книгу.
   — Боже мой! — воскликнул он, разглядывая обложку, на которой издатели поместили снимок места катастрофы, сделанный с самолета. Сначала было даже сложно разглядеть между цветущими берегами реки упавшие вагоны, унесшие жизнь сорока двух человек.
   Алек открыл книгу, просмотрел титульный лист, потом закрыл и внимательно прочитал то, что было написано об Оливии и Поле на обложке.
   — У Пола еще вышла книга стихов? — спросил он.
   — Да. Она называется «Сладкое пришествие».
   — И что он имел в виду? — полюбопытствовал Алек.
   — Меня. — Оливия покраснела. — Пол сказал, что его жизнь приобрела смысл, когда я вошла в нее.
   Алек сочувственно посмотрел на нее. Он потянулся через стол и сжал ее пальцы. Золотое обручальное кольцо вспыхнуло в неярком свете, лившемся из кухонного окна. Потом Алек снова принялся рассматривать книгу. С того места, где сидела Оливия, их с Полом улыбки на фотографиях казались гримасой печали.
   Алек покачал головой.
   — Должно быть, это был настоящий кошмар. Как вы справляетесь с такой работой и не разваливаетесь на части?
   — К этому привыкаешь. Думаю, душа немного черствеет. Я плачу на грустных фильмах и иногда за обедом в ресторане, но на работе я почти никогда не лью слезы. — Она посмотрела на книгу, лежащую на столе рядом с тарелкой Алека. — Но в ту ночь, когда умерла Анни, я плакала.
   — Почему? — спросил он.
   Из-за вас. — Оливия сказала ему только часть правды. — Ваши глаза… Вы выглядели таким потерянным. Я как раз теряла Пола и… Я не сравниваю то, через что пришлось пройти мне, с вашими переживаниями, только я очень остро почувствовала ваше горе. Еще долго ваше лицо вставало у меня перед глазами…
   Алек опустил глаза. Он взялся было за вилку, но потом снова посмотрел на Оливию.
   — Вы помните мою дочь? — поинтересовался он. Оливия кивнула.
   — Девочка тогда попыталась меня ударить.
   — Правда? Я этого не помню. — Алек отвернулся и посмотрел на берег. — Она так изменилась… Я этого не замечал, потому что вообще не обращал внимания на детей после смерти Анни. Мой сын как-то справляется. Он работает, готовится осенью отправиться в колледж в Даке. А вот Лэйси… — Алек покачал головой. — Она начала курить. Понимаю, что это не трагедия, многие дети в ее возрасте пробуют курить. Но Лэйси так часто плачет. Недавно она вернулась вечером домой в слезах, блузка была застегнута кое-как. Я не хочу думать о самом плохом…
   — Сколько ей лет? — прервала его Оливия.
   — Три… Четырнадцать. Только что исполнилось. Оливия отложила вилку и сложила руки на груди.
   — Девочки в этом возрасте очень уязвимы, — сказала она. — Особенно те, кто растет без матери.
   — Я не знаю, чем помочь ей. Лэйси всегда была хорошим ребенком, очень ответственная, умная. Я уверен, что она не занимается сексом или чем-то плохим, только…
   — Возможно, против ее воли, — осторожно предположила Оливия.
   — Что вы хотите этим сказать?
   — Она ведь плакала. Одежда была не в порядке. Может быть, кто-то… Я не хочу сказать, что ее изнасиловали на улице. Но вы же знаете, как парни иногда себя ведут. Ваша дочь могла пойти на вечеринку, и кто-то воспользовался ею.
   У Алека округлились глаза.
   — Вы меня утешили.
   — Простите. Я работаю в больнице, и у меня не самый радужный взгляд на мир. Почему бы вам не поговорить с ней об этом? Выскажите все прямо.
   Лэйси не станет говорить со мной. Я пытаюсь убедить себя, что подростки всегда так себя ведут, но с Клаем таких проблем не возникало, поэтому я не слишком уверенно себя чувствую. Мы с Анни просто не мешали детям. Не было никаких правил, которым они должны были бы следовать. Мы им доверяли, и все было отлично.
   — Никаких правил? — удивилась Оливия. — Что вы хотите этим сказать?
   — Не существовало точного времени для возвращения домой, никаких ограничений. Они сами решали, куда пойти, что делать. — Алек отодвинул от себя тарелку. — Даже когда дети были совсем маленькими, мы позволяли им самим решать, что надеть и что есть. Анни пыталась научить их отвечать за себя, и они отлично с этим справлялись. Но теперь Лэйси сидит за столом в наушниках и продолжает слушать музыку. Мне хочется ей сказать: «Да сними ты, к черту, эти наушники и послушай меня!» — Алек стукнул кулаком по столешнице. — Я хочу, чтобы она перестала грубить, чтобы откровенно поговорила со мной. Но Анни никогда не стала бы требовать этого от Лэйси. И я даже представить не могу, как бы моя жена поступила, если бы наша дочь при ней вела себя так, как сейчас.
   Оливия откинулась на спинку стула.
   — Сейчас бессмысленно гадать, как повела бы себя Анни, — заметила она. — Делайте то, что хочется делать вам. Скажите дочери, что она не должна сидеть в наушниках за едой. Скажите ей…
   — Я не могу. Я боюсь потерять и ее тоже. Я… — Алек закрыл глаза на мгновение и тут же встал. — Простите. — Он сложил свою салфетку, положил ее на стол и ушел в дом.
   Оливия закрыла картонки, составила их на поднос и поймала себя на странной мысли. Что бы сделала сейчас Анни? Анни никогда бы не позволила расстроенному гостю вот так взять и уйти. Она бы пошла за ним, постаралась бы успокоить и поддержать. Оливия оставила еду на столе и вошла в кухню. Алек стоял у окна и смотрел на залив. Она коснулась его руки.
   — Алек?
   — Я боюсь своей дочери, — тихо признался он. Песок пляжа отражался в его глазах, превращая их из светло-голубых в молочно-серые. — Я боюсь смотреть на нее, потому что всякий раз, глядя на Лэйси, я вижу перед собой Анни. — Он перевел взгляд на Оливию, и она тут же опустила руку. — Лэйси была с матерью в тот вечер в приюте.
   — Я об этом не знала.
   — Лэйси помогала раздавать еду. Она стояла рядом с Анни, когда ту застрелили. Все произошло на глазах у нашей девочки.
   — Вот откуда она знала, что крови совсем не было, — догадалась Оливия. — Я никак не могла понять ее слова. Как это ужасно для нее, Алек.
   — Я мог потерять и ее тоже. Теперь-то я понимаю, как легко можно потерять человека. Я стараюсь не давать воли своим чувствам. Если с Лэйси или Клаем что-то случится… Этого я уже не переживу. Я боюсь, что дочь меня возненавидит, если я попытаюсь оказать на нее давление. Кажется, она уже меня ненавидит. — Алек оперся о мойку и снова посмотрел на Оливию. — Я забыл о дне ее рождения. Отвратительный из меня отец, верно?
   Оливия неожиданно почувствовала острое сострадание к Лэйси. В детстве о ее днях рождения тоже постоянно забывали, но она хотя бы могла поделиться своей болью с Клин-том.
   — Ну, полагаю, Лэйси начинает осознавать, что ее отец всего лишь человек.
   Алек отвернулся от окна и прислонился к мойке.
   — Какой вы были в ее возрасте?
   Оливия почувствовала, как ее щеки заливает румянец.
   — Вы не можете сравнивать вашу дочь со мной. Я была не совсем… обычной.
   — Не хотите мне объяснить?
   — У меня был брат-близнец, и вообще… — Оливия знала, что именно это «вообще» и делало ее непохожей на всех остальных девочек. Ей захотелось рассказать об этом Алеку. У нее было такое чувство, что он все поймет. У нее забилось сердце при мысли о том, что она посвятит его в свое прошлое. Оливия уже открыла рот, собираясь начать рассказ, но вдруг передумала и вернулась в настоящее.
   — Пожалуй, я пойду, — решил Алек. — Позвольте, я только возьму книгу. — Он вышел на веранду и вернулся с «Крушением „Восточного духа“. Оливия проводила его до двери, немного растерянная оттого, что едва не рассказала Алеку о себе то, чего никто не знал. Никто, кроме Пола.
   И что Алек скажет Полу при следующей встрече?
   — Алек, я не хотела бы, чтобы Пол знал о том, что мы с вами друзья. — Он удивленно поднял брови. — Я не хотела бы все усложнять, — продолжала Оливия, понимая, что все и так уже достаточно запуталось. — Не могли бы мы просто сказать, что встречались, чтобы поговорить о том, что произошло в тот вечер в больнице? Пусть он так думает. Алек нахмурился.
   — Я не умею врать, Оливия. И потом, ведь у нас же с вами не роман.
   — Мне бы не хотелось, чтобы Пол видел в вас соперника. Ведь вам двоим предстоит вместе работать, вы не забыли?
   Он кивнул:
   — Согласен.
   Когда Алек ушел, Оливия составила посуду в посудомоечную машину и принялась подметать веранду. Ей надо было чем-то занять себя, чтобы не нахлынули воспоминания. Иначе она не сможет отделаться от них в течение нескольких дней. Но воспоминание о ее десятом дне рождения уже захватило ее. Именно тогда Оливия поняла, что ее мать не в состоянии остаться трезвой хотя бы один день.
   …Утром в школе Клинт нарисовал для Оливии открытку. Когда он принес ее на перемене на игровую площадку, некоторые из детей начали дразнить его, как бывало всегда, если появлялся кто-то из «умственно отсталых». Тим Андерсон вырвал открытку из руки Клинта.
   — Посмотрите, что этот дебил принес Ливви, — закричал он, размахивая открыткой в воздухе. К нему подошли другие ребята, чтобы прочитать, что написал Клинт, а тот стоял рядом, смотрел на них открыто и доверчиво. У Оливии защемило сердце. Она знала, какую открытку нарисовал ее брат. Буквы «с» и «р» будут смотреть не в ту сторону, и слово «рождения» будет написано неправильно. Он наверняка нарисовал для нее праздничный торт, как и годом раньше. И его рисунок будет похож на рисунок пятилетки.
   Оливия попыталась вырвать открытку из рук Тима.
   — «С любовью», — насмешливо протянул Тим. — Он подписался «с любовью, Клинт». Он что, твой дружок, Ливви? Он же недоумок.
   И тут же четверо мальчишек набросились на Клинта, повалили его на землю и принялись лупить, пока тот беспомощно отбивался, пытаясь вырваться. Оливия видела, как мечутся его руки, не нанося никакого вреда хулиганам. Она замолотила по их спинам, закричала, чтобы они оставили Клинта в покое. Оливия пинала мальчишек ногами, пока миссис Джаспер не вышла из здания школы. Учительница быстро подошла к дерущимся, хлопнула в ладоши и крикнула:
   — Дети! Немедленно прекратите!
   Услышав ее голос, Тим и его дружки мгновенно удрали. Оливия упала на землю рядом с братом. У него из носа текла кровь, лицо покраснело, из глаз лились слезы.
   Миссис Джаспер присела на корточки рядом с Клинтом. Она достала из кармана кружевной платочек и прижала его к носу мальчика.
   — Держи, милый. С тобой все в порядке?
   — Д-да, — ответил Клинт, как всегда немного заикаясь. Оливия увидела, что нарисованная им открытка валяется в нескольких ярдах от нее, побежала и подобрала ее. Поздравление Клинта измяли и испачкали, но Оливия рассмотрела торт с десятью свечками. Клинт раскрасил торт зеленым.
   — Они такие грубияны, — говорила миссис Джаспер Клинту, когда Оливия снова опустилась на колени рядом с братом.
   — Эвери их всех побьет, — Клинт сел, прижимая платок к носу.
   Оливия посмотрела в угол игровой площадки, где ребята постарше играли в вышибалы. Мяч был у ее старшего брата Эвери, и Оливия видела, как он метнул его в одну из девочек, которая едва успела увернуться. Да, Эвери с огромным наслаждением отлупит Тима Андерсона. Он дрался при каждом удобном случае.
   Миссис Джаспер посмотрела на Оливию.
   — Думаю, Клинту следует провести остаток дня дома. Может быть, мне позвонить вашей матери?
   Оливия только покачала головой, понимая, что миссис Джаспер осознает всю бесполезность такого звонка.
   — Я его отведу.
   Оливия отвела Клинта домой, надеясь, что мать к этому времени уже спит непробудным сном на диване в гостиной. Она заранее знала, что та скажет, когда узнает о случившемся. Мать станет трясти головой, редкие темные пряди нечесаных волос упадут ей на лицо. «Видно, в тот день, когда господь создавал вас двоих, Ливви, он был не в себе, — сказала бы она, как будто Клинт не мог понять ее слов. — Помимо собственных мозгов, тебе достались еще и мозги Клинта, так что тебе придется о нем заботиться».
   Мать и в самом деле лежала на диване, одутловатое лицо вжалось в мягкие подушки. Рядом на полу валялась пустая бутылка. Оливия уложила Клинта в постель в спальне, которую она делила с братьями. Клинт так намучился, что мгновенно заснул. Оливия вернулась в гостиную, подобрала бутылку и поставила на кухонный шкафчик, так высоко, как только смогла. Матери придется поискать ее, когда она проснется. Потом Оливия направилась обратно в школу. размышляя над тем, что ей тоже стоило бы нарисовать для Клинта открытку, потому что никто из них больше ничего не получит на день рождения…
   Оливия перестала подметать террасу и прислушалась. Кто-то ходил по дому. Она заглянула через стеклянную дверь в гостиную, но было слишком темно. Неужели она забыла запереть дверь после ухода Алека?
   — Оливия! — услышала она знакомый голос.
   Пол! Она перевела дух, когда муж вышел на террасу. Ей не понравилось, что он позволяет себе вот так запросто приходить и уходить в любое время, хотя это давно не его дом. Но в то же время у нее отлегло от сердца, и Оливия не стала ни в чем упрекать его.
   — Ты меня напугал, — укорила она мужа. Если бы Пол появился на двадцать минут раньше, то его самого бы ожидал сюрприз. Оливия вспомнила о витраже в кухне. Не стоит пускать Пола туда.
   — Прости, я постучал, но ты, должно быть, не слышала. — Он сел у стола и посмотрел на нее. — Я бы хотел поговорить с тобой, если ты не возражаешь.
   — Разумеется, я не возражаю.
   Она прислонила метлу к стене дома и села напротив него.
   — Недавно ты мне сказала, что я могу говорить с тобой об Анни. Ты не шутила?
   Оливия постаралась скрыть свое разочарование.
   — Нет, не шутила.
   — Мне больше не с кем поговорить о ней, а мне это необходимо. Никто не любит меня больше, чем ты. — Пол нервно забарабанил пальцами по столу. — Это нелегко. Но ты приезжала ко мне, ты была так добра. И я подумал, что, может быть, я могу попытаться сказать тебе правду.
   Оливия переплела пальцы и сложила руки на коленях.
   — Я думала, что знаю правду.
   Пол покачал головой.
   — Тебе известна большая часть. Я говорил тебе, что влюбился в женщину, с которой не могу быть вместе, и это отчасти свело меня с ума. Но я не сказал, что… — Он поднял глаза, посмотрел на деревянный потолок и глубоко вздохнул. — Лив… прости меня. Когда мы поженились, я даже представить себе не мог, что буду вести себя подобным образом. Я никогда не хотел причинить тебе боль.
   — Ты спал с ней? Пол облизал губы.
   — Только один раз. Перед самым Рождеством. Я чувствовал себя так, словно должен это сделать, словно…
   — И это перевесило клятвы, которые ты дал мне? — Оливии показалось, что боль в груди лишит ее жизни сию же секунду. Он занимался любовью с ними обеими. Он сравнил их, и Анн и победила.
   — Мне надо было раньше уйти от тебя, — продолжал Пол. — Я не считал, что поступил правильно. Но мне как-то удалось убедить себя, что это ты во всем виновата. Дежурства, опоздания и… — Он замолчал и посмотрел в темноту.
   — И что?
   — Ты так не похожа на нее. Ты строгая, сдержанная, а Анни была такой живой, такой свободолюбивой, она отвергала правила…
   — Прекрати! — Оливия резко встала. — Ты, вероятно, считаешь меня совершенно бесчувственной.
   Пол перевел на нее взгляд и продолжал, словно не слышал протеста Оливии:
   — Она была очень хорошим человеком. Меня это захватило.
   — Ну конечно, Анни была само совершенство. Она изменяла своему мужу, Пол. Как ты посмотришь на это?
   — Это была моя идея, не ее. Я подтолкнул Анни к этому. То есть я ее не принуждал, конечно, она сама этого хотела, только…
   — Пол, я обещала выслушать тебя, но я не могу. Мне слишком больно.
   Он встал и, к немалому удивлению Оливии, обнял ее. Она не стала вырываться, не могла. Пол так давно не обнимал ее.
   — Ты мне по-прежнему небезразлична, Лив. — Голос Пола звучал глухо. — Но Анни уничтожила меня. Зачем мы только сюда переехали! Лучше бы мне с ней никогда не встречаться.
   От него исходило тепло, его запах был хорошо знаком Оливии, но когда она закрыла глаза, то увидела его в посте ли с Анни. Оливия вскрикнула и оттолкнула мужа.
   — Уходи, Пол. Возвращайся в свое святилище.
   Он на мгновение замер, потом развернулся и выше;) Оливия дождалась, пока его машина отъедет от дома, вошла в кухню, сняла с окна овал с изображением павлиньего пера. Она дошла почти до самого конца пирса и со всей силы бросила витраж на каменные плиты. Ей стало легче, когда она услышала звон разбившегося стекла.

17

   Пол столкнулся с Алеком в супермаркете, причем в буквальном смысле слова. Их тележки налетели друг на друга, когда Пол выезжал из-за высокого, стенда с молочными продуктами. Алек расплылся в улыбке, а Пол едва не застонал в голос. Он оказался в ловушке.
   — Пол! — Алек радостно потряс ему руку. — Последнее время я только о тебе и думал. — Он легко перешел на «ты», и Пол не стал возражать.
   — Обо мне?
   Алек облокотился на свою тележку, будто приготовился к длительной беседе.
   — Твои заметки о маяке произвели на меня впечатление. Мы с Нолой пришли к выводу, что если добавить еще немного информации, то у нас получится уже не буклет, а брошюра. Издатель на это согласен. Мы даже придумали, как распространять ее по стране.
   — Фантастика, — вяло среагировал Пол. Он сосредоточенно перекладывал покупки в корзине, чтобы не смотреть на Алека.
   Я тут подумал, что ты мог бы кое о чем расспросить Мэри Пур во время следующего интервью, — Алек словно не замечал настроения собеседника. — Пусть она расскажет о себе. Люди называли ее «ангелом света». У меня сохранились старые статьи о ней. Я могу их тебе прислать, и они помогут тебе подготовиться к интервью. А немного позже нам, возможно, удастся уговорить миссис Пур устроить нам экскурсию по дому смотрителя маяка. Как ты думаешь, она это сможет?
   — Провести экскурсию по дому? — Пол передвинул коробку с ванильным мороженым от одной стенки коляски к другой. — Я в этом не уверен, — сказал он. — В тот день, когда я с ней беседовал, Мэри Пур сидела в кресле-качалке, так что я не знаю, передвигается ли она самостоятельно.
   Пол не знал, сумеет ли выдержать еще одно интервью со старухой, уже не говоря об экскурсии по дому. Не сорвется ли он? После первого разговора с бывшей смотрительницей маяка ему было так тошно, что пришлось остановить «Хонду» на боковой улочке Мантео, чтобы немного прийти в себя.
   — Ладно, там будет видно, — пожал плечами Алек. — Кстати, почему ты не сказал мне, что это ты написал статью о моей жене для «Морского пейзажа»?
   Пол попытался понять, что кроется за этим вопросом, но Алек улыбался, и на его лице Пол не увидел обвиняющего выражения. Больше всего было похоже на то, что Алек посчитал Пола скромником.
   — Ну, видишь ли, я не знал, какие воспоминания мои слова могут в тебе пробудить, — нашелся Пол.
   — Ты здорово поработал. Анни была очень довольна. Наконец улыбнулся и Пол. Он этого не знал. Анни ему об этом не говорила.
   — Спасибо, это много для меня значит. А как ты узнал?
   — Твоя жена дежурила в больнице в тот вечер, когда привезли Анни. Полагаю, это тебе известно?
   — Да. — Пол застыл.
   — Так вот, я поговорил с Оливией, чтобы понять, что же произошло в то Рождество. Мне это было необходимо.
   — Ясно. — Интересно, как много Оливия ему рассказала? Ладони Пола стали влажными.
   — Оливия мне очень помогла, — продолжал Алек. — Я испытал облегчение, когда я узнал, что именно она пыталась спасти мою жену.
   — Да. Я… вероятно.
   — Ты и Анни вместе учились в колледже в Бостоне. Ты в курсе?
   Откуда, черт побери, Алек об этом узнал?
   — Гм… да. Это выяснилось во время интервью, — нехотя сказал Пол.
   — И ты ее не запомнил?
   — На нашем курсе было много студентов.
   Алек посмотрел на свою заваленную продуктами тележку. Пол тоже взглянул на полуфабрикаты, замороженные продукты, банки с овощными консервами.
   — Анни бы меня убила, если бы это увидела. — Алек кивком указал на свои покупки.
   — Последнее время я и сам питаюсь только замороженными продуктами, — признался Пол. — Кстати, о замороженных продуктах. Нам пора идти, пока все не потекло. — Он начал проталкивать тележку мимо Алека.
   — Согласен. — Алек сделал шаг в сторону. — Я еще хотел тебе сказать, что сейчас читаю «Крушение „Восточного духа“.