— Со мной все в порядке, детка, спасибо, — наконец сумела выговорить Мэри. — Как же хорошо! — Она махнула рукой в сторону качалки. — А теперь садись и рассказывай, что у тебя стряслось.
   Лэйси убрала сигареты в карман и села.
   — Что ж… — Она опустила глаза на подлокотник, словно там было написано то, о чем она собиралась рассказывать. — После смерти мамы отцу было совсем плохо. Он сидел дома и все рассматривал фотографии Киссриверского маяка целыми днями напролет, потому что они напоминали ему о маме. Он перестал ходить на работу и выглядел ужасно.
   Мэри вспомнила год после смерти Кейлеба. Лэйси словно описывала ее саму в ту пору.
   — Потом папа подружился с женщиной по имени Оливия. Она оказалась тем самым врачом, который пытался спасти маме жизнь…
   — В самом деле? — Мэри вспомнила молодую женщину, привозившую в дом престарелых журналы. Она не знала, что Оливия врач, тем более тот самый, который боролся за жизнь Анни. И она замужем за Полом Маселли? Господи, ну и дела! Мэри снова затянулась, на этот раз осторожнее.
   — Да. — Лэйси скинула сандалии, подтянула колени к груди и поставила ноги на край сиденья. Именно так любила сидеть Анни. — При этом Оливия замужем за Полом Маселли. Это журналист, которому вы рассказывали о маяке. Но любит Оливия моего отца.
   Мэри нахмурилась.
   — Ты говоришь о том, что происходит сейчас?
   — Именно. Я же слышала, как Оливия о нем говорит и все такое. Дело в том, что папа тоже ее любит, но говорит, что больше не станет с ней встречаться, во-первых, из-за того, что Оливия замужем, хотя они с мужем вместе не живут. А во-вторых, папа думает, что после смерти мамы прошло совсем мало времени и он не имеет права на такие чувства. — Лэйси остановилась, чтобы перевести дух. — Оливия совсем не похожа на маму, и это папу беспокоит. Я так думаю. Я маму очень любила, но все о ней говорят так, будто она была святой.
   Лэйси подняла голову, когда на крыльцо вышли Труди и Джейн. Их глаза округлились, когда они заметили сигарету в руке Мэри. Мэри им кивнула, и старушки словно поняли, что ей необходимо побыть наедине со своей странной юной гостьей. Они прошли в другой конец веранды и сели там.
   — Так вот, — .продолжала Лэйси, — папа снова замкнулся в себе. Он плохо выглядит, думает все время только о маяке. Я не могу быть с ним рядом. Он становится таким чудным. И еще этот Пол… Не понимаю, как Оливия может любить его больше, чем моего отца. Он такой тормознутый. Мэри улыбнулась. Она точно не знала, что означает «тормознутый», но не сомневалась, что девочка нашла верное определение.
   — Простите, я не должна была так говорить. Он, наверное, это, успел с вами подружиться, раз вы с ним говорили о маяке и все такое.
   — Ты можешь быть со мной откровенной, детка. Лэйси спустила ноги на пол, выпрямилась и посмотрела Мэри в глаза.
   — Я понятно все объяснила? Вам ясно, в чем проблема? Мэри медленно кивнула.
   — Мне проблема куда понятнее, чем тебе. Лэйси изумленно посмотрела на нее.
   — Мама всегда говорила, что вы очень мудрая женщина. Если бы она пришла к вам с такой проблемой, чем бы вы помогли ей?
   Мэри глубоко вдохнула свежий морской воздух.
   — Если бы я была по-настоящему мудрой женщиной, я бы вообще не стала помогать твоей матери, — сказала она, но тут же нагнулась и взяла Лэйси за руку. — А теперь иди домой, девочка, и ни о чем не беспокойся. Это дело взрослых, и я обещаю тебе, что все улажу.

50

   У Мэри появился план. Его можно было бы назвать жестоким, но она не могла придумать ничего другого, чтобы справиться с разрушительным наследством Анни. Жизнь троих людей зависела от Мэри. Вернее, четверых, если считать и дочь Анни. Придется Мэри сыграть роль эксцентричной старой дуры. Такая роль была ей не по душе, но при необходимости она умела ее играть. Спектакль Мэри устроит, когда отправится вместе с членами комитета «Спасем маяк» на экскурсию по дому смотрителя. Но играть она начнет немедленно, когда позвонит Алеку О'Нилу и выложит ему свое условие.
   Она подготовилась к телефонному разговору, отправилась в комнату Джейн, чтобы поговорить оттуда. Ей не хотелось, чтобы остальные обитатели дома престарелых услышали ее слова и задумались о том, что вселилось в добрую старушку Мэри. Алек снял трубку после третьего гудка.
   — Здравствуйте, Мэри. Завтра мы все будем у маяка в девять утра. Вы не передумали? Время вас устраивает?
   — Все отлично, — сказала Мэри, — отлично. Кто, ты сказал, поедет вместе с нами?
   — Еще Пол Маселли, с которым вы знакомы, и Нола Диллард, член нашего комитета.
   — Что ж, значит, ничего не выйдет.
   — Я… Что? — опешил Алек.
   — Я проведу экскурсию для тебя, мистера Маселли и его жены, врача.
   — Вы говорите об Оливии?
   — Да, о ней. Это молодая женщина, которая привозила нам журналы несколько недель назад. Только вы трое, и никого больше.
   — Но, миссис Пур, я не понимаю. Оливии совершенно нечего делать на этой экскурсии, и наверняка завтра она работает. А вот Нола вела активную работу…
   — Нет, Нолу я не приглашаю, — Мэри не дала ему договорить. — Со мной пойдешь ты, мистер Маселли и его жена. Иначе никакой экскурсии не будет.
   — А если Оливия работает…
   — Значит, мы выберем тот день, когда она будет свободна, — твердо сказала Мэри.
   Алек помолчал, потом ответил:
   — Ладно, я согласен. Посмотрю, что можно сделать.
   — Хорошо. Значит, увидимся утром.
 
   Алек положил трубку, насупился. Как странно. Мэри Пур, вероятно, совсем съехала с катушек. Он долго сидел в кабинете за письменным столом, решая, как поступить. Наконец набрал номер Оливии.
   — Я понимаю, что тебе будет неловко, но не могла бы ты все же поехать с нами? Я больше ни о чем тебя не попрошу.
   — Пол собирается быть там?
   — Он обязательно должен быть. А ты… Полагаю, ты произвела на старуху впечатление.
   — Что ж, думаю, с какой-то стороны это и к лучшему, — вздохнула Оливия. — Мне придется увидеться с Полом. И наконец я скажу ему о ребенке.
   — Ты все еще этого не сделала?
   — Я вообще с ним не разговаривала. Он оставил мне несколько сообщений с просьбой позвонить ему, но я его намеренно избегала.
   Алеку хотелось, чтобы этот разговор между нею и Полом уже остался в прошлом.
   — Оливия, чего ты ждешь? — спросил он. Она не ответила.
   — Это меня не касается, верно? — хмыкнул Алек. — Ладно, не могла бы ты позвонить Полу и предупредить, что планы изменились? Мне надо еще позвонить Ноле и сообщить, что для нее экскурсия отменяется.

51

   — Не понимаю, зачем тебе ехать с нами, Оливия, — сердито заявил Пол.
   Она прижимала телефонную трубку плечом, открывая банку кошачьих консервов для Сильвии.
   — Я тоже не понимаю, но, судя по всему, Мэри Пур отказывается ехать без меня.
   — Господи, старуха обожает командовать. Откуда она вообще узнала о твоем существовании?
   Оливия замялась на мгновение.
   — Мы с ней встречались один раз, когда я завозила журналы в дом престарелых. Меня попросил Том.
   Пол помолчал немного.
   — Это раньше делала Анни? — наконец спросил он.
   — Да. — Оливия не стала сообщать никаких подробностей. В эту минуту муж был ей неприятен.
   — Почему ты не отвечала на мои звонки? — сухо спросил он.
   — Я не хотела с тобой разговаривать.
   — А твой добрый друг Алек сказал мне другое. По его словам, ты собиралась поговорить со мной о чем-то важном.
   Оливия поставила миску Сильвии на пол.
   — Мне действительно о многом надо с тобой поговорить. Мы не могли бы после экскурсии пообедать где-нибудь?
   — Согласен, — ответил Пол. — Надеюсь, ты не собираешься появиться завтра с перекрашенными в рыжий цвет волосами?
   Оливия стиснула зубы.
   — Ты можешь быть очень жестоким.
   — Прости, — извинился он после паузы. — Просто я чувствую себя так, словно ты для меня чужая. Я узнал о тебе много нового.
   — Ты сам этого хотел.
   — Я знаю. — Пол устало вздохнул. — Увидимся утром.
 
   Когда Оливия свернула на маленькую стоянку возле дома смотрителя, было почти девять часов. Пол и Алек уже ждали ее. Она почувствовала на себе их взгляды, когда парковала машину возле «Хонды» Пола, и сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Можно ли представить более неуместное трио, чем они? Оливия одернула синий жакет из джерси, поправила новые белые брюки и вышла из «Вольво».
   Ее нервировало то, что Алек и Пол стояли рядом. Двое очень привлекательных мужчин. Направляясь к ним, Оливия почувствовала себя в каком-то смысле предательницей. Она спала с ними обоими.
   Алек выглядел уставшим. Он улыбнулся, приветствуя ее, и чуть дольше обычного задержал на ней свой взгляд. На шее у него висел фотоаппарат, он был в джинсах и голубой рубашке с короткими рукавами. Расстегнутый ворот открывал темные волосы на груди. Оливия быстро отвела взгляд и посмотрела на мужа.
   — Доброе утро, Пол, — поздоровалась она.
   Он сдержанно кивнул. Оливии никогда еще не доводилось видеть мужа настолько неуверенным в себе.
   Она испытала облегчение, когда еще одна машина въехала на стоянку. Алек помог Мэри выйти. Старая смотрительница принарядилась, надев платье в синюю и белую полоску и новые мягкие туфли.
   Молодая белокурая женщина, которая привезла Мэри, приветливо улыбнулась им всем. В руке она держала книжку в бумажной обложке.
   — Я спросила Мэри, можно ли мне пойти вместе с вами, но она сказала «нет». Когда Мэри говорит «нет», с ней спорить не приходится. Так что я подожду на берегу.
   Мэри посмотрела ей вслед, потом повернулась к тем, кого сама пригласила на экскурсию. Ее гостям было явно не по себе.
   — Доброе утро, мистер Маселли, миссис Маселли, — приветствовала она их.
   — Здравствуйте, миссис Пур, — ответила Оливия, а Пол пробормотал что-то нечленораздельное себе под нос.
   Мэри посмотрела на дом долгим, любящим взглядом.
   — Давненько я здесь не была, — сказала она. — Я уж думала, что никогда больше его не увижу. — Она перевела взгляд на один из бульдозеров, замерших рядом с дюнами, и покачала головой. — Что ж, давайте войдем.
   Опираясь на палку, Мэри медленно пошла к двери, остальные двинулись за ней. Она оказалась гораздо выше ростом, чем представлялось Оливии, и выглядела очень старой и совсем не такой бодрой, какой была в доме престарелых.
   Алек шел рядом со смотрительницей, Оливия на шаг позади, замыкал процессию Пол. Оливия обернулась, взглядом подзывая мужа, но тот смотрел сквозь нее. Казалось, его тяготит предстоящая экскурсия, и Оливия решила, что Полу действует на нервы ее присутствие.
   Они вошли в просторную, полную воздуха и света гостиную. Возле большого камина стояли две плетеные качалки и вольтеровское кресло. Пол включил диктофон. Мэри остановилась в центре комнаты.
   — Неплохо было бы покрасить. Я бы такого никогда не допустила. — Она указала палкой на одну из выцветших стен.
   Алек сделал несколько снимков, пока Пол неподвижно стоял, держа диктофон на вытянутой руке.
   — Что же мне вам рассказать об этой комнате? — Мэри будто спрашивала сама себя. — Разумеется, здесь было сердце дома. Когда Элизабет была маленькой, мы все вместе коротали здесь вечера. Я помню и те несколько ночей, когда здесь гостили люди, спасшиеся после кораблекрушения. Они жили у нас несколько дней, а потом мы отправляли их на материк. — Мэри посмотрела на плетеную качалку. — Немало кроссвордов разгадала я в этом кресле, вот что я вам скажу.
   В гостиной было довольно прохладно, но Оливия заметила на лбу Пола и над его верхней губой бисеринки пота. Он достал из кармана платок и промокнул лицо. Оливия сомневалась, что только из-за ее присутствия он так побледнел. Она уже хотела было спросить мужа, не заболел ли он, но ее слова привлекли бы к нему общее внимание, а Полу это едва ли понравилось бы. Они прошли в кухню.
   — В этой проклятой комнате я упала и сломала бедро, — Мэри дотронулась до руки Алека. — Если бы не твоя жена, я бы так тут до сих пор и валялась.
   Алек улыбнулся в ответ.
   Мэри показала им кладовую, большую спальню на первом этаже и маленькую ванную комнату, пристроенную в шестидесятых годах.
   — Теперь на второй этаж. — Она указала палкой на узкую лестницу.
   Пол и Алек практически внесли Мэри наверх, подхватив ее под локти. Они вошли в первую комнату справа, просторную спальню с мебелью в деревенском стиле и двуспальной кроватью, накрытой лоскутным одеялом.
   — Его сшила мать моего мужа, — пояснила Мэри. Она рассказала, что здесь спала ее дочь Элизабет, до тех пор пока ее приятель как-то ночью не приставил к окну лестницу и не увел девушку с собой, подальше от уединения Киссривер.
   Полу явно было не по себе. Пока Мэри говорила, он закрыл глаза, словно ему был неприятен сам вид этой комнаты. Оливия видела, как пульсировала жила у него на шее.
   — Ты болен? — шепотом спросила она.
   Он лишь покачал головой, не глядя на нее, и Оливия отошла в сторону. Мэри еще что-то рассказывала о спальне Элизабет, Алек щелкал затвором фотоаппарата. Потом они перешли в спальню по соседству. В окно Оливия увидела высокую белую башню маяка.
   — А это комната Анни.
   Пол, Оливия и Алек остановились на пороге и заглядывали внутрь.
   — Комната Анни… Вы говорите о моей Анни? — спросил Алек.
   — Именно так. В эту комнату Анни приводила своих любовников.
   — Что?! О чем вы говорите? — Алек нахмурился. Мэри повернулась к Полу и посмотрела ему в лицо.
   — Вы ведь знаете, о чем я говорю, мистер Маселли?
   На шее Пола дернулся кадык. Его лицо посерело, а пальцы дрожали, когда он выключал диктофон и вешал его на пояс.
   — Понятия не имею, — ответил он.
   — Нет, думаю, ты очень хорошо представляешь, о чем я говорю, — заявила смотрительница. — Отлично представляешь. Анни очень понравилось, как ты выглядел в тот вечер, когда явился сюда в костюме после спектакля. Помнишь «Потерянную колонию»?
   Алек развернулся к Полу:
   — О чем она говорит? Пол покачал головой.
   — Одному богу известно. — Он посмотрел на Мэри и сказал очень громко: — Вы меня с кем-то спутали.
   Оливия едва могла дышать. Ей хотелось сделать что-нибудь, найти какие-то слова, чтобы снять напряжение, повисшее между ними. Ей хотелось остановить Мэри Пур, не дать ей продолжать, но та уже открыла рот, указывая палкой на двуспальную кровать.
   — Сколько времени ты провел с ней в этой постели? — спросила она Пола.
   — С меня достаточно! — Пол развернулся, чтобы уйти, но Алек схватил его за руку.
   — Что происходит, Пол? Думаю, будет лучше, если ты все объяснишь.
   Пол повернулся к нему и тут же зажмурился. Он снял очки, потер переносицу, на которой остались красные вмятины, и с несчастным видом посмотрел на Мэри.
   — Зачем вы это делаете? — очень тихо сказал он, обращаясь к ней. — Ради чего?
   — Думаю, это тебе решать, — Мэри пожала плечами. Пол замялся на мгновение, потом снова надел очки и обратился к Алеку:
   — Я познакомился с Анни в Бостонском колледже.
   — Пол! — ахнула Оливия.
   Я узнал ее намного раньше, чем ты. — Пол смотрел только на Алека. — У нас были отношения. Очень серьезные отношения. Мы жили вместе два года еще до того, как ты познакомился с ней. Ты даже не подозревал о ее существовании, а мы с Анни уже любили друг друга. — В его голосе слышалась странная гордость. — Она принадлежала мне задолго до того, как стала твоей. Помнишь синюю лошадку в вашей кухне? Это я ей подарил. Анни ее обожала. Она дорожила моим подарком.
   Пол опустил глаза, словно решал, что сказать дальше. Оливия не осмеливалась смотреть на Алека, но слышала его тяжелое дыхание.
   — Мы говорили о том, чтобы пожениться, — продолжал Пол, — чтобы завести детей. — Легкая улыбка тронула углы его губ. — Мы даже выбрали для них имена, но после второго курса она встретила тебя и порвала со мной. Видишь ли, я так и не смог забыть ее. — Пол с мольбой посмотрел на Алека, словно только тот мог его понять. — Мог ли мужчина, знавший Анни, забыть ее?
   Алек еле заметно покачал головой.
   — Нет, — ответил он. — Пожалуйста, не говори, что… — Его голос прервался, и Оливия коснулась его плеча. Ей хотелось обнять Алека, закрыть ему ладонями уши, чтобы он не слышал того, что сейчас скажет Пол.
   — Может быть, хватит? — обратилась она к Полу. Но он словно не слышал ее.
   — Много лет назад я приехал на Косу летом. — Пол сложил руки на груди и тут же снова опустил их. — Я получил роль в пьесе «Потерянная колония», снял квартиру. — Он больше не смотрел на Алека. Его глаза не отрывались от пола маленькой спальни. — Я увидел Анни и понял, что наши чувства еще живы. Несколько раз мы здесь встречались. — Он поднял на Алека глаза и кивком указал на спальню.
   — Анни никогда бы… — Алек вопросительно смотрел на Мэри. — Это правда?
   Мэри торжественно кивнула, и только тут Оливия поняла, что старая женщина намеренно спровоцировала признание Пола.
   Глаза Алека яростно сверкали, но слово «ублюдок» он произнес еле слышным шепотом.
   — Я думаю… — Пол заморгал и снова уставился в пол. — Я всегда считал, что, когда я уехал с Косы, Анни была беременна от меня. Она была очень расстроена. А когда я в прошлом году брал у нее интервью для «Морского пейзажа», она солгала мне, говоря о возрасте Лэйси. — Пол поднял голову, на его щеках выступили красные пятна. — Мне очень жаль, Алек, но, скорее всего, Лэйси моя дочь.
   Мэри раздраженно фыркнула:
   — Лэйси такая же твоя дочь, как и я. Анни избавилась от твоего ребенка.
   Глаза Алека распахнулись.
   — Избавилась? — Он задохнулся от ярости. — Это невозможно. Анни никогда бы не сделала аборт.
   Мэри посмотрела на Алека, и Оливия увидела сострадание в ее ясных синих глазах.
   — Она его сделала, и для нее это было очень непросто. Анни избавилась от ребенка Пола и еще от одного, но это было позже.
   Алек шагнул к ней.
   — Какого черта вы…
   — Алек! — Оливия схватила его за руку и удержала на месте.
   — Лэйси — дочь того парня, с которым Анни вместе делала витражи, — объявила Мэри, — Тома как-его-там.
   — Что?! — воскликнул Пол.
   — О господи, нет! — Алек закрыл на мгновение глаза, прислонился к притолоке, словно не в силах дольше удерживаться на ногах, и снова посмотрел на Мэри. — Откуда вы это знаете? Как вы можете быть в этом уверены?
   — Анни была в этом уверена, — просто сказала Мэри. — Я много раз видела ее расстроенной, но никогда она не горевала так, как когда узнала о своей беременности от Тома. Она не могла снова решиться на аборт. Так Анни мне тогда сказала. Слишком мало времени прошло после предыдущего. Она слишком хорошо все помнила. Так что она родила. Тому она никогда ничего не говорила. Думаю, к тому времени, как девочка родилась, Анни уже уверила себя, что она твоя дочь, Алек.
   Мэри хмуро посмотрела на Пола.
   — Ты думал, что был ее единственным любовником? — спросила она. — Ты решил, что так неотразим, что Анни не устояла перед тобой? Позволь мне внести ясность. Ты был всего лишь одним из многих, кто побывал с ней в этой кровати. Летом это были туристы, осенью рыбаки, строители весной. Анни никому не могла отказать, она щедро отдавала себя другим.
   Пол выглядел так, словно его вот-вот стошнит. Он резко повернулся на каблуках и ринулся вниз по лестнице. Они услышали только стук его каблуков по ступеням. Оливия все еще цеплялась за руку Алека, но тот отвернулся от нее, закрыв лицо рукой.
   Оливия посмотрела на Мэри. На лице старухи вдруг отчетливо проступили все прожитые годы. Она выглядела так, будто сию секунду упадет на площадке, и только тонкая трость удерживала ее. Оливия отпустила руку Алека, прошла в спальню, вынесла оттуда стул с прямой спинкой и поставила его рядом с Мэри. Смотрительница опустилась на него с тяжелым вздохом. Она потянулась и взяла Алека за руку. Он обернулся к ней, его глаза покраснели.
   — Послушай меня, Алек, — сказала Мэри, — выслушай внимательно, договорились? Анни не могла справиться со своим желанием. Ни одному мужчине не дано было удовлетворить его, но я знаю наверняка, что любила она только тебя. Анни ненавидела себя за то, что делала, а я презирала себя за то, что помогала ей. Последние несколько лет ей удавалось обуздать себя. Она ни с кем не встречалась, никого не приводила сюда. Ей это было трудно. Она пыталась бороться с собой, и это была непростая борьба. Анни выигрывала схватку и гордилась собой, пока сюда не приехал он. — Мэри кивнула в сторону лестницы, по которой убежал Пол.
   Оливия снова положила руку на плечо Алека. Он тупо смотрел на Мэри Пур, и Оливия сомневалась, доходят ли до его сознания слова старой женщины. Его глаза казались стеклянными. Мускулы напряглись под рукой Оливии.
   — Насколько я знаю, Анни спала с Томом всего лишь раз, Алек, — продолжала Мэри. — Это не был долгий роман. Анни было стыдно, ужасно стыдно. Ей всегда хотелось рассказать тебе правду о Лэйси, но она не знала, как начать этот разговор. — Мэри облизала губы. — Помнишь ту операцию по пересадке костного мозга? Анни едва не призналась тебе во всем тогда, потому что боялась, что умрет, так и не сказав тебе правду. Так оно в конце концов и случилось. Думаю, Анни не хотела причинять тебе боль. Она не хотела, чтобы ты страдал из-за ее слабости.
   Алек вырвал руку из пальцев Мэри. Он прошел мимо Оливии и начал спускаться вниз. Оливия смотрела ему вслед, а Мэри с тяжелым вздохом откинулась на спинку стула. Она словно стала меньше ростом, как-то съежилась и усохла. Мэри подняла на Оливию глаза.
   — Я плохо поступила? — спросила она.
   Оливия опустилась рядом с ней на колени и накрыла ее руку своей.
   — Думаю, вы оказали всем нам огромную услугу, — сказала она.

52

   Оливии пришлось позвать Сэнди, сотрудницу дома престарелых, чтобы свести Мэри вниз и усадить в машину. Когда она проходила через парковку, то заметила, что ни «Хонды» Пола, ни «Бронко» Алека там уже не было, зато на стройплощадке вокруг бульдозера и маяка суетились рабочие.
   Мэри молчала, пока с помощью молодых женщин спускалась по лестнице. Она морщилась всякий раз, когда ее левая нога касалась ступеньки, и не раскрыла рта до тех пор, пока не уселась в машину. Как только дверца захлопнулась и Сэнди помогла ей застегнуть ремень безопасности, Мэри обратилась к Оливии через опущенное боковое стекло:
   — Проследи, чтобы с Алеком ничего не случилось. Оливия кивнула. Она как раз над этим думала.
   Домой она вернулась незадолго до полудня и сразу прошла в кабинет, чтобы позвонить Алеку. Он долго не снимал трубку, и Оливия уже начала придумывать сообщение для автоответчика, когда Алек наконец ответил.
   — Алек, — сказала она, — мне очень жаль.
   Он долго молчал, а когда заговорил, то его голос прозвучал очень устало:
   — Мне трудно сейчас разговаривать, Оливия. Она закрыла глаза.
   — Я только хочу, чтобы ты помнил, что я думаю о тебе.
   Оливия повесила трубку и отправилась на кухню. Ей необходимо было поесть, потому что через час начиналось ее дежурство и перекусить ей не удастся до самого вечера. Но при мысли о еде ее едва не вырвало. Оливия налила чашку чая и как раз несла ее в гостиную, когда у крыльца остановилась машина Пола. Она поставила чашку на столик у дивана и пошла открыть ему дверь.
   Пол стоял на крыльце, бледный, с видом побитой собаки.
   — Можно войти? — спросил он.
   Оливия молча посторонилась. Пол с тяжелым вздохом опустился в плетеное кресло, Сильвия тут же вскочила к нему на колени, свернулась клубочком и громко замурлыкала. Оливия устроилась на диване в другом конце комнаты и поднесла чашку к губам. Она чувствовала странное спокойствие, немного напоминающее наркоз. Пол слабо улыбнулся.
   — Что ж, мне раскрыли на все глаза, верно?
   — Думаю, мы все многое поняли.
   — Я собрал остальные витражи и завез их в мастерскую к Нестору по пути сюда. Я дал ему понять, что он может отдать их кому захочет от моего имени. — Пол покачал головой. — Том Нестор… Я бы ни за что не догадался… Я бы никогда…
   — Святая Анна… — негромко сказала Оливия. Пол застонал.
   — Я уничтожил все пленки с записями ее интервью, я расколотил их молотком.
   — Как театрально, Пол.
   На его лице появилось обиженное выражение, но Оливия и не подумала извиняться.
   — Я сжег все ее фотографии, хотя должен признаться, что это было нелегко.
   — И ни одной не оставил себе?
   — Ни единого снимка. От нее ничего не осталось.
   — Хорошо, — констатировала Оливия. — Тебе было необходимо покончить с этим, чтобы ты мог жить дальше.
   Пол внимательно посмотрел на нее.
   — Все было так отвратительно. Я говорю о том, что произошло между нами. Я ужасно себя вел.
   Оливия промолчала. Она была с ним совершенно согласна.
   — Ты еще не передумала иметь со мной дело? — Пол вопросительно посмотрел на нее. — Ты все еще хочешь быть частью моей жизни?
   Оливия медленно покачала головой, словно прислушиваясь к своим ощущениям, и Пол тут же уставился в пол.
   — Может быть, ты так реагируешь на то, что случилось утром? — предположил он.
   Оливия поставила чашку на столик и подалась к нему.
   — Я реагирую на все то, что происходило в течение последнего года, и на то, что случилось в твоем прошлом, о котором я не имела понятия. Я реагирую на то, что ты не сумел сохранить уважение к нашему браку и к браку Анни и Алека. Даже если бы я могла простить тебя за все это, я бы никогда не смогла снова поверить тебе. Ты лгал мне все те годы, что мы были вместе.