— Я буду рада твоему обществу, — ответила Оливия. — Но сначала мы должны это уладить с твоим отцом.
   — Я ему скажу.
   — Ты его попросишь, — уточнила Оливия. — Скажи ему, что я не возражаю, Лэйси.
   Закончив работу, Оливия сразу же отправилась в коттедж Пола. Она постучала в дверь, но ей никто не ответил. Оливия забеспокоилась, повернула ручку, и дверь легко открылась. Она вошла в гостиную, закрыла за собой дверь. В доме было тихо.
   — Пол? — крикнула она, но ей никто не ответил. Без витражей гостиная казалась просторнее. У Оливии стало легче на душе, когда она увидела простые стекла, а за ними синеву океана.
   Оливия прошла в кухню, окликая Пола. Ее тревога росла. Где он мог быть? Она прошла в заднюю часть дома, где располагались спальни. Оливия не знала, в какой именно спит Пол, и боялась того, что могла там увидеть.
   Дверь в первую спальню была открыта, и, когда Оливия переступила через порог, она оказалась во власти цвета. На одном из окон по-прежнему был витраж с изображением двух тропических рыб. Двуспальная кровать была не застелена, одеяло и простыни сбились. К спинке были прислонены две подушки. В комнате пахло специями и чем-то кислым. Это было странное сочетание ароматов. Наполовину опустошенная коробка с китайской едой стояла на тумбочке рядом с пустым бокалом и бутылкой из-под «Шардонне». Грязная тарелка и вилка с остатками пищи лежали поверх коробки из-под пиццы на полу у кровати.
   Оливия встревожилась. Что-то не так. Пол всегда был таким чистюлей. Если бы не витражи, она бы никогда не догадалась, что это его спальня. Может быть, он пустил жильца?
   И тут она увидела разбросанные по кровати фотографии. На всех была Анни. Оливия взяла одну и поморщилась. Ей неприятно было смотреть на лицо, эти рыжие волосы, курносый нос, бледную веснушчатую кожу. Под фотографиями лежал портативный магнитофон. Одна пленка была внутри, еще две кассеты лежали рядом. Оливия прочитала надпись на одной из них: «Интервью с Анни Чейз О'Нил. № 1». Она покачала головой. Три кассеты и десятки снимков для обычной статьи в журнале. Оливия нажала на клавишу «пуск». Молчание, потом смех и голос Пола:
   « — Ты когда-нибудь использовала маяк в своих работах?
   — Киссриверский маяк? — уточнила Анни, и ее голос удивил Оливию. Такой низкий, с хрипотцой. — Да, использовала. Для меня это особое место. Именно там я впервые увидела Алека.
   Оливия услышала, как Пол судорожно втянул воздух.
   — Я этого не знал, — сказал он.
   — Но это так. — Снова несколько секунд тишины.
   — Господи, Анни, как же ты могла…
   — Заткнись, Пол!»
   Оливия обернулась, услышав звук открывающейся входной двери. Она тут же выключила магнитофон и осталась стоять у кровати. Она слышала, как Пол прошел через дом. Он наверняка видел ее машину, так что, когда увидит саму ее, это не станет для него полной неожиданностью.
   Спустя мгновение Пол уже стоял на пороге. Он выглядел ужасно. Зеленая футболка была смята и испачкана. Давно не мытые волосы прилипли ко лбу. Солнечный свет, проникающий сквозь витраж, придавал его лицу нездоровый желтый оттенок. И Оливия подумала о том, как выглядит она сама в этой комнате. Пол долго смотрел на нее, потом посмотрел на кровать.
   — Твоя машина стояла возле крыльца, но, когда я постучала, мне никто не ответил, — объяснила Оливия. — Секретарша в «Береговой газете» сказала, что ты болен. Поэтому я забеспокоилась, когда ты не открыл дверь.
   — Я гулял по берегу, — сказал Пол. Оливия махнула рукой в сторону кровати.
   — Я вижу, ты устроил небольшой праздник в честь Анни. Его губы дрогнули, но он ничего не ответил.
   — Ты не забыл о ней. — Оливия говорила очень тихо и устало. — Ты никогда не забудешь о ней.
   — Мне просто нужно еще немного времени.
   Оливия прошла мимо него, быстрыми шагами миновала коридор и гостиную. Остановилась она только возле своей машины.
   На большой скорости Оливия отъехала от коттеджа. Заскрипели тормоза. Но, оказавшись на шоссе, она сбавила скорость, сосредоточилась на дороге и плотном потоке машин, напомнив себе, что теперь она должна быть осторожна вдвойне.

41

   Лэйси помогала Оливии застелить постель в свободной гостевой комнате и болтала без умолку. Оливия решила, что это потому, что девочка нервничала. Она почему-то вспомнила слова старой смотрительницы маяка. Мэри Пур советовала Оливии кормить нервного мужа капустой, приправленной морской солью и лимоном.
   Накануне вечером Алек позвонил Оливии и извинился за навязчивость Лэйси.
   — Я уверен, что ты с большей радостью провела бы это время с Полом. — Он был явно огорчен поведением дочери. И Оливия, только что вернувшаяся из коттеджа мужа, едва сдерживая слезы, рассказала ему, что она там увидела.
   — Пол упивается воспоминаниями о ней, Алек. Он заказал на дом еду, чтобы не выходить из комнаты, часами рассматривать ее фотографии…
   — Оливия! — прервал ее Алек. — Позволь мне все же поговорить с ним.
   — Нет!
   — Мне кажется, ему нужна помощь.
   — Я знаю, но Пол ее не примет.
   — Как ты смотришь на то, если я будто ненароком заеду к нему под каким-нибудь предлогом?
   — Прошу тебя, Алек, не делай этого, — не на шутку испугалась Оливия.
   В конце концов Алек сдался, но не утерпел и сказал ей на прощание, что лучше бы им с Полом было помириться.
   — Ради меня, — добавил он торжественно и тихо, — если не ради вас самих.
   Лэйси подоткнула простыню под край матраса.
   — Думаю проколоть нос. — Она внимательно посмотрела на Оливию, ожидая ее реакции. Ее рыжие и черные волосы напомнили Оливии неудачный клоунский парик. — Что ты об этом скажешь?
   — Звучит отвратительно, — Оливия взяла покрывало с кресла и застелила постель. — Твой отец не будет возражать?
   — Мой отец позволит мне делать все, что я хочу, или ты еще этого не поняла?
   Постель была застелена, и Оливия подняла глаза на свою гостью.
   — Давай-ка поедем ужинать, — предложила она. — Выбери ресторан по своему вкусу.
   Лэйси предпочла ужинать в «Итальянском палаццо», семейном ресторане, где подавали только итальянские блюда. К немалому удивлению Оливии, еда оказалась очень похожей на домашнюю.
   — Это мой любимый ресторан, — объявила Лэйси, полузакрыв глаза, театрально наслаждаясь лазаньей. Неожиданно она выпрямилась и заявила: — Папа дал мне денег, чтобы я заплатила за нас обеих.
   — Мило с его стороны, но в этом нет необходимости.
   — Он сказал, что я не должна принимать твой отказ.
   — Ладно, — улыбнулась Оливия и подняла бокал с водой. — За твоего отца.
   Лэйси хихикнула и чокнулась с Оливией.
   — Завтра утром у меня урок в мастерской Тома, — сказала Оливия. — Не хочешь поехать со мной?
   — Конечно, хочу. Я еще не видела Тома после того, как остригла волосы. Он взбесится, когда меня увидит.
   — У Тома маловато оснований, чтобы критиковать чью-то прическу, тебе не кажется? — спросила Оливия.
   Лэйси рассмеялась.
   — Думаю, ты права. — Она отпила глоток колы. — У тебя какой знак?
   — Мой знак? — удивленно переспросила Оливия. — Ах, это. Водолей.
   — Здорово! — обрадовалась Лэйси.
   — Неужели?
   — Ага, я по Зодиаку Рак. Водный знак, как и твой. Ты отлично подходишь моей семье. Мама считала водные знаки самыми лучшими. Мой отец Рыбы… — «Как и Пол», — подумала Оливия. — Мама была Водолеем, как и ты. Только она была странным Водолеем, а ты… Даже не скажешь, что ты родилась под одним знаком с ней. Клай у нас, к несчастью, Скорпион. Не представляю, как такое могло случиться. Ладно, как бы там ни было, когда моя мама узнала, что она беременна, и подсчитала, что я должна родиться под водным знаком, она совершила долгий заплыв в заливе, хотя была уже почти зима и вода была очень холодной.
   Оливия улыбнулась, когда Лэйси замолчала, чтобы перевести дух и съесть еще кусочек лазаньи. Девочка болтала как заведенная.
   — Мама хотела иметь больше детей, не только нас двоих, — продолжала Лэйси. — Но она сказала, что это было бы несправедливо по отношению к окружающей среде. Она считала, что два человека должны родить двоих себе на смену, иначе людям на планете не хватит воды и пищи. Они с папой поговаривали о том, чтобы усыновить детей-инвалидов, но так и не собрались. Я та-а-ак рада. — Лэйси забавно округлила глаза. — Я совсем не такая, как мама. Я большая эгоистка. Я не хотела делить моих родителей с другими детьми. Мне достаточно Клая.
   — Ты ладишь с братом?
   — В основном я его игнорирую. Этим летом он вел себя как настоящий козел, потому что я, это, теперь хожу на те же вечеринки, что и он. А ему не нравится, что его младшая сестра крутится рядом.
   Оливия нахмурилась.
   — Ты слишком молода для того, чтобы проводить время с выпускниками школы.
   Лэйси фыркнула.
   — Выпускники школы! — Она передразнила Оливию. — Господи, Оливия, иногда ты рассуждаешь, как старуха.
   — Но ведь Клай и есть выпускник, так? И когда же заканчиваются эти вечеринки?
   — Ты о чем?
   — Ну… Я понимаю, что родители не говорили тебе о том, что ты должна возвращаться в определенное время. И все-таки, когда ты приходишь домой?
   — В час, в два.
   — Лэйси! Это немыслимо. Тебе же всего четырнадцать. Девочка покровительственно улыбнулась Оливии.
   — Сейчас лето, Оливия, и занятия в летней школе уже закончились. Мне не нужно рано вставать по утрам, и домашних заданий нет.
   — Ты возвращалась так же поздно, когда твоя мать была жива?
   Лэйси ткнула вилкой в лазанью.
   — Я… Нет. — Она поджала губы. — Мне незачем было так долго гулять. Но в любом случае она не стала бы делать из этого трагедию.
   — Что ты имеешь в виду? Что значит «незачем было так долго гулять»?
   Лэйси подняла на Оливию глаза.
   — Когда мама была жива, мне не хотелось уходить из дома. Мои родители были такими веселыми. Мои друзья только что не ночевали у нас. Им нравилось быть рядом с моими отцом и матерью. Если бы ты тогда была знакома с папой! Он все время что-нибудь придумывал, подшучивал над нами. Однажды отец поднял нас всех среди ночи, отвез в Джоки-Ридж. Мы в полной темноте вскарабкались на дюны, а потом лежали на песке и смотрели на звезды. Вот каким он был. Папа возил меня с моими друзьями в Норфолк на концерты. Никто из отцов этого бы не сделал. Он был таким клевым. — Лэйси отвернулась и посмотрела на парковку. За окном быстро темнело. — Папа так изменился. Из-за этого я и ухожу из дома. Мне не нравится быть рядом с ним. Он напоминает мне о том, каким все стало поганым. — Она посмотрела на Оливию. — Прости меня за эти слова. За «поганый».
   Оливия отодвинулась от стола.
   — Я хочу купить тебе кое-что, — сказала она.
   — Что?
   — Часы.
   — Ты шутишь? — Лэйси неуверенно улыбнулась. — Зачем они мне?
   — Человеку в твоем возрасте следовало бы их иметь.
   — Но мама… — начала Лэйси и осеклась. — А я смогу выбрать сама?
   — Да, но мой подарок с условием. Ты должна кое-что сделать, чтобы получить часы.
   Лэйси выглядела заинтригованной.
   — И что я должна сделать?
   — Ты должна каждый день звонить мне в полночь, где бы ты ни была, просто чтобы я знала, что с тобой все в порядке.
   — Что? — рассмеялась Лэйси.
   — Это и есть мое условие. — Оливия понимала, что действует вопреки воле Алека, но, вполне вероятно, именно так и следовало действовать.
   — Я же тебя разбужу!
   — Все может случиться, но я быстро засну, зная, что с тобой все в порядке.
   Лэйси внимательно смотрела на Оливию.
   — Почему тебе не все равно, в порядке я или нет? Оливия какое-то время рассматривала свою тарелку. Она едва притронулась к равиоли. Наконец она снова посмотрела на Лэйси.
   — Возможно, потому, что ты напоминаешь мне меня в таком же возрасте.
   — Что ж, — Лэйси отложила вилку и с напускной скромностью посмотрела на Оливию, — у меня тоже есть условие.
   — Какое же?
   — Я буду тебе звонить, если ты перестанешь работать в приюте для женщин в Мантео.
   Оливию тронула забота Лэйси, скрывавшаяся за этой просьбой. Она покачала головой.
   — Мне нравится там работать. Тебе незачем волноваться обо мне. Я не слишком похожа на твою мать. Я не думаю, что могла бы спасти чью-то жизнь, рискуя собственной.
   По дороге в дом Оливии они заглянули в магазин, чтобы выбрать часы. Лэйси перемерила штук семь, старательно избегая дорогих моделей, и остановила свой выбор на серебристых часах с черным браслетом, украшенным серебряными звездами.
   Они купили большую упаковку мороженого и приготовили себе по внушительной порции бананового «сплита», десерта из разрезанных пополам фруктов с орехами и мороженым сверху.
   Они отнесли тарелки со «сплитом» в гостиную и уселись на ковре. Сильвия свернулась на коленях у Лэйси и уютно урчала. Они ели мороженое, а Лэйси каждые две минуты поднимала левую руку и смотрела на свои часы.
   — Не могу поверить, что тебе четырнадцать лет и это первые твои часы, — не выдержала Оливия.
   — Если бы мою мать похоронили, она бы сейчас перевернулась в гробу.
   Оливия подцепила ложечкой кусочек банана.
   — Ее кремировали? — осторожно спросила она.
   — Да, но, разумеется, сначала забрали все органы, которые можно было забрать. Она так распорядилась. А то, что осталось… — Лэйси махнула рукой. — Клай и папа развеяли прах по ветру над океаном в Киссривер.
   Оливия вздрогнула, представив себе эту картину.
   — Я не была на панихиде, — сказала Лэйси.
   — Как так получилось, Лэйси?
   Я хотела запомнить маму такой, какой она была. — Девочка помрачнела, посмотрела на кошку. — Я не могу понять, почему плохие люди живут по сто лет, а такие хорошие, как моя мама, умирают молодыми. Она ненавидела… Как это называется, когда людей отправляют на электрический стул?
   — Высшая мера наказания.
   — Точно. Она это ненавидела, но если бы я увидела того человека, который ее убил, и у меня был бы нож, я бы разрезала его на куски. — Пальцы Лэйси сжались в кулаки, и Сильвия открыла один глаз, чтобы рассмотреть получше шарик мороженого, упавший на пол у ее мордочки. — Я бы сделала это. — Лэйси говорила решительно. — Я бы его убила и не сожалела бы об этом.
   Оливия кивнула, не сомневаясь в искренности ее слов.
   — Я все думаю о том, что мама почувствовала, когда пуля попала ей в грудь.
   — Твой отец говорил мне, что ты была с мамой, когда это случилось. Для тебя это было ужасно, я понимаю.
   Лэйси ковырнула ложечкой мороженое.
   — Мы стояли с ней рядом и раскладывали по тарелкам салат. Ворвался этот ублюдок и стал орать на женщину, стоявшую в очереди за едой. Мама никогда не умела оставаться в стороне. Она встала перед этой женщиной и сказала: «Прошу вас, сэр, спрячьте пистолет, сегодня Рождество». А он выстрелил в нее. — Лэйси поежилась словно от озноба. — Я все время вижу мамино лицо. Иногда по ночам я не вижу ничего другого. Ее глаза расширились, словно она удивилась чему-то, потом она издала странный звук, будто ахнула, и пуля вылетела со спины. На блузке было совсем мало крови. — Лэйси подняла глаза на Оливию. — Очень долго я обвиняла во всем тебя, потому что ни минуты не сомневалась, что мама выживет. Мне казалось, что ей стало хуже после того, как в дело вмешалась ты. Папа говорил, что это не так, что ты пыталась спасти ее.
   — Он прав, Лэйси, я сделала все, что могла.
   Девочка проглотила еще несколько ложек десерта, потом перевела взгляд на Оливию.
   — Тебе нравится мой отец? — прямо спросила она.
   — Очень нравится. Девочка снова опустила глаза.
   — Он стал немного… лучше, с тех пор как… вы подружились. До этого отец бродил по дому словно лунатик, ему было все равно, что на нем надето. Он не замечал, что ест, похудел, одежда на нем болталась. Папа выглядел как пугало, носил повсюду эти дурацкие фотографии маяка и при каждом удобном случае смотрел на них. Он даже спал со старой маминой футболкой.
   У Оливии сжалось сердце, когда она это услышала. Ей стало неловко из-за того, что Лэйси позволила ей заглянуть в этот потаенный, сугубо личный мир.
   Лэйси положила в рот последний кусочек банана, плававший в шоколадном сиропе, и водила ложкой во тарелке. Ее ногти по-прежнему были обкусаны до мяса, заусенцы воспалились.
   — Я видела твоего мужа на заседании комитета, — выпалила Лэйси, исподлобья глядя на Оливию. — Мне показалось, что он слегка чокнутый. Только не обижайся.
   Чокнутый? Оливия решила, что сорокалетний мужчина интеллигентного вида в очках в металлической оправе вполне мог показаться чокнутым четырнадцатилетнему подростку.
   — Я не обиделась, — ответила она.
   — Так ты считаешь, мой отец красивый?
   Оливия пожала плечами, понимая, что ступает на опасную почву.
   — Думаю, да.
   — Мама всегда называла его горячим парнем. Они, типа, это, любили друг друга. — Лэйси покрутила левым запястьем, серебристые звезды на браслете часов заиграли в свете лампы, стоящей на столике. — Ноле не терпится залезть к моему отцу в штаны. — Она не сводила глаз со своих часов.
   — Это не слишком приличное выражение, если ты хочешь сказать, что она им интересуется, тебе так не кажется?
   Лэйси ухмыльнулась.
   — Ты просто ханжа. Ну, то есть я хотела сказать, что если ты считаешь моего отца красивым, то неужели ты никогда не думала о том, каково это — оказаться с ним в постели?
   Оливия изо всех сил старалась сохранить невозмутимое выражение лица. Она слегка подалась вперед к Лэйси и заговорила очень медленно:
   — То, что я об этом думаю, то, что об этом думает твой отец, то, что об этом думает Нола, это очень личное, Лэйси. И не тебе думать об этом за нас.
   В одно мгновение глаза Лэйси наполнились слезами. к — Прости, — прошептала она, по ее щекам и шее расползлись красные пятна. Нижняя губа задрожала. Оливии было больно смотреть на это. Она отставила в сторону тарелку с растаявшим мороженым, подвинулась к Лэйси и обняла ее. Девочка крепко прижалась к ней, ее плечи сотрясались от рыданий.
   — Ничего, детка, ничего, — Оливия поцеловала ее в макушку. Она помнила, как сама много лет назад точно так же прижималась к Эллен Дэвисон, которая ни разу не спросила, почему ее тело покрыто синяками и запекшейся кровью, никогда не посоветовала ей вернуться домой. Оливия не забыла удивительную силу тонких изящных рук Эллен, ту силу, которая помогла ей понять, что она наконец может переложить свою ношу на плечи взрослого, который позаботится о ней и убережет от опасности.
   — Отец ненавидит меня, — прошептала Лэйси сквозь слезы.
   — Ну что ты, дорогая, он очень тебя любит.
   — На маминой кофточке была только капелька крови, поэтому я и сказала ему, что с ней все будет в порядке. Папа так испугался. Я никогда не видела, чтобы он чего-нибудь боялся. Я все говорила ему, чтобы он не волновался. Он поверил мне, что мама поправится. Папа винит меня за то, что я позволила ему надеяться на лучшее.
   Оливия чувствовала, как пальцы Лэйси комкают блузку на ее спине, отпускают, снова сжимают.
   — Я могла оказаться на месте мамы, — продолжала Лэйси. — Я думала так же, как она, что мне следовало заслонить собой ту женщину. Может быть, этот гад не стал бы стрелять в подростка, и тогда никто бы не пострадал. Я уверена, папе хотелось бы, чтобы застрелили меня, а не маму. После маминой смерти он так долго со мной не разговаривал. Он даже не смотрел на меня и все время называл меня Анни. — Лэйси замерла. — Ненавижу его. Он забыл о дне моего рождения. Он считает Клая таким замечательным, потому что тот умный, отлично сдал выпускные экзамены, поступил в колледж и все такое, а мне пришлось ходить в летнюю школу. Отцу хочется, чтобы я куда-нибудь уехала. Ему наплевать, если я не приду ночевать. Ему будет все равно, даже если я вообще никогда не вернусь домой.
   Оливия тоже заплакала, слезы ее капали на волосы Лэйси. Девочка должна была сказать все это Алеку, ему необходимо знать, что так пугает его дочь. Алек обязан убедить дочь в том, что она заблуждается, пообещать сделать все возможное, чтобы мир Лэйси снова стал привычным.
   Но Алека здесь не было, и, возможно, он не был готов выслушать Лэйси или справиться с ее страхами, так похожими на его собственные. Поэтому Оливия крепче прижала к себе Лэйси. Она не отпустит ее до тех пор, пока девочка не почувствует себя в безопасности.

42

   Стоило Алеку посмотреть в зеркало заднего вида, как он замечал морщины на лбу и гусиные лапки в уголках глаз. Вероятно, последние несколько лет он слишком много времени проводил на солнце. Или это дает знать о себе возраст.
   Несколькими часами раньше он оставил Клая в Даке. Алек не ожидал, что прощание с сыном вызовет у него такой всплеск эмоций. В холле общежития были другие студенты, поэтому он лишь легко обнял Клая, хотя ему отчаянно хотелось прижать его к себе и не отпускать. Да и сын не ответил на его объятие. Алек видел, как горели глаза Клая, предвкушавшего начало новой главы в своей жизни. Только один из них будет по-настоящему скучать.
   Когда Алек свернул с автострады в сторону Мантео, заморосил дождик. Проезжая мимо дома престарелых, он подумал о том, что следовало бы навестить Мэри Пур и договориться об экскурсии на маяк. Алек остановил машину перед входом. Лучше всего сделать это не откладывая.
   Выйдя из машины, он заметил маленький антикварный магазин, перед витриной которого в старинных креслах сидели фарфоровые куклы. Седая женщина заносила их внутрь, чтобы уберечь от дождя. Оливия была права. Скорее всего, именно в этом магазине Анни покупала кукол для Лэйси.
   На широкой веранде дома престарелых было пусто. Алек позвонил, и ему открыла молодая белокурая женщина.
   — Я хотел бы увидеть Мэри Пур.
   — Заходите. — Женщина отошла в сторону, пропуская его. — Миссис Пур в гостиной, как всегда, разгадывает кроссворд.
   Она провела его в просторную комнату, где несколько старух смотрели телевизор. Мэри Пур сидела в стороне от всех в удобном вольтеровском кресле под торшером и держала в руках газету.
   — Мэри! К вам пришел этот джентльмен.
   Мэри опустила газету на колени, обтянутые синей юбкой, и посмотрела на Алека. Тот поразился ясности ее синих глаз.
   — Миссис Пур, — Алек протянул ей руку, — не знаю, помните ли вы меня. Я Алек О'Нил, муж Анни.
   Женщина разглядывала его какое-то время, потом пожала протянутую руку.
   — Так вот ты какой, — сказала она. Алек сел в такое же кресло напротив.
   — Я заехал узнать, не сможете ли вы сопровождать членов комитета по защите маяка на экскурсии по дому смотрителя. Думаю, вы знаете о том, что мы составляем небольшую брошюру о Киссриверском маяке. Пол Маселли наверняка говорил вам об этом. Он уже начал работу, но. думаю, ему не помешало бы все увидеть своими глазами. А я бы сделал несколько фотографий. -Алек посмотрел на тонкую кожу на руках Мэри, сквозь которую просвечивали голубые вены. — Вы могли бы поехать с нами? Хватит ли у вас на это сил?
   — Сил у меня достаточно, — ответила Мэри. — Когда вы хотите поехать?
   — В ближайшие несколько недель. Тогда у Пола будет время, чтобы записать свои впечатления, и я успею проявить пленку, прежде чем материал отправится к издателю.
   — Ты мне позвони, когда соберешься ехать, и кто-нибудь из девушек меня привезет.
   — Это было бы замечательно. Спасибо. — Алек обернулся, посмотрел на экран телевизора и снова на лицо Мэри. — Как вы поживаете? Вам что-нибудь нужно? Я знаю, что Анни все время вам что-то приносила.
   Мэри улыбнулась. У нее были прекрасные зубы, но Алек подумал, свои ли они.
   — Она всегда что-то дарила, это верно, — кивнула Мэри. — Я скучаю по моей девочке. — Она указала на окно, и Алек, повернув голову, увидел витраж с изображением Киссриверского маяка. Луч света пробивался сквозь темно-синие ленты ночного неба. Рисунок был удивительным по своей простоте, и на мгновение Алек потерял дар речи.
   — Я никогда раньше не видел этой ее работы, — признался он. — Очень красиво.
   — Анни подарила мне этот витраж много лет назад. Когда меня перевезли сюда, я забрала его с собой.
   Алек встал, подошел поближе, загипнотизированный белизной стеклянного маяка. Он считал, что видел все работы Анни, и теперь ему казалось, что он понял нечто неожиданное о женщине, которую, как ему казалось, он так хорошо знал.
   — Значит, ты мне позвонишь? — уточнила Мэри. Ее голос вывел Алека из оцепенения.
   — Да. — Он с неохотой повернулся, чтобы уйти. — Я с вами свяжусь.
   Алек заехал к Оливии, чтобы забрать Лэйси. Он видел, как они обнялись на крыльце, и это затянувшееся объятие заставило его почувствовать себя странно лишним.
   — Спасибо, Оливия, — Лэйси подхватила свою сумку и направилась к «Бронко».
   Алек улыбнулся Оливии.
   — Я тоже тебе благодарен. От Пола есть известия? Она покачала головой.
   — Я была очень рада, что Лэйси осталась у меня.
   Алек сел за руль, машина выехала на дорогу. Лэйси нажимала на кнопки приемника, пока не нашла оглушающую какофонию.
   — Хорошо провела время? — поинтересовался Алек.
   — Угу. — Лэйси постукивала ладонями по бедрам в такт музыке, и Алек заметил на ее руке часы.
   Он коснулся запястья дочери.
   — Это что такое?
   Она подняла руку, любуясь блестящим циферблатом. — Оливия мне купила. Я должна звонить ей в полночь, если я не дома.
   — Зачем это? — нахмурился Алек.
   — Просто чтобы сказать ей, что со мной все в порядке.