Страница:
- Рады приветствовать дорогого гостя! Милости просим, дорогой господин Сантехник! Разрешите отрекомендоваться: Главный Визирь Высокочтимого Емели Али Баба.
- Откуда он тебя знает? - Шепотом спросил медведь. - Ох, как же все хреново!
- Фигня, прорвемся, - так же тихо ответил я.
- Я здесь небольшой, ничтожный слуга своего господина и, по этому покорнейше прошу меня простить, - не смотря на извиняющуюся речь, елейная ухмылка не сходила с лица главного визиря, - но я обязан беспрекословно и в точности выполнять распоряжения хозяина. А так как в приглашении упоминался только господин Сантехник и ни слова не было об его спутниках...
- Вот и хоесо! - Мигом согласился разбойник и тут же развернулся.
- При желании, силой той мизерной части власти, коей я тут обладаю, могу пристроить Ваших друзей где-нибудь в подсобных помещениях дворца...
- Ну, уж нет! - Презрительно процедил оскорбленный Серенький и тут же обратился ко мне, - Вовка, слушай...
Он осекся, поняв по моему взгляду, что все его уговоры бесполезны, осмотрелся кругом и, указав на неуместный выступ непонятного назначения недалеко от основания лестницы, пробурчал:
- Я буду там ждать.
Серенький понуро побрел вниз по ступеням навстречу ожидающему его там Соловушке, который, как только узнал, что ему не оказали чести быть включенным в список почетных гостей, тут же спустился на площадь.
А я, в компании Али Бабы и двух мавров (надеясь, что последние сопровождают меня только в качестве почетного караула, а не конвоя), направился во чрево архитектурного монстра.
* * *
Мы миновали множество залов и коридоров, описывать которые не хватит ни сил, ни желания, ни вашего терпения. Скажу одно: внутреннее убранство вполне соответствовало внешнему виду дворца. Приходилось то подниматься по лестницам различной длины и крутизны, то вновь спускаться. Так что, в итоге, я понятия не имел: ни в какой стороне строения нахожусь, ни на каком этаже.
Наконец-то, мы достигли цели. Вопреки ожиданиям, хозяин встречал мою скромную персону, не восседая на грандиозном золотом троне, увенчанный гибридом шапки Мономаха, папской тиары и короны Людовика XIV. Отнюдь. В одном из залов навстречу нашей процессии, расставив руки в приветственном жесте, неспешно выдвигался негласный владелец Города.
Вот, только на того Емелю, катающегося на печке, на того лохматого веселого паренька, которого я помнил из детского мультика, этот был ни фига не похож. Конечно, природа здоровьем его не обделила. Все, как положено: косая сажень в плечах, рослый, мускулистый. Однако, мышцы без должных нагрузок одрябли, по причине незастегнутой рубахи виднелось солидное волосатое брюшко, лицо распухшее то ли от водки, то ли от какой другой высококалорийной пищи, а, скорей всего, от того и другого, вместе взятых. Вместо импозантной короны, его голову украшал лишь короткий "ежик". Короче, весь его облик напоминал, что-то среднее между разжиревшим телохранителем и бизнесменом-переростком. Одним словом, - "браток".
Сближающиеся стороны остановились в полутора метрах друг от друга. Дыхание Емели источало аромат застарелого перегара в смеси с запахом свежеопрокинутой порции горячительного.
Минутное молчание первым нарушил хозяин:
- Ну, здорово, Сантехник.
- Господин Сантехник рад приветствовать Высокочтимого и Наимудрейшего, - так Али Баба перевел кивок, которым я ответил на реплику щукоеда.
- Отхлынь, чурбан, - осадил Наимудрейший своего главного визиря, - все свободны... Вовка, давай дрябнем по маленькой и поговорим.
Он ухватил меня за локоть и провел на балкон, где уже все было готово к приему гостя.
Мы сели на дугообразные диванчики, обрамляющие овальный стол красного дерева, уставленный множеством всевозможных напитков вкупе с огромным ассортиментом закусок.
- Наливай, что хочешь, что нравится, - разрешил хозяин, - короче, не стесняйся. Я-то всю эту заморскую бурду не уважаю. Предпочитаю нашенскую водовку.
С этими словами Емеля набухал в золотой бокал около двухсот граммов "Смирновской". Я так же не стал оригинальничать, только моя доза была раза в два поменьше.
- За знакомство!
Мы звякнули бокалами. Выпили. Закусили.
Я все еще хранил молчание, решив, что раз уж я зачем-то потребовался Высокочтимому, то пусть он и начинает разговор.
Пару минут Емеля буравил меня поросячьими глазками, потом не выдержал:
- Говорят, ты - великий Сантехник.
- Самый обыкновенный. Еще недавно учеником был.
- А, чем, собственно, вы, сантехники, занимаетесь?
Мне не хотелось развеять ореол таинственности, возникший вокруг моей профессии. Да и что прикажете рассказывать? Про подтекающие краны, гнилые прокладки, да унитазы, полные дерьма? Поэтому, я обошелся общими фразами:
- Всем понемногу. Иногда профилактикой, но в основном, когда где-нибудь что-то не так, мы приходим и исправляем положение.
- Ясненько. Давай, еще накатим по одной.
После второй, а Емеля наполнял свой бокал до краев, он решил больше не тянуть и спросил напрямик:
- Так за каким я тебе понадобился?
Гадая все это время над причиной приглашения, такого оборота я не ожидал.
- Так ведь это ж ты меня к себе зазвал, - я весьма неуверенно попытался перевести стрелку разговора.
- Ой, вот только не надо ля-ля, - Наимудрейший скорчил недовольную мину, - я узнал, что ты направляешься ко мне. А Сантехники в наших краях не каждый день появляются. Я и устроил эту люминацию. Так что, не темни. Чо надо? Чо задумал?
- Помощи мне надо. Емеля.
- Тебе, Сантехнику, помощь?! - Удивился Высокочтимый, - Ладно, чем смогу, помогу. Говори.
- Я слышал, тебе служат самые сильные колдуны и волшебники...
- Ну, - то ли мне показалось, то ли на самом деле в глазах Емели на мгновение зажегся недобрый огонек.
- Хочу с ними встретиться, - продолжил я, - может они смогут мне помочь.
Несколько секунд хозяин, уже не пряча подозрительного взгляда, смотрел на меня, что-то соображая. Затем широко улыбнулся, обнажив крепкие желтые зубы.
- Слышь, Вовка, давай о делах разговоры завтра будем вести. Есть такая поговорка, правда дословно не помню, но смысл такой: вечер - пьяный дурак, а утро, хоть и похмельное, но умное.
- Утро вечера мудреней, - догадался я, что имел в виду Наимудрейший.
- Во-во, это я и сказал. Так что, давай сегодня расслабимся, гульнем, отдохнем, а завтра решим все твои проблемы.
Такой расклад меня вполне устраивал. Тут же вспомнилась модернизированная поговорка: "На фига сегодня делать то, что можно отложить на завтра?".
- Я не против.
- Вот и ладушки! - Обрадовался Емеля. Ща устроим лихой сабантуйчик. Девки нам попляшут. Потом какую хошь выбирай, не жалко.
- Только, друзей предупредить надо...
- Уже. О друзьях не волнуйся.
Он хлопнул в ладоши. Как из-под земли, мгновенно появился Али Баба.
- Слышь, визирь, нам нужно...
- Я в курсе, - сановник даже не пытался скрыть, что подслушивал.
- Ну, тогда действуй. И Маньку пригласи.
Отбивая поклоны и пятясь, Али Баба удалился.
- Хитрый - чурка, - охарактеризовал помощника хозяин и вновь наполнил свой бокал, жестом приглашая меня присоединиться. Что я и сделал.
Зазвучала ненавязчивая музыка, а-ля "Тысяча и одна ночь", и на балконе появились "девки". Штук десять. Восточный стриптиз, решил я, но тут же понял, что не прав. Стриптиз предполагает раздевание, а танцовщицам абсолютно нечего было снимать, разве, что воздушные вуали. Они плавно перемещались в такт музыке, создавая из своих тел причудливые фигуры, рассыпались по всей площади балкона, затем вновь собирались в своеобразный хоровод.
Уже нормально захмелевший, я на некоторое время ощутил себя падишахом.
Неожиданно, словно повинуясь загодя отрепетированному сценарию, восточные красавицы выстроились в две шеренги, образовав коридор между входом на балкон и нашим столиком, замерли, будто статуи, в различных позах.
И тут же появилась она. Девушка шла как по подиуму, плавно покачивая бедрами, высоко держа голову. Да и вся ее внешность вполне соответствовала данным самых престижных моделей. Ноги - от ушей, фигура - 90-60-90, черные кудри до плеч, обрамляющие прекрасное личико с правильными европейскими чертами. Большие, цвета темного янтаря глаза. Одежды на ней было гораздо больше, чем на танцовщицах, но не настолько, чтобы полностью скрыть интимные места. Они четко просматривались сквозь полупрозрачное одеяние, напоминающее индийское сари.
Пока красавица неспешно приближалась к нам, Емеля с самодовольной ухмылкой склонился к моему уху и громким шепотом похвалился:
- Моя наилучшая и наибольшая толика.
- В смысле?
- Ну, всегда говорят - моя вторая половина, - продолжал доверительно шептать Наимудрейший, - а у меня этих половин - до хрена. Значит это не половинки вовсе, а частички. Толики. Но эта - самая большая и любимая.
- Теперь понял.
- Присаживайся, прелестница. Нет, нет, рядом с гостем. Поухаживай за ним. Сегодня особый случай. Сам господин Сантехник к нам пожаловал. (Девушка, намеревающаяся присесть возле Емели, скромно опустилась на диван рядом со мной. Ожили танцовщицы, продолжая прерванный балет) Вовкой его кличут. А теперь и ты представься знатному посетителю.
- Маня.
- Э, нет. Ты давай и фамилию. Все, как положено, - хозяин ехидно прищурился.
Девушка смущенно потупилась, на щеках появился румянец.
- Маня... Жопина. - Еле слышно выдавила она и преданно посмотрела на Емелю.
Высокочтимый заржал, как сивый мерин.
- За знакомство давайте выпьем.
Наконец-то, Наимудрейший начал потихоньку превращаться в Наипьянейшего. Как-никак пять полных бокалов только на моих глазах. Выпив шестой, он тихонько ушел в прострацию. Не вырубился, не заснул, а просто потерял связь с окружающей действительностью.
Маня потянулась за бутылкой "Мартини", но я опередил ее и наполнил для дамы хрустальный фужер.
- Спасибо, - поблагодарила она, пригубила вино, затем, все еще смущаясь, прошептала:
- На самом деле меня зовут Мэри, Мэри Поппинс. Но Емелюшка сказал, она бросила на бесчувственного бойфренда взгляд, полный любви, - что это у себя, там, я могу быть Мэри. А раз уж я живу с простым русским мужиком, то и называться должна по-русски. Он переиначил мои имя и фамилию. Так я стала Маней...
В эту секунду опять появился "чертик из табакерки" в белой чалме, хотя, на сей раз, его ни кто не звал. Али Баба, с виртуозностью заправского официанта, доставил прямо к моему носу поднос, на котором стоял небольшой бокал тонкого хрусталя. Такого тонкого и чистого, что казалось, будто янтарная жидкость висит в воздухе. Хоть и дегустатор из меня никудышный, но я сразу различил терпкий запах дорогого коньяка.
- Господин Сантехник, не побрезгуйте, отведайте этот божественный нектар. Держим только для дорогих гостей.
- И я с вами выпью, - поддержала визиря Маня, - у меня есть тост. За самого прекрасного, доброго, сильного, обаятельного, гостеприимного, умного, моего ненаглядного Емелюшку!
Произнося заздравницу, Мэри просто пожирала обожающими глазами хозяина, все еще находящегося в нирване и, по видимому, не собирающегося покидать ее в ближайшее время.
Чтобы не обидеть девушку (да и что греха таить, хотелось дрябнуть хорошего коньячку) я принял у Али Бабы бокал.
Перед тем как выпить, я подивился. Как может такая прелестная во всех отношениях девушка испытывать такую неподдельную любовь к этому хамоватому типу. Или деваху чем опоили, или правду говорят, что любовь зла, полюбишь и вонючего, рогатого козла.
Потом я выпил и отключился.
* * *
Небо посерело. Приближался рассвет. Медведь, всю ночь не смыкавший глаз, сидел на мостовой, опираясь спиной о стену аляповатого выступа фасада дворца. Для того, чтобы прогнать сон и не потерять бодрости духа он периодически, прямо из горлышка, отхлебывал пару глотков водки. Под стеной уже валялись две порожние бутылки, а содержимое третьей могло пережить только еще одно причащение. Рядом с Сереньким сладко посапывал свернувшийся калачиком Соловушка.
Возможно подействовало начавшее светлеть небо, или неудобные жесткие булыжники мостовой сыграли решающую роль, но разбойник что-то пробурчал, завозился и через минуту уже сидел рядом с другом. Соловушка вопросительно посмотрел на Серого.
- Пока ничего, - ответствовал тот и протянул Славику остатки водки.
- Еще будешь? - спросил медведь после того, как бутылка опустела.
- Нету хотся, - помотал головой Соловушка, - Сеега, сейсяс все явно есе яно. Есе солныско не встало. Я быстьенько к Гойинысю сбегаю. А то обидится, если узнает, сто я был ядом и не навестил. И пьякотиться хосется.
- Коли надо - иди.
- Только не бьясайте меня. Если сто, я с той стоены двойса.
- Ладно. Ступай к своему троглодиту огнедышащему.
Соловушка торопливо засеменил, огибая массивное строение, а медведь извлек из своей котомки очередную бутылку.
* * *
Яна проснулась с первыми лучами солнца. Решив, что если Клара еще не проспалась, то следует разбудить внучку ушатом ледяной воды, а затем серьезно поговорить с ней и не только при помощи языка, но и применяя подручные средства. С такими благими намерениями девочка-ведьма вышла в горницу и поняла, что ушат не потребуется.
Клара сидела закинув ногу на ногу (эта поза помогала хоть чуть-чуть прикрыться, так как одежда была аналогична вчерашней, только ячейки сетки чуть большего размера). Провинившаяся родственница занималась своим вторым любимым (после секса) занятием - что-то жевала. Но это было неудивительно. Удивительно было то, что Клара явно не считала себя виноватой. Об этом говорила наглая ухмылка, с которой она встретила появление экс-бабули.
На мгновение Яна даже растерялась, но лишь на мгновение, и тут же взяла себя в руки.
- Итак, мы пока не протрезвели или, того хуже, с утра пораньше похмелились? - Поинтересовалась хозяйка тихим, вкрадчивым голосом.
Еще неделю назад, заслышав такие интонации в свой адрес, Клара бы с перепугу грохнулась в обморок или, того хуже, - обделалась. А, учитывая ее вчерашние пригрешения, скорей всего, и то, и другое. Но не на сей раз. Даже ехидная улыбочка осталась на месте.
- Синдромами не страдаю и поэтому - не похмеляюсь.
- Значит, мы в полном здравии и отдаем отчет в своих действиях?
- Не знаю, как вы, а я-то точно в здравии.
Если до этого момента все происходящее было только наглостью зарвавшейся внученьки, то теперь прозвучало оскорбление. Однако Яна, стиснув зубы, погасила всклокотавший гневный огонь и решила отложить неминуемое наказание, чтобы выяснить до конца причины неординарного поведения Клары, и как далеко та может зайти. И уж потом приступить к экзекуции в строгом соответствии со степенью вины.
- Очень хорошо. И ты помнишь, где вчера была и что там натворила?
- Все я помню. Мне до склероза еще далеко, не то что некоторым. Хотя эти некоторые выглядят так, будто только вчера с горшка слезли.
Яна не стала реагировать на очередное оскорбление.
- Ты хоть понимаешь, как вчера опозорилась?
- А нефиг за мной подглядывать!
- Может это и нехороший поступок с моей стороны. Но ты весьма неблагонадежна. И не делаешь никаких выводов из произошедшего. Опять вырядилась так, что все телеса наружу. Куда собралась?
- Не твое дело! (Яне даже стало интересно, насколько у нее хватит терпения выносить дерзости внучки) И, вообще, с этого момента я сама себе хозяйка. Ты мне боле не указ! Куда хочу, туда пойду!
- Это мы еще посмотрим...
- Фигушки! - Клара показала дулю. - Ты теперь ни хрена не посмотришь! Взбунтовавшаяся родственница демонстративно откусила последний кусок от яблока (до этого хозяйка не обращала внимания, что именно жует вечно голодная распутница) и положила огрызок на стол. - Отшпионилась, бабуля!
Жуткая догадка мгновенно пришла в голову. Яна взглянула на волшебную тарелочку и обомлела: она была пуста.
- Так ты, тварюга, осмелилась сожрать волшебное яблоко?!!
- А это у нас семейное, яблоки всяки-разны трескать. И в кого я такая уродилась?
- Так, шуточки кончились. Ты представляешь, что натворила?..
* * *
Соловушка застал трехглавого приятеля именно там, где и ожидал. Горыныч лежал у задней стены дворца. Змей нес вахту по всем правилам устава караульной службы: левая голова дрыхла, средняя бодрствовала, а правая, вытянув длинную шею, зорко осматривала окрестности. Появление разбойника внесло сумбур в осточертевшую службу. Две головы уперлись подбородками в мостовую перед улыбающимся Соловушкой. Через мгновение к ним присоединилась и третья, разбуженная шевелением сиамских братанов.
- Здорово, Соловей, - пыхнула дымом правая.
- Рад видеть тебя, Соловушка, - ощерилась ужасной улыбкой средняя.
- Пьивет, язбойник! - Хитро подмигнула левая.
Однако, Соловушка так рад встрече, что даже не догадался обидеться на передразнивающую голову.
- Здьявствуй, Гойинысь!
- Что новенького?
- Каким ветром в наши края, Соловушка?
- Чо приперся?
Головы задавали вопросы в той же последовательности, что и здоровались.
- Тут столько всего было, столько пьяизосло! И, вообсе, я тепей ни какой не Соловуска, - разбойник сделал шаг назад и принял самую напыщенную позу, на которую только был способен. - Позвольте отьекомендоваться, тепей мое имя - Вясеслав!..
После нескольких секунд раздумий Соловей снизошел до высочайшего соизволения:
- Ну, тебе, Гойинысь, как дьюгу, мозно называть меня Славиком... Но только, когда мы одни.
- Дела-а-а! - Протянула средняя голова.
- Во, блин, - удивилась правая.
А левая молча закатила глаза в притворном испуге.
- Слысь, Гойинысь, пьякати, а! Давненько мы с тобой не летали.
- Нельзя, Соловушка, то бишь, Вясеслав...
- Не Вясеслав, а Вясеслав! - Обиделся разбойник.
- Ах, да... Прости. Давай я пока буду тебя по старому называть. А потом кто-нибудь правильно произнесет твое имя, и я запомню. - Рассудила средняя голова, которая, как и все центристы, не бросалась в крайности и не очень-то приветствовала радикальные нововведения.
- Так полетели на плосядь, там Сеенький. Вейнее Сеега. Он пьявильно-пьявильно пьяизнесет.
- Говорю же, нельзя. Боевое дежурство.
- А посему? Война, сто ль?
- Нет, не война. Но дело особой секретности и, можно сказать, государственной важности. Ты не волнуйся, дежурство закончится, слетаем к медведю, он тебя правильно назовет...
- А я и сейчас назову, - перебила брата левая голова, - Вящечлав, правильно?
Разбойник от возмущения выпучил глаза и потерял дар речи. Такого святотатства он ни как не ожидал.
А развеселившаяся левая голова, продолжила экспериментировать:
- Вячечлав? Вясечлав? Вяцечлав? Может, Члавик? Щлавик? Шлавик? Вяцечлав?
- Замолси, дуяк!!! - Взвизгнул оскорбленный Соловушка.
- Молсю, молщу, молцу, - продолжала изгаляться ехидная голова.
- Ты и правда, того, хорош. - Заступилась за приятеля средняя. - Не обижайся, Соловушка. От скуки все это. Расскажи, с чего это такие перемены?
Разбойник подозрительно взглянул на левого охальника, но желание похвастаться взяло верх.
- Я ясказу. Только это огьемный секьет.
- Могила! - хором заверили головы.
- У меня появился новый дьюг!
- Охрененная тайна, - не сдержалась левая голова, однако две оставшиеся грозно прицыкнули на нее, и Соловушка продолжил:
- Зовут его - Вовка. Появился неизвестно откуда. Я его в лесу встретил. Хотел огьябить. Но он такой, у-у-у.
- Навалял тебе что ли? - На этот раз не смогла смолчать правая.
- Да, нет! Ты сто! Он хоесий. Это именно Вовка назвал меня, - разбойник покосился на левую голову приятеля, на что та демонстративно прикусила язык тридцатисантиметровыми клыками. - Вясеславом.
- Не велика заслуга. И это все?
- А вот и нет! Всея меня Илюса Муемес поймал. Пьянисий! Излупсовать хотел, а Вовка меня спас.
- Правда?! - При упоминании о богатыре, головы, как по команде, нахмурились. - Неужто твой новый друг одолел Муромца?
- А он его тьегать не стал. Я зе говою - Вовка добьйий. Поговойил и все. Илюса сам меня на землю поставил и обесял никогда не тьегать. А потом есе Вовку уговаривал, стобы тот его отпустил.
В шести глазах Змея поселилось уважение.
- Это дело. А то, подумаешь, имя новое придумал...
- Не сказы! Вот, тебя как зовут?
Уважение в газах сменилось удивлением.
- Соловушка, ты на днях головой ни обо что не бился? Или Илюха все-таки разочек успел звездануть?
- Нет. Ты отвесяй, как зовут!
- Горыныч! Змей Горыныч. - Ответствовали в недоумении головы.
- А тебя, как? Тебя? И тебя? - Соловушка поочередно обратился персонально к каждой голове.
- Гм... Кхм... Дык я, вроде, как один...
- Знасит, Гойинысь на меня дьязнится, - толстячок показал пальцем на левую голову, - и Гойинысь за меня заступается, - указующий перст остановился на средней голове, - и Гойинысю по хьену, сто меня обизают, теперь палец был направлен на правую голову.
Такая постановка вопроса смутила Змея. По-видимому, он (они?) раньше никогда не задумывался над этой стороной своего существования. В ответ на тираду друга головы лишь разродились невнятными междометиями.
Переполненный чувством собственного превосходства, Соловушка важно напыжился.
- Вот, то-то зе! А Вовка в момент мозет имена пьидумать.
- Дык я... мы - один. Раньше и думали одинаково и говорили хором. От скуки это все...
- Ну, если не хосес, неволить не буду...
- А, может, у него имена кончились? - Головы, как в былые времена говорили хором.
- Да ты сто? Вовка узе дал новые имена мне, Яге, Кларе, Сеенькому.
- А где он сейчас?
Соловушка с видом опытного заговорщика приложил указательный палец к губам, призывая хранить в тайне то, что намеревался поведать.
- Вовка сейсяс у Емели по осень вазному делу. Вас хозяин сам его пьигласил. А нас с Сееньким не пустили. Так сто полетели к главному входу, вместе доздемся, - Соловушка не терял надежды прокатиться на приятеле.
- Не могу, служба.
- Я тебе все свои секьеты вылозил, а ты...
- Да никакой страшной тайны на самом деле нет. Сегодня казнь будет. Привычное дело. Вот только казнить будут какого-то страшного колдуна. Ну, меня и снарядили, на всякий случай, - Горыныч раздвинул головы и кончиком хвоста указал на множество тюков, сундуков и мешков, укрепленных на его пилообразной спине.
- А сто у тебя там?
- Алмазы, жемчуг, золото, короче, дребедень всякая.
Глаза разбойника запылали азартным огнем.
- Если бы у тебя была только одна голова, - Соловушка ткнул пальцем в конкретную, левую, - я бы тебя тосьно огьябил бы. Но ты мне дьюг. И по этому не буду. А засем на тебя все это нагьюзили?
- Наш Высокочтимый перетрухнул. Вдруг с этой казнью что-то не так пойдет. Вот я тут и дежурю, на случай экстренной эвакуации, - заметив недоуменный взгляд Соловушки, Горыныч растолковал более доходчиво, - если Емеле придется срочно делать ноги, он сиганет на меня, и мы смоемся из Города.
- Неузели, этот колдун такой стьясный и сильный, сто дазе Емеля его боится? А как зе Хоттабысь?
Хоттабыча нет в Городе. А насчет колдуна, фиг его знает, я в этом не соображаю...
- Хоть Емеля и плохой, но колдуны есе хузе. Где будет казнь?
- Как всегда, на площади. Ну, как мы договоримся? Предлагаю так: если твой новый друг выйдет из дворца раньше, чем я освобожусь, уговори его прийти сюда. А коли меня вперед разгрузят - вместе дождемся. Я вас всех покатаю... Даже медведя.
- Хоесо! Договойились.
- В любом случае, полетать на мне сможешь только после того, как снесут башку этому Сантехнику.
- Ага... Сто?!!! Сто ты сказал? Повтойи!
- Покатаешься только после казни, - удивился Горыныч бурной реакции приятеля.
- Нет! Сто ты сказал пье Сантехника?!
- А я разве не говорил? Сантехник - это тот самый колдун.
Соловушка плюхнулся на задницу, подняв небольшое облачко пыли. На некоторое время всем телом разбойника овладел паралич. Разбойник только часто-часто моргал и мычал что-то нечленораздельное.
Через пару минут Соловей все-таки пришел в себя.
- Так это он - Вовка!
- Что?
- Мой дьюг, Вовка - Великий Сантехник.
- Во, блин!
- Надо сто-то делать. Сьесьно! Побегу к Сеенькому!
- Слышь, Соловушка! Если у тебя еще объявится дружок, который имена раздает, то ты его сначала ко мне веди, а уж потом к Наимудрейшему, высказал Горыныч свои пожелания вслед улепетывающему разбойнику.
* * *
- Ой, ой, ой! Обидели бабулю, заткнули замочную скважину, в которую та так любила подглядывать. Не поделишься, чем занимались, твои шаловливые ручонки, когда тарелочка показывала интересные картинки?
Угроза Яны явно не подействовала, и Клара продолжала дерзить. Но девочка-ведьма, сама удивляясь собственному терпению, пока радикальных мер не принимала.
- Кстати, насчет ручонок. Кое у кого они скоро превратятся в лапки. И, скорей всего, в перепончатые.
Во второй раз за утро, Клара в открытую сделала то, чего раньше опасалась делать даже незаметно, в спину - показала кукиш.
- Я тебя больше не боюсь. Меня теперь не заколдуешь!
- Понимаю, перспектива пообщаться со жмуриками наделила тебя магической силой.
Клара недовольно сморщилась, напоминание не вызвало приятных ассоциаций, скорей, наоборот.
- А, вот, и не угадала, бабуля. Вчера один знакомый чародей, очень хороший знакомый, подарил мне оберег, защищающий от любого колдовства.
Легкое движение. И ложбинка на груди расширилась, являя для обзора амулет, висящий на тонкой цепочке. Яна с омерзением сплюнула. Было от чего: оберег представлял собой миниатюрную золотую скульптурку, изображающую мужское начало во всей красе. Вернее, не начало, а совсем наоборот.
- Откуда он тебя знает? - Шепотом спросил медведь. - Ох, как же все хреново!
- Фигня, прорвемся, - так же тихо ответил я.
- Я здесь небольшой, ничтожный слуга своего господина и, по этому покорнейше прошу меня простить, - не смотря на извиняющуюся речь, елейная ухмылка не сходила с лица главного визиря, - но я обязан беспрекословно и в точности выполнять распоряжения хозяина. А так как в приглашении упоминался только господин Сантехник и ни слова не было об его спутниках...
- Вот и хоесо! - Мигом согласился разбойник и тут же развернулся.
- При желании, силой той мизерной части власти, коей я тут обладаю, могу пристроить Ваших друзей где-нибудь в подсобных помещениях дворца...
- Ну, уж нет! - Презрительно процедил оскорбленный Серенький и тут же обратился ко мне, - Вовка, слушай...
Он осекся, поняв по моему взгляду, что все его уговоры бесполезны, осмотрелся кругом и, указав на неуместный выступ непонятного назначения недалеко от основания лестницы, пробурчал:
- Я буду там ждать.
Серенький понуро побрел вниз по ступеням навстречу ожидающему его там Соловушке, который, как только узнал, что ему не оказали чести быть включенным в список почетных гостей, тут же спустился на площадь.
А я, в компании Али Бабы и двух мавров (надеясь, что последние сопровождают меня только в качестве почетного караула, а не конвоя), направился во чрево архитектурного монстра.
* * *
Мы миновали множество залов и коридоров, описывать которые не хватит ни сил, ни желания, ни вашего терпения. Скажу одно: внутреннее убранство вполне соответствовало внешнему виду дворца. Приходилось то подниматься по лестницам различной длины и крутизны, то вновь спускаться. Так что, в итоге, я понятия не имел: ни в какой стороне строения нахожусь, ни на каком этаже.
Наконец-то, мы достигли цели. Вопреки ожиданиям, хозяин встречал мою скромную персону, не восседая на грандиозном золотом троне, увенчанный гибридом шапки Мономаха, папской тиары и короны Людовика XIV. Отнюдь. В одном из залов навстречу нашей процессии, расставив руки в приветственном жесте, неспешно выдвигался негласный владелец Города.
Вот, только на того Емелю, катающегося на печке, на того лохматого веселого паренька, которого я помнил из детского мультика, этот был ни фига не похож. Конечно, природа здоровьем его не обделила. Все, как положено: косая сажень в плечах, рослый, мускулистый. Однако, мышцы без должных нагрузок одрябли, по причине незастегнутой рубахи виднелось солидное волосатое брюшко, лицо распухшее то ли от водки, то ли от какой другой высококалорийной пищи, а, скорей всего, от того и другого, вместе взятых. Вместо импозантной короны, его голову украшал лишь короткий "ежик". Короче, весь его облик напоминал, что-то среднее между разжиревшим телохранителем и бизнесменом-переростком. Одним словом, - "браток".
Сближающиеся стороны остановились в полутора метрах друг от друга. Дыхание Емели источало аромат застарелого перегара в смеси с запахом свежеопрокинутой порции горячительного.
Минутное молчание первым нарушил хозяин:
- Ну, здорово, Сантехник.
- Господин Сантехник рад приветствовать Высокочтимого и Наимудрейшего, - так Али Баба перевел кивок, которым я ответил на реплику щукоеда.
- Отхлынь, чурбан, - осадил Наимудрейший своего главного визиря, - все свободны... Вовка, давай дрябнем по маленькой и поговорим.
Он ухватил меня за локоть и провел на балкон, где уже все было готово к приему гостя.
Мы сели на дугообразные диванчики, обрамляющие овальный стол красного дерева, уставленный множеством всевозможных напитков вкупе с огромным ассортиментом закусок.
- Наливай, что хочешь, что нравится, - разрешил хозяин, - короче, не стесняйся. Я-то всю эту заморскую бурду не уважаю. Предпочитаю нашенскую водовку.
С этими словами Емеля набухал в золотой бокал около двухсот граммов "Смирновской". Я так же не стал оригинальничать, только моя доза была раза в два поменьше.
- За знакомство!
Мы звякнули бокалами. Выпили. Закусили.
Я все еще хранил молчание, решив, что раз уж я зачем-то потребовался Высокочтимому, то пусть он и начинает разговор.
Пару минут Емеля буравил меня поросячьими глазками, потом не выдержал:
- Говорят, ты - великий Сантехник.
- Самый обыкновенный. Еще недавно учеником был.
- А, чем, собственно, вы, сантехники, занимаетесь?
Мне не хотелось развеять ореол таинственности, возникший вокруг моей профессии. Да и что прикажете рассказывать? Про подтекающие краны, гнилые прокладки, да унитазы, полные дерьма? Поэтому, я обошелся общими фразами:
- Всем понемногу. Иногда профилактикой, но в основном, когда где-нибудь что-то не так, мы приходим и исправляем положение.
- Ясненько. Давай, еще накатим по одной.
После второй, а Емеля наполнял свой бокал до краев, он решил больше не тянуть и спросил напрямик:
- Так за каким я тебе понадобился?
Гадая все это время над причиной приглашения, такого оборота я не ожидал.
- Так ведь это ж ты меня к себе зазвал, - я весьма неуверенно попытался перевести стрелку разговора.
- Ой, вот только не надо ля-ля, - Наимудрейший скорчил недовольную мину, - я узнал, что ты направляешься ко мне. А Сантехники в наших краях не каждый день появляются. Я и устроил эту люминацию. Так что, не темни. Чо надо? Чо задумал?
- Помощи мне надо. Емеля.
- Тебе, Сантехнику, помощь?! - Удивился Высокочтимый, - Ладно, чем смогу, помогу. Говори.
- Я слышал, тебе служат самые сильные колдуны и волшебники...
- Ну, - то ли мне показалось, то ли на самом деле в глазах Емели на мгновение зажегся недобрый огонек.
- Хочу с ними встретиться, - продолжил я, - может они смогут мне помочь.
Несколько секунд хозяин, уже не пряча подозрительного взгляда, смотрел на меня, что-то соображая. Затем широко улыбнулся, обнажив крепкие желтые зубы.
- Слышь, Вовка, давай о делах разговоры завтра будем вести. Есть такая поговорка, правда дословно не помню, но смысл такой: вечер - пьяный дурак, а утро, хоть и похмельное, но умное.
- Утро вечера мудреней, - догадался я, что имел в виду Наимудрейший.
- Во-во, это я и сказал. Так что, давай сегодня расслабимся, гульнем, отдохнем, а завтра решим все твои проблемы.
Такой расклад меня вполне устраивал. Тут же вспомнилась модернизированная поговорка: "На фига сегодня делать то, что можно отложить на завтра?".
- Я не против.
- Вот и ладушки! - Обрадовался Емеля. Ща устроим лихой сабантуйчик. Девки нам попляшут. Потом какую хошь выбирай, не жалко.
- Только, друзей предупредить надо...
- Уже. О друзьях не волнуйся.
Он хлопнул в ладоши. Как из-под земли, мгновенно появился Али Баба.
- Слышь, визирь, нам нужно...
- Я в курсе, - сановник даже не пытался скрыть, что подслушивал.
- Ну, тогда действуй. И Маньку пригласи.
Отбивая поклоны и пятясь, Али Баба удалился.
- Хитрый - чурка, - охарактеризовал помощника хозяин и вновь наполнил свой бокал, жестом приглашая меня присоединиться. Что я и сделал.
Зазвучала ненавязчивая музыка, а-ля "Тысяча и одна ночь", и на балконе появились "девки". Штук десять. Восточный стриптиз, решил я, но тут же понял, что не прав. Стриптиз предполагает раздевание, а танцовщицам абсолютно нечего было снимать, разве, что воздушные вуали. Они плавно перемещались в такт музыке, создавая из своих тел причудливые фигуры, рассыпались по всей площади балкона, затем вновь собирались в своеобразный хоровод.
Уже нормально захмелевший, я на некоторое время ощутил себя падишахом.
Неожиданно, словно повинуясь загодя отрепетированному сценарию, восточные красавицы выстроились в две шеренги, образовав коридор между входом на балкон и нашим столиком, замерли, будто статуи, в различных позах.
И тут же появилась она. Девушка шла как по подиуму, плавно покачивая бедрами, высоко держа голову. Да и вся ее внешность вполне соответствовала данным самых престижных моделей. Ноги - от ушей, фигура - 90-60-90, черные кудри до плеч, обрамляющие прекрасное личико с правильными европейскими чертами. Большие, цвета темного янтаря глаза. Одежды на ней было гораздо больше, чем на танцовщицах, но не настолько, чтобы полностью скрыть интимные места. Они четко просматривались сквозь полупрозрачное одеяние, напоминающее индийское сари.
Пока красавица неспешно приближалась к нам, Емеля с самодовольной ухмылкой склонился к моему уху и громким шепотом похвалился:
- Моя наилучшая и наибольшая толика.
- В смысле?
- Ну, всегда говорят - моя вторая половина, - продолжал доверительно шептать Наимудрейший, - а у меня этих половин - до хрена. Значит это не половинки вовсе, а частички. Толики. Но эта - самая большая и любимая.
- Теперь понял.
- Присаживайся, прелестница. Нет, нет, рядом с гостем. Поухаживай за ним. Сегодня особый случай. Сам господин Сантехник к нам пожаловал. (Девушка, намеревающаяся присесть возле Емели, скромно опустилась на диван рядом со мной. Ожили танцовщицы, продолжая прерванный балет) Вовкой его кличут. А теперь и ты представься знатному посетителю.
- Маня.
- Э, нет. Ты давай и фамилию. Все, как положено, - хозяин ехидно прищурился.
Девушка смущенно потупилась, на щеках появился румянец.
- Маня... Жопина. - Еле слышно выдавила она и преданно посмотрела на Емелю.
Высокочтимый заржал, как сивый мерин.
- За знакомство давайте выпьем.
Наконец-то, Наимудрейший начал потихоньку превращаться в Наипьянейшего. Как-никак пять полных бокалов только на моих глазах. Выпив шестой, он тихонько ушел в прострацию. Не вырубился, не заснул, а просто потерял связь с окружающей действительностью.
Маня потянулась за бутылкой "Мартини", но я опередил ее и наполнил для дамы хрустальный фужер.
- Спасибо, - поблагодарила она, пригубила вино, затем, все еще смущаясь, прошептала:
- На самом деле меня зовут Мэри, Мэри Поппинс. Но Емелюшка сказал, она бросила на бесчувственного бойфренда взгляд, полный любви, - что это у себя, там, я могу быть Мэри. А раз уж я живу с простым русским мужиком, то и называться должна по-русски. Он переиначил мои имя и фамилию. Так я стала Маней...
В эту секунду опять появился "чертик из табакерки" в белой чалме, хотя, на сей раз, его ни кто не звал. Али Баба, с виртуозностью заправского официанта, доставил прямо к моему носу поднос, на котором стоял небольшой бокал тонкого хрусталя. Такого тонкого и чистого, что казалось, будто янтарная жидкость висит в воздухе. Хоть и дегустатор из меня никудышный, но я сразу различил терпкий запах дорогого коньяка.
- Господин Сантехник, не побрезгуйте, отведайте этот божественный нектар. Держим только для дорогих гостей.
- И я с вами выпью, - поддержала визиря Маня, - у меня есть тост. За самого прекрасного, доброго, сильного, обаятельного, гостеприимного, умного, моего ненаглядного Емелюшку!
Произнося заздравницу, Мэри просто пожирала обожающими глазами хозяина, все еще находящегося в нирване и, по видимому, не собирающегося покидать ее в ближайшее время.
Чтобы не обидеть девушку (да и что греха таить, хотелось дрябнуть хорошего коньячку) я принял у Али Бабы бокал.
Перед тем как выпить, я подивился. Как может такая прелестная во всех отношениях девушка испытывать такую неподдельную любовь к этому хамоватому типу. Или деваху чем опоили, или правду говорят, что любовь зла, полюбишь и вонючего, рогатого козла.
Потом я выпил и отключился.
* * *
Небо посерело. Приближался рассвет. Медведь, всю ночь не смыкавший глаз, сидел на мостовой, опираясь спиной о стену аляповатого выступа фасада дворца. Для того, чтобы прогнать сон и не потерять бодрости духа он периодически, прямо из горлышка, отхлебывал пару глотков водки. Под стеной уже валялись две порожние бутылки, а содержимое третьей могло пережить только еще одно причащение. Рядом с Сереньким сладко посапывал свернувшийся калачиком Соловушка.
Возможно подействовало начавшее светлеть небо, или неудобные жесткие булыжники мостовой сыграли решающую роль, но разбойник что-то пробурчал, завозился и через минуту уже сидел рядом с другом. Соловушка вопросительно посмотрел на Серого.
- Пока ничего, - ответствовал тот и протянул Славику остатки водки.
- Еще будешь? - спросил медведь после того, как бутылка опустела.
- Нету хотся, - помотал головой Соловушка, - Сеега, сейсяс все явно есе яно. Есе солныско не встало. Я быстьенько к Гойинысю сбегаю. А то обидится, если узнает, сто я был ядом и не навестил. И пьякотиться хосется.
- Коли надо - иди.
- Только не бьясайте меня. Если сто, я с той стоены двойса.
- Ладно. Ступай к своему троглодиту огнедышащему.
Соловушка торопливо засеменил, огибая массивное строение, а медведь извлек из своей котомки очередную бутылку.
* * *
Яна проснулась с первыми лучами солнца. Решив, что если Клара еще не проспалась, то следует разбудить внучку ушатом ледяной воды, а затем серьезно поговорить с ней и не только при помощи языка, но и применяя подручные средства. С такими благими намерениями девочка-ведьма вышла в горницу и поняла, что ушат не потребуется.
Клара сидела закинув ногу на ногу (эта поза помогала хоть чуть-чуть прикрыться, так как одежда была аналогична вчерашней, только ячейки сетки чуть большего размера). Провинившаяся родственница занималась своим вторым любимым (после секса) занятием - что-то жевала. Но это было неудивительно. Удивительно было то, что Клара явно не считала себя виноватой. Об этом говорила наглая ухмылка, с которой она встретила появление экс-бабули.
На мгновение Яна даже растерялась, но лишь на мгновение, и тут же взяла себя в руки.
- Итак, мы пока не протрезвели или, того хуже, с утра пораньше похмелились? - Поинтересовалась хозяйка тихим, вкрадчивым голосом.
Еще неделю назад, заслышав такие интонации в свой адрес, Клара бы с перепугу грохнулась в обморок или, того хуже, - обделалась. А, учитывая ее вчерашние пригрешения, скорей всего, и то, и другое. Но не на сей раз. Даже ехидная улыбочка осталась на месте.
- Синдромами не страдаю и поэтому - не похмеляюсь.
- Значит, мы в полном здравии и отдаем отчет в своих действиях?
- Не знаю, как вы, а я-то точно в здравии.
Если до этого момента все происходящее было только наглостью зарвавшейся внученьки, то теперь прозвучало оскорбление. Однако Яна, стиснув зубы, погасила всклокотавший гневный огонь и решила отложить неминуемое наказание, чтобы выяснить до конца причины неординарного поведения Клары, и как далеко та может зайти. И уж потом приступить к экзекуции в строгом соответствии со степенью вины.
- Очень хорошо. И ты помнишь, где вчера была и что там натворила?
- Все я помню. Мне до склероза еще далеко, не то что некоторым. Хотя эти некоторые выглядят так, будто только вчера с горшка слезли.
Яна не стала реагировать на очередное оскорбление.
- Ты хоть понимаешь, как вчера опозорилась?
- А нефиг за мной подглядывать!
- Может это и нехороший поступок с моей стороны. Но ты весьма неблагонадежна. И не делаешь никаких выводов из произошедшего. Опять вырядилась так, что все телеса наружу. Куда собралась?
- Не твое дело! (Яне даже стало интересно, насколько у нее хватит терпения выносить дерзости внучки) И, вообще, с этого момента я сама себе хозяйка. Ты мне боле не указ! Куда хочу, туда пойду!
- Это мы еще посмотрим...
- Фигушки! - Клара показала дулю. - Ты теперь ни хрена не посмотришь! Взбунтовавшаяся родственница демонстративно откусила последний кусок от яблока (до этого хозяйка не обращала внимания, что именно жует вечно голодная распутница) и положила огрызок на стол. - Отшпионилась, бабуля!
Жуткая догадка мгновенно пришла в голову. Яна взглянула на волшебную тарелочку и обомлела: она была пуста.
- Так ты, тварюга, осмелилась сожрать волшебное яблоко?!!
- А это у нас семейное, яблоки всяки-разны трескать. И в кого я такая уродилась?
- Так, шуточки кончились. Ты представляешь, что натворила?..
* * *
Соловушка застал трехглавого приятеля именно там, где и ожидал. Горыныч лежал у задней стены дворца. Змей нес вахту по всем правилам устава караульной службы: левая голова дрыхла, средняя бодрствовала, а правая, вытянув длинную шею, зорко осматривала окрестности. Появление разбойника внесло сумбур в осточертевшую службу. Две головы уперлись подбородками в мостовую перед улыбающимся Соловушкой. Через мгновение к ним присоединилась и третья, разбуженная шевелением сиамских братанов.
- Здорово, Соловей, - пыхнула дымом правая.
- Рад видеть тебя, Соловушка, - ощерилась ужасной улыбкой средняя.
- Пьивет, язбойник! - Хитро подмигнула левая.
Однако, Соловушка так рад встрече, что даже не догадался обидеться на передразнивающую голову.
- Здьявствуй, Гойинысь!
- Что новенького?
- Каким ветром в наши края, Соловушка?
- Чо приперся?
Головы задавали вопросы в той же последовательности, что и здоровались.
- Тут столько всего было, столько пьяизосло! И, вообсе, я тепей ни какой не Соловуска, - разбойник сделал шаг назад и принял самую напыщенную позу, на которую только был способен. - Позвольте отьекомендоваться, тепей мое имя - Вясеслав!..
После нескольких секунд раздумий Соловей снизошел до высочайшего соизволения:
- Ну, тебе, Гойинысь, как дьюгу, мозно называть меня Славиком... Но только, когда мы одни.
- Дела-а-а! - Протянула средняя голова.
- Во, блин, - удивилась правая.
А левая молча закатила глаза в притворном испуге.
- Слысь, Гойинысь, пьякати, а! Давненько мы с тобой не летали.
- Нельзя, Соловушка, то бишь, Вясеслав...
- Не Вясеслав, а Вясеслав! - Обиделся разбойник.
- Ах, да... Прости. Давай я пока буду тебя по старому называть. А потом кто-нибудь правильно произнесет твое имя, и я запомню. - Рассудила средняя голова, которая, как и все центристы, не бросалась в крайности и не очень-то приветствовала радикальные нововведения.
- Так полетели на плосядь, там Сеенький. Вейнее Сеега. Он пьявильно-пьявильно пьяизнесет.
- Говорю же, нельзя. Боевое дежурство.
- А посему? Война, сто ль?
- Нет, не война. Но дело особой секретности и, можно сказать, государственной важности. Ты не волнуйся, дежурство закончится, слетаем к медведю, он тебя правильно назовет...
- А я и сейчас назову, - перебила брата левая голова, - Вящечлав, правильно?
Разбойник от возмущения выпучил глаза и потерял дар речи. Такого святотатства он ни как не ожидал.
А развеселившаяся левая голова, продолжила экспериментировать:
- Вячечлав? Вясечлав? Вяцечлав? Может, Члавик? Щлавик? Шлавик? Вяцечлав?
- Замолси, дуяк!!! - Взвизгнул оскорбленный Соловушка.
- Молсю, молщу, молцу, - продолжала изгаляться ехидная голова.
- Ты и правда, того, хорош. - Заступилась за приятеля средняя. - Не обижайся, Соловушка. От скуки все это. Расскажи, с чего это такие перемены?
Разбойник подозрительно взглянул на левого охальника, но желание похвастаться взяло верх.
- Я ясказу. Только это огьемный секьет.
- Могила! - хором заверили головы.
- У меня появился новый дьюг!
- Охрененная тайна, - не сдержалась левая голова, однако две оставшиеся грозно прицыкнули на нее, и Соловушка продолжил:
- Зовут его - Вовка. Появился неизвестно откуда. Я его в лесу встретил. Хотел огьябить. Но он такой, у-у-у.
- Навалял тебе что ли? - На этот раз не смогла смолчать правая.
- Да, нет! Ты сто! Он хоесий. Это именно Вовка назвал меня, - разбойник покосился на левую голову приятеля, на что та демонстративно прикусила язык тридцатисантиметровыми клыками. - Вясеславом.
- Не велика заслуга. И это все?
- А вот и нет! Всея меня Илюса Муемес поймал. Пьянисий! Излупсовать хотел, а Вовка меня спас.
- Правда?! - При упоминании о богатыре, головы, как по команде, нахмурились. - Неужто твой новый друг одолел Муромца?
- А он его тьегать не стал. Я зе говою - Вовка добьйий. Поговойил и все. Илюса сам меня на землю поставил и обесял никогда не тьегать. А потом есе Вовку уговаривал, стобы тот его отпустил.
В шести глазах Змея поселилось уважение.
- Это дело. А то, подумаешь, имя новое придумал...
- Не сказы! Вот, тебя как зовут?
Уважение в газах сменилось удивлением.
- Соловушка, ты на днях головой ни обо что не бился? Или Илюха все-таки разочек успел звездануть?
- Нет. Ты отвесяй, как зовут!
- Горыныч! Змей Горыныч. - Ответствовали в недоумении головы.
- А тебя, как? Тебя? И тебя? - Соловушка поочередно обратился персонально к каждой голове.
- Гм... Кхм... Дык я, вроде, как один...
- Знасит, Гойинысь на меня дьязнится, - толстячок показал пальцем на левую голову, - и Гойинысь за меня заступается, - указующий перст остановился на средней голове, - и Гойинысю по хьену, сто меня обизают, теперь палец был направлен на правую голову.
Такая постановка вопроса смутила Змея. По-видимому, он (они?) раньше никогда не задумывался над этой стороной своего существования. В ответ на тираду друга головы лишь разродились невнятными междометиями.
Переполненный чувством собственного превосходства, Соловушка важно напыжился.
- Вот, то-то зе! А Вовка в момент мозет имена пьидумать.
- Дык я... мы - один. Раньше и думали одинаково и говорили хором. От скуки это все...
- Ну, если не хосес, неволить не буду...
- А, может, у него имена кончились? - Головы, как в былые времена говорили хором.
- Да ты сто? Вовка узе дал новые имена мне, Яге, Кларе, Сеенькому.
- А где он сейчас?
Соловушка с видом опытного заговорщика приложил указательный палец к губам, призывая хранить в тайне то, что намеревался поведать.
- Вовка сейсяс у Емели по осень вазному делу. Вас хозяин сам его пьигласил. А нас с Сееньким не пустили. Так сто полетели к главному входу, вместе доздемся, - Соловушка не терял надежды прокатиться на приятеле.
- Не могу, служба.
- Я тебе все свои секьеты вылозил, а ты...
- Да никакой страшной тайны на самом деле нет. Сегодня казнь будет. Привычное дело. Вот только казнить будут какого-то страшного колдуна. Ну, меня и снарядили, на всякий случай, - Горыныч раздвинул головы и кончиком хвоста указал на множество тюков, сундуков и мешков, укрепленных на его пилообразной спине.
- А сто у тебя там?
- Алмазы, жемчуг, золото, короче, дребедень всякая.
Глаза разбойника запылали азартным огнем.
- Если бы у тебя была только одна голова, - Соловушка ткнул пальцем в конкретную, левую, - я бы тебя тосьно огьябил бы. Но ты мне дьюг. И по этому не буду. А засем на тебя все это нагьюзили?
- Наш Высокочтимый перетрухнул. Вдруг с этой казнью что-то не так пойдет. Вот я тут и дежурю, на случай экстренной эвакуации, - заметив недоуменный взгляд Соловушки, Горыныч растолковал более доходчиво, - если Емеле придется срочно делать ноги, он сиганет на меня, и мы смоемся из Города.
- Неузели, этот колдун такой стьясный и сильный, сто дазе Емеля его боится? А как зе Хоттабысь?
Хоттабыча нет в Городе. А насчет колдуна, фиг его знает, я в этом не соображаю...
- Хоть Емеля и плохой, но колдуны есе хузе. Где будет казнь?
- Как всегда, на площади. Ну, как мы договоримся? Предлагаю так: если твой новый друг выйдет из дворца раньше, чем я освобожусь, уговори его прийти сюда. А коли меня вперед разгрузят - вместе дождемся. Я вас всех покатаю... Даже медведя.
- Хоесо! Договойились.
- В любом случае, полетать на мне сможешь только после того, как снесут башку этому Сантехнику.
- Ага... Сто?!!! Сто ты сказал? Повтойи!
- Покатаешься только после казни, - удивился Горыныч бурной реакции приятеля.
- Нет! Сто ты сказал пье Сантехника?!
- А я разве не говорил? Сантехник - это тот самый колдун.
Соловушка плюхнулся на задницу, подняв небольшое облачко пыли. На некоторое время всем телом разбойника овладел паралич. Разбойник только часто-часто моргал и мычал что-то нечленораздельное.
Через пару минут Соловей все-таки пришел в себя.
- Так это он - Вовка!
- Что?
- Мой дьюг, Вовка - Великий Сантехник.
- Во, блин!
- Надо сто-то делать. Сьесьно! Побегу к Сеенькому!
- Слышь, Соловушка! Если у тебя еще объявится дружок, который имена раздает, то ты его сначала ко мне веди, а уж потом к Наимудрейшему, высказал Горыныч свои пожелания вслед улепетывающему разбойнику.
* * *
- Ой, ой, ой! Обидели бабулю, заткнули замочную скважину, в которую та так любила подглядывать. Не поделишься, чем занимались, твои шаловливые ручонки, когда тарелочка показывала интересные картинки?
Угроза Яны явно не подействовала, и Клара продолжала дерзить. Но девочка-ведьма, сама удивляясь собственному терпению, пока радикальных мер не принимала.
- Кстати, насчет ручонок. Кое у кого они скоро превратятся в лапки. И, скорей всего, в перепончатые.
Во второй раз за утро, Клара в открытую сделала то, чего раньше опасалась делать даже незаметно, в спину - показала кукиш.
- Я тебя больше не боюсь. Меня теперь не заколдуешь!
- Понимаю, перспектива пообщаться со жмуриками наделила тебя магической силой.
Клара недовольно сморщилась, напоминание не вызвало приятных ассоциаций, скорей, наоборот.
- А, вот, и не угадала, бабуля. Вчера один знакомый чародей, очень хороший знакомый, подарил мне оберег, защищающий от любого колдовства.
Легкое движение. И ложбинка на груди расширилась, являя для обзора амулет, висящий на тонкой цепочке. Яна с омерзением сплюнула. Было от чего: оберег представлял собой миниатюрную золотую скульптурку, изображающую мужское начало во всей красе. Вернее, не начало, а совсем наоборот.