Чергинец Николай. Вам — задание

   — Кто там?
   — Свой, свой! Открывай быстрее, полчаса уже стучу! Женщина начала возиться с запорами, приговаривая:
   — «Свой, свой». Если свой, то и имя свое надо называть. А то открою и не знаю кому...
   — Брось трепаться! Копайся побыстрее!
   Дверь немного приотворилась, и Петр Петрович сильно рванул ее на себя:
   — Спокойно, милиция!
   Женщина попыталась что-то сказать, но Славин мгновенно закрыл ей рот ладонью:
   — Ну что, не поняла? Сказано спокойно, значит — молчи!
   Женщина, лица которой в темноте нельзя было рассмотреть, отвела ладонь, смиренно проговорила:
   — Молчу, наново, молчу. Прошу, проходите!
   Оперативники не ждали ее приглашения. Они ворвались в помещение и, подсвечивая карманными фонариками, быстро осмотрели комнаты. В доме оказалось их семь: в трех спали люди. Оперативники действовали напористо и бесшумно. Со двора вошли еще четыре сотрудника, начали будить спящих. Мочалов, Славин и Бартошик тоже занялись проверкой, заглянули в одну из комнат. На массивной деревянной кровати, покрытой пышной периной, спали мужчина и женщина. На стуле лежала их одежда. Бартошик поднял гимнастерку, что валялась на полу, все увидели погоны старшего лейтенанта.
   — Проверь, может, документы есть в карманах? — приказал начальник.
   — Документов нет.
   — Буди, — кивнул Славину Петр Петрович.
   — Сейчас, только под подушкой пощупаю.
   Владимир тихонько запустил руку под подушку спящего мужчины. Пальцы сразу же нащупали оружие. То был «вальтер». Владимир тронул спящего за плечо:
   — Старший лейтенант, а старший лейтенант, проснись!
   Тот что-то промычал нечленораздельное, повернулся на другой бок. Одеяло сползло. У «старшего лейтенанта» с нахальной откровенностью обнажилась часть тела ниже поясницы. Бартошик рассмеялся, поддел друга:
   — Смотри, Володя! Он тебе одним местом подмигивает.
   Славин сильнее ткнул рукояткой «вальтера» в спину спящего мужчины:
   — Ну, ты! Вставай, не устраивай представлений!
   Неизвестный наконец проснулся, сел и, щурясь от света фонариков, окрысился:
   — Какая падла спать не дает?
   — Спокойно, гражданин хороший. Мы — сотрудники НКВД! Предъявите документы!
   В этот момент в соседней комнате раздался выстрел. Оказывается, там не догадались, прежде чем разбудить спящего, проверить, есть ли у него оружие, и чуть не поплатились за это. Только благодаря мгновенной реакции Крайнюка, который перехватил руку с оружием, пуля продырявила потолок. А ведь оперативники могли не досчитаться кого-то в своих рядах.
   В третьей комнате, на матрацах, положенных прямо на полу, спали трое, одетые в гражданскую одежду. Все были вооружены обрезами. Сотрудники собрали задержанных в одну комнату, затем вывели из дома, рассадили по машинам и увезли. В один из автомобилей погрузили изъятые при обыске оружие, боеприпасы, разные ценности.
   Начальник отдела и Славин хотели поговорить с хозяйкой. Чувствовалось, что она знает многое, но говорить правду не хочет. Решили доставить ее в отдел и там продолжить разговор.
   В доме осталась небольшая группа оперативников на случай, если появятся другие преступники.
   Наступило утро, но никто не думал об отдыхе. В отдел привезли потерпевших. Они сразу же среди задержанных опознали тех, кто участвовал в нападениях. Исчезли только главные бандиты — в форме майора и старшины. Славин в душе был рад, что благодаря ему так быстро удалось зацепиться за бандитскую шайку. Он и Мочалов сидели в кабинете, когда туда вошел сияющий Бартошик.
   — Порядок! Поп опознал свои вещи. Теперь им некуда деваться, думаю, начнут рассказывать.
   — А я вот не думаю! — возразил Славин. — Здесь у них сколько хочешь ходов. Будут валить на «майора» и «старшину», и ничего пока не сделаешь. — Владимир взглянул на Мочалова. — Петр Петрович, надо по-настоящему взять в оборот хозяйку. Ее довоенный образ жизни говорит о многом. Наверняка она хорошо знает свою клиентуру, тем более что старик прямо сказал, что «майора» до войны встречал в салоне пани Шикульской. Предлагаю отпустить ее и взять под наблюдение.
   Начальник улыбнулся:
   — Помню, раньше было распространено такое правило: прежде чем внести предложение, подумай, кто его будет исполнять. Так вот — Шикульскую поручаю тебе.
   Бартошик озорно улыбнулся, неприметно толкнул друга в бок локтем:
   — Иди, парень, исполняй...
   Мочалов не слышал этой реплики, однако заметил на лице Славина улыбку, когда приказал:
   — А ты, Бартошик... окажешь ему помощь.
   Начальник ушел. Оперативники взглянули друг на друга и расхохотались, но в дверях снова появился Мочалов:
   — Женщину, которая о брошенном ЗИСе сообщила, кто-нибудь допросил?
   — Нет, еще не успели. Я с ней только побеседовал.
   — Дай мне ее данные, я поручу допросить.
   Славин потянулся к лежавшему на столе листку бумаги с адресом Василевской и отдал его начальнику.
   Мочалов скользнул взглядом по написанному и хотел что-то сказать, но вдруг запнулся: он быстро развернул уже сложенный вдвое листок, пробежал его глазами, и лицо его стало бледным, руки задрожали. Сдавленным голосом спросил у Славина:
   — Володя, как она выглядит?
   Славин ответил. Мочалов, ничего не говоря, повернулся и выскочил из кабинета. Бартошик и Славин услышали, как он побежал по коридору, и удивленно переглянулись.
   А Мочалов вбежал к себе в кабинет, схватил полушубок, шапку и бросился к дежурному:
   — Машину, быстро!
   — У подъезда «оппель» стоит, товарищ капитан, шофер за рулем.
   Петр Петрович выскочил из помещения, сел рядом с водителем и приказал:
   — Давай в госпиталь! Жми на все педали!
   Машина, набирая скорость, понеслась по заснеженным улицам. Шофер был рад, что с ним поехал начальник, и тут же начал изливать свою душу:
   — Товарищ капитан, как же так получается, что у нас эту машину забирают? Мы же, считайте, сами ее восстановили, а теперь начальство руку на нее накладывает. Вы бы поговорили с начальником управления, пусть бы не грабили нас, для меня она — как родная, все своими руками перебрал, отремонтировал... А теперь отдай... Но Петр Петрович не слышал шофера. В его голове беспокойным роем проносились мысли о Василевской.
   «Неужели это действительно она? Нет, не может быть. По крайней мере, мне еще так ни разу в жизни не везло. Но фамилия, имя, отчество? Все совпадает, и даже то, что хирург, майор, нет все-таки на этот раз мне, наверное, улыбнулось счастье!»
   — Ну что ты так тянешься? Можешь быстрее? — нетерпеливо бросил он шоферу.
   — Могу, товарищ капитан, но занести может, — смутился шофер и сильнее надавил на акселератор. Машина увеличила скорость.
   В госпитале Мочалов побежал к приемному отделению, но сразу же за дверями на его пути встал дежурный из числа выздоравливающих:
   — Сюда, товарищ, нельзя, здесь раненых принимают.
   — Мне надо, — остановился Мочалов. — Скажите, а вы случайно хирурга Василевскую не знаете?
   — Ольгу Ильиничну? Конечно, знаю. Она только что во двор вышла. Пошла, наверное, в другое здание. Как выйдите отсюда — налево.
   Мочалов, не слушая дальше дежурного, бросился к выходу. Повернул налево, сделал несколько шагов и увидел ее. Ольга Ильинична, глядя себе под ноги и думая о чем-то своем, шла навстречу. У Петра перехватило дыхание, в горле застряли слова. Он рванул пуговицы на полушубке и тихо позвал:
   — Оля!
   Она удивленно подняла на него глаза, и они застыли в радостном удивлении.
   — Вы? — Она протянула к нему руки и сдавленным голосом вскрикнула: — Петя!
   Мочалов бросился к ней, и они, не видя никого вокруг, молча обняли друг друга.
   Пальто, которое было наброшено на плечи Василевской, упало на снег. Проходившие мимо раненые, медсестры и санитарки осторожно обходили их и тихо переговаривались: «Повезло Ольге Ильиничне, муж нашелся!»

49
ВЛАДИМИР МИХАЙЛОВИЧ СЛАВИН

   Шикульская вела себя нагло. Когда Славин заговорил, она грубо прервала его, со злостью сказала:
   — Может, пан скажет, сколько будут держать меня под арестом?
   — А вы не заставляйте нас прибегать к такой мере как арест. В противном случае вас придется держать здесь действительно долго. — Славин спокойно сел напротив задержанной, продолжал: — Гражданка Шикульская, скажите, когда и где, при каких обстоятельствах вы познакомились с задержанными в вашем доме людьми?
   — Откуда я знаю? Пришли вечером. Сказали, что едут с фронта. Попросились переночевать. Вот я и разрешила.
   — Значит, только на одну ночь?
   — Да.
   — Неправда! Они провели у вас не одну ночь, и вы знаете их давно.
   — Кто вам сказал? Впервые их вижу.
   — Послушайте, гражданка Шикульская, советую вам не злоупотреблять нашим терпением. Мы знаем гораздо больше, чем вы предполагаете. Советую по-хорошему: бросьте нести чепуху. В архиве подняты документы, которые с достаточной полнотой освещают, что творилось в вашем доме еще до войны. Да это же был самый настоящий притон, очаг разврата! У вас находили пристанище шулеры, воры, проститутки. Мы видим, что и теперь вы не прекращаете заниматься этим делом. Поэтому не надо напускать туман. В вашем доме задержана вооруженная банда. И этим сказано все. Кстати, как утверждают некоторые из арестованных лиц, вы получали в виде вознаграждения значительные ценности. Все они, разумеется, будут реквизированы. Неужели вы не понимаете, что дальше вести себя так совершенно бессмысленно? Сейчас я спрашиваю: будете говорить правду или же продолжать играть в прятки?
   Шикульская долго молчала. Славин чувствовал, что она лихорадочно ищет выход из создавшейся ситуации, и решил помочь ей:
   — Сегодня утром к вам приходили двое: один в форме старшины, второй — майора. Скажите, кто они?
   — Старшина? Майор? — смущенно переспросила Шикульская. — Ах, это те!
   — Да-да, те самые. Давно знакомы с вами?
   Славин задал этот вопрос совершенно безразличным тоном. Весь его облик в этот момент говорил, что его по существу не интересует ответ Шикульской, что он сам все хорошо знает и спрашивает просто так, для поддержания разговора. На самом деле внутри у него все сжалось, напряглось. Еще бы! Вот-вот эта женщина может назвать имена опасных бандитов.
   Шикульская растерянно смотрела на Владимира, не зная, говорить или не говорить правду. А он все тем же скучающим голосом спросил:
   — Что же вы молчите? Или мне напомнить, что вы хорошо его знаете?
   — Нет, нет! — перебила она. — Я сама скажу! Больше не могу так. Лучше все по правде, но и вы пожалейте меня! Поймите, как тяжело жить одинокой беззащитной женщине. Обещаете, что пожалеете меня? Обещаете?
   — Обещаю, но только в том случае, если вы не будете скрывать правды.
   — Да-да, конечно. Буду говорить только правду. Клянусь, как перед богом, только правду!
   Шикульская помолчала немного, собралась с мыслями, начала рассказывать:
   — Я здесь еще при поляках жила, содержала... как вам сказать... Ну, понимаете, дом тайных свиданий. Жить же как-то надо. Были клиенты. Одни — случайные, другие — постоянные. Содержала, конечно, девочек. Так вот, ко мне часто наведывался один пан. Представился коммерсантом. Только многие мои клиенты намекали, что он такой же коммерсант, как я жена Черчилля.
   — Как его фамилия?
   — Не знаю. Все звали Мареком.
   — И дальше?
   — Нравилась ему одна моя девушка — Регина Птушек, которая перед самой войной неожиданно вышла замуж и переехала жить на хутор, но куда точно, не знаю. Так вот у Марека и Регины были какие-то свои непонятные для меня связи. Я лично много раз встречала их в самых разных местах города. Часто к ней приходили незнакомые люди, что-то приносили или, наоборот, что-то уносили. Короче говоря, я догадывалась, что пан Марек через Регину поддерживает связь со своими друзьями. Но вскоре он исчез. И вот недели две назад ко мне неожиданно приходят Регина и пан Марек в форме майора Красной Армии. С ним был старший лейтенант. Иваном назвался. Это тот, которого вы задержали в таком неприличном виде.
   Пан Марек сказал, что служит в армии, что случайно встретился с Региной и они решили навестить меня. Принесли много вкусных вещей, коньяк, водку. Поужинали вместе, а потом пан Марек попросил, чтобы я разрешила его подчиненным немного пожить у меня. Пообещал хорошо заплатить, помочь продуктами. Я и согласилась.
   — Где этот пан Марек сейчас?
   — Не знаю. Но мне кажется, что он должен быть у Регины.
   — Почему вы так думаете?
   — Вчера утром пан Марек пришел ко мне с каким-то старшиной. У того был автомат. Они посидели с часок, поговорили со своими людьми и ушли. Я провожала их вместе с Иваном. Во дворе услышала, как пан Марек тихо сказал Ивану, что если он понадобится, то его можно найти на хуторе у Регины.
   — Вы хорошо это слышали?
   — Конечно. Я же не глухая.
   — Значит, Иван должен знать, где живет этот майор?
   — Я тоже так думаю.
   Славин позвал Бартошика, поручил ему записать показания Шикульской. Тот пригласил Шикульскую следовать за ним, и Славин задумался: «Теперь слово за „старшим лейтенантом“. Но тот даже фамилии своей не назвал. Значит, надеется выйти из воды сухим. Ждать от него правдивых показаний — дело безнадежное. Что же придумать?» И Славин решил: пока идет допрос Шикульской, надо поговорить со «старшим лейтенантом». Он поднял трубку телефона, позвонил дежурному.
   Конвоир привел «старшего лейтенанта». Без ремня, в расстегнутом кителе, из-под которого выглядывала совсем не армейского образца грязная нательная рубашка, он выглядел человеком, который совершенно случайно натянул на себя офицерское обмундирование. Среднего роста, худощавый, с изможденным лицом, «старший лейтенант» остановился перед столом. Маленькие колючие глазки его скользнули по фигуре Славина. Преступник явно настроился вести себя вызывающе.
   Владимир пригласил его сесть, взял ручку, пододвинул к себе лист бумаги:
   — Ваша фамилия?
   «Старший лейтенант» зло ухмыльнулся:
   — Пиши какую хочешь.
   — Почему я должен писать какую хочу? Вы что — не человек?
   — Это почему же? — пожал он плечами.
   — А потому, что вы человек, а человеку надлежит иметь имя, фамилию. Поэтому я и хотел бы с вами познакомиться.
   Лицо задержанного исказила судорожная гримаса.
   — Сосунок! Кого на мушку берешь? Знаешь, сколько я таких видал?
   В душе Славина все закипело. Он с трудом заставил себя сдержаться, спокойно заметил:
   — Послушай, Иван! Если ты будешь себя так вести, не исключено, что я окажусь последним, с кем ты имеешь возможность побеседовать. Вот почему советую не валять дурака. Кстати, для сведения: таких, как ты, я уже встречал, и немало!
   То, что более молодой Славин перешел на «ты», не стушевался перед задержанным, возымело действие. Иван умерил свой пыл и после непродолжительного препирательства устало проговорил:
   — Я же прекрасно знаю, что меня ждет. Что бы я ни говорил, спасения все равно не будет.
   — Время, конечно, военное. С такими, как ты, долго церемониться никто не станет. Тем не менее, суд при вынесении приговора учитывает все обстоятельства. Так почему тебе не воспользоваться любым, пусть даже маленьким шансом?
   — Тебе сколько лет? — неожиданно спросил задержанный.
   Славин несколько смутился, преодолев неловкость, ответил:
   — Это неважно. Здесь мы ведем разговор не о возрасте.
   — Вижу, что тебе где-то будет лет двадцать, не больше, а мне — тридцать четыре. Так вот, за четырнадцать лет, которые тебе еще надо прожить, я кое-что повидал, как говорится, пожил в полное удовольствие.
   — Это тоже к делу не относится. Марека давно встречал?
   Славин понял, что разговор с этим человеком нужно вести в его манере, и продолжал держаться с ним на «ты».
   — Какого Марека? Не знаю никаких Мареков.
   — Напомню. Тот, который ходит в форме майора. Впрочем, дело твое — можешь отвечать, можешь не отвечать. На всякий случай замечу: мы и сами многое знаем. Я имею в виду того Марека, который привел вас к Шикульской. Вчера со своим дружком он снова приходил к ней. Дружок, между прочим, под старшину работает, автомат имеет. Хватит напоминать или добавить, что это все тот же Марек, с которым вы грабежом занимаетесь?
   — Не знаю никакого Марека, — упорно отвечал «старший лейтенант».
   — Знаешь! Точно так же, как знаешь и Регину, у которой он живет. Не понимаю только, почему ты упираешься?
   — Не знаю вашего Марека, и все тут.
   — Нет, не все. — Славин позвонил в кабинет Бартошика и спросил: — Закончил допрос? — Услышав утвердительный ответ, положил трубку: — А вот Шикульская говорит совсем другое. Сейчас закончу с тобой разговор, а затем, если будешь упираться, очную ставку устроим.
   Допрос много времени не занял. Иван отрицал все. Чтобы записать его скудные показания, понадобилось не более пятнадцати минут. Славин протянул протокол арестованному и предложил:
   — Прочитай и, если все правильно, — подпиши.
   Владимир видел, с каким вниманием читал «старший лейтенант» свои показания, и подумал: «А вдруг удастся этого мерзавца расшевелить, узнать что-нибудь о главаре банды?» Преступник прочитал протокол, но подписать его отказался.
   — Фамилии же на нем все равно нет, — ухмыльнулся он.
   Славин снова позвонил Бартошику, попросил привести Шикульскую.
   Женщина при виде своего постояльца побледнела. Славин взял принесенный Бартошиком протокол допроса ее, бегло просмотрел написанные мелким почерком листки, зачитал то место, где речь шла о Мареке и старшине, и спросил у Шикульской:
   — Это ваши показания?
   — Да, мои, — чуть слышно ответила она.
   — Вы их подтверждаете?
   — Подтверждаю.
   — Хорошо! — Владимир обратился к «старшему лейтенанту»: — Что теперь скажешь, Иван?
   Тот уничтожающим взглядом пронзил Шикульскую, сквозь зубы прошипел:
   — Стервоза! Оказывается, ты не только на передок слаба!
   После этих слов Шикульскую словно подменили. Она вскочила со стула, громко закричала:
   — Ах ты недоносок вонючий! Это ты так со мной разговариваешь? Я, что ли, в твой дом на ночлег просилась? Я тебя обманывала и говорила, что на фронт иду? Втянул меня в эту историю и еще оскорбляешь? Порочишь порядочную женщину, которая честно свой хлеб зарабатывает?
   — Не путай, — съязвил Иван, — о какой порядочности ты можешь говорить? Свой хлеб ты зарабатываешь не честью, а... в общем, заткнись!
   Шикульская неожиданно сорвалась со своего места, подскочила к Ивану, закатила ему такую оплеуху, что тот не удержался на стуле, врезался головой в стену. Понадобилось несколько минут, чтобы он пришел в себя. Бартошик схватил пани Шикульскую за руки. А она все время рвалась к оскорбителю.
   В таких условиях продолжать допрос было бесполезно, и Бартошик увел Ивана. Славин посадил Шикульскую на стул, налил воды:
   — Выпейте, пожалуйста, успокойтесь.
   — Нет, вы только подумайте: какой нахал! Какой нахал! Выходит, не он жулик, а я. Извиняюсь, со мной этот номер не пройдет! Жаль, что не дали вы поговорить с ним до конца. Он бы шелковым стал.
   — Скажите, кто еще знает Марека?
   Шикульская на минуту задумалась, потом ответила:
   — Он часто встречался с моими девочками, но они все разъехались кто куда. Хотя постойте-постойте. Здесь где-то должна жить Галина Докальская. Она знала Марека да и Регину тоже.
   — Расскажите о ней.
   — Чем она при немцах занималась — не знаю. Но слышала, что вышла замуж за полицая, который ушел с оккупантами.
   «Наверное, есть смысл поговорить с Докальской», подумал Владимир и попросил Шикульскую подождать в коридоре, а сам пошел к начальнику отдела. Коротко доложил обо всем, что удалось выяснить.
   Петр Петрович распорядился Шикульскую отпустить, а в ее квартире продолжать держать засаду. Владимиру он приказал отдыхать, а на следующий день, с утра, приступить к розыску Докальской.

50
ВЛАДИМИР СЛАВИН

   Прошла неделя. Все эти дни Владимир разыскивал Галину Докальскую. Данных о ней не оказалось даже в старых полицейских архивах. Оперативнику пришлось потрудиться, опросить десятки людей, чтобы получить сведения об этой женщине. Оказалось, что теперь она Кладнова Галина Степановна, проживает в небольшом домике на окраине города.
   В полдень Славин, Крайнюк и Мамонов, одетый в форму младшего лейтенанта НКВД, постучали в дощатую дверь дома Кладновой. Открыла молодая женщина в наброшенной на плечи шубе. Она ответила на приветствие и, узнав, что перед ней сотрудники НКВД, растерялась. Славин первым вошел в квартиру и... остановился, пораженный блеском зеркал и бронзы. На полу — дорогие ворсистые ковры. Во второй комнате, за столом, сидели сержант и майор со звездой Героя Советского Союза на груди. На столе — несколько бутылок водки, закуска.
   — Здравствуйте, товарищи. Мы — сотрудники НКВД, — представился Мамонов. Прошу предъявить документы.
   Младший лейтенант подошел поближе к столу, оказавшись около сержанта, Славин занял место рядом с майором, который встал и расстегнул китель, доставая документы. Сержант вдруг вскочил со стула:
   — Кого вы, крысы тыловые, проверяете? Нас, фронтовиков? Да я сейчас!.. — и он театральным жестом хлопнул по своему карману. Сзади щелкнул курок пистолета. Это Крайнюк изготовил оружие к стрельбе.
   Славин придвинулся к крикуну:
   — Спокойно, товарищ сержант! Не зарывайтесь. Мы находимся при исполнении служебных обязанностей. Это может кончиться для вас плохо. Причем раньше, чем вы думаете.
   Спокойный, уверенный тон Владимира охладил сержанта.
   — Вы все равно не имеете права проверять наши документы. Давайте сюда комендатуру...
   Майор перебил:
   — Брось истерику закатывать, сержант! Предъяви документы и не дури! — и он протянул Славину удостоверение и другие бумаги.
   — Вот мои документы.
   Славин спросил:
   — Сержант с вами?
   — Нет. Еду, как вы видите, в отпуск. Здесь пересадка. Надо ждать своего поезда почти шесть часов. А тут он подвернулся, говорит: «Пойдем, майор, посидим у знакомых». Ну, я и согласился. Не знал, что он такой нервный, — и снова обратился к сержанту: — Чего упираешься? Предъяви документы!
   — Не буду, и ты мне, майор, не указ. Пусть ведут к коменданту, а с этими разговаривать нечего!
   — Дурак! — не скрывая раздражения, заметил майор и сел на свое место, налил в стакан водки, выпил, хрупнул соленым огурцом.
   А сержант неожиданно резко оттолкнул от себя Мамонова, затем Славина, бросился к окну. Однако Крайнюк был начеку. Коротким сильным ударом он сбил сержанта с ног, завернул руки ему, ловко вытащил из кармана галифе «вальтер».
   Славин взял пистолет в руки и, рассматривая его, проговорил:
   — Не думаю, что это ваше табельное оружие, — и кивнул Мамонову: — Обыщи!
   В кармане шинели были обнаружены две гранаты-"лимонки", финский нож. Документов никаких не оказалось. Славин спросил:
   — Так где же ваши документы?
   Сержант поник головой, обреченно проговорил:
   — Взяли, сексоты! На мякине провели!
   Славин попросил Мамонова и Крайнюка доставить задержанного в отдел, а сам остался в квартире. После короткой беседы он понял, что майор ничего полезного сообщить не может, и отпустил его.
   Владимир обратился к Докальской:
   — Давно знаете сержанта?
   — Переночевал две ночи, и только.
   — Где познакомились?
   — На вокзале. Я работаю там кассиром. После работы вышла на привокзальную площадь, он и пристал ко мне. Сказал, что фронтовик, попросился на ночлег. Пожалела его, согласилась. Я же не знала, что он не тот, за кого себя выдает.
   — Откуда вы знаете, что он «не тот»?
   — Еще вчера, когда он опьянел и уснул, решила посмотреть документы. Ни в карманах шинели, ни в кителе, ни в брюках ничего не нашла.
   — Почему в милицию или комендатуру не заявили?
   — Хотела сообщить — не успела.
   — Оружие видели?
   — Только нож. Пистолет, должно быть, под подушкой прятал.
   — Часто такие субъекты ваш дом посещают?
   — Нет, что вы! Первый раз.
   — Регина Птушек не заходила?
   — Нет, не заходила. Давно уже не видела ее.
   — Как давно?
   Кладнова на минуту задумалась:
   — Год, а может, полтора.
   — А вы сами давно у нее были? — Этот вопрос Славин задал, не рассчитывая на положительный ответ. Но женщина неожиданно сказала:
   — О, уже года два как не была.
   Славин еле сдержал волнение:
   — Где она живет?
   — На хуторе. От города километров двадцать будет.
   — Дорогу хорошо знаете?
   — Да, помню.
   — Вы говорите правду, что давно ее не видели?
   — Ей-богу! Врать незачем.
   — А Птушек подтвердит ваши слова?
   — Конечно. Можете сами ее спросить.
   — Что же, съездим с вами к ней, проверим.
   — Пожалуйста, с удовольствием...
   Отворилась дверь, в комнату вошли Мамонов и Крайнюк.
   Славин предложил хозяйке:
   — Собирайтесь, подождем вас во дворе.
   Оперативники вышли. Мамонов сказал:
   — Задержанный дезертиром оказался. Уже три месяца как в розыске находится.
   Славин коротко рассказал друзьям о беседе с Кладновой. Те сразу повеселели. Мамонов предложил:
   — Отлично! Сразу же поедем на хутор!
   — Сразу нельзя, — возразил Славин. — Повезем в отдел. Там и решим, что делать дальше.