Черкасов Дмитрий. Косово поле - Балканы (Рокотов - 3)

   - Пока полиция собралась прочесать город.
   - И что толку? Суля по твоей уверенности, меня не обнаружат. Ну, прочешут еще раз или два. А дальше?
   - Не знаю...
   - И они не знают. Если объект не обнаружен, значит, его нет. Армейская логика. Будут пытаться искать в других местах, перенося облаву ближе к границе; Теоретически я мог не заходить в город, обойти стороной и схорониться где-нибудь в шахтах. Вон, Ристо говорил, что их тут море.
   - Пока они уверены, что ты в городе.
   - Опять же - только теоретически. - Рокотов долил себе кофе. - Потому что не обнаружили вне города. Ни на складе, ни возле склада меня никто не видел. Когда мы шли к тебе - тоже. Иначе через минуту в твоем дворе уже садился бы вертолет. Преследовать меня с собаками - бессмысленно. У них нет ни одной моей вещи, чтобы дать понюхать. Трупы албанцев в развалинах ничего не доказывают. Я оттуда мог уйти по четырем направлениям. Ты ж сам повоевал, должен соображать.
   - Вот я и соображаю, - Богдан потушил окурок. - В твоих словах есть резон. Прочесывание местности - это обязательная процедура. Однако меня все же беспокоят эти специалисты из Скопье.
   - А что тут удивляться? Нормальная ситуация. Насколько я понимаю, такой инцидент случается впервые. Вот ваши и пригласили профиков по борьбе с партизанами. Я б на месте начальника полиции действовал так же.
   - Они за базу беспокоятся. Может, думают, что твоя цель - вертолеты.
   - Это их трудности, что они думают. - Влад зевнул. - Надо быть идиотами, чтобы предположить нападение диверса-одиночки на батальон морской пехоты. Моя фамилия - не Камикадзе. Ничего, побегают пару дней и успокоятся.
   - А почему ты все-таки не хочешь переждать подольше? - поинтересовался македонец.
   - Дела, братишка, дела... Причем не здесь, а дома. И дела крайне серьезные. Если в течение двух недель я не доберусь до дома, последствия могут быть фатальными. - Рокотов нахмурился. - Мое Косово поле еще впереди.
   Жан-Кристоф провел карандашом по строчкам ведомости и расписался в отдельной графе внизу.
   Шофер огромного трейлера, наполненного бочками воды, запрыгнул в кабину, и грузовик медленно въехал в ворота базы. Капрал Летелье автоматически отметил время прибытия груза, развернулся и отправился на склад.
   Питьевую воду французам привозили со специальной станции очистки. Союзники не верили македонцам, поэтому еду и питье доставляли транспортными самолетами. Командование НАТО не желало, чтобы по вине какого-нибудь разгильдяя из местных солдаты заболели дизентерией или подхватили кишечную палочку. Негативный опыт Боснии, где миротворцы неоднократно сталкивались со вспышками желудочных инфекций, научил многому. И прежде всего - не доверять обещаниям местных властей и не обращаться за помощью в местные больницы.
   Капрал отрядил троих солдат разгружать бочки, а сам закрылся в кабинете и принялся подсчитывать расход крысиного яда за месяц. Грызунов было так много, что раз в неделю приходилось проводить полную дезинфекцию коллекторов, располагавшихся под ангарами, где хранились продукты. И обращать особое внимание на то, чтобы крысы не проникли на кухню.
   Богдан вывел Влада во двор, когда на часах было полседьмого.
   Македонец наполовину залез в собачью будку, повозился там секунд пятнадцать и высунулся обратно.
   - Прошу!
   Рокотов пригляделся. В полу будки открылся люк, ведущий в крохотный бункер. Полтора на полтора метра и метр в глубину.
   - Сделал на такой случай, - пояснил Богдан. - В будку к Грому никто не полезет.
   - Да уж, - согласился биолог, - такое в голову не придет. А пес не станет нервничать?
   - Не, он спокойный. Держи термос. Надеюсь, тебе там сидеть недолго.
   - Ничего. Сколько надо, столько и посижу. - Владислав пролез в будку, треснулся макушкой, чертыхнулся и устроился на свернутом маленьком матрасе. Готов.
   - Закрываю, - македонец сдвинул деревянную крышку, настелил обратно войлок и позвал пса.
   Сверху на голову Рокотова посыпался мусор. Гром прополз в свой домик, поворочался и стал шумно втягивать ноздрями воздух, принюхиваясь к сидящему под ним человеку. Потом попробовал лапой откопать Влада, за что получил по уху от хозяина.
   - Нельзя! Сторожи!
   Пес грустно вздохнул, положил тяжелую голову на скрещенные лапы и уставился наружу.
   "Ну вот, - биолог пожалел лишенного развлечения Грома, - копать не дают, играть нельзя, до сидящего под будкой человека не добраться... Сиди, понимаешь, и сторожи. А снизу как интересно пахнет. Ничего, Громушка, это ненадолго..."
   Богдан ушел в дом.
   Пес выждал немного, развернулся и опять поскреб лапой.
   - Чего тебе? - шепотом спросил Влад.
   Гром гавкнул.
   У Рокотова заложило уши. Маленькая будка явно не была приспособлена для вокальных упражнений стокилограммового кобеля.
   Македонец пулей выбежал из дома.
   - Я сейчас тебе морду набью! А ну, лежать!
   В будке послышалось шуршание. Богдан просунул голову внутрь и был тут же облизан дружелюбным сторожем.
   - Отстань! Владислав, ты как там?
   - Терпимо.
   - Гром, я тебя предупреждаю последний раз. Еще будешь тявкать, пойдешь к воротам!
   - Ты думаешь, он понимает? - просипел Рокотов.
   - Он все, гад, понимает. Смотри у меня!
   - Это я виноват. Начал с ним разговаривать.
   - Вот он тебе и ответил... Ладно, сидите тихо оба.
   Македонец выбрался обратно. Гром тихонько рыкнул, будто проверяя, как хозяин отреагирует. Потом перевалился на бок и сделал вид, что засыпает.
   Богдан ретировался на веранду и уселся там с чашкой кофе и газетой, пристально наблюдая за своенравным псом. Гром снова вздохнул. Македонец молча показал ему кулак. Пес вывалил голову через порожек будки и подвигал черными бровями. Мол, все в порядке, стою на страже.
   Полицейские появились около девяти. Сначала с обеих сторон улицы встали машины с включенными мигалками. Задние дворы перекрыли солдаты. Патруль в составе трех полицейских и двух морских пехотинцев США начал обходить дом за домом. Проверяли тщательно, комнату за комнатой, залезали в подвалы и стенные шкафы, не обращая внимания на насмешки жителей.
   Богдан подошел к воротам в тот момент, когда патруль приблизился к его дому, и облокотился на невысокую створку.
   - Приветствую! - офицер полиции вежливо поднес руку к козырьку фуражки. Разрешите?
   Македонец недовольно воззрился на сосредоточенных американцев.
   - А эти что здесь делают?
   - Приданы в усиление.
   - Я их к себе не пущу. - Богдан прямо посмотрел в глаза знакомому капитану. - Пусть у себя хозяйничают. Здесь наша земля.
   Капитан дружил с Богданом много лет, знал историю его семьи и понимал, какие чувства испытывает бывший доброволец "Тигров" к натовским солдатам. И не мог осуждать его за это.
   - Но нас-то ты пустишь?
   - Если пришли в гости - милости просим. Налью вина, посидим...
   - Ты же понимаешь, - мягко сказал капитан.
   - А ордер у тебя есть? - хмыкнул македонец. - Или законы изменились?
   Капитан отвел глаза.
   Подобный диалог за это утро был уже десятым. Жители Градеца не горели желанием помогать полиции и солдатам Альянса искать брата-славянина, уничтожившего десяток албанских террористов. Формально они могли не пускать к себе в дома никого без подписанной начальником полиции бумаги. Все понимали, что при необходимости такая бумага будет, но полицейские старались договориться миром, чтобы потом, через несколько дней, не получить гору судебных исков от граждан с требованием основания обыска и оценки причиненного ущерба.
   Безработных адвокатов в Градеце было предостаточно. А незаконный обыск прекрасный повод, чтобы начать масштабное судебное разбирательство. Тяжба могла затянуться на год. Трое наиболее активных адвокатов уже со вчерашнего вечера засели за составление исков. Пока с пробелами вместо имен пострадавших, но уже с описаниями крупного морального ущерба. Будущие полгода обещали быть веселыми и для полиции, и для мэрии, и для судов. Особый упор в приготовленных исках делался на причинение урона деловой репутации обыскиваемых. Сутяжники потирали руки в предвкушении компенсаций.
   - И ты туда же, - печально сказал капитан. - Все всё понимают, а издеваются.
   - Упаси Господь! - Богдан притворно удивился. - Я просто соблюдаю закон. Я ж не хочу тебя подставлять.
   - Ага. И таких умных - половина улицы.
   - Да, здесь собрался цвет городской интеллигенции, - нахально согласился македонец.
   - Может, хватит выпендриваться?
   - Ладно, - сдался Богдан, - но пройдете только вы. Америкосы пущай за воротами покурят.
   - Хорошо, - радостно согласился капитан, ожидавший более долгих препирательств, и повернулся к "коллегам" из НАТО. - Stay here, please!42
   Американцы безразлично кивнули. Они уже поняли, что в половину домов их просто не пустят, а действовать силой они не имели права.
   - Надо было сказать "Freeze, motherfuckers!"43 - проворчал Богдан. Но так, что морские пехотинцы услышали и крепко сжали губы, чтобы не ответить. Македонец удовлетворенно улыбнулся и пропустил троих полицейских во двор. Гром, лежать! Надеюсь, собаку допрашивать не будете?
   - Языков не знаем, - в тон хозяину дома ответил капитан. - Мы быстро.
   - Ну-ну, - Богдан плюхнулся в плетеное кресло на веранде, - смотрите у меня. Что-нибудь интересное найдете, зовите.
   Полицейские пробыли в доме минуты две. Обошли комнаты, для проформы заглянули в шкафы и под барную стойку на кухне. Естественно, никого.
   - Ай-ай-ай! - македонец скорбно покачал головой. - Может, плохо искали? Давайте еще раз. Руку даю на отсечение, вы половину мест не осмотрели.
   - Какие, например? - осведомился капитан.
   - Микроволновую печь, морозилку, ящики письменного стола. В каминную трубу никто не лазал.
   - Иди ты! - беззлобно отмахнулся капитан. - Ты все веселишься, а нам весь день работать.
   - Дурная голова ногам покоя не дает, - с добродушной улыбкой заметил Богдан. - Вы больше своих друзей из Штатов слушайте! Они вам еще и не такое предложат. Завтра Вардар тралить будете. А вдруг диверсант на дне реки затаился? Сидит среди водорослей и через трубочку дышит.
   Полицейские засмеялись.
   - Это вряд ли, - капитан протянул руку. - Ты не держи на нас зла. Сам же понимаешь...
   - Бывает, - македонец пожал протянутую руку. - Смотрите, пулю не схлопочите. Говорят, резкие парни эти диверсы.
   - А мы сделаем вид, что их не видим, - очень тихо сказал капитан. - Если, конечно, этих за спиной не будет, - полицейский еле заметно кивнул на американцев.
   - Передавайте от меня привет, - Богдан наклонил голову.
   - Аналогично, - капитан улыбнулся. Македонец проводил полицейских до ворот и вернулся на веранду. Ни он, ни его приятель из полиции не сомневались, что сербского диверсанта никто не собирается искать всерьез. Сербы и македонцы только имитировали активность, втайне надеясь на то, что славянину давно удалось уйти.
   У соседних ворот капитан принялся препираться с высоким и пузатым русином, хозяином бакалейной лавки. Бакалейщик не на шутку боялся, что полицейские обнаружат в его сарае штабель ящиков с контрабандными сигаретами. Только получив гарантии поиска исключительно диверсанта, русин распахнул ворота.
   Московский мэр прохромал по кабинету и уместился в кресле во главе длинного стола из лакированной карельской березы.
   Нога болела от стопы до колена. На вчерашнем дружеском матче между командами московской мэрии и администрации российского Президента начальник Службы Охраны от души врезал столичному градоначальнику бутсой по лодыжке. Хорошо, не сломал. Мэр долго катался по искусственному дерну, изображая из себя поверженного бразильского форварда. Прудков был позер.
   Наутро он понял, что почти не может ходить. Вызванный в срочном порядке придворный эскулап констатировал ушиб надкостницы и порекомендовал полежать денька три дома.
   Но дела ЗАО "Москва", в которое давно превратилась столичная администрация, не терпели отсутствия главного барыги. Поэтому Прудкову сделали новокаиновую блокаду, и он отправился на службу.
   Вице-мэр с птичьим отчеством Павлиныч и с таким же количеством головного мозга выложил перед начальством кипу бумаг, отступил на полшага назад и изобразил на лице угодливое внимание.
   Прудков углубился в чтение.
   Минут через десять он заметил, что вице-мэр продолжает нависать над столом, и царственным взмахом руки разрешил ему сесть.
   - Что у нас по строительству дома для МВД?
   - Нормально, - -осторожно ответил Павлиныч, - сдадим в срок.
   - Кто занимается?
   - Резин, как обычно.
   - Мне вчера доложили, что там какие-то непонятки с рабочими. Вроде хохлов набрали...
   - Это Одуренко со Свинидзе воду мутят, - нашелся вице-мэр. - Типа того, что гастарбайтеры денег не платят. Нашли пару каких-то бомжей и интервью у них взяли. Я уже Индюшанскому шепнул, НТВ выступит с опровержением.
   - Индюшанский сейчас импичментом занят.
   - Ничего. Пусть Компотова натравит. Нужно же воскресные "Итоги" чем-то разбавлять...
   - Мне надо по Югославии выступить, - напомнил Прудков. - Скажи Индюшанскому, чтобы Компотов у меня интервью взял.
   - Да зачем нам Югославия? - Павлиныч недовольно скривился. - Только лишний раз с американцами поцапаемся. Лучше Деда хорошенько пропесочить. Зюгнович намекал, что на поддержку импичмента он своих на выборах мэра правильно сориентирует.
   - А он и так никуда не денется. - Прудков вытянул онемевшую ногу. - Его банкиры в наши облигации вложили сто семьдесят лимонов. Будет смотреть на сторону - начнутся проблемы... А с Югославией тема больно хороша. На президентских помочь может. Кстати, ты с Максимычем еще не говорил?
   - Когда? - удивился вице-мэр. - Его ж только вчера сняли! Он пока дела сдает.
   - Тоже мне-премьер, -скривился столичный градоначальник, - одни понты... В кресле не смог усидеть.
   - Нам-то он на пользу будет, если переманить сможем.
   - Сможем, сможем... Он на фиг никому, кроме нас, не нужен. Обгадился по уши.
   - Но головку держит гордо, - заржал Павлиныч.
   - На то он и дипломат, его мать. - Прудков поерзал в кресле. - Жаль, дела моей жены прикрыть не успел.
   - Да мы сами все сделаем, - вице-мэр подвинулся ближе к начальнику. Фээсбэшника районного уже обработали, прокурор области наш, чего бояться? А Одуренко пусть себе из телика орет. К нему давно привыкли. Слюнями брызгает, рычит, а толку все равно нет.
   - Не скажи, - насупился мэр, - он тут за дело "Рэдиссон-Славянской" хочет взяться.
   - Ну и что? Концов давно не найти. Тэйтума грохнули, а его долей Мосгоримущество владеет... Если какие вопросы - так не к нам. Пусть лезет.
   - Перед выборами это нам не на руку.
   - Мочить его сейчас нельзя. Сразу в герои запишут. Как Листопада.
   - О нем лучше молчи, - Прудков опасливо оглянулся, хотя, кроме двоих чиновников, в кабинете никого не было, - чуть не погорели. Зря я тогда вас послушался. Надо было договариваться.
   - Сделанного не воротишь, - Павлиныч достал портсигар. - Листопада уже не вернуть. Но я продолжаю думать, что заказали его правильно. Иначе проблемы бы до сих пор расхлебывали.
   - Я тебе сказал - молчи, - Прудков стукнул ладонью по крышке стола. Знать ничего не хочу. Листопад - твоя идея. И твои родственничек сейчас на посту гендиректора.
   - Мои, - согласился вице-мэр.
   - Вот и сиди тихо. Деньги с рекламы имеешь - хорошо. А мочить журналистов больше не надо. Их купить проще...
   - Ага, - саркастически ухмыльнулся Павлиныч. - Одуренко слишком много стоит...
   - А ты не жадничай, - посоветовал многоопытный Прудков.
   Из-под собачьей будки Владислав выбрался сразу после полудня. Богдан подождал, пока полицейские проверят и соседние улицы, и только тогда вытащил Грома. Пес в очередной раз проявил характер и минут пять напрочь отказывался выползать из своего домика. В отместку хозяину, лишившему его возможности поиграть с забившимся под пол гостем.
   На кухне восседал Киро, уминавший бутерброды и отхлебывающий чай из громадной фаянсовой кружки. Рядом с подносом стояла видеокамера. Мороженщик поднялся ни свет ни заря, взобрался на дерево у подножия холма и полчаса снимал территорию базы, рискуя быть застигнутым полицейским патрулем.
   Но кадры получились отменные.
   Рокотов дважды просмотрел пленку и опустился на первый этаж.
   - Ну как? - бутерброды закончились, теперь Киро налегал на торт.
   - Блеск, - Влад закурил. - Тебе надо переквалифицироваться в операторы и ехать в Голливуд.
   Македонец зарделся, аки красна девица.
   - Нет, правда нормально?
   - Я же говорю - блеск. Все видно в мельчайших деталях. И периметр, и внутренние постройки.
   - Я боялся, что меня засекут, - сказал Киро, - поэтому пошел утром, когда солнце в спину.
   - Молодец, - похвалил Богдан. - А где Элена и Ристо?
   - Ристо на складе. До обеда побудет, чтобы все как обычно, потом сюда придет. А Элена, по-моему, к подружке в полицейское управление побежала. Поболтать и выяснить все поточнее.
   - Это дело, - согласился Рокотов, - информация нам не помешает. Богдан, у тебя карта есть?
   - Вот, - хозяин дома выложил на стол подробную карту города и окрестностей.
   Владислав нашел территорию, где располагалась база.
   - Что это такое? - палец уперся в прямой участок дороги, ведущей к воротам.
   - Это шоссе с холма...
   - А тут?
   - Автопарк. Строительная техника. Бульдозеры, асфальтовые катки, автокраны. Ночью не охраняется.
   - Так-так-так, - биолог измерил расстояние линейкой, - метров триста.
   - Я там работал, - сообщил Киро. - Но спрятаться негде. Если только среди техники...
   - Нет, прятаться мне не нужно, - Влад потеребил нос. - Кто-нибудь в машинах разбирается?
   - Мы оба разбираемся, - заявил Богдан, - да и Ристо не промах.
   - Замечательно. Тогда слушайте меня очень внимательно...
   Глава 8
   АГРЕГАТЫЧ
   Влад приподнял на полсантиметра краешек брезента и выглянул из укрытия.
   Толстый техник со множеством нашивок на рукаве куртки продолжал сидеть сбоку от ворот ангара и курить. Уходить он, похоже, не собирался.
   Рокотов мысленно выругался.
   Проникнуть на базу американских вертолетов оказалось гораздо легче, чем он рассчитывал. Часть ограждения не была затянута поверху колючей проволокой, контрольно-следовая полоса отсутствовала, собаки - тоже. Часовые спокойно торчали на восьми вышках, прожектора работали в автоматическом режиме, так что вычислить промежутки света и темноты было совсем несложно.
   Влад опасался систем объемного контроля, но посланный на разведку Ристо сообщил, что на переброшенные через ограду палки никто внимания не обратил. Если бы системы были установлены, македонца повязали бы через минуту. А так он покидал палки, постоял, покурил и не спеша отправился обратно.
   До часа "Ч", как Рокотов окрестил начало операции, оставалось пятьдесят минут. Богдан, Киро и Ристо уже вышли на исходные позиции и готовили свой участок работы, а Влад все лежал под брезентом у стены ангара с управляемыми ракетами, упираясь плечом в штабель тонких деревянных реек.
   В доме Богдана он переоделся в черный охотничий костюм, отвергнув камуфляж. Ночью черное лучше, чем пятнистое.
   Нацепил оружие, распихал по карманам плоского рюкзачка деньги, еду и взрывчатку. В багажнике "Жигулей" Киро подвез его до канавы, упиравшейся прямо в стену, окружавшую территорию базы.
   Если все пройдет успешно, то через три дня Ристо отправится в Скопье к своей тетушке, где и будет ожидать прихода русского. Адрес Рокотов накрепко вбил в память. В столице Македонии Владиславу возьмут билет на ближайший самолет в Россию. Если получится, то провожать своего нового друга приедут и остальные.
   Жирный американец поерзал.
   Судя по звукам, доносящимся у него из-за спины, и приносимому ветерком запаху, техник страдал страшным метеоризмом. Раз в три-четыре минуты он выдавал руладу пуков, после чего на его лице появлялось выражение неземного блаженства.
   "Стрелять нельзя, - рассудил Влад. - Тут же объявят тревогу... Черт, ну почему мне всегда так везет? Не одно, так другое. Собак на базе нет, зато прямо перед нужной дверью засел идиот с переизбытком кишечных газов, которого, скорей всего, выгнали из казармы, чтоб проветрился и не травил сослуживцев... В общем, справедливо. Не умеешь правильно питаться, сиди на улице. Вот он и торчит тут. Курит, сволочь. Пердун несчастный! Так он еще два часа проваландаться может. А у меня времени нет. Цигель-цигель, ай-лю-лю... Через сорок пять минут ребята начнут операцию. Если я не буду готов, все полетит к черту..."
   Из ангара напротив вышли двое пехотинцев. Один из них крикнул что-то веселое технику, тот ответил. По-испански.
   "Ага, латаное! - Рокотов чуть передвинул пистолет-пулемет. - Жирная свинья из Нью-Мексико. Обожрался своим кайенским перцем, теперь отдыхает..."
   Пехотинцы захохотали и устроились в отдалении. Техник снова заворочался и заливисто пукнул, чем вызвал новый прилив веселья у своих приятелей.
   Владислав прикинул расстояние до толстой задницы и аккуратно нащупал длинную рейку.
   Юлий Рыбаковский назначил встречу Руслану Пенькову в кафе "Ани" на Большом проспекте Петроградской стороны. Заведение было спокойным, малолюдным и потому пользовалось успехом у тех, кто хотел бы без свидетелей поговорить о важных денежных делах.
   В детстве Рыбаковский был евреем и носил запоминающуюся фамилию Фишман.
   Прямо как в анекдоте. Маленький Юлик играл на скрипочке, стучал на одноклассников, выступал на математических олимпиадах и получил к четырнадцати годам первый разряд по шахматам. Впереди ему светил институт Бонч-Бруевича, прозванный в народе "синагогой для связистов", работа инженером с минимальным окладом, женитьба на какой-нибудь Софочке и прозябание до конца дней своих в занюханном конструкторском бюро без всякой перспективы выезда за границу, к чему стремились все граждане великой социалистической державы. Пятый пункт удерживал Рыбаковского надежнее прикрепленного к ноге пушечного ядра.
   Но с совершеннолетием все изменилось.
   Мадам Фишман послала подальше своего Арона Израилевича и вышла замуж за стопроцентного белорусского еврея Рыбаковского. Такой вот поворот судьбы, достойный описания
   в рассказе Бабеля! Так что паспорт Юлик получил на новую фамилию, но со старой национальностью.
   В Бонч-Бруевича он тоже не пошел, а вместо этого намылился на факультет журналистики университета, куда благополучно и поступил с первого раза.
   Поначалу судьба к Юлию благоволила.
   Закончив университет и получив вожделенный диплом, Рыбаковский пристроился в корпункт "Известий". Но там он снюхался с кружком диссидентов, полгода пораспространял машинописные странички с выступлениями господина Бжезинского и очутился в камере следственного изолятора КГБ. Самый гуманный суд в мире припаял Юлику восемь лет.
   Как он вел себя на допросах, Рыбаковский тактично умалчивал, но на следующий же день после прибытия на зону Юлик был расконвоирован, получил хлебную должность заведующего клубом и все годы за колючей проволокой регулярно получал обильные посылки с воли.
   Знающим людям такое отношение к политическому заключенному говорит о многом.
   Выйдя на свободу, Рыбаковский снова занялся диссидентской деятельностью, поэтому довольно быстро вернулся в места не столь отдаленные. Вместе с ним за решетку угодили еще несколько десятков человек. По странному совпадению все они входили в одну и ту же организацию, где идеологическим гуру служил хасид Рыбаковский.
   Но грянула перестройка.
   Юлик досрочно освободился и тут же взлетел на вершину политического Олимпа, став советником питерского мэра. Стульчак вообще жаловал диссидентов, видя в них свою надежнейшую опору. Рыбаковский несколько лет клеймил "палачей" из КГБ и КПСС, при этом не забывая улучшать свое материальное положение. Когда Стульчак с треском проиграл выборы, Юлик переметнулся поближе к Госдуме, получил мандат депутата и в ус не дул. Сошелся с суетливым педерастом Пеньковым и опекавшей его депутатшей и продолжил нелегкую работу по разоблачению перекрасившихся парт-аппаратчиков...
   Руслан явился на встречу в сопровождении своего приятеля Гильбовича. Юлик немного знал этого журналиста, прозванного коллегами Железным Гомосеком за тягу к лицам своего пола и эпиграфам к статьям из "Волшебника Изумрудного Города". Женечка Гильбович жутко обижался на кличку и поливал всех правых и неправых грязью со страниц патриотической прессы, куда он был делегирован вице-консулом США в качестве агента влияния. Чтобы своим присутствием полностью дискредитировать само понятие "патриотизм". Железный Гомосек кропал безграмотные антизападные статейки, пугал всех агрессивными планами Китая и при всем при этом раз в месяц бегал в американский культурный центр за двухсотдолларовой пайкой.
   Пеньков испытывал к Женечке смешанные чувства и ненавязчиво добивался взаимности. Гильбович пока не сдавался, проживая совместно с другом из кордебалета питерского мюзик-холла.
   Пока Женечка брал на всех кофе, Рыбаковский отвел Пенькова в сторону.
   - Ты зачем приволок этого придурка?
   - Да ладно! - отмахнулся стреляющий глазками по сторонам Руслан. - Он не помешает.
   - Да ты что! Я тебе должен инструкции Адамыча передать, а ты не один явился. Сажай его за столик, а сам иди на улицу. Я тебя жду...
   Спустя минуту на крыльцо кафе вывалился растрепанный Пеньков.
   - Ну что там? Он долго один не просидит...