Страница:
Ответственный за изучение распорядка дня Вознесенского толстяк нетерпеливо топтался у киоска с сигаретами и посматривал на часы.
– Ну? – вместо приветствия буркнул Сайко.
– Завтра можно работать, – просипел толстяк, – у него стрелка в десять. В центре. Из дома выйдет около девяти...
– А соседи?
– В девять там нет никого. Мы два дня попасли. С восьми до одиннадцати – мертвые часы. И двор удобный. Парадняк сплошь закрыт кустами, справа – помойка, слева – ограда трамвайного парка. Наскочить у выхода-и хана...
– А семья? Он же на первом этаже живет, могут чухнуться.
– Не боись. Сейчас он один. Проверено.
– Откуда про стрелку знаешь?
– Услышал. Я на лавке сшивался, когда тот договаривался по мобиле...1
1 Мобила – спутниковый телефон. (Скорее всего, сотовый телефон, спутниковый это через спутник, стоит 5 тысяч баксов – Moon)
– Пацаны готовы?
– Будут бабки – будут готовы, – зевнул толстяк.
– Сегодня получите. Я часика в четыре освобожусь, подъеду к тебе. А вечером вместе на место съездим.
Собеседник Сайко сутки через двое работал охранником в американском культурном центре и имел возможность посвящать свободное время побочному промыслу.
– Нормалёк...
– Пацанов предупреди.
– Нс менжуйся, не забуду...
– Уже половина десятого, – Владислав легонько потрепал задремавшего Азада по плечу.
– Ага, – Вестибюль-оглы потянулся и посмотрел на освещенные окна, – пора... Кофе дерну и пойду.
Рокотов налил чашку.
– А себе?
– Я не хочу, – биолог завинтил крышка-термоса. – Как я пойму, что дело на мази?
– Элементарно, – Азад отхлебнул глоток и закурил. – Через полчаса я выйду на улицу. Если закурю, подтягивайся поближе. Значит, он там... Если нет – сиди жди дальше.
– Твой выход не вызовет подозрений?
– Нэ-а. Скажу, что с теткой договорился встретиться...
– Тетки-то не будет! – встрепенулся Влад.
– Ну и что? Нас, черножопых, постоянно кидают. Обещают и нэ приходят... – К самому себе и к своим соплеменникам Азад относился с изрядной иронией, совершенно не комплексуя по поводу внешности, кавказского темперамента и нюансов, связанных с особенностями межнациональных отношений. – Мы же как дэйствуем? Ах, дэвушка, дэвушка, давай познакомимся, в ресторан сходим, потанцуем... Чай-май, культур-мультур... Одна из пяти придет. Так что, если нэ пришла, – все понимают. Значит, порядочная оказалась. Никаких подозрений, наоборот. А я еще подыграю... Могу хоть три раза выйти. Окружающие подумают, что тетка больно хороша, вот я и бэгаю.
– Смотри поосторожнее там... Не стоит мне с тобой пойти? Вроде как приятелю?
– Только испортишь, – Вестибюль-оглы отрицательно мотнул головой. – В таких местах русским дэлать нечего. Ты языка нэ знаешь, обычаев. А я немного и по-чеченски могу, и по-аварски, и по-даргински. Соображаю, что можно говорить, а что нельзя, как обратиться, как уважение проявить... Ты там как бэлая ворона будешь.
– Неужели сюда русские не ходят?
– Почему, ходят... Только те, кто на Кавказе вырос. Или старые знакомые. На нового человека косо смотрят. Особенно на чужака. – Азад сделал последнюю затяжку. – Всё, пошел.
– Сверим часы. Сейчас девять сорок. В десять минут одиннадцатого ты должен выйти.
– Лучше в пятнадцать. Так более правдоподобно.
– Идет... Ну, ни пуха!
– К черту! Хотя у нас так нэ говорят... Будь готов глушить этого торгаша и бросать в тачку.
– Всегда готов.
Вестибюль-оглы спрыгнул на асфальт, огладил куртку и прогулочным шагом двинулся к дверям небольшого ресторанчика.
В понедельник тридцать первого мая тысяча девятьсот девяносто девятого года председатель общественного движения ч3а права очередников” Николай Ефимович Ковалевский приехал домой необычно рано, наскоро перекусил, приказал своей глуповатой супруге не отвлекать его, заперся в кабинете, погасил верхний свет и устроился в кресле у окна, вперившись маленькими бегающими глазками в темноту двора.
Ковалевскому было страшно.
Наступил день расплаты за свежеприобретенную квартиру на Васильевском острове. Ту, из-за которой Николая дважды били и дважды требовали деньги. Один раз тридцать тысяч долларов, второй – сорок.
Сегодня за деньгами должны были прийти. Ковалевский не знал, как именно это произойдет. Может быть, позвонят и назначат место встречи, может, вломятся прямо к нему домой, а может, и потребуют принести сумму завтра на работу. Способов получить с должника много. Могут даже машину остановить, переодевшись сотрудниками ГИБДД.
Но у Николая был приготовлен сюрприз. С самого утра в соседнем с его домом отделении милиции наготове сидели несколько оперов из Главка, а его телефон негласно прослушивался – Дядюшка расстарался. В левой руке Ковалевский держал трубку радиотелефона. На тот случай, если вымогатели перережут провода городского телефона.
Во двор вороватый бизнесмен и крупный общественный деятель смотрел не случайно. Он знал из детективов, что рэкетиры обычно проверяют наличие объекта в квартире, а потом уже начинают совершать какие-нибудь действия.
И Коля хотел засечь их первым. Минуты ожидания тянулись нестерпимо долго...
За прошедшую неделю Ковалевский успел перебрать в мыслях десятки сценариев развития событий. От самых благоприятных, где вымогателей брали с поличным, препровождали в отделение и вызывали уважаемого Николая Ефимовича на очные ставки, до самых отвратительных, где менты оказывались неспособны задержать преступников, те нападали на Николая Ефимовича, увозили его в лес и долго пытали на лоне природы, привязав к дереву и ввинчивая ржавый штопор аккурат между ног. Откуда в фантазиях родился штопор, объяснить мог, пожалуй, лишь покойный дедушка Фрейд. Но старичка Зигмунда поблизости не было, и бизнесмен-общественник продолжал мучиться в одиночестве.
Семь дней кошмаров вылились в сброшенные пять килограммов жира и чуть не привели к нервному срыву. Ковалевский спал урывками, заработал отвратительную красноватую сыпь на сгибах локтей и был близок к прободению застарелой язвы желудка.
Неправедная жизнь до добра не доводит, но меняться “уважаемый общественник” не намеревался. Слишком уж дорогую цену пришлось бы заплатить за свою честность. В котле, где варятся в собственном дерьме коммерсанты, чиновники и коррумпированные стражи порядка, порядки – как в банде беспредельщиков. Вход – рубль, выход – червонец. Да и расставаться с иллюзией благополучия в виде хорошей машины, офисов и расположения городской администрации Николаю совсем не хотелось.
Привык.
Да так привык, что уже не мыслил себя без всего перечисленного.
Деревенский паренек, до своего совершеннолетия месивший грязь в деревне под Брянском, “вырвался в люди” и не желал сдавать ни пяди завоеванного, несмотря на то, что с каждым годом приближался к закономерному финалу подобных личностей – насильственной смерти от ножа, удавки или прикрепленною к днищу автомобиля тротилового заряда.
Ковалевский думал, что ему удастся перехитрить судьбу.
Дважды удавалось. Один раз он чуть не сел, попробовав похитить человека и повымогать у того деньги. Но Колю быстро задержали, и только вмешательство дядюшки и солидная взятка районному прокурору помогли отделаться переквалификацией статьи с тяжелой на легкую и уйти под амнистию.
Второй раз он наобещал с три короба руководству охранной фирмы, у которой состоял под “крышей”, и едва не лишился всего нажитого, когда “частные детективы” стали требовать выполнения взятых обязательств и трясти с Ковалевского неустойку. Тогда ему опять помог дядюшка, договорившийся с руководством фирмы о том, что не в меру говорливого и безмозглого Колюню оставят в покое, наложив лишь символический штраф.
Организовав общественное движение, так ничего и не понявший бизнесмен почувствовал себя неуязвимым. Обманывая десятки тысяч людей и вращаясь в “высоких сферах” администрации Санкт-Петербурга, Ковалевский потерял связь с реальностью, и только удары по физиономии от двух групп неизвестных ему личностей временно вернули коммерсанта на грешную землю.
Но ненадолго.
Буквально через день слегка успокоенный дядей из ГУВД Николай Ефимович вступил в альянс с организациями ветеранов и инвалидов трех войн. Великой Отечественной, афганской и первой чеченской. Еще к ним присоединились блокадники и с десяток мелких полулегальных фирм.
Дивиденды обещали быть покруче, чем от “очередников”.
Но и риск выше.
Распределение бюджетных средств на строительство всегда связано со стрельбой и поножовщиной. Особенно если к пирогу допущены люди, которых в свое время государство научило убивать, а потом выбросило на обочину жизни и никак не озаботилось последствиями. Выяснение отношений в таких фондах и объединениях идет по одному сценарию – сначала кто-то скрысятничает и украдет не по чину, потом остальные захотят увеличения своих долей, затем кому-нибудь в голову придет светлая мысль о прямой зависимости количества денег от количества участников концессии – и понеслось!
Не успевает остыть один труп, как уже шпигуют свинцом следующего.
Денег на всех никогда не хватает. В самом конце оставшиеся в живых оккупируют тюремные нары и плачутся в жилетки сокамерникам. Те, кому повезло немного меньше, находят покой в свежих могилках.
А на свет появляется очередное многотомное уголовное дело, где каждый обвиняемый одновременно является еще и потерпевшим по паре-тройке эпизодов. Свидетели исчисляются сотнями, улики – тысячами, испарившиеся суммы – миллионами.
Но не успеет судья закончить чтение приговора, как в том же городе возникает такая же организация и в ее ряды устремляются те, кого не смогли или не захотели посадить в рамках только что прошедшего процесса.
И всё начинается по новой...
В неясном свете фонаря через двор метнулась какая-то тень.
Ковалевский вжал голову в плечи и осторожно выглянул из-за занавески.
Темная фигура остановилась, подняла голову и обвела взглядом окна.
Коммерсант присел на корточки и набрал номер.
– Есть!.. Да, наблюдатель... Только зашел... Сейчас будете?.. Жду!
Николай уже не таясь встал и раздвинул плотные шторы. Бояться больше нечего. Через две минуты наблюдателя-рэкетира возьмут под белы рученьки дядюшкины подчиненные и быстренько выколотят из него имена подельников. А там и за остальными поедут,
Ковалевский представил себе их жалкие лица и ухмыльнулся.
Они будут сидеть в наручниках, умолять о пощаде, а “уважаемый Николай Ефимович” будет цедить слово за словом, не обращая внимания на их жалкие оправдания, пригвождая каждой своей фразой и принимая из рук почтительного следователя чашечку свежезаваренного лично для него чаю.
Ковалевский чувствовал себя на коне только с более слабыми или зависимыми от него людьми.
Со двора послышалось негромкое журчание, звук застегиваемой ширинки и шаги. Неизвестный, оросивший стену дома, скрылся в гулкой темноте проходного двора.
Через минуту под арку с ревом сирены влетел патрульный УАЗ, и из него посыпались милиционеры с автоматами наперевес, до полусмерти перепугавшие вышедшего на прогулку кота.
Гражданина, посягнувшего в особо циничной форме на чистоту двора, так и не догнали.
Эксперту по .ядерному вооружению уже минуло восемьдесят. Он начинал еще в – “шарашке”, организованной по личному распоряжению наркома НКВД Лаврентия Павловича Берии, и с сороковых годов был на короткой ноге и с Иоффе, и с Капицей, и с Сахаровым, и с Келдышем, и с Ландау, и со всеми остальными создателями советского атомного щита.
Больших должностей Самуил Маркович не занимал.
И дело было не в национальности. “Ненадежных”, как частенько за глаза именовали евреев, в сверхсекретных конструкторских бюро имелось предостаточно. Одно время по “шарашкам” даже ходила шутка, что на территориях объектов класса “А” впору одновременно с фундаментами основных корпусов сразу закладывать и синагоги.
Самуил Маркович был идеальным Помощником. Именно с большой буквы. Звезд с неба он не хватал, мыслил только конкретными категориями, в абстрагирование не лез, но порученное дело исполнял от начала до конца. И при этом обладал феноменальной памятью, держа в голове тысячи мельчайших деталей и событий. Поручив Самуилу Марковичу проведение эксперимента, можно было дальше не волноваться – он проводил его идеально, а если что-то не получалось, повторял процесс десятки раз, пока не добивался соблюдения всех параметров.
Отношения с государством у иудея-атомника складывались весьма благоприятные. Он честно выполнял свою работу, получал более чем солидные зарплату и премии, а к праздникам ему вручали либо ценный подарок, либо правительственную награду.
За сорок лет беспорочной службы Самуил Маркович стал полным кавалером орденов Трудового Красного Знамени, Знака Почета и гордо носил на лацкане пиджака ордена Ленина, Красной Звезды и лауреатские медали.
Выйдя на пенсию в начале девяностых годов, эксперт не остался не у дел.
Несколько раз в месяц его приглашали для консультаций, с ним советовались историки и архивисты, более молодые коллеги с интересом выслушивали его рассказы о выдвинутых, но неосуществленных идеях.
Поэтому визит Секретаря Совета Безопасности не стал для него неожиданностью.
Моложавый полковник запаса приехал сам. И этим подчеркнул уважение к возрасту и заслугам престарелого атомника. Хотя мог вызвать к себе в кабинет.
Поднявшийся в квартиру вместе с Секретарем адъютант сноровисто сервировал стол для чаепития и ретировался, оставив Самуила Марковича наедине с гостем, что также свидетельствовало о важности и конфиденциальности предстоящей беседы. Вокруг дома встали четыре микроавтобуса службы радиотехнического контроля, заблокировавшие даже гипотетическую вероятность прослушивания. У парадной на лавочке обосновались трое “волкодавов” из боевого подразделения ФСБ, изображая из себя праздных молодых людей. Еще две пары встали на лестничных площадках.
После необходимого обмена любезностями и вопросов о здоровье Секретарь Совбеза приступил к делу:
– У нас возникла проблема в связи с недостатком информации.
Самуил Маркович понимающе кивнул. Это и так понятно. Раз приехали к нему за советом, значит, вопрос уходит корнями в далекое прошлое. А живых свидетелей почти не осталось.
– АУ дробь эс десять, – продолжил полковник.
– Помню, -эксперт взял печенье-Начало работ по проекту – пятьдесят девятый год, осень. По-моему, октябрь. Или самое начало ноября... Курировал лично министр обороны. Очень на тот момент перспективная разработка. Я занимался оптимизацией систем электроподачи.
– Вы знаете проект в полном объеме?
– За исключением незначительных деталей – да.
– Когда образец пошел в серию?
– Смотря что вы имеете в виду. Модификаций заряда было изготовлено... – Самуил Маркович пожевал губами, – семнадцать. Девять из них пошли в серию. Первый – в шестьдесят втором, последний – в восемьдесят пятом. Самый мощный – триста пятьдесят килотонн, минимальный – двадцать.
Всего было поставлено на вооружение примерно две с половиной тысячи штук. Плюс-минус сотня... Как вы понимаете, координат точек базирования я не знаю.
– Ну у вас и память! – искренне восхитился Секретарь Совбеза.
– Пока не жалуюсь, – скромно отреагировал эксперт. – Продолжим...
– Можно ли по одному документу... назовем его спецификацией... определить конкретный тип заряда? – Полковник слабо разбирался в ядерном оружии, но по поводу своей некомпетентности не комплексовал и при необходимости обращался к специалистам.
– Зависит от уровня документа... Секретарь Совбеза внимательно склонил голову.
– В нашей системе, как вам известно, принята схема допусков. От уровня допуска зависят кодовые обозначения и полнота характеристик. Кстати, а какой у вас допуск?
Полковник выложил перед экспертом пластиковую карточку. Не до церемоний, когда речь заходит о государственных секретах.
Самуил Маркович внимательно прочитал строчку цифро-буквенного кода и удовлетворенно вздохнул.
– Годится... Показывайте, что у вас есть.
– Вот, – на стол легла ксерокопия машинописной страницы. – Это все.
– Так, – эксперт сдвинул на нос очки и наклонился над листком бумаги, – ага.... “яблонька” семьдесят девятого... помню, Андрей Павлович делал... крепления по стандарту... сто пятьдесят единиц... стабилизация ниобием... та-ак, без разделения в вольфрамовом блоке... зашита по стандарту... блокиратор типа “ссмь-бэ”... это ясно... пятый уровень... прокладка оксидом титана, тоже нормально... Так что вас интересует?
– Вы знаете, – честно признался полковник, – я ничего не понял из того. что вы сейчас говорили. Для меня слова “яблонька” и все остальное – темный лес. Если возможно, объясните на уровне средней школы.
– Да пожалуйста! – Самуил Маркович отложил ксерокопию. – “Яблонька” – это кодовое обозначение данной модификации заряда, принятое в документации примерно в семидесятом году. Расчетная мощность – сто пятьдесят килотонн. Урановый сердечник стабилизирован ниобием и заключен в сферу из бериллия и вольфрамовую рубашку. Крепления к носителю стандартные. То есть боеголовку можно использовать как при наземном шахтном базировании, так и при морском и воздушном. Пять степеней защиты от произвольного срабатывания... От механических до электронных. Сама начинка разделена на шесть частей, вступающих во взаимодействие под влиянием взрывчатки со скоростью внутренней детонации свыше двенадцати тысяч метров в секунду. От “красной ртути” отказались, чтобы сделать начинку более долговечной. Боеголовка крайне надежна по причине собственной примитивности...
– Стоп! – улыбнулся гость. – “Красная ртуть” – это вещество, усиливающее термоядерный взрыв?
– Молодой человек! – эксперт сдвинул очки на лоб. – Во-первых, мы с вами беседуем об атомном, а не термоядерном устройстве. Есть, знаете ли, разница... И второе – молодые гои, пытающиеся торговать ртутью красного цвета с плотностью двадцать граммов на кубический сантиметр, демонстрируют вопиющую безграмотность. Нет такого вещества в природе и никогда не существовало! Это чушь! “Красной ртутью” – во все времена называли оружейный плутоний. Просто об этом мало кому было известно... Все так называемые “продажи красной ртути” – аферы. Когда я читал посвященные данной теме статейки в газетах, я очень смеялся. И больше всего – над чиновниками, которые подписывали квоты продаж.
– Ага, понял, – кивнул Секретарь Совбеза.
– Пойдем дальше... Та спецификация, что вы мне показали, скорее всего относится либо к системе “Радуга”, либо к “Маятнику”.
– О “Радуге” я слышал...
– Что слышали? – хитро прищурился Самуил Маркович.
– Программа космического размещения.
– Верно. Значит, знаете о системе. – Эксперт не стал дальше развивать тему, а полковник не спросил, более заинтересованный впервые упомянутым “Маятником”. Судьба спутника КН-710 так и осталась невыясненной. Самуил Маркович пребывал в уверенности, что управление системой “Радуга” находится под полным контролем специального подразделения. Иного представить себе он не мог. – Хорошо...
– О “Маятнике” можно подробнее?
– Конечно. Ваш допуск вполне позволяет... Итак. Система “Маятник” – это размешенные на территориях сопредельных ныне республик законсервированные шахты с ядерным оружием. Судя по представленному вами документу, восемь зарядов именно из этой серии.
– Каких республик? – изумился Секретарь Совбеза.
– Беларуси, Украины, Казахстана и Армении, – спокойно ответил эксперт. – По восемь-десять шахт. Приведение в боевую готовность занимает менее суток. Где конкретно расположены объекты – извините, не в курсе.
Полковник потер виски.
– Вы уверены?!
– Абсолютно, – теперь пришла очередь удивляться восьмидесятилетнему атомнику. – А вы что, потеряли над ними контроль?
– Мне об этом ничего не известно, – Секретарь Совбеза взял себя в руки. – Думаю, что нет.
– Так вы думаете или вы точно знаете? – строго спросил Самуил Маркович.
В десять семнадцать Владислав проявил первые признаки нетерпения.
Он внимательно осмотрел почти пустую улицу, припаркованные у ресторана автомобили, группу курящих на углу молодых людей.
Вроде всё спокойно.
За окнами кабака жизнь тоже текла без изменений – музыка, гул голосов, стелящийся по залу табачный дым, официанты с подносами, мягкий свет ламп. В течение последнего получаса в гостеприимно распахнутые двери зашло трое новых посетителей. А вышел только один – пузатый горец в черном костюме и белоснежной рубашке без галстука, севший в роскошный “Infiniti Q45t” серо-стального цвета и неторопливо укативший по каким-то своим делам. Номер седана Рокотов черкнул на висевшем по центру приборной доски листе блокнота.
Азад не появлялся.
В десять двадцать пять биолог-антитеррорист выложил все из карманов, оставив лишь деньги в сумме двухсот рублей, запер джип на секретный, открывающийся без ключа замок и переступил порог ресторана.
На нового посетителя никто не обратил ровным счетом никакого внимания.
Рокотов приблизился к стойке, уселся на банкетку и бросил перед собой сотню, внимательно оглядывая боковым зрением зал.
– “Мальборо” и стаканчик сока...
– Какого именно? – вежливо склонился вышколенный бармен с узким, как бритва, лицом и плотно прижатыми к черепу деформированными ушами.
“Борец, – автоматически отметил Влад, – средний вес, вольник или классика...”
– Апельсин есть?
– Да.
– Тогда его... – Уже не скрываясь, Рокотов посмотрел в зал.
Азада за столиками не наблюдалось.
– Кого-то ждете? – напряженно спросил бармен.
Юп-па! Что у него с голосом?
– Нет, – биолог повернулся к стойке и положил локти на полированное дерево, – просто смотрю... Из горячего что есть?
– Шашлык, люля, котлеты по-киевски, – затараторил бармен, явно стараясь потоком слов отвлечь посетителя от прозвучавшего пять секунд назад вопроса, – отличная соляночка. Из рыбного – осетрина и форель...
– Форель – это хорошо. – Влад из-под опущенных ресниц посмотрел на своего визави, делая вид, что поглощен освобождением пачки “Мальборо” от липнущей к пальцам полиэтиленовой пленки.
Бармен бросил взгляд куда-то за спину Рокотова и еле заметно подмигнул, невидимому соплеменнику.
“Интересно, где мой черножопый друг и что здесь, собственно, происходит?..”
– Давайте форель, – после недолгого раздумья “решился” Влад. – Где здесь руки моют?
– Туалет справа в конце зала, – опять почему-то напрягся бармен.
“Дурдом какой-то!”
Биолог не торопясь прошел вдоль стойки, распахнул выкрашенную в веселенький желтый цвет дверку и зашел в сияющее надраенным кафелем Г-образное помещение.
Никого.
Рокотов миновал кабинки, свернул к писсуарам и остановился.
У дальней стены, вытянувшись в струнку и прижимая к груди руки, лежал Вестибюль-оглы.
Мертвые, широко открытые глаза безучастно смотрели в потолок.
Из подреберья торчала деревянная рукоять.
Крови почти не было. Один профессиональный удар под углом снизу вверх разрубил сердечную мышцу маленького, но мужественного азербайджанца. Азад умер мгновенно.
Владислав почувствовал, как у него похолодело лицо.
Кулаки у Азада были конвульсивно сжать.
Сзади грохнула распахнувшаяся дверь.
Бежать было поздно.
Да и некуда – в туалетной комнате окон не предусмотрели.
– Стоять! – рявкнул детина в синей милицейской форме, направив в живот Рокотову дуло короткого автомата и пропуская мимо себя двух сержантов с пистолетами в вытянутых по американской полицейской моде руках.
Влад послушно поднял руки вверх и застыл, изобразив на лице полное непонимание происходящего...
Глава 8
– Ну? – вместо приветствия буркнул Сайко.
– Завтра можно работать, – просипел толстяк, – у него стрелка в десять. В центре. Из дома выйдет около девяти...
– А соседи?
– В девять там нет никого. Мы два дня попасли. С восьми до одиннадцати – мертвые часы. И двор удобный. Парадняк сплошь закрыт кустами, справа – помойка, слева – ограда трамвайного парка. Наскочить у выхода-и хана...
– А семья? Он же на первом этаже живет, могут чухнуться.
– Не боись. Сейчас он один. Проверено.
– Откуда про стрелку знаешь?
– Услышал. Я на лавке сшивался, когда тот договаривался по мобиле...1
1 Мобила – спутниковый телефон. (Скорее всего, сотовый телефон, спутниковый это через спутник, стоит 5 тысяч баксов – Moon)
– Пацаны готовы?
– Будут бабки – будут готовы, – зевнул толстяк.
– Сегодня получите. Я часика в четыре освобожусь, подъеду к тебе. А вечером вместе на место съездим.
Собеседник Сайко сутки через двое работал охранником в американском культурном центре и имел возможность посвящать свободное время побочному промыслу.
– Нормалёк...
– Пацанов предупреди.
– Нс менжуйся, не забуду...
– Уже половина десятого, – Владислав легонько потрепал задремавшего Азада по плечу.
– Ага, – Вестибюль-оглы потянулся и посмотрел на освещенные окна, – пора... Кофе дерну и пойду.
Рокотов налил чашку.
– А себе?
– Я не хочу, – биолог завинтил крышка-термоса. – Как я пойму, что дело на мази?
– Элементарно, – Азад отхлебнул глоток и закурил. – Через полчаса я выйду на улицу. Если закурю, подтягивайся поближе. Значит, он там... Если нет – сиди жди дальше.
– Твой выход не вызовет подозрений?
– Нэ-а. Скажу, что с теткой договорился встретиться...
– Тетки-то не будет! – встрепенулся Влад.
– Ну и что? Нас, черножопых, постоянно кидают. Обещают и нэ приходят... – К самому себе и к своим соплеменникам Азад относился с изрядной иронией, совершенно не комплексуя по поводу внешности, кавказского темперамента и нюансов, связанных с особенностями межнациональных отношений. – Мы же как дэйствуем? Ах, дэвушка, дэвушка, давай познакомимся, в ресторан сходим, потанцуем... Чай-май, культур-мультур... Одна из пяти придет. Так что, если нэ пришла, – все понимают. Значит, порядочная оказалась. Никаких подозрений, наоборот. А я еще подыграю... Могу хоть три раза выйти. Окружающие подумают, что тетка больно хороша, вот я и бэгаю.
– Смотри поосторожнее там... Не стоит мне с тобой пойти? Вроде как приятелю?
– Только испортишь, – Вестибюль-оглы отрицательно мотнул головой. – В таких местах русским дэлать нечего. Ты языка нэ знаешь, обычаев. А я немного и по-чеченски могу, и по-аварски, и по-даргински. Соображаю, что можно говорить, а что нельзя, как обратиться, как уважение проявить... Ты там как бэлая ворона будешь.
– Неужели сюда русские не ходят?
– Почему, ходят... Только те, кто на Кавказе вырос. Или старые знакомые. На нового человека косо смотрят. Особенно на чужака. – Азад сделал последнюю затяжку. – Всё, пошел.
– Сверим часы. Сейчас девять сорок. В десять минут одиннадцатого ты должен выйти.
– Лучше в пятнадцать. Так более правдоподобно.
– Идет... Ну, ни пуха!
– К черту! Хотя у нас так нэ говорят... Будь готов глушить этого торгаша и бросать в тачку.
– Всегда готов.
Вестибюль-оглы спрыгнул на асфальт, огладил куртку и прогулочным шагом двинулся к дверям небольшого ресторанчика.
В понедельник тридцать первого мая тысяча девятьсот девяносто девятого года председатель общественного движения ч3а права очередников” Николай Ефимович Ковалевский приехал домой необычно рано, наскоро перекусил, приказал своей глуповатой супруге не отвлекать его, заперся в кабинете, погасил верхний свет и устроился в кресле у окна, вперившись маленькими бегающими глазками в темноту двора.
Ковалевскому было страшно.
Наступил день расплаты за свежеприобретенную квартиру на Васильевском острове. Ту, из-за которой Николая дважды били и дважды требовали деньги. Один раз тридцать тысяч долларов, второй – сорок.
Сегодня за деньгами должны были прийти. Ковалевский не знал, как именно это произойдет. Может быть, позвонят и назначат место встречи, может, вломятся прямо к нему домой, а может, и потребуют принести сумму завтра на работу. Способов получить с должника много. Могут даже машину остановить, переодевшись сотрудниками ГИБДД.
Но у Николая был приготовлен сюрприз. С самого утра в соседнем с его домом отделении милиции наготове сидели несколько оперов из Главка, а его телефон негласно прослушивался – Дядюшка расстарался. В левой руке Ковалевский держал трубку радиотелефона. На тот случай, если вымогатели перережут провода городского телефона.
Во двор вороватый бизнесмен и крупный общественный деятель смотрел не случайно. Он знал из детективов, что рэкетиры обычно проверяют наличие объекта в квартире, а потом уже начинают совершать какие-нибудь действия.
И Коля хотел засечь их первым. Минуты ожидания тянулись нестерпимо долго...
За прошедшую неделю Ковалевский успел перебрать в мыслях десятки сценариев развития событий. От самых благоприятных, где вымогателей брали с поличным, препровождали в отделение и вызывали уважаемого Николая Ефимовича на очные ставки, до самых отвратительных, где менты оказывались неспособны задержать преступников, те нападали на Николая Ефимовича, увозили его в лес и долго пытали на лоне природы, привязав к дереву и ввинчивая ржавый штопор аккурат между ног. Откуда в фантазиях родился штопор, объяснить мог, пожалуй, лишь покойный дедушка Фрейд. Но старичка Зигмунда поблизости не было, и бизнесмен-общественник продолжал мучиться в одиночестве.
Семь дней кошмаров вылились в сброшенные пять килограммов жира и чуть не привели к нервному срыву. Ковалевский спал урывками, заработал отвратительную красноватую сыпь на сгибах локтей и был близок к прободению застарелой язвы желудка.
Неправедная жизнь до добра не доводит, но меняться “уважаемый общественник” не намеревался. Слишком уж дорогую цену пришлось бы заплатить за свою честность. В котле, где варятся в собственном дерьме коммерсанты, чиновники и коррумпированные стражи порядка, порядки – как в банде беспредельщиков. Вход – рубль, выход – червонец. Да и расставаться с иллюзией благополучия в виде хорошей машины, офисов и расположения городской администрации Николаю совсем не хотелось.
Привык.
Да так привык, что уже не мыслил себя без всего перечисленного.
Деревенский паренек, до своего совершеннолетия месивший грязь в деревне под Брянском, “вырвался в люди” и не желал сдавать ни пяди завоеванного, несмотря на то, что с каждым годом приближался к закономерному финалу подобных личностей – насильственной смерти от ножа, удавки или прикрепленною к днищу автомобиля тротилового заряда.
Ковалевский думал, что ему удастся перехитрить судьбу.
Дважды удавалось. Один раз он чуть не сел, попробовав похитить человека и повымогать у того деньги. Но Колю быстро задержали, и только вмешательство дядюшки и солидная взятка районному прокурору помогли отделаться переквалификацией статьи с тяжелой на легкую и уйти под амнистию.
Второй раз он наобещал с три короба руководству охранной фирмы, у которой состоял под “крышей”, и едва не лишился всего нажитого, когда “частные детективы” стали требовать выполнения взятых обязательств и трясти с Ковалевского неустойку. Тогда ему опять помог дядюшка, договорившийся с руководством фирмы о том, что не в меру говорливого и безмозглого Колюню оставят в покое, наложив лишь символический штраф.
Организовав общественное движение, так ничего и не понявший бизнесмен почувствовал себя неуязвимым. Обманывая десятки тысяч людей и вращаясь в “высоких сферах” администрации Санкт-Петербурга, Ковалевский потерял связь с реальностью, и только удары по физиономии от двух групп неизвестных ему личностей временно вернули коммерсанта на грешную землю.
Но ненадолго.
Буквально через день слегка успокоенный дядей из ГУВД Николай Ефимович вступил в альянс с организациями ветеранов и инвалидов трех войн. Великой Отечественной, афганской и первой чеченской. Еще к ним присоединились блокадники и с десяток мелких полулегальных фирм.
Дивиденды обещали быть покруче, чем от “очередников”.
Но и риск выше.
Распределение бюджетных средств на строительство всегда связано со стрельбой и поножовщиной. Особенно если к пирогу допущены люди, которых в свое время государство научило убивать, а потом выбросило на обочину жизни и никак не озаботилось последствиями. Выяснение отношений в таких фондах и объединениях идет по одному сценарию – сначала кто-то скрысятничает и украдет не по чину, потом остальные захотят увеличения своих долей, затем кому-нибудь в голову придет светлая мысль о прямой зависимости количества денег от количества участников концессии – и понеслось!
Не успевает остыть один труп, как уже шпигуют свинцом следующего.
Денег на всех никогда не хватает. В самом конце оставшиеся в живых оккупируют тюремные нары и плачутся в жилетки сокамерникам. Те, кому повезло немного меньше, находят покой в свежих могилках.
А на свет появляется очередное многотомное уголовное дело, где каждый обвиняемый одновременно является еще и потерпевшим по паре-тройке эпизодов. Свидетели исчисляются сотнями, улики – тысячами, испарившиеся суммы – миллионами.
Но не успеет судья закончить чтение приговора, как в том же городе возникает такая же организация и в ее ряды устремляются те, кого не смогли или не захотели посадить в рамках только что прошедшего процесса.
И всё начинается по новой...
В неясном свете фонаря через двор метнулась какая-то тень.
Ковалевский вжал голову в плечи и осторожно выглянул из-за занавески.
Темная фигура остановилась, подняла голову и обвела взглядом окна.
Коммерсант присел на корточки и набрал номер.
– Есть!.. Да, наблюдатель... Только зашел... Сейчас будете?.. Жду!
Николай уже не таясь встал и раздвинул плотные шторы. Бояться больше нечего. Через две минуты наблюдателя-рэкетира возьмут под белы рученьки дядюшкины подчиненные и быстренько выколотят из него имена подельников. А там и за остальными поедут,
Ковалевский представил себе их жалкие лица и ухмыльнулся.
Они будут сидеть в наручниках, умолять о пощаде, а “уважаемый Николай Ефимович” будет цедить слово за словом, не обращая внимания на их жалкие оправдания, пригвождая каждой своей фразой и принимая из рук почтительного следователя чашечку свежезаваренного лично для него чаю.
Ковалевский чувствовал себя на коне только с более слабыми или зависимыми от него людьми.
Со двора послышалось негромкое журчание, звук застегиваемой ширинки и шаги. Неизвестный, оросивший стену дома, скрылся в гулкой темноте проходного двора.
Через минуту под арку с ревом сирены влетел патрульный УАЗ, и из него посыпались милиционеры с автоматами наперевес, до полусмерти перепугавшие вышедшего на прогулку кота.
Гражданина, посягнувшего в особо циничной форме на чистоту двора, так и не догнали.
Эксперту по .ядерному вооружению уже минуло восемьдесят. Он начинал еще в – “шарашке”, организованной по личному распоряжению наркома НКВД Лаврентия Павловича Берии, и с сороковых годов был на короткой ноге и с Иоффе, и с Капицей, и с Сахаровым, и с Келдышем, и с Ландау, и со всеми остальными создателями советского атомного щита.
Больших должностей Самуил Маркович не занимал.
И дело было не в национальности. “Ненадежных”, как частенько за глаза именовали евреев, в сверхсекретных конструкторских бюро имелось предостаточно. Одно время по “шарашкам” даже ходила шутка, что на территориях объектов класса “А” впору одновременно с фундаментами основных корпусов сразу закладывать и синагоги.
Самуил Маркович был идеальным Помощником. Именно с большой буквы. Звезд с неба он не хватал, мыслил только конкретными категориями, в абстрагирование не лез, но порученное дело исполнял от начала до конца. И при этом обладал феноменальной памятью, держа в голове тысячи мельчайших деталей и событий. Поручив Самуилу Марковичу проведение эксперимента, можно было дальше не волноваться – он проводил его идеально, а если что-то не получалось, повторял процесс десятки раз, пока не добивался соблюдения всех параметров.
Отношения с государством у иудея-атомника складывались весьма благоприятные. Он честно выполнял свою работу, получал более чем солидные зарплату и премии, а к праздникам ему вручали либо ценный подарок, либо правительственную награду.
За сорок лет беспорочной службы Самуил Маркович стал полным кавалером орденов Трудового Красного Знамени, Знака Почета и гордо носил на лацкане пиджака ордена Ленина, Красной Звезды и лауреатские медали.
Выйдя на пенсию в начале девяностых годов, эксперт не остался не у дел.
Несколько раз в месяц его приглашали для консультаций, с ним советовались историки и архивисты, более молодые коллеги с интересом выслушивали его рассказы о выдвинутых, но неосуществленных идеях.
Поэтому визит Секретаря Совета Безопасности не стал для него неожиданностью.
Моложавый полковник запаса приехал сам. И этим подчеркнул уважение к возрасту и заслугам престарелого атомника. Хотя мог вызвать к себе в кабинет.
Поднявшийся в квартиру вместе с Секретарем адъютант сноровисто сервировал стол для чаепития и ретировался, оставив Самуила Марковича наедине с гостем, что также свидетельствовало о важности и конфиденциальности предстоящей беседы. Вокруг дома встали четыре микроавтобуса службы радиотехнического контроля, заблокировавшие даже гипотетическую вероятность прослушивания. У парадной на лавочке обосновались трое “волкодавов” из боевого подразделения ФСБ, изображая из себя праздных молодых людей. Еще две пары встали на лестничных площадках.
После необходимого обмена любезностями и вопросов о здоровье Секретарь Совбеза приступил к делу:
– У нас возникла проблема в связи с недостатком информации.
Самуил Маркович понимающе кивнул. Это и так понятно. Раз приехали к нему за советом, значит, вопрос уходит корнями в далекое прошлое. А живых свидетелей почти не осталось.
– АУ дробь эс десять, – продолжил полковник.
– Помню, -эксперт взял печенье-Начало работ по проекту – пятьдесят девятый год, осень. По-моему, октябрь. Или самое начало ноября... Курировал лично министр обороны. Очень на тот момент перспективная разработка. Я занимался оптимизацией систем электроподачи.
– Вы знаете проект в полном объеме?
– За исключением незначительных деталей – да.
– Когда образец пошел в серию?
– Смотря что вы имеете в виду. Модификаций заряда было изготовлено... – Самуил Маркович пожевал губами, – семнадцать. Девять из них пошли в серию. Первый – в шестьдесят втором, последний – в восемьдесят пятом. Самый мощный – триста пятьдесят килотонн, минимальный – двадцать.
Всего было поставлено на вооружение примерно две с половиной тысячи штук. Плюс-минус сотня... Как вы понимаете, координат точек базирования я не знаю.
– Ну у вас и память! – искренне восхитился Секретарь Совбеза.
– Пока не жалуюсь, – скромно отреагировал эксперт. – Продолжим...
– Можно ли по одному документу... назовем его спецификацией... определить конкретный тип заряда? – Полковник слабо разбирался в ядерном оружии, но по поводу своей некомпетентности не комплексовал и при необходимости обращался к специалистам.
– Зависит от уровня документа... Секретарь Совбеза внимательно склонил голову.
– В нашей системе, как вам известно, принята схема допусков. От уровня допуска зависят кодовые обозначения и полнота характеристик. Кстати, а какой у вас допуск?
Полковник выложил перед экспертом пластиковую карточку. Не до церемоний, когда речь заходит о государственных секретах.
Самуил Маркович внимательно прочитал строчку цифро-буквенного кода и удовлетворенно вздохнул.
– Годится... Показывайте, что у вас есть.
– Вот, – на стол легла ксерокопия машинописной страницы. – Это все.
– Так, – эксперт сдвинул на нос очки и наклонился над листком бумаги, – ага.... “яблонька” семьдесят девятого... помню, Андрей Павлович делал... крепления по стандарту... сто пятьдесят единиц... стабилизация ниобием... та-ак, без разделения в вольфрамовом блоке... зашита по стандарту... блокиратор типа “ссмь-бэ”... это ясно... пятый уровень... прокладка оксидом титана, тоже нормально... Так что вас интересует?
– Вы знаете, – честно признался полковник, – я ничего не понял из того. что вы сейчас говорили. Для меня слова “яблонька” и все остальное – темный лес. Если возможно, объясните на уровне средней школы.
– Да пожалуйста! – Самуил Маркович отложил ксерокопию. – “Яблонька” – это кодовое обозначение данной модификации заряда, принятое в документации примерно в семидесятом году. Расчетная мощность – сто пятьдесят килотонн. Урановый сердечник стабилизирован ниобием и заключен в сферу из бериллия и вольфрамовую рубашку. Крепления к носителю стандартные. То есть боеголовку можно использовать как при наземном шахтном базировании, так и при морском и воздушном. Пять степеней защиты от произвольного срабатывания... От механических до электронных. Сама начинка разделена на шесть частей, вступающих во взаимодействие под влиянием взрывчатки со скоростью внутренней детонации свыше двенадцати тысяч метров в секунду. От “красной ртути” отказались, чтобы сделать начинку более долговечной. Боеголовка крайне надежна по причине собственной примитивности...
– Стоп! – улыбнулся гость. – “Красная ртуть” – это вещество, усиливающее термоядерный взрыв?
– Молодой человек! – эксперт сдвинул очки на лоб. – Во-первых, мы с вами беседуем об атомном, а не термоядерном устройстве. Есть, знаете ли, разница... И второе – молодые гои, пытающиеся торговать ртутью красного цвета с плотностью двадцать граммов на кубический сантиметр, демонстрируют вопиющую безграмотность. Нет такого вещества в природе и никогда не существовало! Это чушь! “Красной ртутью” – во все времена называли оружейный плутоний. Просто об этом мало кому было известно... Все так называемые “продажи красной ртути” – аферы. Когда я читал посвященные данной теме статейки в газетах, я очень смеялся. И больше всего – над чиновниками, которые подписывали квоты продаж.
– Ага, понял, – кивнул Секретарь Совбеза.
– Пойдем дальше... Та спецификация, что вы мне показали, скорее всего относится либо к системе “Радуга”, либо к “Маятнику”.
– О “Радуге” я слышал...
– Что слышали? – хитро прищурился Самуил Маркович.
– Программа космического размещения.
– Верно. Значит, знаете о системе. – Эксперт не стал дальше развивать тему, а полковник не спросил, более заинтересованный впервые упомянутым “Маятником”. Судьба спутника КН-710 так и осталась невыясненной. Самуил Маркович пребывал в уверенности, что управление системой “Радуга” находится под полным контролем специального подразделения. Иного представить себе он не мог. – Хорошо...
– О “Маятнике” можно подробнее?
– Конечно. Ваш допуск вполне позволяет... Итак. Система “Маятник” – это размешенные на территориях сопредельных ныне республик законсервированные шахты с ядерным оружием. Судя по представленному вами документу, восемь зарядов именно из этой серии.
– Каких республик? – изумился Секретарь Совбеза.
– Беларуси, Украины, Казахстана и Армении, – спокойно ответил эксперт. – По восемь-десять шахт. Приведение в боевую готовность занимает менее суток. Где конкретно расположены объекты – извините, не в курсе.
Полковник потер виски.
– Вы уверены?!
– Абсолютно, – теперь пришла очередь удивляться восьмидесятилетнему атомнику. – А вы что, потеряли над ними контроль?
– Мне об этом ничего не известно, – Секретарь Совбеза взял себя в руки. – Думаю, что нет.
– Так вы думаете или вы точно знаете? – строго спросил Самуил Маркович.
В десять семнадцать Владислав проявил первые признаки нетерпения.
Он внимательно осмотрел почти пустую улицу, припаркованные у ресторана автомобили, группу курящих на углу молодых людей.
Вроде всё спокойно.
За окнами кабака жизнь тоже текла без изменений – музыка, гул голосов, стелящийся по залу табачный дым, официанты с подносами, мягкий свет ламп. В течение последнего получаса в гостеприимно распахнутые двери зашло трое новых посетителей. А вышел только один – пузатый горец в черном костюме и белоснежной рубашке без галстука, севший в роскошный “Infiniti Q45t” серо-стального цвета и неторопливо укативший по каким-то своим делам. Номер седана Рокотов черкнул на висевшем по центру приборной доски листе блокнота.
Азад не появлялся.
В десять двадцать пять биолог-антитеррорист выложил все из карманов, оставив лишь деньги в сумме двухсот рублей, запер джип на секретный, открывающийся без ключа замок и переступил порог ресторана.
На нового посетителя никто не обратил ровным счетом никакого внимания.
Рокотов приблизился к стойке, уселся на банкетку и бросил перед собой сотню, внимательно оглядывая боковым зрением зал.
– “Мальборо” и стаканчик сока...
– Какого именно? – вежливо склонился вышколенный бармен с узким, как бритва, лицом и плотно прижатыми к черепу деформированными ушами.
“Борец, – автоматически отметил Влад, – средний вес, вольник или классика...”
– Апельсин есть?
– Да.
– Тогда его... – Уже не скрываясь, Рокотов посмотрел в зал.
Азада за столиками не наблюдалось.
– Кого-то ждете? – напряженно спросил бармен.
Юп-па! Что у него с голосом?
– Нет, – биолог повернулся к стойке и положил локти на полированное дерево, – просто смотрю... Из горячего что есть?
– Шашлык, люля, котлеты по-киевски, – затараторил бармен, явно стараясь потоком слов отвлечь посетителя от прозвучавшего пять секунд назад вопроса, – отличная соляночка. Из рыбного – осетрина и форель...
– Форель – это хорошо. – Влад из-под опущенных ресниц посмотрел на своего визави, делая вид, что поглощен освобождением пачки “Мальборо” от липнущей к пальцам полиэтиленовой пленки.
Бармен бросил взгляд куда-то за спину Рокотова и еле заметно подмигнул, невидимому соплеменнику.
“Интересно, где мой черножопый друг и что здесь, собственно, происходит?..”
– Давайте форель, – после недолгого раздумья “решился” Влад. – Где здесь руки моют?
– Туалет справа в конце зала, – опять почему-то напрягся бармен.
“Дурдом какой-то!”
Биолог не торопясь прошел вдоль стойки, распахнул выкрашенную в веселенький желтый цвет дверку и зашел в сияющее надраенным кафелем Г-образное помещение.
Никого.
Рокотов миновал кабинки, свернул к писсуарам и остановился.
У дальней стены, вытянувшись в струнку и прижимая к груди руки, лежал Вестибюль-оглы.
Мертвые, широко открытые глаза безучастно смотрели в потолок.
Из подреберья торчала деревянная рукоять.
Крови почти не было. Один профессиональный удар под углом снизу вверх разрубил сердечную мышцу маленького, но мужественного азербайджанца. Азад умер мгновенно.
Владислав почувствовал, как у него похолодело лицо.
Кулаки у Азада были конвульсивно сжать.
Сзади грохнула распахнувшаяся дверь.
Бежать было поздно.
Да и некуда – в туалетной комнате окон не предусмотрели.
– Стоять! – рявкнул детина в синей милицейской форме, направив в живот Рокотову дуло короткого автомата и пропуская мимо себя двух сержантов с пистолетами в вытянутых по американской полицейской моде руках.
Влад послушно поднял руки вверх и застыл, изобразив на лице полное непонимание происходящего...
Глава 8
У! А! КАЗАЧОК!
Владиславу грубо закрутили за спину руки, накинули на запястья стальные дуги милицейских “браслетов”, для профилактики дали по шее, выволокли к припаркованному у центрального входа патрульному автомобилю и запихнули в зарешеченное отделение, сопровождая свои действия непременным матом и обдавая биолога густым перегаром.
За полторы-две секунды Рокотов прокачал ситуацию, определил принадлежность ворвавшихся в туалет к рядам сотрудников органов и потому не сопротивлялся. Вел себя как любой нормальный человек, оказавшийся в таком положении – испуганно и нервно.
Группу захвата явно использовали втемную.
Кто-то заранее позвонил в местное отделение и сообщил о поножовщине в ресторане. Расчет примитивный, но верный. Вслед за разведчиком на объект должен был явиться и основной персонаж. Противник приблизительно взял получасовой тайм-аут и попал в точку. Можно было не сомневаться, что уже завтра утром найдутся несколько свидетелей, которые однозначно опознают Влада как человека, поссорившегося с убитым за пару минут до происшествия и предложившего тому “выйти разобраться”.
За полторы-две секунды Рокотов прокачал ситуацию, определил принадлежность ворвавшихся в туалет к рядам сотрудников органов и потому не сопротивлялся. Вел себя как любой нормальный человек, оказавшийся в таком положении – испуганно и нервно.
Группу захвата явно использовали втемную.
Кто-то заранее позвонил в местное отделение и сообщил о поножовщине в ресторане. Расчет примитивный, но верный. Вслед за разведчиком на объект должен был явиться и основной персонаж. Противник приблизительно взял получасовой тайм-аут и попал в точку. Можно было не сомневаться, что уже завтра утром найдутся несколько свидетелей, которые однозначно опознают Влада как человека, поссорившегося с убитым за пару минут до происшествия и предложившего тому “выйти разобраться”.