Страница:
Спорить с военными цензорами не рекомендуется.
У каждого из них есть свое личное мнение по любому вопросу, и они могут подтвердить его ссылками на инструкции и распоряжения военного командования республики. И одного цензора не волнует, что разрешил или не разрешил другой. Каждый отвечает за свой участок работы и подозревает остальных в “излишне либеральном” отношении к нахальным репортерам. Утвержденные в спецотделе вопросы к интервьюируемому могут вызвать шок у конечного цензора, и он забракует весь материал только потому, что вопросы эти поставлены “некорректно” и у него сложилось впечатление, что журналист украдкой подводит телезрителя “не к той” мысли, что утверждена свыше.
Особенно сложно разговаривать с военными.
У них, кроме спецотдела телевидения, есть еще и свои собственные особисты. зорко следящие за “потенциальными предателями”, и число которых входят все без исключения солдаты и офицеры воюющей армии. Была бы их воля, особисты на пушечный выстрел не подпустили бы ни одного репортера к человеку в форме.
Но двадцатый век – век информации и телевидения, и цензура, стиснув зубы, дает-таки разрешения на интервью и видеосъемки на линии фронта. Хотя и старается максимально осложнить работу журналистов и отбить у них охоту слишком часто обращаться к военной тематике.
Однако о другом в Югославии тысяча девятьсот девяносто девятого года просто не говорили.
Основной и единственной темой была война и всё, так или иначе связанное с ней – разрушения гражданских объектов, количество убитых и раненых, реакция других государств, дальнейшие планы Северо-Атлантического Альянса и США, высказывания своих и чужих политических лидеров, поставки продовольствия, потоки беженцев, ущерб от бомбардировок.
Почти в каждом выпуске новостей говорилось о России.
Обсуждались возможности союза с ней и с Беларусью, строились политические прогнозы, демонстрировались кадры визитов российских чиновников и депутатов, объявлялись новые инициативы Скупщины1.
1 Скупщина – парламент СРЮ,
Сербы верили в дружбу с Россией.
А зря.
Югославию давно, еще с начала реформ, променяли на кредиты и поступления на номерные счета высокопоставленных слуг российского народа. Цена вопроса оказалась для Запада вполне доступной – всего-то около трехсот миллионов долларов. Сотня – любимой дочурке Президента, еще сотня распределились между чиновниками Администрации и кабинетом министров. Остаток пошел на обуздание аппетитов более мелких клерков аппарата правительства.
Выплаты депутатам Государственной Думы шли отдельной строкой и составляли еще сто пятьдесят миллионов. Депутаты были жадными, но дело свое знали туго. Ни один вопрос, прямо или косвенно затрагивающий интересы мирового сообщества на Балканах, в российском Парламенте не проходил. Его тут же забалтывали на комиссиях и в комитетах, и в результате на свет появлялся усеченный уродец, более годный в качестве постановления заштатной жилконторы, а не как решение высшего законодательного органа самой большой страны мира. Причем в едином порыве под дудку США плясали и непримиримые коммунисты, и вечно оппозиционные всему сотоварищи “непорочного Грини” Яблонского, и члены “партии власти” во главе со своим косноязычным и вороватым лидером.
От агентов влияния в парламенте не отставали и российские дипломаты вкупе с телемагнатом Индюшанским, изображавшим сербов продолжателями традиций карательных отрядов вермахта.
Каждый выпуск новостей с Балкан начинался со стенаний о судьбе несчастных беженцев. которых злобная солдатня Милошевича и Ражнятовича не только выгнала из домов, но еще и изнасиловала, лишила документов и денег, избила, поприжигала сигаретами и наконец “выдавила” за пределы края Косово.
Бомбардировки показывали мельком.
Как обычную заставку.
Гибель сербов никого не тревожила.
Пострадавшими оставались албанцы. О переживаниях десятилетней албанки, рассказывающей журналистам странноватую с точки зрения логики историю про то, как она случайно выжила при нападении на ее семью “Тигров” Аркана, кричали с неделю, а гибель двух десятков сербских малышей в детской больнице удостаивалась лишь беглого упоминания. Да и то в каком-нибудь коротком выпуске новостей в перерыве трансляции футбольного матча, который почтил своим вниманием московский градоначальник со свитой. О присутствии на трибунах мэра говорили не в пример дольше...
Мирьяна выложила перед Брониславом Лаиновичем1 лист с вопросами.
! Бронислав Лаинович – генерал, бывший командующий воздушно-десантными войсками югославской армии. В марте 2000 года был расстрелян неизвестными в центре Белграда. Убийство Лаиновича практически идентично в деталях убийствам Радована Стойчича в 1998 году. который возглавлял специальную полицию СРЮ и занимался расследованием преступлений уста-шеи н Боснии в 199]-1994 годах: Желько Ражнятовича по кличке Аркан н министра обороны СРЮ Павле Булатовича, происшедших в начале 2UOU года. Во всех четырех случаях исполнители использовали один тип оружия (автоматы Калашникова), нападения были совершены в центре Белграда “людьми в масках”, стрельба велась очередями в корпус жертвы, что исключало вероятность спасения. Пуля из АК пробивает любой бронежилет с расстояния до 100 метров.
Некоторые нюансы стрельбы (в центр ростовой мишени), выбор позиции, страховка и уход характерны для действий специального подразделения, прошедшего подготовку в тренировочных лагерях израильской разведки. Нападавшие использовали крайне сильное прикрытие и исчезали буквально через 15 секунд после акции.
Ни одно из четырех вышеуказанных преступлений не раскрыто. У следствия практически нет ни одной зацепки, что также указывает на стоящие за спиной исполнителей зарубежные спецслужбы.
Убийства Стойчича. Ражнятовича, Булатовича и Лаинонича используются западными и некоторыми российскими СМИ для фабрикации версии о причастности к заказным убийствам Слободана Милошевича. Президента СРЮ открыто называют “вдохновителем” и “основным заказчиком” этих преступлении, якобы устраняющим” конкурентов и политических противников.
В самой Югославии версию причастности Милошевича к убийствам патриотом сербского народа поддерживают так называемые “оппозиционеры” во главе с Вуком Драшковичем. По сведениям из независимых источников, партия Бука Драшковича в период с 1995 года получает ежегодно до 6 миллионов долларов со специальных счетов ПРУ, БНД и Ми-6. Только за январь-март 1999 года “оппозиция” стала богаче на 10 миллионов у.е. Для самого Вука Драшковича на подставных лиц оформлены вилла в Майами (CU.1A) стоимостью около 1, 5 миллиона долларов и дома в Бельгии и Франции. У оппозиционеров помельче имущество за границей Югославии соответствующее – более скромные коттеджи и квартиры в Германии, Испании, Венгрии и Чехии. Подавляющее большинство соратников Вука Драшковича гласно или негласно имеет двойное гражданство. Основные контакты югославской оппозиции (помимо разведсообщества) – польские правозащитники, Белорусский Народный Фронт, УНА-УНСО (украинские националисты), парламентарии стран Балтии (Латвия. Литва и Эстония) и российские правозащитные и экологические фонды, финансируемые иностранным капиталом.
Генерал быстро прочел семнадцать строк и поднял глаза на журналистку.
– Это, как я понимаю, официальная часть?
– Да.
– Что остается за кадром?
– Всё, что не соответствует мнению цензуры. Реальные потери, участие добровольцев, спецоперации...
– Я видел много ваших репортажей. – Бронислав галантно дал Мирьяне прикурить и подвинул к ней пепельницу. – Вы жестко работаете.
– По-другому не умею, – ослепительно улыбнулась сербка.
– Да и не надо, – согласился генерал, разминая сильными пальцами ароматную сигару. – После войны цензура ослабнет. И все ваши репортажи пойдут без купюр.
– Хотелось бы надеяться...
– На три вопроса из списка я отвечать не буду.
– Я понимаю. – Мирьяна стряхнула пепел. – А без камеры?
– Полностью к вашим услугам. Только вы должны мне дать слово, что не будете пользоваться диктофоном.
– И вы мне поверите? – журналистка хитро блеснула огромными глазами.
– Милая девушка, – кряжистый седой десантник отрубил кончик сигары миниатюрной настольной гильотиной, – мне достаточно вашего слова. Я уже навел справки и знаю, что вы собой представляете...
– Женщины такие непредсказуемые, – Мирьяна закинула ногу на ногу, чуть не смахнув взметнувшейся полой бордовой юбки бумаги с края стола.
– У ваших коллег о вас иное мнение, – невозмутимо заметил Лаинович,
– Хорошо. Даю слово, – сербка засунула руку в сумочку и с притворным вздохом выключила маленький “Olimpus”.
– Что вас интересует?
– Русские добровольцы.
– Они есть, – генерал покрутил в руке так и не зажженную сигару, – но эта тема полностью закрыта. Мы не имеем права подставлять этих парней.
– Недавно был случай, когда шептары убили одного из них и продемонстрировали документы. Некий капитан из Министерства по чрезвычайным ситуациям России.
– Да, я слышал об этом, – кивнул генерал, – но точной информацией пока не располагаю. Российский МИД ведет свое расследование. Много неясностей...
– А подробнее? Ведь информация уже прошла.
– Непонятны три вещи. Первая – как он оказался на границе Косова с Македонией, в десятке километров от передовой линии наших подразделений. Вторая – почему при нем обнаружены внутрироссийские документы и российские деньги, совершенно ненужные здесь. И третья – вооружение. Один старенький АК “сорок семь” и всего два магазина по тридцать патронов. Ни ножа, ни гранат, ни пистолета, ни достаточного или хотя бы разумного боезапаса. Равно нет фляги с водой и никакой еды, – Лаинович отвечал коротко и с военной точностью.
– Ваше мнение?
– Инсценировка. Косовары по своим каналам получили похищенные в России документы и подложили их к мертвому телу. Не обратив внимания на детали. Убитый – вероятнее всего, серб или македонец. Тело перевезли в зону боев и пригласили корреспондентов.
– То есть потерь среди русских добровольцев нет?
– Раненые есть, погибших, к счастью, нет...
– В самом Косове их много?
– Около сотни. Все они, как вы понимаете, действуют под сербскими именами и фамилиями. В основном специалисты по противовоздушной обороне. В моих подразделениях их нет.
Генерал слукавил, но Мирьяна не стала ловить его на слове.
– А независимые группы?
– Об этом вам надо поинтересоваться у Аркана.
– Вы же понимаете, что сейчас это невозможно, – Желько Ражнятович был где-то в Косове и в ближайшее время в Белград не собирался.
– Понимаю...
– Хорошо, оставим эту тему. – Мирьяна взяла с блюдечка чашку свежезаваренного кофе, принесенного адъютантом.
Молодой рослый лейтенант мягко прикрыл за собой дверь, кинув последний обжигающий взгляд на роскошную фигуру журналистки.
Генерал мысленно улыбнулся.
Когда-то и он был таким же юнцом, пожирающим глазами встречных красавиц.
– Туг был слух, – Мирьяна изобразила на лице смущение, – о спецоперации в горах и о спасении двадцати женщин с детьми.
– Вам и это известно? – не сдержался генерал и тут же обругал себя за то, что так бурно отреагировал.
Журналистка облизнула губы.
– Ладно, – Лаинович обреченно вздохнул, – слушайте... Только тут без шуток. Ни одна живая душа знать не должна...
После перенесенного ужаса, каковым он был охвачен в ожидании так и не состоявшегося прихода вымогателей, Николай Ефимович Ковалевский ожил.
Он получил свою порцию матюгов со стороны оперативников из Главка, потративших три дня на бессмысленное протирание штанов в райотделе милиции, выслушал ехидные замечания дядюшки, поцапался с тупой, но страшно занудливой женой Дианой, пропустил пару важных встреч с депутатами Законодательного Собрания и лишился магнитолы, украденной неизвестными взломщиками из его автомобиля в одну дождливую ночь.
Причем сволочи не стали аккуратно вскрывать дверцу “вольво” с помощью линейки или накидной петли, а просто расколотили обломком кирпича боковое стекло, чем ввели прижимистого Ковалевского в лишние траты на его замену.
Но всё рано или поздно кончается.
И страх уходит, если не получает дополнительной подпитки в виде угроз вымогателей.
Николай взбодрился, отбросил грустные мысли и с головой ушел в бизнес по выколачиванию льгот для своей организации.
Забота о несчастных очередниках – дело' непростое. Тут с кондачка не решить.
Перво-наперво следует получить квоты на беспошлинный ввоз в Россию алкоголя и сигарет. Освободиться от таможенных платежей и попробовать приобщиться к торговле нефтью. Ну, и в параллель, конечно, не забывать о квартирках.
Не очередникам, естественно. Те, как жили десятилетиями в грязных коммуналках на сорок семей с одним туалетом, так и проживут. Чай, не баре какие...
А вот улучшение жилищных условий председателя – дело святое. И не важно, что у него уже есть тысяча – другая квадратных метров в самых разных районах города. Лишними метры не бывают.
Особенно для человека, взвалившего на себя столь тяжкий труд, как возглавлять движение “За права очередников”. Ему простор нужен, чтоб лучше думалось и сопереживалось.
А кто с квартирками пособить может? Правильно – те, у кого судьбы людские в руках оказываются. Прокуроры и судьи. Судей напрямую не достать. У них там своя мафия – исполнители, приставы... И фирмочки, что годами при судах кормятся за долю малую. Новому человеку в систему тяжело пролезть. Съедят-с. И косточек не останется. А вот прокуроры, надзиратели наши милейшие за всеми и всяческими законами – другое дело. К контакту открыты, к взятке привычны, в разговоре обходительны и денежку не меньше других уважают.
Особливо американскую и в крупных купюрах.
Сами иногда ходы-выходы на коммерсантов ищут.
И немудрено.
Что в прокурорском звании хорошею? Да ничего. Любой знающий человек подтвердит. Сиди, как средневековый писец, в темном кабинете, дела разные дурацкие листай, с жалобщиками общайся, стоны выслушивай и сопли подтирай. Тоска...
Ни тебе уважения, ни тебе покоя, ни зарплаты приличной.
Каждый норовит оскорбить. И заявители со своими мелочами, и милиционеры, кому ты санкцию на арест злодея не подписал, и руководство за недостаточное рвение.
Прокурор – он всегда крайний.
Если устроиться в жизни не может...
– Тысяч четырнадцать, – Ковалевский пролистал документы на квартиру некоего гражданина Ибрагимова, отметил, что она является соседней с “двушкой” Рокотова, порадовался оперативности дядюшки, так умело устранившего назойливого “черножопого”, и посмотрел на меланхолично жующего резинку Терпигорева. – Больше никак. И то только из уважения к вам.
– Сколько получу я? – поинтересовался районный прокурор.
– Половину, как всегда... Алексей Викторович подумал и кивнул. Две тысячи пойдут “наверх” и прилипнут к ладошкам Сыдорчука, остальное его. Нормально.
– Согласен. Как думаете оформлять?
– Сначала на своего работника, потом выставляем на продажу.
– Фирма ваша?
– Конечно, – Ковалевский решил больше не рисковать и не прописываться на сомнительной жилплощади.
– Когда я получу деньги?
– Три завтра, остальные после реализации.
– Устраивает. Я завтра буду в районе обеда, так что подъезжайте.
Прокурор и коммерсант обменялись рукопожатием.
Николай Ефимович вышел из кабинета Терпигорева, с важным видом прошел мимо очереди посетителей и брезгливо отстранился, когда какая-то бабулька в стареньком пальто попыталась его о чем-то спросить.
Стариков Ковалевский недолюбливал и старался держаться от них подальше.
Если, конечно, это не затрагивало его финансовые интересы.
Димон появился у подъезда Владислава минута в минуту.
Его черный БМВ седьмой модели с четырехлитровым двигателем почти бесшумно въехал во двор и встал правым бортом к стене с низкими зарешеченными окнами.
– Здоров! – Верзила захлопнул дверцу и оглянулся вокруг. – А где твой аппарат?
– В гараже, – Рокотов оценил внешний вид братка-журналиста, – я ж не могу в него автоматы упаковывать на виду у всех.
Одетый во все черное Димон понимающе подмигнул.
– Тайники надежные?
– В передних крыльях. При уличной проверке не обнаруживаются.
– Здесь тачку оставить можно?
– Я не думаю, что к твоему агрегату кто-нибудь рискнет подойти, – Влад ухмыльнулся. – Самоубийцы здесь не водятся. Сразу видно, что хозяин голову оторвет.
– Не скажи, -рассудительно заявил Чернов, – дураков много...
– Смотри сам. Можем на стоянку отогнать. Оттуда до моего гаража рукой подать.
– Давай...
К десяти вечера “мерседес” с боевым экипажем припарковался в проходном дворике напротив ресторанчика.
Смеркалось.
На город опускалась прозрачная питерская ночь с се размытыми тенями и бледно-серым небом.
– Не передумал? – спросил биолог.
– Ничуть, – Чернов поерзал по узкому для него сиденью. – Так и надо. Взбодрим уродов и посмотрим. Зуб даю, что засуетятся.
– В этом я не сомневаюсь. Только поможет ли это нам?
– Обязательно, – Димон поправил вязаную шапочку, в мгновение ока превращающуюся в маску с прорезями для глаз. – Проверено...
– А менты?
– Уйдем. Против твоего “мерса” их машины не фурычат. К тому же мы быстро – отстрелялись и по газам.
– Прохожих бы не зацепить...
– Народ нынче ученый. Пол пули не полезут, разбегутся.
– У тебя на всё есть ответ.
– Так не впервой же! – удивился Чернов. – Нормальная акция.
– Ну-ну... Садист не подведет?
– Всё путем, не сомневайся. Человек с рожками будет как штык. Я взял двадцать, чтоб точно хватило.
Рокотов обернулся и посмотрел назад в салон.
– А чо у тебя за бак за сиденьями? – Димон ткнул пальцем в металлический куб.
– Средство индивидуальной защиты. – Влад открыл бардачок, достал пульт с длинным черным проводом и воткнул штекер в прикуриватель. – Теперь порядок.
Журналист с интересом посмотрел на кнопки.
– Ничего не трогай, -предупредил биолог, – а то раньше времени сработает.
– Не лох.
– Я тоже. Потому и говорю. Димон подвигал бровями.
– С чего начнем? Давай я в кабак залечу.
– Нет уж, – Рокотов затряс головой, – один уже сходил на разведку. Если действуем, то только на пару. Страхуем спину и всё такое...
– Хорошо, – легко согласился Димон. – Очередь по окнам, потом по машинам. Бить надо от ограждения, оттуда весь сектор простреливается.
– Ты что, тут днем уже побывал?
– Естественно. Рекогносцировка – это архиважно.
Владислав неслышно вздохнул. Цитирующий Ильича браток имел весьма приблизительное представление об инстинкте самосохранения.
Половина одиннадцатого наступило незаметно.
– Всё, я пошел, – Димон выбрался из машины. – Распаковывай стволы...
– Осторожнее.
– Будь спок!
Чернов неожиданно быстро для своих габаритов растворился в полутьме двора.
Рокотов приподнял крылья “мерседеса” и выложил на сиденья два АКСУ.
Журналист появился так же стремительно, как и исчез, и поставил на асфальт брякнувший металлом рюкзак.
– Стволы не пристреляны, – предупредил Влад, – так что бей с поправкой...
– Само собой, – Чернов присоединил магазин и распихал по карманам еще пять.
– У тебя что, обмундирование специальное для таких случаев?
– А ты думал! Всё как надо. Карманы в размер рожка.
– То-то я смотрю, что на обычную одежду не похоже.
– Спецзаказ, – поучительно сказал Димон. – Случаи разные бывают... Ты готов?
– Готов, – Рокотов спрятал автомат под плащом и закрыл дверцу.
Дорогу они перебежали на красный свет и на секунду остановились в десяти метрах от ресторанных окон.
– Я – кабак, ты – машины, – сказал журналист и присел на одно колено, держа АКСУ плотно прижатым к плечу.
С этого момента пути назад уже не было.
Стоящий в дверях пузатый кавказец широко открыл рот, увидев направленный на него ствол, и Димон вдавил курок.
Веер пуль отшвырнул кавказца внутрь. стекла рассыпались длинными сверкающими осколками, хлопнула покосившаяся дверь, и изнутри ресторана раздался вопль.
Пока Чернов обрабатывал помещение. Влад высадил три магазина по припаркованным на маленькой стоянке машинам. Бил по моторным отсекам, и уже через мгновение несколько иномарок загорелось.
Димон отбросил использованные рожки и попятился назад.
– Уходим!
– Слева! – Биолог помчался зигзагом. на ходу дав короткую очередь в вывернувший совсем некстати милицейский “уазик”.
Чернов тут же поддержал огнем и пробил патрульной машине оба левых ската.
“Уазик” чихнул и остановился.
Из водительской дверцы вывалилось тело и на четвереньках понеслось прочь.
Влад с Димоном заскочили во двор.
– Погнали! – Рокотов нырнул в машину и вывернул руль.
Чернов грохнул своей дверцей и нажал клавишу стеклоподъемника, освобождая себе амбразуру для стрельбы.
“Мерседес” вылетел через двор на проспект.
– До гаража – пять минут'
– Ясно! – Димон развернулся спиной к водителю и перезарядил автомат.
Джип перескочил разделительную полосу. развернулся на сто восемьдесят градусов и на скорости сто десять километров в час вклинился в редкий поток автомобилей.
– У них что, учения сегодня? – неожиданно сказал журналист.
– У кого? – Влад был слишком поглощен дорогой, чтобы следить по сторонам.
– Три “мусоровоза” на хвосте...
– Черт! – Погоня началась тут же, не успели мстители отъехать пару кварталов.
Рокотов кинул взгляд в зеркало, заднего вида.
Так и есть.
С включенными проблесковыми огнями за “мерседесом” неслись три милицейских “форда”.
– Щас я их накрою! – пообещал Димон и полез в окно.
– Сиди! – завопил Влад. – Я сам! Возьми пульт!
Чернов схватил коробочку дистанционного управления и сжал ее в могучих руках.
Дорога пошла под уклон, к развязке под Большеохтинским мостом.
– Спокойно! Зеленую кнопку видишь?
– Да!
– Нажимай!
Димон вдавил зеленый квадратик.
Ничего не произошло.
– Не работает! Давай я из автомата!
– Всё работает! – Рокотов сманеврировал между опорами моста. – Пошла зарядка батареи! Жди!
– Чего ждать?!
– Огонек должен загореться!
– Так он уже горит!
– Отлично! Теперь слушай – найди белую кнопку...
– Вижу! Нажимать?!
– Нет! Положи на нее палец, закрой глаза и на счет три! Понял?!
– Да!
– Поехали! – “Мерседес” помчался по широкой дуге. – Глаза закрыл?
– Да!
– Раз!.. Два!! Три!!!
Чернов нажал.
Влад плотно прищурился, оставив лишь две узенькие щелочки между веками, и резко нажал на тормоз, а потом снова на газ.
В момент торможения бешено мчащиеся милицейские “форды” приблизились к джипу на пятьдесят метров.
Всё вокруг озарилось ослепительно белым светом.
Ток из конденсатора поступил на клеммы специальной лампы, закрепленной на месте задней фары, дуга выгорела и на две сотые секунды дала вспышку в пятьдесят миллионов свечей.
Человеческие глаза такой интенсивности света не выдерживают.
Ни один из сидящих в машинах милиционеров не успел даже моргнуть – Поток фотонов, превосходящий в несколько раз по силе открытый солнечный свет, ударил в расширенные зрачки и вызвал дикий приступ боли в перегруженных нервных окончаниях.
Три водителя патрульных “фордов” рефлекторно вдавили педали тормозов и схватились руками за лица. Машины раскрутило.
Один автомобиль вылетел на газон, перевернулся и на крыше съехал по пологому берегу к самой воде. Остальные два ударились друг о друга передними крыльями, правый продолжил поступательное движение на заблокированных намертво колесах, оставляя за собой на асфальте черные дымящиеся полосы сгоревшей резины, а левый взмыл вверх, перескочил металлическую решетку и, угодив капотом между двумя продолговатыми бетонными блоками, встал на попа.
Непристегнутые стражи порядка влепились в лобовые стекла.
Брызгами разлетелись сине-красные колпаки проблесковых огней, сирены в последний раз надрывно взвыли и затихли.
Погоня захлебнулась, не успев толком начаться.
Димон осторожно приоткрыл один глаз.
– Чо это было?
– Передовые достижения отечественной науки, – довольно улыбнулся Рокотов и немного сбавил скорость. – Через час очухаются...
– Вот это круто!
– Круче было бы шарахнуть ультрафиолетом, но от него сетчатка глаза отслаивается. А я человеколюбец.
“Мерседес” вкатился под темную арку, миновал длинный пустой двор, завернул за помойку и остановился.
– Вот и наш гараж.-Влад достал ключ. – Давай открывай ворота...
Глава 12
У каждого из них есть свое личное мнение по любому вопросу, и они могут подтвердить его ссылками на инструкции и распоряжения военного командования республики. И одного цензора не волнует, что разрешил или не разрешил другой. Каждый отвечает за свой участок работы и подозревает остальных в “излишне либеральном” отношении к нахальным репортерам. Утвержденные в спецотделе вопросы к интервьюируемому могут вызвать шок у конечного цензора, и он забракует весь материал только потому, что вопросы эти поставлены “некорректно” и у него сложилось впечатление, что журналист украдкой подводит телезрителя “не к той” мысли, что утверждена свыше.
Особенно сложно разговаривать с военными.
У них, кроме спецотдела телевидения, есть еще и свои собственные особисты. зорко следящие за “потенциальными предателями”, и число которых входят все без исключения солдаты и офицеры воюющей армии. Была бы их воля, особисты на пушечный выстрел не подпустили бы ни одного репортера к человеку в форме.
Но двадцатый век – век информации и телевидения, и цензура, стиснув зубы, дает-таки разрешения на интервью и видеосъемки на линии фронта. Хотя и старается максимально осложнить работу журналистов и отбить у них охоту слишком часто обращаться к военной тематике.
Однако о другом в Югославии тысяча девятьсот девяносто девятого года просто не говорили.
Основной и единственной темой была война и всё, так или иначе связанное с ней – разрушения гражданских объектов, количество убитых и раненых, реакция других государств, дальнейшие планы Северо-Атлантического Альянса и США, высказывания своих и чужих политических лидеров, поставки продовольствия, потоки беженцев, ущерб от бомбардировок.
Почти в каждом выпуске новостей говорилось о России.
Обсуждались возможности союза с ней и с Беларусью, строились политические прогнозы, демонстрировались кадры визитов российских чиновников и депутатов, объявлялись новые инициативы Скупщины1.
1 Скупщина – парламент СРЮ,
Сербы верили в дружбу с Россией.
А зря.
Югославию давно, еще с начала реформ, променяли на кредиты и поступления на номерные счета высокопоставленных слуг российского народа. Цена вопроса оказалась для Запада вполне доступной – всего-то около трехсот миллионов долларов. Сотня – любимой дочурке Президента, еще сотня распределились между чиновниками Администрации и кабинетом министров. Остаток пошел на обуздание аппетитов более мелких клерков аппарата правительства.
Выплаты депутатам Государственной Думы шли отдельной строкой и составляли еще сто пятьдесят миллионов. Депутаты были жадными, но дело свое знали туго. Ни один вопрос, прямо или косвенно затрагивающий интересы мирового сообщества на Балканах, в российском Парламенте не проходил. Его тут же забалтывали на комиссиях и в комитетах, и в результате на свет появлялся усеченный уродец, более годный в качестве постановления заштатной жилконторы, а не как решение высшего законодательного органа самой большой страны мира. Причем в едином порыве под дудку США плясали и непримиримые коммунисты, и вечно оппозиционные всему сотоварищи “непорочного Грини” Яблонского, и члены “партии власти” во главе со своим косноязычным и вороватым лидером.
От агентов влияния в парламенте не отставали и российские дипломаты вкупе с телемагнатом Индюшанским, изображавшим сербов продолжателями традиций карательных отрядов вермахта.
Каждый выпуск новостей с Балкан начинался со стенаний о судьбе несчастных беженцев. которых злобная солдатня Милошевича и Ражнятовича не только выгнала из домов, но еще и изнасиловала, лишила документов и денег, избила, поприжигала сигаретами и наконец “выдавила” за пределы края Косово.
Бомбардировки показывали мельком.
Как обычную заставку.
Гибель сербов никого не тревожила.
Пострадавшими оставались албанцы. О переживаниях десятилетней албанки, рассказывающей журналистам странноватую с точки зрения логики историю про то, как она случайно выжила при нападении на ее семью “Тигров” Аркана, кричали с неделю, а гибель двух десятков сербских малышей в детской больнице удостаивалась лишь беглого упоминания. Да и то в каком-нибудь коротком выпуске новостей в перерыве трансляции футбольного матча, который почтил своим вниманием московский градоначальник со свитой. О присутствии на трибунах мэра говорили не в пример дольше...
Мирьяна выложила перед Брониславом Лаиновичем1 лист с вопросами.
! Бронислав Лаинович – генерал, бывший командующий воздушно-десантными войсками югославской армии. В марте 2000 года был расстрелян неизвестными в центре Белграда. Убийство Лаиновича практически идентично в деталях убийствам Радована Стойчича в 1998 году. который возглавлял специальную полицию СРЮ и занимался расследованием преступлений уста-шеи н Боснии в 199]-1994 годах: Желько Ражнятовича по кличке Аркан н министра обороны СРЮ Павле Булатовича, происшедших в начале 2UOU года. Во всех четырех случаях исполнители использовали один тип оружия (автоматы Калашникова), нападения были совершены в центре Белграда “людьми в масках”, стрельба велась очередями в корпус жертвы, что исключало вероятность спасения. Пуля из АК пробивает любой бронежилет с расстояния до 100 метров.
Некоторые нюансы стрельбы (в центр ростовой мишени), выбор позиции, страховка и уход характерны для действий специального подразделения, прошедшего подготовку в тренировочных лагерях израильской разведки. Нападавшие использовали крайне сильное прикрытие и исчезали буквально через 15 секунд после акции.
Ни одно из четырех вышеуказанных преступлений не раскрыто. У следствия практически нет ни одной зацепки, что также указывает на стоящие за спиной исполнителей зарубежные спецслужбы.
Убийства Стойчича. Ражнятовича, Булатовича и Лаинонича используются западными и некоторыми российскими СМИ для фабрикации версии о причастности к заказным убийствам Слободана Милошевича. Президента СРЮ открыто называют “вдохновителем” и “основным заказчиком” этих преступлении, якобы устраняющим” конкурентов и политических противников.
В самой Югославии версию причастности Милошевича к убийствам патриотом сербского народа поддерживают так называемые “оппозиционеры” во главе с Вуком Драшковичем. По сведениям из независимых источников, партия Бука Драшковича в период с 1995 года получает ежегодно до 6 миллионов долларов со специальных счетов ПРУ, БНД и Ми-6. Только за январь-март 1999 года “оппозиция” стала богаче на 10 миллионов у.е. Для самого Вука Драшковича на подставных лиц оформлены вилла в Майами (CU.1A) стоимостью около 1, 5 миллиона долларов и дома в Бельгии и Франции. У оппозиционеров помельче имущество за границей Югославии соответствующее – более скромные коттеджи и квартиры в Германии, Испании, Венгрии и Чехии. Подавляющее большинство соратников Вука Драшковича гласно или негласно имеет двойное гражданство. Основные контакты югославской оппозиции (помимо разведсообщества) – польские правозащитники, Белорусский Народный Фронт, УНА-УНСО (украинские националисты), парламентарии стран Балтии (Латвия. Литва и Эстония) и российские правозащитные и экологические фонды, финансируемые иностранным капиталом.
Генерал быстро прочел семнадцать строк и поднял глаза на журналистку.
– Это, как я понимаю, официальная часть?
– Да.
– Что остается за кадром?
– Всё, что не соответствует мнению цензуры. Реальные потери, участие добровольцев, спецоперации...
– Я видел много ваших репортажей. – Бронислав галантно дал Мирьяне прикурить и подвинул к ней пепельницу. – Вы жестко работаете.
– По-другому не умею, – ослепительно улыбнулась сербка.
– Да и не надо, – согласился генерал, разминая сильными пальцами ароматную сигару. – После войны цензура ослабнет. И все ваши репортажи пойдут без купюр.
– Хотелось бы надеяться...
– На три вопроса из списка я отвечать не буду.
– Я понимаю. – Мирьяна стряхнула пепел. – А без камеры?
– Полностью к вашим услугам. Только вы должны мне дать слово, что не будете пользоваться диктофоном.
– И вы мне поверите? – журналистка хитро блеснула огромными глазами.
– Милая девушка, – кряжистый седой десантник отрубил кончик сигары миниатюрной настольной гильотиной, – мне достаточно вашего слова. Я уже навел справки и знаю, что вы собой представляете...
– Женщины такие непредсказуемые, – Мирьяна закинула ногу на ногу, чуть не смахнув взметнувшейся полой бордовой юбки бумаги с края стола.
– У ваших коллег о вас иное мнение, – невозмутимо заметил Лаинович,
– Хорошо. Даю слово, – сербка засунула руку в сумочку и с притворным вздохом выключила маленький “Olimpus”.
– Что вас интересует?
– Русские добровольцы.
– Они есть, – генерал покрутил в руке так и не зажженную сигару, – но эта тема полностью закрыта. Мы не имеем права подставлять этих парней.
– Недавно был случай, когда шептары убили одного из них и продемонстрировали документы. Некий капитан из Министерства по чрезвычайным ситуациям России.
– Да, я слышал об этом, – кивнул генерал, – но точной информацией пока не располагаю. Российский МИД ведет свое расследование. Много неясностей...
– А подробнее? Ведь информация уже прошла.
– Непонятны три вещи. Первая – как он оказался на границе Косова с Македонией, в десятке километров от передовой линии наших подразделений. Вторая – почему при нем обнаружены внутрироссийские документы и российские деньги, совершенно ненужные здесь. И третья – вооружение. Один старенький АК “сорок семь” и всего два магазина по тридцать патронов. Ни ножа, ни гранат, ни пистолета, ни достаточного или хотя бы разумного боезапаса. Равно нет фляги с водой и никакой еды, – Лаинович отвечал коротко и с военной точностью.
– Ваше мнение?
– Инсценировка. Косовары по своим каналам получили похищенные в России документы и подложили их к мертвому телу. Не обратив внимания на детали. Убитый – вероятнее всего, серб или македонец. Тело перевезли в зону боев и пригласили корреспондентов.
– То есть потерь среди русских добровольцев нет?
– Раненые есть, погибших, к счастью, нет...
– В самом Косове их много?
– Около сотни. Все они, как вы понимаете, действуют под сербскими именами и фамилиями. В основном специалисты по противовоздушной обороне. В моих подразделениях их нет.
Генерал слукавил, но Мирьяна не стала ловить его на слове.
– А независимые группы?
– Об этом вам надо поинтересоваться у Аркана.
– Вы же понимаете, что сейчас это невозможно, – Желько Ражнятович был где-то в Косове и в ближайшее время в Белград не собирался.
– Понимаю...
– Хорошо, оставим эту тему. – Мирьяна взяла с блюдечка чашку свежезаваренного кофе, принесенного адъютантом.
Молодой рослый лейтенант мягко прикрыл за собой дверь, кинув последний обжигающий взгляд на роскошную фигуру журналистки.
Генерал мысленно улыбнулся.
Когда-то и он был таким же юнцом, пожирающим глазами встречных красавиц.
– Туг был слух, – Мирьяна изобразила на лице смущение, – о спецоперации в горах и о спасении двадцати женщин с детьми.
– Вам и это известно? – не сдержался генерал и тут же обругал себя за то, что так бурно отреагировал.
Журналистка облизнула губы.
– Ладно, – Лаинович обреченно вздохнул, – слушайте... Только тут без шуток. Ни одна живая душа знать не должна...
После перенесенного ужаса, каковым он был охвачен в ожидании так и не состоявшегося прихода вымогателей, Николай Ефимович Ковалевский ожил.
Он получил свою порцию матюгов со стороны оперативников из Главка, потративших три дня на бессмысленное протирание штанов в райотделе милиции, выслушал ехидные замечания дядюшки, поцапался с тупой, но страшно занудливой женой Дианой, пропустил пару важных встреч с депутатами Законодательного Собрания и лишился магнитолы, украденной неизвестными взломщиками из его автомобиля в одну дождливую ночь.
Причем сволочи не стали аккуратно вскрывать дверцу “вольво” с помощью линейки или накидной петли, а просто расколотили обломком кирпича боковое стекло, чем ввели прижимистого Ковалевского в лишние траты на его замену.
Но всё рано или поздно кончается.
И страх уходит, если не получает дополнительной подпитки в виде угроз вымогателей.
Николай взбодрился, отбросил грустные мысли и с головой ушел в бизнес по выколачиванию льгот для своей организации.
Забота о несчастных очередниках – дело' непростое. Тут с кондачка не решить.
Перво-наперво следует получить квоты на беспошлинный ввоз в Россию алкоголя и сигарет. Освободиться от таможенных платежей и попробовать приобщиться к торговле нефтью. Ну, и в параллель, конечно, не забывать о квартирках.
Не очередникам, естественно. Те, как жили десятилетиями в грязных коммуналках на сорок семей с одним туалетом, так и проживут. Чай, не баре какие...
А вот улучшение жилищных условий председателя – дело святое. И не важно, что у него уже есть тысяча – другая квадратных метров в самых разных районах города. Лишними метры не бывают.
Особенно для человека, взвалившего на себя столь тяжкий труд, как возглавлять движение “За права очередников”. Ему простор нужен, чтоб лучше думалось и сопереживалось.
А кто с квартирками пособить может? Правильно – те, у кого судьбы людские в руках оказываются. Прокуроры и судьи. Судей напрямую не достать. У них там своя мафия – исполнители, приставы... И фирмочки, что годами при судах кормятся за долю малую. Новому человеку в систему тяжело пролезть. Съедят-с. И косточек не останется. А вот прокуроры, надзиратели наши милейшие за всеми и всяческими законами – другое дело. К контакту открыты, к взятке привычны, в разговоре обходительны и денежку не меньше других уважают.
Особливо американскую и в крупных купюрах.
Сами иногда ходы-выходы на коммерсантов ищут.
И немудрено.
Что в прокурорском звании хорошею? Да ничего. Любой знающий человек подтвердит. Сиди, как средневековый писец, в темном кабинете, дела разные дурацкие листай, с жалобщиками общайся, стоны выслушивай и сопли подтирай. Тоска...
Ни тебе уважения, ни тебе покоя, ни зарплаты приличной.
Каждый норовит оскорбить. И заявители со своими мелочами, и милиционеры, кому ты санкцию на арест злодея не подписал, и руководство за недостаточное рвение.
Прокурор – он всегда крайний.
Если устроиться в жизни не может...
– Тысяч четырнадцать, – Ковалевский пролистал документы на квартиру некоего гражданина Ибрагимова, отметил, что она является соседней с “двушкой” Рокотова, порадовался оперативности дядюшки, так умело устранившего назойливого “черножопого”, и посмотрел на меланхолично жующего резинку Терпигорева. – Больше никак. И то только из уважения к вам.
– Сколько получу я? – поинтересовался районный прокурор.
– Половину, как всегда... Алексей Викторович подумал и кивнул. Две тысячи пойдут “наверх” и прилипнут к ладошкам Сыдорчука, остальное его. Нормально.
– Согласен. Как думаете оформлять?
– Сначала на своего работника, потом выставляем на продажу.
– Фирма ваша?
– Конечно, – Ковалевский решил больше не рисковать и не прописываться на сомнительной жилплощади.
– Когда я получу деньги?
– Три завтра, остальные после реализации.
– Устраивает. Я завтра буду в районе обеда, так что подъезжайте.
Прокурор и коммерсант обменялись рукопожатием.
Николай Ефимович вышел из кабинета Терпигорева, с важным видом прошел мимо очереди посетителей и брезгливо отстранился, когда какая-то бабулька в стареньком пальто попыталась его о чем-то спросить.
Стариков Ковалевский недолюбливал и старался держаться от них подальше.
Если, конечно, это не затрагивало его финансовые интересы.
Димон появился у подъезда Владислава минута в минуту.
Его черный БМВ седьмой модели с четырехлитровым двигателем почти бесшумно въехал во двор и встал правым бортом к стене с низкими зарешеченными окнами.
– Здоров! – Верзила захлопнул дверцу и оглянулся вокруг. – А где твой аппарат?
– В гараже, – Рокотов оценил внешний вид братка-журналиста, – я ж не могу в него автоматы упаковывать на виду у всех.
Одетый во все черное Димон понимающе подмигнул.
– Тайники надежные?
– В передних крыльях. При уличной проверке не обнаруживаются.
– Здесь тачку оставить можно?
– Я не думаю, что к твоему агрегату кто-нибудь рискнет подойти, – Влад ухмыльнулся. – Самоубийцы здесь не водятся. Сразу видно, что хозяин голову оторвет.
– Не скажи, -рассудительно заявил Чернов, – дураков много...
– Смотри сам. Можем на стоянку отогнать. Оттуда до моего гаража рукой подать.
– Давай...
К десяти вечера “мерседес” с боевым экипажем припарковался в проходном дворике напротив ресторанчика.
Смеркалось.
На город опускалась прозрачная питерская ночь с се размытыми тенями и бледно-серым небом.
– Не передумал? – спросил биолог.
– Ничуть, – Чернов поерзал по узкому для него сиденью. – Так и надо. Взбодрим уродов и посмотрим. Зуб даю, что засуетятся.
– В этом я не сомневаюсь. Только поможет ли это нам?
– Обязательно, – Димон поправил вязаную шапочку, в мгновение ока превращающуюся в маску с прорезями для глаз. – Проверено...
– А менты?
– Уйдем. Против твоего “мерса” их машины не фурычат. К тому же мы быстро – отстрелялись и по газам.
– Прохожих бы не зацепить...
– Народ нынче ученый. Пол пули не полезут, разбегутся.
– У тебя на всё есть ответ.
– Так не впервой же! – удивился Чернов. – Нормальная акция.
– Ну-ну... Садист не подведет?
– Всё путем, не сомневайся. Человек с рожками будет как штык. Я взял двадцать, чтоб точно хватило.
Рокотов обернулся и посмотрел назад в салон.
– А чо у тебя за бак за сиденьями? – Димон ткнул пальцем в металлический куб.
– Средство индивидуальной защиты. – Влад открыл бардачок, достал пульт с длинным черным проводом и воткнул штекер в прикуриватель. – Теперь порядок.
Журналист с интересом посмотрел на кнопки.
– Ничего не трогай, -предупредил биолог, – а то раньше времени сработает.
– Не лох.
– Я тоже. Потому и говорю. Димон подвигал бровями.
– С чего начнем? Давай я в кабак залечу.
– Нет уж, – Рокотов затряс головой, – один уже сходил на разведку. Если действуем, то только на пару. Страхуем спину и всё такое...
– Хорошо, – легко согласился Димон. – Очередь по окнам, потом по машинам. Бить надо от ограждения, оттуда весь сектор простреливается.
– Ты что, тут днем уже побывал?
– Естественно. Рекогносцировка – это архиважно.
Владислав неслышно вздохнул. Цитирующий Ильича браток имел весьма приблизительное представление об инстинкте самосохранения.
Половина одиннадцатого наступило незаметно.
– Всё, я пошел, – Димон выбрался из машины. – Распаковывай стволы...
– Осторожнее.
– Будь спок!
Чернов неожиданно быстро для своих габаритов растворился в полутьме двора.
Рокотов приподнял крылья “мерседеса” и выложил на сиденья два АКСУ.
Журналист появился так же стремительно, как и исчез, и поставил на асфальт брякнувший металлом рюкзак.
– Стволы не пристреляны, – предупредил Влад, – так что бей с поправкой...
– Само собой, – Чернов присоединил магазин и распихал по карманам еще пять.
– У тебя что, обмундирование специальное для таких случаев?
– А ты думал! Всё как надо. Карманы в размер рожка.
– То-то я смотрю, что на обычную одежду не похоже.
– Спецзаказ, – поучительно сказал Димон. – Случаи разные бывают... Ты готов?
– Готов, – Рокотов спрятал автомат под плащом и закрыл дверцу.
Дорогу они перебежали на красный свет и на секунду остановились в десяти метрах от ресторанных окон.
– Я – кабак, ты – машины, – сказал журналист и присел на одно колено, держа АКСУ плотно прижатым к плечу.
С этого момента пути назад уже не было.
Стоящий в дверях пузатый кавказец широко открыл рот, увидев направленный на него ствол, и Димон вдавил курок.
Веер пуль отшвырнул кавказца внутрь. стекла рассыпались длинными сверкающими осколками, хлопнула покосившаяся дверь, и изнутри ресторана раздался вопль.
Пока Чернов обрабатывал помещение. Влад высадил три магазина по припаркованным на маленькой стоянке машинам. Бил по моторным отсекам, и уже через мгновение несколько иномарок загорелось.
Димон отбросил использованные рожки и попятился назад.
– Уходим!
– Слева! – Биолог помчался зигзагом. на ходу дав короткую очередь в вывернувший совсем некстати милицейский “уазик”.
Чернов тут же поддержал огнем и пробил патрульной машине оба левых ската.
“Уазик” чихнул и остановился.
Из водительской дверцы вывалилось тело и на четвереньках понеслось прочь.
Влад с Димоном заскочили во двор.
– Погнали! – Рокотов нырнул в машину и вывернул руль.
Чернов грохнул своей дверцей и нажал клавишу стеклоподъемника, освобождая себе амбразуру для стрельбы.
“Мерседес” вылетел через двор на проспект.
– До гаража – пять минут'
– Ясно! – Димон развернулся спиной к водителю и перезарядил автомат.
Джип перескочил разделительную полосу. развернулся на сто восемьдесят градусов и на скорости сто десять километров в час вклинился в редкий поток автомобилей.
– У них что, учения сегодня? – неожиданно сказал журналист.
– У кого? – Влад был слишком поглощен дорогой, чтобы следить по сторонам.
– Три “мусоровоза” на хвосте...
– Черт! – Погоня началась тут же, не успели мстители отъехать пару кварталов.
Рокотов кинул взгляд в зеркало, заднего вида.
Так и есть.
С включенными проблесковыми огнями за “мерседесом” неслись три милицейских “форда”.
– Щас я их накрою! – пообещал Димон и полез в окно.
– Сиди! – завопил Влад. – Я сам! Возьми пульт!
Чернов схватил коробочку дистанционного управления и сжал ее в могучих руках.
Дорога пошла под уклон, к развязке под Большеохтинским мостом.
– Спокойно! Зеленую кнопку видишь?
– Да!
– Нажимай!
Димон вдавил зеленый квадратик.
Ничего не произошло.
– Не работает! Давай я из автомата!
– Всё работает! – Рокотов сманеврировал между опорами моста. – Пошла зарядка батареи! Жди!
– Чего ждать?!
– Огонек должен загореться!
– Так он уже горит!
– Отлично! Теперь слушай – найди белую кнопку...
– Вижу! Нажимать?!
– Нет! Положи на нее палец, закрой глаза и на счет три! Понял?!
– Да!
– Поехали! – “Мерседес” помчался по широкой дуге. – Глаза закрыл?
– Да!
– Раз!.. Два!! Три!!!
Чернов нажал.
Влад плотно прищурился, оставив лишь две узенькие щелочки между веками, и резко нажал на тормоз, а потом снова на газ.
В момент торможения бешено мчащиеся милицейские “форды” приблизились к джипу на пятьдесят метров.
Всё вокруг озарилось ослепительно белым светом.
Ток из конденсатора поступил на клеммы специальной лампы, закрепленной на месте задней фары, дуга выгорела и на две сотые секунды дала вспышку в пятьдесят миллионов свечей.
Человеческие глаза такой интенсивности света не выдерживают.
Ни один из сидящих в машинах милиционеров не успел даже моргнуть – Поток фотонов, превосходящий в несколько раз по силе открытый солнечный свет, ударил в расширенные зрачки и вызвал дикий приступ боли в перегруженных нервных окончаниях.
Три водителя патрульных “фордов” рефлекторно вдавили педали тормозов и схватились руками за лица. Машины раскрутило.
Один автомобиль вылетел на газон, перевернулся и на крыше съехал по пологому берегу к самой воде. Остальные два ударились друг о друга передними крыльями, правый продолжил поступательное движение на заблокированных намертво колесах, оставляя за собой на асфальте черные дымящиеся полосы сгоревшей резины, а левый взмыл вверх, перескочил металлическую решетку и, угодив капотом между двумя продолговатыми бетонными блоками, встал на попа.
Непристегнутые стражи порядка влепились в лобовые стекла.
Брызгами разлетелись сине-красные колпаки проблесковых огней, сирены в последний раз надрывно взвыли и затихли.
Погоня захлебнулась, не успев толком начаться.
Димон осторожно приоткрыл один глаз.
– Чо это было?
– Передовые достижения отечественной науки, – довольно улыбнулся Рокотов и немного сбавил скорость. – Через час очухаются...
– Вот это круто!
– Круче было бы шарахнуть ультрафиолетом, но от него сетчатка глаза отслаивается. А я человеколюбец.
“Мерседес” вкатился под темную арку, миновал длинный пустой двор, завернул за помойку и остановился.
– Вот и наш гараж.-Влад достал ключ. – Давай открывай ворота...
Глава 12
ЗА ЯБЛОЧКО, ФЕЛИКС, ЗА ЯБЛОЧКО!
– Не успокаиваются, -тихо сказал Гоблин, прислушиваясь к звукам сирен.
– А ты думал! – Рокотов сменил позу и подложил под голову согнутую в локте руку. – Они ж никак понять не могут, куда мы с тобой подевались...
С момента расстрела кабака и неудачной погони за стрелявшими прошло уже полтора часа.
Но стражи порядка не унимались.
Создавалось впечатление, что в район Большеохтинского моста согнали три четверти всего личного состава питерской милиции и все патрульные машины. По крайней мере мимо гаража, где в “мерседесе” сидели Димон с Владиславом, за это время четырежды проезжали УАЗы с включенными мигалками. И два раза проходили пешие патрули, освещавшие путь мощными фонарями и громко переговаривающиеся между собой.
– А ты думал! – Рокотов сменил позу и подложил под голову согнутую в локте руку. – Они ж никак понять не могут, куда мы с тобой подевались...
С момента расстрела кабака и неудачной погони за стрелявшими прошло уже полтора часа.
Но стражи порядка не унимались.
Создавалось впечатление, что в район Большеохтинского моста согнали три четверти всего личного состава питерской милиции и все патрульные машины. По крайней мере мимо гаража, где в “мерседесе” сидели Димон с Владиславом, за это время четырежды проезжали УАЗы с включенными мигалками. И два раза проходили пешие патрули, освещавшие путь мощными фонарями и громко переговаривающиеся между собой.