- Отходим! - по голосу узнаю хорунжего Рыхерта.
- Куда?! - спрашиваю я с горечью.
- В поселок. Здесь Старую Одру форсировать не удастся,- объясняет хорунжий.
Отступаем перебежками. Разбившись на небольшие группки, добираемся до Альт Медевица. Здесь, возле догорающего дома, наводит порядок в отступающих ротах батальона поручник Дерус, а рядом заместитель командира батальона подпоручник Роек объясняет бойцам:
- Следуем во Вризен. Там советские части захватили мост через Старую Одру. Оттуда и ударим в тыл немцам, которые остановили наше наступление.
"Значит, отпала необходимость форсировать реку",- радуется в глубине души каждый из нас - ведь всегда легче преодолевать водную преграду по мосту, особенно когда на том берегу свои войска. По асфальтированной дороге подходим к пересечению шоссе с железной дорогой, сворачиваем направо - и выходим к Вризену. По обеим сторонам шоссе расположились советские самоходные орудия, танки и артиллерия: перед мостом образовалась пробка. Танкисты, как заботливые няни, суетятся возле своих машин.
- Привет, союзники! - улыбаясь, встречают они нас.
- Привет, гвардия! - отвечаем мы.
- Эй, впереди, стой! - доносится откуда-то.
Во время вынужденной остановки завязываются короткие фронтовые знакомства. Ко мне подходит смуглый, с раскосыми глазами, боец в шлемофоне - житель одной из республик Страны Советов - и, коверкая русские слова, ведет со мной незатейливый разговор. Наконец пора в путь.
- До встречи в Берлине! - прощаемся мы с советскими танкистами.
На рассвете миновали местечко Вризен. Снова слышится монотонный орудийный гул. В чистом, безоблачном небе появляются советские самолеты. Чудесная солнечная погода облегчает им выполнение боевой задачи, поэтому до самых сумерек в воздухе стоит непрерывный гул моторов быстрых истребителей, отяжелевших от смертоносного груза бомбардировщиков и "горбатых" штурмовиков.
Бодрящий утренний ветерок освежает уставших бойцов. Монотонный гул орудий и рев советских танков остаются слева от нашей колонны. Еще какое-то время раздается визг гвардейских минометов, а затем воцаряется тишина.
Перед нами - просторные поля с огромными плантациями ревеня; на горизонте - деревня с остроконечным шпилем кирхи. Неожиданно между цепями первого батальона, преодолевающими оборонительные заграждения противника, взрываются несколько мин, и мы останавливаемся. Появляются саперы с миноискателями и безотказными щупами, быстро готовят для нас проход, и бойцы опять устремляются вперед. До деревни уже недалеко, как вдруг немцы обрушивают на нас огонь из малокалиберных скорострельных зенитных орудий. Падает раненый капитан Влодзимеж Барановский. Теперь первый батальон ведет в атаку капитан Николай Здоровиков. Наша артиллерия и минометы открывают ответный огонь, и мы видим, как в деревне вспыхивают пожары. Наконец цепи атакующих достигают окраины, а на помощь ведущему бой батальону уже спешат автоматчики и разведчики. Хорунжий Рыхерт торопит своих бойцов:
- Ребята, война еще не закончилась! Вперед! Разведчики, за мной!
Врываемся в деревню, ведя на ходу огонь из автоматов. Навстречу нам бойцы первого батальона ведут пленных.
- Вперед! Вперед! - снова кричит командир.
Вместе с автоматчиками подбегаем к кирпичной кирхе. Повсюду валяются брошенная военная техника и снаряжение. Из ближайшего двора выходит большая группа венгерских солдат - без ремней, с белыми носовыми платками в руках. Они что-то кричат, смеются, некоторые даже плачут. Рыхерт показывает им дорогу и велит идти на восток. Обрадованные таким неожиданным оборотом дела, венгры стремглав покидают поселок.
Выходим на западную окраину населенного пункта. Гитлеровцы, отстреливаясь, отходят за железнодорожную насыпь. До полуночи длится бой с арьергардами противника.
Лежим у основания насыпи, закутавшись в плащ-палатки. Стоит теплая апрельская ночь. На юго-западе видно огромное зарево.
- Это, наверное, Берлин? - шепотом спрашивает Гладзюк.
- Наверняка,- подтверждают Ресяк и Лукасевич.
- Дожили, черт побери, до того времени, когда можем бить врага на его земле, в нескольких десятках километрах от логова самого Гитлера,- добавляет Рыхерт.
- Да, конец войны уже недалек,- медленно, чеканя слова, говорит Ресяк.
- Хорошо бы дожить до победы,- вздыхает Гладзюк.
- Доживем,- узнаю доносящийся из ближайших кустов голос хорунжего Смирницкого.
Командир пятой пехотной роты подходит к нам, усаживается рядом и просит закурить. Разведчики протягивают ему сразу несколько пачек трофейных сигарет. Смирницкий морщится.
- Махорки, Николай, мы уже не курим от самого Колобжега,- оправдывается хорунжий Рыхерт.
- Ну что ж, давайте ваши немецкие. Это, правда, не табачок, но курить можно...
Пламя спички на миг освещает лицо Смирницкого. Несколько бойцов с сигаретами в зубах наклоняются, чтобы прикурить. Командир пятой роты прикуривает сам, подносит горящую спичку одному бойцу и гасит ее, затем зажигает новую и дает прикурить еще двоим.
- Наверное, у вас, гражданин хорунжий, много спичек? - удивляется ефрейтор.
- Хватает, это верно. Однако старая солдатская пословица гласит: если дашь прикурить третьему - он погибнет. До конца войны осталось совсем немного, поэтому жаль помирать. Понял?
- Понял! - отвечает Лукасевич.
- Вот и хорошо. Покурим, ребята, и ложимся спать. Утром снова идти в наступление, надо отдохнуть,- говорит он, мешая русские слова с польскими.
Гаснут сигареты. Мы натягиваем на головы плащ-палатки и добросовестно пытаемся уснуть. Стоит относительная в военных условиях тишина. Лишь время от времени громыхнет где-нибудь одиночный выстрел или выругается кто-нибудь из бойцов, но это не мешает нам дремать.
На рассвете полк начинает наступление. В первом эшелоне действуют пехотные батальоны. Мы, разведчики, находимся на правом фланге полка. Тесня немецкие части прикрытия, 1-я армия Войска Польского выходит своими главными силами к каналу Гогенцоллернов. Первой форсирует его 4-я пехотная дивизия.
Наконец подходим к водной преграде и мы. Канал довольно широк, местами достигает семидесяти метров. На отдельных участках его берега взяты в бетон. К полудню появляются наши самолеты, сбрасывают на немецкий берег бомбы и обстреливают его из бортового оружия, С небольшими интервалами ведет прицельный огонь наша артиллерия, подавляя одну за другой огневые точки противника. Переправляемся частично на подручных средствах, а когда уже удается закрепиться на противоположном берегу, форсировать канал нам помогают саперы шестого понтонно-мостового батальона.
И вот мы на западном берегу. Гитлеровцы, поддерживаемые артиллерией и авиацией, контратакуют. Наши летчики и артиллеристы тоже не теряют времени даром. Одна контратака немцев следует за другой, но мы удерживаем в своих руках плацдарм за каналом. Конные разведчики хорунжего Бобровского отправляются на разведку мельницы, расположенной западнее Креммена. Сколько раз на марше или во время преследования отступающего противника мы завидовали маневренности своих боевых товарищей из взвода конной разведки! Когда наш взвод, валясь с ног от усталости, наконец догонял их, они успевали уже отдохнуть. Теперь, глядя на удаляющихся кавалеристов, мы предлагаем хорунжему Рыхерту раздобыть где-нибудь для нас велосипеды.
- Хорошо. Берите двух бойцов и отправляйтесь,- обращается он ко мне.
- Ребята, кто пойдет со мной? - спрашиваю я.
- Все! - дружно кричат бойцы.
Не проходит и получаса, как мы превращаемся во взвод самокатчиков. Мы еще суетимся возле велосипедов, подкручивая болты и гайки и регулируя седла, когда возвращаются расстроенные конные разведчики. Оказывается, они неожиданно напоролись на немцев, засевших в мельнице, и гитлеровцы обстреляли их, прежде чем наши успели сойти с лошадей. Погибли командир взвода конной разведки хорунжий Павел Бобровский и один сержант, несколько человек ранены. Узнав об этом, Рыхерт приходит в бешенство, ругается на чем свет стоит и собирает нас:
- Садимся на велосипеды и поехали!
До мельницы не больше трех-четырех километров. Не доезжая до нее, мы слезаем с велосипедов и оставляем их в придорожном рву. Развернувшись в цепь и используя рельеф местности, приближаемся к "чертовой", как назвал ее Тасчук, мельнице. Поддерживая нас, два самоходных орудия открывают огонь по немцам. Мы тоже стреляем длинными очередями из автоматов. Не выдержав натиска, гитлеровцы отступают, оставив на поле боя несколько убитых и раненых.
Мельница в наших руках, и мы возвращаемся в Крем-мен. Тем временем подразделения полка покинули его и расположились на ближайших холмах и опушке прилегающего леса. Останавливаемся по соседству со вторым батальоном и мы. Невдалеке от нас находится частично разрушенный авиацией союзников завод боеприпасов. Как только стемнело" стрельба утихла, и мы отдыхаем, выставив караулы и боевое охранение.
Утром неожиданно налетели четыре штурмовика и сбросили на завод бомбы. Не успели мы прийти в себя, как пожар уже начинает пожирать фабричные здания. Рвутся находящиеся в них боеприпасы. Летчики при виде такого фейерверка разворачиваются и улетают назад, а мы пускаемся наутек в лес. Вдруг со стороны леса на нас обрушиваются пулеметные и автоматные очереди не обнаруженного нами противника. Несколько человек получили ранения. Командир второго батальона поручник Дерус приказывает минометчикам и артиллеристам открыть ответный огонь. Пехотные роты наводят порядок в своих цепях, и мы переходим в наступление.
Из-за пригорка появляются две самоходные установки и тоже принимаются обстреливать лес. Наши разведчики присоединяются к наступающим. Добегаем до первых деревьев, откуда минуту назад стреляли немцы. Они яростно сопротивляются до сих пор. Окружаем опушку леса со всех сторон. Трещат пулеметы и автоматы. Рвутся на горящем заводе боеприпасы.
- Осторожно! - внезапно кричит Сокол.
Я оглядываюсь по сторонам и только тут замечаю, как в нашу сторону, замаскировавшись ветками, ползет с выдвинутым вперед автоматом фашист. Сокол бросает в него гранату, а я даю очередь из автомата. Гитлеровец вскакивает и пытается убежать в направлении густого кустарника, но короткая очередь Сокола настигает его. Немец падает, выпуская из рук оружие. Он одет в зеленовато-желтую форму, которую мы раньше ни на ком не видели.
За небольшим пригорком слева, впереди нас, густо рвутся гранаты и резко стучат автоматы. Прижавшись к земле, мы ползем туда.
- Гранатами их! В штыки! - кричит кто-то из наших.
- Помогите! - раздаются крики на немецком языке.
Вот немец, стоя на пригорке, бросил куда-то гранату, потом отпрянул к дереву и пытается быстро сменить магазин в автомате. Молниеносно вскидываю автомат и нажимаю на спусковой крючок - раздается грохот, и на том месте, где только что был немец, поднимается фонтан земли и клубится дым. "Видимо, фашиста разорвало гранатой",- догадываюсь я.
Не успел я опомниться, как из кустов вылезают еще двое гитлеровцев с поднятыми вверх руками. Чего же они так испугались? И вдруг вижу: рядом лежит Сокол и держит их на мушке своего ручного пулемета. Молодец капрал!
После боя собираемся на опушке леса, предусмотрительно держась подальше от все еще взрывающихся на заводе боеприпасов, и делимся впечатлениями. Пленных всего несколько человек: большинство фашистов предпочли плену смерть - это было подразделение морской пехоты. Разведчики чистят оружие и пополняют автоматные диски. Солнце на безоблачном небе поднялось уже высоко и здорово пригревает. Пахнет настоящей весной.
- Командира полка убили! - громко кричат окружившие поручника Гжегожа Деруса бойцы.
Подбегаю к ним и слышу его последние слова:
- На перекрестке убили... Возвращался с поручником Покшивой на автомашине. Пуля попала ему в голову. Немцев ликвидировали...
Вот так за несколько дней до окончания войны недалеко от Креммена 25 апреля 1945 года погиб на поле боя командир 8-го пехотного полка подполковник Гжегож Самар.
Смерть кого-либо из близких всегда наводит на размышления и воспоминания, вызывает грусть. Так было и на этот раз.
- Враг уже, собственно говоря, повержен, но еще пытается огрызаться. Будьте осторожны, разведчики, мстя за смерть нашего командира,- предостерегает нас Рыхерт на вечерней поверке.
Утром мы прочитали в последней военной сводке, что советские войска соединились с американскими в районе Торгау, а берлинская группировка противника взята в надежные клещи. Мы же продолжаем наступать в направлении севернее гитлеровской столицы.
- Такова, видать, наша судьба... Обязаны идти туда, куда прикажут,горестно вздыхает Рыхерт, которому всегда хотелось оказаться первым в Берлине.
В конце апреля батальоны нашего полка сражаются за населенные пункты Линум и Дехтов. Разведчики на велосипедах патрулируют захваченный район. Обстановка частично напоминает ту, которая сложилась на Поморском валу, когда немцы пытались пробиться из окруженной Пилы к своим. Теперь они тоже вырвались из окруженного Берлина, но прорываются не к своим, а за Эльбу.
Кажется, 30 апреля мы с группой разведчиков численностью в пятнадцать человек конвоировали на велосипедах в тыл, до самого Ораниенбурга, большую группу немецких пленных. Темп марша мы умышленно навязали высокий, чтобы не позволить немцам растягивать колонну. К вечеру достигли Ораниенбурга и передали пленных в советскую комендатуру. Военный комендант города показался нам чрезвычайно озабоченным.
- Бойцов у меня маловато, а дел и забот полно,- посетовал он.- Оставайтесь ночевать, а в часть вернетесь завтра. Я напишу записку вашему командиру.
- Если надо, останемся,- ответил я.
- Старшина! - закричал комендант.- Приготовь ребятам что-нибудь поесть!
После сытного ужина мы устраиваемся на ночлег по соседству с комендатурой. Ефрейтор Лукасевич садится за пианино и играет "Мазурку" Домбровского. От охватившего нас волнения мы не можем сдержать слез. Потом мы отдыхаем, сидя в удобных креслах. Часть разведчиков уже дремлет. И вдруг где-то рядом раздается выстрел, а через мгновение вспыхивает перестрелка. Мы хватаем оружие и выбегаем на улицу. В темном провале улицы слышен топот подкованных солдатских сапог.
- Огонь! - командую я и даю длинную очередь.
Из-за ограды соседнего особняка наш дом обстреливают из пулемета. Обороняющие советскую комендатуру красноармейцы открывают ответный огонь неприятельский пулемет сразу умолкает.
- За мной! - кричит по-русски старшина.
- За мной! - кричу я по-польски и бегу вместе с советскими и нашими бойцами.
Стреляя на -ходу, пытаемся догнать группу немецких офицеров и гражданских лиц. Бросаем им вслед гранаты - улицу озаряют вспышки взрывов.
- Не стреляйте! - долетает до нас.
Возвращаемся в комендатуру, ведя несколько взятых в плен немцев. Комендант города встречает нас с распростертыми объятиями.
- Что бы я, ребята, делал без вас? Спасибо. Огромное спасибо.- И крепко пожимает каждому из нас руку.- А теперь отдыхайте. Но будьте начеку! предостерегает он, когда мы уходим к себе.
К сожалению, сон улетучился вместе со стрельбой, и до утра мы ворочаемся в немецких постелях, так и не заснув.
На рассвете в город прибывает рота из советского заградительного отряда. Мы прощаемся с боевым гарнизоном комендатуры, садимся па велосипеды и отправляемся в свой полк. По дороге, в лесочке возле Клессена, нарываемся на группу солдат противника. Самым проворным из нас оказывается пулеметчик Сокол: он дает длинную очередь, и двое немцев остаются лежать на земле. Остальные поспешно исчезают в лесу.
Догнав находящийся на марше полк, мы узнали, что немецкая оборона окончательно прорвана. Нашу 3-ю пехотную дивизию перевели во второй эшелон 1-й армии Войска Польского. Ликвидируя мелкие группы противника и остатки его разгромленных частей, которым не удалось прорваться за Эльбу, продвигаемся в направлении Карвезее, Дамм, Оневиц. В последний населенный пункт вступаем уже ночью. Выставляем караулы и отправляемся на отдых. Утром по привычке оборудуем огневые позиции, однако нас уже никто не атакует. Так проходит два или три дня, а 6 мая в сумерки поворачиваем на восток. Неужели в Польшу?
Пешком мы теперь не ходим. Старички едут на подводах, а молодежь, вытянувшись в длинную колонну, крутит педали велосипедов. Вместе с нами следуют несколько легковых автомашин штаба полка. И вся эта кавалькада украшена зелеными ветками и бело-красными флажками. Ночь на 9 мая мы проводим в лесу, возле населенного пункта Вандлиц. Здесь мы и узнаем о капитуляции Германии.
Стояла теплая майская ночь. Костры уже погасли. Уставшие от марша бойцы давно улеглись спать. И только слышались высокие трели соловья, да в стороне кто-то тихо играл на гармошке.
- Война закончилась! Ура-а-а!..- разрывает тишину возглас дежурного радиста.
"Та-та-та-та!" - радостно захлебывается очередью чей-то автомат.
- Война закончилась! Ура! - продолжает кричать радист.
Мгновенно оживает уснувший лес. Бойцы хватают оружие и все, что попадется под руку.
"Та-та-та, бум-бум!" - сотрясается от канонады лес.
- Ура-а-а!!! - вырывается из сотен солдатских глоток.
Повсюду, куда ни посмотришь, висят в небе разноцветные ракеты, грохочут зенитные орудия - гремит салют в честь победы. Наконец-то мы дождались этого дня! Я поднимаю вверх свой верный, побывавший в боях автомат, оттягиваю затвор, нажимаю на спусковой крючок, как тогда, в Колобжеге, и с упоением стреляю до последнего патрона в магазине. До утра никто так и не уснул. Предусмотрительные обозные вытаскивают припрятанный спирт, и бойцы дружно пьют за победу. Мы бросаемся друг другу в объятия, без конца целуемся и поем, поем...
С утра проходят торжественные построения частей, звучат речи, а днем проводится настоящий парад победы. Хотя и не в Берлине, как мечтал каждый из нас, но все же на немецкой земле, возле населенного пункта Ланке, расположенного в земле Бранденбург, столицей которой является Берлин.
В конце мая нас перебрасывают к железной дороге Эберсвальде - Костшин. Приводим в порядок боевую технику: скоро возвращаться домой. Разведчиков разместили в частично разрушенном в ходе военных действий домике возле поместья, где расположился штаб нашего полка. И вот однажды к нам влетает хорунжий Рыхерт.
- Где мой заместитель? А, ты здесь. Так вот, слушай,- запыхавшись, кричит он с порога и обращается ко мне: - Тебя срочно вызывает к себе командир полка.
- Зачем? Что случилось? - недоуменно спрашиваю я.
- Не знаю,- отвечает командир взвода.
Чищу до блеска сапоги, поправляю ремень с огромной кобурой вальтера и бегу в штаб. Нас, разведчиков, знают здесь все, поэтому меня быстро пропускают к командиру 8-го пехотного полка. Вхожу в просторный кабинет. За большим дубовым столом сидят командир полка подполковник Николай Зеленин и его заместитель по политико-воспитательной работе поручник Ян Покшива. Щелкаю каблуками и докладываю о своем прибытии.
- Вот, заместитель,- обращается по-русски командир полка к поручнику,твой новый хорунжий. Поздравляю вас с присвоением офицерского звания,- говорит он теперь уже мне. Потом выходит из-за стола, пожимает мне руку, крепко целует.- Нож у тебя есть? - спрашивает он заместителя.- Надо прикрепить ему звездочку к погонам.
- Есть,- отвечает Покшива.
От волнения у меня буквально язык отнялся. Тем временем мои начальники отпороли с моих погон сержантские лычки и прикрепили офицерские звездочки.
- В какую роту тебя направить? - спрашивает поручник и смеется: - Ты что, язык проглотил? Звание тебе присвоили четыре месяца назад, только приказ с февраля блуждал где-то по штабам. Ну, так куда?
- Я хотел бы остаться в разведке...
- Там нет офицерской должности.
На минуту задумываюсь и украдкой поглядываю на погоны, на которых сверкают новенькие звездочки.
- А может, в четвертую пехотную роту? Меня там все знают: я прошел с ними от самой Варшавы до Быдгощи.
- Хорошо, являйся завтра туда,- соглашается поручник Покшива.
Выхожу из штаба и все еще не верю, что я офицер. Каждую минуту дотрагиваюсь до погон и с облегчением убеждаюсь, что звездочки на месте.
Разведчики - народ наблюдательный. Не успеваю я войти во двор нашего дома, как Сокол, который первым увидел меня, кричит во весь голос:
- Ребята, Генек - офицер! Ура!
Все подбегают ко мне, хватают и несколько раз подбрасывают вверх. Затем по очереди сердечно поздравляют меня, крепко, по-солдатски пожимают руку.
Много дорог довелось нам пройти вместе, многое пережить, поэтому, когда я заявляю разведчикам, что с завтрашнего дня меня переводят в четвертую пехотную роту, лица их становятся грустными. Особенно печален командир.
- Покидаешь нас, браток? А ведь у нас в разведке заработал офицерские звездочки, поэтому мы имеем на тебя самое большое право.
- Юрек, приказ не отменишь. Завтра я должен явиться к Збышеку Скрентковичу,- оправдываюсь я, как школьник.- Пойми, дружище...
- Мы полюбили тебя... Привыкли...
Утром я уже в четвертой пехотной роте, а на следующий день мы грузимся в железнодорожный состав, который везет нас в Польшу.
* * *
Мерно стучат колеса - мы возвращаемся на родину. На украшенных ветками товарных вагонах повсюду виднеются написанные неумелой рукой лозунги: "Первые в бою - первые в восстановлении страны". Поезд замедляет ход. Из открытых дверей вагонов высовываются головы бойцов. Под колесами длинного состава качается и скрипит высокий деревянный мост через Одру.
- Ребята, смотрите! Щит с орлом! Приехали! - радостно кричит подпоручник Стефан Тулаев.
Высовываем головы и видим перед собой польский пограничный столб. На восточном берегу реки кое-где дымятся трубы - жизнь сюда только возвращается. Поезд снова ускоряет бег. Мы уже на родине, на земле, которую вернули в недавних боях.
* * *
Потом пришло время снова воевать, воевать не по своей воле на многострадальной земле Люблинщины против тех, кого не устраивал установленный нами порядок, против тех, кто не задумываясь поднял оружие на своих братьев. Они еще на что-то надеялись, хотя были заранее, обречены.
И мы, недавние фронтовики, выполняя свой гражданский, свой сыновний долг перед Отчизной, встали стеной на защиту Народной Польши, за которую сражались и проливали кровь.
И мы победили.
Примечания
{1}Сколько стоит? (нем.)
{2}Был убит немцами весной 1944 года.- Прим. авт.
{3}Вид лаптей, используемых в Полесье.- Прим. авт.
{4}Только через несколько лет после войны я сумел установить, что группа сержанта Карася была отрезана немцами от главных сил дивизии и вернуться не могла. В бою большинство партизан из этой группы погибли, оставшиеся в живых были взяты в плен.- Прим. авт.
{5} "Мы победим" (польск.).
{6}Куртка пятнистой окраски.- Прим. пер.
{7}Автомат английского образца.- Прим. пер.
{8}Не понимаю (нем.).
{9}Солдаты, не стреляйте, у нас маленькие дети! (нем.)
{10} "С нами бог" (нем.).
{11}Спасибо, спасибо (нем.).
- Куда?! - спрашиваю я с горечью.
- В поселок. Здесь Старую Одру форсировать не удастся,- объясняет хорунжий.
Отступаем перебежками. Разбившись на небольшие группки, добираемся до Альт Медевица. Здесь, возле догорающего дома, наводит порядок в отступающих ротах батальона поручник Дерус, а рядом заместитель командира батальона подпоручник Роек объясняет бойцам:
- Следуем во Вризен. Там советские части захватили мост через Старую Одру. Оттуда и ударим в тыл немцам, которые остановили наше наступление.
"Значит, отпала необходимость форсировать реку",- радуется в глубине души каждый из нас - ведь всегда легче преодолевать водную преграду по мосту, особенно когда на том берегу свои войска. По асфальтированной дороге подходим к пересечению шоссе с железной дорогой, сворачиваем направо - и выходим к Вризену. По обеим сторонам шоссе расположились советские самоходные орудия, танки и артиллерия: перед мостом образовалась пробка. Танкисты, как заботливые няни, суетятся возле своих машин.
- Привет, союзники! - улыбаясь, встречают они нас.
- Привет, гвардия! - отвечаем мы.
- Эй, впереди, стой! - доносится откуда-то.
Во время вынужденной остановки завязываются короткие фронтовые знакомства. Ко мне подходит смуглый, с раскосыми глазами, боец в шлемофоне - житель одной из республик Страны Советов - и, коверкая русские слова, ведет со мной незатейливый разговор. Наконец пора в путь.
- До встречи в Берлине! - прощаемся мы с советскими танкистами.
На рассвете миновали местечко Вризен. Снова слышится монотонный орудийный гул. В чистом, безоблачном небе появляются советские самолеты. Чудесная солнечная погода облегчает им выполнение боевой задачи, поэтому до самых сумерек в воздухе стоит непрерывный гул моторов быстрых истребителей, отяжелевших от смертоносного груза бомбардировщиков и "горбатых" штурмовиков.
Бодрящий утренний ветерок освежает уставших бойцов. Монотонный гул орудий и рев советских танков остаются слева от нашей колонны. Еще какое-то время раздается визг гвардейских минометов, а затем воцаряется тишина.
Перед нами - просторные поля с огромными плантациями ревеня; на горизонте - деревня с остроконечным шпилем кирхи. Неожиданно между цепями первого батальона, преодолевающими оборонительные заграждения противника, взрываются несколько мин, и мы останавливаемся. Появляются саперы с миноискателями и безотказными щупами, быстро готовят для нас проход, и бойцы опять устремляются вперед. До деревни уже недалеко, как вдруг немцы обрушивают на нас огонь из малокалиберных скорострельных зенитных орудий. Падает раненый капитан Влодзимеж Барановский. Теперь первый батальон ведет в атаку капитан Николай Здоровиков. Наша артиллерия и минометы открывают ответный огонь, и мы видим, как в деревне вспыхивают пожары. Наконец цепи атакующих достигают окраины, а на помощь ведущему бой батальону уже спешат автоматчики и разведчики. Хорунжий Рыхерт торопит своих бойцов:
- Ребята, война еще не закончилась! Вперед! Разведчики, за мной!
Врываемся в деревню, ведя на ходу огонь из автоматов. Навстречу нам бойцы первого батальона ведут пленных.
- Вперед! Вперед! - снова кричит командир.
Вместе с автоматчиками подбегаем к кирпичной кирхе. Повсюду валяются брошенная военная техника и снаряжение. Из ближайшего двора выходит большая группа венгерских солдат - без ремней, с белыми носовыми платками в руках. Они что-то кричат, смеются, некоторые даже плачут. Рыхерт показывает им дорогу и велит идти на восток. Обрадованные таким неожиданным оборотом дела, венгры стремглав покидают поселок.
Выходим на западную окраину населенного пункта. Гитлеровцы, отстреливаясь, отходят за железнодорожную насыпь. До полуночи длится бой с арьергардами противника.
Лежим у основания насыпи, закутавшись в плащ-палатки. Стоит теплая апрельская ночь. На юго-западе видно огромное зарево.
- Это, наверное, Берлин? - шепотом спрашивает Гладзюк.
- Наверняка,- подтверждают Ресяк и Лукасевич.
- Дожили, черт побери, до того времени, когда можем бить врага на его земле, в нескольких десятках километрах от логова самого Гитлера,- добавляет Рыхерт.
- Да, конец войны уже недалек,- медленно, чеканя слова, говорит Ресяк.
- Хорошо бы дожить до победы,- вздыхает Гладзюк.
- Доживем,- узнаю доносящийся из ближайших кустов голос хорунжего Смирницкого.
Командир пятой пехотной роты подходит к нам, усаживается рядом и просит закурить. Разведчики протягивают ему сразу несколько пачек трофейных сигарет. Смирницкий морщится.
- Махорки, Николай, мы уже не курим от самого Колобжега,- оправдывается хорунжий Рыхерт.
- Ну что ж, давайте ваши немецкие. Это, правда, не табачок, но курить можно...
Пламя спички на миг освещает лицо Смирницкого. Несколько бойцов с сигаретами в зубах наклоняются, чтобы прикурить. Командир пятой роты прикуривает сам, подносит горящую спичку одному бойцу и гасит ее, затем зажигает новую и дает прикурить еще двоим.
- Наверное, у вас, гражданин хорунжий, много спичек? - удивляется ефрейтор.
- Хватает, это верно. Однако старая солдатская пословица гласит: если дашь прикурить третьему - он погибнет. До конца войны осталось совсем немного, поэтому жаль помирать. Понял?
- Понял! - отвечает Лукасевич.
- Вот и хорошо. Покурим, ребята, и ложимся спать. Утром снова идти в наступление, надо отдохнуть,- говорит он, мешая русские слова с польскими.
Гаснут сигареты. Мы натягиваем на головы плащ-палатки и добросовестно пытаемся уснуть. Стоит относительная в военных условиях тишина. Лишь время от времени громыхнет где-нибудь одиночный выстрел или выругается кто-нибудь из бойцов, но это не мешает нам дремать.
На рассвете полк начинает наступление. В первом эшелоне действуют пехотные батальоны. Мы, разведчики, находимся на правом фланге полка. Тесня немецкие части прикрытия, 1-я армия Войска Польского выходит своими главными силами к каналу Гогенцоллернов. Первой форсирует его 4-я пехотная дивизия.
Наконец подходим к водной преграде и мы. Канал довольно широк, местами достигает семидесяти метров. На отдельных участках его берега взяты в бетон. К полудню появляются наши самолеты, сбрасывают на немецкий берег бомбы и обстреливают его из бортового оружия, С небольшими интервалами ведет прицельный огонь наша артиллерия, подавляя одну за другой огневые точки противника. Переправляемся частично на подручных средствах, а когда уже удается закрепиться на противоположном берегу, форсировать канал нам помогают саперы шестого понтонно-мостового батальона.
И вот мы на западном берегу. Гитлеровцы, поддерживаемые артиллерией и авиацией, контратакуют. Наши летчики и артиллеристы тоже не теряют времени даром. Одна контратака немцев следует за другой, но мы удерживаем в своих руках плацдарм за каналом. Конные разведчики хорунжего Бобровского отправляются на разведку мельницы, расположенной западнее Креммена. Сколько раз на марше или во время преследования отступающего противника мы завидовали маневренности своих боевых товарищей из взвода конной разведки! Когда наш взвод, валясь с ног от усталости, наконец догонял их, они успевали уже отдохнуть. Теперь, глядя на удаляющихся кавалеристов, мы предлагаем хорунжему Рыхерту раздобыть где-нибудь для нас велосипеды.
- Хорошо. Берите двух бойцов и отправляйтесь,- обращается он ко мне.
- Ребята, кто пойдет со мной? - спрашиваю я.
- Все! - дружно кричат бойцы.
Не проходит и получаса, как мы превращаемся во взвод самокатчиков. Мы еще суетимся возле велосипедов, подкручивая болты и гайки и регулируя седла, когда возвращаются расстроенные конные разведчики. Оказывается, они неожиданно напоролись на немцев, засевших в мельнице, и гитлеровцы обстреляли их, прежде чем наши успели сойти с лошадей. Погибли командир взвода конной разведки хорунжий Павел Бобровский и один сержант, несколько человек ранены. Узнав об этом, Рыхерт приходит в бешенство, ругается на чем свет стоит и собирает нас:
- Садимся на велосипеды и поехали!
До мельницы не больше трех-четырех километров. Не доезжая до нее, мы слезаем с велосипедов и оставляем их в придорожном рву. Развернувшись в цепь и используя рельеф местности, приближаемся к "чертовой", как назвал ее Тасчук, мельнице. Поддерживая нас, два самоходных орудия открывают огонь по немцам. Мы тоже стреляем длинными очередями из автоматов. Не выдержав натиска, гитлеровцы отступают, оставив на поле боя несколько убитых и раненых.
Мельница в наших руках, и мы возвращаемся в Крем-мен. Тем временем подразделения полка покинули его и расположились на ближайших холмах и опушке прилегающего леса. Останавливаемся по соседству со вторым батальоном и мы. Невдалеке от нас находится частично разрушенный авиацией союзников завод боеприпасов. Как только стемнело" стрельба утихла, и мы отдыхаем, выставив караулы и боевое охранение.
Утром неожиданно налетели четыре штурмовика и сбросили на завод бомбы. Не успели мы прийти в себя, как пожар уже начинает пожирать фабричные здания. Рвутся находящиеся в них боеприпасы. Летчики при виде такого фейерверка разворачиваются и улетают назад, а мы пускаемся наутек в лес. Вдруг со стороны леса на нас обрушиваются пулеметные и автоматные очереди не обнаруженного нами противника. Несколько человек получили ранения. Командир второго батальона поручник Дерус приказывает минометчикам и артиллеристам открыть ответный огонь. Пехотные роты наводят порядок в своих цепях, и мы переходим в наступление.
Из-за пригорка появляются две самоходные установки и тоже принимаются обстреливать лес. Наши разведчики присоединяются к наступающим. Добегаем до первых деревьев, откуда минуту назад стреляли немцы. Они яростно сопротивляются до сих пор. Окружаем опушку леса со всех сторон. Трещат пулеметы и автоматы. Рвутся на горящем заводе боеприпасы.
- Осторожно! - внезапно кричит Сокол.
Я оглядываюсь по сторонам и только тут замечаю, как в нашу сторону, замаскировавшись ветками, ползет с выдвинутым вперед автоматом фашист. Сокол бросает в него гранату, а я даю очередь из автомата. Гитлеровец вскакивает и пытается убежать в направлении густого кустарника, но короткая очередь Сокола настигает его. Немец падает, выпуская из рук оружие. Он одет в зеленовато-желтую форму, которую мы раньше ни на ком не видели.
За небольшим пригорком слева, впереди нас, густо рвутся гранаты и резко стучат автоматы. Прижавшись к земле, мы ползем туда.
- Гранатами их! В штыки! - кричит кто-то из наших.
- Помогите! - раздаются крики на немецком языке.
Вот немец, стоя на пригорке, бросил куда-то гранату, потом отпрянул к дереву и пытается быстро сменить магазин в автомате. Молниеносно вскидываю автомат и нажимаю на спусковой крючок - раздается грохот, и на том месте, где только что был немец, поднимается фонтан земли и клубится дым. "Видимо, фашиста разорвало гранатой",- догадываюсь я.
Не успел я опомниться, как из кустов вылезают еще двое гитлеровцев с поднятыми вверх руками. Чего же они так испугались? И вдруг вижу: рядом лежит Сокол и держит их на мушке своего ручного пулемета. Молодец капрал!
После боя собираемся на опушке леса, предусмотрительно держась подальше от все еще взрывающихся на заводе боеприпасов, и делимся впечатлениями. Пленных всего несколько человек: большинство фашистов предпочли плену смерть - это было подразделение морской пехоты. Разведчики чистят оружие и пополняют автоматные диски. Солнце на безоблачном небе поднялось уже высоко и здорово пригревает. Пахнет настоящей весной.
- Командира полка убили! - громко кричат окружившие поручника Гжегожа Деруса бойцы.
Подбегаю к ним и слышу его последние слова:
- На перекрестке убили... Возвращался с поручником Покшивой на автомашине. Пуля попала ему в голову. Немцев ликвидировали...
Вот так за несколько дней до окончания войны недалеко от Креммена 25 апреля 1945 года погиб на поле боя командир 8-го пехотного полка подполковник Гжегож Самар.
Смерть кого-либо из близких всегда наводит на размышления и воспоминания, вызывает грусть. Так было и на этот раз.
- Враг уже, собственно говоря, повержен, но еще пытается огрызаться. Будьте осторожны, разведчики, мстя за смерть нашего командира,- предостерегает нас Рыхерт на вечерней поверке.
Утром мы прочитали в последней военной сводке, что советские войска соединились с американскими в районе Торгау, а берлинская группировка противника взята в надежные клещи. Мы же продолжаем наступать в направлении севернее гитлеровской столицы.
- Такова, видать, наша судьба... Обязаны идти туда, куда прикажут,горестно вздыхает Рыхерт, которому всегда хотелось оказаться первым в Берлине.
В конце апреля батальоны нашего полка сражаются за населенные пункты Линум и Дехтов. Разведчики на велосипедах патрулируют захваченный район. Обстановка частично напоминает ту, которая сложилась на Поморском валу, когда немцы пытались пробиться из окруженной Пилы к своим. Теперь они тоже вырвались из окруженного Берлина, но прорываются не к своим, а за Эльбу.
Кажется, 30 апреля мы с группой разведчиков численностью в пятнадцать человек конвоировали на велосипедах в тыл, до самого Ораниенбурга, большую группу немецких пленных. Темп марша мы умышленно навязали высокий, чтобы не позволить немцам растягивать колонну. К вечеру достигли Ораниенбурга и передали пленных в советскую комендатуру. Военный комендант города показался нам чрезвычайно озабоченным.
- Бойцов у меня маловато, а дел и забот полно,- посетовал он.- Оставайтесь ночевать, а в часть вернетесь завтра. Я напишу записку вашему командиру.
- Если надо, останемся,- ответил я.
- Старшина! - закричал комендант.- Приготовь ребятам что-нибудь поесть!
После сытного ужина мы устраиваемся на ночлег по соседству с комендатурой. Ефрейтор Лукасевич садится за пианино и играет "Мазурку" Домбровского. От охватившего нас волнения мы не можем сдержать слез. Потом мы отдыхаем, сидя в удобных креслах. Часть разведчиков уже дремлет. И вдруг где-то рядом раздается выстрел, а через мгновение вспыхивает перестрелка. Мы хватаем оружие и выбегаем на улицу. В темном провале улицы слышен топот подкованных солдатских сапог.
- Огонь! - командую я и даю длинную очередь.
Из-за ограды соседнего особняка наш дом обстреливают из пулемета. Обороняющие советскую комендатуру красноармейцы открывают ответный огонь неприятельский пулемет сразу умолкает.
- За мной! - кричит по-русски старшина.
- За мной! - кричу я по-польски и бегу вместе с советскими и нашими бойцами.
Стреляя на -ходу, пытаемся догнать группу немецких офицеров и гражданских лиц. Бросаем им вслед гранаты - улицу озаряют вспышки взрывов.
- Не стреляйте! - долетает до нас.
Возвращаемся в комендатуру, ведя несколько взятых в плен немцев. Комендант города встречает нас с распростертыми объятиями.
- Что бы я, ребята, делал без вас? Спасибо. Огромное спасибо.- И крепко пожимает каждому из нас руку.- А теперь отдыхайте. Но будьте начеку! предостерегает он, когда мы уходим к себе.
К сожалению, сон улетучился вместе со стрельбой, и до утра мы ворочаемся в немецких постелях, так и не заснув.
На рассвете в город прибывает рота из советского заградительного отряда. Мы прощаемся с боевым гарнизоном комендатуры, садимся па велосипеды и отправляемся в свой полк. По дороге, в лесочке возле Клессена, нарываемся на группу солдат противника. Самым проворным из нас оказывается пулеметчик Сокол: он дает длинную очередь, и двое немцев остаются лежать на земле. Остальные поспешно исчезают в лесу.
Догнав находящийся на марше полк, мы узнали, что немецкая оборона окончательно прорвана. Нашу 3-ю пехотную дивизию перевели во второй эшелон 1-й армии Войска Польского. Ликвидируя мелкие группы противника и остатки его разгромленных частей, которым не удалось прорваться за Эльбу, продвигаемся в направлении Карвезее, Дамм, Оневиц. В последний населенный пункт вступаем уже ночью. Выставляем караулы и отправляемся на отдых. Утром по привычке оборудуем огневые позиции, однако нас уже никто не атакует. Так проходит два или три дня, а 6 мая в сумерки поворачиваем на восток. Неужели в Польшу?
Пешком мы теперь не ходим. Старички едут на подводах, а молодежь, вытянувшись в длинную колонну, крутит педали велосипедов. Вместе с нами следуют несколько легковых автомашин штаба полка. И вся эта кавалькада украшена зелеными ветками и бело-красными флажками. Ночь на 9 мая мы проводим в лесу, возле населенного пункта Вандлиц. Здесь мы и узнаем о капитуляции Германии.
Стояла теплая майская ночь. Костры уже погасли. Уставшие от марша бойцы давно улеглись спать. И только слышались высокие трели соловья, да в стороне кто-то тихо играл на гармошке.
- Война закончилась! Ура-а-а!..- разрывает тишину возглас дежурного радиста.
"Та-та-та-та!" - радостно захлебывается очередью чей-то автомат.
- Война закончилась! Ура! - продолжает кричать радист.
Мгновенно оживает уснувший лес. Бойцы хватают оружие и все, что попадется под руку.
"Та-та-та, бум-бум!" - сотрясается от канонады лес.
- Ура-а-а!!! - вырывается из сотен солдатских глоток.
Повсюду, куда ни посмотришь, висят в небе разноцветные ракеты, грохочут зенитные орудия - гремит салют в честь победы. Наконец-то мы дождались этого дня! Я поднимаю вверх свой верный, побывавший в боях автомат, оттягиваю затвор, нажимаю на спусковой крючок, как тогда, в Колобжеге, и с упоением стреляю до последнего патрона в магазине. До утра никто так и не уснул. Предусмотрительные обозные вытаскивают припрятанный спирт, и бойцы дружно пьют за победу. Мы бросаемся друг другу в объятия, без конца целуемся и поем, поем...
С утра проходят торжественные построения частей, звучат речи, а днем проводится настоящий парад победы. Хотя и не в Берлине, как мечтал каждый из нас, но все же на немецкой земле, возле населенного пункта Ланке, расположенного в земле Бранденбург, столицей которой является Берлин.
В конце мая нас перебрасывают к железной дороге Эберсвальде - Костшин. Приводим в порядок боевую технику: скоро возвращаться домой. Разведчиков разместили в частично разрушенном в ходе военных действий домике возле поместья, где расположился штаб нашего полка. И вот однажды к нам влетает хорунжий Рыхерт.
- Где мой заместитель? А, ты здесь. Так вот, слушай,- запыхавшись, кричит он с порога и обращается ко мне: - Тебя срочно вызывает к себе командир полка.
- Зачем? Что случилось? - недоуменно спрашиваю я.
- Не знаю,- отвечает командир взвода.
Чищу до блеска сапоги, поправляю ремень с огромной кобурой вальтера и бегу в штаб. Нас, разведчиков, знают здесь все, поэтому меня быстро пропускают к командиру 8-го пехотного полка. Вхожу в просторный кабинет. За большим дубовым столом сидят командир полка подполковник Николай Зеленин и его заместитель по политико-воспитательной работе поручник Ян Покшива. Щелкаю каблуками и докладываю о своем прибытии.
- Вот, заместитель,- обращается по-русски командир полка к поручнику,твой новый хорунжий. Поздравляю вас с присвоением офицерского звания,- говорит он теперь уже мне. Потом выходит из-за стола, пожимает мне руку, крепко целует.- Нож у тебя есть? - спрашивает он заместителя.- Надо прикрепить ему звездочку к погонам.
- Есть,- отвечает Покшива.
От волнения у меня буквально язык отнялся. Тем временем мои начальники отпороли с моих погон сержантские лычки и прикрепили офицерские звездочки.
- В какую роту тебя направить? - спрашивает поручник и смеется: - Ты что, язык проглотил? Звание тебе присвоили четыре месяца назад, только приказ с февраля блуждал где-то по штабам. Ну, так куда?
- Я хотел бы остаться в разведке...
- Там нет офицерской должности.
На минуту задумываюсь и украдкой поглядываю на погоны, на которых сверкают новенькие звездочки.
- А может, в четвертую пехотную роту? Меня там все знают: я прошел с ними от самой Варшавы до Быдгощи.
- Хорошо, являйся завтра туда,- соглашается поручник Покшива.
Выхожу из штаба и все еще не верю, что я офицер. Каждую минуту дотрагиваюсь до погон и с облегчением убеждаюсь, что звездочки на месте.
Разведчики - народ наблюдательный. Не успеваю я войти во двор нашего дома, как Сокол, который первым увидел меня, кричит во весь голос:
- Ребята, Генек - офицер! Ура!
Все подбегают ко мне, хватают и несколько раз подбрасывают вверх. Затем по очереди сердечно поздравляют меня, крепко, по-солдатски пожимают руку.
Много дорог довелось нам пройти вместе, многое пережить, поэтому, когда я заявляю разведчикам, что с завтрашнего дня меня переводят в четвертую пехотную роту, лица их становятся грустными. Особенно печален командир.
- Покидаешь нас, браток? А ведь у нас в разведке заработал офицерские звездочки, поэтому мы имеем на тебя самое большое право.
- Юрек, приказ не отменишь. Завтра я должен явиться к Збышеку Скрентковичу,- оправдываюсь я, как школьник.- Пойми, дружище...
- Мы полюбили тебя... Привыкли...
Утром я уже в четвертой пехотной роте, а на следующий день мы грузимся в железнодорожный состав, который везет нас в Польшу.
* * *
Мерно стучат колеса - мы возвращаемся на родину. На украшенных ветками товарных вагонах повсюду виднеются написанные неумелой рукой лозунги: "Первые в бою - первые в восстановлении страны". Поезд замедляет ход. Из открытых дверей вагонов высовываются головы бойцов. Под колесами длинного состава качается и скрипит высокий деревянный мост через Одру.
- Ребята, смотрите! Щит с орлом! Приехали! - радостно кричит подпоручник Стефан Тулаев.
Высовываем головы и видим перед собой польский пограничный столб. На восточном берегу реки кое-где дымятся трубы - жизнь сюда только возвращается. Поезд снова ускоряет бег. Мы уже на родине, на земле, которую вернули в недавних боях.
* * *
Потом пришло время снова воевать, воевать не по своей воле на многострадальной земле Люблинщины против тех, кого не устраивал установленный нами порядок, против тех, кто не задумываясь поднял оружие на своих братьев. Они еще на что-то надеялись, хотя были заранее, обречены.
И мы, недавние фронтовики, выполняя свой гражданский, свой сыновний долг перед Отчизной, встали стеной на защиту Народной Польши, за которую сражались и проливали кровь.
И мы победили.
Примечания
{1}Сколько стоит? (нем.)
{2}Был убит немцами весной 1944 года.- Прим. авт.
{3}Вид лаптей, используемых в Полесье.- Прим. авт.
{4}Только через несколько лет после войны я сумел установить, что группа сержанта Карася была отрезана немцами от главных сил дивизии и вернуться не могла. В бою большинство партизан из этой группы погибли, оставшиеся в живых были взяты в плен.- Прим. авт.
{5} "Мы победим" (польск.).
{6}Куртка пятнистой окраски.- Прим. пер.
{7}Автомат английского образца.- Прим. пер.
{8}Не понимаю (нем.).
{9}Солдаты, не стреляйте, у нас маленькие дети! (нем.)
{10} "С нами бог" (нем.).
{11}Спасибо, спасибо (нем.).