— Оставь меня! — закричал Пит, отступая.
Слишком поздно Голович понял, что выдал себя. Он с трудом изобразил на лице улыбку, заметив выражение ужаса на лице Фрэнсис.
— Не хотите ли забрать с собой и Вайнера вместе с мисс Колеман? — спокойно спросил Конрад. — Я сомневаюсь, что он пойдет, но, по крайней мере, вы можете спросить.
Со сверкающими от бешенства глазами адвокат повернулся к Фрэнси.
— Пошли, мисс Колеман. Я посажу вас в автомобиль!
— Не ходи с ним! — закричал Пит. — Он из организации. Останься! Здесь ты в безопасности! Не ходи с ним! Голович мягко взял ее под руку.
— Я не знаю, кто этот парень, но, похоже, сумасшедший, — сказал он. — Пойдемте, мисс Колеман. Фрэнси задрожала и отпрянула.
— Нет! Я останусь здесь! Я не хочу идти с вами; Я не пойду с вами!
— Боюсь, вы — глупенькая молодая женщина, мисс Колеман, — сказал Голович. От скрытой угрозы в темных глазах Фрэнси похолодела. — Так вы пойдете со мной или нет?
— О, скажите ему, чтобы он ушел! — закричала она и села на кушетку, спрятав лицо в ладонях. — Пожалуйста, скажите ему, чтобы он ушел!
Голович посмотрел на Пита и поспешно вышел из комнаты.
Никто не пошевелился, пока он проходил через первую комнату. Они наблюдали, как он открыл дверь, шагнул в коридор и закрыл дверь за собой.
Он оставил после себя угрожающе напряженную атмосферу.
Конрад стоял в маленьком холле и ждал ответа. В нижних этажах ее не было, и он подумал, что, возможно, она вышла. Два-три раза она возвращалась домой позже него. За последние три дня их отношения ухудшились. Она не разговаривала с ним, когда приходила, он не спрашивал, где она была.
— Это ты? — спросила она сверху.
Конрад немного удивился, что она дома, поднялся по лестнице и открыл дверь в спальню.
Дженни сидела за туалетным столиком. Одетая только в бюстгальтер и трусики с оборками, она сидела на вращающемся стульчике и натягивала чулок.
— Что-то ты рано, — сказала она, не поднимая глаз. — Только половина седьмого.
Он закрыл дверь и посмотрел в окно. Ему уже не доставляло удовольствия видеть ее в таком виде.
— Меня не будет несколько дней, Дженни. Я уезжаю прямо сейчас.
Дженни, натягивая верхнюю часть чулка, быстро взглянула на его широкую спину.
— О, я, полагаю, не заключенная. Куда ты собрался? Она потянулась за другим чулком. А голова ее заработала:
«Несколько дней? Что это точно означает? Неделя, десять дней?» Она почувствовала жар. «Не опасно ли будет пригласить Луи сюда?» — думала она.
— Я занимаюсь двумя важными свидетелями, — сказал Конрад, поворачиваясь к ней. — Их нужно сохранить до суда. Окружной прокурор хочет, чтобы я присмотрел за ними.
Она справилась со вторым чулком и встала.
— Что происходит? С каких это пор ты стал сиделкой при свидетелях?
— Так получилось, что они очень важны и им угрожает опасность, — коротко ответил он. — Меня не будет до пятницы. Извини, Дженни, но так нужно.
Она подошла к гардеробу и раскрыла его.
— Ну что же, надо так надо, — сказала она безразлично. — Для меня мало что изменится. Я и так вижу тебя не часто. Куда ты собираешься?
— Я напишу адрес, — сказал он, вытаскивая бумажник и находя старый конверт. — Это рядом с Батчервудом. И слушай, Дженни, что важно. Никто, кроме тебя, не должен знать, куда я уехал. Никому не говори, понятно?
— Кому, ты думаешь, я могу рассказать? — сказала она насмешливо, закутываясь в шаль. — Ты говоришь так, будто я все время окружена людьми, а не остаюсь одна ночь за ночью в этом скучном доме.
— Нечего говорить чепуху, — резко оборвал ее Конрад. — У тебя много друзей, и ты знаешь это. И это потому, что ты не интересуешься домом. Ты предпочитаешь уходить.
— Кто захочет заниматься кухней и стиркой, когда можно уйти? — огрызнулась она.
Конрад положил конверт в маленький ящичек в туалетном столике.
— Я лучше соберу вещи, — сказал он, уходя от привычного скандала.
— Что это за дурацкие свидетели, о которых тебе нужно заботиться? — спросила она, снова усаживаясь за столик. — Держу пари, что это женщины.
— Неважно, кто они, — коротко сказал он и начал поспешно укладывать вещи. — Я лучше оставлю тебе немного денег. — Он положил несколько банкнот на камин. — Тебе должно хватить до пятницы.
«Было бы слишком рискованно приглашать сюда Луи», решила Дженни, подкрашивая губы. Много любопытных соседей, но она сама могла пойти к нему. Она снова почувствовала жар. Он был как животное. Его любовь была грубой, эгоистичной и ненасытной. Он оставлял ее с синяками и задыхающейся, но полной желания оказаться снова в его жестких мускулистых руках.
— Мне нужно идти, — сказал Конрад, захлопывая чемодан. — Почему бы тебе не пригласить Вэй провести с тобой несколько дней? Мне не нравится, что я оставлю тебя совсем одну здесь.
Дженни таинственно улыбнулась.
— Твои угрызения совести очень трогательны, дорогой. Учитывая, что ты оставляешь меня здесь по пятнадцать часов в сутки, лишние несколько часов не повредят мне.
— Бога ради, Дженни! Прекрати. — Ты знаешь, что я работаю допоздна, — сказал он нетерпеливо.
— Тогда тем более для тебя будет приятным развлечением быть рядом с какой-нибудь женщиной и держать ее за руку в каком-нибудь Батчер-вуде, не так ли?
Конрад посмотрел на нее с отвращением.
— Всего хорошего, Дженни.
— Пока, — ответила она и повернулась к зеркалу.
Она не пошевелилась, пока не услышала, как хлопнула парадная дверь. Потом она вскочила на ноги и подбежала к окну. Конрад уже отъезжал. С минуту она постояла у окна, сложив руки и закрыв глаза, наслаждаясь чувством свободы.
Она будет четыре дня и три ночи одна! Она не собиралась упустить такой подарок.
Она пересекла комнату и спустилась вниз к телефону. Набирая номер телефона «Парадиз-клуба», она заметила, что сердце начало дико стучать, а дыхание стало быстрым и прерывистым. Она достала сигарету, закурила и постаралась привести дыхание в порядок.
— Попросите, пожалуйста, мистера Сейгеля, — сказала она, услышав женский голос.
— Кто его спрашивает?
— Мистер Сейгель ожидает моего звонка. Соедините меня, пожалуйста! — резко сказала она. Она не собиралась называться телефонистке.
— Обождите минутку.
После долгой паузы раздался недовольный голос Сейгеля:
— Кто это?
— Луи, это я, Дженни.
— А, здорово. Что тебе нужно?
Этот безразличный голос ножом полоснул по сердцу.
— Ты, кажется, не очень рад слышать мой голос? — спросила она.
— Я занят. Так в чем дело?
— Он уехал на несколько дней, — сказал она. — Я совершенно свободна. Я думала, что тебя это может заинтересовать.
Наступила долгая пауза. Она почти слышала, как он думает.
— Прекрасно, — сказал он наконец. Голос его по-прежнему был резким. — Ну, приходи сюда.
— Ты хочешь сказать в клуб?
— Конечно. Приходи. Я закажу ужин.
— Я не знаю, следует ли мне приходить туда. Можно мне прийти прямо к тебе, Луи?
— Приходи в клуб, — сказал он раздраженно. — Встретимся около девяти. Я не смогу освободиться до девяти. Пока, — и он повесил трубку.
Дженни медленно положила трубку. Он вел себя совсем не так, как она надеялась, он будет себя вести. Но ей было все равно, даже если он поймет, что она просто вешается ему на шею. Его животная грубость восхищала ее. Она хотела только снова оказаться в его объятиях, чтобы с ней обращались как с уличной девкой, оставляя синяки и изнеможение. Это был опыт, которого у нее до этого не было, опыт, который она должна была иметь.
В руках окружного прокурора были девушка и Вайнер. Вероятно, они уже выболтали все, что знали. Если бы он мог действовать по своему усмотрению, то уже давно был бы в Нью-Йорке. Но Голович приказал ему оставаться на месте.
— Пока не о чем беспокоиться, — сказал Голович. — С этой стороны нас прикрывает Мак Кен. Когда Форест решит что-либо предпринять, тогда и будешь смываться, но не раньше.
Сейгель повернул ручку двери своего кабинета и распахнул дверь. Он вошел и сразу остановился, когда увидел Головича, сидящего за его столом.
— Что ты здесь делаешь? — спросил Сейгель, закрывая дверь.
— Ожидаю, — спокойно ответил тот.
Последние три дня сказались и на нем. Его сероватое лицо обвисло, под глазами появились мешки. Голович понимал, какой опасности подверглась организация, и его изощренный ум беспрестанно пытался найти легальный выход из положения, но такого выхода не находилось. Единственное, что могло спасти положение — это не дать девушке и Вайнеру давать показания, которые могли бы разрушить его будущее королевство. Их нужно было утихомирить и утихомирить навсегда.
Слишком поздно он понял, что Сейгель ненадежный человек, что его люди — это безмозглые убийцы, которые не смогут добраться до тех двоих, задержанных Форестом.
В конце концов Голович принял решение, которое нанесло урон его гордости и ослабило его положение. Он связался с синдикатом и сообщил, что не может контролировать ситуацию и попросил помощи.
— Ожидаешь? — заворчал Сейгель, усаживаясь в кресло. — И чего же ты ожидаешь?
Голович взглянул на часы.
— Я ожидаю Феррари. Он должен быть с минуты на минуту. Сейгель нахмурился.
— Феррари? Какого Феррари?
— Вито Феррари, — ответил Голович.
Сейгель застыл в кресле. Его большие руки так сильно сжали ручки кресла, что выступили белые костистые суставы. Его загорелое лицо покрылось пятнами, стало сначала красным, а потом побелело. Он наполовину подался из своего кресла.
— Вито Феррари? Он не нужен!
— Нужен!
— Но зачем? Что за глупость? И почему он здесь? Голович пристально посмотрел на него. Его маленькие черные глазки блестели, как стеклянные бусинки.
— Я попросил его приехать. Сейгель медленно встал.
— Ты что, с ума сошел? Ты попросил Феррари приехать сюда? Почему?
— А кто еще, по-твоему, может справиться со всей этой заварухой? — спросил Голович. — Ты что ли? Ты думаешь, что сможешь управиться?
— Но Феррари…
— Если эти двое станут давать показания на суде, с нами все будет кончено. Их нужно заставить молчать. Ты уже пробовал это сделать. Я тоже. Мы оба провалились. Мы не имеем права больше на неудачу. Поэтому я попросил синдикат прислать Феррари. Они сказали, что я поступил правильно.
— А что скажет Маурер? — спросил Сейгель, облизывая пересохшие губы. — Ты же знаешь, что он не потерпит, чтобы на его территории был человек синдиката.
— Маурера здесь нет. Если бы он остался, может быть нам не пришлось бы просить прислать Феррари, но он не остался. Но сейчас мне нужно спасать организацию. И есть только один человек, который сможет это сделать для меня — Феррари!
Имя Вито Феррари вызвало у Сейгеля такой ужас, какой вызывал Великий Инквизитор у средневековых еретиков. Вито Феррари был палачом синдиката. О его жестокости, безжалостности, его преступлениях и кровожадности ходили фантастические и невероятные рассказы. Он стал легендарной фигурой в преступном мире.
Сейгель знал, что если он когда-нибудь оступится, то именно Феррари будет послан синдикатом, чтобы убить его. Попросить прислать сюда Феррари — это все равно, что просить Смерть нанести визит.
Сейгель с ужасом смотрел на Головича.
— Ты, должно быть, сошел с ума! — сказал он.
— Либо он, либо организация. Я не хотел приглашать его. Если бы я знал, что смогу сам со всем этим справиться, неужели ты воображаешь, я бы послал за ним?
Сейгель хотел что-то сказать, но в этот момент раздался стук в дверь. Он повернулся к ней. Глаза у него стали напряженными и испуганными.
— Войдите, — сказал Голович.
Показался Датч. У него было белое оцепенелое лицо человека, редко бывающего на солнце.
— Тут вас спрашивает какой-то тип, — сказал он Головичу. — Он говорит, что вы его ждете.
Голович побледнел и медленно кивнул головой.
— Хорошо. Впусти его.
Датч вопросительно посмотрел на Сейгеля, но тот отвернулся. Датч проковылял через комнату и открыл дверь, ведущую в соседний кабинет.
— Входите, — услышал Сейгель, как он пригласил кого-то.
Сейгель стоя ожидал его появления с бьющимся сердцем. Хотя он много раз слышал имя Феррари за время своей преступной жизни, но ни разу не видел ни его самого, ни его фотографии. Однако в его голове сложился его образ. Он представлял его огромным, неотесанным, мощным, грубым и свирепым. С такой репутацией, которую имел Феррари, можно было выглядеть, по мнению Сейгеля, лишь так. И когда Вито Феррари спокойно вошел в комнату, Сейгель был потрясен.
Феррари оказался на дюйм, или около того, ниже пяти футов, почти карлик, и, казалось, состоял только из кожи и костей. Черная визитка висела на нем так, будто ее повесили на проволочный манекен. Сейгеля сразу же поразила совершенно необычная манера передвигаться, присущая Феррари. Казалось, он скользит по паркету бесшумно и плавно, как призрак, а когда Сейгель взглянул в его лицо, оно снова напомнило ему призрак.
Лицо Феррари было клинообразным. У него был широкий лоб и узкий квадратный подбородок. Нос, крючковатый и слишком большой, почти доставал до рта, лишенного губ. Желтая кожа обтягивала скулы так плотно, что делала видимой структуру черепа и в целом голова напоминала голову мертвого человека. Его глазки были так глубоко спрятаны в глазницах, что были почти невидимы, но когда Сейгель внимательно присмотрелся, то ему показалось, что он глядит в неподвижные глаза воскового портрета.
Голович и Сейгель были так поражены неожиданной внешностью Феррари, что молча смотрели на него, неспособные произнести ни слова.
Феррари снял свою черную шляпу. Его темные густые волосы лишь слегка поседели на висках. Он положил шляпу на стул, а сам сел в кресло, где до этого сидел Сейгель.
— Мужчина и женщина, так я понял, — сказал он. У него был странный низкий голос, от которого у Сейгеля мурашки забегали по спине. Такой голос можно было услышать на спиритическом сеансе у медиума.
Голович поспешно взял себя в руки.
— Я очень рад, что вы здесь, — сказал он и тут же понял, что изливается напрасно. — Очень хорошо, что Большой Джо…
— Где они? — прервал его Феррари, сверля глазами. Голович поперхнулся и стал заикаться. Он беспомощно взглянул на Сейгеля.
— Вы имеете в виду тех двоих, о которых вы приехали позаботиться? — спросил Сейгель дрожащим голосом.
— А кого же еще? — нетерпеливо сказал Феррари. — Где они? Или вы не знаете?
— Они в охотничьем домике в Батчер-вуде, — поспешно ответил Голович, получивший только сегодня утром подробную информацию от Мак Кена. — У меня есть карта. — Он выбрал из ящика стола нужную папку, достал аккуратно составленный план и протянул его через стол Феррари.
Тот взял план, свернул его вчетверо и положил в карман, даже мельком не взглянув.
— Как бы вы хотели, чтобы я убил их?
— Это я оставляю полностью на ваше усмотрение, — поспешно сказал Голович, — но важно, чтобы казалось, что они умерли случайно.
— Когда они должны умереть? — спросил Феррари, продолжая сидеть.
— Не лучше ли сначала обсудить, как добраться до них? — предложил Голович, задетый наглым тоном убийцы. — Если бы все это было так просто, я бы за вами не посылал. Их охраняют днем и ночью. Никто не может подойти близко к домику незамеченным. Целое подразделение полиции с собаками и прожекторами охраняет все подступы. Шесть специально отобранных детективов и все прекрасные стрелки — по очереди охраняют этих двоих. Две женщины-детектива ни на минуту не расстаются с Фрэнси Колеман, даже когда она спит. Таким же образом два детектива охраняют Вайнера. Неважно, когда они умрут, гораздо важнее, как мы доберемся до них.
Феррари пробежал по носу костлявыми пальцами по всей его длине, рассматривая Головича, как ученый, который рассматривает неизвестный микроб.
— Я вас спросил, когда им нужно умереть? — повторил он вопрос.
Голович посмотрел на Сейгеля и пожал жирными плечами.
— Как можно быстрее, — резко ответил он.
— Очень хорошо. Когда я изучу карту и осмотрю местность, сообщу вам дату, — сказал Феррари, говоря по-английски медленно и старательно с заметным итальянским акцентом. — Вероятно, это будет через два дня.
— Это значит, что вы убьете их через два дня? — воскликнул Сейгель. — Это невозможно!
— Возможно, они оба не умрут через два дня, — сказал Феррари, — но один из них непременно умрет к этому времени. Они могли бы оба умереть через два дня, если бы вы не настаивали, чтобы их смерть выглядела случайной. Если два человека так быстро и одновременно умирают, получается невероятное совпадение. Вы совершенно уверены, что их смерть должна выглядеть случайной?
— Это весьма существенно, — сказал Голович, втайне радуясь, что сделал задачу Феррари более трудной. — Если газеты заподозрят, что они были убиты, то поднимется такой вой, что начнется расследование, а мы не можем этого позволить.
— Хорошо, — Феррари провел своей клещевидной рукой по волосам. — Очень хорошо, один из них исчезнет через два-три дня. Когда мы выполним первую работу, нам придется подумать, что делать с другим.
— Вы простите мне мой скептицизм, — сухо сказал Голович, — но мы здесь обсудили все пути и средства, как добраться до них, но решения найти не удалось. Вы же говорите так, будто работа эта уже сделана, а вы еще даже не изучили место действия.
Феррари снова пробежался пальцем по носу. Похоже, это было его привычкой.
— Но я специалист, — спокойно сказал он. — Вы — любители. Вы неверно подошли к этой работе. Вы смотрели на трудности. Вы сами себе говорили, что это невозможно. Вы сами нанесли себе поражение, а не ситуация заставила вас признать поражение. — Феррари откинулся назад, сцепив костлявые пальцы на колене. «Он смотрит, как никто другой в мире», — думал Сейгель, наблюдая за ним в каком-то состоянии болезненного восхищения.
— Я приступаю к работе уверенно. У меня не было неудач и я не собираюсь их терпеть. Мне приходилось выполнять более сложную работу, чем эта.
— Это очень серьезная работа, — сказал Сейгель, пытаясь поймать взгляд этих глубоко запавших глаз, которые казались дырами в мозг. — Вам сильно повезет, если вы доберетесь до одного из них, не говоря уже об обоих.
Феррари подался вперед и улыбнулся. Зубы у него были большие, желтые и испорченные. Он напоминал Сейгелю злобную лошадь, протягивающую морду, чтобы укусить.
— Удача не при чем, — сказал Феррари. — Если бы я рассчитывал на нее, я бы никогда и ничего не добился. Я говорю вам: они оба умрут. Я гарантирую это. Я не надеюсь, что вы поверите мне на слово. Ждите и смотрите. Не забывайте, что я уже вам сказал: когда я берусь за работу, я ее делаю! У меня не было провалов и никогда не будет!
Слушая его, Голович почувствовал, как стало уменьшаться то тошнотворное напряжение, которое он испытывал с того момента, как узнал, что девушка и Вайнер в руках Конрада.
У него вдруг появилось предчувствие, что этот маленький ужасный человек спасет его королевство.
Глава 7
Слишком поздно Голович понял, что выдал себя. Он с трудом изобразил на лице улыбку, заметив выражение ужаса на лице Фрэнсис.
— Не хотите ли забрать с собой и Вайнера вместе с мисс Колеман? — спокойно спросил Конрад. — Я сомневаюсь, что он пойдет, но, по крайней мере, вы можете спросить.
Со сверкающими от бешенства глазами адвокат повернулся к Фрэнси.
— Пошли, мисс Колеман. Я посажу вас в автомобиль!
— Не ходи с ним! — закричал Пит. — Он из организации. Останься! Здесь ты в безопасности! Не ходи с ним! Голович мягко взял ее под руку.
— Я не знаю, кто этот парень, но, похоже, сумасшедший, — сказал он. — Пойдемте, мисс Колеман. Фрэнси задрожала и отпрянула.
— Нет! Я останусь здесь! Я не хочу идти с вами; Я не пойду с вами!
— Боюсь, вы — глупенькая молодая женщина, мисс Колеман, — сказал Голович. От скрытой угрозы в темных глазах Фрэнси похолодела. — Так вы пойдете со мной или нет?
— О, скажите ему, чтобы он ушел! — закричала она и села на кушетку, спрятав лицо в ладонях. — Пожалуйста, скажите ему, чтобы он ушел!
Голович посмотрел на Пита и поспешно вышел из комнаты.
Никто не пошевелился, пока он проходил через первую комнату. Они наблюдали, как он открыл дверь, шагнул в коридор и закрыл дверь за собой.
Он оставил после себя угрожающе напряженную атмосферу.
* * *
— Дженни!Конрад стоял в маленьком холле и ждал ответа. В нижних этажах ее не было, и он подумал, что, возможно, она вышла. Два-три раза она возвращалась домой позже него. За последние три дня их отношения ухудшились. Она не разговаривала с ним, когда приходила, он не спрашивал, где она была.
— Это ты? — спросила она сверху.
Конрад немного удивился, что она дома, поднялся по лестнице и открыл дверь в спальню.
Дженни сидела за туалетным столиком. Одетая только в бюстгальтер и трусики с оборками, она сидела на вращающемся стульчике и натягивала чулок.
— Что-то ты рано, — сказала она, не поднимая глаз. — Только половина седьмого.
Он закрыл дверь и посмотрел в окно. Ему уже не доставляло удовольствия видеть ее в таком виде.
— Меня не будет несколько дней, Дженни. Я уезжаю прямо сейчас.
Дженни, натягивая верхнюю часть чулка, быстро взглянула на его широкую спину.
— О, я, полагаю, не заключенная. Куда ты собрался? Она потянулась за другим чулком. А голова ее заработала:
«Несколько дней? Что это точно означает? Неделя, десять дней?» Она почувствовала жар. «Не опасно ли будет пригласить Луи сюда?» — думала она.
— Я занимаюсь двумя важными свидетелями, — сказал Конрад, поворачиваясь к ней. — Их нужно сохранить до суда. Окружной прокурор хочет, чтобы я присмотрел за ними.
Она справилась со вторым чулком и встала.
— Что происходит? С каких это пор ты стал сиделкой при свидетелях?
— Так получилось, что они очень важны и им угрожает опасность, — коротко ответил он. — Меня не будет до пятницы. Извини, Дженни, но так нужно.
Она подошла к гардеробу и раскрыла его.
— Ну что же, надо так надо, — сказала она безразлично. — Для меня мало что изменится. Я и так вижу тебя не часто. Куда ты собираешься?
— Я напишу адрес, — сказал он, вытаскивая бумажник и находя старый конверт. — Это рядом с Батчервудом. И слушай, Дженни, что важно. Никто, кроме тебя, не должен знать, куда я уехал. Никому не говори, понятно?
— Кому, ты думаешь, я могу рассказать? — сказала она насмешливо, закутываясь в шаль. — Ты говоришь так, будто я все время окружена людьми, а не остаюсь одна ночь за ночью в этом скучном доме.
— Нечего говорить чепуху, — резко оборвал ее Конрад. — У тебя много друзей, и ты знаешь это. И это потому, что ты не интересуешься домом. Ты предпочитаешь уходить.
— Кто захочет заниматься кухней и стиркой, когда можно уйти? — огрызнулась она.
Конрад положил конверт в маленький ящичек в туалетном столике.
— Я лучше соберу вещи, — сказал он, уходя от привычного скандала.
— Что это за дурацкие свидетели, о которых тебе нужно заботиться? — спросила она, снова усаживаясь за столик. — Держу пари, что это женщины.
— Неважно, кто они, — коротко сказал он и начал поспешно укладывать вещи. — Я лучше оставлю тебе немного денег. — Он положил несколько банкнот на камин. — Тебе должно хватить до пятницы.
«Было бы слишком рискованно приглашать сюда Луи», решила Дженни, подкрашивая губы. Много любопытных соседей, но она сама могла пойти к нему. Она снова почувствовала жар. Он был как животное. Его любовь была грубой, эгоистичной и ненасытной. Он оставлял ее с синяками и задыхающейся, но полной желания оказаться снова в его жестких мускулистых руках.
— Мне нужно идти, — сказал Конрад, захлопывая чемодан. — Почему бы тебе не пригласить Вэй провести с тобой несколько дней? Мне не нравится, что я оставлю тебя совсем одну здесь.
Дженни таинственно улыбнулась.
— Твои угрызения совести очень трогательны, дорогой. Учитывая, что ты оставляешь меня здесь по пятнадцать часов в сутки, лишние несколько часов не повредят мне.
— Бога ради, Дженни! Прекрати. — Ты знаешь, что я работаю допоздна, — сказал он нетерпеливо.
— Тогда тем более для тебя будет приятным развлечением быть рядом с какой-нибудь женщиной и держать ее за руку в каком-нибудь Батчер-вуде, не так ли?
Конрад посмотрел на нее с отвращением.
— Всего хорошего, Дженни.
— Пока, — ответила она и повернулась к зеркалу.
Она не пошевелилась, пока не услышала, как хлопнула парадная дверь. Потом она вскочила на ноги и подбежала к окну. Конрад уже отъезжал. С минуту она постояла у окна, сложив руки и закрыв глаза, наслаждаясь чувством свободы.
Она будет четыре дня и три ночи одна! Она не собиралась упустить такой подарок.
Она пересекла комнату и спустилась вниз к телефону. Набирая номер телефона «Парадиз-клуба», она заметила, что сердце начало дико стучать, а дыхание стало быстрым и прерывистым. Она достала сигарету, закурила и постаралась привести дыхание в порядок.
— Попросите, пожалуйста, мистера Сейгеля, — сказала она, услышав женский голос.
— Кто его спрашивает?
— Мистер Сейгель ожидает моего звонка. Соедините меня, пожалуйста! — резко сказала она. Она не собиралась называться телефонистке.
— Обождите минутку.
После долгой паузы раздался недовольный голос Сейгеля:
— Кто это?
— Луи, это я, Дженни.
— А, здорово. Что тебе нужно?
Этот безразличный голос ножом полоснул по сердцу.
— Ты, кажется, не очень рад слышать мой голос? — спросила она.
— Я занят. Так в чем дело?
— Он уехал на несколько дней, — сказал она. — Я совершенно свободна. Я думала, что тебя это может заинтересовать.
Наступила долгая пауза. Она почти слышала, как он думает.
— Прекрасно, — сказал он наконец. Голос его по-прежнему был резким. — Ну, приходи сюда.
— Ты хочешь сказать в клуб?
— Конечно. Приходи. Я закажу ужин.
— Я не знаю, следует ли мне приходить туда. Можно мне прийти прямо к тебе, Луи?
— Приходи в клуб, — сказал он раздраженно. — Встретимся около девяти. Я не смогу освободиться до девяти. Пока, — и он повесил трубку.
Дженни медленно положила трубку. Он вел себя совсем не так, как она надеялась, он будет себя вести. Но ей было все равно, даже если он поймет, что она просто вешается ему на шею. Его животная грубость восхищала ее. Она хотела только снова оказаться в его объятиях, чтобы с ней обращались как с уличной девкой, оставляя синяки и изнеможение. Это был опыт, которого у нее до этого не было, опыт, который она должна была иметь.
* * *
Сейгель шел по коридору к своему кабинету с мрачным лицом. Последние три дня он каждую минуту ожидал сообщения Мак Кена, что на его арест выдан ордер. Но Мак Кен не звонил, и это заставляло Сейгеля нервничать и выводило его из равновесия. Беспокоило его и то, что Голович полностью отстранил его от дел. Но он сам был хорош. Он сказал, что сам займется Вайнером — и что произошло? Ничего! Ничего хорошего!В руках окружного прокурора были девушка и Вайнер. Вероятно, они уже выболтали все, что знали. Если бы он мог действовать по своему усмотрению, то уже давно был бы в Нью-Йорке. Но Голович приказал ему оставаться на месте.
— Пока не о чем беспокоиться, — сказал Голович. — С этой стороны нас прикрывает Мак Кен. Когда Форест решит что-либо предпринять, тогда и будешь смываться, но не раньше.
Сейгель повернул ручку двери своего кабинета и распахнул дверь. Он вошел и сразу остановился, когда увидел Головича, сидящего за его столом.
— Что ты здесь делаешь? — спросил Сейгель, закрывая дверь.
— Ожидаю, — спокойно ответил тот.
Последние три дня сказались и на нем. Его сероватое лицо обвисло, под глазами появились мешки. Голович понимал, какой опасности подверглась организация, и его изощренный ум беспрестанно пытался найти легальный выход из положения, но такого выхода не находилось. Единственное, что могло спасти положение — это не дать девушке и Вайнеру давать показания, которые могли бы разрушить его будущее королевство. Их нужно было утихомирить и утихомирить навсегда.
Слишком поздно он понял, что Сейгель ненадежный человек, что его люди — это безмозглые убийцы, которые не смогут добраться до тех двоих, задержанных Форестом.
В конце концов Голович принял решение, которое нанесло урон его гордости и ослабило его положение. Он связался с синдикатом и сообщил, что не может контролировать ситуацию и попросил помощи.
— Ожидаешь? — заворчал Сейгель, усаживаясь в кресло. — И чего же ты ожидаешь?
Голович взглянул на часы.
— Я ожидаю Феррари. Он должен быть с минуты на минуту. Сейгель нахмурился.
— Феррари? Какого Феррари?
— Вито Феррари, — ответил Голович.
Сейгель застыл в кресле. Его большие руки так сильно сжали ручки кресла, что выступили белые костистые суставы. Его загорелое лицо покрылось пятнами, стало сначала красным, а потом побелело. Он наполовину подался из своего кресла.
— Вито Феррари? Он не нужен!
— Нужен!
— Но зачем? Что за глупость? И почему он здесь? Голович пристально посмотрел на него. Его маленькие черные глазки блестели, как стеклянные бусинки.
— Я попросил его приехать. Сейгель медленно встал.
— Ты что, с ума сошел? Ты попросил Феррари приехать сюда? Почему?
— А кто еще, по-твоему, может справиться со всей этой заварухой? — спросил Голович. — Ты что ли? Ты думаешь, что сможешь управиться?
— Но Феррари…
— Если эти двое станут давать показания на суде, с нами все будет кончено. Их нужно заставить молчать. Ты уже пробовал это сделать. Я тоже. Мы оба провалились. Мы не имеем права больше на неудачу. Поэтому я попросил синдикат прислать Феррари. Они сказали, что я поступил правильно.
— А что скажет Маурер? — спросил Сейгель, облизывая пересохшие губы. — Ты же знаешь, что он не потерпит, чтобы на его территории был человек синдиката.
— Маурера здесь нет. Если бы он остался, может быть нам не пришлось бы просить прислать Феррари, но он не остался. Но сейчас мне нужно спасать организацию. И есть только один человек, который сможет это сделать для меня — Феррари!
Имя Вито Феррари вызвало у Сейгеля такой ужас, какой вызывал Великий Инквизитор у средневековых еретиков. Вито Феррари был палачом синдиката. О его жестокости, безжалостности, его преступлениях и кровожадности ходили фантастические и невероятные рассказы. Он стал легендарной фигурой в преступном мире.
Сейгель знал, что если он когда-нибудь оступится, то именно Феррари будет послан синдикатом, чтобы убить его. Попросить прислать сюда Феррари — это все равно, что просить Смерть нанести визит.
Сейгель с ужасом смотрел на Головича.
— Ты, должно быть, сошел с ума! — сказал он.
— Либо он, либо организация. Я не хотел приглашать его. Если бы я знал, что смогу сам со всем этим справиться, неужели ты воображаешь, я бы послал за ним?
Сейгель хотел что-то сказать, но в этот момент раздался стук в дверь. Он повернулся к ней. Глаза у него стали напряженными и испуганными.
— Войдите, — сказал Голович.
Показался Датч. У него было белое оцепенелое лицо человека, редко бывающего на солнце.
— Тут вас спрашивает какой-то тип, — сказал он Головичу. — Он говорит, что вы его ждете.
Голович побледнел и медленно кивнул головой.
— Хорошо. Впусти его.
Датч вопросительно посмотрел на Сейгеля, но тот отвернулся. Датч проковылял через комнату и открыл дверь, ведущую в соседний кабинет.
— Входите, — услышал Сейгель, как он пригласил кого-то.
Сейгель стоя ожидал его появления с бьющимся сердцем. Хотя он много раз слышал имя Феррари за время своей преступной жизни, но ни разу не видел ни его самого, ни его фотографии. Однако в его голове сложился его образ. Он представлял его огромным, неотесанным, мощным, грубым и свирепым. С такой репутацией, которую имел Феррари, можно было выглядеть, по мнению Сейгеля, лишь так. И когда Вито Феррари спокойно вошел в комнату, Сейгель был потрясен.
Феррари оказался на дюйм, или около того, ниже пяти футов, почти карлик, и, казалось, состоял только из кожи и костей. Черная визитка висела на нем так, будто ее повесили на проволочный манекен. Сейгеля сразу же поразила совершенно необычная манера передвигаться, присущая Феррари. Казалось, он скользит по паркету бесшумно и плавно, как призрак, а когда Сейгель взглянул в его лицо, оно снова напомнило ему призрак.
Лицо Феррари было клинообразным. У него был широкий лоб и узкий квадратный подбородок. Нос, крючковатый и слишком большой, почти доставал до рта, лишенного губ. Желтая кожа обтягивала скулы так плотно, что делала видимой структуру черепа и в целом голова напоминала голову мертвого человека. Его глазки были так глубоко спрятаны в глазницах, что были почти невидимы, но когда Сейгель внимательно присмотрелся, то ему показалось, что он глядит в неподвижные глаза воскового портрета.
Голович и Сейгель были так поражены неожиданной внешностью Феррари, что молча смотрели на него, неспособные произнести ни слова.
Феррари снял свою черную шляпу. Его темные густые волосы лишь слегка поседели на висках. Он положил шляпу на стул, а сам сел в кресло, где до этого сидел Сейгель.
— Мужчина и женщина, так я понял, — сказал он. У него был странный низкий голос, от которого у Сейгеля мурашки забегали по спине. Такой голос можно было услышать на спиритическом сеансе у медиума.
Голович поспешно взял себя в руки.
— Я очень рад, что вы здесь, — сказал он и тут же понял, что изливается напрасно. — Очень хорошо, что Большой Джо…
— Где они? — прервал его Феррари, сверля глазами. Голович поперхнулся и стал заикаться. Он беспомощно взглянул на Сейгеля.
— Вы имеете в виду тех двоих, о которых вы приехали позаботиться? — спросил Сейгель дрожащим голосом.
— А кого же еще? — нетерпеливо сказал Феррари. — Где они? Или вы не знаете?
— Они в охотничьем домике в Батчер-вуде, — поспешно ответил Голович, получивший только сегодня утром подробную информацию от Мак Кена. — У меня есть карта. — Он выбрал из ящика стола нужную папку, достал аккуратно составленный план и протянул его через стол Феррари.
Тот взял план, свернул его вчетверо и положил в карман, даже мельком не взглянув.
— Как бы вы хотели, чтобы я убил их?
— Это я оставляю полностью на ваше усмотрение, — поспешно сказал Голович, — но важно, чтобы казалось, что они умерли случайно.
— Когда они должны умереть? — спросил Феррари, продолжая сидеть.
— Не лучше ли сначала обсудить, как добраться до них? — предложил Голович, задетый наглым тоном убийцы. — Если бы все это было так просто, я бы за вами не посылал. Их охраняют днем и ночью. Никто не может подойти близко к домику незамеченным. Целое подразделение полиции с собаками и прожекторами охраняет все подступы. Шесть специально отобранных детективов и все прекрасные стрелки — по очереди охраняют этих двоих. Две женщины-детектива ни на минуту не расстаются с Фрэнси Колеман, даже когда она спит. Таким же образом два детектива охраняют Вайнера. Неважно, когда они умрут, гораздо важнее, как мы доберемся до них.
Феррари пробежал по носу костлявыми пальцами по всей его длине, рассматривая Головича, как ученый, который рассматривает неизвестный микроб.
— Я вас спросил, когда им нужно умереть? — повторил он вопрос.
Голович посмотрел на Сейгеля и пожал жирными плечами.
— Как можно быстрее, — резко ответил он.
— Очень хорошо. Когда я изучу карту и осмотрю местность, сообщу вам дату, — сказал Феррари, говоря по-английски медленно и старательно с заметным итальянским акцентом. — Вероятно, это будет через два дня.
— Это значит, что вы убьете их через два дня? — воскликнул Сейгель. — Это невозможно!
— Возможно, они оба не умрут через два дня, — сказал Феррари, — но один из них непременно умрет к этому времени. Они могли бы оба умереть через два дня, если бы вы не настаивали, чтобы их смерть выглядела случайной. Если два человека так быстро и одновременно умирают, получается невероятное совпадение. Вы совершенно уверены, что их смерть должна выглядеть случайной?
— Это весьма существенно, — сказал Голович, втайне радуясь, что сделал задачу Феррари более трудной. — Если газеты заподозрят, что они были убиты, то поднимется такой вой, что начнется расследование, а мы не можем этого позволить.
— Хорошо, — Феррари провел своей клещевидной рукой по волосам. — Очень хорошо, один из них исчезнет через два-три дня. Когда мы выполним первую работу, нам придется подумать, что делать с другим.
— Вы простите мне мой скептицизм, — сухо сказал Голович, — но мы здесь обсудили все пути и средства, как добраться до них, но решения найти не удалось. Вы же говорите так, будто работа эта уже сделана, а вы еще даже не изучили место действия.
Феррари снова пробежался пальцем по носу. Похоже, это было его привычкой.
— Но я специалист, — спокойно сказал он. — Вы — любители. Вы неверно подошли к этой работе. Вы смотрели на трудности. Вы сами себе говорили, что это невозможно. Вы сами нанесли себе поражение, а не ситуация заставила вас признать поражение. — Феррари откинулся назад, сцепив костлявые пальцы на колене. «Он смотрит, как никто другой в мире», — думал Сейгель, наблюдая за ним в каком-то состоянии болезненного восхищения.
— Я приступаю к работе уверенно. У меня не было неудач и я не собираюсь их терпеть. Мне приходилось выполнять более сложную работу, чем эта.
— Это очень серьезная работа, — сказал Сейгель, пытаясь поймать взгляд этих глубоко запавших глаз, которые казались дырами в мозг. — Вам сильно повезет, если вы доберетесь до одного из них, не говоря уже об обоих.
Феррари подался вперед и улыбнулся. Зубы у него были большие, желтые и испорченные. Он напоминал Сейгелю злобную лошадь, протягивающую морду, чтобы укусить.
— Удача не при чем, — сказал Феррари. — Если бы я рассчитывал на нее, я бы никогда и ничего не добился. Я говорю вам: они оба умрут. Я гарантирую это. Я не надеюсь, что вы поверите мне на слово. Ждите и смотрите. Не забывайте, что я уже вам сказал: когда я берусь за работу, я ее делаю! У меня не было провалов и никогда не будет!
Слушая его, Голович почувствовал, как стало уменьшаться то тошнотворное напряжение, которое он испытывал с того момента, как узнал, что девушка и Вайнер в руках Конрада.
У него вдруг появилось предчувствие, что этот маленький ужасный человек спасет его королевство.
Глава 7
— Входи, Пол, — сказал Форест, отодвигая бумаги, которые лежали перед ним. — Садись. Какие новости?
Конрад сел и, вытаскивая из пачки сигарету, сказал:
— Тактика, наконец, сработала. Вайнер заговорил. Форест кивнул.
— Я так и думал, что он заговорит. Это была рискованная игра, и мы выглядели бы довольно глупо, если бы он согласился выйти на свободу под залог. Мне почему-то верилось, что у него не хватит самообладания выйти в этот холодный жестокий мир. А как девушка?
Конрад нахмурился.
— Она по-прежнему клянется, что никого не видела в Тупике, но, по крайней мере, не просится больше домой. Я думаю, она понимает, что ей надо прятаться, пока все это немного не остынет.
— Мы вернемся к ней попозже, — сказал Форест, беря сигару. Сорвав кольцо, он продолжал:
— Что же рассказал Вайнер?
— Он признался, что преследовал мисс Колеман. Он сказал, что убить ее приказал Сейгель. Но больше я ничего не могу из него выжать.
— Другими словами, он рассказал тебе достаточно, чтобы ты его держал здесь и охранял от опасности, но не больше.
— Примерно так. Он говорит, что ничего не знает о Маурере, что он человек Сейгеля, и даже не знает, что тот работает на Маурера. Он лжет, конечно, и я надеюсь убедить его рассказать всю правду. Я думаю, нам сейчас нет смысла брать Сейгеля. Нам нужен Маурер, и если мы арестуем Сейгеля, то сами свернем с главного пути.
Форес кивнул.
— Надо будет связать Сейгеля с Маурером, если мы хотим хоть как-нибудь использовать показания Вайнера.
Конрад нахмурился и стряхнул пепел в стеклянную пепельницу, стоящую на столе Фореста.
— Мне никак не удается заставить Вайнера поверить, что он у нас в безопасности, — раздраженно сказал он. — Он абсолютно убежден, что рано или поздно организация доберется до него.
Если бы я смог убедить его, что они не смогут до него добраться, я думаю, он раскололся бы.
— А он в безопасности. Пол? — спокойно спросил Форест. Конрад кивнул.
— Да. Я принял все меры предосторожности. К охотничьему домику, где я их обоих поместил, невозможно даже приблизиться. Вот почему я выбрал это место. К нему ведет только одна дорога. Она проходит по такой местности, на которой негде укрыться. Единственным другим путем является подъем над пропастью по высокой отвесной скале, там и муха не смогла бы взобраться. Но я и там поставил людей на тот случай, если кто-нибудь все же попытается подняться при помощи веревок и другого альпинистского снаряжения. Мисс Колеман и Вайнер не остаются одни ни на мгновение. Пока они в этом домике, они — в достаточной безопасности.
— И все же Вайнер считает, что банда его уничтожит?
— Он ведь думает, что никто из когда-либо приговоренных членов банды не оставался в живых и рука Маурера настигает повсюду. Как только мне удастся разубедить его в этом, он даст нам всю необходимую информацию.
— Честно говоря, я его не осуждаю за страх, — серьезно сказал Форест. — У Маурера есть неприятная привычка убивать людей, которые слишком много разговаривают. Ты принял во внимание чисто человеческие слабости своих людей, Пол?
— Конечно, — ответил тот. — Я позаботился о том, чтобы отобрать самых проверенных. Никто не дежурит в одиночку. С каждым все время находится напарник. Все они подчиняются сержанту О'Брайену — вы его хорошо знаете. Ему я могу доверять, как самому себе.
— Конечно, — согласился Форест, — я знаю О'Брайена много лет. Он — первоклассный полицейский. А как насчет отпусков? Нет ли опасности, что эти люди смогут проникнуть туда, когда у охраны будет выходной день?
— У них нет выходных дней, — возразил Конрад. — Я их предупредил, что пока не закончится работа, выходных не будет. Лишь трое могут покидать домик: Ван Рош, О'Брайен и я. Этим двоим я доверяю как себе.
— Ну что же, похоже, ты держишь ситуацию под контролем. В субботу или в воскресенье я подъеду туда.
— Мне бы очень хотелось, чтобы вы туда приехали. Если бы мне только удалось убедить Вайнера, что он в безопасности!
— Может быть, он образумится. У нас есть немного времени. Следите за ним в оба. — Форест пододвинул стул так, чтобы можно было положить ногу на ногу. — А теперь расскажи мне о девушке.
— Она остается для меня загадкой, — ответил Конрад. — Черт меня побери, если я знаю, что с ней делать.
Форест, который не упускал ничего, был удивлен унылым тоном Конрада. Он быстро взглянул в его лицо и поразился его выражению. Встревоженный, он отвел взгляд. Почему вдруг изменился тон голоса Конрада, едва он заговорил о девушке? Большой судейский опыт научил его подозревать в любом случае связь между мужчиной и женщиной. Возможно и здесь что-то есть?
— Что ты имеешь в виду, Пол? — мягко спросил он. Конрад пожал плечами.
— Я абсолютно убежден, что она видела Маурера в Тупике. Почему она не признает этого? В конце концов своим молчанием она превращает себя в соучастницу преступления.
— Ты ей об этом напоминал?
Конрад поднял глаза и отвел взгляд от вопрошающего взгляда прокурора.
— Пока нет. Я думал, что это прозвучит так, будто я ей угрожаю. А она не из тех, кому можно пригрозить.
— Но все-таки ей нужно об этом сказать. Если у нас появится другое свидетельство того, что она видела Маурера и не признается в этом, ее молчание будет наказуемым.
— Я знаю, но я еще немного подожду, если вы не возражаете, — сказал Конрад. — Я все еще надеюсь, что смогу убедить ее заговорить. С момента встречи с Головичем она стала более контактной.
— Правда? В чем это выражается?
— Ну, она стала более дружелюбно относиться к нам, утратила свою заносчивость. Я думаю, что она постепенно приходит в себя.
Форест бесцельно передвинул стеклянное пресс-папье. Лицо его было бесстрастно. Унылый вид Конрада начинал его всерьез беспокоить.
Конрад сел и, вытаскивая из пачки сигарету, сказал:
— Тактика, наконец, сработала. Вайнер заговорил. Форест кивнул.
— Я так и думал, что он заговорит. Это была рискованная игра, и мы выглядели бы довольно глупо, если бы он согласился выйти на свободу под залог. Мне почему-то верилось, что у него не хватит самообладания выйти в этот холодный жестокий мир. А как девушка?
Конрад нахмурился.
— Она по-прежнему клянется, что никого не видела в Тупике, но, по крайней мере, не просится больше домой. Я думаю, она понимает, что ей надо прятаться, пока все это немного не остынет.
— Мы вернемся к ней попозже, — сказал Форест, беря сигару. Сорвав кольцо, он продолжал:
— Что же рассказал Вайнер?
— Он признался, что преследовал мисс Колеман. Он сказал, что убить ее приказал Сейгель. Но больше я ничего не могу из него выжать.
— Другими словами, он рассказал тебе достаточно, чтобы ты его держал здесь и охранял от опасности, но не больше.
— Примерно так. Он говорит, что ничего не знает о Маурере, что он человек Сейгеля, и даже не знает, что тот работает на Маурера. Он лжет, конечно, и я надеюсь убедить его рассказать всю правду. Я думаю, нам сейчас нет смысла брать Сейгеля. Нам нужен Маурер, и если мы арестуем Сейгеля, то сами свернем с главного пути.
Форес кивнул.
— Надо будет связать Сейгеля с Маурером, если мы хотим хоть как-нибудь использовать показания Вайнера.
Конрад нахмурился и стряхнул пепел в стеклянную пепельницу, стоящую на столе Фореста.
— Мне никак не удается заставить Вайнера поверить, что он у нас в безопасности, — раздраженно сказал он. — Он абсолютно убежден, что рано или поздно организация доберется до него.
Если бы я смог убедить его, что они не смогут до него добраться, я думаю, он раскололся бы.
— А он в безопасности. Пол? — спокойно спросил Форест. Конрад кивнул.
— Да. Я принял все меры предосторожности. К охотничьему домику, где я их обоих поместил, невозможно даже приблизиться. Вот почему я выбрал это место. К нему ведет только одна дорога. Она проходит по такой местности, на которой негде укрыться. Единственным другим путем является подъем над пропастью по высокой отвесной скале, там и муха не смогла бы взобраться. Но я и там поставил людей на тот случай, если кто-нибудь все же попытается подняться при помощи веревок и другого альпинистского снаряжения. Мисс Колеман и Вайнер не остаются одни ни на мгновение. Пока они в этом домике, они — в достаточной безопасности.
— И все же Вайнер считает, что банда его уничтожит?
— Он ведь думает, что никто из когда-либо приговоренных членов банды не оставался в живых и рука Маурера настигает повсюду. Как только мне удастся разубедить его в этом, он даст нам всю необходимую информацию.
— Честно говоря, я его не осуждаю за страх, — серьезно сказал Форест. — У Маурера есть неприятная привычка убивать людей, которые слишком много разговаривают. Ты принял во внимание чисто человеческие слабости своих людей, Пол?
— Конечно, — ответил тот. — Я позаботился о том, чтобы отобрать самых проверенных. Никто не дежурит в одиночку. С каждым все время находится напарник. Все они подчиняются сержанту О'Брайену — вы его хорошо знаете. Ему я могу доверять, как самому себе.
— Конечно, — согласился Форест, — я знаю О'Брайена много лет. Он — первоклассный полицейский. А как насчет отпусков? Нет ли опасности, что эти люди смогут проникнуть туда, когда у охраны будет выходной день?
— У них нет выходных дней, — возразил Конрад. — Я их предупредил, что пока не закончится работа, выходных не будет. Лишь трое могут покидать домик: Ван Рош, О'Брайен и я. Этим двоим я доверяю как себе.
— Ну что же, похоже, ты держишь ситуацию под контролем. В субботу или в воскресенье я подъеду туда.
— Мне бы очень хотелось, чтобы вы туда приехали. Если бы мне только удалось убедить Вайнера, что он в безопасности!
— Может быть, он образумится. У нас есть немного времени. Следите за ним в оба. — Форест пододвинул стул так, чтобы можно было положить ногу на ногу. — А теперь расскажи мне о девушке.
— Она остается для меня загадкой, — ответил Конрад. — Черт меня побери, если я знаю, что с ней делать.
Форест, который не упускал ничего, был удивлен унылым тоном Конрада. Он быстро взглянул в его лицо и поразился его выражению. Встревоженный, он отвел взгляд. Почему вдруг изменился тон голоса Конрада, едва он заговорил о девушке? Большой судейский опыт научил его подозревать в любом случае связь между мужчиной и женщиной. Возможно и здесь что-то есть?
— Что ты имеешь в виду, Пол? — мягко спросил он. Конрад пожал плечами.
— Я абсолютно убежден, что она видела Маурера в Тупике. Почему она не признает этого? В конце концов своим молчанием она превращает себя в соучастницу преступления.
— Ты ей об этом напоминал?
Конрад поднял глаза и отвел взгляд от вопрошающего взгляда прокурора.
— Пока нет. Я думал, что это прозвучит так, будто я ей угрожаю. А она не из тех, кому можно пригрозить.
— Но все-таки ей нужно об этом сказать. Если у нас появится другое свидетельство того, что она видела Маурера и не признается в этом, ее молчание будет наказуемым.
— Я знаю, но я еще немного подожду, если вы не возражаете, — сказал Конрад. — Я все еще надеюсь, что смогу убедить ее заговорить. С момента встречи с Головичем она стала более контактной.
— Правда? В чем это выражается?
— Ну, она стала более дружелюбно относиться к нам, утратила свою заносчивость. Я думаю, что она постепенно приходит в себя.
Форест бесцельно передвинул стеклянное пресс-папье. Лицо его было бесстрастно. Унылый вид Конрада начинал его всерьез беспокоить.