Бэйн кивнул и, сохраняя молчание, уставился в пространство. Блэкторн не двигался с места, поскольку еще не получил приказа удалиться. Бог и его прислужник провели в неподвижности около получаса, пока у Блэкторна не затекла нога. Маг невольно дернулся, и Бэйн медленно поднял на него глаза.
   – Блэкторн, – сказал Бэйн, словно позабыв, что тот стоит рядом. – Ронглат Найтсбридж…
   – Да, мой господин?
   – Я хочу, чтобы во время осады Долины Теней он встал во главе одного из отрядов Цитадели Ворона. На его душе много грехов, поэтому он пойдет на то, на что не согласятся другие. И исполнит любой приказ без колебаний, – произнес Бэйн.
   – Но, господин, ему уже доверяют не так, как прежде. Все считают, что Найтсбридж не оправдал тех надежд, которые город…
   – Он оправдал мои надежды! – перебил слугу Бэйн. – Во всяком случае, пока оправдывал. Иди, займись своими обязанностями и не задавай больше ненужных вопросов.
   Блэкторн опустил глаза.
   – Передай мою волю лично, – распорядился Бэйн. – А заодно проверь готовность наших войск и наемников.
   – Как мне следует передвигаться, мой господин?
   – Воспользуйся заклинанием посланника, идиот! Для чего я учил тебя!
   Блэкторн остался на месте.
   – Ты можешь идти, – отпустил его Бэйн. Нахмурив лоб, Блэкторн широко развел руки и начал читать заклинание. Маг знал, что в условиях неустойчивости и непредсказуемости магии заклинание может не сработать. Он мог обернуться вороном, а мог превратиться во что-нибудь похуже. Заклинание даже могло убить его. Но когда слова были произнесены, чародей обратился в огромного ворона, который взметнулся к крыше и исчез. На этот раз заклинание сработало как надо. Оставшись один, Бэйн предался размышлениям.
* * *
   Ронглат Найтсбридж, вонзив меч в пол, преклонил перед клинком колено. Он опустил голову и обеими руками взялся за рукоять меча. Несмотря на то, что Цитадель Ворона в настоящее время оказалась переполненной расквартированными в ней войсками, Найтсбриджу предоставили отдельную комнату. Когда он ел, никто не садился за его стол. Когда упражнялся с мечом или булавой, один лишь учитель фехтования присутствовал на занятиях. Большую часть времени Найтсбридж пребывал в одиночестве.
   Ронглат Найтсбридж недавно пережил свою сороковую зиму. У него были суровые выразительные черты лица, слегка седоватые волосы, голубые глаза, усы и темная, обожженная солнцем кожа. Ростом он был около двух метров и резко выделялся среди других воинов могучим телосложением.
   Всю свою жизнь Найтсбридж служил Зентильской Твердыне, но теперь оказался в опале и с радостью покончил бы счеты с жизнью, если бы не вмешательство Темпуса Блэкторна.
   Блэкторн в благородном порыве дружбы и преданности обрек Найтсбриджа на страдания куда более тяжкие, чем смерть.
   Ронглат прогнал эти страшные мысли. Существуют и другие, на кого можно обратить свою ненависть. Вот, например, колдун Семеммон, который обращался к Найтсбриджу не иначе как «избранный» и постоянно насмехался над шпионом при каждой встрече. Найтсбридж понимал, что колдуна злит та связь, которую Ронглат поддерживает с Бэйном через Блэкторна. И если бы колдун узнал, как страстно Найтбридж желает разорвать эту связь, то посмеялся бы от души.
   А еще есть человек, на котором лежит ответственность за все, что вынес Найтсбридж. И этот человек – Келемвар Лайонсбейн.
   Если бы не его вмешательство, Найтсбриджа не раскрыли бы и ему не пришлось бы пройти через все эти муки. Если бы не Келемвар, шпиону удалось бы поставить Арабель на колени.
   Найтсбридж крепко сжал рукоять меча, суставы его пальцев побелели. Внезапно он отпустил клинок, и крик гнева, вырвавшийся из его уст, эхом разнесся по коридорам крепости, в которой шпиону приказали нести службу. Этот крик стал первым звуком, который издал Найтсбридж, с тех пор как прибыл в цитадель.
   Никто не постучал в его дверь, чтобы узнать, что произошло. Никто не прибежал на вопль, как это следовало бы сделать.
   Последние отзвуки эха наконец стихли, и Найтсбридж услышал за спиной знакомый голос.
   – Ронглат, – произнес Темпус Блэкторн, – я принес весть от бога Бэйна.
   Найтсбридж поднялся и выдернул меч из пола. Он молчал, когда Блэкторн передавал ему повеление Черного Властелина.
   – Пойдем со мной и объявим об этом всем! – воскликнул Блэкторн, не обращая внимания на адскую ненависть, пылающую в глазах его друга. – Ты выступишь походом к развалинам Тешвилля, где уже собрались наши наемники. Армии соединятся близ Вунлара и будут ждать сигнала к началу военных действий. Разумеется, будут и другие войска, которые пойдут другими дорогами, но тебя это не должно заботить.
   Рука Найтсбриджа дрожала. Его меч никак не мог отыскать ножны.
   – Келемвар… – промолвил Найтсбридж, как бы проверяя звучание собственного голоса.
   Вложив меч в ножны, он последовал за посланником.
   – Что ты сказал? – обернулся Блэкторн.
   – Долг, который я должен вернуть, – ответил Найтсбридж. – Я молюсь, чтобы мне выпала эта возможность.
   Блэкторн кивнул и повел шпиона в главный зал, где уже начали собираться воины. Найтсбридж окинул взором море лиц, и в его сердце пробудилась надежда.
   «Я восстановлю свою честь в этой битве, – подумал он, – а потом отомщу».

10
ТИЛВЕРТОН

   Келемвару потребовалась добрая половина ночи, чтобы смастерить носилки, необходимые для перевозки Кайрика. Раны постоянно напоминали о себе, но воин старался не обращать внимания на боль. Ему очень хотелось отправиться в путь с рассветом. В конце концов, убедившись в том, что переделанная телега справится с возложенной на нее задачей, Келемвар улегся рядом и крепко уснул.
   Миднайт сидела возле Кайрика, неся ночную вахту, пока Адон и Келемвар спали.
   – Ты осталась со мной, – сказал Кайрик. – Я в это не верил.
   – С чего ты взял, что я тебя брошу? – с искренним интересом спросила Миднайт.
   Кайрик ответил не сразу, как будто пытался подобрать слова и расставить их в надлежащем порядке.
   – Ты первая, кто не покинул меня, – наконец объяснил он. – Это то, чего я ждал всю жизнь.
   – Не могу поверить, – удивилась Миднайт. – А твоя семья…
   – У меня нет семьи, – оборвал ее Кайрик.
   – Все умерли? – осторожно спросила Миднайт.
   – У меня вообще не было семьи, – ответил вор с горечью. – Я родился в Зентильской Твердыне и осиротел еще в младенчестве. Работорговцы продали меня богатой семье в Сембию, и я рос там как родной сын, пока мне не исполнилось десять лет. Однажды ночью я услышал спор своих родителей. Такое частенько бывало и раньше, но на этот раз поводом для ссоры стало не взаимное неудовольствие, но позор, который навлек на них я. Один из наших соседей узнал правду о моем рождении, и мои «родители» сочли себя опозоренными. Я сказал, что уйду от них, и они… – Глаза Кайрика сузились, губы растянулись в мучительной, кривой улыбке. – Они не стали меня останавливать. Потом была долгая дорога в Зентильскую Твердыню. По пути я несколько раз чуть не погиб. Но я учился…
   Воин снова замолк. Миднайт отвела волосы с его лба.
   – Не продолжай, если не хочешь, – сказала она.
   – Но я хочу! – резко воскликнул Кайрик. – Я учился тому, что ради выживания можно пойти на все, даже на воровство и грабеж. Добравшись до этой сточной ямы, Зентильской Твердыни, я попытался выяснить хоть что-то о своем прошлом, но, разумеется, мало что узнал. Я стал вором, и вскоре моя деятельность привлекла внимание Гильдии Воров. Марек, ее главарь, взялся меня опекать и обучать всем премудростям своего дела.
   Я быстро постиг эту науку. Долгие годы я выполнял все, что велел мне Марек, заботился лишь о том, чтобы доставить радость этому мошеннику с каменным сердцем. Прошло много времени, прежде чем я осознал, что с каждым разом должен приносить все больше и больше, чтобы заслужить драгоценный, небрежный кивок в знак одобрения.
   Но когда мне стукнуло шестнадцать, внимание Марека переключилось на новичка, который был того же возраста, что и я, когда Марек впервые подобрал меня на улице. Тогда я понял, что меня опять использовали, и решил уйти. Гильдия назначила награду за мою голову. Никто не хотел помочь мне, когда я пытался покинуть Зентильскую Твердыню. Думаю, не стоит этому удивляться – ведь людям, которых я считал своими друзьями, я стал не нужен. Я не смог бы выбраться из города, если бы не мое умение обращаться с ножом. Уже тогда я превосходно владел им. И в ту ночь, когда я бежал, улицы покраснели от крови.
   Миднайт понурилась:
   – И что же произошло потом?
   – Восемь лет я провел на дорогах, используя все, чему научился, чтобы утолить страсть, которая владела мною с детских лет, – страсть к путешествиям. Но всюду, где бы я ни появлялся, люди оказывались одинаковыми. Бедность и неравенство встречались так же часто, как роскошь и великолепие. Я надеялся отыскать братство и дружбу, а вместо этого находил мелочность и насилие. Почему-то я верил, что мне удастся пережить предательство, с которым я столкнулся, и я отыщу место, где царят честность и благородство. Но такого места просто не существует. Его нет в этой жизни.
   Миднайт сказала, не поднимая глаз:
   – Я понимаю твою боль.
   – Жизнь – это боль, – пожал плечами Кайрик. – Я пришел, чтобы принять ее. Но мне не жаль себя, потому что я вижу дальше, чем ты. Скоро и ты прозреешь и увидишь истину.
   – Неправда. Просто ты еще так мало видел в жизни, Кайрик. Тебя лишили стольких радостей, которые может предложить мир.
   – Да? Любовь и веселье – ты о них говоришь? Может быть, мне стоит подыскать хорошенькую женушку? – рассмеялся Кайрик. – Любовь – это такая же ложь.
   – Почему ты так считаешь?
   – В двадцать четыре года я понял, что жизнь моя не имеет никакого смысла. Я вернулся в Зентильскую Твердыню. На этот раз поиски корней имели некоторый, хотя и незначительный, успех. Мне рассказали, что моя мать была молода и безумно влюблена в офицера зентильской армии. Когда же мать забеременела, он бросил ее, заявив, что ребенок не от него. Она очутилась среди нищих и бездомных, которые заботились о ней до тех пор, пока я не появился на свет. Но мой отец вернулся и убил ее, а меня продал за хорошую цену. Ну как? Красивая сказка, правда?
   Не говоря ни слова, Миднайт смотрела на пляшущее пламя костра.
   – Я слышал и другие версии этой истории, но та, которую я рассказал, кажется мне наиболее правдивой. Одна нищенка поведала мне об этом. Она говорила, что знавала мою мать, но назвать имя моего отца не смогла, как не смогла сказать, что случилось с ним потом. Я долго жил ожиданием разговора с моим отцом, после чего с наслаждением перерезал бы ему глотку.
   Наконец Марек и Гильдия предложили мне снова вступить в их ряды, но я отказался. Однако мой отказ не был принят, и мне снова пришлось бежать из города. Когда я покинул Твердыню, мне казалось, что я оставил свое прошлое позади. Я попытался начать все сначала и стал воином. Но прошлое все время догоняет меня и заставляет бежать и бежать. С дарами Мистры я рассчитывал уйти подальше, может быть, пересечь пустыню Анаврок. Я сам точно не знаю, куда направился бы, лишь бы обрести покой.
   Миднайт глубоко вздохнула, и вор рассмеялся.
   – Теперь мы знаем секреты друг друга, и у тебя больше нет причин для страха, – произнес он.
   – Не понимаю, что ты имеешь в виду, – ответила Миднайт, пытаясь скрыть свое беспокойство. – Какие же мои секреты тебе известны?
   – Только один, Ариэль, но…
   – Ты слышал мое настоящее имя…
   – Я не нарочно. Я забыл бы его, если б смог, хотя у тебя изумительное имя, – оправдывался Кайрик, с трудом сглатывая слюну. – Никто из живых не знает того, о чем я тебе рассказал. Если хочешь уничтожить меня, извести Гильдию, и я – покойник.
   Миднайт ласково погладила щеку вора.
   – Я даже не думала об этом. Друзья должны уметь хранить тайны друг друга, – сказала она.
   – А разве мы друзья? – опустив голову, спросил Кайрик.
   Миднайт кивнула.
   – Как интересно, – задумчиво произнес Кайрик. – Друзья…
   Вор и чародейка еще долго беседовали, и, когда подошла очередь Адона заступать на пост, Миднайт не стала будить его.
   К утру Келемвар сменил Миднайт, и Кайрик получил возможность уснуть. Боль от ран уменьшилась, и, проснувшись, вор уже мог сидеть. У него даже появились силы поесть вместе со всеми, хотя завтрак состоял всего лишь из нескольких хлебцев. По окончании утренней трапезы Кайрик попросил Миднайт принести его лук и обучил ее всем премудростям использования этого оружия. Чародейка прицелилась в огромную птицу, кружившую над героями с того времени, как начался завтрак. Врожденное чутье Кайрика вместе с немалой силой Миднайт помогли стреле попасть в цель, и Адон подобрал упавшую добычу. Птицу изжарили на углях.
   После ночного отдыха слух начал понемногу возвращаться к священнослужителю. Обычно Келемвару приходилось толкать Адона в бок, и только тогда жрец понимал, что орет благим матом, вместо того чтобы говорить обычным голосом. К тому же, потеряв слух, Адон большей частью молчал. Теперь, однако, он должен был постоянно слышать собственные речи, как будто боялся, что кара неминуемо настигнет его, если он произнесет наиболее важные утверждения о праведном пути к Сьюн не в той тональности.
   Покончив с жареной птицей, искатели приключений собрали вещи и оседлали двух оставшихся лошадей. Келемвару снова пришлось составить компанию Адону, а в повозку, сколоченную воином, впрягли коня чародейки.
   Поездка оказалась на удивление приятной для раненого вора, несмотря на тесные кожаные носилки. Кайрик почти не замечал трудностей пути, пока колесо не наскочило на лежащий посреди дороги огромный камень и не сломалось. Починить повозку не удалось, и ее пришлось бросить на обочине. Оставшийся отрезок пути Кайрик проскакал на одной лошади с Миднайт.
   Когда вдали показались ворота Тилвертона, друзья заметили на горизонте признаки приближающейся бури. Им грозила опасность попасть под проливной дождь. Зловещие облака чернели на фоне серебристо-серых небес, сверкали молнии, и над равнинами разносился грохот далекого грома.
   Спустя несколько часов друзья достигли городских ворот и были остановлены группой стражников, одетых в белые туники с эмблемой Пурпурного Дракона. Стражники выглядели усталыми, их белые одеяния были измазаны в грязи. Однако воины сохранили бдительность. Командир караула еще не успел потребовать сопроводительных грамот, как шесть арбалетов уже нацелились на пришельцев. Келемвар отыскал поддельный документ, который Адон приобрел в Арабеле, и предъявил его командиру караула. Офицер внимательно изучил грамоту, вернул ее обратно и подал своему отряду знак: разрешить проезд. Путники миновали караул и без происшествий въехали в город.
   Добравшись до Тилвертона, друзья поняли, как они устали и голодны. Наступал час дневной трапезы. Дорога вконец измотала Кайрика, и, когда лошади остановились у постоялого двора, вор еле-еле сполз на землю, крепко вцепившись в гриву коня. Попытка сделать несколько шагов не увенчалась успехом – Кайрик начал падать.
   Миднайт спрыгнула с лошади и, подскочив к нему, закинула его руку себе на плечи. Чародейка была выше худощавого темноволосого вора, и поэтому ей пришлось слегка пригнуться, пока она помогала Кайрику доковылять до гостиницы. Келемвар с Адоном подъехали вслед за Миднайт. Священнослужитель, к которому полностью вернулся слух, не мешкая бросился на помощь Миднайт, а воин повел обеих лошадей в конюшню, расположенную позади гостиницы.
   Вывеска над дверью постоялого двора гласила: «Щедрая Фляга». Подойдя к двери, Миднайт и Адон заметили какого-то юношу со светло-серыми глазами, сидящего в тенечке рядом с входом.
   – Не мог бы ты помочь нам? – обратилась к нему Миднайт, пытаясь удержать сползающего вниз Кайрика.
   Юноша, устремив взгляд куда-то вдаль, продолжал сидеть, словно не слышал ее.
   Грязно-коричневый дождь обрушился на город. Миднайт, с трудом поднявшись по ступеням, с помощью Адона втащила Кайрика внутрь. С треском захлопнув дверь, чародейка усадила вора на первый попавшийся деревянный стул. Сначала ей показалось, что гостиница пуста, но потом Миднайт увидела мерцающий огонек и услышала голоса в одной из комнат. Она громко крикнула, но ее призыв остался без ответа.
   – Вот проклятье, – прошипела чародейка. – Адон, останься с Кайриком.
   И Миднайт отправилась на поиски хозяина постоялого двора.
   Войдя в общую комнату, чародейка увидела там довольно много людей. Среди них встречались солдаты, облаченные в форму Пурпурных Драконов. Несколько человек были ранены. На всех лицах застыла угрюмая сосредоточенность.
   – Где хозяин гостиницы и вся прислуга? – спросила Миднайт у какого-то солдата.
   – Ушли молиться, надо полагать, – ответил солдат. – Самое время.
   – У них всегда самое время, – добавил другой мужчина, потягивая что-то из кружки.
   – Не понимаю. Неужели никто не может присмотреть за гостиницей? – удивилась Миднайт.
   – Да постояльцев тут – раз, два, и обчелся, – пожал плечами солдат.
   Миднайт повернулась к выходу, но солдат неожиданно продолжил:
   – Ты возьми все, что нужно. Никого это не волнует.
   Покачав головой, Миднайт вышла из комнаты и вернулась в прихожую, где оставались Адон и Кайрик.
   – Где Кел? – поинтересовалась чародейка. Адон что-то буркнул и указал на дверь гостиницы, недоуменно разводя руками.
   Миднайт еще раз выругалась и выскочила из гостиницы. На другом конце улицы она увидела спину Келемвара и окликнула его:
   – Ты куда направился? Ты еще не отработал свой долг!
   Воин остановился, понурив голову. «Что я должен, так это уйти из твоей жизни, – подумал Келемвар. – Нас разделяет столько тайн, столько вопросов, ответы на которые тебе не понравятся…»
   И он решил ничего не говорить чародейке.
   – Долг будет уплачен! – рявкнул воин и продолжил путь.
   Мгновение Миднайт стояла, дрожа от гнева, затем вернулась в гостиницу и села возле Кайрика.
   – Быть может, ему необходимо время, – сказал Адон чуть громче, чем следовало.
   – Ему может понадобиться вся его жизнь, – с горечью ответила Миднайт.
   Но гнев мигом исчез с ее лица, когда дверь отворилась. Чародейка поднялась на ноги. Убеленный сединами человек, возраст которого перевалил далеко за пятьдесят, появился на пороге и смерил путников холодным взглядом. Пройдя мимо и не обратив внимания на Миднайт, отчаянно пытавшуюся заговорить с ним, он скрылся в маленькой комнатке. Когда же старик появился вновь, издавая сильный запах какого-то дешевого хмельного напитка, то очень удивился, обнаружив путников на прежнем месте.
   – Что вам угодно? – наконец спросил он.
   – Пишу, ночлег, возможно, кое-какие сведения…
   Махнув рукой, старик не дал чародейке договорить:
   – Первые две вещи можете брать даром. Никто не остановит вас. Но информация стоит денег.
   «Он, наверное, обезумел», – подумала Миднайт, но вслух сказала:
   – Нам нечем заплатить за ночлег, но мы могли бы обеспечить защиту, если кто-то вдруг вознамерится ограбить вас…
   – Ограбить меня?! – взволнованно произнес старик. – Вы не так меня поняли.
   Он подошел ближе, и запах дешевого пойла заставил чародейку отпрянуть.
   – Невозможно отнять то, чем не желаешь больше владеть! Берите все, что хотите!
   Старик вернулся в заветную комнатку.
   – Мне ничего не нужно! – донесся его крик из темноты.
   Миднайт взглянула на остальных и устало прислонилась спиной к стене.
   – Очевидно, нам следует затащить свои вещи внутрь, – наконец произнесла она. – Остановимся пока что здесь.
   Путешественники подтащили пожитки к первой попавшейся комнате, а Кайрик достал ключи, висевшие за буфетом в комнатке, в которой храпел пьяный хозяин гостиницы. Комната, в которой остановились друзья, оказалась вполне приличной, с двумя кроватями. Адон бросил свои пожитки на одну из кроватей и начал переодеваться, словно не замечая присутствия остальных.
   Дождь продолжался, и в комнате было темно, поэтому Миднайт зажгла маленький светильник возле кроватей. Адон бегло осмотрел Кайрика и отправился вниз, чтобы прогуляться по городу.
   Миднайт помогла Кайрику скинуть одежду, смеясь над тем, как смущается вор своей наготы.
   – Не волнуйся, – посоветовала Миднайт, – у меня почти нет опыта в раздевании мужчин.
   Кайрик поморщился.
   – Но у тебя прекрасно получается, – буркнул он, поспешно натягивая покрывало на грудь.
   – Я буду спать на полу, – объявила Миднайт. – Так лучше для моей спины. А ты не сбрасывай одеяло и получше закутайся.
   – Я слишком взрослый для материнских забот, – нахмурился Кайрик. – Ты бы лучше подумала о себе…
   Миднайт подняла руку, заставив вора умолкнуть.
   – Мы должны ухаживать за тобой, пока ты не поправишься, – тихо сказала она. – Тебе потребуются силы для твоего путешествия.
   – Какого путешествия? – смутился Кайрик.
   – Ты же намеревался подыскать себе местечко получше, – ответила чародейка. – Дальше сопровождать меня не обязательно. Расстояние между Тилвертоном и Долиной Теней невелико. Я без труда доберусь одна.
   Кайрик покачал головой и попытался сесть, но чародейка осторожно уложила его обратно.
   – Тебе не придется… Не придется ехать одной, – сказал вор.
   – Но, Кайрик, не могу же я просить тебя… Надо отдохнуть, вылечиться…
   Однако Кайрик уже принял решение:
   – Здесь должны быть лечебные зелья – лекарства, мази, травы… Похоже, все в этом городе можно брать даром. Разыщи что-нибудь, я поправлюсь и буду сопровождать тебя туда, куда ты пожелаешь.
   – Я останусь с тобой, пока ты не наберешься сил, – пообещала чародейка.
   – Но твоя миссия не терпит отлагательства. Ты не можешь ждать.
   – Знаю. Но все равно останусь. Ведь ты – мой друг.
   Впервые за долгое время Кайрик улыбнулся.
* * *
   Келемвар одиноко брел по улицам Тилвертона. Гром грохотал прямо над его головой, и ставший теперь оранжевым дождь поливал воина, неутомимо обходившего город в поисках работающей кузницы. Наконец он наткнулся на одну. Непогода разгулялась пуще прежнего, и Келемвар нырнул внутрь кузницы.
   Здоровяк кузнец в точности походил сложением на Келемвара. Синяки и большие ожоги покрывали его обнаженные руки. Кузнец не прервал своего занятия, даже не поднял глаз, когда воин вошел. Яркие, раскаленные докрасна подковы, которые ремесленник ковал для стоящей невдалеке лошади, были почти готовы, и он повернулся, чтобы проверить другую пару, отложенную в сторону.
   – Мне потребуется минута твоего внимания, – обратился к нему Келемвар.
   Но ремесленник, словно не замечая воина, полностью сосредоточился на своей работе. Келемвар попробовал говорить громче, однако и эта попытка осталась без внимания. Воин продрог и устал, а потому не хотел лезть в драку.
   Он снял с себя часть доспехов, в которые угодили стрелы разбойников. Выбив ногой инструмент из рук кузнеца, Келемвар положил перед ним стальные пластины. Здоровяк быстро наклонился и поднял инструмент, не дав раскиданному по кузнице сену вспыхнуть. Осмотрев доспехи, он обратил внимание на раненую руку воина, из которой торчал обломок стрелы.
   – Доспехи я починю, – равнодушно сказал мастер. – Но излечить твои раны не смогу.
   – В Тилвертоне, что, не осталось лекарей? – спросил Келемвар. – В конце улицы я видел большой храм, возвышающийся над крышами домов.
   Здоровяк отвернулся.
   – Это храм Гонда.
   – Гонда так Гонда. Но там ведь есть жрецы, которые могут…
   – Снимай остальную броню, чтобы я мог приступить к работе, – перебил воина кузнец. – Потом иди в храм. Я лечу только металл.
   Келемвар отдал доспехи ремесленнику, а сам облачился в одежду, предусмотрительно прихваченную с собой. Кузнец стучал молотом и не обращал внимания на вопросы, которые пытался задавать воин. Ни крики, ни самые вежливые слова здесь не помогли. Когда работа была закончена, кузнец наотрез отказался взять плату.
   – Это мой долг перед Гондом, – произнес ремесленник, провожая Келемвара до дверей.
   Невзирая на дождь и тьму, воин без труда добрался до храма Гонда. Изредка Келемвар натыкался на простолюдинов, блуждающих по улицам или лежащих на мостовых, однако все эти люди оставались равнодушными к появлению воина и продолжали разглядывать пустыми глазами что-то видимое только им. Ни разу в жизни Келемвар не встречал такого скопления кузнечных мастерских в одном городе, хотя большей частью кузницы пустовали.
   Наконец перед воином предстал огромный, созданный в виде наковальни вход в храм бога Гонда. Здание, имевшее строгий величественный вид, гордо возвышалось над окружающими домами и мастерскими. Внутри святилища горели огни. До ушей Келемвара донеслись звуки хорового пения.
   Войдя в храм, воин поразился размерам главного зала. Этот зал занимал весь первый этаж, и если здесь существовали комнаты для главных служителей, то находились они, должно быть, под землей.
   Внутри святилища вокруг стоящего на высокой каменной наковальне священнослужителя в плаще с капюшоном толпились верующие. Гигантские каменные руки поднимались с двух сторон алтаря; одна из них держала внушительных размеров молот. С четырех сторон жреца окружали пылающие жаровни.
   Колонны, выполненные в виде мечей, уходили вверх, поддерживая куполообразный потолок храма. Оконные проемы были окаймлены гирляндами из соединенных друг с другом молотов. Келемвар едва различал слова верховного жреца, они утопали в несмолкаемых воплях верующих, но можно было догадаться, что священнослужитель возносит молитвы богу Гонду и одновременно оглашает приговор жителям Тилвертона.