...рейсовый автобус голубой
Летит, колес не чуя под собой, —
 
   произведенное им сознательное обновление устойчивой конструкции «ног под собой не чуя» вполне законно и не вызывает возражений, так как его художественный эффект несомненен.
   И хотя «зарубить на носу» в огромном большинстве случаев не допускает никаких вариантов, это отнюдь не значит, что Крылов не имел права сказать:
 
А я бы повару иному
Велел на стенке зарубить[56].
 
   Конечно, исключениями лишь подтверждаются правила. А «правило» для всех этих формул одно: они являют собою неразложимое целое, компоненты которого не улавливаются нашим сознанием.
   О фразеологизмах можно сказать очень много. В 1964 году вышла специальная книга, посвященная им: А. Архангельский, «Устойчивые фразы в современном русском языке», Ростов-на-Дону.
   Книга очень интересна, но здесь достаточно отметить одно: каждый фразеологизм существует в нашей речи лишь до той поры, покуда отдельные элементы, входящие в его состав, незаметны, неощутимы для нас. Чуть только нам разъяснят, откуда взялось то или иное выражение (например, «бить баклуши»), это выражение перестает быть фразеологизмом. Потому что, повторяю, неотъемлемый их признак заключается в том, что они используются нами как нечто целостное, монолитное, автоматически, при полном невнимании к их отдельным частям.
   Только иностранец, еще не вполне освоившийся с чужим языком, замечает те образы, которые входят в состав этих устойчивых, монолитных выражений. Одна англичанка сказала приятельнице: «Мне на службе дали птичку». Этой идиомой она сообщила, что ее уволили со службы. Приятельница поняла горький смысл ее сообщения, но из нас троих только мною был замечен образ птички. И та, что произнесла эту фразу, и та, что услыхала ее, очень удивились, когда я спросил у них, про какую птичку они говорят. Они обе не заметили этого образа — именно потому, что для них для обеих английский язык — родной, и они воспринимают идиомы своего языка, не вникая в их образы[57].
   Вывод из всего этого один: язык имеет свою собственную логику, и среди тех сил, которые животворят и питают его, заметное место принадлежит двум, казалось бы, отрицательным факторам: невниманию и забвению. Этих двух факторов знать не желают пуристы, так как они всегда находятся во власти иллюзии, будто язык строится на основе прямолинейного, элементарного здравого смысла.
   Для разрушения этой вредной иллюзии и написана вся моя книжка. Мне хотелось, чтобы читатели убедились на ряде конкретных примеров, что язык, ускользая от наивно догматических, упрощенческих требований, всегда подчиняется законам своей внутренней логики, — изощренный, изменчивый, прихотливый язык, вечно обновляющийся и бессмертный как жизнь.
   И главное, не нужно забывать, что вопрос о чистоте языка — не только языковая проблема.
   Многие у нас полагают, будто стоит только людям, говорящим на плохом языке, усвоить такие-то и такие-то правила, устранить из своей речи такие-то слова и обороты и заменить их такими-то, — и задача будет решена: наступит золотой век безукоризненной, идеально правильной речи.
   Думающие так заблуждаются. Лишь та речь может называться культурной, у которой богатый словарь и множество разнообразных интонаций. Этой культурности никакими походами за чистоту языка не добьешься.
   Ведь культура речи неотделима от общей культуры. Чтобы повысить качество своего языка, нужно повысить качество своего сердца, своего интеллекта. Мало добиться того, чтобы люди не говорили выбора или ндравится. Иной и пишет и говорит без ошибки, но какой у него бедный словарь, какие замусоленные фразы! Какая худосочная душевная жизнь сказывается в тех заплесневелых шаблонах, из которых состоит его речь. У пошлого человека и речь будет пошлой. Когда нам удастся уничтожить вконец бюрократические отношения людей, канцелярит сам собою исчезнет. Облагородьте нравы молодежи, и вам не придется искоренять из ее обихода грубый и беспардонный жаргон. Так оно и будет, я уверен.
   1962—1966

Приложение
Новый русский язык

I
   Встал бы из могилы, ну хоть Даль, и услышал бы в трамвае такое:
   — Наш домкомбедчик спекульнул на косых.
   Даль не понял бы ни слова и подумал бы, что это воровской жаргон. Но велико было бы его изумление, когда оказалось бы, что этот воровской жаргон — всеобщий, что все только на этом жаргоне и говорят, что прежнего русского языка уже нет. Все говорят о каких-то мешочниках, танцульках, дорпрофсожах.
   Вместо простите говорят извиняюсь, вместо до свиданьяпока.
   Даль почувствовал бы себя иностранцем и спрашивал бы на каждом шагу:
   — Что такое уплотняться? И что такое прикрепляться? И что такое халтурить? И что такое спец? И что такое волынить? И что такое думские деньги?
   Вчерашний русский язык стал таким же древним языком, как латинский. В три-четыре года словарь Даля устарел на тысячу лет. Сколько ни перелистывай его, в нем не найдешь ни Антанты, ни саботажа, ни буржуйки, ни совдепа.
   А те немногие древние слова, которые еще уцелели, перекрашены в новую краску. Например, такое слово, как разница. Прежде это слово не употреблялось само по себе, а требовало предлога между, разница между чем и чем. А теперь мы постоянно говорим: Получили разницу? Когда же нам выдадут разницу?
   В какие-нибудь две-три недели у Даля составился бы огромный добавочный том словаря, многообразно отражающего нашу эпоху, потому что, как выразился современный поэт:
 
В словах, доселе незнакомых,
Запечатлен великий год —
В коротких Циках, Совнаркомах
И в грузном слове Наркомпрод.
 
   Современному поэту эти слова очень нравятся, хотя он и сам говорит, что они, как бурьян, вырастают на развалинах былого.
 
Дивлюсь словесному цветенью.
Я все б внимал! И все б глядел!
Слова ложатся вечной тенью
От изменяющихся дел.
 
 
Страдая, радуйтесь, поэты!
Как луг, узорится молва.
Да разрушаются предметы!
Да созидаются слова![58]
 
   Но обывателю эти слова не по вкусу. Он произносит их немного конфузясь, как будто они неприличные. И словно мстя им за то, что он с утра до ночи вынужден осквернять ими губы и уши, рассказывает о них анекдоты.
   Анекдотов бездна — ехиднейших. Мы слышали их тысячи раз. О том, что Биржевая Барачная Больница на нынешнем языке — Би-Ба-Бо. О том, что Заместитель Комиссара по Морским Делам называется теперь — Замком по морде. Что Художники, Литераторы, Артисты, Музыканты на теперешнем языке — просто ХЛАМ. А недавно разыскали чорта: Чрезвычайный Отдел Разгрузки Транспорта!
   Московские негоцианты, назначая друг другу свидание, так и говорят:
   — Твербулъ Пампуш!
   В этом есть что-то малороссийское, смачное, сдобное, пахнущее сметаной и вишнями: Твербулъ Пампуш. А на самом деле это — Тверской бульвар, памятник Пушкину.
   Особенность всех этих новых слов заключается в том, что почти каждое из них, по воле случая, приобретает тот или иной национальный колорит: если Твербулъ Пампуш кажется сивым хохлом, вроде Тараса Бульбы, то такие шустрые слова, как Пто, Пепо, Лито,
   Изо, Музо представляются уху французами. Фабком — добродетельный немец. Zu fabkommen — это вполне по-немецки.
   А Совнархоз и Совхоз разве не звучат по-испански? А Уоткол чем не американское слово? Тут и Уот Уитмен, и Нью-Йоркская газета «The Call». На самом же деле — это уездный отдел коллектива...
II
   Размышляя об этих недавно возникших словах, я с гордостью вспоминаю, что, еще задолго до их появления, пророчески предсказывал их.
   Во времена допотопные, в 1913 году, в одной своей тогдашней статье я писал:
   «Хочется нам или нет, такие слова неизбежно нагрянут в нашу закосневшую речь... Слова сожмутся, сократятся, сгустятся. Это будут слова — молнии, слова экспрессы... Такая американизация речи исторически законна и необходима. Ведь когда мы автомобиль называем авто, а метрополитен метро, когда вместо утомительных слов: конституционнодемократическая партия мы двусложно говорим к-д, а вместо: Южно-Русское Общество Торговли Аптекарскими Товарами говорим инициально Юротат, здесь именно разные методы такого сгущения, убыстрения речи»[59].
   Это я выписываю не для того, чтобы похвалиться пророческим даром, а чтобы показать, что революция только ускорила тот процесс, который происходил и помимо нее, до нее.
   Обыватель же, сам пугаясь своего словотворчества, отмахивается от него анекдотами. В этих анекдотах сказался робкий протест обывателя против чужих ему новшеств.
   Но когда же и к какому новшеству обыватель относился не враждебно? О каком новшестве не сочинял анекдотов? Обывателю ли осознать ту огромную языковую революцию, которую теперь переживает Россия? Что, если наша деревенская неторопливая речь давно уже нуждается в такой революции? Что, если в этой революции залоги великого будущего? Откуда мы знаем, отвергнет ли эти слова единственный блюститель русской речи — народ? Смеем ли мы осуждать их огулом? И даже эти склеенные, неживые слова, вроде мопса и попса (Московский округ путей сообщения, Петербургский округ путей сообщения), в которых мы привыкли ощущать бесплодный канцелярский онанизм, мертвую бюрократическую выдумку, что, если и их оправдает история как неизбежное зло на пути к урбанизации захолустного русского слова?
   Не дико ли, что обо всем этом сложном и огромном движении до сих пор судили одни обыватели! А те, кому оно ближе всего, литераторы, художники слова, молчали.
   У нас есть лишь анекдоты о новых словах, но нет ни статей, ни исследований, нет даже словаря, в котором были бы возможно полнее представлены эти порождения революционной эпохи. Пусть они — уроды и выкидыши, но и уроды сохраняются в спирте.
   Их нужно не ругать, но сохранять. Во всяком случае, о них полезно думать.
   Затевая теперь работу об этом спорном, сложном и в высшей степени любопытном явлении, прошу читателя поделиться со мною и услышанными новыми словами, и своими мнениями об этих словах.
   Мне нужны не столько те слова, что склеены в канцеляриях, сколько живые, бытовые, разговорные, те, которые звучат на рынке, в вагоне, в кафе, в которых отражается не бюрократический механизм, но живой человек.
   Материалы прошу направлять по адресу:
   Петербург, Моховая, 36; К. И. Чуковскому.
   1922
 
 

Словарь

   Но раньше — две оговорки.
 
   Первая
   Мне кажется, нам надлежит примириться с теми отклонениями от нормы, которые стали традицией в определенных замкнутых профессиональных кругах. Так как все моряки говорят не ко́мпас, но компа́с, все шахтеры — не добы́ча, но до́быча, все механики — не кожу́х, но ко́жух, не и́скра, но искра́, нам остается утвердить эти формы в той мере, в какой они связаны с данной профессией. Пусть хирурги говорят скальпе́ль, пусть рыбаки говорят зарыблять, а железнодорожники — запасная путь и рельса, а бухгалтеры — ква́ртал, но за пределами профессиональных жаргонов этим формам нет места, и употреблять их не следует ни при каких обстоятельствах.
 
   Вторая
   Не нужно забывать о существовании так называемого фамильярного, домашнего стиля, которому никакие нормативные словари не указ.
   «Одно дело, — напоминает профессор А. А. Реформатский, — выступать с речью на том или ином собрании... другое дело говорить дома с близкими людьми.
   [Человек] вправе сказать и я забегу, и я заверну, и я заскочу. Скажет ли он приятелю: я звякну тебе завтра или закончит письмо: черкните мне несколько строк все это не может касаться «лингвистической инспекции», и не надо сердиться на солидную даму, обещавшую своей знакомой что-то тявкнуть по телефону! Это фамильярный стиль, который не подлежит нормализации, так как здесь все зависит от индивидуальной ситуации разговора, важно только, чтобы сам говорящий это чувствовал».
 

Нельзя говорить Надо говорить
автобу́с авто́бус
а́гент аге́нт
агони́я аго́ния
акадэмик академик
али́би а́либи
алфа́вит алфави́т
а́рбуз арбу́з
аргу́мент аргуме́нт
а́рест аре́ст
аристократи́я аристокра́тия
атлёт атле́т
ба́ловать балова́ть
бежат бегут
бежи́ беги́
битон бидон
блага́ бла́га
братья́ бра́тья
броюсь бреюсь
булгахтер бухгалтер
бюллетня́ бюллете́ня
бюрократи́я бюрокра́тия
верба́ ве́рба
волше́бство волшебство́
вора́ во́ры
выбора́ вы́боры
вылазь выходи, вылезай
газэта газета
гемеопат гомеопат
гра́вер гравёр
да́дено дано́
дермантин дерматин
диспа́нсер диспансе́р
до́говор догово́р
дожда́лась дождала́сь
доку́мент докуме́нт
долла́р до́ллар
донельзя́ доне́льзя
досточка дощечка
до́суг досу́г
дэбют дебю́т
дэмагог демагог
дэмократи́я демокра́тия
дэмон демон
еги́птяне египтя́не
ехай поезжай
ездию езжу
ере́тик  ерети́к
жа́люзи жалюзи́
жда́ла ждала́
желантин желатин
жестоко́ жесто́ко
за́видно зави́дно
за́головок заголо́вок
зазря зря
заиметь приобрести
закупо́рить заку́порить
займ заём
заместо вместо
за́перта заперта́
зво́нит звони́т
злоба́ зло́ба
играться играть
изба́ловать избалова́ть
изде́вка издёвка
изобре́тение изобрете́ние
изредка́ и́зредка
индивидуализьм индивидуализм
инстру́мент инструме́нт
интэллект интеллект
инциндент инцидент
искра́ и́скра
искри́вленный искривлённый
использовывать использовать
исподво́ль и́сподволь
ката́лог катало́г
ка́учук каучу́к
ква́ртал кварта́л
кладо́вая кладова́я
кла́ла клала́
ко́жух кожу́х
ко́клюш коклю́ш
компентентный компетентный
компроментировать компрометировать
константировать констатировать
коро́мысло коромы́сло
ко́рысть коры́сть
крапива́ крапи́ва
красиве́е краси́вее
кре́мень креме́нь
кура курица
курей кур
кухо́нный ку́хонный
лаболатория лаборатория
ложить класть
ляжь ляг
ляжьте лягте
лы́жня лыжня́
мага́зин магази́н
ма́стерски мастерски́
медика́мент медикаме́нт
мелько́м ме́льком
мерий мерь
мерию мерю
ми́зерный мизе́рный
милиционэр милиционер
мо́лодежь молодёжь
музэй музей
мусоропро́вод мусоропрово́д
на́век наве́к
наверно́е наве́рное
нагинаться нагибаться
наиско́сь на́искось
на́отмашь нао́тмашь
напополам пополам
нача́л, нача́ли на́чал, на́чали
недогово́ренность недоговорённость
нена́висть не́нависть
непревзо́йденный непревзойдённый
нефтепро́вод нефтепрово́д
никче́мность никчёмность
новоро́жденный новорождённый
обнаковенный обыкновенный
обо́бщенный обобщённый
обойтиться обойтись
обсмеять осмеять
общества́ о́бщества
одэколон одеколон
одэссит одессит
озлоблённый озло́бленный
око́н о́кон
опёка опека
оплоченный оплаченный
острие́ остриё
откупо́рить отку́порить
отрасле́й о́траслей
о́тчасти отча́сти
памяту́я па́мятуя
пара́лич парали́ч
па́ртер парте́р
пекёт печёт
петля́ пе́тля
пионэр пионер
плотит платит
побегли побежали
подскользнуться поскользнуться
положь положи
поня́л по́нял
по́няла поняла́
по́ртфель портфе́ль
предло́жил предложи́л
пре́дмет предме́т
преми́ровать премирова́ть
прецендент прецедент
приве́денный приведённый
приве́зенный привезённый
при́говор пригово́р
при́даное прида́ное
при́зыв призы́в
принци́п при́нцип
прове́денный проведённый
проне́сенный пронесённый
простынь простыня
профиля́ про́фили
про́центы проце́нты
псевдо́ним псевдони́м
путя пути
раион район
ра́кушка раку́шка
рапо́рт ра́порт
рельса рельс
ре́мень реме́нь
ро́ман рома́н
ру́дник рудни́к
русло́ ру́сло
свекла́ свёкла
секёт сечёт
си́роты сиро́ты
си́рот сиро́т
сквозник сквозняк
снадо́бье сна́добье
соболезнова́ние соболе́знование
со́зыв созы́в
спинджак пиджак
средства́ сре́дства
стату́я ста́туя
сто́ляр столя́р
су́дей суде́й
сэрдце сердце
сэссия сессия
танцовщи́ца танцо́вщица
телевизер телевизор
те́ррор терро́р
транвай трамвай
трени́ровать тренирова́ть
трудящий трудящийся
туфель туфля
тэкст текст
тэнор тенор
угля́ у́гля
у́мерший уме́рший
факсимиле́ факси́миле
фанэра фанера
фа́рфор фарфо́р
фе́тиш фети́ш
фланэль фланель
фору́м фо́рум
фундаме́нт фунда́мент
хлестаю хлещу
ходата́йство хода́тайство
хозяева́ хозя́ева
холёный хо́леный
хребёт хребе́т
хужее хуже
це́мент цеме́нт
цы́ган цыга́н
чернило чернила
чистию чищу
чи́хнуть чихну́ть
шо́фер шофёр
ща́вель щаве́ль
ще́лочка щёлочка
экскиз эскиз
э́ксперт экспе́рт
эшалон эшелон
юнный юный
юроди́вый юро́дивый
язы́ки языки́

 

Нельзя говорить Надо говорить
биография жизни биография[60]
во всяком случа́е во всяком слу́чае
возвращаться со школы возвращаться из школы
вперед меня раньше меня
вы слазите на этой остановке? вы выходите на этой остановке?
два приза́ два при́за
длина рельс длина рельсов
дожидай меня жди меня
заимел машину обзавёлся машиной
играет значение играет роль
имеет роль имеет значение
малая то́лика малая толи́ка
местов нет нет мест
моё фамилие моя фамилия
много делов много дел
не да́ли не́ дали
не трожь не трогай
одеть пальто надеть пальто
один яблок одно яблоко
оплатить за проезд оплатить проезд
от триста двадцать пять от трёхсот двадцати пяти
плачет за ним плачет по нём
плохие погоды плохая погода
поднимаю тост предлагаю тост
по злобе́ по зло́бе
по шестьдесят километров по шестидесяти километров
прейскурант цен прейскурант[61]
приехал с Москвы приехал из Москвы
промежду прочим между прочим
раздеть ботинки разуться, снять ботинки
раздеть пальто снять пальто
свободная вакансия вакансия[62]
скидавайте шапки снимите шапки
сколько время? который час?
сколько разов? сколько раз?
скучать за кем скучать по ком, без кого
так и далее и так далее
характеристика на Петрова характеристика Петрова
чего ты делаешь? что ты делаешь?
черное кофе черный кофе
я к вам подъеду я к вам приеду
я кушаю я ем
я подошлю к вам я пришлю к вам
сотрудника сотрудника
я поло́жила я положи́ла