Страница:
Вынув кольцо из бархатного гнездышка, он надел его на ее безымянный палец.
— Это часть тех драгоценностей, которыми владеет наша семья вот уже несколько поколений. Я выбрал его, потому что его цвет напоминает мне ваши глаза. Самые красивые глаза, какие мне приходилось видеть.
Не спуская глаз с кольца, она медленно повернула руку, любуясь лучами, отбрасываемыми камнем в свете камина. Затем перевела взгляд на Остина — на ее ресницах блестели слезы, и он испугался, что она сейчас заплачет. Но она потянулась к нему и нежно поцеловала его в щеку.
— Благодарю вас, Остин. Я никогда не видела такого красивого кольца. Я буду хранить его всю жизнь.
От волнения, звучавшего в ее голосе, у него сжалось сердце. Его охватило чувство душевной теплоты, теперь уже хорошо ему знакомое, которое он, казалось, всегда испытывал в ее присутствии, — чувство, которому он не мог найти другого названия, кроме как «чувство Элизабет».
Боже! В ней ощущались нежность, невинность, которые, как он был убежден, могут встретиться в женщине не чаще, чем один раз в столетие.
У нее доброе сердце. Она великодушная и щедрая.
В нем этого не было. Доказательство? Он не смог спасти Уильяма.
Остин долго смотрел на Элизабет, представляя ее новобрачной. Его невестой. Внезапная мысль поразила его, и он нахмурился: она соглашалась со всеми его планами, не задавая вопросов и не жалуясь, а он совсем не подумал, что ей, может быть, хотелось иметь пышную свадьбу, о которой мечтают женщины. Ему стало стыдно за свой эгоизм.
— С вами все в порядке, Остин?
— Мне только что пришло в голову, что эта скромная неожиданная свадьба — совеем не то, о чем вы мечтали.
Легкая улыбка показалась на ее губах.
— Все мои мечты о свадьбе всегда были мечтами о человеке, за которого я когда-нибудь выйду замуж, а не о торжественности и не о деталях пышной церемонии. Спустя две недели после первой встречи у лавки галантерейщика мои родители сбежали из дому, и в море их соединил в браке капитан корабля. Не имеет значения, как ты выходишь замуж. Имеет значение только то, за кого ты выходишь.
Не совсем понимая, что ему следует на это ответить, Остин обнял Элизабет и погрузил лицо в ее благоухающие волосы, наслаждаясь их теплым ароматом. Быстро поцеловав ее в лоб, он отступил назад:
— Нам следует вернуться к гостям.
Когда они не спеша возвращались в гостиную, Элизабет сказала:
— Думаю, вы понимаете, что меня очень беспокоит то, что мне предстоит стать герцогиней.
— Боюсь, это неизбежно, поскольку мы намерены пожениться.
Она вздохнула:
— Было бы намного лучше, намного проще, если бы вы были садовником. Или торговцем.
Он остановился и изумленно уставился на нее:
— Что вы сказали?
— О, я не хотела вас обидеть. Просто наша жизнь не была бы такой… сложной, если бы вы не носили столь высокого титула.
— Вы бы предпочли выйти замуж за торговца? Или садовника?
— Нет. Я предпочитаю выйти замуж за вас. За вас было бы проще выйти замуж, если бы вы были садовником.
Впервые Остин по-настоящему понял, что она, возможно, чувствовала бы себя счастливее, выходя замуж за торговца. Хотя она с уважением относилась к его титулу, он явно не производил на нее впечатления. В то же время сама мысль, что она может быть замужем за кем-то другим, что она обнимает другого мужчину, вызывала в нем бешеную ревность.
Стараясь казаться равнодушным (каким он себя отнюдь не чувствовал), Остин спросил:
— А если бы я был торговцем? Вы бы все равно вышли за меня?
Дотронувшись ладонью до его щеки, Элизабет ответила совершенно серьезно:
— Да, Остин. Я бы все равно вышла за вас.
Он пришел в замешательство. Он был почти уверен, что получит на свой вопрос какой-нибудь шутливый ответ, но она опять удивила его. Черт, как ей удается постоянно сбивать его с толку?
— Хотя ваша мать, Каролина и тетя Джоанна обещали помочь мне, я очень смутно представляю себе, чем именно занимается герцогиня.
Придя в себя, он ответил ей улыбкой.
— Это очень простое занятие. Все, что она должна делать, — это заботиться, чтобы ее герцог был счастлив.
Элизабет засмеялась:
— Как хорошо! Для вас. А как она должна заботиться, чтобы ее герцог был счастлив?
Остин медленно смерил взглядом ее высокую красивую фигуру.
— Для вас это будет совсем нетрудно, обещаю. — Он собирался показать ей, как именно она сможет сделать своего герцога счастливым, в их брачную ночь.
Он думал о том, как, черт побери, он выдержит такое ожидание.
Следующий день Элизабет провела, или, как выразился Остин, «была замурована», в залитой солнцем библиотеке вместе с его матерью, Каролиной, леди Пенброук и портнихами. Тем временем Остин трудился над отчетами, поступившими из его поместья в Суррее.
К концу дня цифры начали расплываться перед его усталыми глазами, и когда в дверь кабинета постучали, он с радостью отложил перо.
— Войдите.
Вошел Майлс и плотно закрыл за собой дверь.
— Ну, должен сказать тебе, Остин, с тобой не соскучишься.
Остин изобразил смущение:
— В самом деле? А я-то думал, что я довольно скучен и предсказуем…
— Что угодно, но только не это, старина. Сначала ты отправляешь меня в Лондон собирать сведения о мисс Мэтьюз. Затем вызываешь обратно, чтобы я присутствовал на вашей с этой женщиной свадьбе. — Майлс подошел к столу и с хорошо разыгранным вниманием принялся рассматривать Остина. — Гм… ты выглядишь вполне здоровым… никаких внешних признаков помешательства вроде диких прыжков или непристойных выкриков. Следовательно, я могу объяснить эту внезапную свадьбу либо тем, что ты безумно, страстно влюблен, либо… — Он замолчал и вопросительно поднял брови.
К своему большому огорчению, Остин почувствовал, что у него покраснела шея.
— От тряски в карете у тебя явно мозги съехали набекрень.
— Либо, — словно не слыша, продолжал Майлс, — ты обесчестил девушку. — Помолчав, он кивнул:
— Понятно. Не мог держать руки от нее подальше, а?
— Она спасла мне жизнь.
Майлс застыл на месте:
— Что?
Остин посвятил его во все события, произошедшие с ним за последние несколько дней. Когда он закончил, Майлс покачал головой:
— Боже милостивый, Остин! Тебе повезло, что ты жив и невредим. — Перегнувшись через стол, Майлс сжал его плечо. — Мы все в неоплатном долгу перед мисс Мэтьюз.
— И особенно я.
Глаза Майлса насмешливо блеснули.
— Спорю, ты благодарен судьбе, что тебя не нашла раненым одна из девиц Дигби.
Дрожь пробежала по спине Остина.
— Господи, конечно!
— Что наводит меня на мысль: как удалось мисс Мэтьюз найти тебя?
Прежде чем Остин смог придумать правдоподобное объяснение тому, чему не было правдоподобного объяснения, Майлс поднял руки:
— Не важно. Ясно, что вы договорились о свидании. Подробности меня не интересуют.
— Ну хорошо. — Остин прочистил горло. — Теперь расскажи, что ты узнал о мисс Мэтьюз.
Майлс удобно расположился в глубоком кресле рядом со столом Остина. Достав из кармана небольшую записную книжку в кожаном переплете, он сверился со своими записями.
— Мои расследования подтвердили, что она прибыла в Лондон третьего января сего года на борту «Звездного охотника». Мне повезло: «Звездный охотник» задержался в порту для ремонта, и я поговорил с его капитаном Гарольдом Бичемом. По словам капитана, мисс Мэтьюз была прекрасным пассажиром. Она никогда не жаловалась, даже в штормовую погоду. Вместе со своей компаньонкой по вечерам она часто выходила на палубу, чтобы посмотреть на звезды. Она очень хорошо разбиралась в астрономии, и он получал удовольствие от ее общества. — Майлс подмигнул Остину:
— Полагаю, он питал романтические чувства к твоей невесте.
Остин сжал челюсти, но не ответил на шутливый укол.
— А он не знал, впервые ли она ехала в Англию?
— Она ему сказала, что впервые. Он говорил, что хотя она с нетерпением ждала прибытия в Англию, но определенно была чем-то опечалена. По мнению Бичема, она скучала по дому, но сама она ничего об этом не говорила. — Майлс перевернул несколько страниц. — Я также нашел миссис Лоретту Томкинс, дорожную компаньонку.
Остин выпрямился:
— И что она сказала?
Майлс закатил глаза:
— Чего только она не говорила! Черт бы ее побрал: не успела она меня увидеть, как начала трещать не переставая. — Он потянул себя за мочки ушей. — Хорошо еще, что они крепко сидят, а то отвалились бы от ее болтовни. Я знаю об этой женщине больше, чем хотел бы узнать.
— И я надеюсь, ты поделишься со мной только теми подробностями, которые имеют отношение к делу.
Майлс изобразил обиду:
— Как пожелаешь. Но почему, черт возьми, я один должен знать всю историю ее жизни? — Театрально вздохнув, он заглянул в записную книжку. — По словам миссис Томкинс, мисс Мэтьюз — она называла ее «эта милая славная девочка» — поселилась после смерти отца у дальних родственников с его стороны, по фамилии Лонгрен.
— Она осталась без средств?
— Не нищей, но далеко не богатой. Она тяжело переживала неожиданную смерть отца. Мисс Мэтьюз, как рассказала миссис Томкинс, не могла оставаться одна в доме, поэтому она продала небольшой домик, где они с отцом жили, и переехала к родственникам. Очевидно, все шло гладко, пока что-то не случилось девять месяцев тому назад. Вот тогда-то мисс Мэтьюз собрала вещи и уехала.
— А что произошло?
— Миссис Томкинс точно не знала, но подозревала ссору с родственниками, ибо мисс Мэтьюз никогда о них не рассказывала и каждый раз, когда миссис Томкинс пыталась о них заговорить, переводила разговор на другую тему. Какова бы ни была причина, мисс Мэтьюз была страшно огорчена и решила уехать из Америки, по мнению миссис Томкинс, во что бы то ни стало.
— Уехать во что бы то ни стало?
— Уехать с намерением никогда не возвращаться. — Майлс пожал плечами. — Миссис Томкинс слишком все драматизировала. Она еще говорила, что «милая славная девочка» в первые дни плавания была как потерянная, и она очень привязалась к ней. — Он захлопнул записную книжку и положил ее в карман жилета. — Вот насколько я продвинулся в своем расследовании до того, как ты вызвал меня обратно.
Остин выслушал рассказ с удивлением. Что заставило Элизабет так внезапно покинуть Америку, да еще с намерением никогда туда не возвращаться? Ясно, что за ее поездкой в Англию крылось нечто большее, чем визит к тетушке. Но была ли это ссора с родственниками? Странно, что она никогда не упоминала о них, однако, возможно, воспоминания были слишком мучительны, чтобы о них говорить, — причина, которую он мог понять.
— Благодарю, Майлс. Я ценю твою помощь.
— Всегда рад помочь. Нужно сделать для тебя что-либо еще?
— Не думаю. Почему бы после свадьбы тебе не остаться в Брэдфорд-Холле еще на несколько дней? Роберт вернулся из Европы, а мама любит, когда ты путаешься под ногами. И Каролина тоже.
Странное выражение промелькнуло на лице Майлса, и Остину показалось, что он собирается отклонить приглашение. Но Майлс кивнул:
— С большим удовольствием. Спасибо. А теперь ты должен удовлетворить мое любопытство. Меня смущает та таинственность, которой ты окружил свою просьбу. Мисс Мэтьюз не богата, но ведь у тебя нет необходимости жениться на богатой наследнице. И хотя она американка, она в то же время племянница графини. Если ты питал к ней нежные чувства, ты мог бы сказать мне. Естественно, я бы понял твое желание осторожно навести справки о будущей невесте.
Остин нахмурился. Он хотел рассказать Майлсу, что расследование не имеет никакого отношения к его чувствам — нежным или каким-то иным, но было проще не опровергать выдвинутые другом предположения. Это избавляло от объяснений, давать которые у него не было желания.
— Прости за осторожность, — сказал он, — но ты представляешь, как бы на меня накинулись, если бы кто-нибудь пронюхал про мои планы.
— Рад, что смог оказать тебе услугу. — Майлс усмехнулся. — Вдвойне рад, что не узнал о твоей нареченной ничего ужасного.
— Я тоже. Хотя полагаю, это ничего бы не изменило. Мой долг — жениться на ней.
Майлс поднялся. С ироничной улыбкой, прятавшейся в уголках рта, он заметил:
— Долг. Да, я уверен, что все дело в долге.
Глава 11
Глава 12
— Это часть тех драгоценностей, которыми владеет наша семья вот уже несколько поколений. Я выбрал его, потому что его цвет напоминает мне ваши глаза. Самые красивые глаза, какие мне приходилось видеть.
Не спуская глаз с кольца, она медленно повернула руку, любуясь лучами, отбрасываемыми камнем в свете камина. Затем перевела взгляд на Остина — на ее ресницах блестели слезы, и он испугался, что она сейчас заплачет. Но она потянулась к нему и нежно поцеловала его в щеку.
— Благодарю вас, Остин. Я никогда не видела такого красивого кольца. Я буду хранить его всю жизнь.
От волнения, звучавшего в ее голосе, у него сжалось сердце. Его охватило чувство душевной теплоты, теперь уже хорошо ему знакомое, которое он, казалось, всегда испытывал в ее присутствии, — чувство, которому он не мог найти другого названия, кроме как «чувство Элизабет».
Боже! В ней ощущались нежность, невинность, которые, как он был убежден, могут встретиться в женщине не чаще, чем один раз в столетие.
У нее доброе сердце. Она великодушная и щедрая.
В нем этого не было. Доказательство? Он не смог спасти Уильяма.
Остин долго смотрел на Элизабет, представляя ее новобрачной. Его невестой. Внезапная мысль поразила его, и он нахмурился: она соглашалась со всеми его планами, не задавая вопросов и не жалуясь, а он совсем не подумал, что ей, может быть, хотелось иметь пышную свадьбу, о которой мечтают женщины. Ему стало стыдно за свой эгоизм.
— С вами все в порядке, Остин?
— Мне только что пришло в голову, что эта скромная неожиданная свадьба — совеем не то, о чем вы мечтали.
Легкая улыбка показалась на ее губах.
— Все мои мечты о свадьбе всегда были мечтами о человеке, за которого я когда-нибудь выйду замуж, а не о торжественности и не о деталях пышной церемонии. Спустя две недели после первой встречи у лавки галантерейщика мои родители сбежали из дому, и в море их соединил в браке капитан корабля. Не имеет значения, как ты выходишь замуж. Имеет значение только то, за кого ты выходишь.
Не совсем понимая, что ему следует на это ответить, Остин обнял Элизабет и погрузил лицо в ее благоухающие волосы, наслаждаясь их теплым ароматом. Быстро поцеловав ее в лоб, он отступил назад:
— Нам следует вернуться к гостям.
Когда они не спеша возвращались в гостиную, Элизабет сказала:
— Думаю, вы понимаете, что меня очень беспокоит то, что мне предстоит стать герцогиней.
— Боюсь, это неизбежно, поскольку мы намерены пожениться.
Она вздохнула:
— Было бы намного лучше, намного проще, если бы вы были садовником. Или торговцем.
Он остановился и изумленно уставился на нее:
— Что вы сказали?
— О, я не хотела вас обидеть. Просто наша жизнь не была бы такой… сложной, если бы вы не носили столь высокого титула.
— Вы бы предпочли выйти замуж за торговца? Или садовника?
— Нет. Я предпочитаю выйти замуж за вас. За вас было бы проще выйти замуж, если бы вы были садовником.
Впервые Остин по-настоящему понял, что она, возможно, чувствовала бы себя счастливее, выходя замуж за торговца. Хотя она с уважением относилась к его титулу, он явно не производил на нее впечатления. В то же время сама мысль, что она может быть замужем за кем-то другим, что она обнимает другого мужчину, вызывала в нем бешеную ревность.
Стараясь казаться равнодушным (каким он себя отнюдь не чувствовал), Остин спросил:
— А если бы я был торговцем? Вы бы все равно вышли за меня?
Дотронувшись ладонью до его щеки, Элизабет ответила совершенно серьезно:
— Да, Остин. Я бы все равно вышла за вас.
Он пришел в замешательство. Он был почти уверен, что получит на свой вопрос какой-нибудь шутливый ответ, но она опять удивила его. Черт, как ей удается постоянно сбивать его с толку?
— Хотя ваша мать, Каролина и тетя Джоанна обещали помочь мне, я очень смутно представляю себе, чем именно занимается герцогиня.
Придя в себя, он ответил ей улыбкой.
— Это очень простое занятие. Все, что она должна делать, — это заботиться, чтобы ее герцог был счастлив.
Элизабет засмеялась:
— Как хорошо! Для вас. А как она должна заботиться, чтобы ее герцог был счастлив?
Остин медленно смерил взглядом ее высокую красивую фигуру.
— Для вас это будет совсем нетрудно, обещаю. — Он собирался показать ей, как именно она сможет сделать своего герцога счастливым, в их брачную ночь.
Он думал о том, как, черт побери, он выдержит такое ожидание.
Следующий день Элизабет провела, или, как выразился Остин, «была замурована», в залитой солнцем библиотеке вместе с его матерью, Каролиной, леди Пенброук и портнихами. Тем временем Остин трудился над отчетами, поступившими из его поместья в Суррее.
К концу дня цифры начали расплываться перед его усталыми глазами, и когда в дверь кабинета постучали, он с радостью отложил перо.
— Войдите.
Вошел Майлс и плотно закрыл за собой дверь.
— Ну, должен сказать тебе, Остин, с тобой не соскучишься.
Остин изобразил смущение:
— В самом деле? А я-то думал, что я довольно скучен и предсказуем…
— Что угодно, но только не это, старина. Сначала ты отправляешь меня в Лондон собирать сведения о мисс Мэтьюз. Затем вызываешь обратно, чтобы я присутствовал на вашей с этой женщиной свадьбе. — Майлс подошел к столу и с хорошо разыгранным вниманием принялся рассматривать Остина. — Гм… ты выглядишь вполне здоровым… никаких внешних признаков помешательства вроде диких прыжков или непристойных выкриков. Следовательно, я могу объяснить эту внезапную свадьбу либо тем, что ты безумно, страстно влюблен, либо… — Он замолчал и вопросительно поднял брови.
К своему большому огорчению, Остин почувствовал, что у него покраснела шея.
— От тряски в карете у тебя явно мозги съехали набекрень.
— Либо, — словно не слыша, продолжал Майлс, — ты обесчестил девушку. — Помолчав, он кивнул:
— Понятно. Не мог держать руки от нее подальше, а?
— Она спасла мне жизнь.
Майлс застыл на месте:
— Что?
Остин посвятил его во все события, произошедшие с ним за последние несколько дней. Когда он закончил, Майлс покачал головой:
— Боже милостивый, Остин! Тебе повезло, что ты жив и невредим. — Перегнувшись через стол, Майлс сжал его плечо. — Мы все в неоплатном долгу перед мисс Мэтьюз.
— И особенно я.
Глаза Майлса насмешливо блеснули.
— Спорю, ты благодарен судьбе, что тебя не нашла раненым одна из девиц Дигби.
Дрожь пробежала по спине Остина.
— Господи, конечно!
— Что наводит меня на мысль: как удалось мисс Мэтьюз найти тебя?
Прежде чем Остин смог придумать правдоподобное объяснение тому, чему не было правдоподобного объяснения, Майлс поднял руки:
— Не важно. Ясно, что вы договорились о свидании. Подробности меня не интересуют.
— Ну хорошо. — Остин прочистил горло. — Теперь расскажи, что ты узнал о мисс Мэтьюз.
Майлс удобно расположился в глубоком кресле рядом со столом Остина. Достав из кармана небольшую записную книжку в кожаном переплете, он сверился со своими записями.
— Мои расследования подтвердили, что она прибыла в Лондон третьего января сего года на борту «Звездного охотника». Мне повезло: «Звездный охотник» задержался в порту для ремонта, и я поговорил с его капитаном Гарольдом Бичемом. По словам капитана, мисс Мэтьюз была прекрасным пассажиром. Она никогда не жаловалась, даже в штормовую погоду. Вместе со своей компаньонкой по вечерам она часто выходила на палубу, чтобы посмотреть на звезды. Она очень хорошо разбиралась в астрономии, и он получал удовольствие от ее общества. — Майлс подмигнул Остину:
— Полагаю, он питал романтические чувства к твоей невесте.
Остин сжал челюсти, но не ответил на шутливый укол.
— А он не знал, впервые ли она ехала в Англию?
— Она ему сказала, что впервые. Он говорил, что хотя она с нетерпением ждала прибытия в Англию, но определенно была чем-то опечалена. По мнению Бичема, она скучала по дому, но сама она ничего об этом не говорила. — Майлс перевернул несколько страниц. — Я также нашел миссис Лоретту Томкинс, дорожную компаньонку.
Остин выпрямился:
— И что она сказала?
Майлс закатил глаза:
— Чего только она не говорила! Черт бы ее побрал: не успела она меня увидеть, как начала трещать не переставая. — Он потянул себя за мочки ушей. — Хорошо еще, что они крепко сидят, а то отвалились бы от ее болтовни. Я знаю об этой женщине больше, чем хотел бы узнать.
— И я надеюсь, ты поделишься со мной только теми подробностями, которые имеют отношение к делу.
Майлс изобразил обиду:
— Как пожелаешь. Но почему, черт возьми, я один должен знать всю историю ее жизни? — Театрально вздохнув, он заглянул в записную книжку. — По словам миссис Томкинс, мисс Мэтьюз — она называла ее «эта милая славная девочка» — поселилась после смерти отца у дальних родственников с его стороны, по фамилии Лонгрен.
— Она осталась без средств?
— Не нищей, но далеко не богатой. Она тяжело переживала неожиданную смерть отца. Мисс Мэтьюз, как рассказала миссис Томкинс, не могла оставаться одна в доме, поэтому она продала небольшой домик, где они с отцом жили, и переехала к родственникам. Очевидно, все шло гладко, пока что-то не случилось девять месяцев тому назад. Вот тогда-то мисс Мэтьюз собрала вещи и уехала.
— А что произошло?
— Миссис Томкинс точно не знала, но подозревала ссору с родственниками, ибо мисс Мэтьюз никогда о них не рассказывала и каждый раз, когда миссис Томкинс пыталась о них заговорить, переводила разговор на другую тему. Какова бы ни была причина, мисс Мэтьюз была страшно огорчена и решила уехать из Америки, по мнению миссис Томкинс, во что бы то ни стало.
— Уехать во что бы то ни стало?
— Уехать с намерением никогда не возвращаться. — Майлс пожал плечами. — Миссис Томкинс слишком все драматизировала. Она еще говорила, что «милая славная девочка» в первые дни плавания была как потерянная, и она очень привязалась к ней. — Он захлопнул записную книжку и положил ее в карман жилета. — Вот насколько я продвинулся в своем расследовании до того, как ты вызвал меня обратно.
Остин выслушал рассказ с удивлением. Что заставило Элизабет так внезапно покинуть Америку, да еще с намерением никогда туда не возвращаться? Ясно, что за ее поездкой в Англию крылось нечто большее, чем визит к тетушке. Но была ли это ссора с родственниками? Странно, что она никогда не упоминала о них, однако, возможно, воспоминания были слишком мучительны, чтобы о них говорить, — причина, которую он мог понять.
— Благодарю, Майлс. Я ценю твою помощь.
— Всегда рад помочь. Нужно сделать для тебя что-либо еще?
— Не думаю. Почему бы после свадьбы тебе не остаться в Брэдфорд-Холле еще на несколько дней? Роберт вернулся из Европы, а мама любит, когда ты путаешься под ногами. И Каролина тоже.
Странное выражение промелькнуло на лице Майлса, и Остину показалось, что он собирается отклонить приглашение. Но Майлс кивнул:
— С большим удовольствием. Спасибо. А теперь ты должен удовлетворить мое любопытство. Меня смущает та таинственность, которой ты окружил свою просьбу. Мисс Мэтьюз не богата, но ведь у тебя нет необходимости жениться на богатой наследнице. И хотя она американка, она в то же время племянница графини. Если ты питал к ней нежные чувства, ты мог бы сказать мне. Естественно, я бы понял твое желание осторожно навести справки о будущей невесте.
Остин нахмурился. Он хотел рассказать Майлсу, что расследование не имеет никакого отношения к его чувствам — нежным или каким-то иным, но было проще не опровергать выдвинутые другом предположения. Это избавляло от объяснений, давать которые у него не было желания.
— Прости за осторожность, — сказал он, — но ты представляешь, как бы на меня накинулись, если бы кто-нибудь пронюхал про мои планы.
— Рад, что смог оказать тебе услугу. — Майлс усмехнулся. — Вдвойне рад, что не узнал о твоей нареченной ничего ужасного.
— Я тоже. Хотя полагаю, это ничего бы не изменило. Мой долг — жениться на ней.
Майлс поднялся. С ироничной улыбкой, прятавшейся в уголках рта, он заметил:
— Долг. Да, я уверен, что все дело в долге.
Глава 11
Для проведения свадебной церемонии выбрали гостиную.
Все вокруг было украшено свежесрезанными цветами, и их пьянящее благоухание наполняло комнату. Посреди гостиной в несколько рядов стояли стулья, на которых расположилось более двадцати гостей.
Остин стоял между Робертом и местным священником, приглашенным совершить обряд бракосочетания. Когда в дверях, появилась Элизабет, все головы повернулись к ней, и по рядам гостей пробежал шепот.
У Остина перехватило дыхание. Никогда он не видел такого совершенства. Атласное платье цвета слоновой кости, лишенное каких-либо украшений, свободно падало от лифа с овальным вырезом к ее туфлям. Расширявшаяся книзу юбка заканчивалась сзади небольшим шлейфом. Длинные белые, расшитые жемчугом и золотом перчатки доходили до коротких пышных рукавов.
Шелковистые локоны падали ей на спину, спускаясь до талии. Единственными украшениями были ее обручальное кольцо и сверкавшие в волосах бриллиантовые нити — свадебный подарок его матери.
Элизабет медленно направилась к жениху, ее сияющие золотисто-карие глаза не отрывались от его глаз. Трепетная улыбка дрожала на ее губах.
— Бог мой, Остин! — с благоговейным восторгом прошептал Роберт. — Она неотразима.
Остин, не сводивший глаз с Элизабет, не ответил. Роберт толкнул его локтем.
— Знаешь, тебе еще не поздно передумать, — прошептал он. — Уверен, мы без труда найдем тебе замену. Ради того, чтобы спасти тебя от ужасов супружества и всего прочего, я мог бы, пожалуй, пожертвовать собой.
Остин по-прежнему смотрел только на Элизабет.
— Еще одно такое замечание, братец, и тебя засунут в розовый куст. Головой вниз.
Роберт ухмыльнулся и замолчал.
Церемония длилась меньше четверти часа. После того как они дали друг другу обет, связавший их на всю жизнь, Остин прикоснулся к ее губам, и сердце чуть не выскочило из его груди.
«Она моя».
Он еще даже не отдавал себе отчета, почему он ощущает такую… бурную радость. Но все время, пока собравшиеся поздравляли их и желали счастья жениху и невесте, блаженная улыбка не покидала его лица.
За свадебной церемонией последовал роскошный свадебный пир. Однако Остина тревожило, что задерживается отъезд в Лондон. Ограничившись лишь тонким ломтиком жареного барашка и порцией отварного палтуса, он и за столом напоминал себе, что ему следует ехать в Лондон и что он ждет дальнейших известий от шантажиста. Завтра — первое июля. И поскольку он до сих пор ничего не слышал о Джеймсе Кинни, предстояло посетить Боу-стрит.
Но тут он взглянул на свою жену — свою прекрасную, загадочную, очаровательную жену, и все мысли о расследовании исчезли из его головы, как исчезают под лучами солнца капли дождя на листьях.
Наконец, когда долгий ужин закончился, они переоделись в дорожное платье и, сопровождаемые добрыми пожеланиями и взмахами рук, отправились в Лондон.
Заняв свое место в карете с фамильными гербами, Остин с улыбкой наблюдал, как Элизабет махала рукой до тех пор, пока не стало уже трудно кого-либо разглядеть. Сев на роскошные бархатные подушки цвета бургундского, она улыбнулась:
— Какая прекрасная карета, Остин! И такая удобная. Даже ухабов почти не чувствуешь.
— Рад, что тебе нравится.
— И церемония прошла прекрасно, разве ты не согласен?
— Прекрасно. — Он заметил у нее на коленях сверток. — Что это?
— Подарок.
— Подарок?
— Да. Это американское слово означает «что-то, даваемое одним человеком другому». — Она протянула ему сверток. — Это тебе.
— Мне? Ты купила мне подарок?
— Не совсем так. Но ты поймешь, когда развернешь его.
Остин с любопытством разрезал ленту и осторожно развернул сверток. Внутри он обнаружил рисунок, который она сделала у ручья, когда просила его вспомнить что-нибудь хорошее. Рисунок был вставлен в красивую рамку вишневого дерева.
Он молча смотрел на рисунок, и на душе становилось тепло. Несмотря на то что в его семье было принято обмениваться подарками по особым случаям, вроде дня рождения, Остин не помнил, когда в последний раз кто-либо удивил его подарком.
Прошла целая минута, прежде чем он смог заговорить.
— Элизабет, я просто не нахожу слов.
— О Господи, да тебе ничего и не надо говорить! — тихо ответила она.
— Но я должен. — Он отвел глаза от рисунка и, взглянув на нее, удивился, что она выглядит расстроенной. — Полагаю, мне следует сказать спасибо, но ведь это слишком мало за подарок, сделанный от всей души. — Он улыбнулся. — Спасибо.
— Ох! Пожалуйста. Когда ты промолчал, я подумала…
— Что подумала?
— Что глупо было с моей стороны дарить свой любительский набросок человеку, у которого есть все, включая и бесценные произведения искусства.
— Ты совершенно неверно истолковала мое молчание, уверяю тебя. Просто я не могу вспомнить, получал ли я когда-нибудь такой приятный подарок. Я на минуту просто потерял дар речи. — Такое откровенное признание удивило его самого. — А где ты достала рамку?
— Твоя мать любезно предложила мне поискать в огромной кладовой Брэдфорд-Холла, и я нашла ее там. — Элизабет лукаво улыбнулась. — Ты не поверишь, чего мне стоило вырваться из лап портнихи даже на несколько минут. Но несмотря на то что я сбежала от подушечек с иголками и булавками, она сшила очень красивое свадебное платье.
— Да, очень. — Остин осторожно завернул рисунок и положил на сиденье рядом с ней. — Ты не хотела бы сесть рядом со мной? — предложил он, похлопав по подушке.
Она без колебаний пересела к нему. Не успела она устроиться, как он наклонился и легким поцелуем коснулся ее губ.
— Спасибо, Элизабет.
— Пожалуйста, — улыбнулась она, и он с трудом удержался, чтобы не посадить ее на колени и целовать, целовать, целовать. Решив не поддаваться желаниям, которые заставили бы его мучиться всю дорогу, он достал из кармана колоду карт.
— Дорога до Лондона займет около пяти часов, — заметил он, тасуя карты. — Ты играешь в пикет?
— Нет, но хотела бы научиться.
Очень скоро он обнаружил, что его жена обладает необыкновенными способностями к карточным играм. Казалось, не успевал он объяснить правила, как она уже обыгрывала его. И очень умело.
Хотя он предложил игру в карты, с тем чтобы голова и руки его были заняты, дело шло совсем не так, как он рассчитывал. Он играл весьма неплохо, пока она не сняла свой дорожный жакет. Нельзя было не заметить, как тонкий муслин платья персикового цвета натягивается на ее груди, когда она, нахмурившись, сосредоточенно изучает свои карты.
Затем ситуация еще больше осложнилась: ей стало жарко, и она сбросила с плеч кружевное фишю, предоставляя ему возможность любоваться ее гладкой кожей и — время от времени — соблазнительной впадинкой между грудями. Он обнаружил, что смотрит на ее грудь и не в состоянии сосредоточить внимание на игре — почти мгновенно он «прозевал» две взятки.
— С тобой все в порядке, Остин? Голова не беспокоит тебя?
Он поспешно отвел глаза.
— По правде говоря, я немного… э… мне слишком жарко. — Он отодвинул занавеску и с облегчением вздохнул. — Через несколько минут мы остановимся, чтобы переменить лошадей.
«Слава Богу. Мне нужен воздух».
Пока кучер менял лошадей, Остин с удовольствием размял ноги. Он наблюдал за Элизабет, которая неподалеку от него склонилась над какими-то растениями.
Когда лошади были готовы, он помог ей сесть в карету, и они двинулись дальше.
— Никогда не догадаешься, что я нашла, — сказала она, расправляя юбки.
— Судя по твоей сияющей улыбке, я бы подумал, что бриллианты.
Элизабет покачала головой и протянула ему свою шляпу. В ней лежала горсть ярко-красной земляники.
— Ее там очень много. Кучер показал мне. — Она выбрала из шляпы ягоду и протянула Остину. — Ты когда-нибудь слышал, откуда появилась земляника? — спросила она, бросив в рот ягоду и наслаждаясь ее ароматом.
— Нет. Это американская сказка?
— Не совсем. Это легенда индейцев чероки. Мне ее рассказал папа. Хочешь послушать?
Откинувшись на бархатные подушки, он кивнул:
— Конечно.
— Давным-давно жили муж с женой и были очень счастливы вместе. Но прошло какое-то время, и они начали ссориться. Жена бросила своего мужа и отправилась далеко на восток — в страну Солнца. Он пошел следом, но женщина шла не оглядываясь.
Солнцу стало жаль мужчину, и оно спросило его, сердится ли он по-прежнему на свою жену. Мужчина сказал, что нет и хочет, чтобы она вернулась. — Элизабет замолчала и бросила в рот еще одну ягоду.
— И что было дальше? — спросил Остин, заинтересованный необычной сказкой.
— Солнце сделало так, что прямо перед женщиной появилась целая поляна сочной черники, но женщина на нее даже не посмотрела. Потом на ее пути выросла ежевика, но она не обратила внимания и на нее. Тогда Солнце стало сажать на ее пути разные фрукты, чтобы соблазнить ее, но женщина продолжала идти.
И вдруг она увидела землянику. Прекрасную, спелую, блестящую землянику. Которую еще никто не видел. Когда женщина съела одну ягоду, ей захотелось угостить мужа. Она собрала ягоды и пошла обратно, чтобы отдать их ему. Они встретились на дороге, улыбнулись друг другу и вернулись домой вместе.
Элизабет улыбнулась и протянула ему еще одну ягоду.
— Теперь ты знаешь, откуда появилась земляника.
— Очень интересная история, — сказал Остин, глядя на ее влажные от розового сока земляники губы. Он вспомнил сладкий ягодный вкус поцелуя, и тут же приказал себе думать о чем-нибудь другом. Черт, почему это так трудно?
Они с наслаждением доедали ягоды, а он в это время думал о том, что ему следует делать, чтобы держать свои руки подальше от нее, пока они не доберутся до Лондона. Но жена разрешила его проблему, как только была съедена последняя ягода.
— Боже мой, — произнесла она, подавляя зевок, — так хочется спать!
Элизабет закрыла глаза, и у него вырвался вздох облегчения. Ему будет легче отказаться от соблазна, если она уснет. Притянув ее к себе, он положил ее голову на свое плечо.
— Иди сюда, мисс Крепкое Здоровье, — поддразнил Остин, — пока не сползла и не заснула на полу.
— Полагаю, я оказалась бы в довольно унизительном положении, — сонным голосом произнесла она, устраиваясь под боком у Остина.
— Поведение, совершенно не приличествующее герцогине, — согласился он, но Элизабет уже не слышала его. Она спала.
Осторожно подвинувшись, чтобы не разбудить ее, Остин сел поудобнее, уютно устроив ее рядом. Аромат сирени окружал его, ее нежное тело прижималось к нему, и в нем опять пробудились чувства, которые он старался заглушить. Проклятие! Оказалось, сопротивляться искушению труднее, чем он предполагал.
И все время, пока он боролся с собой, она спала. Он напрягся и отяжелел от желания, она же во сне расслабилась, обмякла и, вздохнув, еще крепче прижалась к нему. Тяжкий стон вырвался из его груди.
Поездка обещала быть чертовски долгой.
Все вокруг было украшено свежесрезанными цветами, и их пьянящее благоухание наполняло комнату. Посреди гостиной в несколько рядов стояли стулья, на которых расположилось более двадцати гостей.
Остин стоял между Робертом и местным священником, приглашенным совершить обряд бракосочетания. Когда в дверях, появилась Элизабет, все головы повернулись к ней, и по рядам гостей пробежал шепот.
У Остина перехватило дыхание. Никогда он не видел такого совершенства. Атласное платье цвета слоновой кости, лишенное каких-либо украшений, свободно падало от лифа с овальным вырезом к ее туфлям. Расширявшаяся книзу юбка заканчивалась сзади небольшим шлейфом. Длинные белые, расшитые жемчугом и золотом перчатки доходили до коротких пышных рукавов.
Шелковистые локоны падали ей на спину, спускаясь до талии. Единственными украшениями были ее обручальное кольцо и сверкавшие в волосах бриллиантовые нити — свадебный подарок его матери.
Элизабет медленно направилась к жениху, ее сияющие золотисто-карие глаза не отрывались от его глаз. Трепетная улыбка дрожала на ее губах.
— Бог мой, Остин! — с благоговейным восторгом прошептал Роберт. — Она неотразима.
Остин, не сводивший глаз с Элизабет, не ответил. Роберт толкнул его локтем.
— Знаешь, тебе еще не поздно передумать, — прошептал он. — Уверен, мы без труда найдем тебе замену. Ради того, чтобы спасти тебя от ужасов супружества и всего прочего, я мог бы, пожалуй, пожертвовать собой.
Остин по-прежнему смотрел только на Элизабет.
— Еще одно такое замечание, братец, и тебя засунут в розовый куст. Головой вниз.
Роберт ухмыльнулся и замолчал.
Церемония длилась меньше четверти часа. После того как они дали друг другу обет, связавший их на всю жизнь, Остин прикоснулся к ее губам, и сердце чуть не выскочило из его груди.
«Она моя».
Он еще даже не отдавал себе отчета, почему он ощущает такую… бурную радость. Но все время, пока собравшиеся поздравляли их и желали счастья жениху и невесте, блаженная улыбка не покидала его лица.
За свадебной церемонией последовал роскошный свадебный пир. Однако Остина тревожило, что задерживается отъезд в Лондон. Ограничившись лишь тонким ломтиком жареного барашка и порцией отварного палтуса, он и за столом напоминал себе, что ему следует ехать в Лондон и что он ждет дальнейших известий от шантажиста. Завтра — первое июля. И поскольку он до сих пор ничего не слышал о Джеймсе Кинни, предстояло посетить Боу-стрит.
Но тут он взглянул на свою жену — свою прекрасную, загадочную, очаровательную жену, и все мысли о расследовании исчезли из его головы, как исчезают под лучами солнца капли дождя на листьях.
Наконец, когда долгий ужин закончился, они переоделись в дорожное платье и, сопровождаемые добрыми пожеланиями и взмахами рук, отправились в Лондон.
Заняв свое место в карете с фамильными гербами, Остин с улыбкой наблюдал, как Элизабет махала рукой до тех пор, пока не стало уже трудно кого-либо разглядеть. Сев на роскошные бархатные подушки цвета бургундского, она улыбнулась:
— Какая прекрасная карета, Остин! И такая удобная. Даже ухабов почти не чувствуешь.
— Рад, что тебе нравится.
— И церемония прошла прекрасно, разве ты не согласен?
— Прекрасно. — Он заметил у нее на коленях сверток. — Что это?
— Подарок.
— Подарок?
— Да. Это американское слово означает «что-то, даваемое одним человеком другому». — Она протянула ему сверток. — Это тебе.
— Мне? Ты купила мне подарок?
— Не совсем так. Но ты поймешь, когда развернешь его.
Остин с любопытством разрезал ленту и осторожно развернул сверток. Внутри он обнаружил рисунок, который она сделала у ручья, когда просила его вспомнить что-нибудь хорошее. Рисунок был вставлен в красивую рамку вишневого дерева.
Он молча смотрел на рисунок, и на душе становилось тепло. Несмотря на то что в его семье было принято обмениваться подарками по особым случаям, вроде дня рождения, Остин не помнил, когда в последний раз кто-либо удивил его подарком.
Прошла целая минута, прежде чем он смог заговорить.
— Элизабет, я просто не нахожу слов.
— О Господи, да тебе ничего и не надо говорить! — тихо ответила она.
— Но я должен. — Он отвел глаза от рисунка и, взглянув на нее, удивился, что она выглядит расстроенной. — Полагаю, мне следует сказать спасибо, но ведь это слишком мало за подарок, сделанный от всей души. — Он улыбнулся. — Спасибо.
— Ох! Пожалуйста. Когда ты промолчал, я подумала…
— Что подумала?
— Что глупо было с моей стороны дарить свой любительский набросок человеку, у которого есть все, включая и бесценные произведения искусства.
— Ты совершенно неверно истолковала мое молчание, уверяю тебя. Просто я не могу вспомнить, получал ли я когда-нибудь такой приятный подарок. Я на минуту просто потерял дар речи. — Такое откровенное признание удивило его самого. — А где ты достала рамку?
— Твоя мать любезно предложила мне поискать в огромной кладовой Брэдфорд-Холла, и я нашла ее там. — Элизабет лукаво улыбнулась. — Ты не поверишь, чего мне стоило вырваться из лап портнихи даже на несколько минут. Но несмотря на то что я сбежала от подушечек с иголками и булавками, она сшила очень красивое свадебное платье.
— Да, очень. — Остин осторожно завернул рисунок и положил на сиденье рядом с ней. — Ты не хотела бы сесть рядом со мной? — предложил он, похлопав по подушке.
Она без колебаний пересела к нему. Не успела она устроиться, как он наклонился и легким поцелуем коснулся ее губ.
— Спасибо, Элизабет.
— Пожалуйста, — улыбнулась она, и он с трудом удержался, чтобы не посадить ее на колени и целовать, целовать, целовать. Решив не поддаваться желаниям, которые заставили бы его мучиться всю дорогу, он достал из кармана колоду карт.
— Дорога до Лондона займет около пяти часов, — заметил он, тасуя карты. — Ты играешь в пикет?
— Нет, но хотела бы научиться.
Очень скоро он обнаружил, что его жена обладает необыкновенными способностями к карточным играм. Казалось, не успевал он объяснить правила, как она уже обыгрывала его. И очень умело.
Хотя он предложил игру в карты, с тем чтобы голова и руки его были заняты, дело шло совсем не так, как он рассчитывал. Он играл весьма неплохо, пока она не сняла свой дорожный жакет. Нельзя было не заметить, как тонкий муслин платья персикового цвета натягивается на ее груди, когда она, нахмурившись, сосредоточенно изучает свои карты.
Затем ситуация еще больше осложнилась: ей стало жарко, и она сбросила с плеч кружевное фишю, предоставляя ему возможность любоваться ее гладкой кожей и — время от времени — соблазнительной впадинкой между грудями. Он обнаружил, что смотрит на ее грудь и не в состоянии сосредоточить внимание на игре — почти мгновенно он «прозевал» две взятки.
— С тобой все в порядке, Остин? Голова не беспокоит тебя?
Он поспешно отвел глаза.
— По правде говоря, я немного… э… мне слишком жарко. — Он отодвинул занавеску и с облегчением вздохнул. — Через несколько минут мы остановимся, чтобы переменить лошадей.
«Слава Богу. Мне нужен воздух».
Пока кучер менял лошадей, Остин с удовольствием размял ноги. Он наблюдал за Элизабет, которая неподалеку от него склонилась над какими-то растениями.
Когда лошади были готовы, он помог ей сесть в карету, и они двинулись дальше.
— Никогда не догадаешься, что я нашла, — сказала она, расправляя юбки.
— Судя по твоей сияющей улыбке, я бы подумал, что бриллианты.
Элизабет покачала головой и протянула ему свою шляпу. В ней лежала горсть ярко-красной земляники.
— Ее там очень много. Кучер показал мне. — Она выбрала из шляпы ягоду и протянула Остину. — Ты когда-нибудь слышал, откуда появилась земляника? — спросила она, бросив в рот ягоду и наслаждаясь ее ароматом.
— Нет. Это американская сказка?
— Не совсем. Это легенда индейцев чероки. Мне ее рассказал папа. Хочешь послушать?
Откинувшись на бархатные подушки, он кивнул:
— Конечно.
— Давным-давно жили муж с женой и были очень счастливы вместе. Но прошло какое-то время, и они начали ссориться. Жена бросила своего мужа и отправилась далеко на восток — в страну Солнца. Он пошел следом, но женщина шла не оглядываясь.
Солнцу стало жаль мужчину, и оно спросило его, сердится ли он по-прежнему на свою жену. Мужчина сказал, что нет и хочет, чтобы она вернулась. — Элизабет замолчала и бросила в рот еще одну ягоду.
— И что было дальше? — спросил Остин, заинтересованный необычной сказкой.
— Солнце сделало так, что прямо перед женщиной появилась целая поляна сочной черники, но женщина на нее даже не посмотрела. Потом на ее пути выросла ежевика, но она не обратила внимания и на нее. Тогда Солнце стало сажать на ее пути разные фрукты, чтобы соблазнить ее, но женщина продолжала идти.
И вдруг она увидела землянику. Прекрасную, спелую, блестящую землянику. Которую еще никто не видел. Когда женщина съела одну ягоду, ей захотелось угостить мужа. Она собрала ягоды и пошла обратно, чтобы отдать их ему. Они встретились на дороге, улыбнулись друг другу и вернулись домой вместе.
Элизабет улыбнулась и протянула ему еще одну ягоду.
— Теперь ты знаешь, откуда появилась земляника.
— Очень интересная история, — сказал Остин, глядя на ее влажные от розового сока земляники губы. Он вспомнил сладкий ягодный вкус поцелуя, и тут же приказал себе думать о чем-нибудь другом. Черт, почему это так трудно?
Они с наслаждением доедали ягоды, а он в это время думал о том, что ему следует делать, чтобы держать свои руки подальше от нее, пока они не доберутся до Лондона. Но жена разрешила его проблему, как только была съедена последняя ягода.
— Боже мой, — произнесла она, подавляя зевок, — так хочется спать!
Элизабет закрыла глаза, и у него вырвался вздох облегчения. Ему будет легче отказаться от соблазна, если она уснет. Притянув ее к себе, он положил ее голову на свое плечо.
— Иди сюда, мисс Крепкое Здоровье, — поддразнил Остин, — пока не сползла и не заснула на полу.
— Полагаю, я оказалась бы в довольно унизительном положении, — сонным голосом произнесла она, устраиваясь под боком у Остина.
— Поведение, совершенно не приличествующее герцогине, — согласился он, но Элизабет уже не слышала его. Она спала.
Осторожно подвинувшись, чтобы не разбудить ее, Остин сел поудобнее, уютно устроив ее рядом. Аромат сирени окружал его, ее нежное тело прижималось к нему, и в нем опять пробудились чувства, которые он старался заглушить. Проклятие! Оказалось, сопротивляться искушению труднее, чем он предполагал.
И все время, пока он боролся с собой, она спала. Он напрягся и отяжелел от желания, она же во сне расслабилась, обмякла и, вздохнув, еще крепче прижалась к нему. Тяжкий стон вырвался из его груди.
Поездка обещала быть чертовски долгой.
Глава 12
Элизабет проснулась, не сразу вспомнив, где она находится. Первое, что она заметила, — это то, что вокруг было темно. А второе — что она лежит на мягких бархатных подушках.
Остин обнимал ее. Она попыталась отодвинуться, но его руки еще крепче сжали ее, не давая пошевелиться.
— Ты куда? — прозвучал возле ее уха чуть хрипловатый голос, от которого у нее холодок пробежал по спине.
— Должно быть, я тебя придавила…
— Нисколько. Мне очень удобно.
Успокоенная, Элизабет снова прижалась к нему, вдыхая удивительный аромат, исходивший от него. Так, должно быть, пахнет… в раю. Сандаловым деревом и теплым солнечным светом. Остином.
Она глубоко вздохнула.
— Когда мы приедем в Лондон?
— Мы будем дома самое большее через полчаса. Но как ни приятно мне обнимать тебя, нам лучше заранее привести себя в порядок.
Элизабет села и просунула руки в рукава жакета.
— Где в Лондоне твой дом?
— Наш лондонский дом — на Парк-лейн, на той же улице, что и городской дом твоей тети Джоанны. Мы живем рядом с Гайд-парком, в районе, который называется Мейфэр. Мы также недалеко от Бонд-стрит, где можно купить все, что пожелаешь.
— О, купить! Да, надо будет пройтись по магазинам.
Равнодушие, прозвучавшее в ее голосе, выдало ее.
— Тебя не интересуют магазины? — с нескрываемым удивлением спросил он.
— По правде говоря, нет. Я считаю хождение по десяткам магазинов, в которых разглядываешь вещи, покупать которые нет никакой необходимости, пустой тратой времени. Однако если это входит в обязанности герцогини, я постараюсь ходить по магазинам.
— Наверняка найдутся какие-нибудь безделушки и вещи для тебя лично, которые тебе захочется купить. В конце концов, тебе придется что-то делать с теми деньгами, которые я буду давать тебе на булавки.
— На булавки?
— Да. Это английское выражение означает «регулярно выплачиваемая сумма». Каждые три месяца ты будешь получать деньги, которые сможешь тратить как пожелаешь.
— И какова же эта сумма? — спросила она, недоумевая, что же ей придется покупать, когда у него уже все есть. Он назвал цифру, и Элизабет изумленно открыла рот:
Остин обнимал ее. Она попыталась отодвинуться, но его руки еще крепче сжали ее, не давая пошевелиться.
— Ты куда? — прозвучал возле ее уха чуть хрипловатый голос, от которого у нее холодок пробежал по спине.
— Должно быть, я тебя придавила…
— Нисколько. Мне очень удобно.
Успокоенная, Элизабет снова прижалась к нему, вдыхая удивительный аромат, исходивший от него. Так, должно быть, пахнет… в раю. Сандаловым деревом и теплым солнечным светом. Остином.
Она глубоко вздохнула.
— Когда мы приедем в Лондон?
— Мы будем дома самое большее через полчаса. Но как ни приятно мне обнимать тебя, нам лучше заранее привести себя в порядок.
Элизабет села и просунула руки в рукава жакета.
— Где в Лондоне твой дом?
— Наш лондонский дом — на Парк-лейн, на той же улице, что и городской дом твоей тети Джоанны. Мы живем рядом с Гайд-парком, в районе, который называется Мейфэр. Мы также недалеко от Бонд-стрит, где можно купить все, что пожелаешь.
— О, купить! Да, надо будет пройтись по магазинам.
Равнодушие, прозвучавшее в ее голосе, выдало ее.
— Тебя не интересуют магазины? — с нескрываемым удивлением спросил он.
— По правде говоря, нет. Я считаю хождение по десяткам магазинов, в которых разглядываешь вещи, покупать которые нет никакой необходимости, пустой тратой времени. Однако если это входит в обязанности герцогини, я постараюсь ходить по магазинам.
— Наверняка найдутся какие-нибудь безделушки и вещи для тебя лично, которые тебе захочется купить. В конце концов, тебе придется что-то делать с теми деньгами, которые я буду давать тебе на булавки.
— На булавки?
— Да. Это английское выражение означает «регулярно выплачиваемая сумма». Каждые три месяца ты будешь получать деньги, которые сможешь тратить как пожелаешь.
— И какова же эта сумма? — спросила она, недоумевая, что же ей придется покупать, когда у него уже все есть. Он назвал цифру, и Элизабет изумленно открыла рот: