— В таком случае вы бы?.. — напомнил он.
   Она подняла веки и посмотрела ему в глаза. Нежность и ласка, сиявшие в глубине ее выразительных золотисто-карих глаз, потрясли его. Он не мог вспомнить, чтобы кто-нибудь раньше смотрел на него таким взглядом. Теплая волна пробежала по его словно пробудившемуся телу.
   Нерешительная улыбка появилась на ее губах.
   — Я бы смягчилась и вышла за вас замуж.
   Невероятное ощущение, которое можно было бы назвать огромным облегчением, буквально пронзило его.
   — Это означает «да»?
   — Да.
   Слава Богу! Незнакомое ранее чувство охватило его. Но Остин не стал задумываться над этим. Вместо этого он заключил Элизабет в свои объятия. Его губы так сильно и требовательно прижались к ее губам, что у обоих остановилось дыхание. Его губы жадно ласкали ее, язык проникал в бархатную теплоту рта. С тихим вздохом она приникла к нему и с такой страстью ответила на поцелуй, что он утратил способность сдерживать себя. «Господи, я не могу больше ждать, когда эта женщина станет моей!»
   Остин шептал ее имя, погружая пальцы в ее шелковистые волосы, а его губы не отрывались от ее рта, язык словно впитывал сладость ее ароматной теплоты, пока боль в его теле не стала невыносимой. Пусть все летит к чертям, он хотел ее. Сейчас же. Хотел, чтобы она была под ним, над ним, чтобы она была рядом…
   — Я не помешал? — раздался у дверей насмешливый голос.
   Остин замер и едва сдержался, чтобы не выругаться. Проклятие! Роберт отсутствовал два месяца. И уж конечно, младший брат мог бы задержаться еще на пару минут.
   Подняв голову, Остин посмотрел на испуганное, густо покрасневшее лицо Элизабет. На ее распухшие от поцелуев губы. Роберт заплатит за свое внезапное вторжение. И очень дорого.
   Элизабет попыталась выскользнуть из его объятий, но он еще крепче прижал ее к себе.
   — Все в порядке, — шепнул он. — Это всего лишь мой брат.
   Не выпуская ее из рук, он повернулся и посмотрел на Роберта убийственным взглядом:
   — Я вижу, что, развлекаясь в Европе, ты забыл, зачем закрывают двери.
   — Вовсе нет, — ответил Роберт, с жадным любопытством уставившись на Элизабет. — Я стучал. Даже несколько раз. Ты, очевидно, был слишком… гм… занят, чтобы слышать стук. Я уже собирался вернуться в гостиную, когда ясно услышал за дверью стон. Естественно, я испугался, что ты в опасности, и вошел. — На его лице играла дьявольская усмешка. — Совершенно очевидно, что причин для беспокойства не было. — Он кашлянул. — Итак, ты не собираешься познакомить меня с этой прекрасной молодой леди?
   Остину с большим удовольствием хотелось бы познакомить его с кустом бирючины под окном. Причем головой вниз. Однако благоразумие помешало ему сделать это.
   — Элизабет, разрешите вам представить моего брата Роберта, молодого человека, не отличающегося тактичностью или понятием о времени. Роберт, это мисс Элизабет Мэтьюз… моя невеста.
   — Рад познакомиться… — Слова Роберта замерли у него на губах, брови в изумлении взлетели. — Ты сказал «моя невеста»? То есть вы помолвлены? И женитесь?
   Кипевшее в Остине раздражение значительно утихло при виде ошарашенного выражения лица Роберта.
   — Роберт, твое владение языком и твои дедуктивные способности всегда были источником гордости нашей семьи.
   Не говоря ни слова, Роберт подошел к Элизабет и опустился перед ней на одно колено. Прижав руку к сердцу, он произнес:
   — Моя дорогая леди. Для меня истинная честь познакомиться с вами. И я на всю жизнь благодарен вам за то, что вы изъяли моего брата с ярмарки женихов. Возможно, теперь другой — бедный неудачник без титула, а именно я — получит шанс быть замеченным красивой женщиной. Я уж не надеюсь, что у вас дома имеется еще одна, подобная вам… Сестра, может быть? Кузина? Тетушка? Бабушка?
   Элизабет, с горящими от смущения щеками, взглянула на молодого человека, склонившегося перед ней. Насмешливые синие глаза смотрели на нее с лица, похожего на лицо Остина. Но если внешность Остина выражала твердость характера, сдержанность и серьезность, то его младший брат казался мягче, более открытым и веселым. Несмотря на крайнее смущение, она не смогла не ответить на его заразительную улыбку.
   — Рада познакомиться с вами, лорд Роберт, — сказала она, приседая в неловком реверансе, что ей нелегко было сделать, поскольку рука Остина по-прежнему обнимала ее за талию.
   Роберт поднялся на ноги и поклонился ей.
   — Вы должны называть меня просто Робертом. И я очень рад. — Повернувшись, он протянул руку Остину. — Поздравляю, брат. Желаю тебе счастья.
   Остин наконец отпустил талию Элизабет. Он пожал руку Роберта.
   — Спасибо, Роберт. И поскольку ты появился так неожиданно, я бы хотел воспользоваться случаем и попросить тебя быть моим шафером.
   — Буду счастлив. — Роберт весело улыбнулся Элизабет. — Я всегда знал, что я человек достойный. Очень приятно слышать, что Остин наконец это признал. Так вы сказали, что у вас есть сестра?
   — Боюсь, что нет, — ответила она.
   — Как всегда, не везет. — Он с удрученным видом покачал головой и, подойдя к столу, налил себе бренди. — Когда же свадьба?
   Элизабет собиралась сказать, что не знает, но Остин ее опередил:
   — Послезавтра.
   Элизабет лишилась дара речи.
   Послезавтра.
   Роберт удивленно посмотрел на Остина:
   — Твоя нареченная, кажется, немного… э… удивлена этим известием? Я плохо разбираюсь в таких вещах, но думаю, что обычно даме сообщают, когда состоится свадьба.
   — Я как раз собирался обсудить с ней это, когда ты вломился сюда.
   Глаза Роберта лукаво блеснули.
   — В самом деле? Так вы именно этим собирались заняться? А мне показалось…
   — Роберт.
   Одного слова, произнесенного ледяным тоном, было достаточно. Роберт поставил бокал и поднял руки:
   — Ничего не говори. Насколько я понимаю, ты боишься, что я останусь и буду потчевать тебя рассказами о своих заграничных приключениях, но я действительно должен идти. Я приехал всего час назад, едва поговорил с матушкой и обещал встретиться с ней в гостиной перед обедом.
   — Я еще не объявлял о помолвке, Роберт.
   — На моих устах печать. — Подойдя к Элизабет, Роберт взял ее руку и поцеловал пальцы. Какой-то образ мелькнул у нее в голове, и на секунду ей показалось, что она заглянула в его душу.
   — Надеюсь увидеть вас за обедом, — произнес он; в его глазах Элизабет прочла искреннее дружелюбие.
   — Благодарю вас.
   Роберт направился к двери с легкой неспешной грацией, так не похожей на целеустремленную походку Остина. Перед тем как закрыть за собой дверь, он подмигнул, заставив Элизабет залиться румянцем.
   Она ждала, что Остин заговорит, но он смотрел на закрытую дверь с таким гневом, которого хватило бы, чтобы прожечь в дереве дыру. Наконец она сказала:
   — Ваш брат очень забавен.
   — Он просто несносен.
   — Он любит вас.
   — Он… — Остин обернулся и посмотрел на нее:
   — Что вы сказали?
   — Он любит вас. Он весь сгорает от любопытства и беспокойства за вас — из-за того, что вы решили жениться на мне.
   — Беспокойства? Что заставляет вас так думать?
   «Я коснулась его. Я это почувствовала».
   — Несмотря на его шутки, он явно обеспокоен, правильное ли решение вы приняли. Я многое поняла, наблюдая за вами обоими. Интересно, сознаете ли вы оба, насколько похожи.
   Ее слова удивили его.
   — Похожи? Мы с Робертом совсем не похожи.
   «О нет, я знаю, что похожи. В душе. Там, где это имеет значение».
   Она не стала спорить и наклонила голову:
   — Возможно, вы правы. Ведь вы серьезный человек, а Роберт — легкий, жизнерадостный.
   — Не уверен, что «жизнерадостный» — то слово, которым бы я охарактеризовал его в данный момент, но это не важно. Нам и так есть о чем поговорить.
   — Да, конечно. Остин, объясните, Бога ради, что вы имели в виду, когда сказали, что свадьба состоится послезавтра.
   — То, что сказал. Я почти весь день вел переговоры с моими поверенными и добывал специальное разрешение, которое должен получить завтра. Мы могли бы назначить церемонию на завтрашний вечер, но, возможно, вам потребуется лишний день на необходимые приготовления.
   — Но ведь этого времени недостаточно, чтобы подготовиться к свадьбе!
   — Моей матери потребовалось бы вдвое меньше времени, чтобы устроить коронацию. Вовлеките в это свою тетушку и Каролину, и мы сможем пожениться еще до завтрака. — Взяв ее лицо обеими ладонями, он, нахмурившись, посмотрел на нее. — Я надеюсь, вы не передумаете?
   У Элизабет сжало горло. Передумать? Как говорили бритты: «Не дождетесь, черт побери!»
   — Конечно, нет. — Морщина на его лбу разгладилась, и она улыбнулась. — Но в отличие от вашей матери и моей тети Джоанны я согласна, что нам все-таки лучше устроить свадьбу послезавтра. — Она положила руки ему на плечи и почувствовала, как напряглись его мускулы. — Можно спросить, почему вы хотите, чтобы церемония состоялась так скоро?
   Если она надеялась, что за его решением крылись романтические побуждения, то его слова развеяли эти надежды.
   — Дело в простой логике. Мне нужно быть в Лондоне к первому июля, и я предполагаю пробыть там некоторое время. Если мы поженимся до моего отъезда, то вы сможете сопровождать меня в Лондон и я буду избавлен от необходимости возвращаться сюда или в имение леди Пенброук, чтобы забрать вас.
   Она попыталась скрыть свое разочарование улыбкой.
   — Забрать меня? Звучит так, словно я — пара домашних туфель.
   — Едва ли вас назовешь домашними туфлями. — Его взгляд задержался на ее губах, и сердце ее замерло в надежде, что он поцелует ее. И снова она была разочарована, ибо он отошел от нее и направился к столу с бутылками бренди.
   — Мне еще надо сделать кое-какие дела до того, как мы объявим о помолвке.
   Поняв, что он отсылает ее, Элизабет кивнула:
   — Конечно. Если вы извините меня, я пойду переодеться к обеду.
   Она направилась к двери. Прежде чем закрыть ее за собой, она обернулась: Остин пристально смотрел ей вслед, и выражение его лица одновременно испугало и приятно взволновало ее.

Глава 10

   Элизабет только что закончила переодеваться к обеду, когда в дверь ее спальни постучали.
   — Войдите.
   Вошла тетя Джоанна, сопровождаемая колыханием торчащих перьев и шуршанием лилового шелка.
   — Дорогое мое дитя, — сказала она с широкой улыбкой на лице. Она и перья заключили Элизабет в объятия. — Разве я тебе не говорила?
   — Что вы мне говорили?
   Тетушка отступила на шаг и посмотрела на нее с изумлением:
   — Да только то, что это дело времени, когда какой-нибудь приятный молодой человек обратит на тебя внимание. — Она раскрыла веер и замахала им так энергично, что все ее перья пришли в движение. — Я знала, что мы найдем тебе мужа, но даже я не могла предположить, что мы поймаем герцога! Ба, да когда Брэдфорд сказал мне, что хочет на тебе жениться, я чуть в обморок не упала. Не потому, конечно, что он выбрал тебя. Любой мужчина благодарил бы Бога, если бы ему досталась такая славная девушка, как ты. Но герцог! И такой молодой, такой красивый герцог. — Она наклонилась к Элизабет и доверительно добавила:
   — Знаешь, в большинстве своем они старые и дряхлые.
   Не дождавшись ответа, она продолжала:
   — Твои родители, как и я, гордились бы тобой, дорогая. Были бы так счастливы за тебя. — Ее глаза мечтательно затуманились, и она восторженно вздохнула. — Я думаю, это даже более романтично, чем побег твоей матери с твоим отцом. Они были так влюблены друг в друга… — Она взглянула на Элизабет и нахмурилась. — Что-то случилось, дитя мое? У тебя очень расстроенный вид.
   Элизабет проглотила слезы, внезапно набежавшие на глаза.
   — Я только что подумала о папе и маме… как они любили друг друга. Как им хотелось, чтобы у меня был такой же счастливый брак, как и у них.
   — И он у тебя будет! Только посмотри, за кого ты выходишь замуж! Как ты могла хоть на минуту усомниться в том, что будешь безумно счастлива?
   Некоторое время тетушка пристально на нее смотрела. Элизабет изо всех сил старалась выглядеть безумно счастливой, но, очевидно, ей это не удалось, ибо тетушка сказала:
   — Да, я вижу, ты в этом сомневаешься.
   С треском захлопнув веер, она подвела Элизабет к парчовому дивану у камина. Когда они сели, тетя Джоанна попросила:
   — Расскажи мне, Элизабет, что тебя беспокоит.
   Элизабет посмотрела в озабоченные голубые глаза, так напоминавшие глаза ее любимой матери. Ей не хотелось портить тете Джоанне ее радостное настроение, но она не могла притворяться, будто предстоящее замужество будет браком по любви.
   — Вы, конечно, понимаете, тетя Джоанна, что единственная причина, по которой герцог женится на мне, в том, что он считает, что должен это сделать.
   Тетя Джоанна громко хмыкнула:
   — А ты, конечно, понимаешь, что никто не сможет заставить Брэдфорда сделать то, чего он не желает делать.
   — Он благородный человек и хочет спасти мою репутацию…
   — Ерунда. Если бы он действительно не хотел жениться на тебе, он бы просто отказался, и ему бы все сошло с рук. Ты явно не понимаешь, сколь высокое положение он занимает в обществе… положение, которое ты, как его жена, будешь с ним разделять. — Она сжала руку Элизабет. — Будь счастлива, моя дорогая. Ты никогда ни в чем не будешь нуждаться.
   Грусть сжала сердце Элизабет.
   — Разве что в любви мужа.
   Тетя Джоанна помахала затянутым в перчатку пальцем:
   — Милочка, ни на минуту не сомневайся, что Брэдфорд безумно влюблен. Не будь он влюблен, из него и клещами нельзя бы было вытянуть предложение. А как только мужчина влюбился, он словно рыба на крючке.
   — Простите?
   — Ты поймала на крючок самую крупную рыбу во всей Англии, дорогая. Он уже очарован тобой. И все, что от тебя требуется, — это вытащить рыбу на берег.
   Немыслимое сравнение Остина с рыбой рассмешило Элизабет.
   — И как мне это сделать?
   — Оставаясь самой собой, удивительной и необыкновенной. И поддерживать его интерес сама-понимаешь-где. — И тетушка выразительно заиграла бровями.
   Господи, неужели тетя Джоанна собирается обсуждать анатомическое строение Остина?
   — Гм… боюсь, я не очень хорошо знаю, где это сама-понимаешь-где…
   Тетя Джоанна подалась вперед, и Элизабет еле увернулась от павлиньего пера.
   — В спальне, — понизив голос, ответила она, к великому облегчению Элизабет. — Если ты сумеешь сделать своего мужа счастливым в спальне, его увлечение перерастет в любовь. У меня это прекрасно получилось с моим дорогим Пенброуком. Твой дядя оставался верен мне до конца своих дней. Имея теплую супружескую постель, муж не станет искать любви на стороне. — Щеки Элизабет пылали, но тетушка продолжала:
   — Раз уж твоей матери (упокой Господи ее душу) здесь нет, я расскажу тебе обо всем, о чем она, как я думаю, рассказала бы тебе сама. Скажи мне, дорогая: знаешь ли ты, откуда берутся дети?
   Элизабет с трудом удержалась от смеха: у тетушки был уж очень серьезный вид — она была просто переполнена решимостью выполнить свой долг.
   — Тетя Джоанна, я дочь врача и выросла среди животных. Я прекрасно знаю функции человеческого тела.
   — Прекрасно. Тогда ты знаешь все, что тебе нужно знать.
   — Знаю?
   — Да. — Она потрепала Элизабет по щеке. — Не забудь то, что я тебе сказала, и у тебя все будет великолепно.
   Элизабет удивленно смотрела на нее, стараясь вспомнить, о чем же тетя Джоанна только что рассказывала.
   — И если у тебя есть еще вопросы, — сказала тетушка, — спрашивай, не стесняйся. Буду рада тебе помочь. — С этими словами она встала и перебросила боа через плечо. — Пойдем, дорогая. Пора идти вниз. Я хочу сесть так, чтобы хорошо видеть леди Дигби и весь ее лошадиноликий выводок, когда Брэдфорд объявит о вашей помолвке. Понимаю, что это мелочно с моей стороны, но ведь не каждый день племянницы ловят самых завидных женихов Англии.
 
   Элизабет подумала, что никогда прежде ей не приходилось наблюдать такое разнообразие выражений на лицах людей, какое она увидела в гостиной перед обедом, когда было объявлено о помолвке. Каролина и тетя Джоанна сияли. Мать Остина величественно улыбалась, а Роберт забавно ухмылялся и подмигивал. Лица гостей выражали самые разные чувства — от удивления до непонимания, а у леди Дигби был такой вид, словно она проглотила муху. Дочери Дигби выглядели так, будто они все вместе впились зубами в один и тот же кислый лимон. Однако как только удивление прошло, гости столпились вокруг нее и Остина, поздравляя их.
   Обед проходил торжественно: все поднимали бокалы и пили за здоровье будущих жениха и невесты. Некоторые гости, намеревавшиеся уехать рано утром следующего дня, поспешно меняли свои планы, чтобы остаться в Брэдфорд-Холле и присутствовать на свадебной церемонии.
   Элизабет заметила, что девицы Дигби уже переключили свое внимание на других неженатых джентльменов. Она скрыла улыбку, когда увидела Роберта между двумя девицами Дигби — те соперничали друг с другом, стараясь завладеть его вниманием. Роберт поймал взгляд сидевшей напротив Элизабет и закатил глаза к потолку. Чтобы как-то скрыть смех, ей пришлось кашлянуть в ладонь.
   Однако по мере продолжения обеда ее веселое настроение угасало. Она со всевозрастающим смущением чувствовала, что все собравшиеся за этим богато накрытым столом не спускают с нее глаз. Некоторые из гостей делали это не так явно, как другие, но она испытывала тяжесть взглядов двух десятков глаз, оглядывающих ее. Оценивающих ее.
   Если раньше Элизабет была объектом насмешек, то теперь она видела, что за ней наблюдают. С любопытством. И хотя она чувствовала скептицизм, скрывавшийся за некоторыми улыбками, никто, как и предсказывал Остин, не произнес ни одного недоброго слова. Джентльмен, сидевший рядом с ней, вместо того чтобы разговаривать — как обычно — с другими, сегодня ловил каждое ее слово, как будто изо рта ее падали драгоценные камни. Пенелопа и Пруденс, которые до этого дня не обменялись с ней и десятком слов, теперь изо всех сил старались вовлечь ее в свой разговор о моде. К счастью, в основном говорили они сами.
   Пока сидевший рядом джентльмен нудно рассказывал о последней охоте на лис, Элизабет взглянула в ту сторону, где во главе стола сидел Остин. Он как раз поднял бокал, собираясь выпить, но в этот момент их взгляды встретились. И замерли.
   Элизабет смотрела на него — его рука остановилась, не донеся бокала до губ, он отвечал ей пристальным взглядом. От его взгляда ей стало жарко и захотелось, словно веером, обмахнуться полотняной салфеткой. Он смотрел на нее с такой мрачной настойчивостью, что, казалось, видел ее насквозь, и она ощутила беспокойство.
   С трудом она заставила себя повернуться к своим соседям по столу, но ее кожа продолжала гореть от огненного взгляда Остина.
   Когда обед закончился, дамы удалились в гостиную пить кофе. Элизабет тотчас же оказалась в окружении полдюжины щебечущих женщин.
   — Конечно, вы должны заехать к нам при первой же возможности, моя дорогая, — протолкавшись к Элизабет, сказала леди Дигби. Элизабет не успела и рта раскрыть, как леди Дигби заявила:
   — По правде говоря, я хотела бы устроить обед в вашу честь. — Она повернулась к дочерям:
   — Было бы мило, правда, девочки?
   — Очень мило, мама, — хором ответили девицы. С решительным видом леди Дигби по-хозяйски взяла Элизабет под руку:
   — Пойдемте, дорогая. Давайте присядем и обсудим наши планы.
   Густой мужской голос остановил ее.
   — Если не возражаете, леди Дигби, — мягко произнес Остин, — мне надо поговорить с моей невестой.
   Леди Дигби с явной неохотой выпустила руку Элизабет.
   — Мы как раз собирались обсудить мои планы устроить обед в ее честь.
   — В самом деле? Вероятно, вам следует обговорить это с моей матерью и леди Пенброук. Они будут помогать Элизабет выполнять светские обязанности в течение нескольких месяцев, пока она не освоится со своим новым положением.
   — Конечно. Пойдемте; девочки. — Леди Дигби двинулась вперед, как корабль под раздутыми парусами, за ее кормой следовала флотилия из ее чад.
   Остин улыбнулся Элизабет:
   — Похоже, требовалось вас спасти.
   — Думаю, что да, хотя не уверена, что ваша матушка и моя тетя поблагодарят вас за это.
   Он отмахнулся:
   — Моя мать — мастерица в таких делах. Она сумеет осадить леди Дигби столь ловким маневром, что я пришел бы от него в ужас, если бы не восхищался им. — Он посмотрел на Элизабет. — Вы чем-то расстроены. Вас огорчили чьи-то слова?
   — Нет. Но боюсь, я несколько… ошеломлена.
   Он предложил ей руку:
   — Тогда пойдемте со мной.
   Ей даже в голову не пришло отказаться. Стараясь не показывать своей радости, она взяла его под руку, и они вышли из комнаты.
   — Куда мы идем?
   Он удивленно поднял бровь:
   — А это имеет значение?
   — Никакого, — без колебаний ответила она. — Я рада сбежать от всех этих людей, разглядывающих меня.
   Остин почувствовал, как она вздрогнула. В продолжение всего обеда он наблюдал, как безукоризненно она вела себя перед лицом неожиданной популярности. Она неизменно вежлива была с людьми, которые еще недавно посмеивались над ней, любезна с теми, кто раньше не замечал ее, и улыбалась всем, кто обижал ее.
   Он гордился ею.
   Когда они подошли к его кабинету, Остин распахнул дверь. В камине потрескивали дрова, и огонь мягким светом заливал комнату. Закрыв за собой дверь, он прислонился к ней и взглянул на Элизабет. Она стояла посреди комнаты, сложив перед собой руки, и никогда еще не казалась ему такой красивой. Нежность переполняла его, и еще было непреодолимое желание — нет, потребность — поцеловать ее. Но прежде чем он успел сдвинуться с места, она сказала:
   — Можно мне спросить?
   — Конечно.
   Морщинка пересекла ее лоб:
   — То, что происходило со мной за обедом… с вами было тоже?
   — Простите?
   — Когда вы наследовали титул и сделались герцогом, люди стали относиться к вам по-другому? Я такая же, как и неделю назад, месяц назад, а все относятся ко мне совсем иначе.
   — Надеюсь, что не плохо?
   — Наоборот, каждый, кажется, стремится стать моим другом. С вами так было?
   — Да, хотя до того, как стать герцогом, я был маркизом, так что я давно привык.
   Она посмотрела на него долгим взглядом и печально покачала головой:
   — Мне так жаль. Должно быть, вам очень трудно: вы ведь не знаете, любят вас или ваш титул.
   Он глубоко вздохнул. Перестанет ли он когда-нибудь удивляться ее словам? Он прошел по заглушавшему его шаги пушистому ковру и остановился перед ней. Элизабет подняла на него глаза, и его сердце екнуло. Нежность и теплота сияли в ее прекрасных глазах — ясных, искренних, не умеющих лгать.
   Он был просто вынужден обнять ее. Сию же минуту.
   Взяв в ладони ее лицо, он слегка коснулся ее губ.
   — Остин… — выдохнула она.
   Что такого было в звуке его имени, когда его произносила она, что так глубоко трогало его? Он хотел всего лишь короткого поцелуя. Он привел ее в кабинет совсем не за этим. Но в тот момент когда ее соблазнительное тело оказалось так близко, а в ее вздохе прозвучало его имя, Остин сразу же забыл, зачем он привел ее сюда. Прижав Элизабет к себе, он провел кончиком языка по ее пухлой нижней губе. Этого оказалось достаточно, чтобы она гостеприимно раскрыла губы. Ее имя полустоном-полушепотом сорвалось с его уст, и он приник к ней долгим поцелуем.
   Он целовал ее, и его страсть разгоралась. Тепло ее тела, земляничная сладость ее рта, нежный аромат сирени словно обволакивали его с головы до ног, превращая жар тела в острое жгучее желание. Когда же наконец Остин с усилием оторвался от ее губ, он почти задыхался, а сердце его чудовищно билось.
   — Бог мой! — выдохнула Элизабет, прижимаясь к его груди. — Вы так хорошо делаете это.
   Он немного отклонился назад и, увидев ее затуманенные глаза, почувствовал, что его мужская гордость удовлетворена.
   — И вы тоже.
   — Однажды мама сказала мне, что от папиных поцелуев у нее таяли даже косточки. В то время я и понятия не имела, что она хотела этим сказать.
   Он улыбнулся:
   — А теперь?
   Нежный румянец вспыхнул на ее щеках.
   — Представляю. Прекрасно представляю. Это означает, что у вас подгибаются колени. Должна признаться, восхитительное ощущение.
   — Действительно восхитительное. — А скоро будет еще более восхитительным, когда они оба, обнаженные, лягут в его постель!
   Десятки эротических образов пронеслись перед его мысленным взором, но он решительно отогнал их прочь. Если он позволит себе думать об этом, то ей уже не выйти из этого кабинета, не лишившись своей добродетели. Он неохотно выпустил ее из объятий и подошел к письменному столу.
   — Я хочу подарить вам кое-что.
   Он увидел на ее щеках ямочки.
   — Я думала, что уже подарили.
   — Кое-что еще. — Он отпер верхний ящик стола, вынул то, что ему было нужно, и вернулся к ней. — Это вам, — протянул он маленькую бархатную коробочку.
   Она удивленно подняла брови:
   — Что это?
   — Откройте и посмотрите.
   Она открыла и ахнула. На подушечке из белоснежного бархата лежал овальной формы топаз, обрамленный бриллиантами.
   — Это кольцо, — выдохнула она, глядя на сверкающий камень широко раскрытыми глазами. — Господи, он удивительный!
   «Как и ты». Эта мысль поразила его, но он не мог отрицать, что в ней заключалась истина. Элизабет была удивительной, и это не имело отношения к ее физической красоте. Она была удивительной в том, что смущало его и лишало покоя.