Д`Алессандро Джеки. Свадебный водоворот

   Прежде чем он успел сообразить, откуда это, Элизабет вышла из тени и остановилась, освещенная лунным светом.
   — Добрый вечер, ваша светлость.
   Он рассердился на самого себя за то приятное волнение, которое ощутил, увидев ее. На ней все еще было кремовое шелковое платье, в котором она появилась за обедом, и та же каштановая прядь снова приковала его внимание.
   — Мы снова встретились, мисс Мэтьюз.
   Элизабет приблизилась, и он увидел выражение ее лица. Она была явно встревожена.
   — Зачем вы здесь, ваша светлость?
   — Я мог бы спросить вас о том же самом, мисс Мэтьюз.
   — Я здесь из-за вас.
   «А я здесь — из-за вас, потому что не перестаю о вас думать».
   Скрестив руки на груди, он пристально рассматривал ее с нарочитым равнодушием. Хотел бы он знать, черт побери, как понять эту женщину!
   — Что же со мной такое, что привело вас в конюшню в столь поздний час?
   — У меня возникло подозрение, что вы можете поехать верхом. — Она чуть приподняла подбородок. — Я здесь, чтобы помешать вам.
   Остин не сумел скрыть своего недоверия.
   — В самом деле? И как же вы собирались это сделать?
   Она нахмурилась:
   — Не знаю. Думаю, я надеялась, что у вас хватит ума прислушаться к предостережению о грозящей вам опасности, когда вам вздумается ехать ночью. Очевидно, я ошиблась.
   Проклятие! Что эта женщина о себе думает? Он медленно подошел к ней и остановился, когда их разделяли каких-нибудь два фута. Она не отступила ни на шаг — просто стояла и наблюдала за ним, что еще больше возмутило Остина.
   — Не думаю, что кто-либо когда-либо сомневался в моих умственных способностях, мисс Мэтьюз.
   — Правда? Значит, вы, вероятно, не слушали, ваша светлость, потому что я только что это сделала.
   Внезапный приступ гнева охватил его. Он более чем достаточно терпел эту проклятую женщину. Однако прежде чем он успел обрушить на нее все, что она заслуживала, она взяла его руку и сжала ладонями.
   Дрожь пробежала по его руке, не дав ему произнести гневные слова.
   — Я снова вижу это, — прошептала она, глядя на него широко раскрытыми глазами. — Опасность. Вы ранены. — Отпустив его руку, она приложила ладонь к его щеке. — Пожалуйста. Пожалуйста, не ездите сегодня ночью.
   Ее мягкая ладонь обжигала кожу, ему хотелось повернуть голову и прикоснуться к ее ладони губами. Вместо этого он схватил ее за запястье и сбросил ее руку со своего лица.
   — Не знаю, в какую игру вы играете…
   — Я не играю с вами! Что я должна сделать, что я должна сказать, чтобы убедить вас?
   — Начнем с того, что вы мне расскажете все, что вам известно о моем брате и о том, каким образом вы это узнали. Где вы с ним встречались?
   — Я никогда не видела его.
   — И в то же время вы знаете, что у него был шрам. — Он неторопливо смерил ее с головы до ног подчеркнуто оскорбительным взглядом. — Вы были его любовницей?
   Ужас в ее не правдоподобно расширившихся глазах был слишком естественным, чтобы посчитать его притворством. Остин почувствовал, как у него отлегло от сердца, но предпочел не задумываться почему.
   — Любовницей? Вы с ума сошли? У меня было видение, я видела его…
   — Да-да, именно так вы и сказали. И вы также умеете читать чужие мысли. Скажите мне, мисс Мэтьюз, о чем я сейчас думаю?
   Элизабет колебалась, пытливо вглядываясь в его лицо.
   — Я не всегда могу рассказать. И мне надо… дотронуться до вас.
   Он протянул руку:
   — Трогайте. Убедите меня.
   Несколько мгновений она смотрела на его руку, затем кивнула:
   — Я попытаюсь.
   Когда его рука оказалась зажатой между ее ладонями, он закрыл глаза и нарочно постарался сосредоточиться на чем-нибудь пикантном. Он представил ее в своей спальне: ее освещают пляшущие золотистые огоньки в камине; он протягивает руку и расстегивает инкрустированную жемчугом пряжку, скалывающую прическу Элизабет, — шелковистые пряди струятся через его пальцы, падают на ее плечи и ниже, ниже…
   — Вы думаете о моих волосах. Вам хочется потрогать их.
   Его опалило жаром, и глаза чуть не вылезли из орбит. Первое, что он увидел, очнувшись, были ее губы — эти необыкновенные, созданные для поцелуев губы. Если он немного наклонится, он почувствует их вкус…
   Она выпустила его руку.
   — Вам хочется поцеловать меня.
   Произнесенные ею едва слышным шепотом слова заставили его сердце забиться быстрее. Черт побери, конечно, ему хочется поцеловать ее! Ему необходимо. Он должен. Конечно, одного поцелуя хватит, чтобы удовлетворить необъяснимую жажду узнать вкус ее губ.
   Уступив своему желанию, Остин больше не мог разбираться в своих чувствах или бороться с ними; он наклонился к ней.
   Элизабет отступила.
   Он приблизился, но она снова отступила. В ее выразительных глазах он увидел нерешительность. Черт, эта женщина ни разу не отступала перед ним, сталкиваясь с его гневом, сарказмом или подозрением! Но мысль о его поцелуе заставила ее отшатнуться.
   — Что-то не так? — тихо спросил он, снова приближаясь к ней.
   — Не так? — Она сделала шаг назад и чуть было не наступила на подол платья.
   — Да. По-английски это означает «неладно». Вы, кажется… нервничаете.
   — Нет. Конечно, нет, — возразила она, пятясь от него, пока не уперлась в деревянную стену. — Мне просто… э… жарко.
   — Да, здесь очень тепло. — Два неспешных широких шага, и он оказался перед ней. Упершись локтями в стену по обе стороны от ее плеч, Остин лишил ее возможности двигаться.
   Вздернув подбородок, Элизабет смотрела на него, как ему показалось, с прекрасно разыгранным вызовом, и лишь участившееся дыхание выдавало ее волнение.
   — Если вы пытаетесь напугать меня, ваша светлость…
   — Я пытаюсь поцеловать вас, что будет теперь намного проще, поскольку вы перестали ходить туда-сюда.
   — Я не хочу, чтобы вы меня целовали.
   — Нет, хотите. — Он придвинулся почти вплотную; аромат сирени опьянил его. — Вас когда-нибудь целовали?
   — Конечно. Тысячу раз.
   Вспомнив ее негодование, вызванное его вопросом, не была ли она любовницей Уильяма, он поднял бровь:
   — Я имею в виду мужчину.
   — О, сотни раз!
   — Я не говорю про вашего отца.
   — О, в таком случае… однажды.
   Неожиданно это вызвало у него раздражение.
   — В самом деле? И вам понравилось?
   — Честно говоря, нет. Было как-то суховато.
   — Ну, значит, вы не познали приличного поцелуя.
   — А вы желаете показать мне, что такое приличный поцелуй?
   — Нет. — Он наклонился и прошептал ей на ухо:
   — Я собираюсь показать вам самый неприличный поцелуй.
   Заключив Элизабет в объятия, он прижался к ее губам. Боже милостивый, она была совершенством! Губы мягкие, пухлые, теплые и восхитительные.
   Когда он провел языком по линии ее сжатых губ, у нее перехватило дыхание. Ее губы раскрылись, и его язык очутился в сладостной теплоте ее рта. Земляника. Вкус земляники. Сладкий, ароматный, соблазняющий.
   Остин крепко прижал к себе ее стройное обольстительное тело и наслаждался необычным ощущением, целуя такую высокую женщину.
   Рассудок предостерегал его и требовал остановиться, но Остин не мог. Черт! Он хотел бы презирать себя за то, что целует ее, он не должен испытывать интереса к этой наивной девушке, раздражающей его своей невинностью.
   Вместо этого он увлечен, возбужден и нетерпелив. Когда она робко дотронулась до его языка, из его горла вырвался глухой стон, и Остин, с силой прижавшись к ее губам, упивался ее дыханием, прерывавшимся легкими стонами. Он потерял всякое представление о месте и времени, способный думать лишь о женщине в его объятиях. Он ощущал ее теплоту и нежность, сладкое опьянение, легкий аромат цветов, исходивший от нее.
   Возбуждение вызывало боль, а желание нарастало с такой силой, что он с трудом вырвался из чувственного плена. Он должен остановиться. Сейчас же. Иначе он овладеет ею прямо здесь, в конюшне.
   Собрав остатки самообладания, он оторвался от ее губ.
   Она медленно открыла глаза:
   — О Боже!
   Действительно — о Боже! Остин не задумывался над тем, чего он ожидал, но, уж конечно, не предполагал, что эта женщина пробудит в нем такую вспышку страсти и он целиком окажется во власти своих желаний. Сердце громко стучало у него в груди, руки дрожали. Вместо того чтобы удовлетворить его любопытство, ее поцелуй только разжег его аппетит, его желание, угрожая поглотить его самого.
   Ее нежные груди прижимались к его груди. В паху пульсировала боль, и только приобретенная за годы привычка сдерживать себя позволила ему найти силы, чтобы опустить руки и на шаг отступить от нее.
   Услышав ее глубокий прерывистый вздох, Остин почувствовал, что она потрясена не меньше его самого.
   — Господи, — дрожащим голосом произнесла Элизабет, — я не предполагала, что неприличный поцелуй такой…
   — Такой… какой?
   — Такой… не суховатый. — Она еще несколько раз вздохнула, затем обратилась к нему:
   — Теперь вы верите, что я читаю ваши мысли?
   — Нет.
   Кровь прилила к ее щекам, в глазах мелькнул гнев.
   — Вы отрицаете, что вам хотелось поцеловать меня?
   На мгновение его взгляд остановился на ее губах.
   — Нет. Но любой мужчина захотел бы поцеловать вас.
   И черт побери, он убил бы любого мужчину, который бы это сделал!
   — Вы все еще намерены сейчас ехать верхом?
   — Это вас совершенно не касается.
   Элизабет только посмотрела на него и покачала головой:
   — В таком случае мне остается лишь надеяться, что вы передумаете и прислушаетесь к моему предупреждению. И молиться, чтобы с вами ничего не случилось. По крайней мере сейчас нет дождя, как в моем видении, так что, вероятно, с вами все будет в порядке. На этот раз. Спокойной ночи, ваша светлость. Не буду больше беспокоить вас своими видениями.
   Остин смотрел, как она исчезла в темноте, сдерживаясь, чтобы не броситься за ней. Что-то в ее голосе, когда она произносила последние слова, встревожило его. Запустив руки в волосы, он ходил взад и вперед. Черт бы все побрал, как она может думать, что он — что кто-нибудь вообще — серьезно воспримет ее видения и чтение чужих мыслей? Все слишком не правдоподобно и нелогично, чтобы обращать на это внимание.
   Но он не мог себе не признаться, что в одном она была права: ему хотелось поцеловать ее. Хотелось так сильно, что он сам поразился. И теперь, после того как он узнал вкус ее поцелуя, ему хотелось повторить его еще раз.
   И еще раз.

Глава 6

   На следующий день рано утром Элизабет направилась к конюшне. После беспокойной ночи, пытаясь не думать о бурной встрече с герцогом, она стремилась поскорее выбраться из дома. Ездил ли он кататься? Полночи она пролежала, прислушиваясь, не пошел ли дождь, но погода, к счастью, оставалась хорошей. Она надеялась, что свежий воздух и прогулка верхом прогонят ее тревогу. На душе у нее лежала тяжесть от сознания, что она никогда не сможет убедить Остина в истинности своих видений.
   И в то же время Элизабет знала, что прогулка не сможет стереть из ее памяти поцелуй. Этот невероятный, так взволновавший ее, незабываемый поцелуй, разбудивший дремавшую в ее душе страсть, о существовании которой она и не подозревала. И зажег чувства… желания… о каких ей страшно было и подумать.
   Ей хотелось, ей было необходимо забыть эти божественные ощущения, которые пробудил он. Но сердце не желало подчиняться.
   Она вошла в конюшню, где ее с улыбкой встретил Мортлин:
   — Пришли навестить кошек, мисс Мэтьюз? Или желаете покататься?
   — И то и другое. Я бы поиграла с котятами, пока вы седлаете мне лошадь.
   — Прекрасная мысль, — сказал Мортлин. — Посмотрите, вон там двое прячутся за мешком с сеном, вы их еще не видели.
   Элизабет отыскала пару игривых пушистых котят.
   — Они восхитительны. Как их зовут? — Она лукаво взглянула на конюха. — Или мне лучше не спрашивать?
   Краска залила худые щеки Мортлина, и он переступил с ноги на ногу.
   — Того, что покрупнее, зовут Чертушка…
   — Тут нет ничего страшного.
   — А другого… э… — Он покраснел до кончиков ушей. — Я не могу произнести это при леди.
   Элизабет сжала губы, чтобы не рассмеяться.
   — Понимаю.
   — Думаю, я должен поменять зверенышу имя, но это было первое, что сорвалось у меня с языка, когда он родился. — Мортлин покачал головой, явно озадаченный. — Они, котята, все появлялись и появлялись. Конца им не было, вот так. У меня голова пошла кругом, прямо так и пошла.
   — Да уж, могу себе представить. — Элизабет погладила теплый живот Джорджа, и ее рука замерла. Осторожно надавив несколько раз на пушистый животик, она скрыла улыбку. — Период беременности у кошки — около двух месяцев. Боюсь, меня уже не будет здесь, когда Джордж принесет следующее потомство, а то бы я помогла вам. Я хорошо справляюсь с такими делами.
   — Уверен, что вы… но… — Мортлин умолк, и глаза его расширились до размеров блюдца. — Следующее потомство?
   — Да, я предполагаю, что Джордж снова станет мамой примерно через месяц.
   Мортлин выпучил глаза:
   — Да она просто толстая. Котятам нет еще и трех месяцев. Как, черт возьми, это случилось?
   Элизабет пришлось прикусить щеку, чтобы не расхохотаться от ошеломленного вида Мортлина.
   — Как обычно, полагаю. — Погладив в последний раз живот Джорджа, Элизабет выпрямилась и похлопала конюха по плечу. — Не беспокойтесь, Мортлин. С Джорджем все будет прекрасно, а вы получите еще одну команду мышеловок.
   — У меня под ногами уже путается больше мышеловок, чем мне надо, — проворчал он. — Заполонили все, а тут все-таки конюшня. И я — конюх, а не кошачий доктор. Лучше пойду оседлаю вам лошадь, пока проклятая кошка не начала производить младенцев.
   Подавляя смех, Элизабет занялась котятами, а Мортлин пошел выполнять свои обязанности.
   Вскоре он подвел ей славную гнедую кобылу по кличке Розамунда и помог Элизабет сесть на лошадь. Она плюхнулась на дамское седло с таким звуком, словно у нее хрустнули все кости. Дома, во время своих одиноких прогулок, она часто ездила без седла, но здесь не осмелилась вводить свои порядки, хотя очень не любила дамские седла. Причудливый костюм для верховой езды, отвечавший требованиям английской моды, тоже раздражал ее. Столько ярдов материи на рюши и оборки! Она с тоской вспомнила простой легкий костюм, который сама придумала и носила в Америке. Тетя Джоанна, едва взглянув на него, чуть не упала в обморок. «Совершенно невозможно, дорогая, — заявила тетушка. — Надо что-то делать с твоим гардеробом, и немедленно».
   Расправив насколько возможно тяжелые юбки, Элизабет выехала из конюшни. У конца короткой дорожки она остановилась и посмотрела назад: Мортлин, присев на корточки, со сморщившимся от нежности лицом, ласково поглаживал потолстевший живот Джорджа. Очевидно, он думал, что Элизабет уже достаточно далеко, потому что сказал:
   — Придется нам придумать достойные имена для деток. Больше нельзя называть их Триждыпроклятыми…
   Улыбнувшись, Элизабет направилась к лесу. Она ехала по берегу ручья, наслаждаясь чистым свежим воздухом и солнечным светом, согревавшим ее лицо. Однако удовольствие несколько портили дамское седло и костюм, связывавший ей ноги.
   Подъехав к месту, где ручей расширялся и впадал в озеро, она остановила Розамунду. Элизабет поерзала в седле, отчаянно пытаясь освободить ноги от опутавших их ярдов тяжелой ткани, как вдруг почувствовала, что соскальзывает с седла. Вопль негодования вырвался из ее груди. Она хотела ухватиться за луку седла, но было уже поздно. Самым постыдным образом она свалилась с лошади и села задом на землю.
   К несчастью, села она прямо в грязь.
   Хуже того, она приземлилась на скользкий крутой склон.
   Элизабет заскользила по жидкой грязи и, не переставая кричать, с громким всплеском шлепнулась в ручей. Лишившись от потрясения дара речи, она неподвижно сидела в воде. Перед ней торчали ее ноги, сапожки полностью скрылись в мутной воде. Холодная вода плескалась вокруг ее талии.
   — Несчастный случай? — раздался за ее спиной знакомый голос.
   Она скрипнула зубами. Было ясно, что с ним, слава Богу, все в порядке, но ей совершенно не нравилось, что он оказался свидетелем ее унизительного положения.
   — Нет, благодарю вас. Несчастный случай уже произошел — раньше.
   Может быть, если она не будет обращать на него внимания, он уйдет.
   Напрасные надежды!
   — Боже мой! — сказал герцог, сочувственно цокая языком. Элизабет услышала, как он сошел с лошади и направился к берегу. — Вы, кажется, попали в затруднительное положение.
   Повернув голову, она сердито посмотрела на него через плечо:
   — Никакого затруднительного положения, ваша светлость. Я всего лишь немного промокла.
   — И у вас нет лошади.
   — Глупости. Моя лошадь… — Оглянувшись, она умолкла: ее кобылы нигде не было видно.
   — Вероятно, сейчас она уже недалеко от конюшни. Должно быть, виноваты ваши крики. Некоторые лошади очень пугливы, и Розамунда относится именно к таким. Какая жалость! — Остин смотрел на нее с нескрываемой насмешкой в глазах. — Я собирался спросить, все ли с вами в порядке, но вовремя вспомнил, что у вас исключительно крепкое здоровье.
   — Так и есть.
   — Вы не пострадали?
   Элизабет попыталась подняться на ноги, но не смогла.
   — Не знаю. Моя амазонка намокла и такая тяжелая, что я и двинуться не могу. — Ее раздражение утроилось, когда она поняла, что действительно нуждается в помощи. — Как вы думаете, могу я побеспокоить вас и попросить немного помочь?
   Остин погладил подбородок, словно всерьез раздумывая над ее вопросом.
   — Не уверен, что мне следует помогать вам. Мне не хотелось бы подвергаться риску промокнуть и испачкаться. Вероятно, мне следует оставить вас здесь и поехать за помощью. Я сумел бы вернуться… о, через час или около того. — Он вопросительно посмотрел на нее. — Как вы думаете?
   Элизабет ничего не думала. По правде говоря, ей уже порядочно надоели его шутки на ее счет. Она не спала всю ночь, беспокоясь о нем, а теперь он стоит перед ней — живой и здоровый, да еще и насмехается над ней. Этот надменный человек заслуживает того, чтобы кто-нибудь сбил с него эту спесь. Но она едва могла пошевелиться.
   Остин повернулся, словно собираясь уйти, и тут она возмутилась. Схватив пригоршню грязи, она решила всплеском воды привлечь его внимание.
   К несчастью, именно в этот момент он повернулся к ней.
   К тому же Элизабет швырнула грязь с большей, чем предполагала, силой.
   Большой липкий ком шмякнулся об его грудь, покрыв брызгами белоснежную рубашку. Ком сполз вниз, расплылся пятнами по его безукоризненным кожаным бриджам и мягко шлепнулся на носок ярко начищенного сапога.
   Элизабет застыла на месте. Она не хотела попасть в него. Ведь не хотела? Господи, какой сердитый у него вид! У нее едва не вырвался нервный смешок, но она сдержалась. Выражение его лица ясно говорило, что смеяться сейчас совсем не в ее интересах.
   Остин остановился. Он оглядел грязный след, оставшийся на его одежде, затем посмотрел на Элизабет.
   Изобразив на лице невинную улыбку, она сказала:
   — Вам больше не надо беспокоиться, что промокнете и испачкаетесь, ваша светлость. На вашей одежде уже достаточно грязи.
   — Вы пожалеете, что сделали это. — В его тоне слышалась угроза.
   — Фу, — фыркнула она, — вы меня не запугаете. Я вас не боюсь.
   Он шагнул к ней:
   — Вам следовало бы бояться.
   — Почему? Что вы сделаете? Бросите меня в воду?
   Остин сделал еще шаг.
   — Нет. Думаю, я перекину вас через колено и выпорю так, что вы и белому свету не будете рады.
   Она удивилась:
   — Выпорете меня? Правда?
   — Правда.
   — О Боже! Ладно, раз уж меня собрались выпороть, я хотя бы должна это заслужить.
   Она швырнула в него пригоршню грязи, на этот раз попав ему в живот.
   Остин застыл на месте. Не веря своим глазам, он с изумлением смотрел на испорченную рубашку. Мало нашлось бы даже мужчин, которые осмелились бы с ним так обойтись. Он не мог поверить, что у нее хватило смелости швырнуть в него грязью один раз, не говоря уже о том, чтобы сделать такое дважды. Она дорого заплатит за это. Очень дорого.
   Его размышления прервал еще один ком грязи, просвистевший мимо его уха. На волосок от его лица.
   Довольно! Он бросился в воду и, схватив ее за плечи, поставил на ноги.
   — Вы, конечно, понимаете, что это означает войну, — грозно произнес он, пристально глядя на ее смеющееся лицо.
   — Конечно. Но не забывайте, кто выиграл последнее сражение в войне американцев и англичан.
   — Я совершенно уверен в своей победе, мисс Мэтьюз.
   — А я совершенно уверена в вашем поражении, ваша светлость.
   Остин не ответил. Прищурившись, он смотрел на ее забрызганный грязью воинственно вздернутый нос. Ее золотисто искрившиеся глаза смотрели на него с дерзким вызовом, но в уголках рта пряталась улыбка, а ямочки на щеках стали еще заметнее. Его взгляд остановился на ее пухлых соблазнительных губах. Волнение охватило его при воспоминании, как эти губы прижимались к его губам. Он заставил себя отвести взгляд и встретился с ее глазами — золотисто-карими глазами, лучившимися от переполнявшего их смеха.
   Она совершенно невыносима. Наглая сверх меры. Его одежда испорчена, он промок, ему неприятно, и он очень сердит.
   Разве он не сердится?
   Морщинка набежала на его лоб. Да, без сомнения, он сердится. Его все это абсолютно не забавляет. Ни в коей мере. Все это совсем не смешно. И уж разумеется, он не получает от этого никакого удовольствия. Никакого.
   — Приготовьтесь к порке, — предупредил Остин. Повернувшись к берегу, он потянул ее за собой.
   — Сначала поймайте меня!
   Элизабет выскользнула из его рук и, подобрав до колен намокшие юбки, стала отступать от него все дальше в озеро.
   — Вернитесь. Сейчас же.
   — Чтобы меня выпороли? Ха! Еще чего! — Она отошла еще на несколько шагов, пока вода не достигла ее талии. Внезапно она звонко расхохоталась:
   — Господи! Вы бы на себя посмотрели! Ну и смешной же у вас вид!
   Остин осмотрел себя. Мокрая грязная рубашка прилипла к его груди, а бриджи украшали черные полосы грязи. Несколько сухих листьев прилипло к загубленным сапогам.
   — Могу поспорить, за всю вашу аристократическую жизнь вы никогда еще не выглядели таким неопрятным, — со смехом продолжала она. — Должна заметить, вид у вас самый не герцогский.
   — Идите сюда.
   — Нет.
   — Сейчас же.
   Не переставая улыбаться, она покачала головой.
   Остин решительно двинулся вперед, разгребая холодную воду и с трудом скрывая неожиданно и вопреки его воле нахлынувшее на него веселье. Черт бы побрал эту женщину! Она непредсказуема и действует на него странным образом. Он ожидал, что она попытается убежать, но она стояла — с широкой улыбкой на прелестном лице — и ждала, когда он подойдет. Он остановился перед ней в ожидании.
   — Утром я проснулась в довольно мрачном настроении, — сказала Элизабет, улыбнувшись своими ямочками, — но этот случай очень меня развеселил. Вы должны признать, что все это довольно забавно.
   — Я должен?
   Она прищурила глаза и посмотрела ему в лицо. Невольная улыбка появилась на губах Остина.
   — Ага! — воскликнула она. — Я видела улыбку.
   Ни за что на свете не смог бы он объяснить, почему это неожиданное купание кажется ему забавным. Пресловутый герцог Брэдфордский, самый выгодный жених Англии, весь покрытый грязью, стоит по пояс в воде и беседует с женщиной, в чьей очаровательной улыбке нет ни тени раскаяния. Почтенных членов высшего общества хватил бы удар, если бы они увидели его сейчас, такого растрепанного и заляпанного грязью, в обществе такой же растрепанной и заляпанной грязью американки.
   Она взглянула на его мокрую рубашку:
   — Хорошая была рубашка. Мне очень жаль, что она испорчена, ваша светлость. Правда, жаль. — Протянув руку, она погладила мокрый рукав. — Я сначала не хотела кидать в вас грязью, но раз уж так получилось, жалко было не использовать удобный случай и не попытаться развеселить вас. А что касается меня, то это приключение самое веселое из всего, что случилось со мной за последнее время.
   От ее легкого прикосновения у Остина напряглись все мускулы. Он искал в ее глазах признаки лжи или притворства, но не видел ничего, кроме невинности и нежности. Это было самое веселое, что случилось с ней за последнее время. Черт, то же самое он мог бы сказать и о себе. Конечно, совершенно не обязательно говорить это ей.
   Покорно вздохнув, он спросил:
   — Неужели несчастные случаи преследуют вас повсюду, мисс Мэтьюз? Вот уже второй раз вы буквально падаете к моим ногам.
   — Боюсь, что такие падения приняты в нашей семье.
   — Что вы хотите этим сказать?
   — Именно так встретились мои родители. Мама вышла из галантерейной лавки, споткнулась и упала к папиным ногам. Она подвернула лодыжку, и папа лечил ее.
   — Понимаю. По крайней мере вы достойно пользуетесь унаследованной несчастливой склонностью к падениям.
   — Да, но я бы не назвала ее несчастливой.
   — В самом деле? Почему же?
   Элизабет не решалась ответить, и Остин почувствовал, что очарован ее карими глазами, неожиданно ставшими серьезными.
   — Потому что так я впервые встретилась с вами. — Легкая улыбка пробежала по ее губам. — Несмотря на то что вы несколько высокомерны и довольно туповаты, я нахожу, что… ну, что вы мне весьма нравитесь.
   Остин посмотрел на нее в полном недоумении:
   — Я вам нравлюсь?