Страница:
Открыв глаза, Элизабет взглянула на печальное лицо Остина и пожалела, что не может сообщить ничего радостного.
— Ты что-нибудь видела?
— Он жив, Остин. Но он… в опасности.
Он побледнел.
— Где он?
— Не знаю.
— Его удерживают силой?
— Прости… я не могу этого сказать.
Остин достал из кармана сложенное письмо и протянул ей:
— Можешь что-нибудь определить по этому письму?
Она сжала бумагу ладонями и закрыла глаза.
— Я чувствую зло. Угрозу. Я чувствую связь с Уильямом. Тот, кто написал это письмо, как-то связан с твоим братом. — Элизабет открыла глаза и вернула ему письмо, которое он снова спрятал в карман.
— Ты видела что-нибудь еще?
— Могу только сказать: было слабое ощущение, что скоро нам предстоит куда-то поехать. — Она внимательно посмотрела на его окаменевшее лицо, и у него снова перехватило дыхание. — Боже мой, ты снова собираешься ехать в доки!
— Я должен. Теперь еще более важно найти Гаспара.
Элизабет кивнула:
— Очень хорошо. Но я поеду с тобой.
— Исключено. Гаспар оказался еще более опасным, чем я предполагал. Я не могу позволить…
— А я не могу позволить тебе ехать без меня. Может быть, я смогу почувствовать его присутствие. И не будем больше спорить. Что касается проблемы появления леди в порту, то ее очень легко решить.
— Конечно, — ты останешься дома.
— Я переоденусь мужчиной, — словно не слыша его, продолжала Элизабет. Воспользовавшись паузой, вызванной его удивлением, она торопливо объяснила:
— Разве ты не видишь, что это превосходный план? У меня достаточно высокий рост, чтобы выдавать себя за мужчину. Все, что требуется, — это одеться подобающим образом и спрятать волосы под шляпой.
— Твое предложение, Элизабет, не подобает женщине.
— Это стало бы неподобающим, если бы один из нас проговорился. Я этого делать не намерена, а ты?
— А что, если кто-нибудь догадается, что ты женщина? — Остин покачал головой. — Проклятие, неужели я действительно задал этот вопрос? Как будто всерьез обсуждаю это безумие!
— В тех местах хорошее освещение?
— Нет, но…
— Публики там много?
— Обычно да, но…
— Тогда не о чем беспокоиться. Я просто буду еще одним мужчиной в толпе в полутемной комнате. — Она приподняла подбородок. — Ну, как ты предлагаешь раздобыть для меня мужскую одежду?
— Не помню, чтобы я согласился с твоей безумной затеей…
— Возможно, нет, но я уверена, ты хотел согласиться. — Элизабет стиснула его руки. — У нас получится, Остин. Я знаю. Я постараюсь помочь тебе найти Гаспара. Я постараюсь помочь тебе найти Уильяма.
Остин вглядывался в ее серьезное, взволнованное лицо. Не было сомнений: он верил ей. Она могла помочь ему. Но он не хотел, чтобы она помогала ему, подвергаясь опасности.
— Позволь мне сделать это для тебя, — тихо попросила Элизабет. — Хотя бы разреши мне попытаться. Только один раз.
Остин тяжело вздохнул, осуждая себя за то, что не в силах отмахнуться от ее предложения. Как он мог отказаться от возможности найти Уильяма живым и сорвать замыслы Гаспара?
Он не сводил с нее глаз.
— Полагаю, мы могли бы попробовать…
— Конечно, можем.
— Ты не отойдешь от меня…
— Ни на секунду. Клянусь.
— Кажется, за последние пять минут ты не дала мне закончить ни одной фразы.
— Гм… возможно, ты прав. Но вспомни, сколько раз я нас спасала.
Освободив руки, он взял в ладони ее лицо.
— Я не допущу, чтобы с тобой что-либо случилось. Клянусь.
Нежная улыбка тронула ее губы.
— Я знаю, Остин. С тобой я чувствую себя в полной безопасности.
От ее безыскусных слов у него потеплело на душе. Ее доверие, ее вера в него покоряли. Остин почувствовал себя виноватым перед ней. Черт, он использует ее и ее способности в своих целях, но он должен найти Гаспара. И Уильяма. Боже, Уильям…
— Когда ты собираешься отправиться? — спросила она, возвращая его мысли к предстоящей поездке.
— Моя мать, Каролина и Майлс обедают с нами, с этим ничего не поделаешь. Но затем они едут в театр. Мы отправимся после того, как они уедут.
— А они не удивятся, что мы не едем в театр?
— Сомневаюсь. Мы новобрачные. Уверен, они подумают, что мы предпочтем побыть наедине. Ее щеки вспыхнули.
— Ты хочешь сказать, они подумают, что мы… — Смутившись, Элизабет замолчала.
Остин обнял ее и нежно прикусил мочку ее уха.
— Да, они подумают, что мы занимаемся любовью.
— Ужасно… стыдно. Что твоя мама подумает обо мне?
— Она будет в восторге, что у нас все так хорошо. — Он пристально посмотрел на ее раскрасневшееся лицо:
— Ты уверена, что выдержишь поездку в доки?
— Конечно. Ты же знаешь, какая я крепкая.
— Прекрасно знаю. — Он быстрым поцелуем коснулся ее лба и отступил. — Сейчас я должен съездить на Боу-стрит и сообщить то, что мне известно о Джеймсе Кинни. Увидимся в семь в гостиной.
За обедом Остин с нетерпением ждал, когда уедут его родные. Ему надо было многое обдумать, но главной его мыслью было то, что Уильям жив. И что ему грозит опасность.
Как, черт побери, военные власти могли допустить такую ошибку и объявить его погибшим? Где он сейчас? Продолжает ли свое дело?
«Ах, Уильям, как я допустил это?!»
Но в присутствии семьи у него не было возможности собраться с мыслями. Его обычно сдержанная мать, сидевшая на противоположном конце стола, почти подскакивала на своем стуле, увлеченно беседуя с Элизабет.
Роберт и Каролина о чем-то спорили и, когда мать не смотрела в их сторону, то и дело показывали друг другу язык — по детской привычке, от которой оба до сих пор не избавились. Остин заметил, что молчал один Майлс, да и то только потому, что ему не представлялось возможности вставить хотя бы слово.
Когда обед закончился, Остин встал из-за стола и направился к Элизабет.
— Извините нас, я полагаю, нам с Элизабет пора удалиться. Желаю приятно провести вечер.
Он помог ей встать, крепко сжав ее руку.
— Удалиться? — изумилась Каролина. — Так рано?
— Да, — спокойно ответил Остин, намеренно не обращая внимания на ухмылки Роберта и Майлса, которые даже и не пытались их скрыть.
— Но еще так рано! Разве вы не хотите… — Каролина не закончила фразу и сердито посмотрела на сидевшего напротив нее Роберта:
— Это ты толкнул меня ногой?
— Да. Но только потому, что не могу дотянуться и заткнуть тебе рот салфеткой. — Он помахал рукой Остину и подмигнул Элизабет. — Спокойной ночи, Остин. Приятных снов, Элизабет.
Не ответив, Остин вышел из столовой, ведя за руку Элизабет. Он не останавливался, пока не закрыл за собой дверь своей спальни. Прислонившись к косяку, он посмотрел на пылающее лицо жены.
— Бог свидетель, я больше никогда не смогу взглянуть им в глаза, — сказала она, в волнении расхаживая по комнате. — Они все думают, что мы отправились заниматься сам знаешь чем.
Непреодолимое желание заняться «сам знаешь чем» обрушилось на Остина, словно ему нанесли удар ниже пояса. Мысль о ее близости воспламенила его. Отойдя от двери, он подошел к Элизабет и, схватив ее за руку, притянул к себе. Глядя в ее удивленные глаза, он пробормотал:
— Ну, поскольку они все так думают, не будем их разочаровывать.
— Я думала, что как только они уедут в театр, ты отправишься в порт.
Он начал расстегивать ей лиф.
— Я так и сделаю, но они будут собираться целых полчаса. Кроме того, тебе надо переодеться, и — раз уж ты снимешь платье, — я предлагаю этим воспользоваться.
Расстегнув последнюю пуговку, он спустил платье с ее плеч, и оно упало к ее ногам.
— Господи, наверное, я должна упасть в обморок от столь непристойного предложения…
Он провел пальцем по ее груди.
— Обморок? Позвонить, чтобы тебе принесли нюхательную соль?
— В этом нет необходимости. К счастью, я обладаю очень…
— Крепким здоровьем. Да, действительно, — к счастью.
— О, судя по твоему тону, потребуется много сил! Что ты задумал? Скачки?
— У нас нет времени на разговоры. Я в самом деле хочу отправиться через полчаса.
Вслед за платьем рубашка оказалась у ее щиколоток. Обнаженная и прекрасная, со смущенной и в то же время вызывающей улыбкой, она волновала Остина, как ни одна другая женщина.
Чувство, которое она вызывала в нем, смущало и озадачивало. Оно было сильнее желания. Это была жизненная необходимость. Словцо от ощущения ее близости зависела его жизнь.
Он обнял ее и поцеловал долгим страстным поцелуем, стараясь ближе и крепче прижать ее к себе. Не отрываясь от ее губ, он прижал Элизабет к стене, его руки скользнули вниз по ее телу.
Она отвечала на каждую его ласку, прижимаясь к нему. Он чувствовал, как рядом с его сердцем бьется сердце Элизабет.
— Остин… пожалуйста…
От ее мольбы оборвалось что-то у него внутри. Пожалуйста! Желание переполняло его. Он желал ее. Сейчас же. Сейчас.
Он рывком приподнял Элизабет.
— Обхвати меня ногами, — прошептал он, не узнавая собственного голоса.
Глядя на него расширившимися глазами, она подчинилась, и он оказался внутри ее. Его опалило жаром, и словно бархатная рука сжала его. Обхватив ее бедра, он быстрыми и грубыми движениями овладевал ею. Лоб его покрылся каплями пота, от затрудненного дыхания жгло легкие. С последним толчком оргазм сокрушил его. Прижав голову к ее плечу, он впился пальцами в ее бедра и целую вечность упивался ею, оставляя в ней свое семя и частицу своей души.
Придя в себя, он поднял голову и взглянул на Элизабет. Ее глаза были закрыты, лицо побледнело. Чувство вины словно камнем ударило его.
Что, черт побери, с ним происходит? Он только что овладел женой стоя, прижав ее к стене. Как какой-то портовой шлюхой. Не подумав о ней, о ее чувствах. Вероятно, он причинил ей боль. Остин взглянул вниз и увидел красные отпечатки своих пальцев у нее на бедрах. Она, должно быть, считает его чудовищем!
Он осторожно отпустил Элизабет. Ее ноги скользнули вниз. Она бы свалилась на пол, не поддержи он ее. Проклятие, да она не может стоять! Что же он с ней сделал?
Поддерживая ее одной рукой за талию, он смахнул с ее лба выбившийся каштановый локон.
— Элизабет. Боже! Прости меня. С тобой все в порядке?
Ее веки затрепетали, и она медленно открыла глаза. Он приготовился к осуждению, которое ожидал увидеть в ее глазах, и сердитым словам, которые он заслужил.
Она взглянула на него золотисто-карими глазами:
— Я чувствую себя великолепно. Кто выиграл?
— Выиграл?
Она чуть заметно улыбнулась:
— Скачки. Думаю, что я. Но я охотно уступлю.
— Я… не сделал тебе больно?
— Конечно, нет. Правда, у меня колени как будто ватные, но это случается каждый раз, когда ты до меня дотрагиваешься. — В ее глазах мелькнуло беспокойство. — А я тебе?
Радость Остина была столь велика, что чуть не подогнулись его собственные колени. Ком в горле мешал говорить, и он с трудом выдавил:
— Нет.
Надо было все объяснить, извиниться, но как мог он объяснить Элизабет то, чего не понимал сам! Он никогда не терял самообладания, как это произошло сейчас. Он не находил слов, но ради нее он должен был попытаться.
Но прежде чем Остин заговорил, Элизабет слегка прикоснулась к его губам.
— Думаю, у нас осталось еще минут десять, — шепнула она. — Неужели ты хочешь потратить их на разговоры?
Он ответил полусмехом-полустоном. Ему бы уже следовало привыкнуть к тому, что от нее постоянно надо ждать неожиданностей. Он поднял ее на руки и понес к кровати.
Поскольку она хотела этого, у него было в запасе не менее десятка вещей, которые он намеревался проделать в ближайшие десять минут.
Разговоры в их число определенно не входили.
Глава 16
— Ты что-нибудь видела?
— Он жив, Остин. Но он… в опасности.
Он побледнел.
— Где он?
— Не знаю.
— Его удерживают силой?
— Прости… я не могу этого сказать.
Остин достал из кармана сложенное письмо и протянул ей:
— Можешь что-нибудь определить по этому письму?
Она сжала бумагу ладонями и закрыла глаза.
— Я чувствую зло. Угрозу. Я чувствую связь с Уильямом. Тот, кто написал это письмо, как-то связан с твоим братом. — Элизабет открыла глаза и вернула ему письмо, которое он снова спрятал в карман.
— Ты видела что-нибудь еще?
— Могу только сказать: было слабое ощущение, что скоро нам предстоит куда-то поехать. — Она внимательно посмотрела на его окаменевшее лицо, и у него снова перехватило дыхание. — Боже мой, ты снова собираешься ехать в доки!
— Я должен. Теперь еще более важно найти Гаспара.
Элизабет кивнула:
— Очень хорошо. Но я поеду с тобой.
— Исключено. Гаспар оказался еще более опасным, чем я предполагал. Я не могу позволить…
— А я не могу позволить тебе ехать без меня. Может быть, я смогу почувствовать его присутствие. И не будем больше спорить. Что касается проблемы появления леди в порту, то ее очень легко решить.
— Конечно, — ты останешься дома.
— Я переоденусь мужчиной, — словно не слыша его, продолжала Элизабет. Воспользовавшись паузой, вызванной его удивлением, она торопливо объяснила:
— Разве ты не видишь, что это превосходный план? У меня достаточно высокий рост, чтобы выдавать себя за мужчину. Все, что требуется, — это одеться подобающим образом и спрятать волосы под шляпой.
— Твое предложение, Элизабет, не подобает женщине.
— Это стало бы неподобающим, если бы один из нас проговорился. Я этого делать не намерена, а ты?
— А что, если кто-нибудь догадается, что ты женщина? — Остин покачал головой. — Проклятие, неужели я действительно задал этот вопрос? Как будто всерьез обсуждаю это безумие!
— В тех местах хорошее освещение?
— Нет, но…
— Публики там много?
— Обычно да, но…
— Тогда не о чем беспокоиться. Я просто буду еще одним мужчиной в толпе в полутемной комнате. — Она приподняла подбородок. — Ну, как ты предлагаешь раздобыть для меня мужскую одежду?
— Не помню, чтобы я согласился с твоей безумной затеей…
— Возможно, нет, но я уверена, ты хотел согласиться. — Элизабет стиснула его руки. — У нас получится, Остин. Я знаю. Я постараюсь помочь тебе найти Гаспара. Я постараюсь помочь тебе найти Уильяма.
Остин вглядывался в ее серьезное, взволнованное лицо. Не было сомнений: он верил ей. Она могла помочь ему. Но он не хотел, чтобы она помогала ему, подвергаясь опасности.
— Позволь мне сделать это для тебя, — тихо попросила Элизабет. — Хотя бы разреши мне попытаться. Только один раз.
Остин тяжело вздохнул, осуждая себя за то, что не в силах отмахнуться от ее предложения. Как он мог отказаться от возможности найти Уильяма живым и сорвать замыслы Гаспара?
Он не сводил с нее глаз.
— Полагаю, мы могли бы попробовать…
— Конечно, можем.
— Ты не отойдешь от меня…
— Ни на секунду. Клянусь.
— Кажется, за последние пять минут ты не дала мне закончить ни одной фразы.
— Гм… возможно, ты прав. Но вспомни, сколько раз я нас спасала.
Освободив руки, он взял в ладони ее лицо.
— Я не допущу, чтобы с тобой что-либо случилось. Клянусь.
Нежная улыбка тронула ее губы.
— Я знаю, Остин. С тобой я чувствую себя в полной безопасности.
От ее безыскусных слов у него потеплело на душе. Ее доверие, ее вера в него покоряли. Остин почувствовал себя виноватым перед ней. Черт, он использует ее и ее способности в своих целях, но он должен найти Гаспара. И Уильяма. Боже, Уильям…
— Когда ты собираешься отправиться? — спросила она, возвращая его мысли к предстоящей поездке.
— Моя мать, Каролина и Майлс обедают с нами, с этим ничего не поделаешь. Но затем они едут в театр. Мы отправимся после того, как они уедут.
— А они не удивятся, что мы не едем в театр?
— Сомневаюсь. Мы новобрачные. Уверен, они подумают, что мы предпочтем побыть наедине. Ее щеки вспыхнули.
— Ты хочешь сказать, они подумают, что мы… — Смутившись, Элизабет замолчала.
Остин обнял ее и нежно прикусил мочку ее уха.
— Да, они подумают, что мы занимаемся любовью.
— Ужасно… стыдно. Что твоя мама подумает обо мне?
— Она будет в восторге, что у нас все так хорошо. — Он пристально посмотрел на ее раскрасневшееся лицо:
— Ты уверена, что выдержишь поездку в доки?
— Конечно. Ты же знаешь, какая я крепкая.
— Прекрасно знаю. — Он быстрым поцелуем коснулся ее лба и отступил. — Сейчас я должен съездить на Боу-стрит и сообщить то, что мне известно о Джеймсе Кинни. Увидимся в семь в гостиной.
За обедом Остин с нетерпением ждал, когда уедут его родные. Ему надо было многое обдумать, но главной его мыслью было то, что Уильям жив. И что ему грозит опасность.
Как, черт побери, военные власти могли допустить такую ошибку и объявить его погибшим? Где он сейчас? Продолжает ли свое дело?
«Ах, Уильям, как я допустил это?!»
Но в присутствии семьи у него не было возможности собраться с мыслями. Его обычно сдержанная мать, сидевшая на противоположном конце стола, почти подскакивала на своем стуле, увлеченно беседуя с Элизабет.
Роберт и Каролина о чем-то спорили и, когда мать не смотрела в их сторону, то и дело показывали друг другу язык — по детской привычке, от которой оба до сих пор не избавились. Остин заметил, что молчал один Майлс, да и то только потому, что ему не представлялось возможности вставить хотя бы слово.
Когда обед закончился, Остин встал из-за стола и направился к Элизабет.
— Извините нас, я полагаю, нам с Элизабет пора удалиться. Желаю приятно провести вечер.
Он помог ей встать, крепко сжав ее руку.
— Удалиться? — изумилась Каролина. — Так рано?
— Да, — спокойно ответил Остин, намеренно не обращая внимания на ухмылки Роберта и Майлса, которые даже и не пытались их скрыть.
— Но еще так рано! Разве вы не хотите… — Каролина не закончила фразу и сердито посмотрела на сидевшего напротив нее Роберта:
— Это ты толкнул меня ногой?
— Да. Но только потому, что не могу дотянуться и заткнуть тебе рот салфеткой. — Он помахал рукой Остину и подмигнул Элизабет. — Спокойной ночи, Остин. Приятных снов, Элизабет.
Не ответив, Остин вышел из столовой, ведя за руку Элизабет. Он не останавливался, пока не закрыл за собой дверь своей спальни. Прислонившись к косяку, он посмотрел на пылающее лицо жены.
— Бог свидетель, я больше никогда не смогу взглянуть им в глаза, — сказала она, в волнении расхаживая по комнате. — Они все думают, что мы отправились заниматься сам знаешь чем.
Непреодолимое желание заняться «сам знаешь чем» обрушилось на Остина, словно ему нанесли удар ниже пояса. Мысль о ее близости воспламенила его. Отойдя от двери, он подошел к Элизабет и, схватив ее за руку, притянул к себе. Глядя в ее удивленные глаза, он пробормотал:
— Ну, поскольку они все так думают, не будем их разочаровывать.
— Я думала, что как только они уедут в театр, ты отправишься в порт.
Он начал расстегивать ей лиф.
— Я так и сделаю, но они будут собираться целых полчаса. Кроме того, тебе надо переодеться, и — раз уж ты снимешь платье, — я предлагаю этим воспользоваться.
Расстегнув последнюю пуговку, он спустил платье с ее плеч, и оно упало к ее ногам.
— Господи, наверное, я должна упасть в обморок от столь непристойного предложения…
Он провел пальцем по ее груди.
— Обморок? Позвонить, чтобы тебе принесли нюхательную соль?
— В этом нет необходимости. К счастью, я обладаю очень…
— Крепким здоровьем. Да, действительно, — к счастью.
— О, судя по твоему тону, потребуется много сил! Что ты задумал? Скачки?
— У нас нет времени на разговоры. Я в самом деле хочу отправиться через полчаса.
Вслед за платьем рубашка оказалась у ее щиколоток. Обнаженная и прекрасная, со смущенной и в то же время вызывающей улыбкой, она волновала Остина, как ни одна другая женщина.
Чувство, которое она вызывала в нем, смущало и озадачивало. Оно было сильнее желания. Это была жизненная необходимость. Словцо от ощущения ее близости зависела его жизнь.
Он обнял ее и поцеловал долгим страстным поцелуем, стараясь ближе и крепче прижать ее к себе. Не отрываясь от ее губ, он прижал Элизабет к стене, его руки скользнули вниз по ее телу.
Она отвечала на каждую его ласку, прижимаясь к нему. Он чувствовал, как рядом с его сердцем бьется сердце Элизабет.
— Остин… пожалуйста…
От ее мольбы оборвалось что-то у него внутри. Пожалуйста! Желание переполняло его. Он желал ее. Сейчас же. Сейчас.
Он рывком приподнял Элизабет.
— Обхвати меня ногами, — прошептал он, не узнавая собственного голоса.
Глядя на него расширившимися глазами, она подчинилась, и он оказался внутри ее. Его опалило жаром, и словно бархатная рука сжала его. Обхватив ее бедра, он быстрыми и грубыми движениями овладевал ею. Лоб его покрылся каплями пота, от затрудненного дыхания жгло легкие. С последним толчком оргазм сокрушил его. Прижав голову к ее плечу, он впился пальцами в ее бедра и целую вечность упивался ею, оставляя в ней свое семя и частицу своей души.
Придя в себя, он поднял голову и взглянул на Элизабет. Ее глаза были закрыты, лицо побледнело. Чувство вины словно камнем ударило его.
Что, черт побери, с ним происходит? Он только что овладел женой стоя, прижав ее к стене. Как какой-то портовой шлюхой. Не подумав о ней, о ее чувствах. Вероятно, он причинил ей боль. Остин взглянул вниз и увидел красные отпечатки своих пальцев у нее на бедрах. Она, должно быть, считает его чудовищем!
Он осторожно отпустил Элизабет. Ее ноги скользнули вниз. Она бы свалилась на пол, не поддержи он ее. Проклятие, да она не может стоять! Что же он с ней сделал?
Поддерживая ее одной рукой за талию, он смахнул с ее лба выбившийся каштановый локон.
— Элизабет. Боже! Прости меня. С тобой все в порядке?
Ее веки затрепетали, и она медленно открыла глаза. Он приготовился к осуждению, которое ожидал увидеть в ее глазах, и сердитым словам, которые он заслужил.
Она взглянула на него золотисто-карими глазами:
— Я чувствую себя великолепно. Кто выиграл?
— Выиграл?
Она чуть заметно улыбнулась:
— Скачки. Думаю, что я. Но я охотно уступлю.
— Я… не сделал тебе больно?
— Конечно, нет. Правда, у меня колени как будто ватные, но это случается каждый раз, когда ты до меня дотрагиваешься. — В ее глазах мелькнуло беспокойство. — А я тебе?
Радость Остина была столь велика, что чуть не подогнулись его собственные колени. Ком в горле мешал говорить, и он с трудом выдавил:
— Нет.
Надо было все объяснить, извиниться, но как мог он объяснить Элизабет то, чего не понимал сам! Он никогда не терял самообладания, как это произошло сейчас. Он не находил слов, но ради нее он должен был попытаться.
Но прежде чем Остин заговорил, Элизабет слегка прикоснулась к его губам.
— Думаю, у нас осталось еще минут десять, — шепнула она. — Неужели ты хочешь потратить их на разговоры?
Он ответил полусмехом-полустоном. Ему бы уже следовало привыкнуть к тому, что от нее постоянно надо ждать неожиданностей. Он поднял ее на руки и понес к кровати.
Поскольку она хотела этого, у него было в запасе не менее десятка вещей, которые он намеревался проделать в ближайшие десять минут.
Разговоры в их число определенно не входили.
Глава 16
Полчаса спустя Элизабет стояла перед большим зеркалом и смотрела на свое отражение. Сейчас даже родители не узнали бы ее.
На ней были узкие облегающие панталоны и потертые сапоги, немного ей великоватые. Свободная белая мужская рубашка и шейный платок скрывали ее грудь. Волосы были аккуратно спрятаны под надвинутой на глаза мужской шляпой — в таком виде она легко могла сойти за высокого стройного молодого человека. А когда она накинет черный плащ — сейчас он висел на спинке кровати, — никто не догадается, что перед ним женщина, тем более герцогиня.
Дверь спальни отворилась, и вошел Остин.
— Все в порядке. Они уехали в театр. — Он увидел ее и остановился. — Ты готова?
Элизабет обернулась:
— Да. Как ты меня находишь?
Остин смерил ее оценивающим взглядом — с головы до ног. Затем подошел к ней. Мрачно посмотрев на Элизабет, он произнес сквозь стиснутые зубы:
— Ты не выйдешь из дома в таком виде.
Она уперлась руками в бедра:
— Могу я спросить почему? Меня совершенно невозможно узнать. Никто не догадается, что я не мужчина.
— Черта с два не догадается! Эти штаны обтягивают тебя так… — сжав губы, он махнул рукой, — неприлично.
— Неприлично? Ты сам дал их мне!
— Я не знал, что ты так будешь в них выглядеть.
Она топнула обутой в сапог ногой:
— Как выглядеть?
— Как… — Остин снова помахал рукой, словно пытаясь поймать нужное слово в воздухе. — Вот так, — наконец нашелся он.
Элизабет вздохнула. Было совершенно ясно, что из неуместного здесь чувства приличия он собирается погубить их план. Сняв с кровати плащ, она набросила его на себя и застегнула.
— Посмотри, — сказала она, прохаживаясь перед ним. — Он закрывает меня от подбородка до колен.
Остин продолжал хмуриться. После того как она дважды повернулась перед ним, он, проворчал:
— Плащ не снимать ни на минуту. Не снимать и не расстегивать. Пивную, в которую мы идем и где видели Гаспара, посещают люди весьма грубые и буйные. Если кто-то заподозрит, что ты женщина, дело может кончиться очень плохо.
— Я понимаю.
Он перевел взгляд на ее шляпу:
— Она крепко сидит?
— Как будто прибитая гвоздями.
Выражение его лица абсолютно не изменилось, и Элизабет на мгновение испугалась, что он откажется взять ее с собой. Постаравшись принять равнодушный вид, она стояла и ждала. Наконец он сказал:
— Пойдем.
Они вместе вышли из комнаты. Элизабет старалась скрыть свою радость. И опасения. Она очень не хотела, чтобы он оставил ее дома. Ибо знала, что сегодня ночью произойдет нечто важное.
Когда через полчаса наемная карета остановилась перед обветшалым зданием, Элизабет немного раздвинула занавески и вгляделась в темноту. Хотя она не знала, где именно они находятся, запах гнилой рыбы указывал на близость порта.
— Элизабет, ты готова?
Она оторвалась от окна и посмотрела на сидевшего напротив Остина. Даже в тусклом свете было видно, что он хмурится. Элизабет чувствовала, как он напряжен. В надежде развеять его тревогу, она заставила себя улыбнуться:
— Да, я готова.
Он не ответил на ее улыбку.
— Ты хорошо поняла, что должна делать?
— Конечно. Если я что-либо почувствую, я сразу же скажу тебе.
Став еще мрачнее, Остин посмотрел на Элизабет:
— Спасибо, но я не это имел в виду.
На ее лбу появилась морщинка.
— Не понимаю. Я думала, ты хочешь, чтобы я сказала тебе, если что-то почувствую.
— Да. Но ты не должна отходить от меня.
— Не буду. Я…
Остин не дал ей договорить, взяв ее руки в свои. От его напряженного взгляда мурашки побежали по ее спине.
— Обещай мне, — с настойчивостью прошептал он.
— Обещаю, но…
— Никаких «но»! Это очень опасное место. Если ты отойдешь слишком далеко, я не смогу тебя защитить. Тебе ясно?
— Абсолютно. Считай, что меня пришили к твоему рукаву.
Он вздохнул:
— Черт, наша идея не так уж хороша! Тысяча вещей может нам помешать.
— Тысяча вещей может нам помочь.
— Я подвергаю тебя опасности.
— Я не в большей опасности, чем ты.
Он отпустил ее и схватился за голову:
— Чем больше я обо всем этом думаю, тем больше убеждаюсь, что мы поступаем неразумно. Я скажу кучеру, чтобы он отвез тебя домой.
Он протянул руку к дверце. Она остановила его руку.
Он вопросительно поднял бровь.
— Если ты отправишь меня домой, я найму другую карету и вернусь сюда.
Он впился в нее горящим взглядом. Никогда еще не видела она его в таком гневе. И хотя Элизабет знала, что он не ударит ее даже в ярости, холодок все же пробежал по ее спине.
— Ты не сделаешь ничего подобного, — очень медленно отчеканил он.
— Сделаю, если меня к тому вынудят. — Прежде чем он успел возразить, она обхватила ладонями его мрачное лицо. — Ты веришь, что я могу помочь тебе?
Он долго и изучающе смотрел на нее, и она подумала: знает ли он, какую боль причиняет ей страдание, которое она читает в его глазах? Она чувствовала, что он что-то скрывает от нее — какую-то страшную тайну, терзающую его душу, и подозревала, что он намеренно подавляет свои чувства и мысли, чтобы она случайно их не «увидела».
Боже, как тяжело было смотреть на его муки! Если бы только он доверился ей, она бы так старалась ему помочь!
Как же сильно она любит его!
Элизабет никогда не произносила этих слов, еще не готовая высказать вслух всю глубину своего чувства. К тому же она не была уверена, что он захотел бы их услышать, но, Господи, неужели он не видит этого чувства в ее глазах?
Наконец Остин нарушил молчание:
— Если бы я не верил, что Уильям жив и что ты могла бы помочь мне его найти, я никогда бы тебя сюда не привез.
— Тогда позволь мне помочь. Я не хочу, чтобы ты так мучился. Позволь мне найти ответы, которые ты ищешь. Я буду так близко от тебя, что ты услышишь, как бьется мое сердце.
Она надеялась вызвать у него улыбку, но он оставался серьезным. Он отнял ее руки от своего лица и, когда их пальцы переплелись, крепко — до боли — сжал ее руки. Она не могла прочесть его мысли, но безошибочно почувствовала его тревогу.
В тот момент, когда она уже решила, что он отошлет ее домой, он поднес к губам ее руку и обжег ее пальцы горячим поцелуем.
— Что ж, войдем туда, — сказал он.
«Грязная свинья» — было написано на вывеске, висевшей над входом в пивную. Переступив порог, Элизабет подумала, что это самое подходящее название для подобного заведения. От резкого запаха прокисшего вина и немытых тел у нее возникло ощущение, что она вступила в какое-то ядовитое облако. Ее чуть не стошнило от этой вони, смешанной с клубами едкого дыма, висевшими в воздухе.
В тусклом свете она разглядела устрашающего вида мужчин, которые сидели за небольшими деревянными столами, сгорбившись над грязными стаканами. Когда они с Остином показались в дверях, разговоры затихли и все посмотрели на вновь прибывших с подозрением и враждебностью.
Элизабет стало не по себе. Ее охватила дрожь, и она держалась поближе к Остину. Вид этих людей говорил, что по малейшему поводу они без колебаний всадят в них нож, однако демонстративно угрожающий взгляд Остина сдерживал их.
— Опусти глаза и молчи, — тихо произнес Остин. Он повел ее к покрытому царапинами столу в дальнем углу помещения. Взгляды посетителей жгли им спины, но как только они сели, разговоры возобновились.
К их столу подошла женщина в грязном, покрытом жирными пятнами платье:
— Что будет угодно джентльменам?
Элизабет украдкой взглянула на нее из-под полей шляпы, и ее сердце сжалось от сострадания. Женщина отличалась болезненной худобой, а на ее коже виднелись кровоподтеки. Осмелев, Элизабет чуть приподняла голову и увидела распухшие губы и синяк на щеке. Женщина смотрела на них таким безжизненным взглядом, какого Элизабет никогда еще не доводилось видеть.
— Виски, — приказал Остин. — Два.
Женщина выпрямилась, ее лицо исказила гримаса, и она схватилась рукой за поясницу.
— Два виски, значит. Если вам, джентльмены, понадобится что-нибудь, то меня зовут Молли.
Элизабет глубоко вздохнула. Боже, как ужасно, что кому-то приходится жить в столь отвратительных условиях! У нее щемило сердце от жалости к Молли, и она подумала, знает ли эта бедная женщина, что такое счастье.
— С тобой все в порядке? — шепотом спросил Остин.
— Эта женщина… она… — Элизабет покачала головой и прикусила губу, не найдя слов, чтобы описать такую безысходность.
— Шлюха. — Он наклонился. — Тебе жаль ее?
Горячие слезы навернулись на глаза Элизабет. Взглянув украдкой в другой конец помещения, она увидела Молли, пробиравшуюся сквозь толпу мужчин. Почти никто не пропускал ее, не схватив за грудь или не ущипнув, но Молли едва ли замечала эти «знаки внимания», никак не реагируя на них.
— Я в отчаянии, — прошептала Элизабет. — Я никогда еще не сталкивалась с такой безнадежностью.
— Не сомневайся, она бы не постеснялась обворовать тебя, если бы знала, что сумеет. Спорю, что, прежде чем мы уйдем, она попытается залезть тебе в карман.
— Если бы у меня были деньги, я бы с радостью отдала их этой несчастной. Боже мой, Остин, ее избили, и у нее такой вид, как будто она давно уже не ела досыта!
В этот момент появилась Молли и поставила перед ними два грязных стакана с виски. Остин сунул руку в карман и, достав несколько монет, выложил их на стол. В глазах Молли ничего не отразилось.
— Ладно, — равнодушно сказала она. — Кто из вас первый? — Ее опухшие глаза вдруг сузились. — Не думайте, что я возьму вас обоих сразу. Потому что я этим не занимаюсь. Элизабет вся сжалась, пытаясь скрыть потрясение. Она еще не до конца понимала, с какими ужасами ежедневно сталкивалась эта бедная женщина. Жалость охватила ее, и она с трудом сдержала слезы.
— Мне нужны только сведения о человеке по имени Гаспар, — тихо сказал Остин. Он описал наружность француза. — Видела его?
Молли на мгновение задумалась, а затем покачала головой:
— Не могу сказать наверняка. Слишком много людей каждый день проходит через этот свинарник, и, по правде говоря, я стараюсь не смотреть им в лица. Одно я знаю: они воняют, и у всех большие загребущие руки. — Она взглянула на монеты, лежавшие на столе. — Вам еще чего-нибудь надо?
— Нет, Молли. Спасибо. — Собрав со стола монеты, он протянул их ей. Достав затем из кармана несколько золотых, тоже отдал их Молли.
Она с изумлением воззрилась на Остина:
— Вот это все мне? Только за несколько слов?
Остин коротко кивнул. Сунув монеты за корсаж, Молли поспешила уйти, словно опасаясь, что он потребует деньги назад.
— Сколько ты ей дал?
— Достаточно, чтобы прокормиться.
— Как долго?
Он заколебался, как будто ему неудобно было говорить это, затем пожал плечами:
— По крайней мере месяцев шесть. Ты больше ничего не чувствуешь?
— Нет. В толпе это часто трудно. Слишком много ощущений сразу, и все путается. Мне надо закрыть глаза и расслабиться.
— Хорошо. Так и сделай, а я пока осмотрюсь кругом, не узнаю ли кого-нибудь.
Элизабет кивнула и закрыла глаза. Остин внимательно оглядел всех посетителей, но ни один не показался ему знакомым.
Прошло несколько минут, Элизабет открыла глаза.
— Прости меня, Остин, но я не могу различить ничего, что могло бы нам помочь.
— Тогда пойдем, — сказал он, поднимаясь. — Надо осмотреть и другие места.
Они благополучно выбрались из пивной и сели в ожидавшую их карету. Остин дал кучеру адрес и занял место напротив Элизабет. При слабом свете в мужской одежде она и вправду могла сойти за молодого человека, что, как ни странно, обеспокоило его, потому что он-то знал, что она истинная женщина во всем.
— Жаль, что я не смогла ничего почувствовать, — вздохнула Элизабет. — Возможно, нам больше повезет в другом месте. Куда мы сейчас едем?
— В игорный притон. По моим сведениям, там недавно видели Гаспара.
— Понятно. — Она замолчала, и он заметил, что она нервно сжимает и разжимает пальцы. — Я хотела бы поблагодарить тебя за щедрость по отношению к Молли.
Остин почувствовал укол совести, заставивший его признаться: если бы не Элизабет, он и не взглянул бы на эту шлюху. Но прежде чем он успел что-либо сказать, она положила руку на его рукав.
— Ты необыкновенный человек, Остин. Замечательный и прекрасный человек.
У него сжалось горло. Черт побери, опять она одним прикосновением превращает его в желе! От одного ее ласкового слова он тает, как снег, брошенный в огонь.
Вместо того чтобы испугаться этой мысли и оттолкнуть Элизабет, он протянул руки, чтобы обнять ее. Держать ее в объятиях. Любить ее. Пытаться разобраться в тех волнующих чувствах, что она пробуждала в нем.
Взяв ее руку, он страстно, почти с отчаянием поцеловал ее затянутую в перчатку ладонь.
— Элизабет, я…
Карета резко остановилась, не дав ему закончить. Выглянув в оконце, Остин увидел, что они добрались до цели. Он помог Элизабет выйти из кареты и повел ее по узкому проходу между двумя убогими обшарпанными кирпичными зданиями. Они спустились по грязным ступенькам и вошли в игорный притон.
В тускло освещенной комнате было шумно. За столами сидели, играя в карты или кости, мужчины из самых разных слоев общества: грубые матросы, группа ищущих приключений лондонских денди, люди полусвета — сюда пускали любого, у кого были деньги на игру.
Остин снова попросил ее надвинуть шляпу на глаза и медленно повел ее вдоль стен. У края истертой деревянной стойки Элизабет остановилась.
На ней были узкие облегающие панталоны и потертые сапоги, немного ей великоватые. Свободная белая мужская рубашка и шейный платок скрывали ее грудь. Волосы были аккуратно спрятаны под надвинутой на глаза мужской шляпой — в таком виде она легко могла сойти за высокого стройного молодого человека. А когда она накинет черный плащ — сейчас он висел на спинке кровати, — никто не догадается, что перед ним женщина, тем более герцогиня.
Дверь спальни отворилась, и вошел Остин.
— Все в порядке. Они уехали в театр. — Он увидел ее и остановился. — Ты готова?
Элизабет обернулась:
— Да. Как ты меня находишь?
Остин смерил ее оценивающим взглядом — с головы до ног. Затем подошел к ней. Мрачно посмотрев на Элизабет, он произнес сквозь стиснутые зубы:
— Ты не выйдешь из дома в таком виде.
Она уперлась руками в бедра:
— Могу я спросить почему? Меня совершенно невозможно узнать. Никто не догадается, что я не мужчина.
— Черта с два не догадается! Эти штаны обтягивают тебя так… — сжав губы, он махнул рукой, — неприлично.
— Неприлично? Ты сам дал их мне!
— Я не знал, что ты так будешь в них выглядеть.
Она топнула обутой в сапог ногой:
— Как выглядеть?
— Как… — Остин снова помахал рукой, словно пытаясь поймать нужное слово в воздухе. — Вот так, — наконец нашелся он.
Элизабет вздохнула. Было совершенно ясно, что из неуместного здесь чувства приличия он собирается погубить их план. Сняв с кровати плащ, она набросила его на себя и застегнула.
— Посмотри, — сказала она, прохаживаясь перед ним. — Он закрывает меня от подбородка до колен.
Остин продолжал хмуриться. После того как она дважды повернулась перед ним, он, проворчал:
— Плащ не снимать ни на минуту. Не снимать и не расстегивать. Пивную, в которую мы идем и где видели Гаспара, посещают люди весьма грубые и буйные. Если кто-то заподозрит, что ты женщина, дело может кончиться очень плохо.
— Я понимаю.
Он перевел взгляд на ее шляпу:
— Она крепко сидит?
— Как будто прибитая гвоздями.
Выражение его лица абсолютно не изменилось, и Элизабет на мгновение испугалась, что он откажется взять ее с собой. Постаравшись принять равнодушный вид, она стояла и ждала. Наконец он сказал:
— Пойдем.
Они вместе вышли из комнаты. Элизабет старалась скрыть свою радость. И опасения. Она очень не хотела, чтобы он оставил ее дома. Ибо знала, что сегодня ночью произойдет нечто важное.
Когда через полчаса наемная карета остановилась перед обветшалым зданием, Элизабет немного раздвинула занавески и вгляделась в темноту. Хотя она не знала, где именно они находятся, запах гнилой рыбы указывал на близость порта.
— Элизабет, ты готова?
Она оторвалась от окна и посмотрела на сидевшего напротив Остина. Даже в тусклом свете было видно, что он хмурится. Элизабет чувствовала, как он напряжен. В надежде развеять его тревогу, она заставила себя улыбнуться:
— Да, я готова.
Он не ответил на ее улыбку.
— Ты хорошо поняла, что должна делать?
— Конечно. Если я что-либо почувствую, я сразу же скажу тебе.
Став еще мрачнее, Остин посмотрел на Элизабет:
— Спасибо, но я не это имел в виду.
На ее лбу появилась морщинка.
— Не понимаю. Я думала, ты хочешь, чтобы я сказала тебе, если что-то почувствую.
— Да. Но ты не должна отходить от меня.
— Не буду. Я…
Остин не дал ей договорить, взяв ее руки в свои. От его напряженного взгляда мурашки побежали по ее спине.
— Обещай мне, — с настойчивостью прошептал он.
— Обещаю, но…
— Никаких «но»! Это очень опасное место. Если ты отойдешь слишком далеко, я не смогу тебя защитить. Тебе ясно?
— Абсолютно. Считай, что меня пришили к твоему рукаву.
Он вздохнул:
— Черт, наша идея не так уж хороша! Тысяча вещей может нам помешать.
— Тысяча вещей может нам помочь.
— Я подвергаю тебя опасности.
— Я не в большей опасности, чем ты.
Он отпустил ее и схватился за голову:
— Чем больше я обо всем этом думаю, тем больше убеждаюсь, что мы поступаем неразумно. Я скажу кучеру, чтобы он отвез тебя домой.
Он протянул руку к дверце. Она остановила его руку.
Он вопросительно поднял бровь.
— Если ты отправишь меня домой, я найму другую карету и вернусь сюда.
Он впился в нее горящим взглядом. Никогда еще не видела она его в таком гневе. И хотя Элизабет знала, что он не ударит ее даже в ярости, холодок все же пробежал по ее спине.
— Ты не сделаешь ничего подобного, — очень медленно отчеканил он.
— Сделаю, если меня к тому вынудят. — Прежде чем он успел возразить, она обхватила ладонями его мрачное лицо. — Ты веришь, что я могу помочь тебе?
Он долго и изучающе смотрел на нее, и она подумала: знает ли он, какую боль причиняет ей страдание, которое она читает в его глазах? Она чувствовала, что он что-то скрывает от нее — какую-то страшную тайну, терзающую его душу, и подозревала, что он намеренно подавляет свои чувства и мысли, чтобы она случайно их не «увидела».
Боже, как тяжело было смотреть на его муки! Если бы только он доверился ей, она бы так старалась ему помочь!
Как же сильно она любит его!
Элизабет никогда не произносила этих слов, еще не готовая высказать вслух всю глубину своего чувства. К тому же она не была уверена, что он захотел бы их услышать, но, Господи, неужели он не видит этого чувства в ее глазах?
Наконец Остин нарушил молчание:
— Если бы я не верил, что Уильям жив и что ты могла бы помочь мне его найти, я никогда бы тебя сюда не привез.
— Тогда позволь мне помочь. Я не хочу, чтобы ты так мучился. Позволь мне найти ответы, которые ты ищешь. Я буду так близко от тебя, что ты услышишь, как бьется мое сердце.
Она надеялась вызвать у него улыбку, но он оставался серьезным. Он отнял ее руки от своего лица и, когда их пальцы переплелись, крепко — до боли — сжал ее руки. Она не могла прочесть его мысли, но безошибочно почувствовала его тревогу.
В тот момент, когда она уже решила, что он отошлет ее домой, он поднес к губам ее руку и обжег ее пальцы горячим поцелуем.
— Что ж, войдем туда, — сказал он.
«Грязная свинья» — было написано на вывеске, висевшей над входом в пивную. Переступив порог, Элизабет подумала, что это самое подходящее название для подобного заведения. От резкого запаха прокисшего вина и немытых тел у нее возникло ощущение, что она вступила в какое-то ядовитое облако. Ее чуть не стошнило от этой вони, смешанной с клубами едкого дыма, висевшими в воздухе.
В тусклом свете она разглядела устрашающего вида мужчин, которые сидели за небольшими деревянными столами, сгорбившись над грязными стаканами. Когда они с Остином показались в дверях, разговоры затихли и все посмотрели на вновь прибывших с подозрением и враждебностью.
Элизабет стало не по себе. Ее охватила дрожь, и она держалась поближе к Остину. Вид этих людей говорил, что по малейшему поводу они без колебаний всадят в них нож, однако демонстративно угрожающий взгляд Остина сдерживал их.
— Опусти глаза и молчи, — тихо произнес Остин. Он повел ее к покрытому царапинами столу в дальнем углу помещения. Взгляды посетителей жгли им спины, но как только они сели, разговоры возобновились.
К их столу подошла женщина в грязном, покрытом жирными пятнами платье:
— Что будет угодно джентльменам?
Элизабет украдкой взглянула на нее из-под полей шляпы, и ее сердце сжалось от сострадания. Женщина отличалась болезненной худобой, а на ее коже виднелись кровоподтеки. Осмелев, Элизабет чуть приподняла голову и увидела распухшие губы и синяк на щеке. Женщина смотрела на них таким безжизненным взглядом, какого Элизабет никогда еще не доводилось видеть.
— Виски, — приказал Остин. — Два.
Женщина выпрямилась, ее лицо исказила гримаса, и она схватилась рукой за поясницу.
— Два виски, значит. Если вам, джентльмены, понадобится что-нибудь, то меня зовут Молли.
Элизабет глубоко вздохнула. Боже, как ужасно, что кому-то приходится жить в столь отвратительных условиях! У нее щемило сердце от жалости к Молли, и она подумала, знает ли эта бедная женщина, что такое счастье.
— С тобой все в порядке? — шепотом спросил Остин.
— Эта женщина… она… — Элизабет покачала головой и прикусила губу, не найдя слов, чтобы описать такую безысходность.
— Шлюха. — Он наклонился. — Тебе жаль ее?
Горячие слезы навернулись на глаза Элизабет. Взглянув украдкой в другой конец помещения, она увидела Молли, пробиравшуюся сквозь толпу мужчин. Почти никто не пропускал ее, не схватив за грудь или не ущипнув, но Молли едва ли замечала эти «знаки внимания», никак не реагируя на них.
— Я в отчаянии, — прошептала Элизабет. — Я никогда еще не сталкивалась с такой безнадежностью.
— Не сомневайся, она бы не постеснялась обворовать тебя, если бы знала, что сумеет. Спорю, что, прежде чем мы уйдем, она попытается залезть тебе в карман.
— Если бы у меня были деньги, я бы с радостью отдала их этой несчастной. Боже мой, Остин, ее избили, и у нее такой вид, как будто она давно уже не ела досыта!
В этот момент появилась Молли и поставила перед ними два грязных стакана с виски. Остин сунул руку в карман и, достав несколько монет, выложил их на стол. В глазах Молли ничего не отразилось.
— Ладно, — равнодушно сказала она. — Кто из вас первый? — Ее опухшие глаза вдруг сузились. — Не думайте, что я возьму вас обоих сразу. Потому что я этим не занимаюсь. Элизабет вся сжалась, пытаясь скрыть потрясение. Она еще не до конца понимала, с какими ужасами ежедневно сталкивалась эта бедная женщина. Жалость охватила ее, и она с трудом сдержала слезы.
— Мне нужны только сведения о человеке по имени Гаспар, — тихо сказал Остин. Он описал наружность француза. — Видела его?
Молли на мгновение задумалась, а затем покачала головой:
— Не могу сказать наверняка. Слишком много людей каждый день проходит через этот свинарник, и, по правде говоря, я стараюсь не смотреть им в лица. Одно я знаю: они воняют, и у всех большие загребущие руки. — Она взглянула на монеты, лежавшие на столе. — Вам еще чего-нибудь надо?
— Нет, Молли. Спасибо. — Собрав со стола монеты, он протянул их ей. Достав затем из кармана несколько золотых, тоже отдал их Молли.
Она с изумлением воззрилась на Остина:
— Вот это все мне? Только за несколько слов?
Остин коротко кивнул. Сунув монеты за корсаж, Молли поспешила уйти, словно опасаясь, что он потребует деньги назад.
— Сколько ты ей дал?
— Достаточно, чтобы прокормиться.
— Как долго?
Он заколебался, как будто ему неудобно было говорить это, затем пожал плечами:
— По крайней мере месяцев шесть. Ты больше ничего не чувствуешь?
— Нет. В толпе это часто трудно. Слишком много ощущений сразу, и все путается. Мне надо закрыть глаза и расслабиться.
— Хорошо. Так и сделай, а я пока осмотрюсь кругом, не узнаю ли кого-нибудь.
Элизабет кивнула и закрыла глаза. Остин внимательно оглядел всех посетителей, но ни один не показался ему знакомым.
Прошло несколько минут, Элизабет открыла глаза.
— Прости меня, Остин, но я не могу различить ничего, что могло бы нам помочь.
— Тогда пойдем, — сказал он, поднимаясь. — Надо осмотреть и другие места.
Они благополучно выбрались из пивной и сели в ожидавшую их карету. Остин дал кучеру адрес и занял место напротив Элизабет. При слабом свете в мужской одежде она и вправду могла сойти за молодого человека, что, как ни странно, обеспокоило его, потому что он-то знал, что она истинная женщина во всем.
— Жаль, что я не смогла ничего почувствовать, — вздохнула Элизабет. — Возможно, нам больше повезет в другом месте. Куда мы сейчас едем?
— В игорный притон. По моим сведениям, там недавно видели Гаспара.
— Понятно. — Она замолчала, и он заметил, что она нервно сжимает и разжимает пальцы. — Я хотела бы поблагодарить тебя за щедрость по отношению к Молли.
Остин почувствовал укол совести, заставивший его признаться: если бы не Элизабет, он и не взглянул бы на эту шлюху. Но прежде чем он успел что-либо сказать, она положила руку на его рукав.
— Ты необыкновенный человек, Остин. Замечательный и прекрасный человек.
У него сжалось горло. Черт побери, опять она одним прикосновением превращает его в желе! От одного ее ласкового слова он тает, как снег, брошенный в огонь.
Вместо того чтобы испугаться этой мысли и оттолкнуть Элизабет, он протянул руки, чтобы обнять ее. Держать ее в объятиях. Любить ее. Пытаться разобраться в тех волнующих чувствах, что она пробуждала в нем.
Взяв ее руку, он страстно, почти с отчаянием поцеловал ее затянутую в перчатку ладонь.
— Элизабет, я…
Карета резко остановилась, не дав ему закончить. Выглянув в оконце, Остин увидел, что они добрались до цели. Он помог Элизабет выйти из кареты и повел ее по узкому проходу между двумя убогими обшарпанными кирпичными зданиями. Они спустились по грязным ступенькам и вошли в игорный притон.
В тускло освещенной комнате было шумно. За столами сидели, играя в карты или кости, мужчины из самых разных слоев общества: грубые матросы, группа ищущих приключений лондонских денди, люди полусвета — сюда пускали любого, у кого были деньги на игру.
Остин снова попросил ее надвинуть шляпу на глаза и медленно повел ее вдоль стен. У края истертой деревянной стойки Элизабет остановилась.