Страница:
— Нет. А зачем? — Лаймонд был немного ошарашен.
Ричард ухмыльнулся:
— Конечно нет. Ты в его глазах непостижим и безмерен, словно Бог или Дьявол.
— Год с Уиллом Скоттом и мотылька превратит в Еноха 17), — заметил Лаймонд. — Кстати, на чьей он сейчас стороне?
— На твоей, несмотря ни на что, — сухо ответил Ричард. — Бокклю добился, чтобы его снова приняли при дворе, и Уилл трубит повсюду о твоих непревзойденных талантах.
— Не обманывайся, — посоветовал Лаймонд столь же сухо. — Это всего лишь угрызения совести: он ударил меня исподтишка, а я не ответил тем же. Со временем он превратится в тихого добропорядочного Бокклю.
Если Ричард и полагал, что вряд ли подобное произойдет после года, проведенного с Лаймондом, то промолчал, не замечая, что брат пристально смотрит на него.
— Ричард, — промолвил Лаймонд ровным голосом, — не пытайся взвалить на себя непосильную тяжесть. Тебе не обязательно выполнять обещание. Мне не нужна жизнь ценой попрания чьих-то принципов. Ценность ее весьма относительна: ты пожалел меня и спас, но можешь не настаивать.
Ему, разумеется, не нужны были пустые уверения, и он правильно понял Ричарда. Тому меньше всего хотелось узнать всю правду о жизни брата, поскольку, пообещав освободить Лаймонда, он не хотел терзаться в дальнейшем из-за своего необдуманного благородства.
— Принципы у меня довольно гибкие, — сказал Ричард наконец.
— Хорошо, но помни: хоть ты и приобрел право на мою вечную признательность, я ведь не всегда буду валяться здесь, как стреноженная овца.
— Думаешь, когда ты встанешь на ноги, я от тебя отрекусь?
— Ну, совсем-то не отречешься — где ты найдешь такого благодарного слушателя?
Калтер расхохотался, на том и закончился этот достопамятный спор.
Ричард забыл о нем, но Лаймонд, очевидно, нет. На следующий день он решил на практике проверить свое предположение — бесстрастно и с той холодной решимостью, что до сих пор изумляла его брата. Осмотрев ловушки, Ричард вернулся и увидел, что стоянка пуста, лошадь исчезла и вместе с нею одна седельная сумка.
Все догадки одну за другой пришлось отбросить. Никто не захватил Лаймонда: вокруг не обнаружилось следов борьбы, мягкая трава была примята лишь их ногами и копытами Бриони. Это не мог быть и благородный жест, милостиво освобождавший Ричарда от необходимости выполнять обещание: без лошади у него не было шансов добраться до Шотландии живым.
Он снова внимательно осмотрел следы. Они были свежими, и по всему было видно, что всадник не спешил. Разумеется, Лаймонд после ранения и не мог ехать быстро. Внезапно исполнившись решимости, Ричард подхватил лук и колчан со стрелами и направился по следам кобылы. Они вели по берегу реки и вверх по пологому склону на открытый луг. Ричард описал широкий круг и увидел, что след обрывается. Он прилежно обследовал и равнину впереди себя, и поросшие лесом холмы. Следов Бриони не было там. Подавляя бешенство, Ричард еще пристальнее стал вглядываться в землю.
Следы копыт, описав круг, привели его обратно на его собственную стоянку. Поняв, что произошло, Ричард остановился, переводя дыхание, приглаживая взмокшие от пота волосы. Поборов себя, он двинулся дальше.
Лаймонд лежал ничком рядом с мирно пасущейся Бриони. Услышав шаги брата, он повернул голову и слабо, примиряюще улыбнулся. Ричард вышел из себя:
— Что за идиотская страсть играть на чувствах ни в чем неповинных людей! Ты сумасшедший! Если бы я перехватил тебя по дороге, то прибил бы на месте.
— Я решил, — заметил Лаймонд миролюбиво, — что пора потихоньку привыкать к седлу. Надо двигаться на север.
— Ну да. Но решил ты не только это. — Ричард привязал кобылу и, набрав кружку воды, поставил ее рядом с братом. — Ты хочешь быть уверенным во мне — законное желание. Но никто другой не проверяет своих ближних ценою собственной жизни. Если я сам не могу пока разобраться в своих чувствах, то как-нибудь обойдусь без твоего вмешательства.
Приподнявшись на локте, Лаймонд взял кружку, расплескал воду и поставил кружку на место, так и не пригубив.
— Я могу держаться в седле. А значит, мы отправляемся на север, лучше всего прямо сегодня вечером. И поскольку, едва мы пересечем границу Шотландии, мое общество станет для тебя небезопасным, следует заранее все прояснить.
Тут он прервался. Ричард промолчал, и брат его продолжил сурово:
— Ты помиловал меня, зная лишь половину… Ты спросил о Мариотте, и я сказал тебе правду. Но ты не спрашивал об Элоис.
Ричард сел и подобрал упавшую кружку.
— Послушай, я не разделяю твоей страсти вечно приносить себя в жертву. Я не желаю ничего слушать об Элоис и считаю, что прояснять больше нечего. Что бы там ни было на твоей совести, я собираюсь дотащить тебя до Шотландии и погрузить на корабль. Если ты готов ехать — в дорогу!
— Боже мой! — воскликнул Фрэнсис с дружелюбной насмешкой. — Какую же цену нынче дают за домашних ларов? 18)
На следующий день Лаймонд сел в седло, Ричард пошел рядом. Путешествие на север началось.
В доме лорда Грея обед подавали в два часа, на этот раз его милость пригласил гостей: сэра Томаса Палмера, лондонского инженера, прославленного строителя крепостей, и Гидеона Сомервилла с молодой супругой Кейт.
Кейт, свежая, как персик, в простом, элегантном сером шелковом платье, откровенно скучала за столом. Ни сама крепость Берик, ни лорд Грей не произвели на нее впечатления. Задумчивый взгляд ее карих глаз был прикован к солонке, которая перемещалась по столу.
— Вы, Боуэс, Бренд и Палмер с кавалерией выезжаете сегодня вечером на Колдингем.
Мимо носа Кейт проплыл кувшин с элем, наполнили кубки.
— Холкрофт с пехотой выходит на рассвете и присоединится к вашей кавалерии в Пиз-Берн.
Мимо Кейт опять скользнула солонка.
— В понедельник с утра Палмер свяжется с Хаддингтоном, они прикроют вас, чтобы вы целыми и невредимыми провели в крепость подкрепление и вернулись назад.
Соль просыпалась на стол. Кейт швырнула щепотку через левое плечо и заметила:
— Как просто все это звучит по-английски! Сэр Джеймс легко чертит планы, и послушные марионетки движутся кто куда. А вам не кажется, что им бы не помешал краткий курс латыни?
— При чем здесь латынь? — живо поинтересовался Палмер.
— Если не латынь, то какой-нибудь другой всем понятный язык, — парировала Кейт. — Две тысячи немцев движутся морем, одиннадцать тысяч англичан из всех графств, где говорят по-английски так, что я сама едва понимаю, наступают под предводительством лорда Шрусбери, а еще швейцарцы, и испанцы, и несколько итальянских инженеров на развод… маленькое вавилонское столпотворение.
Лорд Грей помрачнел:
— Посмотрите на шотландцев: то же самое, победа любой ценой. Если Генрих пришлет еще сорок тысяч французов, да вмешается Дания…
— Тем более понадобятся знатоки языков. Работа школярам. Вы были в Хаддингтоне, сэр Томас? — с невинным видом продолжала Кейт, обращаясь к Палмеру.
— Да, мы проникли туда, пока шотландцы собирали парламент, и пополнили запасы пороха. Боуэс взял молодого Уортона к себе под крылышко и правильно сделал. Мальчишка вроде бы рассорился и с лордом Греем, и с собственным отцом.
— Никчемный сопляк, — проговорил лорд Грей рассеянно. — Кстати, приношу вам свои извинения из-за этой сбежавшей девчонки, которую Гидеону пришлось притащить домой. Нехорошо вышло, но ничего не поделаешь — тут даже леди Леннокс оказалась бессильна.
— А ее приятеля вам так и не удалось поймать? — спросила Кейт. — Того, кто убил курьера в Гексеме?
Лорд Грей недовольно уставился на Палмера.
— Все из-за проклятого дурака Уортона. Папаша еще похлеще сынка. Через пять минут после выстрела посылает людей за телом, а тела нет и в помине. У парня оказался сообщник. Да и не один: не удивлюсь, если их было пруд пруди, учитывая, как милорд Уортон организовал охрану аббатства.
— Да, парень не промах, — жизнерадостно подхватил Палмер. — Вспомните, как он утер нос Неду Дадли в Хьюме.
Воцарившаяся тягостная тишина дала ему понять, что его воспоминания неуместны.
— Вы можете искать его сколько вашей душе угодно, — не унимался Палмер. — Авось случайно и наткнетесь, мотаясь взад-вперед по стране, где царит полная неразбериха.
— С удовольствием предоставил бы эту честь вам, — резко ответил лорд Грей. — Но сейчас ваша задача — завтра доставить людей в Хаддингтон. Завтра, в понедельник — какого числа? Шестнадцатого, кажется? Вот наши прямые обязанности.
Поставленный таким образом на место, Палмер прикусил губу, взялся за голубя и не произнес ни слова до конца обеда.
После трапезы Гидеон с Кейт поднялись на крепостной вал и оттуда любовались Туидом, бегущим по долине, той самой долине, по которой Палмеру предстояло вести отряд на север.
— Будь осторожнее, Кейт, — задумчиво произнес Гидеон. — Не стоит касаться этого предмета. Нам, похоже, никогда не узнать, что же произошло на самом деле.
— В конце концов, какая разница, — задумчиво протянула Кейт, любуясь цветущими лугами на другом берегу реки, принадлежащими Англии. — Просто мне отвратительна эта война. — Она резко повернулась к Гидеону. — Я не люблю хладнокровные планы в начале, бойню в конце, амбиции, склоки и интриги в середине. Не люблю, когда забывают о красоте и изяществе, ненавижу корысть, мне невыносимо видеть, как гибнут лучшие люди и самые прекрасные вещи. Думаю, опасности закаляют человека, но не верю, что ему необходима война.
В глазах ее стояли слезы. Гидеону еще не приходилось видеть, как его жена плачет, и он смутился, тщетно пытаясь угадать причину и придумать достойный ответ. Наконец он сказал, обняв Кейт за плечи:
— С Филиппой все будет хорошо. Она поймет. Мы постараемся ей все объяснить.
Кейт резко обернулась и взяла его за руки.
— Не обращай на меня внимания. Я бы хотела в одну ночь уничтожить несовершенства мира, а требуются для этого сутки. Но думаю, у нас троих терпения хватит.
— С лихвой, — сказал Гидеон. Он выглядел усталым, подумала Кейт, но все же улыбнулся ей. — Верь мне, пожалуйста.
Ночью погода испортилась, облака, накануне багровевшие на горизонте, обложили небосклон, с утра начал моросить дождь, подул холодный порывистый ветер.
Палмер, чье хорошее настроение не могли испортить такие мелочи, как дождь, разумеется, не счел перемену погоды за дурной знак. В превосходно вычищенном шлеме, в стальной кольчуге на широченных плечах, он ехал, не обращая ни на что внимания. С пехотой Боуэса он встретился в понедельник утром, как и было задумано, и все вместе они направились к Хаддингтону. Добравшись до Линтон-Бридж, он послал гонца к коменданту Хаддингтона с известием, что прибыло свежее подкрепление, готовое сейчас же сменить измученный английский гарнизон.
Отряд из сорока испанских кавалеристов привез ответ. Комендант писал, что сейчас очень опасно производить какие-либо маневры под носом у французов. Хотя у него ощущается острая нехватка людей, он не доверяет видимому затишью и настоятельно советует не приближаться в данный момент к Хаддингтону.
Палмер прочел письмо, беспечно выругался и, прихватив с собой испанцев, отправился взглянуть поближе на французско-шотландский лагерь. Все было спокойно, пока они не доехали до холмов к северу от Хаддингтона. Здесь, на открытой местности, под непрекращающимся дождем, Боуэс вдруг заметил какое-то движение. Французские лилии, трепещущие на ветру, устремились к ним с холма, а следом скакали полторы сотни до зубов вооруженных всадников.
Мирной тишине мгновенно пришел конец. Гамбоа выстроил своих аркебузиров, чтобы отразить первый натиск французов. Под их прикрытием сгруппировали кавалерию и пехоту Палмер и Боуэс. Внезапно до них донесся звук трубы, и дальнозоркий Палмер увидел отряд, одетый в мундиры другого цвета, на этот раз со стороны Хаддингтона. Лицо его побагровело от восторга.
— Эллеркар, слава Богу! Человек пятьсот легкой кавалерии с ним! Вот это да! Ну сейчас мы им покажем!
У Эллеркара не было приказа атаковать. Но и французы не имели ни малейшего желания вступать в бой с большим отрядом кавалерии и, рассыпав строй, исчезли из поля зрения. Англичане и испанцы поприветствовали друг друга, перестроились и под предводительством Боуэса и Палмера с торжеством повернули к Хаддингтону.
Но им не суждено было добраться до крепости. Французы просто притаились за ближайшим холмом, дождались, когда мимо пополз арьергард англичан, и стремительно атаковали. Они нанесли несколько чувствительных ударов по отряду Эллеркара и торопливо, но подозрительно организованно отступили, преследуемые по пятам всеми английскими силами. Палмер, совершенно взбешенный понесенными потерями, не заметил подвоха и уже почти нагнал их, когда наконец увидел, в какую ловушку их заманили.
За холмом, куда англичан завели французы, был выстроен полукругом свежий, большой отряд пехоты и аркебузиров, нетерпеливо поджидавший, когда же добыча попадется в сети. Разгоряченные погоней, Палмер и Боуэс не смогли остановиться и со всего маху врезались в сомкнутые ряды французов. Подоспевшие испанцы вынуждены были тоже вступить в схватку. Пехоту Холкрофта просто растоптали на месте, а через полчаса с отрядом Палмера также было покончено.
Помощи ждать было неоткуда. Преследуемые по пятам опьяненными победой французами, англичане и испанцы метались по берегам Тайна, а французы весь день травили их, как зайцев. Таким образом, английская армия потеряла восемьсот человек убитыми и пленными, а также большую часть лошадей; Хаддингтон не только не получил обещанного подкрепления, но и утратил часть своего гарнизона, высланного на подмогу Палмеру: Эллеркара, Гамбоа и кавалерию.
После вышеописанных событий лорд-протектор получил следующее донесение:
Хотя победа была уже почти в наших руках, прискорбная случайность коварно изменила ход событий. Мы потеряли большую часть кавалерии и авангард пехоты, запасы пороха пропали. А посему полагаем, что нет смысла пытаться в дальнейшем проникнуть в Хаддингтон посуху, лишь королевская армия смогла бы снять с города осаду.
Королевская армия не замедлила появиться. Как и Палмер, солдаты были исполнены энтузиазма и рвались в бой, но, в отличие от Палмера, им удалось уцелеть. Но не удалось одержать победу.
Сэр Томас Палмер с несколькими людьми из своего отряда и испанцами скакал во весь опор, и ему почти удалось доехать до моста у Ист-Линтона. Казалось, еще немного и они оторвутся от погони, но вот откуда ни возьмись перед ними вырос небольшой вооруженный отряд.
Увы, это были шотландцы. Он не узнал вымпела, но очевидно, что сопротивление было бесполезно. Пятеро англичан позволили окружить себя и молча ждали, пока командир отряда шотландцев не выехал вперед: пожилой мужчина с густыми седыми бакенбардами на воинственном, залитом потом лице.
— Хе-хе! — радостно воскликнул он. — Можете не представляться. Даю голову на отсечение, Палмер! Вы Палмер!
— Вы правы, сэр, — любезно отозвался тот.
Седые бакенбарды заколыхались.
— Ага! Вам везет как утопленнику, вечно влипаете! Вас ведь уже один раз схватили во Франции?
Палмер покраснел.
— И вы заплатили изрядный выкуп?
Палмер молча кивнул.
— Я Уот Скотт из Бокклю, — вежливо представился шотландец. — Вам и вашим дружкам не мешает узнать, куда они попадут. Эй, ребята, вам понравится Эдинбург. Это славный городишко, а тюрьма там какая, загляденье!
Бокклю отрядил половину людей, чтобы сопровождать пленников в Эдинбург, а сам, посвистывая, направился дальше.
Сэр Уот пребывал в благодушном настроении, настолько благодушном, что не замечал суматохи вокруг себя, хотя и желал удачи французам и шотландцам, сновавшим взад-вперед по долине в поисках англичан. Наконец всадники стали встречаться все реже и реже, и дюжина его людей продолжали путь в одиночестве: перед ними простирались открытые пустоши, продуваемые холодным ветром.
Впереди справа затрещала сорока, и через мгновение показались два всадника, медленно трусивших на север. Бокклю остановился и пригляделся.
Фигуру одного из всадников в плаще с опущенным капюшоном он так и не опознал. Второй всадник, массивный, в одной рубашке, был, без сомнения, Ричард Кроуфорд из Калтера.
Бокклю с опаской поглядел по сторонам, развернулся и, не сказав ни слова, оставил свой отряд позади и направился прямо к Калтеру, в задумчивости ероша седые усы. Калтер, бросив своего спутника, поехал навстречу. Лицо его было черным от загара, грязная рубашка превратилась в лохмотья. Ричард заговорил сразу же, как только его можно было расслышать.
— Старина Уот! Как всегда оказался в подходящем месте в неурочный час!
Это прозвучало благожелательно, но опытный взгляд сэра Уота подметил, что правая рука Ричарда опустилась на рукоятку меча. Бокклю откашлялся:
— Рад видеть тебя, мой мальчик. Чертовски хорошее дельце все вы провернули в Гексеме. Арран снова благоволит к тебе: может, весточка эта тебя порадует. Этого болвана сделают герцогом, слыхал?
— Нет. Эрскин, значит, вернулся?
— Еще бы. Он сказал, что ты задержался и решил добираться сам по себе. Мы уж думали, тебя схватили. Похоже, все обошлось — вот и хорошо.
Бокклю замолчал.
Вторая лошадь мирно пощипывала травку, а всадник, склонив голову, еле держался в седле.
Калтер не шевелился, и сэр Уот сам отважился спросить:
— Так ты в Эдинбург?
Ричард покачал головой.
— А! — Бокклю удивленно почесал нос, высморкался и заметил: — Ужасно холодный ветер для июля. Не скажу, что ты не прав. Этот мой сынок — придурок, но сейчас он тебе, пожалуй, пригодился бы.
Он внимательно заглянул в глаза Ричарду, и тот не отвел взгляд.
— Хорошо. Я еду дальше на юг. Надеюсь, ты сумеешь спокойно добраться. Сегодня здесь дым коромыслом: с утра носятся туда-сюда как угорелые. Видно, там дальше к северу случилась битва.
— Спасибо, Уот, — ответил Ричард и неуверенно произнес: — А ваши люди?
— Не их это дело. Черт, Сибилла будет ужасно рада тебя видеть.
— Скажите ей… — начал было Ричард, но внезапно его непроницаемое лицо исказилось от гнева и тревоги. Бокклю схватился за эфес, но не вытащил клинка и со всех сил завопил Калтеру, бешено размахивая руками:
— Уезжай, Ричард, уезжай!
С вершины холма прямо к ним скакал отряд шотландцев. Они уже заметили Калтера и окликали его по имени. Ричард, натянув поводья, разглядел вымпелы и выругался, повернувшись к Бокклю:
— Кокберны из Скирлинга, черт бы их побрал. Уот, вы сможете их задержать, пока мы не скроемся?
Но те подошли слишком близко. Бокклю со всей ясностью осознавал, какой выбор стоит перед Ричардом: либо сдать шотландцам своего спутника, либо, предприняв безнадежную попытку к бегству, показать себя его сообщником.
Как уже было однажды, Бокклю заревел во всю мощь своих легких.
Прежде чем Ричард приблизился к Лаймонду, тот повернулся и мгновенно сообразил, что происходит. Он выпрямился, откинул с лица капюшон — блеснули спутанные золотистые пряди. Лаймонд подобрал поводья и направил лошадь во весь опор прямо по бездорожью, не обращая внимания на звуки приближавшейся погони. Отряд Кокберна догнал его, окружил и преспокойно взял в плен. Он не оказал сопротивления.
Бокклю, подъехавший вслед за Калтером, сразу же стал мишенью для всяких шуточек и насмешек. Что, дескать, он, по-видимому, хотел наказать пленника, позволив ему сбежать в этих гиблых местах. Ричард угрюмо молчал, и сэр Уот взял разъяснения на себя, не признавая, но и не отрицая того, что сочувствует Лаймонду, и через какое-то время назойливые расспросы прекратились, и кокбернцы предложили проводить Бокклю и Ричарда в Эдинбург. После того как к нему присоединились его люди, Бокклю попросил позволения взглянуть на пленника: его послали в конец отряда. Лаймонд был накрепко привязан к волокуше, в которую впрягли лошадь. Он не подавал признаков жизни. Сэр Уот внимательно оглядел его и вернулся к братьям Кокбернам, покачивая головой.
— И что теперь?
— О, он ведь в розыске, не так ли? Проведет в замке неделю-другую, потом — расчудесный недолгий суд и виселица, будьте уверены.
Так Ричарду все же пришлось отвезти младшего брата в Эдинбург.
Губит дни и вечера:
Кролики и каплуны
В жертву ей принесены.
Сибилла так давно не пела, Мариотта и обе гостьи были поражены. Дженет усмехнулась, а Агнес, которая слегка задремала, зевнула и наивно поинтересовалась:
— Что, уже пора?
— Не совсем, — загадочно ответила Сибилла.
Легкий румянец играл на ее щеках, и лишь он мог служить признаком скрытого внутреннего возбуждения. Сибилла была великолепно одета и довольно собранна в отличие от Мариотты, на которой сказывались три недели отсутствия новостей после возвращения Тома Эрскина из Гексема.
В полночь Джонни Булло обещал превратить кусок свинца в золото в их присутствии. Из четырех дам экспериментами Сибиллы по-настоящему интересовалась только Дженет Бокклю. Уютно расположившись и удобно вытянув ноги в зеленых бархатных башмачках, она колко осведомилась:
— Наверное, цыган вытянул у вас, дорогая, немало золота на свои затеи? Надеюсь, вы были благоразумны.
Вдовствующая леди бросила поверх очков простодушный взгляд.
— Разумеется, милочка. Но он получил золото только за десять минут до нашего прихода, — заметила Сибилла, поглядывая на огромные немецкой работы часы. — Идем же!
Мариотта потормошила снова задремавшую было Агнес. Открыв глаза, леди Херрис вздрогнула, встала и робко последовала за остальными, но в дверях схватила Мариотту за руку:
— А что, если он вызовет дьявола?
Мариотта рассмеялась, высвободила руку и приобняла бедняжку за плечи.
— Что из того? Сибилла мило с ним поболтает о том о сем, обменяется парочкой рецептов серных притираний и бросит кость, заготовленную для собаки. Пойдем…
Во дворе было холодно и очень темно. Ничего не было видно, лишь оконце лаборатории Джонни Булло светилось зловещим кровавым светом. Сибилла постучала в окошко, дверь в лабораторию со скрипом распахнулась.
Лица их обдало жаром. Над очагом было воздвигнуто странное, раскаленное докрасна сооружение.
От пола до потолка громоздились реторты, бутыли, кувшинчики, стеклянные трубки, колбы с длинным горлом, алембики, шары, змеевики, ступки, возгонные сосуды, воронки и мензурки. На стенах, где словно бы сплелись чудовищно раздутые змеи, плясали отблески пламени, сверкали бесчисленные багровые очи.
На широкой деревянной скамье валялись щипцы, громоздились металлические опилки, грязные тарелки и ножи, кучки стружек и тонкого песка; разнообразные горшочки, выщербленные и закопченные, выстроились на полу; двое мехов разного размера висели на гвоздях, вбитых в стену, которая вся была покрыта какими-то нанесенными мелом знаками, в основном треугольниками. На каменном полу лежал ветхий ковер, а на нем стояли две деревянные табуретки, рядом с которыми расположился Джонни.
В глазах его тоже играли багровые блики. Смуглое, раскрасневшееся от жара лицо покрылось потом. Темный абрис небольшой, жилистой фигуры словно бы нависал над бутылочками и ножами, то проявляясь, то исчезая в красноватых отблесках пламени. Он молча поклонился и указал на табуреты. Вдовствующая леди тотчас же села. Дженет заняла место рядом с нею, а молодые женщины встали позади. Когда все устроились, Джонни скользнул к двери и задвинул засов. Пламя в печи забушевало с новой силой.
— Приступим, — возгласил Джонни, преклоняя колена перед скамьею. Взгляд его блестящих карих глаз, обрамленных длинными ресницами, сделался торжественным.
— Сегодня мы последуем путем, который лишь немногие сумели пройти до конца. Сегодня мы взываем к тем, кто позволил нам проникнуть в великую тайну. Мы воздаем хвалу Йеберу-Абу-Муссе-Джафару-аль-Суфи, Мастеру из Мастеров; Зосиме и Синезиусу; трижды великому Трисмегисту, Олимпиодору, Философу Соли, армянскому владыке; Нагарджуне, который открыл дистилляцию, и самому слепому Абу-Бакру-Мухаммеду-ибн-Захарии-аль-Рази 19).
Мы молим их придать силы нашему камню, дабы несовершенный металл, грубое вещество Сатурна, подверглось разложению и в пламени трансмутации порождало бы ртутную влагу и серные пары до тех пор, пока облагороженное, очищенное, совершенное вещество в нашем тигле не утратит качества, пороки, слабости свинца и не преобразится в чистое золото.
Джонни слегка коснулся стоявшего у его ног пузатого горшка, укутанного в тряпки и наглухо закрытого железным зажимом.
— Золото — здесь: цепи и монеты, которые дала мне леди Калтер, уже расплавленные и готовые вступить в реакцию, знаменующую начало преображения. А это, — тут Джонни взял со стола какой-то серый кирпич, — фунт свинца. Желаете удостовериться?
Дженет приняла кирпич из его рук и тщательно исследовала. Потом он пошел по кругу и вернулся к Булло, который еще раз показал свинец дамам и положил в реторту.
— Вот так. А теперь — камень.
На мгновение он нагнулся над скамейкой, затем выпрямился. В его загрубелой смуглой ладони лежала чудесная серебряная шкатулка с арабской вязью на крышке и маленьким зеркальцем на дне. Джонни открыл ее и показал собравшимся. Там на белой бархатной подушечке лежал грязно-серый камень неровной формы, слоистый и мягкий.
Ричард ухмыльнулся:
— Конечно нет. Ты в его глазах непостижим и безмерен, словно Бог или Дьявол.
— Год с Уиллом Скоттом и мотылька превратит в Еноха 17), — заметил Лаймонд. — Кстати, на чьей он сейчас стороне?
— На твоей, несмотря ни на что, — сухо ответил Ричард. — Бокклю добился, чтобы его снова приняли при дворе, и Уилл трубит повсюду о твоих непревзойденных талантах.
— Не обманывайся, — посоветовал Лаймонд столь же сухо. — Это всего лишь угрызения совести: он ударил меня исподтишка, а я не ответил тем же. Со временем он превратится в тихого добропорядочного Бокклю.
Если Ричард и полагал, что вряд ли подобное произойдет после года, проведенного с Лаймондом, то промолчал, не замечая, что брат пристально смотрит на него.
— Ричард, — промолвил Лаймонд ровным голосом, — не пытайся взвалить на себя непосильную тяжесть. Тебе не обязательно выполнять обещание. Мне не нужна жизнь ценой попрания чьих-то принципов. Ценность ее весьма относительна: ты пожалел меня и спас, но можешь не настаивать.
Ему, разумеется, не нужны были пустые уверения, и он правильно понял Ричарда. Тому меньше всего хотелось узнать всю правду о жизни брата, поскольку, пообещав освободить Лаймонда, он не хотел терзаться в дальнейшем из-за своего необдуманного благородства.
— Принципы у меня довольно гибкие, — сказал Ричард наконец.
— Хорошо, но помни: хоть ты и приобрел право на мою вечную признательность, я ведь не всегда буду валяться здесь, как стреноженная овца.
— Думаешь, когда ты встанешь на ноги, я от тебя отрекусь?
— Ну, совсем-то не отречешься — где ты найдешь такого благодарного слушателя?
Калтер расхохотался, на том и закончился этот достопамятный спор.
Ричард забыл о нем, но Лаймонд, очевидно, нет. На следующий день он решил на практике проверить свое предположение — бесстрастно и с той холодной решимостью, что до сих пор изумляла его брата. Осмотрев ловушки, Ричард вернулся и увидел, что стоянка пуста, лошадь исчезла и вместе с нею одна седельная сумка.
Все догадки одну за другой пришлось отбросить. Никто не захватил Лаймонда: вокруг не обнаружилось следов борьбы, мягкая трава была примята лишь их ногами и копытами Бриони. Это не мог быть и благородный жест, милостиво освобождавший Ричарда от необходимости выполнять обещание: без лошади у него не было шансов добраться до Шотландии живым.
Он снова внимательно осмотрел следы. Они были свежими, и по всему было видно, что всадник не спешил. Разумеется, Лаймонд после ранения и не мог ехать быстро. Внезапно исполнившись решимости, Ричард подхватил лук и колчан со стрелами и направился по следам кобылы. Они вели по берегу реки и вверх по пологому склону на открытый луг. Ричард описал широкий круг и увидел, что след обрывается. Он прилежно обследовал и равнину впереди себя, и поросшие лесом холмы. Следов Бриони не было там. Подавляя бешенство, Ричард еще пристальнее стал вглядываться в землю.
Следы копыт, описав круг, привели его обратно на его собственную стоянку. Поняв, что произошло, Ричард остановился, переводя дыхание, приглаживая взмокшие от пота волосы. Поборов себя, он двинулся дальше.
Лаймонд лежал ничком рядом с мирно пасущейся Бриони. Услышав шаги брата, он повернул голову и слабо, примиряюще улыбнулся. Ричард вышел из себя:
— Что за идиотская страсть играть на чувствах ни в чем неповинных людей! Ты сумасшедший! Если бы я перехватил тебя по дороге, то прибил бы на месте.
— Я решил, — заметил Лаймонд миролюбиво, — что пора потихоньку привыкать к седлу. Надо двигаться на север.
— Ну да. Но решил ты не только это. — Ричард привязал кобылу и, набрав кружку воды, поставил ее рядом с братом. — Ты хочешь быть уверенным во мне — законное желание. Но никто другой не проверяет своих ближних ценою собственной жизни. Если я сам не могу пока разобраться в своих чувствах, то как-нибудь обойдусь без твоего вмешательства.
Приподнявшись на локте, Лаймонд взял кружку, расплескал воду и поставил кружку на место, так и не пригубив.
— Я могу держаться в седле. А значит, мы отправляемся на север, лучше всего прямо сегодня вечером. И поскольку, едва мы пересечем границу Шотландии, мое общество станет для тебя небезопасным, следует заранее все прояснить.
Тут он прервался. Ричард промолчал, и брат его продолжил сурово:
— Ты помиловал меня, зная лишь половину… Ты спросил о Мариотте, и я сказал тебе правду. Но ты не спрашивал об Элоис.
Ричард сел и подобрал упавшую кружку.
— Послушай, я не разделяю твоей страсти вечно приносить себя в жертву. Я не желаю ничего слушать об Элоис и считаю, что прояснять больше нечего. Что бы там ни было на твоей совести, я собираюсь дотащить тебя до Шотландии и погрузить на корабль. Если ты готов ехать — в дорогу!
— Боже мой! — воскликнул Фрэнсис с дружелюбной насмешкой. — Какую же цену нынче дают за домашних ларов? 18)
На следующий день Лаймонд сел в седло, Ричард пошел рядом. Путешествие на север началось.
В доме лорда Грея обед подавали в два часа, на этот раз его милость пригласил гостей: сэра Томаса Палмера, лондонского инженера, прославленного строителя крепостей, и Гидеона Сомервилла с молодой супругой Кейт.
Кейт, свежая, как персик, в простом, элегантном сером шелковом платье, откровенно скучала за столом. Ни сама крепость Берик, ни лорд Грей не произвели на нее впечатления. Задумчивый взгляд ее карих глаз был прикован к солонке, которая перемещалась по столу.
— Вы, Боуэс, Бренд и Палмер с кавалерией выезжаете сегодня вечером на Колдингем.
Мимо носа Кейт проплыл кувшин с элем, наполнили кубки.
— Холкрофт с пехотой выходит на рассвете и присоединится к вашей кавалерии в Пиз-Берн.
Мимо Кейт опять скользнула солонка.
— В понедельник с утра Палмер свяжется с Хаддингтоном, они прикроют вас, чтобы вы целыми и невредимыми провели в крепость подкрепление и вернулись назад.
Соль просыпалась на стол. Кейт швырнула щепотку через левое плечо и заметила:
— Как просто все это звучит по-английски! Сэр Джеймс легко чертит планы, и послушные марионетки движутся кто куда. А вам не кажется, что им бы не помешал краткий курс латыни?
— При чем здесь латынь? — живо поинтересовался Палмер.
— Если не латынь, то какой-нибудь другой всем понятный язык, — парировала Кейт. — Две тысячи немцев движутся морем, одиннадцать тысяч англичан из всех графств, где говорят по-английски так, что я сама едва понимаю, наступают под предводительством лорда Шрусбери, а еще швейцарцы, и испанцы, и несколько итальянских инженеров на развод… маленькое вавилонское столпотворение.
Лорд Грей помрачнел:
— Посмотрите на шотландцев: то же самое, победа любой ценой. Если Генрих пришлет еще сорок тысяч французов, да вмешается Дания…
— Тем более понадобятся знатоки языков. Работа школярам. Вы были в Хаддингтоне, сэр Томас? — с невинным видом продолжала Кейт, обращаясь к Палмеру.
— Да, мы проникли туда, пока шотландцы собирали парламент, и пополнили запасы пороха. Боуэс взял молодого Уортона к себе под крылышко и правильно сделал. Мальчишка вроде бы рассорился и с лордом Греем, и с собственным отцом.
— Никчемный сопляк, — проговорил лорд Грей рассеянно. — Кстати, приношу вам свои извинения из-за этой сбежавшей девчонки, которую Гидеону пришлось притащить домой. Нехорошо вышло, но ничего не поделаешь — тут даже леди Леннокс оказалась бессильна.
— А ее приятеля вам так и не удалось поймать? — спросила Кейт. — Того, кто убил курьера в Гексеме?
Лорд Грей недовольно уставился на Палмера.
— Все из-за проклятого дурака Уортона. Папаша еще похлеще сынка. Через пять минут после выстрела посылает людей за телом, а тела нет и в помине. У парня оказался сообщник. Да и не один: не удивлюсь, если их было пруд пруди, учитывая, как милорд Уортон организовал охрану аббатства.
— Да, парень не промах, — жизнерадостно подхватил Палмер. — Вспомните, как он утер нос Неду Дадли в Хьюме.
Воцарившаяся тягостная тишина дала ему понять, что его воспоминания неуместны.
— Вы можете искать его сколько вашей душе угодно, — не унимался Палмер. — Авось случайно и наткнетесь, мотаясь взад-вперед по стране, где царит полная неразбериха.
— С удовольствием предоставил бы эту честь вам, — резко ответил лорд Грей. — Но сейчас ваша задача — завтра доставить людей в Хаддингтон. Завтра, в понедельник — какого числа? Шестнадцатого, кажется? Вот наши прямые обязанности.
Поставленный таким образом на место, Палмер прикусил губу, взялся за голубя и не произнес ни слова до конца обеда.
После трапезы Гидеон с Кейт поднялись на крепостной вал и оттуда любовались Туидом, бегущим по долине, той самой долине, по которой Палмеру предстояло вести отряд на север.
— Будь осторожнее, Кейт, — задумчиво произнес Гидеон. — Не стоит касаться этого предмета. Нам, похоже, никогда не узнать, что же произошло на самом деле.
— В конце концов, какая разница, — задумчиво протянула Кейт, любуясь цветущими лугами на другом берегу реки, принадлежащими Англии. — Просто мне отвратительна эта война. — Она резко повернулась к Гидеону. — Я не люблю хладнокровные планы в начале, бойню в конце, амбиции, склоки и интриги в середине. Не люблю, когда забывают о красоте и изяществе, ненавижу корысть, мне невыносимо видеть, как гибнут лучшие люди и самые прекрасные вещи. Думаю, опасности закаляют человека, но не верю, что ему необходима война.
В глазах ее стояли слезы. Гидеону еще не приходилось видеть, как его жена плачет, и он смутился, тщетно пытаясь угадать причину и придумать достойный ответ. Наконец он сказал, обняв Кейт за плечи:
— С Филиппой все будет хорошо. Она поймет. Мы постараемся ей все объяснить.
Кейт резко обернулась и взяла его за руки.
— Не обращай на меня внимания. Я бы хотела в одну ночь уничтожить несовершенства мира, а требуются для этого сутки. Но думаю, у нас троих терпения хватит.
— С лихвой, — сказал Гидеон. Он выглядел усталым, подумала Кейт, но все же улыбнулся ей. — Верь мне, пожалуйста.
Ночью погода испортилась, облака, накануне багровевшие на горизонте, обложили небосклон, с утра начал моросить дождь, подул холодный порывистый ветер.
Палмер, чье хорошее настроение не могли испортить такие мелочи, как дождь, разумеется, не счел перемену погоды за дурной знак. В превосходно вычищенном шлеме, в стальной кольчуге на широченных плечах, он ехал, не обращая ни на что внимания. С пехотой Боуэса он встретился в понедельник утром, как и было задумано, и все вместе они направились к Хаддингтону. Добравшись до Линтон-Бридж, он послал гонца к коменданту Хаддингтона с известием, что прибыло свежее подкрепление, готовое сейчас же сменить измученный английский гарнизон.
Отряд из сорока испанских кавалеристов привез ответ. Комендант писал, что сейчас очень опасно производить какие-либо маневры под носом у французов. Хотя у него ощущается острая нехватка людей, он не доверяет видимому затишью и настоятельно советует не приближаться в данный момент к Хаддингтону.
Палмер прочел письмо, беспечно выругался и, прихватив с собой испанцев, отправился взглянуть поближе на французско-шотландский лагерь. Все было спокойно, пока они не доехали до холмов к северу от Хаддингтона. Здесь, на открытой местности, под непрекращающимся дождем, Боуэс вдруг заметил какое-то движение. Французские лилии, трепещущие на ветру, устремились к ним с холма, а следом скакали полторы сотни до зубов вооруженных всадников.
Мирной тишине мгновенно пришел конец. Гамбоа выстроил своих аркебузиров, чтобы отразить первый натиск французов. Под их прикрытием сгруппировали кавалерию и пехоту Палмер и Боуэс. Внезапно до них донесся звук трубы, и дальнозоркий Палмер увидел отряд, одетый в мундиры другого цвета, на этот раз со стороны Хаддингтона. Лицо его побагровело от восторга.
— Эллеркар, слава Богу! Человек пятьсот легкой кавалерии с ним! Вот это да! Ну сейчас мы им покажем!
У Эллеркара не было приказа атаковать. Но и французы не имели ни малейшего желания вступать в бой с большим отрядом кавалерии и, рассыпав строй, исчезли из поля зрения. Англичане и испанцы поприветствовали друг друга, перестроились и под предводительством Боуэса и Палмера с торжеством повернули к Хаддингтону.
Но им не суждено было добраться до крепости. Французы просто притаились за ближайшим холмом, дождались, когда мимо пополз арьергард англичан, и стремительно атаковали. Они нанесли несколько чувствительных ударов по отряду Эллеркара и торопливо, но подозрительно организованно отступили, преследуемые по пятам всеми английскими силами. Палмер, совершенно взбешенный понесенными потерями, не заметил подвоха и уже почти нагнал их, когда наконец увидел, в какую ловушку их заманили.
За холмом, куда англичан завели французы, был выстроен полукругом свежий, большой отряд пехоты и аркебузиров, нетерпеливо поджидавший, когда же добыча попадется в сети. Разгоряченные погоней, Палмер и Боуэс не смогли остановиться и со всего маху врезались в сомкнутые ряды французов. Подоспевшие испанцы вынуждены были тоже вступить в схватку. Пехоту Холкрофта просто растоптали на месте, а через полчаса с отрядом Палмера также было покончено.
Помощи ждать было неоткуда. Преследуемые по пятам опьяненными победой французами, англичане и испанцы метались по берегам Тайна, а французы весь день травили их, как зайцев. Таким образом, английская армия потеряла восемьсот человек убитыми и пленными, а также большую часть лошадей; Хаддингтон не только не получил обещанного подкрепления, но и утратил часть своего гарнизона, высланного на подмогу Палмеру: Эллеркара, Гамбоа и кавалерию.
После вышеописанных событий лорд-протектор получил следующее донесение:
Хотя победа была уже почти в наших руках, прискорбная случайность коварно изменила ход событий. Мы потеряли большую часть кавалерии и авангард пехоты, запасы пороха пропали. А посему полагаем, что нет смысла пытаться в дальнейшем проникнуть в Хаддингтон посуху, лишь королевская армия смогла бы снять с города осаду.
Королевская армия не замедлила появиться. Как и Палмер, солдаты были исполнены энтузиазма и рвались в бой, но, в отличие от Палмера, им удалось уцелеть. Но не удалось одержать победу.
Сэр Томас Палмер с несколькими людьми из своего отряда и испанцами скакал во весь опор, и ему почти удалось доехать до моста у Ист-Линтона. Казалось, еще немного и они оторвутся от погони, но вот откуда ни возьмись перед ними вырос небольшой вооруженный отряд.
Увы, это были шотландцы. Он не узнал вымпела, но очевидно, что сопротивление было бесполезно. Пятеро англичан позволили окружить себя и молча ждали, пока командир отряда шотландцев не выехал вперед: пожилой мужчина с густыми седыми бакенбардами на воинственном, залитом потом лице.
— Хе-хе! — радостно воскликнул он. — Можете не представляться. Даю голову на отсечение, Палмер! Вы Палмер!
— Вы правы, сэр, — любезно отозвался тот.
Седые бакенбарды заколыхались.
— Ага! Вам везет как утопленнику, вечно влипаете! Вас ведь уже один раз схватили во Франции?
Палмер покраснел.
— И вы заплатили изрядный выкуп?
Палмер молча кивнул.
— Я Уот Скотт из Бокклю, — вежливо представился шотландец. — Вам и вашим дружкам не мешает узнать, куда они попадут. Эй, ребята, вам понравится Эдинбург. Это славный городишко, а тюрьма там какая, загляденье!
Бокклю отрядил половину людей, чтобы сопровождать пленников в Эдинбург, а сам, посвистывая, направился дальше.
Сэр Уот пребывал в благодушном настроении, настолько благодушном, что не замечал суматохи вокруг себя, хотя и желал удачи французам и шотландцам, сновавшим взад-вперед по долине в поисках англичан. Наконец всадники стали встречаться все реже и реже, и дюжина его людей продолжали путь в одиночестве: перед ними простирались открытые пустоши, продуваемые холодным ветром.
Впереди справа затрещала сорока, и через мгновение показались два всадника, медленно трусивших на север. Бокклю остановился и пригляделся.
Фигуру одного из всадников в плаще с опущенным капюшоном он так и не опознал. Второй всадник, массивный, в одной рубашке, был, без сомнения, Ричард Кроуфорд из Калтера.
Бокклю с опаской поглядел по сторонам, развернулся и, не сказав ни слова, оставил свой отряд позади и направился прямо к Калтеру, в задумчивости ероша седые усы. Калтер, бросив своего спутника, поехал навстречу. Лицо его было черным от загара, грязная рубашка превратилась в лохмотья. Ричард заговорил сразу же, как только его можно было расслышать.
— Старина Уот! Как всегда оказался в подходящем месте в неурочный час!
Это прозвучало благожелательно, но опытный взгляд сэра Уота подметил, что правая рука Ричарда опустилась на рукоятку меча. Бокклю откашлялся:
— Рад видеть тебя, мой мальчик. Чертовски хорошее дельце все вы провернули в Гексеме. Арран снова благоволит к тебе: может, весточка эта тебя порадует. Этого болвана сделают герцогом, слыхал?
— Нет. Эрскин, значит, вернулся?
— Еще бы. Он сказал, что ты задержался и решил добираться сам по себе. Мы уж думали, тебя схватили. Похоже, все обошлось — вот и хорошо.
Бокклю замолчал.
Вторая лошадь мирно пощипывала травку, а всадник, склонив голову, еле держался в седле.
Калтер не шевелился, и сэр Уот сам отважился спросить:
— Так ты в Эдинбург?
Ричард покачал головой.
— А! — Бокклю удивленно почесал нос, высморкался и заметил: — Ужасно холодный ветер для июля. Не скажу, что ты не прав. Этот мой сынок — придурок, но сейчас он тебе, пожалуй, пригодился бы.
Он внимательно заглянул в глаза Ричарду, и тот не отвел взгляд.
— Хорошо. Я еду дальше на юг. Надеюсь, ты сумеешь спокойно добраться. Сегодня здесь дым коромыслом: с утра носятся туда-сюда как угорелые. Видно, там дальше к северу случилась битва.
— Спасибо, Уот, — ответил Ричард и неуверенно произнес: — А ваши люди?
— Не их это дело. Черт, Сибилла будет ужасно рада тебя видеть.
— Скажите ей… — начал было Ричард, но внезапно его непроницаемое лицо исказилось от гнева и тревоги. Бокклю схватился за эфес, но не вытащил клинка и со всех сил завопил Калтеру, бешено размахивая руками:
— Уезжай, Ричард, уезжай!
С вершины холма прямо к ним скакал отряд шотландцев. Они уже заметили Калтера и окликали его по имени. Ричард, натянув поводья, разглядел вымпелы и выругался, повернувшись к Бокклю:
— Кокберны из Скирлинга, черт бы их побрал. Уот, вы сможете их задержать, пока мы не скроемся?
Но те подошли слишком близко. Бокклю со всей ясностью осознавал, какой выбор стоит перед Ричардом: либо сдать шотландцам своего спутника, либо, предприняв безнадежную попытку к бегству, показать себя его сообщником.
Как уже было однажды, Бокклю заревел во всю мощь своих легких.
Прежде чем Ричард приблизился к Лаймонду, тот повернулся и мгновенно сообразил, что происходит. Он выпрямился, откинул с лица капюшон — блеснули спутанные золотистые пряди. Лаймонд подобрал поводья и направил лошадь во весь опор прямо по бездорожью, не обращая внимания на звуки приближавшейся погони. Отряд Кокберна догнал его, окружил и преспокойно взял в плен. Он не оказал сопротивления.
Бокклю, подъехавший вслед за Калтером, сразу же стал мишенью для всяких шуточек и насмешек. Что, дескать, он, по-видимому, хотел наказать пленника, позволив ему сбежать в этих гиблых местах. Ричард угрюмо молчал, и сэр Уот взял разъяснения на себя, не признавая, но и не отрицая того, что сочувствует Лаймонду, и через какое-то время назойливые расспросы прекратились, и кокбернцы предложили проводить Бокклю и Ричарда в Эдинбург. После того как к нему присоединились его люди, Бокклю попросил позволения взглянуть на пленника: его послали в конец отряда. Лаймонд был накрепко привязан к волокуше, в которую впрягли лошадь. Он не подавал признаков жизни. Сэр Уот внимательно оглядел его и вернулся к братьям Кокбернам, покачивая головой.
— И что теперь?
— О, он ведь в розыске, не так ли? Проведет в замке неделю-другую, потом — расчудесный недолгий суд и виселица, будьте уверены.
Так Ричарду все же пришлось отвезти младшего брата в Эдинбург.
2. ОШИБКА К СЧАСТЬЮ
Ох, азартная играГубит дни и вечера:
Кролики и каплуны
В жертву ей принесены.
Сибилла так давно не пела, Мариотта и обе гостьи были поражены. Дженет усмехнулась, а Агнес, которая слегка задремала, зевнула и наивно поинтересовалась:
— Что, уже пора?
— Не совсем, — загадочно ответила Сибилла.
Легкий румянец играл на ее щеках, и лишь он мог служить признаком скрытого внутреннего возбуждения. Сибилла была великолепно одета и довольно собранна в отличие от Мариотты, на которой сказывались три недели отсутствия новостей после возвращения Тома Эрскина из Гексема.
В полночь Джонни Булло обещал превратить кусок свинца в золото в их присутствии. Из четырех дам экспериментами Сибиллы по-настоящему интересовалась только Дженет Бокклю. Уютно расположившись и удобно вытянув ноги в зеленых бархатных башмачках, она колко осведомилась:
— Наверное, цыган вытянул у вас, дорогая, немало золота на свои затеи? Надеюсь, вы были благоразумны.
Вдовствующая леди бросила поверх очков простодушный взгляд.
— Разумеется, милочка. Но он получил золото только за десять минут до нашего прихода, — заметила Сибилла, поглядывая на огромные немецкой работы часы. — Идем же!
Мариотта потормошила снова задремавшую было Агнес. Открыв глаза, леди Херрис вздрогнула, встала и робко последовала за остальными, но в дверях схватила Мариотту за руку:
— А что, если он вызовет дьявола?
Мариотта рассмеялась, высвободила руку и приобняла бедняжку за плечи.
— Что из того? Сибилла мило с ним поболтает о том о сем, обменяется парочкой рецептов серных притираний и бросит кость, заготовленную для собаки. Пойдем…
Во дворе было холодно и очень темно. Ничего не было видно, лишь оконце лаборатории Джонни Булло светилось зловещим кровавым светом. Сибилла постучала в окошко, дверь в лабораторию со скрипом распахнулась.
Лица их обдало жаром. Над очагом было воздвигнуто странное, раскаленное докрасна сооружение.
От пола до потолка громоздились реторты, бутыли, кувшинчики, стеклянные трубки, колбы с длинным горлом, алембики, шары, змеевики, ступки, возгонные сосуды, воронки и мензурки. На стенах, где словно бы сплелись чудовищно раздутые змеи, плясали отблески пламени, сверкали бесчисленные багровые очи.
На широкой деревянной скамье валялись щипцы, громоздились металлические опилки, грязные тарелки и ножи, кучки стружек и тонкого песка; разнообразные горшочки, выщербленные и закопченные, выстроились на полу; двое мехов разного размера висели на гвоздях, вбитых в стену, которая вся была покрыта какими-то нанесенными мелом знаками, в основном треугольниками. На каменном полу лежал ветхий ковер, а на нем стояли две деревянные табуретки, рядом с которыми расположился Джонни.
В глазах его тоже играли багровые блики. Смуглое, раскрасневшееся от жара лицо покрылось потом. Темный абрис небольшой, жилистой фигуры словно бы нависал над бутылочками и ножами, то проявляясь, то исчезая в красноватых отблесках пламени. Он молча поклонился и указал на табуреты. Вдовствующая леди тотчас же села. Дженет заняла место рядом с нею, а молодые женщины встали позади. Когда все устроились, Джонни скользнул к двери и задвинул засов. Пламя в печи забушевало с новой силой.
— Приступим, — возгласил Джонни, преклоняя колена перед скамьею. Взгляд его блестящих карих глаз, обрамленных длинными ресницами, сделался торжественным.
— Сегодня мы последуем путем, который лишь немногие сумели пройти до конца. Сегодня мы взываем к тем, кто позволил нам проникнуть в великую тайну. Мы воздаем хвалу Йеберу-Абу-Муссе-Джафару-аль-Суфи, Мастеру из Мастеров; Зосиме и Синезиусу; трижды великому Трисмегисту, Олимпиодору, Философу Соли, армянскому владыке; Нагарджуне, который открыл дистилляцию, и самому слепому Абу-Бакру-Мухаммеду-ибн-Захарии-аль-Рази 19).
Мы молим их придать силы нашему камню, дабы несовершенный металл, грубое вещество Сатурна, подверглось разложению и в пламени трансмутации порождало бы ртутную влагу и серные пары до тех пор, пока облагороженное, очищенное, совершенное вещество в нашем тигле не утратит качества, пороки, слабости свинца и не преобразится в чистое золото.
Джонни слегка коснулся стоявшего у его ног пузатого горшка, укутанного в тряпки и наглухо закрытого железным зажимом.
— Золото — здесь: цепи и монеты, которые дала мне леди Калтер, уже расплавленные и готовые вступить в реакцию, знаменующую начало преображения. А это, — тут Джонни взял со стола какой-то серый кирпич, — фунт свинца. Желаете удостовериться?
Дженет приняла кирпич из его рук и тщательно исследовала. Потом он пошел по кругу и вернулся к Булло, который еще раз показал свинец дамам и положил в реторту.
— Вот так. А теперь — камень.
На мгновение он нагнулся над скамейкой, затем выпрямился. В его загрубелой смуглой ладони лежала чудесная серебряная шкатулка с арабской вязью на крышке и маленьким зеркальцем на дне. Джонни открыл ее и показал собравшимся. Там на белой бархатной подушечке лежал грязно-серый камень неровной формы, слоистый и мягкий.