Веня рванул к киоску, что есть сил, подгоняемый... страхом.
   И тут же солнце вновь ослепило его кровавыми лучами. "Сила страха!" - взвыли в едином порыве десятки крысомуммий. Сотни. Тысячи. В каждом полыхающем окне за солнечными бликами на стёклах угадывались огромные головы беспощадных крысомуммий. А вампир уже оправился и снова стал гигантским и неопределённым. С багровой головой, свисающей над Веней. И ногами, отбивавшими ритм, то по доскам далёкого забора, то по ещё более далёким стенам. "Сила страха!" - взревел он, набирая мощь. И зловещим эхом подхватил его рёв многоголовый хор крысомуммий. А голосок словно сплетался в злой непрерывный ручеёк, укрытый от добрых людей в колдовской чаще и пробившийся из тех запредельных просторов прямиком в Венины уши. То в левое, то в правое. Как стереозаписи из громаднющих колонок музыкального центра на школьных дискотеках.
   "Боишься, мальчик Веня, не выбраться тебе. И в том, что ты боишься, признайся сам себе. Другие засмеются, другие не поймут. Для них твои все страхи, смешная только муть."
   Голос крепчал, хотя он уже не мог остановить Веню. Ноги толкали мальчика вперёд. Чёрный контур киоска рос на глазах, но... оставался всё так же далеко. Зато голова вампира скалилась выпирающими клыками совсем близко. То слева, то справа. Смена положения стала неразличимо частой, Вене даже казалось, что целых два вампира несутся рядом с ним. Один по забору, другой по стенам домов, ловко перепрыгивая промежутки.
   "И хочется признаться. И знаешь, что нельзя... Естественно нельзя... Над страхами смеяться будут вместе родители, друзья... И ты соврёшь, что храбро весь путь свой одолел. Ни капли не боялся, напротив... отважен был и смел. Но эта ложь рождает ещё страшнее страх. Ведь если рассекретят, потерпит Веня крах. И Веня наш боится не только злую ночь. А ложь своею мощью уж гонит Веню прочь. И сила, сила страха всё выше вознесёт... всё то, что мальчик Веня никак не разберёт".
   Справа тянулся бесконечный забор. Слева обнаружился очередной проём. Но там за маленьким столиком сидел всё тот же Буратино и пил из высокого кубка что-то бордовое. Капли струились по розоватому стеклу и падали на столешницу медленно, тяжело, но совершенно беззвучно. Вот допьёт Буратино, повернёт голову и поймает затравленный Венин взгляд. А как поймает, уж не отпустит. Но даже если бы проём оказался совершенно пустым, не стал бы в него нырять Веня.
   Никоим образом нельзя было допустить, чтобы Буратино появился в третий раз. Потому что тогда он возникнет рядом с Веней и положит ему на плечо деревянную беспощадную руку. О том, что будет дальше, Веня старался не думать. Он проговаривал самые страшные клятвы, обязуясь больше не зыркать по сторонам. Надо смотреть на киоск - вперёд, вперёд и ещё раз вперёд.
   Киоск выплывал из багровых сумерек. Мощный. Надёжный. Его боковые стёкла скрывались под железными пластинами, предвещая скорое закрытие, но центральная часть поблёскивала выставленными на витрине бутылками. А окошко продавца ещё приветливо открывало жёлтый квадратик створки. Видел Веня это окошко и тянулся к нему всей душой. Потому что его наполняла мягкая сумеречная тень без всяких красновато-кровавых проблесков и лучей.
   Вампир не отставал, но, несмотря на весь свой испуг, Веня заметил, что он устал. И в самом деле поскачи-ка по совершенно вертикальным стенам, да по шаткому забору, сбитому из неровных занозистых досок. Вампир ждал, что Веня остановится и передохнёт. И ждал Веню красноватый туман, клубящийся вокруг. Но силы кровавого тумана таяли с каждым Вениным шагом. Туман уже не мог спрятать киоск в своём клубящемся дыму, а вампир стал спотыкаться, прихрамывать.
   И вдруг лопнула его голова, словно непомерно раздутый красный шар, к которому шаловливый малыш поднёс острую булавку. Лопнул, как мыльный пузырь. А перед Веней, перед самым его лицом очутилось окошко, за которым кто-то вздыхал и шумно отхлёбывал из невидимой бутылки.
   - Хлеба, - прошептал Веня, как бродяга-пустынник, добравшийся до оазиса, как голодающий Поволжья, дождавшийся продуктового обоза, и протянул в окошко два рубля, нагретые дрожащими руками. - Половинку батона.
   Бутылка булькнула и её донышко приземлилось на что-то металлическое с тихим звяканьем.
   - Нету, - послышался недовольный женский голос. - Только кирпич. Будешь кирпич брать?
   - Буду, - согласился Веня, поглядывая на часы. Часы показывали четырнадцать минут десятого. Без всяких там финтифлюшек и закорючек.
   - А он чёрствый, - голос стал более участливым. - Как бы тебя дома не наругали.
   - Давайте чёрствый, - отважно принял решение Веня. - Не будут ругать.
   - Ну смотри, - невнятно донеслось из тени. Монетки исчезли, и вместо них появилась вкусно пахнущая половина буханки. Рядом звякнули два десятикопеечных кругляшка.
   Веня забрал хлеб торжественно. Так принимают кубок за победу в десятикилометровом забеге на первенство района. Или даже города. Торжественно и в то же время бережно-бережно. Чтобы донести до полки, на которой награда замрёт и упокоится на долгие годы, навевая приятные воспоминания и придавая уверенность в те минуты, когда по разным причинам вдруг захочется разреветься.
   К киоску подобрались два малыша. На курточке ближнего голубыми нитками красиво вышили "MAGIC". Букву "А" в надписи заменяла белая звёздочка. Малыши восторженно смотрели на небольшие пакетики, где у пышноволосых женщин из узких бюстгалтеров призывно вываливались потрясающего размера груди.
   - Это что? - спросил дальний малыш.
   - Резинки, - пояснил его товарищ. - Мне Вован говорил.
   - Какие резинки? - не понял дальний.
   - Ну тётки резиновые. Покупаешь пакет, распечатываешь и надуваешь.
   - За двенадцать рублей?! Целую тётку?! За двенадцать рублей резиновых тёток не бывает.
   - Много ты понимаешь, дурак. Про это даже в книжках пишут.
   Вокруг Вени снова развернулся привычный, до замирания сердца знакомый мир. Мальчик повернулся к киоску спиной. Вечер смыл багровые разливы. Дома светились разноцветными прямоугольниками окон. Вдоль них протянулась вереница фонарей, одновременно вспыхнувших шарами мягкого фиолетового света. Из проёма между домами вывернула низенькая женщина, тащившая на поводке чёрную лохматую собачонку. Собачка неистово тянулась к каждому дереву, мягко шелестевшему уже заметно поредевшей листвой. Женщина нетерпеливо подёргивала поводок, оттаскивая собачку и одновременно выговаривая ей нечто неразборчивое резким, нервным голосом.
   Веня победил. Он не получил никакого кубка. Зато вампир больше не будет ждать его, провожая молчаливым конвоем по пустынным улицам. Теперь уже никогда.
   Глава 39,
   в которой перед Колей разворачивается несколько вариантов будущего
   Она появилась к вечеру. Коля стоял и смотрел, как на фоне тёмной стены линия за линией вырисовывается огромная голова со взбитыми волосами и симпатичным личиком. Конечно, принцессы из ярких корейских ручек были несравненно лучше, но получившийся портрет тоже впечатлял. Коля даже не ожидал, что она появится сегодня.
   Он просто вошёл в подъезд, моргнул глазами несколько раз, чтобы они поскорее привыкли к сумрачному свету, пробивавшемуся с площадки второго этажа, скользнул взглядом по стене и замер. Там танцевали, сплетаясь и разбегаясь, серебристые линии. Постепенно они складывались в тот самый, предсказанный принцессами рисунок. В душе у Коли потеплело. Ведь он мог проскочить и пропустить её появление. А так уже не оставалось никаких сомнений. Это была она. Предзнаменовательница.
   Значит, сегодняшняя ночь и была ночью Путешествий. Ночью, когда гном должен был отправиться в путь. Ночью, когда Коля мог последовать за ним. Та самая ночь, когда всей пятёрке следовало собраться и ждать нового знака, чтобы дорога для гнома получилась безопасной.
   Но первый этап уже позади. Предзнаменовательница явилась. И Коля стоял, завороженным взглядом глядя, как серебристые линии дёрнулись в последний раз и замерли законченным портретом. Левый глаз наполнился волшебным сиянием. Серебряным, но не злым. Правый глаз закрывали три длинные витиеватые пряди. Следовательно, звёздный час начнётся, когда маленькая стрелка на циферблатах подберётся к трём. Приблизительно.
   Тяжелая рука цепким захватом опустилась на Колино плечо. Внутри что-то оборвалось и начало падать, падать, падать куда-то в глубины. Далеко-далеко. Тёмные Стёкла выцепили Колю. Тёмные Стёкла сейчас уведут его за собой и некому будет сообщить гному, что его время пришло.
   - Это хто тут морду пририсовал?!
   Голос раздался словно из другого мира, настолько Колина душа успела сверзиться в пропасть. Осторожно подняв глаза, Коля увидел соседа по подъезду, обитателя квартиры на первом этаже, дядю Серёжу. Это его рука пригибала Колино плечо, накладывая на мальчика груз немерянной вины.
   И по-своему прав был дядя Серёжа. И по-своему боролся он за лучшую жизнь, где светит солнце, зарплату выплачивают вовремя, а баловливые мальчишки не черкаются на стенах дяди Серёжиного подъезда. Теперь дядя Серёжа был счастлив и доволен. Вот здесь, своими собственными руками, он поймал правонарушителя, размалевавшего общественную стену. Не знал дядя Серёжа про Предзнаменовательницу. Не слыхал, что бывают ночи Путешествий и Путешественников. Не верил в глупые детские сказки. Зато он видел, что стена, которую он красил тёмно-зелёным цветом на свои собственные деньги купленной эмалью, снова испохаблена малолетними уголовниками, один из которых нагло пялился на дяди Серёжины ботинки, не успев скрыться с места преступления.
   А ещё дядя Серёжа умел предвидеть будущее. И не только своё. Он уже представлял картину, как пойманный соседский мальчишка усердно трёт стену под бдительным надзором самого дяди Серёжи. И тогда добрый дядя Серёжа не будет сообщать родителям пацана о недопустимом поведении их отпрыска. Возможно, не будет. Эх, ведь раньше следили за каждым дитём и семья, и школа, и государство, а теперь остался один дядя Серёжа и не поспеть ему за всеми. Не угнаться. Но, разумеется, кое-что полезное в нашу трудную жизнь он привнести способен. Он ещё не всё сделал для страны, что мог. И поэтому дядя Серёжа развернул Колю к своей квартире и начал подталкивать вперёд. Он уже прикидывал в уме, какую старую рубаху можно пустить на тряпки и куда можно пристроить на время землицу из ведра, приготовленную для огурцов. Добрый человек дядя Серёжа, и не жаль ему пожертвовать свои собственные вещи и своё собственное время для общественного блага и светлого будущего.
   Коля тоже умел предвидеть будущее. И даже не одно. Несмотря на свой невеликий рост и возраст, он понимал, что дяди Серёжино будущее его никоим образом не устраивает. Он не сможет взять в руки тряпку и провести по прекрасному личику Предзнаменовательницы. В будущем дяди Серёжи есть место для подвигов и великих дел, но нет места ни для гномов, ни для гномьей дороги. И будет где-то сверкать Чёрная Луна, поглотив мир, не попавший в будущее доброго дяди Серёжи.
   Нет, не злой мальчик был Коля. И он даже не прочь был бы вымыть подъезд от самого чердака и до крыльца. Весь пол и все стены. Но не сейчас. Потому что светлое будущее дяди Серёжи Коле не подходило.
   Но рассказывать про Колино будущее дяде Серёже было бессмысленно. Коля даже не мог вымолвить ни слова, утонув в испуге перед могущественным соседом. И ведь заставит он Колю взять тряпку и оттирать от стены то, что никоим образом не являлось реалиями для дяди Серёжи. Оттирать "морду", наблюдая как исчезает со стены последняя чёрточка серебра и закрывается дорога для гнома. И может быть даже для Коли. А что мог сделать Коля? Только идти по ступенькам вверх и горевать бесслёзно и беззвучно, потому что и в будущем дяди Серёжи, и в настоящем, и даже в прошлом уже значилось непреложными фактами история, как хулиган Коля исчеркал всю стену. А прошлое, как известно, сомнению не подлежит.
   Дядя Серёжа заулыбался. Пожалуй, он пожертвует на общественное дело серую рубаху. Под локтями она не только продралась, но и истончилась до неремонтопригодной степени, а вот тряпка из неё получится знатная. Дядя Серёжа открывал дверь, находясь мыслями в будущем. Дверь заедало и приходилось её тянуть обеими руками.
   Тяжесть исчезла с Колиного плеча. И Коля вдруг понял, что будущее ещё не наступило. Что гномья дорога ещё проляжет сквозь тьму и остановит восход Чёрной Луны. Что для этого надо сделать только маленький незаметный шаг назад, а потом стремительный рывок. И Коля его сделал.
   Так вырываются герои из тёмной вражеской западни, так ускользает в глубины гиперпространства отважный звездолёт от шквального огня злобных инопланетян, так стремительно штурмуют бойцы широкую реку Днепр в старых военных фильмах. Так нёсся Коля, перепрыгнув через все шесть ступенек пролёта и вылетев из подъездного коридора навстречу свободе.
   Дверь открылась. Довольно ухнув, дядя Серёжа водрузил руку-победительницу на плечо сорванца, но встретил пустоту. Не наступило светлое будущее для дяди Серёжи. Разлетелось оно на осколочки, на мелкие несоставимые фрагменты. Потоптался дядя Серёжа по тёмной площадке, глянул разок-другой на серебристую морду и побрёл тихонько на третий этаж жаловаться Колиным родителям на неразумного сына, страну, правительство и президента. Он не спешил. Разговор предстоял долгий. И с каждой ступенькой, преодолённой дядей Серёжей на пути к третьему этажу, всё яснее вырисовывались параллели между появлением на стене отвратительной морды и исчезновением многомиллиардных иностранных кредитов, выданных Международным Валютным Фондом прежнему правительству.
   Коля подпрыгнул и позвонил. "Тихо в лесу, только не спит барсук..." зазвонили колокольчики музыкальной шкатулки, заменявшей в Вениной квартире обычный звонок. Через полминуты дверь немного приоткрылась. Проём заслонила высоченная фигура Вениного отца. Он смотрел на Колю сверху вниз хмуро и недружелюбно. Очевидно в его варианте будущего не предполагалось не только гномьей дороги, но даже и Колиного визита. "Ну?" - выражал весь его облик.
   - А Веня дома? - робко спросил Коля.
   - Дома, - согласился Венин отец. - Заходи.
   Проём стал пошире и Коля скользнул в образовавшуюся щель.
   Венин отец внимательным взором окинул подъезд и, не найдя более ничего интересного, звучно крикнул в глубину квартиры:
   - Сына, к тебе.
   Из комнаты выбрался Веня. Тоже хмурый. Тоже недовольный. Но, увидев Колю сразу же просветлел и заулыбался. Венин отец двинулся в комнату. Подошвы тапок сочно шлёпали по коричневому линолиуму.
   - Сегодня, - прошептал Коля.
   - Сегодня, - Веня сник. - Я не знаю. Меня не отпустят...
   - Надо сбежать, - шикнул на него Коля.
   - Сбежать? - удивился Веня. Такая мысль никак не укладывалась в его голове.
   - Надо, - жарко зашептал Коля и, опасаясь, что Веня завозражает и откажется, загрохотал по лестнице вниз.
   - Мне надо ещё Ленке сообщить, - закричал он этажом ниже. - И остальным тоже.
   Веня, который только что отыскал причину, по которой он никак не мог покинуть квартиру, набрал побольше воздуха в грудь для ответного ора. Внизу пушечным выстрелом хлопнула дверь. Воздух потихоньку просочился сквозь ноздри, а причина так и осталась неизвестной ни Коле, ни остальным жителям подъезда. Веня тихонько закрыл дверь и побрёл к своим самолётам, чтобы наконец-то разложить все вкладыши от жвачек в надлежащем порядке.
   У Лены звонок почему-то не работал. Кнопочка нажималась, а звонок вместо верещания выдавал сиплый писк. Однако, на седьмой раз дверь открылась. На пороге стояла Ленкина мама.
   - А, Коля, - обрадовалась она, - давай, - мотнула она головой, приглашая Колю вовнутрь, - давай, давай, не стесняйся.
   - Можно Лену позвать, - тихо предложил Коля. Он боялся, что скоростная Ленка моментально выдумает сто тысяч отговорок, чтобы не отдавать Коле гнома.
   - Можно, - кивнула Ленкина мама, ласково мигнула глазами и ухватила Колю за плечо.
   Рука была тёплой и неопасной. Ноги Коли послушались и шагнули в коридор, а затем, расставшись с кроссовками, и в саму комнату.
   Лена лежала на животе, подперев руками лицо и весело болтая ногами. Перед ней валялась раскрытая книга с испанскими сказками. Легенда про великана интересовала её больше, чем явление Коли. Она даже не посмотрела в его сторону.
   Коля потоптался на месте. Никакой реакции. Коля подошёл к дивану и сел так, чтобы Ленкины ноги не лягнули его невзначай. Ленка вздёрнула голову и развернулась.
   - Спит, - пояснила она, подбородком указывая на комод, в одном из ящиков, которого ночевал гном в своей уютной коробочке.
   - Сегодня, - степенно произнёс Коля. Гному предстояло ДЕЛО. И, значит, надо было вести себя ПО-НАСТОЯЩЕМУ.
   - Ночь путешествий и путешественников! - восхитилась Ленка и заскакала по комнате. Она не видела, что ДЕЛО уже начиналось.
   - Ночь Путешествий и Путешественников, - поправил Ленку Коля, придав словам нужные оттенки.
   - Классно! - Ленка остановилась и, предупредительно стукнув по комоду, выхватила из ящика коробку.
   На кухне Ленкина мама звякала ложечкой, размешивая сахар в чае, а в комнате Лена и Коля будили гнома, потряхивая коробочку из стороны в сторону.
   - Чего ещё, - недовольно бурчал он, отчаянно растирая глаза. - Вот только заснул... И, конечно же, в этот самый момент...
   - Не ной, - по-взрослому прервал его Коля. - Я видел Предзнаменовательницу.
   - Тебе показалось, - возмутился гном и полез обратно в белые хлопья ваты. Золотая фигурка вот-вот могла окончательно затеряться в белом переплетении.
   - Нет, - Коля вытряхнул гнома из коробочки, а саму её закинул на шкаф, как заправский баскетболист.
   - Сам будешь доставать, - пригрозил гном, проследив полёт коробка. - Ну, что там у тебя с Предзнаменовательницей?
   - Нарисовалась, - уверенно кивнул Коля. - Три пряди. Значит, сегодня ночью в три часа.
   Гном поглядел на Колю странным взглядом. В нём чувствовались растерянность и страх, отрешённость и даже обречённость. И сквозила тоска. Словно всё бы на свете отдал гном, только бы исчез со стены портрет Предзнаменовательницы с тремя прядями на правом глазу, а самого гнома отпустили бы обратно спать и видеть спокойные и безмятежные сны.
   - Я выберусь в два, - зашептала Лена так тихо, что её голос почти полностью заглушило позвякивание ложки о стекло. Гном посмотрел на Колю по-особому. Пронзительно и печально, словно Коля не оправдал каких-то его гномьих надежд. Затем он уставился себе под ноги в просторных золотых сапожках. Коле стало неуютно.
   - Ладно, - махнул он рукой. - Я где-то к трём. Вдруг мои раньше не заснут. Я побёг. Мне ещё Пашке и Димону сообщить. Пускай нас пятеро будет. Так надёжнее.
   Лена кивнула. Через минуту Коля уже нёсся по пустеющему двору, забывая непонятный гномьий взгляд, стараясь его забыть, пряча в глубину даже мысли о гноме, за которого он отвечает и которому предстоит уйти.
   Напряжение немедленных действий охватило Колю так сильно, что он, запыхавшись от взлёта на пятый этаж, не стал тянуться к звонку, а что есть силы забарабанил в дверь. Дело это было трудное, потому что дверь обтягивал дерматин с созвездиями блестящих гвоздиков, а Колины удары тонули в спрятанной внутри вате.
   Дверь открыл Димкин отец. Он вопросительно качнул головой.
   - Здравствуйте, - поздоровался Коля, испугавшись предстоящего разноса. Ну что стоило дотянуться до звонка? Вон она, кнопочка. И совсем невысоко. И в полном порядке. Не бывало ещё такого случая, чтобы в Димкиной квартире не работал звонок.
   - Вечер добрый, - снова кивнул Димкин отец и улыбнулся. Чуть-чуть.
   - А Дима дома, - Коля даже не спросил. Он и подумать не мог об отрицательном ответе.
   - Конечно, - согласился с ним Димкин отец и снова кивнул. Наверное, в школе его не успели отучить от этой дурной привычки. Кто чавкает, кто постоянно кивает головой, а кто отстукивает ритм модных песенок по перекладине Колькиного стула. И ничего-то с этим не поделаешь. Свои недостатки есть у каждого. Не бывает человека без недостатков, ведь не робот же он в конце концов. И даже у гномов бывают недостатки. Кто знает, может быть какой-нибудь учёный додумается до робота с недостатками. И кто знает, может этим самым учёным будет не кто иной, а Коля.
   Димкин отец отошёл с дороги. Но непонятно было, то ли он пропускает Колю, то ли рассматривает издали, решая, а достоин ли Коля переступить порог квартиры. Тем более, что раньше здесь Коли не наблюдалось.
   Но не на то наступала ночь Путешествий и Путешественников, чтобы Коля топтался на пороге. И поэтому он шагнул вперёд. Ненамного. Так, чтобы если что, то сразу же шагнуть назад.
   Димкин отец кивнул в очередной раз, видимо, удостоверившись в благонравных намерениях вихрастого паренька. И Коля радостно затопал в коридор. Дальше он не рискнул пройти. Хотя сообщать Димке о ночной встрече в присутствии отца было совершенно невозможно.
   Димкин отец не торопился звать сына. Он осматривал Колю, словно строгий врач из детской поликлиники.
   - Это не ты забрал у Димы алую ручку? - внезапно спросил он.
   - Нет, - замотал головой Коля. - Я даже рисовать-то не умею.
   - Для того, чтобы забрать ручку, не обязательно уметь рисовать, - заметил Димкин отец.
   Коля сжался. Он уже представил, как рука Димкиного отца цапает его за плечо и неотвратимо выводит во двор, где с тряпкой и тазиком мыльной воды ждёт Колькино появление дядя Серёжа.
   Но Димкин отец только кивнул. Оставив руку лежать на перекладине полки с привинченными крючками для одежды. Вина не успела догнать Колю. Она где-то отстала по дороге и заплутала в тёмных закоулках, ещё надеясь отыскать свой улов, но постепенно растворяясь в подступавшей ночи.
   В коридоре объявился Димка. Маленький и серьёзный.
   - Не этот? - строго спросил его отец.
   - Не, - сказал Димка, уставившись на Колю. Он был догадливый и сейчас ждал только наводящего вопроса или одного-единственного слова.
   - Три, - пояснил Коля.
   Димка ничего не ответил, а только кивнул. Коля так и не понял, уяснил Димка или нет, что ему предстоит в три часа объявиться в Колином подъезде. Но разъяснять под пристальным взором Димкиного отца не хотелось. Да и некогда. И Коля с облегчением выскользнул на лестничную площадку.
   Пашка открыл дверь сам. Коля тревожно вслушался в квартирные звуки, но ничего подозрительного не долетало. Шелестело радио на стенке. Кипел чайник. Тикали часы на холодильнике. Пашкина мать работала продавщицей и возвращалась домой поздно.
   - Сегодня, - сказал Коля, не решаясь переступить порог. - Ночью.
   - Хорошо, - Пашка качнул головой направо.
   - А отпустят? - заволновался Коля.
   - А буду спрашивать? - невозмутимо отозвался Пашка.
   Коля и сам не собирался отпрашиваться и промолчал. Пашка тоже не изъявлял желания раскручивать разговор. Он по натуре был немногословным. Сказал - сделал. И по новой.
   А Колю захватила одна совершенно невероятнейшая мыслишка. Прямо сейчас он стоял с самим Пашкой. С тем самым Пашкой, который не забвал сбрасывать его с хороших мест у окна в экскурсионном автобусе. С Пашкой, от которого он получал чуть ли не каждый день. С Пашкой, которому был обязан решать контрольные. Да, да, с Пашкой. И ни чуточки... Ну вот ни капельки его не боялся. Интересно, из каждого ли кровожадника можно сделать человека?
   - Ну, мне пора, - заявил он Пашке.
   Пашка не возражал.
   И Коля солидной взрослой походкой проследовал через сумрачные дворы к своему подъезду. Оставалось надеяться, что дядя Серёжа не прятался с засадой в приподъездных кустах, поджидая Колю, чтобы вручить ему тряпку для скорейшей помывки стены. Но дядя Серёжа пил на кухне чай и слушал по радио о событиях, происходящих на территории бывшей Югославии. Он уже почти забыл и про морду, и про Колин побег. Всё это сейчас казалось мелочами. Но завтра он обязательно дождётся Колиного отца и ткнёт в сыновьи художества. И может проказливый пацан будет тогда отмывать стенку под двойным надзором, а дядя Серёжа вдоволь обсудит, надо ли нам снабжать топливом районы Крайнего Севера.
   На секунду Коля остановился и вгляделся в серебристые штрихи портрета Предзнаменовательницы. Пробьёт полночь, и локоны начнут укорачиваться. Один за другим. А когда исчезнет последний, то гном вступит на дорогу. А может, и Коля уйдёт вслед за ним. Ненадолго. Не навсегда. Только на одну ночь.
   А ночь уже наплывала, уже распростёрлась над городом холодными чёрными крыльями осеннего неба. Для миллиардов людей она оставалась совершенно обычной ночью, наполненной снами, делами и происшествиями. И только пятеро всматривались в неё строгими взглядами. Взглядами ожидания. Они чувствовали её отзвуки. Они знали, какие секреты прячутся в небесных складках, изукрашенных лоскутками облаков и мерцающими искорками звёзд.
   Глава 40,
   которая показывает нам трудный выбор Вени
   Веня осторожно-осторожно пробирался через большую комнату, где спали родители. Пол поскрипывал и каждый звук отдавался тихим ужасом у Вени внутри. Крысомуммии беззвучно шмыгали из кухни в Венину спальню и обратно. Но Веня уже ни капельки их не боялся. Привык.
   А вот выбраться в одиночку из дома казалось совершенно немыслимым делом. Даже вечером нельзя было выйти на улицу или к Коле, предварительно не отпросясь. А тут получалось настоящее преступление. В голове, смешиваясь с безотчётным страхом, проносились картины, когда отец поутру зайдёт в Венину комнату и никого там не найдёт, кроме бабушки, спокойно спящей в углу. И эта страшная картина ни за что не хотела покидать Венину голову. А о том, что случится по возвращении Вени, он даже думать не хотел.