Страница:
Но лес растворился во мгле. На мгновение мелькнули желтые двери и исчезли.
Лауру окружали серые камни, давая понять, что сеанс окончен. Она снова чувствовала себя полноправной королевой и величественно покинула пределы комнаты, вход в которую был теперь недоступен для нее навсегда.
Серебряная тропинка, ведущая сквозь окрестные миры, больше не существовала.
Широкая дорога красновато-платинового цвета взмывала от дворца вверх. Но пройти по ней могла только сама Лаура.
Глава четвертая
«Не женишься в институте — не женишься вообще» — верная мысль, однако. Именно над ней я размышлял, невзирая на дождливую погоду. Мы с Борькой стояли на центральном рынке и ждали покупателей, которые соблазнятся жевательной резинкой невзрачного вида, изготовленной будто бы в Пакистане. Борис сосредоточенно смотрел в толпу, мысленно притягивая к себе родителей гуляющих мимо детишек, прямо-таки жаждущих жвачек. Беда только, что наши вкладыши не слишком привлекали подрастающее поколение. То ли дело жвачки с наклейками «Star Trek», «Tom and Jerry» (на худой конец «Happy Fant» со слоном, вечно попадающим в неприглядные ситуации). Но мы располагали лишь пластиками с мальчуганом, выдувающим громадные пузыри (розового цвета, по три пятьдесят), и почти таким же пацаном, смело показывающим то ли «козу», то ли «викторию» своими тонкими пальцами (белого цвета, по три рубля ровно). Такой товар тоже был в ходу, так как в окрестных киосках подобная жвачка шла не меньше, чем за пять. Но накрапывал дождь, и количество потенциальных клиентов резко сократилось.
Наши покупатели пока не шли, и я радовался только тому, что догадался надеть аляску, которая спасала меня от ветра и укрывала лицо от случайных знакомых. Я дико не хотел, чтобы кто-нибудь из соседей повстречал меня здесь и причислил к рядам торгашей, выколачивающих последние деньги из карманов трудящихся.
Борис уже уплатил семь рублей за место и получил в подтверждение кусок бумажки, на одной стороне которого значилось сегодняшнее число, а на другой было написано «МЯСО», что давало повод лишний раз пораскинуть мозгами.
Я уже устал ждать и давно плюнул бы на это дело, но мне нужен был Борька, вернее, мои собственные конспекты по организации и планированию производства.
Экзамены закончились, и Борис с чистой совестью мог исчезнуть на все лето, а потом только хлопать длинными ресницами и божественно клясться, что никаких конспектов не одалживал. А в довершение ко всему он обязательно закончил бы свою речь каким-нибудь вывернутым четверостишием, после которого отпадала всякая охота продолжать спор. Такие стишки в стиле Григория Остера он постоянно выбалтывал к месту и не к месту, а в данном случае Боря выдал бы что-нибудь вроде:
Да, кино! Чуть не забыл, сегодня же я с Борькой должен появиться в главном корпусе, где нас будет ждать староста со стипендией (ему так не хотелось ехать во вторник на комплекс, что он предпочел корпус № 1 в выходной день).
Конспекты теперь казались сущей ерундой. Ведь Борька собирался пригласить двух наших однокурсниц в кино, а я ему должен активно в этом помогать.
Сейчас Вы будете дико хохотать, словно в первый раз услышали анекдот о том, как Ельцин и Буш однажды… Впрочем, неважно. Представьте себе парня двадцати одного года, который дожил до пятого курса, ни разу не поцеловавшись с девушкой в эпоху расцвета сексуальной революции и поголовной, прямо-таки стопроцентной сексуальной активности. Так вот, это я. Половина из вас, услышав такое, попадает на пол со смеху. Остальные, сощурив глаза, произнесут глубокомысленную фразу: «Мне жаль этого мальчика, так обиженного судьбой», Кое-кто тут же запишет меня в извращенцы или будет начисто отрицать факт моего существования. Тем не менее, я есть (пока) и стою сейчас на рынке вместе с Борькой, который только что всучил две жвачки по три рубля влюбленной парочке.
Инициатива приглашения исходила, разумеется, от Борьки. Сам бы я на такое дело не решился никогда. Девушки мне представлялись сверхестественными существами, на которые я мог только поглядывать, да мечтать о несбыточном. Тем более, что я совершенно не умел с ними разговаривать. В обычной компании я мог беседовать о чем угодно, знал кучу историй и анекдотов, вот разве что не пел. Но как только я оставался с девушкой один на один, то язык словно примерзал к небу, а все подходящие темы для говорильни исчезали напрочь. К этому следует добавить, что я обладал хилой и сутулой фигурой, заплетающейся походкой, гнусавым тембром голоса и вечно простуженным носом. Имелся и еще один существенный недостаток — в то время, когда другие уже твердо стояли на ногах, чем подводили серьезную основу для создания новой ячейки общества, я все еще летал в облаках, надеясь на невероятную встречу с идеалом. С той, которая понимала бы меня с полуслова и не требовала невозможного (в частности, денег, денег и еще раз денег). «Но такого в жизни не бывает». Иногда я готов был вешаться от отчаяния, что не имею никакой надежды обзавестись семьей, а временами душа ликовала, что я еще свободен, и красоту летнего вечера не испортит бестактное замечание «самого близкого человека» о том, что работы по дому невпроворот, или вечные стоны о том, что у других есть все, а у нас ничего нет и не предвидится.
Не знаю, о чем думал по этому поводу тоже холостой и живущий в одиночку Борис, но он за это время успел отделаться еще от трех жвачек. Как опытный продавец, Боря, наверняка, объяснил бы мне, что существует заметный временной отрезок с начала торговли, когда к тебе не подойдет никто, хоть ты тресни. Важно только переждать его, не сдаться раньше времени. И вот когда тобой овладеет отчаяние и твердая уверенность, что деньги потеряны понапрасну, появится он — первый покупатель. Ты вдруг поймешь, что не хуже других, и что на каждый товар найдется купец. Ты уже переборол судьбу, перескочив с черной полосы на белую.
Вот тогда и проявляй свои способности, действуй, не спи. Особенно, когда вокруг тебя рынок. Но Борька молчал и продавал, продавал, продавал.
Народ любит рынок, подыскивая для него ласковые названия — «толчок», «балка», «толкучка». Не найдется, наверное, ни одного человека, который не удосужился хоть раз в жизни побывать на рынке. Одиннадцать часов, воскресенье — самый пик торговцев и покупателей. Сверху рынок кажется огромным котлом с кашей, уже доходящей до кондиции. Суровые экономические законы помешивают ложкой варево и снимают пробы, а счастливые теоретики изливаются толстыми книгами, обещая каждому члену общества прожиточный минимум в день и варенье на завтра.
Воскресенье делит население нашей необъятной страны на две части. Одна хватает лопаты и до седьмого пота вкалывает на садовых участках, выполняя постановления правительства и мудрые заветы Ильича, который сам трудился, не покладая рук, и другим велел. «Лучший отдых — это смена работы». Обрекая нас на добровольную трудотерапию, обаятельная Тамара Максимова на все лады расхваливает быт простого западного фермера, позабыв, однако, о священном для тех же американцев уик-энде. Правительство, сетуя на нерадивых колхозников, не желающих сдавать продукты, уже готово поголовно осчастливить народ земельными сотками или участками на картофельных полях. И народ счастлив. Он бегает по магазинам в поисках садового инвентаря, выслушивает советы астрологов, в какие дни следует сажать свеклу и апельсины и требует переноса сериала «Богатые тоже плачут» на будние дни. Но не о них сейчас речь.
Другая часть вожделенно устремляется на «отведенные для торговли места», доводя плотность населения на один квадратный метр оных до самых невероятных показателей.
Рыночная площадь всегда являлась центром средоточения населения. Не музеи, не городская ратуша, а именно магазины привлекают к себе народ. Возьмем к примеру Москву. Красная площадь — центр столицы, центр страны. Тысячи людей каждый день касаются подошвами ее серых булыжников. Зачем же пришли они сюда? В Кремль, посмотреть на царь-пушку, царь-колокол и соборную площадь? Не на них ли любуются москвичи и гости столицы и в первый раз, и во второй. И в сотый.
А что это за красивое здание сереет через площадь от Кремля? ГУМ!
Государственный Универсальный Магазин. Десятки тысяч людей, никогда не видевших вышеперечисленных чудес русских мастеров, ежедневно вступают в его владения, наполненные богатствами стран содружества, а в последнее время и всего мира. Ну кто из нас, побывав в Москве, не отметился под его прохладными сводами? А очереди? Вы резво пристраиваетесь в хвост, а Ваш спутник или спутница пробираются вдаль, горя желанием знать, что же такое можно приобрести за поворотом живой змеи. В любом случае это что-то дешевое и качественное, а значит, редко встречающееся в нашем постперестроечном мире. Ибо народная мудрость гласит, что за слишком дорогим и слишком ненужным очередей не бывает.
В любом случае мы уже в очереди. Далеко-далеко еще час блаженства, но с каждой минутой, с каждым пройденным шагом кусочек светлого будущего неизбежно становится ближе. А волнующее чувство, пронизывающее тревогой каждое нервное окончание? Помните? Хватит или не хватит? Достанется или нет хоть что-нибудь?
Пусть другого размера, цвета или запаха. После обменяемся. Главное выстоять, дойти, не упустить свой миг удачи. И вот так каждый день. Вы говорите, очереди канули в вечность. Да не скажите. В любом месте, где вдруг и в наши изобильные времена обнаружится хоть что-нибудь подешевле и покачественнее товарной массы, заполонившей наши прилавки, кучкуются знающие люди. Собравшаяся толпа, сверкнув злыми глазами, извернется хвостом. И вот она, очередь! А чего это Вы на меня так смотрите? Вы здесь не стояли!
Однако, время — деньги. Мы готовы, сэкономив часок-другой, расстаться с приличной суммой. И вот в наших руках красочная «Montanna», «Adiadas» или «Live`s» из Китая. Отличная вещь! До первого дождя. Но спрос велик и предложение огромно.
Правительство и тут ухватило суть времени. Широко открыв двери в торговый бизнес известным указом, оно великодушно подождало, пока как можно больше людей вложит туда свои деньги, и тут же прикрыло дверь с другой стороны, дополнив указ поправкой «с уплатой за место». Возликовали магазины, обозначив прилегающую к ним территорию своей священной и неприкосновенной собственностью. Опередив местную мафию, они немедленно бросились сдирать вышеозначенную уплату, все увеличивая размер сбора. И даже рынок обзавелся дополнительным штатом служащих, чтобы ни один торговец не оказался неохваченным правительственной заботой. Нововведение тут же не замедлило сказаться на ценах. И простому труженику ничего не осталось, как коситься на окна троллейбуса и покрикивать жене: «Это же надо! Пиво за тридцатник! И ведь находятся дураки, берут. Вон, вон, какой-то баран купил!»
По этому поводу Борис как-то разразился следующим творением:
Но Борис уже сейчас готовился к роли национального героя. За неимением многомиллионной телеаудитории он покровительственно объяснял свое торговое кредо мне:
— Ты думаешь, кто мой клиент? Богатенькие буратины? Нет, большие люди не для меня. Мой товар покупают такие, ну вот как ты, например. Хочется им купить себе хоть что-нибудь, а в кармане лишь десятка. Что им остается? Только жвачка. Тут важен момент. Десятку потратить — пара пустяков. Вот она уже исчезла, и ты опечален. Но нет, здесь она, лежит еще пока в кармане, ждет. И вдруг ты замечаешь жвачку. Не по десять рублей, не по шесть, не по пять.
Заметь, всего по три рубля. Пусть немного липкая, ерунда. Сладость остается, и карман не пустой. Взял ты себе жвачку и выбор оставил. Захочу еще куплю, не захочу — дальше пошлепаю. Тут психологию понимать надо.
Но мне было не до психологии. Я все еще мучительно стеснялся своего присутствия на рынке, боялся встретить знакомых или соседей, отворачивался в сторону при первом же подозрении на знакомое лицо. Не мог я переломить себя в эпоху рыночной экономики. Если и следовало мне изучать психологию, то только свою собственную.
Уф! Взглянув на Борькин ящик, я с чувством безмерного облегчения отметил, что кучка жевательных резинок заметно сократилась в объеме. Близок, близок час возвращения блудных конспектов! Я осторожно переступил с ноги на ногу, стараясь не прикоснуться к груде поддельных «Левисов», над которыми высился гигант, ничем не уступающий ростом Арвидасу Сабонису. Последнюю жвачку по три пятьдесят ухватила губастая девица с лошадиной физиономией, а я готов был уже сам заплатить шесть рублей за две оставшиеся. Стояние на одном месте у всех на виду убивало меня. Я лучше буду сидеть целый день за компьютером, доводя до ума какую-нибудь программу, хотя фанатиком ночных или круглосуточных бдений меня тоже не назовешь.
К неописуемому ужасу Борис выкопал в кармане еще один трехрублевый пластик.
Да, конец мучений отодвигался. Спасение подоспело в лице мужика, окруженного многочисленным потомством. Он протянул скомканную десятку, и пока Борька искал рубль сдачи, подозрительно стал крутить жвачку в руках. То ли ему не нравилась слишком высокая цена, то ли липкие обертки (и неудивительно, иначе кто продал бы Борису эти пластики по два рубля за штуку).
— Покажи-ка еще жвачку, — сказал закончивший осмотр отец семейства, намереваясь подловить нас на недоброкачественном товаре.
— Больше нет, — буркнул Борька, невинно глядя в глаза недовольному клиенту. — Последние остались.
— Знаем мы, какие последние, — заявил с апломбом его собеседник. Больше всего я боялся, что он сейчас вернет товар Борису.
— Вот ваша десятка, — невозмутимо ответил Боря. — Давайте обратно жвачку.
Но мужик, видимо, уже распределивший сэкономленные деньги на что-то иное, предпочел взять рубль и удалиться, раздав жвачку детям.
— Все! — выдохнул Борька. — Домой!
Уяснив, что мучения окончились и ничто не мешает нам удалиться восвояси, я вдруг забеспокоился:
— А если жвачки и в самом деле испорчены?
— Гляди, — крикнул Борька, вытащив из кармана два пластика совсем непотребного вида и, содрав с них обертки, сунул себе в рот. — Тебе, может, тоже охота?
Чувствуя себя соучастником преступления, я получил пару жвачек, выглядящих еще более неприглядно, и бесстрашно сжевал их сам. Это в некотором роде облегчило мою вину — если уж быть наказанным, то двойной порцией. Посмотрев на меня внимательно, Борька зашептал так, чтоб не слышали остальные:
«Не обманешь — не продашь.» А если Вас трудно обмануть? Если Вы в «фирменной» немецкой коробке обнаруживаете ярлычок «Made in China» и недовольно тянете:
«У, это Китай?» Тут же слышится бодрый и уверенный голос: «Это не Китай, это сделано в Китае, а фирма настоящая, германская!»
«Мы не настолько богаты, чтобы покупать дешевые вещи», — взывали валютные магазины. Хлопая по тощему рублевому кошельку, мне всегда хотелось добавить:
«А уж дорогие нам тем более не по карману». В любом случае приходилось довольствоваться лишь предложенным ассортиментом. «На рынке будет все», заявляли маститые экономисты. И что же? Есть все? Какое там! Где фирменные хромные кассеты? Где настоящая французская парфюмерия? Где всеми хваленый «Nike»? Где товары высшего качества? На рынке таких нет по той простой причине, что ввозить их в массовом масштабе не выгодно, а накладно. Гораздо успешнее можно проворачивать дела, закупая дешевку и клятвенно заверяя лопухов, что именно в этом и выросла вся Америка.
Да, великолепие западных супермаркетов оставалось пока только для элитных магазинов. Из образа жизни развитого капитализма до рынка добрался лишь навязчивый сервис, напрочь прогнав тупое безразличие продавцов государственной торговли. Но народу от этого не легче.
— Какой это размер?
— Ваш, девушка! Берите!
— А сапоги итальянские?
— Самые что ни на есть! Только вчера из Италии привезла. Дешевле нигде не найдете.
— А хоть крепкие?
— Да я точно такие же пять лет ношу. Как новенькие!
Ну как тут девушке, с детства привыкшей к неизменным ценникам в универмагах, не поверить и не купить. Да и продавца понять надо. У него таких, как Вы, в день больше сотни. Неужели, задавая вопрос, Вы надеялись в ответ услышать:
«Нет, девушка, не итальянские сапоги, а китайские. В грязь лучше не надевайте, а то подошва отвалится. А в соседнем ряду вторая с краю женщина продает точно такие же на двести рублей дешевле. Но вы все равно покупайте у меня»?
Однако, бывает предел даже такому сервису. Вот через неделю девушка разыскивает услужливого продавца и предъявляет ему полуразвалившиеся сапоги.
Что тут начинается! Продавец, брызгая слюной в лицо, орет, что ни девушки, ни сапог он до этого и в глаза не видел. Толпа одобрительно гудит. А со стороны уже несется дружная команда добрых молодцев, которые отработанными приемами резво и слаженно выталкивают за пределы рынка клиента, посмевшего вернуть товар.
Мы тем временем протолкнулись почти к самому выходу. Осталось миновать старушек с цветами и наших конкурентов со жвачкой, а также вездесущих цыган.
Бетонные ворота рынка остались за нашими спинами — мы на свободе!..
…Три часа спустя, получив долгожданные конспекты, я нервно переступал с ноги на ногу в прохладном коридоре главного корпуса. Группа собиралась в аудитории за моей спиной на удивление дружно и без опозданий — деньги нужны всем. Но я готов был отложить получение стипендии даже на неделю — лишь бы только удалось наше с Борькой мероприятие.
Борис уверенно подпирал стену с совершенно спокойным видом. А меня била внутренняя дрожь, и требовались неимоверные усилия, чтобы выглядеть, как обычно. Подходящий момент никак не наклевывался. Трудно сказать, какую гамму чувств я сейчас испытывал, представляя то вежливый отказ Маши и Лины, то благополучный исход. Я уже с трудом переживал затянувшееся представление.
Возникало чувство призрачной надежды, что девушек не удастся застать вдвоем, которое сменялось тягостным и нудным ожиданием. Я настолько переволновался, что чуть было не исчез и поля боя. В этот момент Боря отклеился от стены и, толкнув меня в бок, ринулся в атаку.
— Маша, Лина, — скромно, без обычных выкрутасов начал он. — Вы уже смотрели «Терминатора»?
Девушки переглянулись и ответили:
— Еще нет, пока.
«Ну так как же?» — хотел спросить я, но простые слова застряли у меня в горле.
Не получив моей должной поддержки, Борис свирепо взглянул на меня и продолжил:
— А ведь у нас билеты продают. На самые лучшие места, однако.
Последнее слово Борька нарочно исказил, копируя чукчу.
— Хорошо, мы подумаем, — ответила Лина, и они быстро покинули аудиторию.
— Только не забудьте, — добавил я вслед.
Сердце бешено колотилось у меня в груди. Сегодня осуществилась моя первая попытка наладить контакт с прекрасным полом. С другой стороны, я находился в весьма выгодном положении. Если бы девушки отказались, то я оказывался на вторых ролях и вроде бы ничем не прокололся, так как приглашал Борис, а моя персона скромно стояла в стороне. Если бы Маша и Лина ответили согласием, то я смотрелся наравне с Борькой и уж проявил бы свои лучшие стороны. Так что, как ни крути, я был в выигрыше при любом исходе. Мне больше нравилась Лина кудрявенькая блондиночка с длинными волосами и удивительно бледной кожей лица.
У Лины имелся лишь один существенный недостаток. Она жила в отдаленном районе новостроек. Я с тоской представил, как после последнего сеанса буду провожать ее домой, а потом целый час добираться обратно.
Девушки, получившие стипендию, куда-то потерялись. Отхватив свои кровные одну тысячу пятьсот сорок четыре рубля, я вместе с Борисом бросился обшаривать первый этаж. Маша с Линой как в воду канули. Борис уже собирался плюнуть на затянувшиеся поиски, но я возражал. Когда еще представится такая возможность.
Надо же начинать взаимоотношения с девушками. Тем более, что самая трудная половина дела уже позади.
— Может, они в столовой, — жалобно тянул я.
— Балбес, — Борька ласково постучал кулаком мне по лбу. — Сегодня воскресенье.
Столовая не работает.
— Может посмотрим, — не сдавался я, и мы отправились в столовую.
Непостижимым образом она работала. То ли перенесли рабочий день на выходной в связи с годовщиной обретения суверинетета Россией. То ли она обслуживала абитуриентов, посещавших высокооплачиваемые подготовительные курсы. Тем не менее, двери столовой были открыты, а за одним из дальних столиков мы обнаружили наших беглянок. Пока я раздувался от гордости за свою догадливость и доказывал Борису, что без меня не видать бы нам девушек как своих ушей, Маша и Лина исчезли и из столовой. Но теперь мы вовсе не собирались упускать удачу.
Уныние сменилось счастливой радостью, ибо они не отказали, не сбежали домой, а просто отправились пообедать.
Мы без труда догнали Машу и Лину в конце коридора. Увидев их лица, я вдруг заподозрил неладное.
— Так мы идем? — загадочно улыбнулся Борис.
Лауру окружали серые камни, давая понять, что сеанс окончен. Она снова чувствовала себя полноправной королевой и величественно покинула пределы комнаты, вход в которую был теперь недоступен для нее навсегда.
Серебряная тропинка, ведущая сквозь окрестные миры, больше не существовала.
Широкая дорога красновато-платинового цвета взмывала от дворца вверх. Но пройти по ней могла только сама Лаура.
Глава четвертая
День обломов
Растут лимоны на высоких горах
На крутых берегах,
Для крутых,
Короче, ты не достанешь.
Я вижу свет,
Я до лимона дотянуться хочу
Я за лимоном лечу
И крутизной наслаждаюсь.
(«Страна Лимония», гр. Дюна).
«Не женишься в институте — не женишься вообще» — верная мысль, однако. Именно над ней я размышлял, невзирая на дождливую погоду. Мы с Борькой стояли на центральном рынке и ждали покупателей, которые соблазнятся жевательной резинкой невзрачного вида, изготовленной будто бы в Пакистане. Борис сосредоточенно смотрел в толпу, мысленно притягивая к себе родителей гуляющих мимо детишек, прямо-таки жаждущих жвачек. Беда только, что наши вкладыши не слишком привлекали подрастающее поколение. То ли дело жвачки с наклейками «Star Trek», «Tom and Jerry» (на худой конец «Happy Fant» со слоном, вечно попадающим в неприглядные ситуации). Но мы располагали лишь пластиками с мальчуганом, выдувающим громадные пузыри (розового цвета, по три пятьдесят), и почти таким же пацаном, смело показывающим то ли «козу», то ли «викторию» своими тонкими пальцами (белого цвета, по три рубля ровно). Такой товар тоже был в ходу, так как в окрестных киосках подобная жвачка шла не меньше, чем за пять. Но накрапывал дождь, и количество потенциальных клиентов резко сократилось.
Наши покупатели пока не шли, и я радовался только тому, что догадался надеть аляску, которая спасала меня от ветра и укрывала лицо от случайных знакомых. Я дико не хотел, чтобы кто-нибудь из соседей повстречал меня здесь и причислил к рядам торгашей, выколачивающих последние деньги из карманов трудящихся.
Борис уже уплатил семь рублей за место и получил в подтверждение кусок бумажки, на одной стороне которого значилось сегодняшнее число, а на другой было написано «МЯСО», что давало повод лишний раз пораскинуть мозгами.
Я уже устал ждать и давно плюнул бы на это дело, но мне нужен был Борька, вернее, мои собственные конспекты по организации и планированию производства.
Экзамены закончились, и Борис с чистой совестью мог исчезнуть на все лето, а потом только хлопать длинными ресницами и божественно клясться, что никаких конспектов не одалживал. А в довершение ко всему он обязательно закончил бы свою речь каким-нибудь вывернутым четверостишием, после которого отпадала всякая охота продолжать спор. Такие стишки в стиле Григория Остера он постоянно выбалтывал к месту и не к месту, а в данном случае Боря выдал бы что-нибудь вроде:
Кроме безудержного чувства юмора, ему было присуще чувство непоколебимой уверенности и собственной правоты во всем. Борис обеспечивал свое существование исключительно коммерцией. Я же работал на полставки по специальности, что скромно оплачивалось, но давало возможность спокойно доводить до конца курсовые, а теперь и диплом. Дополнительный доход приносила перепродажа, разумеется, без ущерба для учебы. Моей стихией были все те же кассеты. Я не пропускал ни одного коммерческого магазина, лежащего на пути, особенно на окраинах. И если на глаза попадалась кассета по доступной цене, я немедленно покупал ее и сдавал в одну из центральных комиссионок уже по рыночной. 1992 год. Теперь, когда творилась сущая неразбериха, такой бизнес не требовал особых усилий. Действовал я всегда поштучно, чтобы не связываться с налоговой инспекцией. Конечно, размер моего недельного оборота вызвал бы бурный смех крутых коммерсантов, но я не жаловался: на мороженое и кино хватало. Кроме того, не требовалось моего присутствия при сделке. Это было для меня главным. Я никогда не смог бы лично всучить кому-нибудь товар посредственного качества. А тут покупатель делал выбор сам.
Если Вы свои конспекты где-то дома потеряли,
А потом пришел товарищ, невзначай к Вам заглянув.
Вы не требуйте тетрадок, он нигде их не достанет,
Поищите лучше сами, может быть, Вам повезет.
Да, кино! Чуть не забыл, сегодня же я с Борькой должен появиться в главном корпусе, где нас будет ждать староста со стипендией (ему так не хотелось ехать во вторник на комплекс, что он предпочел корпус № 1 в выходной день).
Конспекты теперь казались сущей ерундой. Ведь Борька собирался пригласить двух наших однокурсниц в кино, а я ему должен активно в этом помогать.
Сейчас Вы будете дико хохотать, словно в первый раз услышали анекдот о том, как Ельцин и Буш однажды… Впрочем, неважно. Представьте себе парня двадцати одного года, который дожил до пятого курса, ни разу не поцеловавшись с девушкой в эпоху расцвета сексуальной революции и поголовной, прямо-таки стопроцентной сексуальной активности. Так вот, это я. Половина из вас, услышав такое, попадает на пол со смеху. Остальные, сощурив глаза, произнесут глубокомысленную фразу: «Мне жаль этого мальчика, так обиженного судьбой», Кое-кто тут же запишет меня в извращенцы или будет начисто отрицать факт моего существования. Тем не менее, я есть (пока) и стою сейчас на рынке вместе с Борькой, который только что всучил две жвачки по три рубля влюбленной парочке.
Инициатива приглашения исходила, разумеется, от Борьки. Сам бы я на такое дело не решился никогда. Девушки мне представлялись сверхестественными существами, на которые я мог только поглядывать, да мечтать о несбыточном. Тем более, что я совершенно не умел с ними разговаривать. В обычной компании я мог беседовать о чем угодно, знал кучу историй и анекдотов, вот разве что не пел. Но как только я оставался с девушкой один на один, то язык словно примерзал к небу, а все подходящие темы для говорильни исчезали напрочь. К этому следует добавить, что я обладал хилой и сутулой фигурой, заплетающейся походкой, гнусавым тембром голоса и вечно простуженным носом. Имелся и еще один существенный недостаток — в то время, когда другие уже твердо стояли на ногах, чем подводили серьезную основу для создания новой ячейки общества, я все еще летал в облаках, надеясь на невероятную встречу с идеалом. С той, которая понимала бы меня с полуслова и не требовала невозможного (в частности, денег, денег и еще раз денег). «Но такого в жизни не бывает». Иногда я готов был вешаться от отчаяния, что не имею никакой надежды обзавестись семьей, а временами душа ликовала, что я еще свободен, и красоту летнего вечера не испортит бестактное замечание «самого близкого человека» о том, что работы по дому невпроворот, или вечные стоны о том, что у других есть все, а у нас ничего нет и не предвидится.
Не знаю, о чем думал по этому поводу тоже холостой и живущий в одиночку Борис, но он за это время успел отделаться еще от трех жвачек. Как опытный продавец, Боря, наверняка, объяснил бы мне, что существует заметный временной отрезок с начала торговли, когда к тебе не подойдет никто, хоть ты тресни. Важно только переждать его, не сдаться раньше времени. И вот когда тобой овладеет отчаяние и твердая уверенность, что деньги потеряны понапрасну, появится он — первый покупатель. Ты вдруг поймешь, что не хуже других, и что на каждый товар найдется купец. Ты уже переборол судьбу, перескочив с черной полосы на белую.
Вот тогда и проявляй свои способности, действуй, не спи. Особенно, когда вокруг тебя рынок. Но Борька молчал и продавал, продавал, продавал.
Народ любит рынок, подыскивая для него ласковые названия — «толчок», «балка», «толкучка». Не найдется, наверное, ни одного человека, который не удосужился хоть раз в жизни побывать на рынке. Одиннадцать часов, воскресенье — самый пик торговцев и покупателей. Сверху рынок кажется огромным котлом с кашей, уже доходящей до кондиции. Суровые экономические законы помешивают ложкой варево и снимают пробы, а счастливые теоретики изливаются толстыми книгами, обещая каждому члену общества прожиточный минимум в день и варенье на завтра.
Воскресенье делит население нашей необъятной страны на две части. Одна хватает лопаты и до седьмого пота вкалывает на садовых участках, выполняя постановления правительства и мудрые заветы Ильича, который сам трудился, не покладая рук, и другим велел. «Лучший отдых — это смена работы». Обрекая нас на добровольную трудотерапию, обаятельная Тамара Максимова на все лады расхваливает быт простого западного фермера, позабыв, однако, о священном для тех же американцев уик-энде. Правительство, сетуя на нерадивых колхозников, не желающих сдавать продукты, уже готово поголовно осчастливить народ земельными сотками или участками на картофельных полях. И народ счастлив. Он бегает по магазинам в поисках садового инвентаря, выслушивает советы астрологов, в какие дни следует сажать свеклу и апельсины и требует переноса сериала «Богатые тоже плачут» на будние дни. Но не о них сейчас речь.
Другая часть вожделенно устремляется на «отведенные для торговли места», доводя плотность населения на один квадратный метр оных до самых невероятных показателей.
Рыночная площадь всегда являлась центром средоточения населения. Не музеи, не городская ратуша, а именно магазины привлекают к себе народ. Возьмем к примеру Москву. Красная площадь — центр столицы, центр страны. Тысячи людей каждый день касаются подошвами ее серых булыжников. Зачем же пришли они сюда? В Кремль, посмотреть на царь-пушку, царь-колокол и соборную площадь? Не на них ли любуются москвичи и гости столицы и в первый раз, и во второй. И в сотый.
А что это за красивое здание сереет через площадь от Кремля? ГУМ!
Государственный Универсальный Магазин. Десятки тысяч людей, никогда не видевших вышеперечисленных чудес русских мастеров, ежедневно вступают в его владения, наполненные богатствами стран содружества, а в последнее время и всего мира. Ну кто из нас, побывав в Москве, не отметился под его прохладными сводами? А очереди? Вы резво пристраиваетесь в хвост, а Ваш спутник или спутница пробираются вдаль, горя желанием знать, что же такое можно приобрести за поворотом живой змеи. В любом случае это что-то дешевое и качественное, а значит, редко встречающееся в нашем постперестроечном мире. Ибо народная мудрость гласит, что за слишком дорогим и слишком ненужным очередей не бывает.
В любом случае мы уже в очереди. Далеко-далеко еще час блаженства, но с каждой минутой, с каждым пройденным шагом кусочек светлого будущего неизбежно становится ближе. А волнующее чувство, пронизывающее тревогой каждое нервное окончание? Помните? Хватит или не хватит? Достанется или нет хоть что-нибудь?
Пусть другого размера, цвета или запаха. После обменяемся. Главное выстоять, дойти, не упустить свой миг удачи. И вот так каждый день. Вы говорите, очереди канули в вечность. Да не скажите. В любом месте, где вдруг и в наши изобильные времена обнаружится хоть что-нибудь подешевле и покачественнее товарной массы, заполонившей наши прилавки, кучкуются знающие люди. Собравшаяся толпа, сверкнув злыми глазами, извернется хвостом. И вот она, очередь! А чего это Вы на меня так смотрите? Вы здесь не стояли!
Однако, время — деньги. Мы готовы, сэкономив часок-другой, расстаться с приличной суммой. И вот в наших руках красочная «Montanna», «Adiadas» или «Live`s» из Китая. Отличная вещь! До первого дождя. Но спрос велик и предложение огромно.
Правительство и тут ухватило суть времени. Широко открыв двери в торговый бизнес известным указом, оно великодушно подождало, пока как можно больше людей вложит туда свои деньги, и тут же прикрыло дверь с другой стороны, дополнив указ поправкой «с уплатой за место». Возликовали магазины, обозначив прилегающую к ним территорию своей священной и неприкосновенной собственностью. Опередив местную мафию, они немедленно бросились сдирать вышеозначенную уплату, все увеличивая размер сбора. И даже рынок обзавелся дополнительным штатом служащих, чтобы ни один торговец не оказался неохваченным правительственной заботой. Нововведение тут же не замедлило сказаться на ценах. И простому труженику ничего не осталось, как коситься на окна троллейбуса и покрикивать жене: «Это же надо! Пиво за тридцатник! И ведь находятся дураки, берут. Вон, вон, какой-то баран купил!»
По этому поводу Борис как-то разразился следующим творением:
Говоря газетными штампами, Боря являлся человеком эпохи, то есть удачливым коммерсантом, и только немного не дотягивал до героя нашего времени — белый мерседес и отдых в Сочи были пока не по карману. Нет, Борис не мотался челночными рейсами в Турцию и Китай, скупая самые дешевые в мире товары. Зато он с первого взгляда мог определить, что из рыночного ассортимента следует купить и за сколько перепродать. Я тоже не был дилетантом в ценах, но меня всегда останавливал страх перед неудачной перепродажей и потерей оборотного капитала. Борька же лез напролом. Он мог втиснуться в самый узкий промежуток между продавцами и, заговорив клиента, всучить тому любую неказистую вещь.
Если Вы, увидев цену, сразу в обморок упали,
То не вешайте торговца, продавец не виноват.
Отправляйтесь-ка работать лучше на «Нефтеоргсинтез».
Пусть пораньше Вы помрете, зато бартер получив.
Но Борис уже сейчас готовился к роли национального героя. За неимением многомиллионной телеаудитории он покровительственно объяснял свое торговое кредо мне:
— Ты думаешь, кто мой клиент? Богатенькие буратины? Нет, большие люди не для меня. Мой товар покупают такие, ну вот как ты, например. Хочется им купить себе хоть что-нибудь, а в кармане лишь десятка. Что им остается? Только жвачка. Тут важен момент. Десятку потратить — пара пустяков. Вот она уже исчезла, и ты опечален. Но нет, здесь она, лежит еще пока в кармане, ждет. И вдруг ты замечаешь жвачку. Не по десять рублей, не по шесть, не по пять.
Заметь, всего по три рубля. Пусть немного липкая, ерунда. Сладость остается, и карман не пустой. Взял ты себе жвачку и выбор оставил. Захочу еще куплю, не захочу — дальше пошлепаю. Тут психологию понимать надо.
Но мне было не до психологии. Я все еще мучительно стеснялся своего присутствия на рынке, боялся встретить знакомых или соседей, отворачивался в сторону при первом же подозрении на знакомое лицо. Не мог я переломить себя в эпоху рыночной экономики. Если и следовало мне изучать психологию, то только свою собственную.
Уф! Взглянув на Борькин ящик, я с чувством безмерного облегчения отметил, что кучка жевательных резинок заметно сократилась в объеме. Близок, близок час возвращения блудных конспектов! Я осторожно переступил с ноги на ногу, стараясь не прикоснуться к груде поддельных «Левисов», над которыми высился гигант, ничем не уступающий ростом Арвидасу Сабонису. Последнюю жвачку по три пятьдесят ухватила губастая девица с лошадиной физиономией, а я готов был уже сам заплатить шесть рублей за две оставшиеся. Стояние на одном месте у всех на виду убивало меня. Я лучше буду сидеть целый день за компьютером, доводя до ума какую-нибудь программу, хотя фанатиком ночных или круглосуточных бдений меня тоже не назовешь.
К неописуемому ужасу Борис выкопал в кармане еще один трехрублевый пластик.
Да, конец мучений отодвигался. Спасение подоспело в лице мужика, окруженного многочисленным потомством. Он протянул скомканную десятку, и пока Борька искал рубль сдачи, подозрительно стал крутить жвачку в руках. То ли ему не нравилась слишком высокая цена, то ли липкие обертки (и неудивительно, иначе кто продал бы Борису эти пластики по два рубля за штуку).
— Покажи-ка еще жвачку, — сказал закончивший осмотр отец семейства, намереваясь подловить нас на недоброкачественном товаре.
— Больше нет, — буркнул Борька, невинно глядя в глаза недовольному клиенту. — Последние остались.
— Знаем мы, какие последние, — заявил с апломбом его собеседник. Больше всего я боялся, что он сейчас вернет товар Борису.
— Вот ваша десятка, — невозмутимо ответил Боря. — Давайте обратно жвачку.
Но мужик, видимо, уже распределивший сэкономленные деньги на что-то иное, предпочел взять рубль и удалиться, раздав жвачку детям.
— Все! — выдохнул Борька. — Домой!
Уяснив, что мучения окончились и ничто не мешает нам удалиться восвояси, я вдруг забеспокоился:
— А если жвачки и в самом деле испорчены?
— Гляди, — крикнул Борька, вытащив из кармана два пластика совсем непотребного вида и, содрав с них обертки, сунул себе в рот. — Тебе, может, тоже охота?
Чувствуя себя соучастником преступления, я получил пару жвачек, выглядящих еще более неприглядно, и бесстрашно сжевал их сам. Это в некотором роде облегчило мою вину — если уж быть наказанным, то двойной порцией. Посмотрев на меня внимательно, Борька зашептал так, чтоб не слышали остальные:
И мы двинулись к выходу, слившись с плотной массой покупателей. Народ шел медленно, как на демонстрации. Под ногами хрустела бумага от мороженого, расползались шкурки от бананов по шестьдесят за штуку. А вокруг раскинулись торговые ряды. Джинсы «Carrera», «Wrangler», «Rifle», футболки с вышивкой «Chanel», «BOSS», «Benetton», изготовленные в Польше, бейсболки «USA-California», кроссовки «SIMOD» и «Reebock» китайского производства, спортивные костюмы «KAPPA» и «PUMA» из Гонконга, одежда «Second Hand», закупаемая на вес в Европе. Все известнейшие фирмы светились своими ярлыками на нашем рынке, но как-то ущербно, неполноценно, с кривыми строчками, разъезжающимися швами и законспирированными дырами. А рядом лежали турецкие и китайские брюки, куртки из Таиланда, пуховики. В общем, все, что только возможно купить по дешевке, было уже куплено и завезено сюда, чтобы прельщать глаз неразборчивого покупателя со средним достатком.
Если ты, упав в заботы,
Даже в пище не уверен,
Вспомни чудо голоданья
И не ешь ее совсем.
«Не обманешь — не продашь.» А если Вас трудно обмануть? Если Вы в «фирменной» немецкой коробке обнаруживаете ярлычок «Made in China» и недовольно тянете:
«У, это Китай?» Тут же слышится бодрый и уверенный голос: «Это не Китай, это сделано в Китае, а фирма настоящая, германская!»
«Мы не настолько богаты, чтобы покупать дешевые вещи», — взывали валютные магазины. Хлопая по тощему рублевому кошельку, мне всегда хотелось добавить:
«А уж дорогие нам тем более не по карману». В любом случае приходилось довольствоваться лишь предложенным ассортиментом. «На рынке будет все», заявляли маститые экономисты. И что же? Есть все? Какое там! Где фирменные хромные кассеты? Где настоящая французская парфюмерия? Где всеми хваленый «Nike»? Где товары высшего качества? На рынке таких нет по той простой причине, что ввозить их в массовом масштабе не выгодно, а накладно. Гораздо успешнее можно проворачивать дела, закупая дешевку и клятвенно заверяя лопухов, что именно в этом и выросла вся Америка.
Да, великолепие западных супермаркетов оставалось пока только для элитных магазинов. Из образа жизни развитого капитализма до рынка добрался лишь навязчивый сервис, напрочь прогнав тупое безразличие продавцов государственной торговли. Но народу от этого не легче.
— Какой это размер?
— Ваш, девушка! Берите!
— А сапоги итальянские?
— Самые что ни на есть! Только вчера из Италии привезла. Дешевле нигде не найдете.
— А хоть крепкие?
— Да я точно такие же пять лет ношу. Как новенькие!
Ну как тут девушке, с детства привыкшей к неизменным ценникам в универмагах, не поверить и не купить. Да и продавца понять надо. У него таких, как Вы, в день больше сотни. Неужели, задавая вопрос, Вы надеялись в ответ услышать:
«Нет, девушка, не итальянские сапоги, а китайские. В грязь лучше не надевайте, а то подошва отвалится. А в соседнем ряду вторая с краю женщина продает точно такие же на двести рублей дешевле. Но вы все равно покупайте у меня»?
Однако, бывает предел даже такому сервису. Вот через неделю девушка разыскивает услужливого продавца и предъявляет ему полуразвалившиеся сапоги.
Что тут начинается! Продавец, брызгая слюной в лицо, орет, что ни девушки, ни сапог он до этого и в глаза не видел. Толпа одобрительно гудит. А со стороны уже несется дружная команда добрых молодцев, которые отработанными приемами резво и слаженно выталкивают за пределы рынка клиента, посмевшего вернуть товар.
Мы тем временем протолкнулись почти к самому выходу. Осталось миновать старушек с цветами и наших конкурентов со жвачкой, а также вездесущих цыган.
Бетонные ворота рынка остались за нашими спинами — мы на свободе!..
…Три часа спустя, получив долгожданные конспекты, я нервно переступал с ноги на ногу в прохладном коридоре главного корпуса. Группа собиралась в аудитории за моей спиной на удивление дружно и без опозданий — деньги нужны всем. Но я готов был отложить получение стипендии даже на неделю — лишь бы только удалось наше с Борькой мероприятие.
Борис уверенно подпирал стену с совершенно спокойным видом. А меня била внутренняя дрожь, и требовались неимоверные усилия, чтобы выглядеть, как обычно. Подходящий момент никак не наклевывался. Трудно сказать, какую гамму чувств я сейчас испытывал, представляя то вежливый отказ Маши и Лины, то благополучный исход. Я уже с трудом переживал затянувшееся представление.
Возникало чувство призрачной надежды, что девушек не удастся застать вдвоем, которое сменялось тягостным и нудным ожиданием. Я настолько переволновался, что чуть было не исчез и поля боя. В этот момент Боря отклеился от стены и, толкнув меня в бок, ринулся в атаку.
— Маша, Лина, — скромно, без обычных выкрутасов начал он. — Вы уже смотрели «Терминатора»?
Девушки переглянулись и ответили:
— Еще нет, пока.
«Ну так как же?» — хотел спросить я, но простые слова застряли у меня в горле.
Не получив моей должной поддержки, Борис свирепо взглянул на меня и продолжил:
— А ведь у нас билеты продают. На самые лучшие места, однако.
Последнее слово Борька нарочно исказил, копируя чукчу.
— Хорошо, мы подумаем, — ответила Лина, и они быстро покинули аудиторию.
— Только не забудьте, — добавил я вслед.
Сердце бешено колотилось у меня в груди. Сегодня осуществилась моя первая попытка наладить контакт с прекрасным полом. С другой стороны, я находился в весьма выгодном положении. Если бы девушки отказались, то я оказывался на вторых ролях и вроде бы ничем не прокололся, так как приглашал Борис, а моя персона скромно стояла в стороне. Если бы Маша и Лина ответили согласием, то я смотрелся наравне с Борькой и уж проявил бы свои лучшие стороны. Так что, как ни крути, я был в выигрыше при любом исходе. Мне больше нравилась Лина кудрявенькая блондиночка с длинными волосами и удивительно бледной кожей лица.
У Лины имелся лишь один существенный недостаток. Она жила в отдаленном районе новостроек. Я с тоской представил, как после последнего сеанса буду провожать ее домой, а потом целый час добираться обратно.
Девушки, получившие стипендию, куда-то потерялись. Отхватив свои кровные одну тысячу пятьсот сорок четыре рубля, я вместе с Борисом бросился обшаривать первый этаж. Маша с Линой как в воду канули. Борис уже собирался плюнуть на затянувшиеся поиски, но я возражал. Когда еще представится такая возможность.
Надо же начинать взаимоотношения с девушками. Тем более, что самая трудная половина дела уже позади.
— Может, они в столовой, — жалобно тянул я.
— Балбес, — Борька ласково постучал кулаком мне по лбу. — Сегодня воскресенье.
Столовая не работает.
— Может посмотрим, — не сдавался я, и мы отправились в столовую.
Непостижимым образом она работала. То ли перенесли рабочий день на выходной в связи с годовщиной обретения суверинетета Россией. То ли она обслуживала абитуриентов, посещавших высокооплачиваемые подготовительные курсы. Тем не менее, двери столовой были открыты, а за одним из дальних столиков мы обнаружили наших беглянок. Пока я раздувался от гордости за свою догадливость и доказывал Борису, что без меня не видать бы нам девушек как своих ушей, Маша и Лина исчезли и из столовой. Но теперь мы вовсе не собирались упускать удачу.
Уныние сменилось счастливой радостью, ибо они не отказали, не сбежали домой, а просто отправились пообедать.
Мы без труда догнали Машу и Лину в конце коридора. Увидев их лица, я вдруг заподозрил неладное.
— Так мы идем? — загадочно улыбнулся Борис.