Страница:
Совершив простейший ритуал релаксации, он собрал всю накопленную за три месяца энергию в единый комок внутри себя. Неслышный ветер колыхнул пламя всех свеч, а ароматы вдруг остро обожгли обоняние. Начало прошло прекрасно. Направив взгляд и мысли внутрь треугольника, Иннокентий Петрович выпустил тонкий луч желтого света из сжатых у груди рук. Сразу же круги окрасились нежно-розовым цветом, пентаграмма переливалась таинственно-зеленым, а треугольник вспыхнул ярко-оранжевым. Ни на секунду не теряя концентрации внимания, уголком сознания Иннокентий Петрович восхитился собой, ибо не ожидал такого явного результата.
Внезапно похолодало. Энергия покидала его тело. Мастер знал, что такой же холод испытывают сейчас и его ученики. Они и находились здесь исключительно как источники дополнительной энергии. Если бы Иннокентий Петрович решился вызывать демона в одиночку, то ему пришлось бы расставлять на энергетических линиях хитроумные приспособления, большинство из которых пришлось бы делать самому, и опрыскивать пространство бальзамами из фантастических компонентов.
Такие мероприятия усилили бы его собственную энергию. Но зачем же усложнять себе и без того непростую жизнь.
Браслеты на руках и ногах неприятно холодили тело. Талисман, напротив, согревал грудь, словно стремился отдать хозяину свою небогатую энергию. Мастер выпустил по направлению к треугольнику пучок световых нитей. Дурманящий запах крови, смешиваясь с дымом от благовоний, потек к оранжевым бликам. Путь для гостя из потустороннего мира был открыт.
Теперь предстояла довольно трудная часть, требовавшая чуть ли не половины припасенной энергии. Для того, чтобы демон стал виден вызвавшему его, он должен материализоваться, используя посылаемую ему энергию. Но треугольник пустовал. Никто не желал являться из других измерений, чтобы покориться смельчакам, бросившим вызов всем темным силам.
Вдруг, разрушив магическую тишину, громко чихнул Костя. Учитель гневно обернулся к нерадивому подмастерью, на мгновенье утратив контроль над энергией. Два ярких луча, отделившись от коллектива, врезались в пол вне треугольника, содрогнув ветхую церковь. И началось невообразимое.
Задули ветра. Половина свечей погасла. Пламя оставшихся заметалось во всех направлениях. Над пентаграммой заискрился воздух. Потоки бледного света завертелись над тем местом, и в небольшом пространстве полуразрушенного храма возник странный смерч. Он крутился над полом, то взлетая ввысь, то опускаясь в сгнившие провалы, озаряя все вокруг призрачным светом. Отлетавшие от него сполохи породили сотни и тысячи теней, заплясавших по стенам. Смерч разметал чаши, звякнул шпагами, повалил свечи и палочки, обогнул защитные круги и растекся по стене. Вмиг стало темно. Неудавшиеся чародеи услышали только, как несколько крупных камней осыпались в отверстие, куда исчез смерч. От каменной крошки не уберег даже магический круг. Уяснив, что демона уже не дождаться, Иннокентий Петрович включил фонарик и направил его в новообразовавшуюся дыру.
Но в ней темнел не лес, не небо. Электрический луч поглотился абсолютной непроницаемой мглой. Словно разбуженные светом вспыхнули в этой мгле тысячи красных дрожащих огоньков. Низкий свист вновь пробил тишину. Подобно адским жукам красные огоньки со странным хлюпаньем покидали свое внеземное убежище. И первая пара их летела прямо на Иннокентия Петровича. Он успел отметить, что оба зловещих светлячка покоились посреди черного сгустка, сгустка тьмы.
Сгусток вздрогнул, обнажив сверкнувшие белизной клыки, пасть острых отточенных клыков. Что за существо покинуло пределы мрака, Иннокентий Петрович не знал.
Такого описания ему не встречалось ни в одной из книг, хоть отдаленно связанных с магией. Замерев в ужасе, потеряв уверенность до последней капли, едва держась на ногах, он понял: это не демоны.
Это действительно были не демоны. Необдуманные действия королевы Лауры и крайне неудачные эксперименты Иннокентия Петровича проложили в мир людей дорогу для черных призраков.
Глава седьмая
Лаура в одиночестве стояла на балконе своего дворца. Ей сейчас никого не хотелось видеть. И не только потому, что в голову настойчиво лезли мысли о мире людей, прекрасном мире, в котором… Нет, не надо думать об этом.
Королева нахмурилась, отчего ее лицо стало даже не страшным, а ужасающе отталкивающим. Она знала, что не должна была стоять сейчас здесь. Но уже поздно, дело сделано. Разумеется, ее подданные не посмели бы возмутиться, но Желвин выразил бы неодобрение.
«Надо помнить, — величественно заметил бы он, — всем, а особенно тебе, королева, что границы миров только кажутся непреодолимыми. Но они могут оказаться хрупкими и беззащитными. А если они вдруг исчезнут, и наш мир окажется внутри такого пространства, где жить невозможно? Зачем же ставить под удар саму возможность нашего существования?»
Далее Желвин привел бы тысячи примеров, как какой-нибудь неспособный мироподвижник или, того хуже, волшебник не в том месте пытался прорваться сквозь границы и какие катастрофические последствия получились. Однако в глубине души Лаура считала, что ее первый министр изрядно преувеличивает в воспитательных целях.
«И даже королеве совершать подобные поступки, нет, проступки, в высшей степени непозволительно», — закончил бы свою речь мысленный собеседник.
А что такого сделала Лаура? За что ее должен допекать Желвин? А она взяла и построила новую дорогу. Да, новую, прочную, нерушимую дорогу в мир людей.
Теперь обновленный путь стрелой уносится прочь от дворца и исчезает за недалеким призрачным горизонтом, сверкая золотом в бесцветном мире Лауры.
Королеве не хотелось вспоминать, чего стоило ей это мероприятие. Нельзя строить дорогу повторно, особенно когда сблизившиеся миры уже разбегаются навсегда. Энергия, необходимая для такого свершения, не берется из воздуха. А королева уже исчерпала свой запас и теперь прибегла к запретному методу. Во всем мире призраков отсутствовала энергия, необходимая Лауре. Зато в его границах хранилось количество, во много раз большее.
Как сквозь туман, королева увидела себя со стороны. Вот стоит она посреди пустыни, закрыв глаза. Стоит в самой середине своего королевства. И тут же Лаура погрузилась в свой внутренний мир, как в океан черной беспросветной тьмы. Но что там светится далеко-далеко? Как призрачные берега, пылали голубым огнем границы. В них бушевала энергия, хранившая царство Лауры от разрушения, от случайных мирков, миров и мирищ, так и норовящих прорваться, вломиться и все испортить.
В самой гуще мрака, там, где стояла королева, начали вспыхивать золотистые искорки. Они весело плясали, кружились, играли друг с другом. Постепенно их размер увеличивался. Искорки превращались в огненных змеек, затем в крохотные молнии. Они росли и росли. Вот уже сверкающие кусты летают вокруг Лауры, вот могучие деревья раскинули свои светящиеся ветви во все стороны. Королеву оплетала огромная сеть живого огня цвета золота. Затем образовалась воронка.
Сеть бешено завертелась, сомкнувшись вокруг Лауры.
И пришла боль. Неправда, что призраки не чувствуют боли. Любое из существ, кому дан инстинкт самосохранения, знает боль. Она указывает, предупреждает: нет, так нельзя, опасно, ОПАСНО! И мы внимаем, подчиняемся ей, отступаем, желая вернуть то блаженное время, когда еще не поздно, когда не утеряна ни одна частичка, когда не поражена ни одна клетка, когда все тело работает исправно… Но королева не могла отступать.
Лаура впитывала в себя энергию. Идя напролом, продираясь через боль, через правила и традиции, она замерла камнем и ничего не видела и не слышала, а только чувствовала ослепляющую, оглушающую, отупляющую боль. Вся ее королевская сущность бунтовала. Лаура впервые в жизни переступила через себя.
А голубое пламя тем временем тускнело и меркло. Где-то уже образовались провалы, и бледно-синеватая пленка жидкого огня старалась выправить все ущербы, нанесенные правительницей мира сего. Все тоньше становились границы.
Но никто не мог видеть этого, даже Лаура, всецело поглощенная сбором энергии.
Наконец, королева поняла, что больше ей не вместить. Из последних сил, чутьем выбрав истинное направление, Лаура развернулась. Из глаз ее, из носа, изо рта выскочили лучи, пронзив и мрак, и голубые берега. Выпрямившись подобно сильно сжатой и вдруг освободившейся пружине, энергия хлынула, соединяя два мира новой дорогой. Лаура не давала затопить свое сознание мутным водам липкого ужаса. Не хотелось и думать о том, что случится, если энергии не хватит.
Жуткое видение предстало перед закрытыми очами королевы. Ее невесомое тело разрывается на мелкие кусочки, растворяется в воздухе, прекратив свое существование, а мир белых призраков выпадает из времени и погружается в бесконечную мглу навсегда.
Боль сдуло, словно ветром. Лаура осторожно приоткрыла правый глаз и просияла.
Получилось! Она не только вновь могла очутиться в желанном мире, но и доказала, что является истинной кролевой. Еще никому (на ее памяти) не удавалось повторно построить дорогу. Никому! Ведь дорога — это не дыра в границе, не лестница, не тропинка по всем окрестным мирам. Королева могла гордиться собой, если бы… Если бы она не ставила минуту назад свои владения на грань гибели. Если бы она не ослабила границы до крайних пределов. Если бы она сделала это во имя чего-либо великого, а не ради своей прихоти. Сто тысяч «если бы».
Королева сменила хмурый взгляд на надменный. Она сделала это, а значит, так было нужно. Лаура гордо развернулась и вошла в один из малых залов своего дворца, прогнав мрачные мысли.
Но навстречу ей уже спешил Желвин. Первый министр мельком взглянул на новую дорогу и с ужасом уставился на королеву, не в силах сказать ни слова.
— Что с тобой, Желвин? — ласково спросила Лаура.
Тот только невнятно промычал нечто невразумительное и, неподвижно зависнув в воздухе, вытянул пять своих щупальцев к груди королевы. Собрав оставшуюся силу воли, она с трудом взглянула сквозь себя и тут же поняла причину волнения Желвина. Там, под левой грудью, возник сероватый, невзрачный комочек. Упругий и более плотный, чем тело Лауры. Сердце.
— Что произошло, королева? — широко раскрыв глаза, еле вымолвил первый министр. От постоянной важности и солидности не осталось и следа. Теперь он имел вид потерпевшего кораблекрушение (если бы оно произошло в мире призраков).
— Откуда у тебя ЭТО? — от волнения Желвина изрядно передернуло.
Лаура в ужасе молчала. Вероятно, созданная повторно дорога не лучшим образов повлияла на королеву призраков. Глаза Желвина вылезли, выпучились, словно перед ним стояла не его королева, а потустороннее чудище.
— А чем ЭТО нам угрожает? — Лаура прежде всего попыталась выведать подробности.
— Потеря уже невосполнима! — вскричал Желвин, обращаясь большей степенью к мрачному сводчатому потолку. — Но кто мог знать?! Кто мог даже подумать о том, что мир людей так жесток и опасен? И зачем только я выбрал его для плацдарма наших действий? Не лучше ли сразу было рубить окно к черным призракам? По крайней мере, с нами покончили бы разом и навсегда одним махом.
— А разве теперь мир людей для нас потерян? — встревожилась Лаура.
— Гораздо хуже, — еще никогда Желвин не выглядел таким расстроенным. Для нас потеряна королева!
— Но вот она, стоит перед тобой, — привычка Желвина раздувать любую проблему начинала раздражать Лауру.
— Разве может хоть кто-нибудь назвать королевой ту, у которой есть сердце?
— Ну появилось оно у меня, так что с того? Я такая же, как и прежде. Я ничуть не изменилась.
— С виду, конечно, ты осталась прежней. Если не считать, что утратила свою сущность! Ты изначально родилась королевой, но это еще не значит, что будешь ей навсегда. Королева призраков НЕ МОЖЕТ ИМЕТЬ сердце. Один маленький шажок в сторону. Одна крохотная, но непоправимая ошибка. И все! Вполне достаточно, чтобы оказаться недостойной своего блистательного трона. Ты обрела сердце, но потеряла право называться Белой Королевой. Это, как ни печально, взаимоисключающие вещи.
— А Ыккщщер говорил, что любые две вещи можно совместить!
— Что он знает?! Нельзя быть сразу, одновременно, Белой Королевой и Черный Королем. Даже в твоем желанном мире люди то и дело теряют прежние сущности, обретая взамен новые, далеко не всегда лучшие.
— И кто я теперь? — с испугом спросила Лаура.
— Ну как сказать, — горько протянул Желвин. — Не знаю. Я никогда не слышал о подобных превращениях. Но королева исчезла, словно растаяла от убийственных лучей Солнца. Нет у нас королевы, а кроме того ты донельзя ослабила наши границы, — и первый министр язвительно добавил. — Разве так поступила бы королева?
Лаура прислушалась к себе. Серый комочек безмолвствовал. Неужели его рождению способствовало лишь повторное создание дороги. Вряд ли!
Желвин нервно носился по комнате и, наконец, вновь замер вблизи потолка.
— Пусть даже любой, даже самый мелкий призрак отвернется от твоего дворца, но для меня ты останешься королевой навсегда, — было видно, что решение далось ему с трудом. — Во-первых, мы выставим посты на границе. Так можно хотя бы предотвратить вторжение извне. Во-вторых, укрепим дворец заслонами и ловушками, а то наши волшебники засиделись без дела. В-третьих, ни ногой в мир людей. Три месяца у нас, один у них дорога будет держаться, а затем исчезнет навсегда, разорванная удаляющимися мирами. Пусть мир людей отныне станет недоступен, зато наша королева восстанет и воцарится еще на многие тысячи лет.
— Но мои семнадцать подданных?..
— Забудь о них, королева. Тебе важнее сейчас подумать о себе. Да, мы потерпели поражение, но существуют другие миры, еще более прекрасные. Если ты сохранишь себя сейчас, то в будущем откроешь лучшую дорогу для своего народа.
Когда-нибудь нам удастся замкнуть кольцо.
— Я хочу сейчас!
— Королева, ты подвергаешь опасности не только себя, но и весь свой народ.
Удержись от неразумных решений. Ошибка уже сделана и ее не исправить. Но еще не поздно развернуться. Если обратного пути нет, то свернем хотя бы в сторону.
Зачем же молнией нестись навстречу своей гибели?
— Хорошо, Желвин, я подумаю, — королева вновь обрела гордый и величественный вид. — Прежде, чем совершать деяние, я подумаю о последствиях.
Желвин стрелой унесся из зала и занялся кипучей деятельностью. Он моментально созвал многочисленное ополчение, разбил его на отряды и направил их к непреодолимым пока границам. Лаура медленно плавала по залу в одиночестве, так как сидеть не было никакой возможности.
Теперь Лаура выговорилась и могла спокойно погрузиться в себя. Две тревоги одолевали ее сейчас. Судьба мира призраков и судьба новой дороги. К своему ужасу Лаура чувствовала, что судьба ее детища волнует королеву намного больше.
Ведь дорога, построенная с такими муками дорога, вела свою создательницу прямо ТУДА.
Сейчас там начиналась ночь. То самое время, когда порожденные бледным светом Луны тени не имели четких границ. Сродни призракам, сродни самой королеве скользят они по темной стороне земли, стелятся по траве, прячутся в мрачных подземельях и закоулках. А прислушайтесь внимательно к ночной тишине. Что там шелестит в листве? Может, ветер? Э, нет, он давно прошмыгнул здесь и шуршит теперь, завихряя мусор в соседнем дворе. А здесь собрались тени мглы.
И здесь могла, а вернее сказать, страстно желала властвовать Лаура. Тени и существа, приходящие из сумеречной зоны, звали ее, а она ничем не могла помочь.
Королева содрогнулась. Не от страха и не от своих мрачных мыслей. Что-то перевернулось в ней и начало отсчитывать удары, медленно и ритмично. Крохотный комочек в груди Лауры заявил о своем существовании. Он стучал, придавая мыслям королевы новые направления. Нет, не жажда власти, не новые просторы деятельности и даже не сказочные красоты мира людей манили ее. В огромной голове королевы хлынули тысячи водоворотов, закрутились миллионы вихрей, взорвались миллиарды миров. Все помутнело перед ее глазами. На Лауру лавиной обрушились воспоминания. Ночь. Луна. Коробки домов. Огромный железный шпиль вдалеке, украшенный кровавыми фонарями. Движущиеся огни. Бескрайний простор неба, искрящийся звездами. Бушующее море листвы. И окно, темное окно, за которым…
Теперь Лаура твердо знала, что не зря строила вторую дорогу и воспользовалась услугами потайной комнаты. Желвин наложил запрет на ее мысли. Но запреты лопнули! Почему, почему, почему она не может думать о Нем? Да, он из ДРУГОГО мира. Он сам ДРУГОЙ. Но в душе у него ТЬМА. А она может смягчить ее на СУМЕРКИ. Неясные, спокойные, призрачные сумерки. Не может, а должна. Должна помочь вырвать его из плена тьмы, спасти его мир, пока мглистая яма не поглотила его полностью. Неужели ее мечты никогда не станут явью? Конечно, не станут, если она будет спокойно сидеть, лишь созерцая и размышляя. Нет, прежняя жизнь королевы теряла для нее всякий смысл. В Лауре бушевали неведомые ей прежде чувства. Все остальное казалось теперь ничтожным и ненужным. У нее появилось сердце, значит, она сможет приблизиться к Нему, стать похожей на Него. Да, но сумеет ли она тогда остаться королевой? Впрочем, какая разница.
Одинокая улица в душе Лауры стремительно разрасталась, обзаводясь переулками, сквериками, ровными дорожками, тайнами, сияющими во тьме фонарями и даже… теплыми, желтыми окнами. Жизнь зарождалась в душе королевы. Лаура не видела, что за существа объявились в ее СУМЕРКАХ, но уже любила их. Ритм сердца в груди Лауры бешено учащался. Приближался конец королевы. И начало новой жизни, возможно…
… А мы вернемся к покинутому в предыдущей главе Иннокентию Петровичу, которым овладели сейчас страх, ужас и безмолвное отчаяние. Тяжело пыхтя, они с Русланом продирались через лес, чуть не роняя из рук груз особого назначения.
Этим грузом был Костя.
Когда Иннокентий Петрович, спасаясь от неведомого, ринулся к двери, то внезапно наткнулся на что-то мягкое. Из тьмы снизу раздался стон, и неудавшийся повелитель демонов сообразил, что под ногами у него валяется один из его учеников. Иннокентий Петрович на ощупь отыскал голову подмастерья и, подхватив его подмышки, рывками выволок с места происшествия. Судя по кудрявой голове, пострадавшим оказался Костя. Рядом с проломом обнаружился и Руслан.
Зубы его стучали, но он все же сумел выговорить:
— Ч-что эт-то было?
— Забудь, — рявкнул на него учитель. — Хватай за ноги. Потащили.
Руслан схватил друга за колени и чуть не выронил его, когда услышал новый громкий стон. На улице положение прояснилось. Обе костины ноги были сломаны чуть ниже колен и обильно кровоточили. Кровь непрерывно капала из разорванных брюк. Руслан с ужасом глядел на свои руки.
— Не стой, — прикрикнул на него Иннокентий Петрович. — Хватай. Будем выбираться к дороге.
Чувство направления не подвело. Минут через пятнадцать они достигли пустынного шоссе. Здесь на них обрушилась новая беда. Обе штанины одновременно оборвались, и отвалившиеся ноги вывернулись из рук Руслана. Теперь кровь уже хлынула ручьем. Руслан впал в прострацию и тихо раскачивался, уставившись на Костю и на отдельно лежащие ноги. А Иннокентию Петровичу хотелось заорать.
Здесь по его вине умирал парень, между прочим, студент его же института. Ну, и что он, Иннокентий Петрович, зам. ректора по культурным вопросам, скажет костиным родителям? Может, про демонов? И прямиком в психушку, разумеется.
Ведь эту историю не утаишь. Придется объяснять и в милиции, и на работе, что же делал солидный человек с двумя воспитанниками того же ВУЗа поздно вечером в заброшенной церкви. А тогда прощай карьера и вся прежняя жизнь. Дернул же его черт заняться этой проклятой магией. Ну почему нельзя все вернуть обратно?
Почему нельзя сделать так, чтобы ничего не происходило? И хоть стоял сейчас Иннокентий Петрович на ночной дороге, но в памяти его так ясно всплыл тот злополучный день, когда его занесло в библиотечное книгохранилище. Ну почему ему не попалась книжка «Сделай сам»? Мастерил бы он сейчас стулья и полки, а может, телевизоры чинил и горя бы себе не знал. Картины писал бы, на худой конец! Вот помрет этот, а отвечать, между прочим, Иннокентию Петровичу. Может, светят уже заместителю ректора места не столь отдаленные на весь остаток жизни. Эх, небо в клеточку, друзья в полосочку. Не выдержать Иннокентию Петровичу беспредел зоны. Ну почему нельзя просто проснуться?! Проснуться и обнаружить, что не было ни заброшенной церкви, ни потусторонних сгустков, ни занятий по магии, ни Кости, ни Руслана. А есть тихая, уютная квартирка и простая, понятная, пусть и малооплачиваемая работа. Вот ведь, Иннокентий Петрович, сам себе на голову приключения нашел. Ведь не бывает ничего сверхестественного, ведь нет никакой магии, ведь кажутся ему все эти события, к черту-дьяволу.
Почти окончательно уверив себя в абсурдности происшедших с ним вещей, Иннокентий Петрович обнаружил, что все еще стоит на пустой дороге, окруженной черным лесом. Где-то там, вдалеке, за холмами сиял ночной иллюминацией город, где тысячи людей мирно спали, видели обычные сны и совершенно справедливо не верили ни в экстрасенсов, ни в говорящих собак, ни в прилет инопланетян на центральный проспект города Воронежа. Ну почему такое произошло именно с ним?
Что творилось сейчас в сознании Руслана, не знал никто. Никому не было дела до него, даже Иннокентию Петровичу. А Костя еще жил. Невнятные стоны срывались с его губ. Но жизнь потихоньку оставляла того, кто в эту ночь мог бы повелевать демоном. Поверженный запредельными силами, лежал Костя на дороге и не чувствовал уже ничего, кроме боли.
И тут появился ОН. Черный сгусток с горящими глазами вырвался из леса и замер перед лицом Иннокентия Петровича. Но того напугать уже было невозможно. Вся жизнь летела под откос, что по сравнению с этим стоил какой-то призрак.
— Слышшишшь? — прошипел темный пришелец. — У тебя ещще ессть шшансс.
— А, — отмахнулся Иннокентий Петрович, — теперь уже ничего не поправишь.
— Поправишшь, — продолжил его собеседник. — Ещще как поправишшь. Но ты поможжешшь нам, поможжешшь.
Он щелкнул чем-то у себя внутри, и оторванные ноги самостоятельно подползли к Косте и вросли в положенные места. Стоны сменились прерывистым дыханием.
«Можно! — что-то ухнуло в груди Иннокентия Петровича. — Все можно повернуть вспять!» И карьера, и квартира будут еще в его жизни. Будут! Вот только выпутаться отсюда и тогда к черту магию…
— Он будет жжить, ессли ты ссделаешшь кое-что для насс.
— О чем разговор! — воскликнул Иннокентий Петрович. Жизнь-то, оказывается, еще никуда и не катилась…
… Черный призрак презрительно смотрел на иномирян. Мелковаты, но для простых исполнителей сгодятся. Пришел его час. Сейчас он — главный здесь, в этом мире.
Не зря он тысячу лет учил этот сложный, быстро меняющийся язык. Только он, и никто другой, мог общаться с найденными недоразвитыми иномирянами, а значит, только ему доступна возможность претворить в жизнь грандиозные планы, задуманные тысячи лет назад. Три мира — его, людей и белых призраков с ослабевшими границами — будут замкнуты в черный треугольник. Он сам отныне — вершина его, главная вершина, которой принадлежит энергия всего треугольника.
КХ — величественное имя — будет реять теперь в истории навсегда. Он вырвался из общей массы. Он нашел контакт, ему будут подчиняться все на многие тысячелетия вперед. Теперь необходимо время. Требовалось дождаться знака, символа, предзнаменования. Но что значили недели и месяцы по сравнению с триумфальной вечностью.
Белая Королева. Если бы только удалось ее обезвредить. Лучшего сигнала к решающему сражению и не требовалось…
… Костя с трудом поднялся на ноги и, шатаясь, сделал несколько шагов к обочине. Руслан продолжал отрешенно смотреть на окончательно опустевшее теперь шоссе.
Призрак окутал голову Иннокентия Петровича, вник в его мысли и передал свои планы. Затем он щелкнул снова, и в руках его будущего помощника очутились забытые в церкви шпаги.
— Значит, так, — четко и ясно обратился новоявленный властелин мира к ошалевшему от радости Иннокентию Петровичу. — Я уверен, что у тебя дома найдется все необходимое. А я найду ВРЕМЯ!
И тут он исчез. А на горизонте загорелся яркий огонек. Это ехал первый утренний междугородный автобус. Жизнь все еще продолжалась.
Глава восьмая
«За окном шел снег и рота красногвардейцев», — вспомнились мне первые строчки похождений фон Штирлица. Сейчас же все обстояло наоборот. Шел пятый день августа. Красноармейцев было не видать, и я шел в одиночку за всех их, вместе взятых. Путь мой лежал из гастронома в булочную. В гастрономе я не обнаружил ничего полезного для своего желудка по причине великого неурожая в своем кошельке и теперь хотел купить хотя бы хлеба. Колбаса, сыр и масло в холодильнике имелись. Так что при удачном завершении моего маленького путешествия перспектива голодной смерти значительно отодвигалась.
Внезапно похолодало. Энергия покидала его тело. Мастер знал, что такой же холод испытывают сейчас и его ученики. Они и находились здесь исключительно как источники дополнительной энергии. Если бы Иннокентий Петрович решился вызывать демона в одиночку, то ему пришлось бы расставлять на энергетических линиях хитроумные приспособления, большинство из которых пришлось бы делать самому, и опрыскивать пространство бальзамами из фантастических компонентов.
Такие мероприятия усилили бы его собственную энергию. Но зачем же усложнять себе и без того непростую жизнь.
Браслеты на руках и ногах неприятно холодили тело. Талисман, напротив, согревал грудь, словно стремился отдать хозяину свою небогатую энергию. Мастер выпустил по направлению к треугольнику пучок световых нитей. Дурманящий запах крови, смешиваясь с дымом от благовоний, потек к оранжевым бликам. Путь для гостя из потустороннего мира был открыт.
Теперь предстояла довольно трудная часть, требовавшая чуть ли не половины припасенной энергии. Для того, чтобы демон стал виден вызвавшему его, он должен материализоваться, используя посылаемую ему энергию. Но треугольник пустовал. Никто не желал являться из других измерений, чтобы покориться смельчакам, бросившим вызов всем темным силам.
Вдруг, разрушив магическую тишину, громко чихнул Костя. Учитель гневно обернулся к нерадивому подмастерью, на мгновенье утратив контроль над энергией. Два ярких луча, отделившись от коллектива, врезались в пол вне треугольника, содрогнув ветхую церковь. И началось невообразимое.
Задули ветра. Половина свечей погасла. Пламя оставшихся заметалось во всех направлениях. Над пентаграммой заискрился воздух. Потоки бледного света завертелись над тем местом, и в небольшом пространстве полуразрушенного храма возник странный смерч. Он крутился над полом, то взлетая ввысь, то опускаясь в сгнившие провалы, озаряя все вокруг призрачным светом. Отлетавшие от него сполохи породили сотни и тысячи теней, заплясавших по стенам. Смерч разметал чаши, звякнул шпагами, повалил свечи и палочки, обогнул защитные круги и растекся по стене. Вмиг стало темно. Неудавшиеся чародеи услышали только, как несколько крупных камней осыпались в отверстие, куда исчез смерч. От каменной крошки не уберег даже магический круг. Уяснив, что демона уже не дождаться, Иннокентий Петрович включил фонарик и направил его в новообразовавшуюся дыру.
Но в ней темнел не лес, не небо. Электрический луч поглотился абсолютной непроницаемой мглой. Словно разбуженные светом вспыхнули в этой мгле тысячи красных дрожащих огоньков. Низкий свист вновь пробил тишину. Подобно адским жукам красные огоньки со странным хлюпаньем покидали свое внеземное убежище. И первая пара их летела прямо на Иннокентия Петровича. Он успел отметить, что оба зловещих светлячка покоились посреди черного сгустка, сгустка тьмы.
Сгусток вздрогнул, обнажив сверкнувшие белизной клыки, пасть острых отточенных клыков. Что за существо покинуло пределы мрака, Иннокентий Петрович не знал.
Такого описания ему не встречалось ни в одной из книг, хоть отдаленно связанных с магией. Замерев в ужасе, потеряв уверенность до последней капли, едва держась на ногах, он понял: это не демоны.
Это действительно были не демоны. Необдуманные действия королевы Лауры и крайне неудачные эксперименты Иннокентия Петровича проложили в мир людей дорогу для черных призраков.
Глава седьмая
Heart
Oh, heart, are yоu still beating?
Is there enough of you left to break?
How could he take you and tear you apart?
I never knew somebody would do it
I never knew somebody could do it
Never dreamed anybody would do this to my heart
Лаура в одиночестве стояла на балконе своего дворца. Ей сейчас никого не хотелось видеть. И не только потому, что в голову настойчиво лезли мысли о мире людей, прекрасном мире, в котором… Нет, не надо думать об этом.
Королева нахмурилась, отчего ее лицо стало даже не страшным, а ужасающе отталкивающим. Она знала, что не должна была стоять сейчас здесь. Но уже поздно, дело сделано. Разумеется, ее подданные не посмели бы возмутиться, но Желвин выразил бы неодобрение.
«Надо помнить, — величественно заметил бы он, — всем, а особенно тебе, королева, что границы миров только кажутся непреодолимыми. Но они могут оказаться хрупкими и беззащитными. А если они вдруг исчезнут, и наш мир окажется внутри такого пространства, где жить невозможно? Зачем же ставить под удар саму возможность нашего существования?»
Далее Желвин привел бы тысячи примеров, как какой-нибудь неспособный мироподвижник или, того хуже, волшебник не в том месте пытался прорваться сквозь границы и какие катастрофические последствия получились. Однако в глубине души Лаура считала, что ее первый министр изрядно преувеличивает в воспитательных целях.
«И даже королеве совершать подобные поступки, нет, проступки, в высшей степени непозволительно», — закончил бы свою речь мысленный собеседник.
А что такого сделала Лаура? За что ее должен допекать Желвин? А она взяла и построила новую дорогу. Да, новую, прочную, нерушимую дорогу в мир людей.
Теперь обновленный путь стрелой уносится прочь от дворца и исчезает за недалеким призрачным горизонтом, сверкая золотом в бесцветном мире Лауры.
Королеве не хотелось вспоминать, чего стоило ей это мероприятие. Нельзя строить дорогу повторно, особенно когда сблизившиеся миры уже разбегаются навсегда. Энергия, необходимая для такого свершения, не берется из воздуха. А королева уже исчерпала свой запас и теперь прибегла к запретному методу. Во всем мире призраков отсутствовала энергия, необходимая Лауре. Зато в его границах хранилось количество, во много раз большее.
Как сквозь туман, королева увидела себя со стороны. Вот стоит она посреди пустыни, закрыв глаза. Стоит в самой середине своего королевства. И тут же Лаура погрузилась в свой внутренний мир, как в океан черной беспросветной тьмы. Но что там светится далеко-далеко? Как призрачные берега, пылали голубым огнем границы. В них бушевала энергия, хранившая царство Лауры от разрушения, от случайных мирков, миров и мирищ, так и норовящих прорваться, вломиться и все испортить.
В самой гуще мрака, там, где стояла королева, начали вспыхивать золотистые искорки. Они весело плясали, кружились, играли друг с другом. Постепенно их размер увеличивался. Искорки превращались в огненных змеек, затем в крохотные молнии. Они росли и росли. Вот уже сверкающие кусты летают вокруг Лауры, вот могучие деревья раскинули свои светящиеся ветви во все стороны. Королеву оплетала огромная сеть живого огня цвета золота. Затем образовалась воронка.
Сеть бешено завертелась, сомкнувшись вокруг Лауры.
И пришла боль. Неправда, что призраки не чувствуют боли. Любое из существ, кому дан инстинкт самосохранения, знает боль. Она указывает, предупреждает: нет, так нельзя, опасно, ОПАСНО! И мы внимаем, подчиняемся ей, отступаем, желая вернуть то блаженное время, когда еще не поздно, когда не утеряна ни одна частичка, когда не поражена ни одна клетка, когда все тело работает исправно… Но королева не могла отступать.
Лаура впитывала в себя энергию. Идя напролом, продираясь через боль, через правила и традиции, она замерла камнем и ничего не видела и не слышала, а только чувствовала ослепляющую, оглушающую, отупляющую боль. Вся ее королевская сущность бунтовала. Лаура впервые в жизни переступила через себя.
А голубое пламя тем временем тускнело и меркло. Где-то уже образовались провалы, и бледно-синеватая пленка жидкого огня старалась выправить все ущербы, нанесенные правительницей мира сего. Все тоньше становились границы.
Но никто не мог видеть этого, даже Лаура, всецело поглощенная сбором энергии.
Наконец, королева поняла, что больше ей не вместить. Из последних сил, чутьем выбрав истинное направление, Лаура развернулась. Из глаз ее, из носа, изо рта выскочили лучи, пронзив и мрак, и голубые берега. Выпрямившись подобно сильно сжатой и вдруг освободившейся пружине, энергия хлынула, соединяя два мира новой дорогой. Лаура не давала затопить свое сознание мутным водам липкого ужаса. Не хотелось и думать о том, что случится, если энергии не хватит.
Жуткое видение предстало перед закрытыми очами королевы. Ее невесомое тело разрывается на мелкие кусочки, растворяется в воздухе, прекратив свое существование, а мир белых призраков выпадает из времени и погружается в бесконечную мглу навсегда.
Боль сдуло, словно ветром. Лаура осторожно приоткрыла правый глаз и просияла.
Получилось! Она не только вновь могла очутиться в желанном мире, но и доказала, что является истинной кролевой. Еще никому (на ее памяти) не удавалось повторно построить дорогу. Никому! Ведь дорога — это не дыра в границе, не лестница, не тропинка по всем окрестным мирам. Королева могла гордиться собой, если бы… Если бы она не ставила минуту назад свои владения на грань гибели. Если бы она не ослабила границы до крайних пределов. Если бы она сделала это во имя чего-либо великого, а не ради своей прихоти. Сто тысяч «если бы».
Королева сменила хмурый взгляд на надменный. Она сделала это, а значит, так было нужно. Лаура гордо развернулась и вошла в один из малых залов своего дворца, прогнав мрачные мысли.
Но навстречу ей уже спешил Желвин. Первый министр мельком взглянул на новую дорогу и с ужасом уставился на королеву, не в силах сказать ни слова.
— Что с тобой, Желвин? — ласково спросила Лаура.
Тот только невнятно промычал нечто невразумительное и, неподвижно зависнув в воздухе, вытянул пять своих щупальцев к груди королевы. Собрав оставшуюся силу воли, она с трудом взглянула сквозь себя и тут же поняла причину волнения Желвина. Там, под левой грудью, возник сероватый, невзрачный комочек. Упругий и более плотный, чем тело Лауры. Сердце.
— Что произошло, королева? — широко раскрыв глаза, еле вымолвил первый министр. От постоянной важности и солидности не осталось и следа. Теперь он имел вид потерпевшего кораблекрушение (если бы оно произошло в мире призраков).
— Откуда у тебя ЭТО? — от волнения Желвина изрядно передернуло.
Лаура в ужасе молчала. Вероятно, созданная повторно дорога не лучшим образов повлияла на королеву призраков. Глаза Желвина вылезли, выпучились, словно перед ним стояла не его королева, а потустороннее чудище.
— А чем ЭТО нам угрожает? — Лаура прежде всего попыталась выведать подробности.
— Потеря уже невосполнима! — вскричал Желвин, обращаясь большей степенью к мрачному сводчатому потолку. — Но кто мог знать?! Кто мог даже подумать о том, что мир людей так жесток и опасен? И зачем только я выбрал его для плацдарма наших действий? Не лучше ли сразу было рубить окно к черным призракам? По крайней мере, с нами покончили бы разом и навсегда одним махом.
— А разве теперь мир людей для нас потерян? — встревожилась Лаура.
— Гораздо хуже, — еще никогда Желвин не выглядел таким расстроенным. Для нас потеряна королева!
— Но вот она, стоит перед тобой, — привычка Желвина раздувать любую проблему начинала раздражать Лауру.
— Разве может хоть кто-нибудь назвать королевой ту, у которой есть сердце?
— Ну появилось оно у меня, так что с того? Я такая же, как и прежде. Я ничуть не изменилась.
— С виду, конечно, ты осталась прежней. Если не считать, что утратила свою сущность! Ты изначально родилась королевой, но это еще не значит, что будешь ей навсегда. Королева призраков НЕ МОЖЕТ ИМЕТЬ сердце. Один маленький шажок в сторону. Одна крохотная, но непоправимая ошибка. И все! Вполне достаточно, чтобы оказаться недостойной своего блистательного трона. Ты обрела сердце, но потеряла право называться Белой Королевой. Это, как ни печально, взаимоисключающие вещи.
— А Ыккщщер говорил, что любые две вещи можно совместить!
— Что он знает?! Нельзя быть сразу, одновременно, Белой Королевой и Черный Королем. Даже в твоем желанном мире люди то и дело теряют прежние сущности, обретая взамен новые, далеко не всегда лучшие.
— И кто я теперь? — с испугом спросила Лаура.
— Ну как сказать, — горько протянул Желвин. — Не знаю. Я никогда не слышал о подобных превращениях. Но королева исчезла, словно растаяла от убийственных лучей Солнца. Нет у нас королевы, а кроме того ты донельзя ослабила наши границы, — и первый министр язвительно добавил. — Разве так поступила бы королева?
Лаура прислушалась к себе. Серый комочек безмолвствовал. Неужели его рождению способствовало лишь повторное создание дороги. Вряд ли!
Желвин нервно носился по комнате и, наконец, вновь замер вблизи потолка.
— Пусть даже любой, даже самый мелкий призрак отвернется от твоего дворца, но для меня ты останешься королевой навсегда, — было видно, что решение далось ему с трудом. — Во-первых, мы выставим посты на границе. Так можно хотя бы предотвратить вторжение извне. Во-вторых, укрепим дворец заслонами и ловушками, а то наши волшебники засиделись без дела. В-третьих, ни ногой в мир людей. Три месяца у нас, один у них дорога будет держаться, а затем исчезнет навсегда, разорванная удаляющимися мирами. Пусть мир людей отныне станет недоступен, зато наша королева восстанет и воцарится еще на многие тысячи лет.
— Но мои семнадцать подданных?..
— Забудь о них, королева. Тебе важнее сейчас подумать о себе. Да, мы потерпели поражение, но существуют другие миры, еще более прекрасные. Если ты сохранишь себя сейчас, то в будущем откроешь лучшую дорогу для своего народа.
Когда-нибудь нам удастся замкнуть кольцо.
— Я хочу сейчас!
— Королева, ты подвергаешь опасности не только себя, но и весь свой народ.
Удержись от неразумных решений. Ошибка уже сделана и ее не исправить. Но еще не поздно развернуться. Если обратного пути нет, то свернем хотя бы в сторону.
Зачем же молнией нестись навстречу своей гибели?
— Хорошо, Желвин, я подумаю, — королева вновь обрела гордый и величественный вид. — Прежде, чем совершать деяние, я подумаю о последствиях.
Желвин стрелой унесся из зала и занялся кипучей деятельностью. Он моментально созвал многочисленное ополчение, разбил его на отряды и направил их к непреодолимым пока границам. Лаура медленно плавала по залу в одиночестве, так как сидеть не было никакой возможности.
Теперь Лаура выговорилась и могла спокойно погрузиться в себя. Две тревоги одолевали ее сейчас. Судьба мира призраков и судьба новой дороги. К своему ужасу Лаура чувствовала, что судьба ее детища волнует королеву намного больше.
Ведь дорога, построенная с такими муками дорога, вела свою создательницу прямо ТУДА.
Сейчас там начиналась ночь. То самое время, когда порожденные бледным светом Луны тени не имели четких границ. Сродни призракам, сродни самой королеве скользят они по темной стороне земли, стелятся по траве, прячутся в мрачных подземельях и закоулках. А прислушайтесь внимательно к ночной тишине. Что там шелестит в листве? Может, ветер? Э, нет, он давно прошмыгнул здесь и шуршит теперь, завихряя мусор в соседнем дворе. А здесь собрались тени мглы.
И здесь могла, а вернее сказать, страстно желала властвовать Лаура. Тени и существа, приходящие из сумеречной зоны, звали ее, а она ничем не могла помочь.
Королева содрогнулась. Не от страха и не от своих мрачных мыслей. Что-то перевернулось в ней и начало отсчитывать удары, медленно и ритмично. Крохотный комочек в груди Лауры заявил о своем существовании. Он стучал, придавая мыслям королевы новые направления. Нет, не жажда власти, не новые просторы деятельности и даже не сказочные красоты мира людей манили ее. В огромной голове королевы хлынули тысячи водоворотов, закрутились миллионы вихрей, взорвались миллиарды миров. Все помутнело перед ее глазами. На Лауру лавиной обрушились воспоминания. Ночь. Луна. Коробки домов. Огромный железный шпиль вдалеке, украшенный кровавыми фонарями. Движущиеся огни. Бескрайний простор неба, искрящийся звездами. Бушующее море листвы. И окно, темное окно, за которым…
Теперь Лаура твердо знала, что не зря строила вторую дорогу и воспользовалась услугами потайной комнаты. Желвин наложил запрет на ее мысли. Но запреты лопнули! Почему, почему, почему она не может думать о Нем? Да, он из ДРУГОГО мира. Он сам ДРУГОЙ. Но в душе у него ТЬМА. А она может смягчить ее на СУМЕРКИ. Неясные, спокойные, призрачные сумерки. Не может, а должна. Должна помочь вырвать его из плена тьмы, спасти его мир, пока мглистая яма не поглотила его полностью. Неужели ее мечты никогда не станут явью? Конечно, не станут, если она будет спокойно сидеть, лишь созерцая и размышляя. Нет, прежняя жизнь королевы теряла для нее всякий смысл. В Лауре бушевали неведомые ей прежде чувства. Все остальное казалось теперь ничтожным и ненужным. У нее появилось сердце, значит, она сможет приблизиться к Нему, стать похожей на Него. Да, но сумеет ли она тогда остаться королевой? Впрочем, какая разница.
Одинокая улица в душе Лауры стремительно разрасталась, обзаводясь переулками, сквериками, ровными дорожками, тайнами, сияющими во тьме фонарями и даже… теплыми, желтыми окнами. Жизнь зарождалась в душе королевы. Лаура не видела, что за существа объявились в ее СУМЕРКАХ, но уже любила их. Ритм сердца в груди Лауры бешено учащался. Приближался конец королевы. И начало новой жизни, возможно…
… А мы вернемся к покинутому в предыдущей главе Иннокентию Петровичу, которым овладели сейчас страх, ужас и безмолвное отчаяние. Тяжело пыхтя, они с Русланом продирались через лес, чуть не роняя из рук груз особого назначения.
Этим грузом был Костя.
Когда Иннокентий Петрович, спасаясь от неведомого, ринулся к двери, то внезапно наткнулся на что-то мягкое. Из тьмы снизу раздался стон, и неудавшийся повелитель демонов сообразил, что под ногами у него валяется один из его учеников. Иннокентий Петрович на ощупь отыскал голову подмастерья и, подхватив его подмышки, рывками выволок с места происшествия. Судя по кудрявой голове, пострадавшим оказался Костя. Рядом с проломом обнаружился и Руслан.
Зубы его стучали, но он все же сумел выговорить:
— Ч-что эт-то было?
— Забудь, — рявкнул на него учитель. — Хватай за ноги. Потащили.
Руслан схватил друга за колени и чуть не выронил его, когда услышал новый громкий стон. На улице положение прояснилось. Обе костины ноги были сломаны чуть ниже колен и обильно кровоточили. Кровь непрерывно капала из разорванных брюк. Руслан с ужасом глядел на свои руки.
— Не стой, — прикрикнул на него Иннокентий Петрович. — Хватай. Будем выбираться к дороге.
Чувство направления не подвело. Минут через пятнадцать они достигли пустынного шоссе. Здесь на них обрушилась новая беда. Обе штанины одновременно оборвались, и отвалившиеся ноги вывернулись из рук Руслана. Теперь кровь уже хлынула ручьем. Руслан впал в прострацию и тихо раскачивался, уставившись на Костю и на отдельно лежащие ноги. А Иннокентию Петровичу хотелось заорать.
Здесь по его вине умирал парень, между прочим, студент его же института. Ну, и что он, Иннокентий Петрович, зам. ректора по культурным вопросам, скажет костиным родителям? Может, про демонов? И прямиком в психушку, разумеется.
Ведь эту историю не утаишь. Придется объяснять и в милиции, и на работе, что же делал солидный человек с двумя воспитанниками того же ВУЗа поздно вечером в заброшенной церкви. А тогда прощай карьера и вся прежняя жизнь. Дернул же его черт заняться этой проклятой магией. Ну почему нельзя все вернуть обратно?
Почему нельзя сделать так, чтобы ничего не происходило? И хоть стоял сейчас Иннокентий Петрович на ночной дороге, но в памяти его так ясно всплыл тот злополучный день, когда его занесло в библиотечное книгохранилище. Ну почему ему не попалась книжка «Сделай сам»? Мастерил бы он сейчас стулья и полки, а может, телевизоры чинил и горя бы себе не знал. Картины писал бы, на худой конец! Вот помрет этот, а отвечать, между прочим, Иннокентию Петровичу. Может, светят уже заместителю ректора места не столь отдаленные на весь остаток жизни. Эх, небо в клеточку, друзья в полосочку. Не выдержать Иннокентию Петровичу беспредел зоны. Ну почему нельзя просто проснуться?! Проснуться и обнаружить, что не было ни заброшенной церкви, ни потусторонних сгустков, ни занятий по магии, ни Кости, ни Руслана. А есть тихая, уютная квартирка и простая, понятная, пусть и малооплачиваемая работа. Вот ведь, Иннокентий Петрович, сам себе на голову приключения нашел. Ведь не бывает ничего сверхестественного, ведь нет никакой магии, ведь кажутся ему все эти события, к черту-дьяволу.
Почти окончательно уверив себя в абсурдности происшедших с ним вещей, Иннокентий Петрович обнаружил, что все еще стоит на пустой дороге, окруженной черным лесом. Где-то там, вдалеке, за холмами сиял ночной иллюминацией город, где тысячи людей мирно спали, видели обычные сны и совершенно справедливо не верили ни в экстрасенсов, ни в говорящих собак, ни в прилет инопланетян на центральный проспект города Воронежа. Ну почему такое произошло именно с ним?
Что творилось сейчас в сознании Руслана, не знал никто. Никому не было дела до него, даже Иннокентию Петровичу. А Костя еще жил. Невнятные стоны срывались с его губ. Но жизнь потихоньку оставляла того, кто в эту ночь мог бы повелевать демоном. Поверженный запредельными силами, лежал Костя на дороге и не чувствовал уже ничего, кроме боли.
И тут появился ОН. Черный сгусток с горящими глазами вырвался из леса и замер перед лицом Иннокентия Петровича. Но того напугать уже было невозможно. Вся жизнь летела под откос, что по сравнению с этим стоил какой-то призрак.
— Слышшишшь? — прошипел темный пришелец. — У тебя ещще ессть шшансс.
— А, — отмахнулся Иннокентий Петрович, — теперь уже ничего не поправишь.
— Поправишшь, — продолжил его собеседник. — Ещще как поправишшь. Но ты поможжешшь нам, поможжешшь.
Он щелкнул чем-то у себя внутри, и оторванные ноги самостоятельно подползли к Косте и вросли в положенные места. Стоны сменились прерывистым дыханием.
«Можно! — что-то ухнуло в груди Иннокентия Петровича. — Все можно повернуть вспять!» И карьера, и квартира будут еще в его жизни. Будут! Вот только выпутаться отсюда и тогда к черту магию…
— Он будет жжить, ессли ты ссделаешшь кое-что для насс.
— О чем разговор! — воскликнул Иннокентий Петрович. Жизнь-то, оказывается, еще никуда и не катилась…
… Черный призрак презрительно смотрел на иномирян. Мелковаты, но для простых исполнителей сгодятся. Пришел его час. Сейчас он — главный здесь, в этом мире.
Не зря он тысячу лет учил этот сложный, быстро меняющийся язык. Только он, и никто другой, мог общаться с найденными недоразвитыми иномирянами, а значит, только ему доступна возможность претворить в жизнь грандиозные планы, задуманные тысячи лет назад. Три мира — его, людей и белых призраков с ослабевшими границами — будут замкнуты в черный треугольник. Он сам отныне — вершина его, главная вершина, которой принадлежит энергия всего треугольника.
КХ — величественное имя — будет реять теперь в истории навсегда. Он вырвался из общей массы. Он нашел контакт, ему будут подчиняться все на многие тысячелетия вперед. Теперь необходимо время. Требовалось дождаться знака, символа, предзнаменования. Но что значили недели и месяцы по сравнению с триумфальной вечностью.
Белая Королева. Если бы только удалось ее обезвредить. Лучшего сигнала к решающему сражению и не требовалось…
… Костя с трудом поднялся на ноги и, шатаясь, сделал несколько шагов к обочине. Руслан продолжал отрешенно смотреть на окончательно опустевшее теперь шоссе.
Призрак окутал голову Иннокентия Петровича, вник в его мысли и передал свои планы. Затем он щелкнул снова, и в руках его будущего помощника очутились забытые в церкви шпаги.
— Значит, так, — четко и ясно обратился новоявленный властелин мира к ошалевшему от радости Иннокентию Петровичу. — Я уверен, что у тебя дома найдется все необходимое. А я найду ВРЕМЯ!
И тут он исчез. А на горизонте загорелся яркий огонек. Это ехал первый утренний междугородный автобус. Жизнь все еще продолжалась.
Глава восьмая
А жизнь, она такая…
Я кручусь как белка.
Я еще не стар.
А тебе спасибо,
Егор Гайдар.
(Песня нашего времени).
«За окном шел снег и рота красногвардейцев», — вспомнились мне первые строчки похождений фон Штирлица. Сейчас же все обстояло наоборот. Шел пятый день августа. Красноармейцев было не видать, и я шел в одиночку за всех их, вместе взятых. Путь мой лежал из гастронома в булочную. В гастрономе я не обнаружил ничего полезного для своего желудка по причине великого неурожая в своем кошельке и теперь хотел купить хотя бы хлеба. Колбаса, сыр и масло в холодильнике имелись. Так что при удачном завершении моего маленького путешествия перспектива голодной смерти значительно отодвигалась.