Страница:
На бароне Ховеле был плотно облегавший его массивную фигуру костюм из гладкой ткани – одеяние почти неприличное с точки зрения обычаев западных королевств. Барон не носил никаких украшений, считая это уделом изнеженной и вырождающейся аристократии. Широкий рот с узкими губами придавал ему сходство с подводными чудовищами, обитавшими в ядовитом море Уртаб. Старые шрамы на бритой голове свидетельствовали о бурно проведенной молодости, но тело пятидесятилетнего мужчины оставалось мощным, тяжелым и сильным.
Ховел подошел к беспомощно висящему Кравиусу. Люгер хорошо понимал, почему жирный аббат вызывает у барона особое раздражение.
– Ты убил Эрмиона, – глухо прорычал Ховел. Он говорил на языке западных королевств почти без акцента. – Он был нужен мне живым… Поэтому ты умрешь первым. Но не сразу – вначале с тебя сдерут кожу. Из такой толстой свиньи должен получиться приличный кусок…
На лице Кравиуса, который (как, впрочем, и Люгер) принял незнакомца за самого Сферга, появилось умоляющее выражение.
– Господин! Я спешил в Скел-Моргос, чтобы оказать тебе одну услугу…
Барон разразился хриплым карканьем, означавшим смех.
– Всего лишь одну?!. Урод! Чем ты можешь мне помочь?!
– Я принес тебе голову Эрмиона – это верно, – заторопился аббат. – Но ведь он призывал белых магов из Тегины и был близок к тому, чтобы их магия начала действовать…
Кравиус отчаянно блефовал. Люгер ожидал встретить в лице узурпатора человека более изощренного, но снова убедился в том, насколько сильно порой отличаются ожидания от действительности.
– У ордена нет силы с тех пор, как я унес из Тегины Звезду
Ада! – загремел Ховел, наслаждаясь жалкими попытками аббата сохранить свою жизнь.
Стервятник ухватился за эту фразу – наивность незнакомца поразила его, и он впервые заподозрил, что имеет дело всего лишь с исполнителем, за которым находится более весомая фигура и более глубокий ум.
– Я был рядом с Алфиосом, когда ты пришел за Звездой, – сказал он в спину барону.
Тот медленно повернулся к нему.
– Так это ты? – недоверчиво спросил Диниц. Казалось, в его хитром, но примитивном уме в первый раз появилась мысль о том, что пленники могут быть полезными, а игра – гораздо более сложной, чем простое истребление врагов.
– Я, – подтвердил Люгер, пытаясь воспользоваться ситуацией, и заметил, что Кравиус судорожно задергался на столбе. – Я заставил Алфиоса снять защиту с северных ворот. Я вывел его из башни на карниз. Я позволил твоему слуге забрать талисман и летел вслед за твоим кораблем на юг, пока ветер не снес меня в сторону континента. Как видишь, этого не может знать тот, кого в ту ночь не было в башне монастыря, не так ли?..
– Зачем ты сделал все это?! – заорал барон, приближая свое лицо к лицу Люгера и обдавая пленника смрадным дыханием.
– Я скажу это только Сфергу, – тихо и отчетливо проговорил Слот, понимая, что следующее мгновение может стать мгновением его смерти.
– Ты скажешь это мне, когда я начну медленно поджаривать тебя, – произнес Ховел таким тоном, каким любящая мать обещает накормить свое дитя.
– Вряд ли, – спокойно заметил Люгер. – Молчание – мой единственный шанс. Кроме того, Сферг едва ли одобрит твое решение, если узнает, что на самом деле много потерял…
– Плевать на Сферга, – проворчал барон, сдерживая гнев. – Он ничего не услышит о тебе.
– Посмотрим, что ты скажешь, когда корабль вернется в
Скел-Моргос, – заявил Стервятник, нагло улыбаясь и глядя прямо в беспощадные тусклые глаза. – Сферг давно знает обо мне, разве ты еще не понял этого?..
Оказалось, что его наглость всего лишь позабавила барона. Тот настолько любил игры на грани жизни и смерти, что решил еще немного оттянуть момент расправы над пленником.
– С тобой мы поговорим после, – бросил он и несколько раз с наслаждением ударил Люгера в живот и в лицо. Сквозь вспышки боли тот видел, как липкий туман заволакивает все вокруг. Потом Слот ощутил соленый привкус во рту и проглотил сгусток собственной крови. Удары Ховела были весьма жестокими, однако Люгер не потерял сознания.
Он благоразумно изобразил беспамятство и несмотря на шум в голове услышал слова Диница, обращенные к аббату. Они падали, словно тяжелые камни в глубокий колодец, и звуки их падения разносились в гулкой тишине.
– Ну а ты, жирная собака? У тебя тоже есть сообщение для Сферга?
– Я знаю об ордене больше, чем Эрмион, – прохрипел Кравиус, чувствуя, как кожаный ошейник все туже затягивается вокруг его шеи. – Разве я сделал недостаточно, чтобы убедить тебя в том, что я не враг?!
– Ты сделал подозрительно много, – насмешливо сказал Ховел, медленно поднося руку к левой глазнице аббата. Потом он спокойно погрузил палец в свежую рану. Кравиус завизжал и судорожно задергался на столбе, однако мешок, запечатанный колдовством, крепко держал его.
– Тебе будет во много раз больнее и пытка будет продолжаться гораздо дольше, если ты попытаешься обмануть меня, – сказал барон с расстановкой и ткнул Кравиуса кулаком пониже живота. Тот задохнулся от боли, а его колени взлетели вверх. Потом он, рыдая, повис на столбе. Из его левой глазницы темными густыми каплями вытекала кровь.
Глава тридцатая
Глава тридцать первая
Ховел подошел к беспомощно висящему Кравиусу. Люгер хорошо понимал, почему жирный аббат вызывает у барона особое раздражение.
– Ты убил Эрмиона, – глухо прорычал Ховел. Он говорил на языке западных королевств почти без акцента. – Он был нужен мне живым… Поэтому ты умрешь первым. Но не сразу – вначале с тебя сдерут кожу. Из такой толстой свиньи должен получиться приличный кусок…
На лице Кравиуса, который (как, впрочем, и Люгер) принял незнакомца за самого Сферга, появилось умоляющее выражение.
– Господин! Я спешил в Скел-Моргос, чтобы оказать тебе одну услугу…
Барон разразился хриплым карканьем, означавшим смех.
– Всего лишь одну?!. Урод! Чем ты можешь мне помочь?!
– Я принес тебе голову Эрмиона – это верно, – заторопился аббат. – Но ведь он призывал белых магов из Тегины и был близок к тому, чтобы их магия начала действовать…
Кравиус отчаянно блефовал. Люгер ожидал встретить в лице узурпатора человека более изощренного, но снова убедился в том, насколько сильно порой отличаются ожидания от действительности.
– У ордена нет силы с тех пор, как я унес из Тегины Звезду
Ада! – загремел Ховел, наслаждаясь жалкими попытками аббата сохранить свою жизнь.
Стервятник ухватился за эту фразу – наивность незнакомца поразила его, и он впервые заподозрил, что имеет дело всего лишь с исполнителем, за которым находится более весомая фигура и более глубокий ум.
– Я был рядом с Алфиосом, когда ты пришел за Звездой, – сказал он в спину барону.
Тот медленно повернулся к нему.
– Так это ты? – недоверчиво спросил Диниц. Казалось, в его хитром, но примитивном уме в первый раз появилась мысль о том, что пленники могут быть полезными, а игра – гораздо более сложной, чем простое истребление врагов.
– Я, – подтвердил Люгер, пытаясь воспользоваться ситуацией, и заметил, что Кравиус судорожно задергался на столбе. – Я заставил Алфиоса снять защиту с северных ворот. Я вывел его из башни на карниз. Я позволил твоему слуге забрать талисман и летел вслед за твоим кораблем на юг, пока ветер не снес меня в сторону континента. Как видишь, этого не может знать тот, кого в ту ночь не было в башне монастыря, не так ли?..
– Зачем ты сделал все это?! – заорал барон, приближая свое лицо к лицу Люгера и обдавая пленника смрадным дыханием.
– Я скажу это только Сфергу, – тихо и отчетливо проговорил Слот, понимая, что следующее мгновение может стать мгновением его смерти.
– Ты скажешь это мне, когда я начну медленно поджаривать тебя, – произнес Ховел таким тоном, каким любящая мать обещает накормить свое дитя.
– Вряд ли, – спокойно заметил Люгер. – Молчание – мой единственный шанс. Кроме того, Сферг едва ли одобрит твое решение, если узнает, что на самом деле много потерял…
– Плевать на Сферга, – проворчал барон, сдерживая гнев. – Он ничего не услышит о тебе.
– Посмотрим, что ты скажешь, когда корабль вернется в
Скел-Моргос, – заявил Стервятник, нагло улыбаясь и глядя прямо в беспощадные тусклые глаза. – Сферг давно знает обо мне, разве ты еще не понял этого?..
Оказалось, что его наглость всего лишь позабавила барона. Тот настолько любил игры на грани жизни и смерти, что решил еще немного оттянуть момент расправы над пленником.
– С тобой мы поговорим после, – бросил он и несколько раз с наслаждением ударил Люгера в живот и в лицо. Сквозь вспышки боли тот видел, как липкий туман заволакивает все вокруг. Потом Слот ощутил соленый привкус во рту и проглотил сгусток собственной крови. Удары Ховела были весьма жестокими, однако Люгер не потерял сознания.
Он благоразумно изобразил беспамятство и несмотря на шум в голове услышал слова Диница, обращенные к аббату. Они падали, словно тяжелые камни в глубокий колодец, и звуки их падения разносились в гулкой тишине.
– Ну а ты, жирная собака? У тебя тоже есть сообщение для Сферга?
– Я знаю об ордене больше, чем Эрмион, – прохрипел Кравиус, чувствуя, как кожаный ошейник все туже затягивается вокруг его шеи. – Разве я сделал недостаточно, чтобы убедить тебя в том, что я не враг?!
– Ты сделал подозрительно много, – насмешливо сказал Ховел, медленно поднося руку к левой глазнице аббата. Потом он спокойно погрузил палец в свежую рану. Кравиус завизжал и судорожно задергался на столбе, однако мешок, запечатанный колдовством, крепко держал его.
– Тебе будет во много раз больнее и пытка будет продолжаться гораздо дольше, если ты попытаешься обмануть меня, – сказал барон с расстановкой и ткнул Кравиуса кулаком пониже живота. Тот задохнулся от боли, а его колени взлетели вверх. Потом он, рыдая, повис на столбе. Из его левой глазницы темными густыми каплями вытекала кровь.
Глава тридцатая
В ЧРЕВЕ «БРОЙНДЗАГА»
Несмотря на прямолинейный ум воина, барон Ховел все же сообразил, что с уничтожением трех захваченных пленников не стоит торопиться. В отношении наместника Аркиса, раненного в живот, все было предельно ясно – он был врагом и ожидал пытки в одной из камер летающего корабля. К этой процедуре Ховел испытывал патологический интерес, имевший и свою практическую сторону – барону могли оказаться полезными некоторые сведения о береговых укреплениях, военных флотах и армиях западных королевств.
С остальными дело обстояло сложнее. Один из них, по-видимому, действительно находился рядом с Алфиосом, когда загадочным образом была снята защита с северного направления. То, что это сделал сам генерал ордена, просто не укладывалось у барона в голове.
Диниц пощадил Люгера только потому, что не хотел вызвать гнев Сферга. Узурпатор внушал ему мистический страх. Против этого барон, не боявшийся прежде никого и ничего в подлунном мире, был бессилен. Страх гнездился где-то в самой потаенной части его существа, неподвластной воле и разуму…
Сферг владел душами многих – Ховел неоднократно убеждался в этом, но, хуже того, – его влиянию не мешали даже огромные расстояния, разделявшие хозяина и слуг. Как паук, сидящий в центре невидимой паутины, Сферг знал все о мухах, запутавшихся в ней; ни одна из них не имела шансов спастись…
Смутные догадки о том, что Сферг был не вполне человеком, еще больше усугубляли подспудный ужас тех, кто служил ему. Некоторые не выдерживали и сходили с ума. Другим была уготована скорая и страшная смерть. Но, в конце концов, им нравилось то, что они могли делать, служа новому властелину, и они почти свыклись с мыслью о существовании зловещей силы, намного превосходящей их собственные возможности. Выше таких, как Ховел, были теперь только Сферг и сам Дьявол.
Поэтому, когда узурпатор отправил барона на далекий север, к берегам Тегины, с приказом ждать наступления ночи Красной Планеты, Диниц принял это за очередную блажь хозяина, однако беспрекословно подчинился его воле.
Предсказание сбылось в точности, и в назначенную ночь внезапно появилась брешь в магической сети, которой было опутано аббатство… Ховел не слишком удивился случившемуся – это лишь подтверждало сверхъестественные способности Сферга.
Диниц сделал то, что должен был сделать, и благодаря этому поднялся еще на одну ступеньку в иерархии нового морморанского государства. Теперь он мог позволить себе немного выждать, чтобы в наиболее подходящий момент преподнести Сфергу очередной подарок…
Впрочем, аббату повезло еще меньше. Кравиус был помещен в комнату изменяющихся размеров, наполненную мерцающим светом и оптическими иллюзиями, – комнату, которая пульсировала, словно гигантское сердце. Его кормили мясом неизвестного происхождения и поили зеленой жидкостью без запаха и вкуса. Существо с руками девушки приносило ему пищу, проходя сквозь зеркальную дверь, которая не пропускала никого другого. После многочисленных попыток аббат убедился в том, что может лишь погрузить в нее свои руки до локтей.
Потом Кравиус уже не пытался выйти. Зеленая жидкость сделала его тело расслабленным и затуманила разум; большую часть времени он проводил, погрузившись в апатичное созерцание поминутно приближающихся и отдаляющихся стен…
Положение Люгера, несмотря на некоторые необъяснимые привилегии, также не слишком отличалось от заточения. Он был избавлен от кожаного мешка, и ему вернули одежду. К своему величайшему удивлению, он обнаружил, что три бриллианта, выигранные им в «Зеленом Гроте», остались нетронутыми. Его карманы даже не потрудились обыскать, а может быть, Диниц и его твари попросту были равнодушны к камешкам.
Изучить летающий корабль, который барон Ховел называл «Бройндзагом», оказалось делом почти безнадежным. Внутри находился непостижимый лабиринт – пересечения черных коридоров, чередование бесформенных помещений, последовательность изменчивых и загадочных ориентиров, пульсирующее красное свечение, которое со временем вызывало помутнение рассудка. Для непосвященного здесь не существовало ни одного постоянного маршрута, во всяком случае, Люгеру ни разу не удалось повторить пройденный путь.
Можно было неделями блуждать в чреве «Бройндзага» и не вернуться на прежнее место. Вдобавок всякого чужого тут подстерегали миражи, слишком похожие на реальность, и реальность, похожая своими запредельными ужасами на видения ада. Люгер встречал на корабле существ, которым не было места на известной ему части Земли, тварей, противных самому замыслу Божьему, не говоря уже о том, что его посещали особого рода кошмары, не похожие на обычные человеческие сны и оставлявшие болезненные рубцы – на теле, в памяти или в сердце…
За все время, проведенное на борту «Бройндзага», Люгер ни разу не поднялся на палубу, ни разу не увидел неба и ни разу не вдохнул свежего морского воздуха.
Каюта Ховела была одним из немногих помещений, сохранявших относительное постоянство своего расположения и размеров. Здесь нашлось место для обыкновенной, хотя и очень дорогой мебели, оружия из разных уголков мира, сложенного в углу беспорядочной грудой, незнакомых Люгеру приборов и карт звездного неба, используемых для навигации. Барона было трудно заподозрить в такого рода учености, и Стервятник сделал вывод, что на борту находится некто, способный проложить курс и вести корабль по солнцу, луне, звездам, а также при помощи карты.
Несмотря на неожиданную перемену в настроениях Ховела, Стервятник ненавидел его ничуть не меньше прежнего. Он никому ничего не прощал и всего лишь отложил месть в ожидании удобного случая. Пока же он играл роль человека, смирившегося со своим положением и даже немного отупевшего от здешних чудес.
Его ум и в самом деле очень редко бывал вполне ясным. Погруженный большую часть времени в галлюцинации, неотличимые от действительности, Слот выбрал путь недеяния и ожидания, чему учил его когда-то Алфиос в соответствии с трактатом «Покоящийся Ветер», который считался древним еще во времена Катастрофы.
Но однажды Стервятник встретил на борту «Бройндзага» своего двойника.
Иногда Слоту удавалось ненадолго избавиться от враждебного всепроникающего влияния, которое превращало его в слепую игрушку, и перед ним открывались совсем другие пути – неподвижные и неизменные, словно русла старых высохших рек, – а над ними струились полупрозрачные потоки хаоса. Но эти видения были слишком зыбкими и неустойчивыми.
Один раз он все же прошел сквозь стену, которая на время перестала быть для него осязаемой и твердой преградой. Однако Люгеру едва не пришлось пожалеть об этом – полезных знаний он не приобрел, а жизнь чуть было не потерял.
Он оказался в туннеле со сводчатым потолком, освещенном голубым светом, который сиял где-то далеко впереди. Воспользовавшись обретенной самостоятельностью, Люгер пошел на этот свет. При этом он даже ощущал мелкую дрожь металлического пола.
Туннель привел его в старинную спальню, которую он меньше всего ожидал увидеть здесь. Комната была огромной и озарялась мягким зеленоватым сиянием. Из нее существовал только один вход и выход – через туннель. У стены находилось высокое каменное ложе, покрытое вычурной резьбой, а на ложе покоился высокий человек в роскошной одежде. Черты его лица были благородными и утонченными, хотя кожа казалась неестественно серой. Люгер заметил, что лежащий совершенно неподвижен. Человек, без сомнения, даже не дышал…
Слот подошел ближе. Опустив взгляд, он увидел, что оставляет хорошо заметные следы в пыли, которая толстым слоем покрывала все предметы в спальне, а также самого человека. Слой пыли на лице делал его похожим на изваяние из рыхлого камня. На бледных губах застыла едва различимая улыбка…
Углубление в каменном ложе оказалось засыпанным сырой землей, от которой исходил могильный холод. Люгер заметил в руке мертвеца (в том, что человек мертв, он уже почти не сомневался) батистовый платок с тонкой вязью кружев по краю и осторожно вытащил его из затвердевших пальцев. Когда рассеялось пыльное облачко, стало ясно, что платок сам по себе был произведением искусства.
Внимание Люгера привлекли буквы, вышитые в углу нежно-зеленого поля, – «К» и «Г» (Кергат Галвик?!). Догадка поразила его. Стервятник бросил платок на грудь человека и дотронулся до покрытого пылью лица. Кожа оказалась холодной, очень гладкой и гораздо более упругой, чем обычная человеческая кожа.
Люгер нажимал все сильнее, пока в этой странной маске не образовалась вмятина, в которую погрузился его кулак. Под кожей не было черепа. Прежде чем Стервятник успел неприятно удивиться этому, раздался звук, похожий на треск рвущейся материи, и его рука провалилась в ледяную пустоту.
Отдернув мгновенно окоченевшую кисть, Люгер долго смотрел в черную рваную дыру на голове муляжа. Иногда ему казалось, что в этой дыре мелькают звезды и светящиеся облака туманностей, но там не было ничего, похожего на изнанку упругой оболочки, целостность которой он нарушил. Стервятник почувствовал, что замерзает, – из дыры дул пронизывающий до костей холодный ветер.
А потом на него нахлынула волна ужасающих звуков. Среди них – нечеловеческие вопли, рев урагана, громы, грохот землетрясений и, наконец, долгий, невыразимо тоскливый крик, исторгнутый душой, лишившейся вечности…
Все смешалось в его искаженном восприятии – покрытая пылью фигура Галвика, сырая блестящая земля могилы, интерьер старинной спальни, коловращение звезд в черном пространстве и разъяренное лицо барона Ховела, который появился из туннеля в окружении своих уродливых слуг…
Диниц был вне себя. Выкрикивая проклятия, он занес над Люгером меч.
Слот пытался бежать, однако стены спальни сомкнулись перед ним: он оказался в тупике. Лезвие клинка вдруг стало ослепительно ярким – в нем как будто отразился солнечный луч. Но тут не было солнца.
Тени закружились перед глазами полуослепшего Люгера. Сквозь их зыбкий хоровод он видел (или ему казалось, что видел), как чья-то гладкая рука выскользнула из темноты и легла на плечо Ховела, мгновенно укротив его ярость.
Неожиданная гримаса разочарования мелькнула на лице барона, и он ограничился тем, что ударил Стервятника по голове рукоятью меча. Падая, Люгер врезался спиной в стену, но не потерял сознание. Для него вдруг стало едва ли не самым важным узнать, кто спас ему жизнь.
Слот видел чей-то неразличимый силуэт в глубокой тени, которую не мог отбрасывать ни один предмет в той странной комнате. Тень существовала сама по себе, надежно скрывая от посторонних глаз своего обитателя. Видимой была только белая рука с очень длинными пальцами и серебристыми ногтями…
Рука сделала еще одно быстрое и плавное движение перед лицом недовольного Ховела и погрузилась в тень. Все, что Люгер успел заметить, – это единственный перстень с черным камнем, в глубине которого сверкала точка, похожая на голубую звезду.
Потом между Стервятником и Ховелом сгустилась какая-то пелена; вскоре вокруг снова появились глянцевые стены черных коридоров. Люгеру показалось, что он превратился в птицу со сломанными крыльями; ветер подхватил его и с ужасающей скоростью понес по закоулкам колдовского лабиринта.
– С дороги! – решительно произнес незнакомец, когда они сошлись в сузившемся коридоре. У него был меч в ножнах, которые Люгер сразу же узнал. Трудно было не узнать собственное фамильное оружие. Сам Стервятник был совершенно безоружен, в противном случае не стерпел бы подобного тона. Но с мечом в чужих руках приходилось считаться.
Они почти столкнулись, и незнакомец раздраженно повернулся в сторону Люгера. Свет упал на его лицо, и Слот замер, прижавшись к стене.
Он много раз видел это лицо и даже точно знал – где. Обрамленное длинными пепельными волосами, оно было знакомо ему до мельчайших подробностей. В блеске глубоко посаженных глаз угадывалась насмешка. Только морщины были заметнее и кожа казалась бледнее, чем обычно, – она приобрела бронзовый оттенок после того как Люгер употребил вытяжку из цветов сонного дерева.
Тонкая ядовитая улыбка появилась на губах человека, когда Слот пришел в себя от неожиданности и попытался схватить его за руку.
– Я сказал – прочь! – с угрозой бросил гость из зазеркалья.
– Кто ты?! – не обратив внимания на его слова, спросил Люгер. При этом он каждое мгновение ожидал удара.
Несколько секунд его двойник, казалось, раздумывал о чем-то, потом презрительно усмехнулся и вырвал руку. Стервятник заметил, что на ней не хватает среднего пальца. От двойника не ускользнул этот быстрый взгляд, и он медленно поднес руку к своим глазам, как будто видел впервые.
– Кто знает: может быть, тебе повезет больше, – сказал он вдруг и засмеялся. Вся еще смеясь, он погрозил Люгеру указательным пальцем, словно предостерегая от чего-то.
Слот был почему-то совершенно уверен в том, что двойник – не галлюцинация. Он с особой силой ощущал чужое присутствие. И это было присутствие еще одного Стервятника – только тот, другой, выбрал в прошлом иную дорогу.
…Больше он не пытался остановить или задержать самого себя. Тот, кто был Люгером в частично преображенном мире, теперь медленно уходил прочь. У двойника были серые глаза и мертвенно-бледная кожа. Конечно – ведь ему не пришлось бежать из Фирдана…
Один Люгер исчез в лабиринте. Второй также продолжал свой путь и закончил его в трапезной барона. Ховел как ни в чем не бывало пригласил пленника отужинать.
С остальными дело обстояло сложнее. Один из них, по-видимому, действительно находился рядом с Алфиосом, когда загадочным образом была снята защита с северного направления. То, что это сделал сам генерал ордена, просто не укладывалось у барона в голове.
Диниц пощадил Люгера только потому, что не хотел вызвать гнев Сферга. Узурпатор внушал ему мистический страх. Против этого барон, не боявшийся прежде никого и ничего в подлунном мире, был бессилен. Страх гнездился где-то в самой потаенной части его существа, неподвластной воле и разуму…
Сферг владел душами многих – Ховел неоднократно убеждался в этом, но, хуже того, – его влиянию не мешали даже огромные расстояния, разделявшие хозяина и слуг. Как паук, сидящий в центре невидимой паутины, Сферг знал все о мухах, запутавшихся в ней; ни одна из них не имела шансов спастись…
Смутные догадки о том, что Сферг был не вполне человеком, еще больше усугубляли подспудный ужас тех, кто служил ему. Некоторые не выдерживали и сходили с ума. Другим была уготована скорая и страшная смерть. Но, в конце концов, им нравилось то, что они могли делать, служа новому властелину, и они почти свыклись с мыслью о существовании зловещей силы, намного превосходящей их собственные возможности. Выше таких, как Ховел, были теперь только Сферг и сам Дьявол.
Поэтому, когда узурпатор отправил барона на далекий север, к берегам Тегины, с приказом ждать наступления ночи Красной Планеты, Диниц принял это за очередную блажь хозяина, однако беспрекословно подчинился его воле.
Предсказание сбылось в точности, и в назначенную ночь внезапно появилась брешь в магической сети, которой было опутано аббатство… Ховел не слишком удивился случившемуся – это лишь подтверждало сверхъестественные способности Сферга.
Диниц сделал то, что должен был сделать, и благодаря этому поднялся еще на одну ступеньку в иерархии нового морморанского государства. Теперь он мог позволить себе немного выждать, чтобы в наиболее подходящий момент преподнести Сфергу очередной подарок…
* * *
Неожиданно для себя Люгер получил относительную свободу передвижения по заколдованному кораблю, но эта свобода доставила ему мало удовольствия.Впрочем, аббату повезло еще меньше. Кравиус был помещен в комнату изменяющихся размеров, наполненную мерцающим светом и оптическими иллюзиями, – комнату, которая пульсировала, словно гигантское сердце. Его кормили мясом неизвестного происхождения и поили зеленой жидкостью без запаха и вкуса. Существо с руками девушки приносило ему пищу, проходя сквозь зеркальную дверь, которая не пропускала никого другого. После многочисленных попыток аббат убедился в том, что может лишь погрузить в нее свои руки до локтей.
Потом Кравиус уже не пытался выйти. Зеленая жидкость сделала его тело расслабленным и затуманила разум; большую часть времени он проводил, погрузившись в апатичное созерцание поминутно приближающихся и отдаляющихся стен…
Положение Люгера, несмотря на некоторые необъяснимые привилегии, также не слишком отличалось от заточения. Он был избавлен от кожаного мешка, и ему вернули одежду. К своему величайшему удивлению, он обнаружил, что три бриллианта, выигранные им в «Зеленом Гроте», остались нетронутыми. Его карманы даже не потрудились обыскать, а может быть, Диниц и его твари попросту были равнодушны к камешкам.
Изучить летающий корабль, который барон Ховел называл «Бройндзагом», оказалось делом почти безнадежным. Внутри находился непостижимый лабиринт – пересечения черных коридоров, чередование бесформенных помещений, последовательность изменчивых и загадочных ориентиров, пульсирующее красное свечение, которое со временем вызывало помутнение рассудка. Для непосвященного здесь не существовало ни одного постоянного маршрута, во всяком случае, Люгеру ни разу не удалось повторить пройденный путь.
Можно было неделями блуждать в чреве «Бройндзага» и не вернуться на прежнее место. Вдобавок всякого чужого тут подстерегали миражи, слишком похожие на реальность, и реальность, похожая своими запредельными ужасами на видения ада. Люгер встречал на корабле существ, которым не было места на известной ему части Земли, тварей, противных самому замыслу Божьему, не говоря уже о том, что его посещали особого рода кошмары, не похожие на обычные человеческие сны и оставлявшие болезненные рубцы – на теле, в памяти или в сердце…
За все время, проведенное на борту «Бройндзага», Люгер ни разу не поднялся на палубу, ни разу не увидел неба и ни разу не вдохнул свежего морского воздуха.
* * *
Диниц Ховел откровенно презирал своих пленников и надеялся принять участие в их казни, когда они станут бесполезными для Сферга. Однако он не дал Стервятнику умереть голодной смертью или сойти с ума, что было весьма вероятно на «Бройндзаге». В непредсказуемое время, в непредсказуемом месте его слуги находили Люгера, блуждавшего без цели по лабиринту корабля, и приводили к барону, который иногда даже делил с ним трапезу.Каюта Ховела была одним из немногих помещений, сохранявших относительное постоянство своего расположения и размеров. Здесь нашлось место для обыкновенной, хотя и очень дорогой мебели, оружия из разных уголков мира, сложенного в углу беспорядочной грудой, незнакомых Люгеру приборов и карт звездного неба, используемых для навигации. Барона было трудно заподозрить в такого рода учености, и Стервятник сделал вывод, что на борту находится некто, способный проложить курс и вести корабль по солнцу, луне, звездам, а также при помощи карты.
Несмотря на неожиданную перемену в настроениях Ховела, Стервятник ненавидел его ничуть не меньше прежнего. Он никому ничего не прощал и всего лишь отложил месть в ожидании удобного случая. Пока же он играл роль человека, смирившегося со своим положением и даже немного отупевшего от здешних чудес.
Его ум и в самом деле очень редко бывал вполне ясным. Погруженный большую часть времени в галлюцинации, неотличимые от действительности, Слот выбрал путь недеяния и ожидания, чему учил его когда-то Алфиос в соответствии с трактатом «Покоящийся Ветер», который считался древним еще во времена Катастрофы.
Но однажды Стервятник встретил на борту «Бройндзага» своего двойника.
* * *
Люгер догадывался, что, несмотря на кажущуюся хаотичность подвижного лабиринта, в который он был помещен, за каждым его шагом внимательно наблюдают, а сам лабиринт устроен так, чтобы человек никогда не мог попасть в определенные места. Однако Слот не понимал, что именно было настоящей причиной, изменявшей расположение черных коридоров, – чужая сверхъестественная воля или его мозг, угодивший в ловушку собственных ограниченных представлений. Здесь нельзя было полностью доверять ни своим ощущениям, ни тому, что подсказывал опыт.Иногда Слоту удавалось ненадолго избавиться от враждебного всепроникающего влияния, которое превращало его в слепую игрушку, и перед ним открывались совсем другие пути – неподвижные и неизменные, словно русла старых высохших рек, – а над ними струились полупрозрачные потоки хаоса. Но эти видения были слишком зыбкими и неустойчивыми.
Один раз он все же прошел сквозь стену, которая на время перестала быть для него осязаемой и твердой преградой. Однако Люгеру едва не пришлось пожалеть об этом – полезных знаний он не приобрел, а жизнь чуть было не потерял.
Он оказался в туннеле со сводчатым потолком, освещенном голубым светом, который сиял где-то далеко впереди. Воспользовавшись обретенной самостоятельностью, Люгер пошел на этот свет. При этом он даже ощущал мелкую дрожь металлического пола.
Туннель привел его в старинную спальню, которую он меньше всего ожидал увидеть здесь. Комната была огромной и озарялась мягким зеленоватым сиянием. Из нее существовал только один вход и выход – через туннель. У стены находилось высокое каменное ложе, покрытое вычурной резьбой, а на ложе покоился высокий человек в роскошной одежде. Черты его лица были благородными и утонченными, хотя кожа казалась неестественно серой. Люгер заметил, что лежащий совершенно неподвижен. Человек, без сомнения, даже не дышал…
Слот подошел ближе. Опустив взгляд, он увидел, что оставляет хорошо заметные следы в пыли, которая толстым слоем покрывала все предметы в спальне, а также самого человека. Слой пыли на лице делал его похожим на изваяние из рыхлого камня. На бледных губах застыла едва различимая улыбка…
Углубление в каменном ложе оказалось засыпанным сырой землей, от которой исходил могильный холод. Люгер заметил в руке мертвеца (в том, что человек мертв, он уже почти не сомневался) батистовый платок с тонкой вязью кружев по краю и осторожно вытащил его из затвердевших пальцев. Когда рассеялось пыльное облачко, стало ясно, что платок сам по себе был произведением искусства.
Внимание Люгера привлекли буквы, вышитые в углу нежно-зеленого поля, – «К» и «Г» (Кергат Галвик?!). Догадка поразила его. Стервятник бросил платок на грудь человека и дотронулся до покрытого пылью лица. Кожа оказалась холодной, очень гладкой и гораздо более упругой, чем обычная человеческая кожа.
Люгер нажимал все сильнее, пока в этой странной маске не образовалась вмятина, в которую погрузился его кулак. Под кожей не было черепа. Прежде чем Стервятник успел неприятно удивиться этому, раздался звук, похожий на треск рвущейся материи, и его рука провалилась в ледяную пустоту.
Отдернув мгновенно окоченевшую кисть, Люгер долго смотрел в черную рваную дыру на голове муляжа. Иногда ему казалось, что в этой дыре мелькают звезды и светящиеся облака туманностей, но там не было ничего, похожего на изнанку упругой оболочки, целостность которой он нарушил. Стервятник почувствовал, что замерзает, – из дыры дул пронизывающий до костей холодный ветер.
А потом на него нахлынула волна ужасающих звуков. Среди них – нечеловеческие вопли, рев урагана, громы, грохот землетрясений и, наконец, долгий, невыразимо тоскливый крик, исторгнутый душой, лишившейся вечности…
Все смешалось в его искаженном восприятии – покрытая пылью фигура Галвика, сырая блестящая земля могилы, интерьер старинной спальни, коловращение звезд в черном пространстве и разъяренное лицо барона Ховела, который появился из туннеля в окружении своих уродливых слуг…
Диниц был вне себя. Выкрикивая проклятия, он занес над Люгером меч.
Слот пытался бежать, однако стены спальни сомкнулись перед ним: он оказался в тупике. Лезвие клинка вдруг стало ослепительно ярким – в нем как будто отразился солнечный луч. Но тут не было солнца.
Тени закружились перед глазами полуослепшего Люгера. Сквозь их зыбкий хоровод он видел (или ему казалось, что видел), как чья-то гладкая рука выскользнула из темноты и легла на плечо Ховела, мгновенно укротив его ярость.
Неожиданная гримаса разочарования мелькнула на лице барона, и он ограничился тем, что ударил Стервятника по голове рукоятью меча. Падая, Люгер врезался спиной в стену, но не потерял сознание. Для него вдруг стало едва ли не самым важным узнать, кто спас ему жизнь.
Слот видел чей-то неразличимый силуэт в глубокой тени, которую не мог отбрасывать ни один предмет в той странной комнате. Тень существовала сама по себе, надежно скрывая от посторонних глаз своего обитателя. Видимой была только белая рука с очень длинными пальцами и серебристыми ногтями…
Рука сделала еще одно быстрое и плавное движение перед лицом недовольного Ховела и погрузилась в тень. Все, что Люгер успел заметить, – это единственный перстень с черным камнем, в глубине которого сверкала точка, похожая на голубую звезду.
Потом между Стервятником и Ховелом сгустилась какая-то пелена; вскоре вокруг снова появились глянцевые стены черных коридоров. Люгеру показалось, что он превратился в птицу со сломанными крыльями; ветер подхватил его и с ужасающей скоростью понес по закоулкам колдовского лабиринта.
* * *
…Спустя сутки или около того Люгер встретил своего двойника. Это произошло в одном из многочисленных коридоров, по которым он бродил в поисках того места, где находилось главное оружие «Бройндзага» – смертоносный луч. В конце коридора сиял свет, но его источник оказался недостижимым – с тем же успехом Люгер мог пытаться приблизиться к луне. Поэтому лицо и фигура человека, идущего навстречу, оставались темными; их окружал тусклый ореол.– С дороги! – решительно произнес незнакомец, когда они сошлись в сузившемся коридоре. У него был меч в ножнах, которые Люгер сразу же узнал. Трудно было не узнать собственное фамильное оружие. Сам Стервятник был совершенно безоружен, в противном случае не стерпел бы подобного тона. Но с мечом в чужих руках приходилось считаться.
Они почти столкнулись, и незнакомец раздраженно повернулся в сторону Люгера. Свет упал на его лицо, и Слот замер, прижавшись к стене.
Он много раз видел это лицо и даже точно знал – где. Обрамленное длинными пепельными волосами, оно было знакомо ему до мельчайших подробностей. В блеске глубоко посаженных глаз угадывалась насмешка. Только морщины были заметнее и кожа казалась бледнее, чем обычно, – она приобрела бронзовый оттенок после того как Люгер употребил вытяжку из цветов сонного дерева.
Тонкая ядовитая улыбка появилась на губах человека, когда Слот пришел в себя от неожиданности и попытался схватить его за руку.
– Я сказал – прочь! – с угрозой бросил гость из зазеркалья.
– Кто ты?! – не обратив внимания на его слова, спросил Люгер. При этом он каждое мгновение ожидал удара.
Несколько секунд его двойник, казалось, раздумывал о чем-то, потом презрительно усмехнулся и вырвал руку. Стервятник заметил, что на ней не хватает среднего пальца. От двойника не ускользнул этот быстрый взгляд, и он медленно поднес руку к своим глазам, как будто видел впервые.
– Кто знает: может быть, тебе повезет больше, – сказал он вдруг и засмеялся. Вся еще смеясь, он погрозил Люгеру указательным пальцем, словно предостерегая от чего-то.
Слот был почему-то совершенно уверен в том, что двойник – не галлюцинация. Он с особой силой ощущал чужое присутствие. И это было присутствие еще одного Стервятника – только тот, другой, выбрал в прошлом иную дорогу.
…Больше он не пытался остановить или задержать самого себя. Тот, кто был Люгером в частично преображенном мире, теперь медленно уходил прочь. У двойника были серые глаза и мертвенно-бледная кожа. Конечно – ведь ему не пришлось бежать из Фирдана…
Один Люгер исчез в лабиринте. Второй также продолжал свой путь и закончил его в трапезной барона. Ховел как ни в чем не бывало пригласил пленника отужинать.
Глава тридцать первая
СКЕЛ-МОРГОС
Все имеет свой конец. Завершился и долгий полет «Бройндзага». Люгер узнал об этом, когда слуги барона разыскали его в лабиринте и вывели на палубу, под палящее южное солнце.
За многие сутки, проведенные в полумраке, его глаза отвыкли от дневного света. За спиной он слышал тяжелое дыхание Кравиуса и обрадовался даже такому спутнику… Они спрятались в тени густо-фиолетовых парусов. Дул ровный ветер; корабль окружали темные соленые воды озера Гайр, на берегу которого находился Скел-Моргос.
«Бройндзаг» на всех парусах уходил от угрюмого скалистого острова, черной горой возвышавшегося на западе. На острове не было растительности и ничего, хотя бы отдаленно похожего на человеческое жилье. За многие столетия ветры, дожди и лучи солнца создали собственную архитектуру – мертвый город падающих башен, неправильных арок, искривленных мостов над бездонными пропастями и покосившихся стен. Зато глубоко в недрах острова, намного ниже уровня воды в озере, находился сложнейший пещерный лабиринт, целый подземный дворец.
«Бройндзаг» оставил позади остров Лигом, гнездо черных магов Морморы, но ни Люгер, ни аббат еще не знали об этом. Для них остров был пока просто мрачной скалой, местом безвестной стоянки летающего корабля.
Впереди уже был виден другой берег – узкая темная лента, иззубренная башнями древнего города Скел-Моргос. Чем дальше к югу, тем все более странными казались ландшафты, а так далеко от Элизенвара Стервятник не бывал никогда…
Однако тлетворное влияние юга ощущалось уже здесь, на берегах Великого озера Гайр. Случалось, что люди умирали после ядовитых дождей, приносимых южными ветрами. Леса деревьев-гигантов, населенные чудовищными тварями, чередовались с участками суши, на которых вообще ничего не росло. В огромных непроходимых болотах теплилась чуждая всему человеческому жизнь, которая давала знать о себе по ночам вспышками таинственных огней и тоскливыми воплями. Здешние реки кишели гигантскими червями и слепыми панцирными рыбами. Аборигены ловили и ели и тех, и других.
У женщин Морморы дети-уроды рождались гораздо чаще, чем в северных странах, а иногда, очень редко, на свет появлялись и существа со сверхъестественными способностями. Но даже последним не было места среди обычных людей; им оставалось либо умереть, либо уйти в пустыню, к руинам древних городов на далеком юге, где, согласно легендам, могли найти приют все искалеченные, безумные и отвергнутые.
За время междоусобной войны, вспыхнывшей после захвата власти Сфергом, население Морморы уменьшилось вдвое. Нищета и лишения развратили когда-то вполне благополучный народ, а непрерывная вражда уничтожила его лучшую часть. Уже более десяти лет страна представляла собой сплошной военный лагерь. Толпы беженцев тянулись в соседние Алькобу и Круах-Ан-Сиур. Некоторые, наиболее отчаявшиеся и преисполненные наивной надежды на то, что за полосой ада вдруг окажется рай, предпочли бегство на юг долгому и опасному путешествию через всю страну.
Скел-Моргос превратился из прекрасной столицы, в садах которой бушевала вечная весна, во временное пристанище чиновников, военных и проходимцев всех мастей, малолюдный лабиринт, небезопасный для одинокого безоружного прохожего, место, где многие исчезли бесследно, а кое-кто нашел мучительную смерть.
На окраинах города промышляли банды, грабившие уцелевших жителей, но не представлявшие угрозы для многочисленной армии Сферга. Дворцы стали похожи на могильники, а заброшенные парки – на дикие леса, в которых безраздельно господствовали стаи одичавших собак и даже волки, забредавшие из южных степей в поисках пищи.
Рои ядовитых насекомых, опасных для человека, гнездились на чердаках заброшенных домов и в полузатопленных подвалах. Туда уже никто не решался входить. Затхлая вода бассейнов и озер отражала лишь равнодушный диск солнца, проплывавший над разоренным городом…
Таким был Скел-Моргос, когда в поисках Звезды Ада сюда пожаловали Стервятник Люгер и аббат Кравиус.
За многие сутки, проведенные в полумраке, его глаза отвыкли от дневного света. За спиной он слышал тяжелое дыхание Кравиуса и обрадовался даже такому спутнику… Они спрятались в тени густо-фиолетовых парусов. Дул ровный ветер; корабль окружали темные соленые воды озера Гайр, на берегу которого находился Скел-Моргос.
«Бройндзаг» на всех парусах уходил от угрюмого скалистого острова, черной горой возвышавшегося на западе. На острове не было растительности и ничего, хотя бы отдаленно похожего на человеческое жилье. За многие столетия ветры, дожди и лучи солнца создали собственную архитектуру – мертвый город падающих башен, неправильных арок, искривленных мостов над бездонными пропастями и покосившихся стен. Зато глубоко в недрах острова, намного ниже уровня воды в озере, находился сложнейший пещерный лабиринт, целый подземный дворец.
«Бройндзаг» оставил позади остров Лигом, гнездо черных магов Морморы, но ни Люгер, ни аббат еще не знали об этом. Для них остров был пока просто мрачной скалой, местом безвестной стоянки летающего корабля.
Впереди уже был виден другой берег – узкая темная лента, иззубренная башнями древнего города Скел-Моргос. Чем дальше к югу, тем все более странными казались ландшафты, а так далеко от Элизенвара Стервятник не бывал никогда…
* * *
Считалось, что Катастрофа началась именно здесь, на юге, а затем распространилась на весь обитаемый мир. Отсюда же пришла чума и другие болезни, для которых не успели придумать названий. Между Морморой, Круах-Ан-Сиуром и страной южных варваров пролегала широкая полоса опустошенных территорий и разрушенных городов. Если верить аббату, в настоящее время люди с севера крайне редко пересекали ее, а варвары, видимо, просто не могли существовать за пределами своих земель, изменившихся после Катастрофы до неузнаваемости.Однако тлетворное влияние юга ощущалось уже здесь, на берегах Великого озера Гайр. Случалось, что люди умирали после ядовитых дождей, приносимых южными ветрами. Леса деревьев-гигантов, населенные чудовищными тварями, чередовались с участками суши, на которых вообще ничего не росло. В огромных непроходимых болотах теплилась чуждая всему человеческому жизнь, которая давала знать о себе по ночам вспышками таинственных огней и тоскливыми воплями. Здешние реки кишели гигантскими червями и слепыми панцирными рыбами. Аборигены ловили и ели и тех, и других.
У женщин Морморы дети-уроды рождались гораздо чаще, чем в северных странах, а иногда, очень редко, на свет появлялись и существа со сверхъестественными способностями. Но даже последним не было места среди обычных людей; им оставалось либо умереть, либо уйти в пустыню, к руинам древних городов на далеком юге, где, согласно легендам, могли найти приют все искалеченные, безумные и отвергнутые.
За время междоусобной войны, вспыхнывшей после захвата власти Сфергом, население Морморы уменьшилось вдвое. Нищета и лишения развратили когда-то вполне благополучный народ, а непрерывная вражда уничтожила его лучшую часть. Уже более десяти лет страна представляла собой сплошной военный лагерь. Толпы беженцев тянулись в соседние Алькобу и Круах-Ан-Сиур. Некоторые, наиболее отчаявшиеся и преисполненные наивной надежды на то, что за полосой ада вдруг окажется рай, предпочли бегство на юг долгому и опасному путешествию через всю страну.
Скел-Моргос превратился из прекрасной столицы, в садах которой бушевала вечная весна, во временное пристанище чиновников, военных и проходимцев всех мастей, малолюдный лабиринт, небезопасный для одинокого безоружного прохожего, место, где многие исчезли бесследно, а кое-кто нашел мучительную смерть.
На окраинах города промышляли банды, грабившие уцелевших жителей, но не представлявшие угрозы для многочисленной армии Сферга. Дворцы стали похожи на могильники, а заброшенные парки – на дикие леса, в которых безраздельно господствовали стаи одичавших собак и даже волки, забредавшие из южных степей в поисках пищи.
Рои ядовитых насекомых, опасных для человека, гнездились на чердаках заброшенных домов и в полузатопленных подвалах. Туда уже никто не решался входить. Затхлая вода бассейнов и озер отражала лишь равнодушный диск солнца, проплывавший над разоренным городом…
Таким был Скел-Моргос, когда в поисках Звезды Ада сюда пожаловали Стервятник Люгер и аббат Кравиус.