Дашков Андрей Георгиевич. Звезда Ада

   Убедившись в том, что Кравиус все еще безопасен, Люгер снова занялся умирающей Арголидой. Через несколько минут она ненадолго пришла в сознание, но лучше бы она скончалась, пребывая в беспамятстве. Вместо того, чтобы тихо отойти в лучший мир, она умирала с ядом в сердце и проклятиями на устах…
   Первым, кого увидела графиня Норгус, открыв глаза, был Люгер, склонившийся над ней. Наверное, она прочла в его взгляде свой приговор и осознала, что ее минуты сочтены.
   Последовавшие за этим ругательства оказались откровением даже для Стервятника. Это была жалкая, отвратительная и при всем том трагическая сцена. Невероятная злоба обреченной отравляла воздух. Люгера она считала единственным виновником всего, что случилось с ней. На нем, как в фокусе линзы, сошлись лучи ее ненависти. Черный огонь пожирал ее изнутри, и, помимо боли, терзавшей тело, бессилие, невозможность отомстить, непоправимые ошибки явились орудиями беспощадного плача, раздиравшего на части мозг. Арголида сожалела о многом, но больше всего о том, что не может забрать с собой Стервятника во владения смерти. Впрочем, она предрекала ему скорую гибель. И если бы сбылась хотя бы малая часть ее проклятий…
   Из темных углов помещения за умирающей женщиной с надеждой следили обнаглевшие крысы. Их зрачки сверкали, будто тусклые подобия Звезды Ада…
   С презрительной улыбкой выслушав «последнюю волю» приговоренной, Люгер тем не менее пытался найти оправдание этой новой смерти и не находил ничего лучшего, кроме своего извечного фатализма. За каждой прерванной жизнью, за сломанной стрелой и разбитыми часами, в пепле сгоревшей колоды, в остове погибшего корабля и в комбинации игральных костей он видел одно: руку капризной и почти всегда враждебной судьбы, глумящейся над рассудком, человеческими упованиями и непомерными претензиями на величие. Слот чувствовал себя отчасти виновным перед дочерью Алфиоса, несмотря на то, что с самого начала было совершенно ясно: в живых останется только один из них. Сегодня ему повезло больше. Кто знает, что ожидает его завтра? Может, он еще будет завидовать мертвым…
   Пока Арголида осыпала его проклятиями, Люгер думал о том, что, если существует ад, они наверняка встретятся там… Затем она попыталась из последних сил ударить его кинжалом. Стервятник не мешал ей и отделался неглубокой царапиной.
   Аббат Кравиус улыбался, наблюдая за ними. Похоже, ухмылка стала частью его новой, еще более уродливой маски.
   Наступила агония.
   Варвар склонился над графиней и хладнокровно оборвал ее мучения. Он сделал бы то же самое и для собственной матери.
   Еще через минуту три всадника покинули помещение, отправившись на поиски выхода из лабиринта. Мертвая женщина досталась крысам. В любом случае ее негде было похоронить. Люгер усматривал в этом некую мрачную иронию: ведь подземелье вполне могло сойти за гигантский, поистине королевский склеп.
   Слот надолго погрузился в свои невеселые мысли. Кравиусу, который ехал следом за ним, было проще: его мозг постепенно превращался в пищу для червей.
   Тем больший страх внушало то невообразимое, что скрывалось внутри простреленного черепа и под кожей мертвого аббата.

Глава сорок шестая
ПРИЗРАКИ В ПУСТЫНЕ

   Подземный лабиринт протянул темные щупальца своих туннелей далеко в пустыню. Кроме доступных выходов на поверхность, имелось и множество замаскированных. Всех воинов Песка не хватило бы, чтобы перекрыть их. Люгер терялся в догадках, пытаясь понять, для чего было предназначено это сложнейшее сооружение.
   Кошачий Глаз уводил Стервятника и Кравиуса все дальше на юг – он должен был снова найти поток, который они потеряли, спасаясь от варваров. Даже на равнине поиски потока отнимали немало времени и сил, а в лабиринте, где туннели нередко заканчивались тупиками или путь преграждали завалы, дело казалось почти безнадежным. В запасе осталось всего две свечи. Чтобы не заблудиться, Люгер отмечал пройденные повороты знаками на стенах.
   Лишь спустя несколько часов Кошачьему Глазу удалось обнаружить поток, но поблизости не было выхода на поверхность. Поскольку направления потока и туннеля не совпадали, всадники еще долго блуждали, прежде чем сумели выбраться из подземелья.
   Ночная тьма уже накрыла землю. Они оказались в одном из самых глухих уголков пустыни, удаленном от дорог и поселений. Это не означало, что опасность миновала. Неприкасаемый Песка наверняка не смирился с вторжением чужих на свою территорию. На его месте Люгер прежде всего усилил бы патрули. Однако, как Слот убедился лично, возможности Неприкасаемых этим не исчерпывались.
   Теперь Кошачий Глаз безостановочно двигался на север. И хотя ночью видимых ориентиров не было, инстинкт помогал рожденному в пустыне придерживаться верного направления. Варвар оказался сущей находкой для Люгера; тот не представлял себе, как выбрался бы из подобной переделки без проводника.
   Поток был обнаружен в третий раз к исходу ночи; после этого все решала быстрота передвижения. Возобновилась скчака, которую Стервятник мог сравнить только с полетом слепой птицы. Он знал по опыту, что гарбийские скакуны, считавшиеся в северных королевствах лучшими из лучших и стоившие баснословных денег, уже пали бы, но лошади варваров оказались куда более выносливыми и неприхотливыми.
   Бледная заря на востоке возвестила о том, что кончается и эта долгая ночь, принявшая пока одну жертву. Странникам удалось проскользнуть мимо патрулей, но их настигли наваждения, посылаемые Неприкасаемым Песка. Люгер был предупрежден Пауком, в противном случае он, несомненно, поддался бы иллюзиям, столь же совершенным, сколь и гибельным.
   Кошачий Глаз, лучше видевший в сумерках, первым заметил двух преследователей на лошадях, а чуть позже стало ясно, что погоня неуклонно приближается. Утренний свет постепенно наполнял опрокинутую чашу неба, и вскоре Люгер тоже сумел рассмотреть всадников.
   Он узнал в них Ястребов, изуродованным трупам которых полагалось гнить где-то рядом с мистическим Местом Пересечения. Возможно, он не поверил бы собственным глазам, если бы не «мертвец» Кравиус, разговаривавший и двигавшийся с простреленной головой…
   В прошлый раз Кошачий Глаз легко расправился с Ястребами, но сейчас явно пытался избежать схватки. Люгер почувствовал: здесь что-то не так. Ястребов было двое. Значит, двое против двоих – аббата, конечно, не следовало принимать в расчет. Не то соотношение, при котором варвар отступил бы… Лишь немного позже до Стервятника дошло, что Кошачий Глаз видел кого-то другого или ДРУГИХ – воплощения неодолимой силы, идеальные отражения его собственного страха.
   То, что в Валидии назвали бы позорным бегством, здесь казалось естественным и благоразумным. Впрочем, разум был бессилен перед чередой мрачных чудес, сменявших друг друга быстрее, чем дурные сны. И потому Люгер просто спасался, словно загнанный зверь, прекрасно понимая, что раненные звери обречены.
   Его мутило от боли, тем не менее Слот нашел в себе силы несколько раз выстрелить в преследователей, однако это не возымело никакого действия. Впереди возник невысокий скалистый гребень, торчавший, будто сломанный клинок. Судя по тому, как металась лошадь варвара, выбирая напаравление, поток проходил прямо сквозь скалу. В конце концов Кошачий Глаз свернул влево, а Люгер до последних секунд не знал, что делать.
   На скалистом уступе, расположенном немного выше человеческого роста, появилась фигура, которую невозможно было не заметить. Стервятника ожидала не слишком приятная встреча: человек, похожий своей величественной неподвижностью на статую святого в нише древнего собора, оказался облачен в зеленую мантию советника валидийского двора. Это был не кто иной, как Люрт Гагиус.
   Существовал один шанс из тысячи, что Гагиус остался жив. А то, что он вдобавок был связан с Неприкасаемыми юга, Слот считал невероятным. Значит, возвращение очередного мертвеца?.. Старая вина – как старая рана. Однако свежие раны болели намного сильнее. Стервятник начал понимать, с чем столкнулся на этот раз. Или думал, что понимает. Во всяком случае, его поступки далеко не всегда определялись доводами разума.
   Кошачий Глаз что-то кричал ему, но Люгер не обращал внимания на эти крики. Наступило время, когда он уже не мог полагаться на варвара, который, не исключено, стал жертвой обмана. Вряд ли Кошачий Глаз вообще видел фигуру Гагиуса на скале, а если и видел, то нечто совершенно другое.
   Когда Стервятник приблизился, советник поднял левую руку, как бы указывая ему дорогу. В том направлении пустыня была затянута дымкой, которая скрывала горизонт. Люгеру пришлось выбирать между Ястребами и неизвестностью. Он выбрал последнее. Кравиус постоянно держался рядом с ним.
   Оказавшись перед скальным выступом, Слот поднял голову. Расстояние, отделявшее его от Гагиуса, неумолимо сокращалось. Одна маленькая, но существенная деталь бросилась ему в глаза. Он заметил, что у советника было по пять пальцев на каждой руке. На правом безымянном блеснуло что-то – возможно, перстень с камнем из Вормарга…
   Люгер прозрел окончательно. И, как выяснилось, вовремя. Дымка внезапно исчезла, и тогда он увидел глубокую пропасть, которая разверзлась перед ним. Он успел остановить лошадь в нескольких шагах от ее края. Кравиус сделал то же самое немного раньше и теперь смотрел на него холодно и отсутствующе.
   Люгеру стало не по себе от этого взгляда, вернее, от слепой настойчивости Дзурга, неотступно идущего к своей цели. А может быть, и не такой уж слепой… Кроме всего прочего, отверстие во лбу, неестественная бледность лица и бескровная рана на затылке придавали аббату вид изуродованной восковой фигуры.
   Ястребы пронеслись мимо него. Они скакали прямо на Люгера, однако он и не думал о том, чтобы убраться с их пути. Он подавил в себе страх, который зародился в момент, когда столкновение уже казалось неминуемым. Он видел, как возникают Тени. Теперь он хотел узнать, как они исчезают. А если он ошибся, то предпочел бы умереть быстро.
   В течение нескольких секунд он мог в подробностях рассмотреть обоих всадников, их лошадей, сбрую, одежду и оружие. Все было блеклым, словно присыпанным пылью или нарисованным на мутном стекле; лица казались мертвыми; ни один из металлических предметов не отражал свет.
   Время замедлило свой бег и почти остановилось. Внешне Люгер держался с великолепным спокойствием… Наконец один из Ястребов налетел прямо на него, заслонил собой мир, сгустком тьмы ворвался в зрачки…
   Слияние с призраком было мгновенным. Люгер ощутил вторжение чего-то бесплотного и чуждого; сквозь него прошла холодная волна – как вихрь, уносящий душу из тела…
   Придя в себя, он обернулся и увидел удалявшихся Ястребов – вернее,
   Тени, всего лишь Тени, которые продолжали свою скачку над пропастью. Люгер, не отрываясь, следил за волшебным зрелищем – двумя темными всадниками, парившими в воздухе. Призрачные лошади перебирали ногами, будто все еще отталкивались от земли…
   Спустя некоторое время их силуэты расплылись и сделались похожими на причудливой формы облака, гонимые ветром. Постепенно они рассеялись; горизонт очистился от миражей, и стал отчетливо виден противоположный край ущелья, на дне которого Люгер едва не нашел свою смерть…
 

* * *

   Он вернулся к тому месту, где начиналась скалистая гряда. Обратный путь показался ему гораздо короче. На уступе, конечно, никого не было.
   Люгер искал взглядом проводника. Если бы тот не двигался, его фигура была бы неразличима на фоне темных скал. Кошачий Глаз тоже спасался от своих призраков. Впрочем, усилия Неприкасаемого Песка были тщетными: варвар постепенно преодолевал наваждение.
   Невидимые постороннему глазу призраки преследовали его до тех пор, пока он не оказался прижатым к скалам. Раздалось несколько выстрелов, затем все стихло. Люгер отправился туда в сопровождении Кравиуса и вскоре нашел Кошачьего Глаза. Тот свалился с лошади и заполз в расщелину между камнями. Но главное, он был жив и сохранил рассудок. Влияние пережитого им кошмара выдавала только заметная дрожь пальцев. Капли пота оставили следы на его лице, покрытом пылью пустыни. При падении он получил несколько порезов и кровоподтеков. И, кроме того, у него снова открылась рана на бедре.
   Люгер чувствовал себя немногим лучше. Скудный остаток сил он потратил на поиски удобного места для привала. Неподалеку находилось какое-то сооружение из огромных валунов, многие из которых образовывали арки и узкие коридоры. Люгер перегнал туда лошадей и помог дойти Кошачьему Глазу. Кравиус явно не годился на роль часового, поэтому Слот положился на судьбу.
   Ему надо было поспать хотя бы несколько часов. Но рана ныла и кровоточила. После того как он перевязал ее, ему наконец удалось заснуть, однако и во сне его преследовали призраки: Арголида с перекошенным от ненависти лицом – она хватала его окровавленными руками и тащила за собой в подземелье, полное крыс; Гедалл зловеще улыбался и грозил ему пальцем; госпожа Лона Гагиус пыталась вонзить ему в глаза свои длинные ногти, а, в завершение всего, огромный кабан с усыпанным инеем рылом и шрамом под лопаткой, хрипя, гнался за ним по бескрайнему лесу…
 

* * *

   Неприкасаемый Песка оказался весьма настойчивым в своих попытках остановить чужеземцев и обладал неистощимыми возможностями воздействия на расстоянии. Другие посылаемые им Тени были не менее впечатляющими, но уже не представляли опасности для странников, которые осознавали, с чем имеют дело. Эти порождения извращенного разума подчас оборачивались навязчивыми кошмарами, однако наяву Люгер научился быстро освобождаться от их влияния.
   Пейзажи и существа. Призраки и миражи… Обычно они возникали из тумана или были частично скрыты вуалями, которые придавали им вид каких-то сумеречных фресок. Но удобнее всего оказалось отличать Тени по отсутствию зеркальных отражений, и теперь Слот постоянно держал под рукой маленькое круглое зеркало из полированой бронзы.
   Однако это не было его полной победой. Время от времени Люгер нуждался в отдыхе, а в сновидениях наваждения властвовали безраздельно: многочисленные враги Стервятника, живые и мертвые, становились его преследователями, мучителями и палачами – и всякий раз он погружался в немыслимый ад. В конце концов он вовсе лишился сна, но и это не принесло избавления: измотанный бессонницей, он не находил ни минуты покоя…
   Однажды ночью, когда ему выпал черед стоять на страже, перед ним вдруг вспыхнул костер. Негреющий, обманный огонь… Из отступившей темноты появилась Арголида, которая несла в руках голову Сегейлы. Она села напротив, и Слот хорошо видел, что в ее зрачках не отражается танцующее пламя.
   Губы Арголиды беззвучно зашевелились, а голос раздался прямо у него в голове. Люгер услышал кое-что о себе, о своей связи со служанкой из трактира, а также о том, что отец Стервятника называл «ошибками молодости». Говоря откровенно, некоторые «ошибки» тянули на большее. Слот поплатился бы за них головой – если бы не отсутствие живых свидетелей. О многом Стервятник хотел бы попросту забыть.
   Арголида была призраком. Значит, он «разговаривал» сам с собой. Его монолог не являлся исповедью, хотя и изобиловал подробностями, о которых знал или догадывался только он один.
   Лицо Сегейлы было покрыто коркой запекшейся крови. Люгер не мог смотреть на нее, хотя понимал, что это иллюзия. От усталости ему казалось, что в его глазницы кто-то вложил тлеющие угли. Он закрыл глаза и держал их закрытыми до тех пор, пока пламя призрачного костра не начало разгораться и в сокровенной внутренней тьме. Безжалостный художник, которым скорее всего был он сам, малевал огненной кистью на его веках…
   Следующими «визитерами» стали Гелла Ганглети и Верчед Хоммус. Эта злокозненная парочка вполне по-свойски расположилась возле костра. Неприкасаемый Песка ничего не мог знать о них, поэтому Люгер пришел к выводу, что мастер наваждений извлекает образы непосредственно из его памяти.
   Ганглети сладко улыбалась и показывала уместившееся у нее на ладони миниатюрное, но сложное сооружение, которое оказалось не чем иным, как уменьшенной копией родового гнезда Люгеров. Слот увидел в этом плохое предзнаменование. Он так жаждал возвращения на родину – но что, если его дом разорен и ему будет некуда вернуться? Кроме того, он, конечно, не забыл, с чего начались все беды. Интрижка с Ганглети, покушение, бегство, встреча с оборотнями из Серой Стаи, новое бегство. С тех пор он бежал почти непрерывно…
   Верчед извлек из правого уха длинную закопченную иглу и нанизал на нее восковые фигурки. Две фигурки были женскими, а третья изображала пса. Затем Хоммус бросил их в огонь.
   Гелла беззвучно рассмеялась и достала карточную колоду. Оба, не обращая внимания на Люгера, начали играть. Третий игрок оставался невидимым – его карты медленно падали из темноты… Партия, разыгранная призраками, тянулась долго, и до смерти уставшему Стервятнику все это загадочное действо успело порядком надоесть.
   После у него побывали и другие гости. Те, кого Люгер когда-то убил, или те, о ком давно забыл, являлись ему, будто возвращенные из небытия магической силой Неприкасаемого, – а Слот был неспособен остановить этот безмолвный призрачный парад: перед ним нескончаемой чередой проходили воры, наемные убийцы, контрабандисты, придворные бездельники, дуэлянты и просто безликие незнакомцы, встреченные случайно или намеренно, в роскошных дворцах или на затерянных дорогах отверженных, и отправленные им в место потемнее ночи. И если бы он однажды и впрямь предстал перед высшим судом, то в свое оправдание мог бы сказать лишь одно: что никогда не убивал ради удовольствия, а только защищая свою жизнь, и не нападал до тех пор, пока его не вынуждали к этому.
   Несмотря на сумятицу чувств и зловещие игры Теней, разум Люгера оставался трезвым и холодным; ему удавалось сохранять внешнее спокойствие. Кроме твердой уверенности в иллюзорности этих видений, он, как ни странно, черпал силы в присутствии Кравиуса-Дзурга. Созерцая застывшее, словно маска, лицо аббата, Стервятник обретал опору посреди предательской трясины зыбких и фальшивых образов.
   На долю Кошачьего Глаза выпало даже более трудное испытание. Он был рожден в пустыне и гораздо сильнее, чем Люгер, подвержен влиянию здешней магии. Слот понимал, что Паук вряд ли оставит безнаказанным отступничество одного из лучших своих воинов. Поэтому всякий раз, когда Люгер узнавал в поведении варвара признаки очередного надвигающегося кошмара, он не мог отделаться от мысли, что, возможно, именно сейчас, прямо на его глазах, свершается бескровная, но неотвратимая месть.
   Иногда, в редкие минуты покоя, Стервятник апатично размышлял о том, кто же преследует варвара, отправившегося в добровольное изгнание. Бывают ли у него столь же яркие и гнетущие видения? Являются ли ему призраки мертвецов? Терзает ли его нечистая совесть?.. А если подобная изощренная отрава медленно убивает разум, то существует ли противоядие? Во всяком случае, Слот даже не подозревал, насколько Кошачий Глаз близок к безумию.
   Вероятно, хватило бы небольшого толчка, чтобы шаткое равновесие нарушилось.
   Но это произошло позже, когда Тени уже отступили.
   …Атаки Неприкасаемого Песка почти прекратились после того, как трое чужеземцев пересекли границу территорий и углубились во владения клана Травы. Люгер наконец избавился от терзавших его кошмаров, а Кошачий Глаз, казалось, полностью восстановил силы и способность ориентироваться в невидимых потоках эманаций.
   Снова ведомые варваром, Стервятник и Кравиус-Дзург неуклонно приближались к Долине Дракона. И теперь на их пути были только воины Травы и Пепла.

Глава сорок седьмая
БЕЗУМЕЦ В ПЫЛИ

   Двигаясь вдоль потока на юго-запад, странники возвращались к заброшенному городу.
   Больше недели прошло с того дня, как они покинули селение клана Паутины. По мере приближения к окраине Кзарна зеленая заря сияла все ярче, поэтому Люгер предпочел ехать всю ночь, а днем отсидеться в одном из бесчисленных закоулков городского лабиринта. В обнаруженном на рассвете хранилище удалось пополнить запасы пищи и воды. Все было готово к последнему броску через обитаемую полоску земли, но Стервятник не торопился. Он решил действовать наверняка и выбирал удобный момент.
   Спрятавшись среди развалин, он видел воинов Травы, отправившихся в Кзарн за добычей, а также более многочисленный отряд варваров, охранявших подступы к проходу. В конце дня вернулись двое из трех разведчиков, но, похоже, соплеменники не придали этому особого значения – смерть в Кзарне была для них более чем обычным делом.
   С наступлением суперек, когда фигуры людей сделались неразличимыми, Люгер покинул свой наблюдательный пост и отправился на то место, где его ждал Кошачий Глаз, заодно присматривавший за Дзургом. Тут Слот обнаружил, что их компания увеличилась на одного человека. Но человека ли?
   В десяти шагах от Кравиуса и почти напротив варвара на большом плоском камне расположился старец, облаченный в белые лохмотья. Сначала Слот принял его за очередного незваного гостя из числа тех, которых посылал Неприкасаемый Песка, причем Слепой Странник показался бы далеко не самым худшим из них. Но потом Люгер обратил внимание, что лошади ведут себя беспокойно. Да и полированная бронза отразила старца в полной, столетиями немеркнущей красе.
   Слот не был обескуражен. Еще в Валидии он успел привыкнуть к внезапным появлениям и столь же неожиданным исчезновениям Странника. А вот Кошачий Глаз выглядел по меньшей мере растерянным, и это было заметно даже в сумерках.
   Слепец повернул голову в сторону приближавшегося Стервятника, и тот увидел, как блеснули бельма его незрячих глаз.
   – Неплохо, Люгер, – снисходительно похвалил Странник. – Ты все-таки добрался туда, где не бывал никто из живущих к северу от Вормарга… Нам доставляло немалое удовольствие следить за твоими похождениями. Какая настойчивость, какая изворотливость! А сколько высокопоставленных мертвецов! Превосходно! Но всему есть предел. К моему величайшему сожалению, я не могу позволить тебе зайти еще дальше.
   – Ты собираешься меня остановить? – спросил Люгер с нескрываемой издевкой. Он не знал случая, чтобы Слепой Странник лично вмешался бы в чьи-нибудь дела. До сих пор самым отвратительным в Страннике Слот считал назойливую привычку награждать встречных зловещими пророчествами, которые имели неприятное обыкновение сбываться. Но то, что на родине казалось всего лишь чудачествами безобидного старика, здесь, в южной пустыне, претерпевало необратимые изменения.
   Люгер небрежно и как бы случайно взялся за рукоять варварского оружия, потом сообразил, что звук выстрела может привлечь внимание находившихся неподалеку воинов Травы. Поэтому он решил еще немного потянуть время.
   – Странный ты человек, Люгер, – сказал слепой, поднимая к небу свое вечно юное лицо и как будто прислушиваясь к чему-то, оставшемуся за облаками. – Разве я не говорил тебе, что ни одна женщина не стоит целого мира? Жалкий человек! Ты даже не можешь вообразить, во что ввязался. Боюсь, эти игры становятся слишком опасными. Не для тебя – ты уже почти мертвец. Извини. Я ведь предупреждал, что ты плохо кончишь…
   – Странное ты существо, – в тон ему проговорил Стервятник, не терпевший угроз и насмешек. – Сначала ты появлялся без приглашения и давал советы, которых у тебя никто не просил. Надо признать, они оказались дельными, а мои опасения вполне оправдались. Теперь, когда я почти у цели, ты надеешься, что меня заставят повернуть назад твои дурацкие предостережения?!
   Гладкое лицо слепца прорезала беззубая усмешка.
   – Если ты немного подумаешь, то поймешь, что мои советы были двусмысленными и содержали в себе загадку. Но есть вещи, которые выше твоего жалкого понимания. И есть тайны, которым лучше оставаться нераскрытыми. Да, я советовал тебе бояться нарисованных глаз, но разве не он привел тебя в южную пустыню? – Странник безошибочно ткнул пальцем в ту сторону, где стоял Кравиус. – Я говорил тебе, чтобы ты остерегался двоих, похожих в одном, но разве не двое слуг Гедалла сопровождали и охраняли тебя на этом пути? От черного лебедя тебе хватило ума спастись самому. Что же касается огненной лисицы…
   Он замолчал, зато Люгер вдруг увидел два слабых, но хорошо заметных в сумерках луча, которые исходили из глазниц слепца. Лучи падали в бесконечность, не рассеиваясь в воздухе, и в каждом из них бешено плясали пылинки.
   Странник сделал резкое движение головой, запрокинув ее так далеко назад, что казалось, рисковал сломать себе шею. Лучи прочертили двойную линию, разрезав плотный и низкий облачный слой. Этот разрез не исчез даже после того, как лучи погасли. Затем обе линии слились в одну, образуя темную трещину. Ее края раздвигались, и вскоре она превратилась в зияющий провал.
   Сверкающее великолепие южных звезд, рассыпанных в густо-фиолетовом небе, открылось взглядам человека и варвара. Это зрелище завораживало. Облака напоминали стада испуганных овец, жавшихся друг к другу и не смевших пересечь границу гигантского небесного коридора. Над его восточным краем восходил сплющенный ярко-оранжевый Глаз Дьявола, заливавший пустыню и город своим холодным светом. В тех местах, куда не проникали красноватые лучи, сгущались глубокие тени. На минуту Люгеру, вообще-то не склонному к пустым фантазиям, почудилось, что зверь, покрытый мерцающей шерстью, разинул пасть на четверть небосвода, однако тут же облака стали затягивать разрыв, гася собой звезды…