Страница:
Собственно, тяжёлые результаты личной полнокровной жизни бабушки были уже налицо.
Готовить еду, стирать бельё, прибирать квартиру никто, кроме Александры Петровны, толком не умел, а тем более не хотел, да и уметь не собирался.
– Избаловала я вас всех, – говорила теперь бабушка. – И нянькой я у вас была, и кухаркой, и судомойкой, и поломойкой, и прачкой… хватит!
Какое-то время семья стойко мучилась. Но с каждым днём положение становилось всё более напряжённым.
Однажды Юрий Анатольевич не выдержал и, дождавшись возвращения Александры Петровны, заговорил, с трудом сдерживая справедливое, как он считал, негодование:
– Объясните мне, дорогая Александра Петровна, по крайней мере, причины вашего почти противоестественного поведения. То, что сейчас происходит в нашей семье, называется конфликтом. Обстановка совершенно ненормальна и неприлична. Слушаю ваш ответ.
– Ответ мой будет такой, – сказала бабушка. – В семье у нас не конфликт, а забастовка. Хочу добиться, чтобы вы стали самостоятельными, независимыми от меня людьми. А то ведь росли вы полутунеядцами, а внук вообще круглым лентяем. Вот я сейчас много лекций слушаю, раньше-то мне некогда было образованием заниматься. Вчера, например, лекцию для допризывников слушала. За час поумнела! Там гвардии полковник в отставке прямо заявил: хочешь быть настоящим воином, отличником боевой и политической подготовки – научись обходиться без бабушки! Ясно? И ещё рассказал гвардии полковник в отставке, что, когда призывников на место службы привезут, сразу делят: налево – тех, которые без бабушки шагу ступить не могут, направо – нормальных. А завтра лекция в Доме политпросвещения, знаете, как называется? «Взрослый человек как результат развития ребёнка». Всех вас на эту лекцию приглашаю.
– На лекцию можно и сходить, – уныло произнёс Юрий Анатольевич. – Вы считаете, что избаловали внука. Хорошо. Но при чём здесь, например, я? Я-то почему без обедов сижу?
– И тебя ещё не поздно перевоспитать, – весело ответила бабушка, – и из тебя ещё можно сделать самостоятельного человека. Сам себя содержать научишься. Из белоручки превратишься в сильного мужчину.
Мама была до того расстроена происходившим, что ничего не говорила, лишь вздыхала через каждые пять-шесть минут.
Зато папа почти непрестанно рассуждал сам с собой на кухне:
– В нашей семье вместо порядка образовался большой беспорядок, потому что раньше у семьи был глава – я. Я осуществлял общее руководство, поэтому готовились завтраки, обеды и ужины, имелось свежевыглаженное электрическим утюгом бельё и были другие бытовые удобства. И вдруг бабушка объявляет забастовку, и всё летит кувырком. Моих указаний выполнять некому. Как бы мне снова стать главой семьи и убедить бабушку навести в ней прежний порядок?
А Толик размышлял о том, почему бабушка перестала с ним дружить. Ведь какая у них была дружба! Ни с одним мальчишкой он так не дружил, как с бабушкой! Но, к сожалению, он и забыл, что в своё время сам отказался от этой дружбы, когда бабушка хотела с ним вместе шпиона поймать.
– Ты почему больше со мной не дружишь? – спросил её однажды Толик, и она ответила:
– Дружить я с тобой перестала, чтобы вреда тебе не приносить. Я на всё для тебя была готова. За ЦСКА с тобой болела, хотя сердце кровью обливалось, когда у моего любимого «Спартака» выигрывали. А вот что ты, дорогой внук, для меня сделал? Да ровным счётом ничегошеньки! Шпиона – и то поймал один. Выдающимся человеком без меня стал!
– Так ведь это болезнь была! Серьёзная! Опасная! Редкая! Я погибнуть мог!
– И в этом была я виновата. Частично, конечно. И не дружба у нас с тобой была, а лакейство с моей стороны. Проанализировала я свою жизнь и решила: бабушки тоже люди. И они имеют право жить не хуже внуков. Как поётся в песне: старикам везде у нас дорога. А то растёте вы выдающимися тунеядцами.
Толик ничего не понял. Он просто не мог привыкнуть к мысли, что бабушка способна заниматься чем-нибудь другим, кроме чисто бабушкиных обязанностей.
– А тебе не жалко меня? – спросил он.
– Нет. Я слышала в одной лекции, что жалость унижает человека.
– Пусть унижает! Зато человек нормально жить будет. Ты разве не видишь, как мама устаёт? А папа вчера со страшным насморком ушёл без носового платка!
– А у тебя почти у всех рубашек почти все пуговицы отлетели! – радостно воскликнула бабушка. – Ты пойми: самое последнее дело, когда человек не может без посторонней помощи обойтись! Стыд такому человеку и позор такому человеку!
– Но ты же не посторонняя помощь!
– Цель моя ясна, – сказала бабушка. – Пока все вы не научитесь всё делать сами, обо мне забудьте.
К ночи, когда окончились телевизионные передачи, папа Юрий Анатольевич собрал на кухне заседание семейного совета.
Мама спросила:
– Зачем? Я устала. Я спать хочу.
– Пока я ещё почти глава семьи, – гордо произнёс папа. – Может быть, я в последний раз глава семьи. Мы должны принять твёрдое и разумное решение, как жить дальше. Ребёнок остался без присмотра. Я остался без носовых платков. Вот вам результат бабушкиного каприза, который она называет забастовкой.
– Мы не имеем права заставлять её работать, если она не хочет, – сказала мама, зевая. – Она пожилой человек и имеет право отдохнуть. Давайте учиться вести домашнее хозяйство все вместе.
– Великолепно! Великолепно! – очень иронически оказал папа. – Завтра же поступаю на курсы кройки и шитья или на курсы молодых хозяек. Но я, к вашему сведению, экономист, у меня высшее образование и ответственная умственная работа! Почему же я должен стирать, извините, носовые платки?
– Отнеси их в прачечную! – очень раздражённо сказала мама. – У меня тоже высшее образование и ответственная умственная работа! Я воспитываю и учу детей!
– Значит, выхода нет? – мрачно спросил папа. – Кстати, я не виноват, что меня всю жизнь обслуживали бабушки. В детстве у меня их было две. А сейчас меня бросили на произвол быта. Может, мне уйти с работы и выучиться на домработницу? Нет, нет и нет! Надо вернуть бабушку в семью!
Увы, не знал Юрий Анатольевич, не подозревал, что ещё дальше-то будет! Ведь бабушкина забастовка, которую он полагал капризом, только-только началась…
Глава №35
Глава №36
Глава №37
Готовить еду, стирать бельё, прибирать квартиру никто, кроме Александры Петровны, толком не умел, а тем более не хотел, да и уметь не собирался.
– Избаловала я вас всех, – говорила теперь бабушка. – И нянькой я у вас была, и кухаркой, и судомойкой, и поломойкой, и прачкой… хватит!
Какое-то время семья стойко мучилась. Но с каждым днём положение становилось всё более напряжённым.
Однажды Юрий Анатольевич не выдержал и, дождавшись возвращения Александры Петровны, заговорил, с трудом сдерживая справедливое, как он считал, негодование:
– Объясните мне, дорогая Александра Петровна, по крайней мере, причины вашего почти противоестественного поведения. То, что сейчас происходит в нашей семье, называется конфликтом. Обстановка совершенно ненормальна и неприлична. Слушаю ваш ответ.
– Ответ мой будет такой, – сказала бабушка. – В семье у нас не конфликт, а забастовка. Хочу добиться, чтобы вы стали самостоятельными, независимыми от меня людьми. А то ведь росли вы полутунеядцами, а внук вообще круглым лентяем. Вот я сейчас много лекций слушаю, раньше-то мне некогда было образованием заниматься. Вчера, например, лекцию для допризывников слушала. За час поумнела! Там гвардии полковник в отставке прямо заявил: хочешь быть настоящим воином, отличником боевой и политической подготовки – научись обходиться без бабушки! Ясно? И ещё рассказал гвардии полковник в отставке, что, когда призывников на место службы привезут, сразу делят: налево – тех, которые без бабушки шагу ступить не могут, направо – нормальных. А завтра лекция в Доме политпросвещения, знаете, как называется? «Взрослый человек как результат развития ребёнка». Всех вас на эту лекцию приглашаю.
– На лекцию можно и сходить, – уныло произнёс Юрий Анатольевич. – Вы считаете, что избаловали внука. Хорошо. Но при чём здесь, например, я? Я-то почему без обедов сижу?
– И тебя ещё не поздно перевоспитать, – весело ответила бабушка, – и из тебя ещё можно сделать самостоятельного человека. Сам себя содержать научишься. Из белоручки превратишься в сильного мужчину.
Мама была до того расстроена происходившим, что ничего не говорила, лишь вздыхала через каждые пять-шесть минут.
Зато папа почти непрестанно рассуждал сам с собой на кухне:
– В нашей семье вместо порядка образовался большой беспорядок, потому что раньше у семьи был глава – я. Я осуществлял общее руководство, поэтому готовились завтраки, обеды и ужины, имелось свежевыглаженное электрическим утюгом бельё и были другие бытовые удобства. И вдруг бабушка объявляет забастовку, и всё летит кувырком. Моих указаний выполнять некому. Как бы мне снова стать главой семьи и убедить бабушку навести в ней прежний порядок?
А Толик размышлял о том, почему бабушка перестала с ним дружить. Ведь какая у них была дружба! Ни с одним мальчишкой он так не дружил, как с бабушкой! Но, к сожалению, он и забыл, что в своё время сам отказался от этой дружбы, когда бабушка хотела с ним вместе шпиона поймать.
– Ты почему больше со мной не дружишь? – спросил её однажды Толик, и она ответила:
– Дружить я с тобой перестала, чтобы вреда тебе не приносить. Я на всё для тебя была готова. За ЦСКА с тобой болела, хотя сердце кровью обливалось, когда у моего любимого «Спартака» выигрывали. А вот что ты, дорогой внук, для меня сделал? Да ровным счётом ничегошеньки! Шпиона – и то поймал один. Выдающимся человеком без меня стал!
– Так ведь это болезнь была! Серьёзная! Опасная! Редкая! Я погибнуть мог!
– И в этом была я виновата. Частично, конечно. И не дружба у нас с тобой была, а лакейство с моей стороны. Проанализировала я свою жизнь и решила: бабушки тоже люди. И они имеют право жить не хуже внуков. Как поётся в песне: старикам везде у нас дорога. А то растёте вы выдающимися тунеядцами.
Толик ничего не понял. Он просто не мог привыкнуть к мысли, что бабушка способна заниматься чем-нибудь другим, кроме чисто бабушкиных обязанностей.
– А тебе не жалко меня? – спросил он.
– Нет. Я слышала в одной лекции, что жалость унижает человека.
– Пусть унижает! Зато человек нормально жить будет. Ты разве не видишь, как мама устаёт? А папа вчера со страшным насморком ушёл без носового платка!
– А у тебя почти у всех рубашек почти все пуговицы отлетели! – радостно воскликнула бабушка. – Ты пойми: самое последнее дело, когда человек не может без посторонней помощи обойтись! Стыд такому человеку и позор такому человеку!
– Но ты же не посторонняя помощь!
– Цель моя ясна, – сказала бабушка. – Пока все вы не научитесь всё делать сами, обо мне забудьте.
К ночи, когда окончились телевизионные передачи, папа Юрий Анатольевич собрал на кухне заседание семейного совета.
Мама спросила:
– Зачем? Я устала. Я спать хочу.
– Пока я ещё почти глава семьи, – гордо произнёс папа. – Может быть, я в последний раз глава семьи. Мы должны принять твёрдое и разумное решение, как жить дальше. Ребёнок остался без присмотра. Я остался без носовых платков. Вот вам результат бабушкиного каприза, который она называет забастовкой.
– Мы не имеем права заставлять её работать, если она не хочет, – сказала мама, зевая. – Она пожилой человек и имеет право отдохнуть. Давайте учиться вести домашнее хозяйство все вместе.
– Великолепно! Великолепно! – очень иронически оказал папа. – Завтра же поступаю на курсы кройки и шитья или на курсы молодых хозяек. Но я, к вашему сведению, экономист, у меня высшее образование и ответственная умственная работа! Почему же я должен стирать, извините, носовые платки?
– Отнеси их в прачечную! – очень раздражённо сказала мама. – У меня тоже высшее образование и ответственная умственная работа! Я воспитываю и учу детей!
– Значит, выхода нет? – мрачно спросил папа. – Кстати, я не виноват, что меня всю жизнь обслуживали бабушки. В детстве у меня их было две. А сейчас меня бросили на произвол быта. Может, мне уйти с работы и выучиться на домработницу? Нет, нет и нет! Надо вернуть бабушку в семью!
Увы, не знал Юрий Анатольевич, не подозревал, что ещё дальше-то будет! Ведь бабушкина забастовка, которую он полагал капризом, только-только началась…
Глава №35
Бывший генерал Батон даёт согласие выполнить задание полковника Егорова
Полковник Егоров сбежал из больницы, захватив с собой все лекарства, которые были на столике перед его постелью.
(Вот этим поступком он опять поставил меня, автора, в неловкое положение. Если положительные герои ведут себя неправильно, попадает ведь за это, как ни странно, в первую очередь автору! Единственное, чем я могу оправдать моего героя, так тем, что ему было стыдно за своё поведение и нельзя ему было отсутствовать на службе хотя бы один день).
Перво-наперво надо было решить, какие сообщения посылать в «Гроб и молнию» и что делать со Стрекозой. Сколько времени можно держать её в мешке!
– Да вы в клетку её! – посоветовал Батон. – Пользы от неё вам никакой. Она ни слова не выдаст. А при первом удобном случае кого-нибудь загрызёт. А генералу Шито-Крыто, ни дна ему ни покрышки, чтоб лопнул он от злости, я послал бы такое сообщение: «Попались мы, голубчики, из-за вашей любимой пакостницы Стрекозы. Чувствую себя прекрасно. А вам всем скоро будет крышка». И подпись: «Батон, бывший генерал, ныне счастливый человек». Но если вы, господин полковник, хотите доконать Шито-Крыто, попробуйте связаться с офицером Лахитом. Это проныра, каких свет не видел. Кого угодно обведёт вокруг пальца и оставит с носом. Обожает денежки.
– Как с ним связаться?
– А что я буду за это иметь?
– А что вам надо?
– Ещё, по крайней мере, два матраца.
– Договорились.
– Очень мерсибо. – Батон весь расплылся в счастливой улыбке. – Я намекну ему, что мы попались, но что я ни о чём не жалею, попрошу, чтобы он принял одного важного гостя, который даст ему возможность неплохо подработать.
– Деловой разговор, – насмешливо одобрил полковник Егоров. – То, что мы сообщим Лахиту, не станет известно его шефу?
– Ни в коем случае.
– В чём гарантия, что он не подведёт нас?
– В подлости. Лахит – проныра не только по специальности, но и по призванию. У него душа проныры, ум проныры, организм проныры. Ему необходимо проныривать, то есть обманывать, куда-то пролезать, кого-то запутывать, кого-то подводить. А вы ему даёте возможность ещё и подзаработать. Когда-нибудь он вас, конечно, предаст, но не сразу. Постарайтесь успеть сделать то, что вам требуется, побыстрее.
– Матрацы вы получите сегодня же. Диктуйте текст сообщения Лахиту.
Текст получился такой:
«Имеем трещину. Питаюсь манной кашей. Привыкла. Ждите дорогой весточки. Ваша до гроба и молнии Стрекоза».
– Лахит всё поймёт, – сказал Батон. – С его помощью вы разделаетесь с Шито-Крыто почти запросто. Но ловите момент, когда Лахиту станет выгодно продать вас.
Отпустив Батона, полковник Егоров проглотил несколько таблеток, порошков, пилюль, выпил капли из трёх флаконов и одной бутылочки и спросил дежурного:
– Что госпожа Стрекоза поделывает?
– В мешке, как обычно. Выпускать нельзя: кусается и царапается, спасу нет.
– На что реагирует положительно?
– Изредка на фруктовку. Пищи почти не принимает.
– Отправьте вот это сообщение по одиннадцатому радиоканалу. Об ответе доложить немедленно, где бы я ни был.
– Есть, товарищ полковник. Из больницы звонили, требовали, чтобы вы…
– Спасибо, спасибо. Идите.
Голова болела непрестанно. А работать надо было именно головой. Нельзя же сидеть сложа руки или лежать в больнице и ждать-гадать, что там замыслил генерал Шито-Крыто. Ведь задание Стрекозы неизвестно, удалось только определить, что она должна была уничтожить ЫХ-000 и что-то (а что?) сделать с Толиком Прутиковым.
Из главного управления советуют: не торопитесь, не спешите, поможем, подскажем. Но полковник Егоров чувствовал, что медлить нельзя.
– А если… отпустить Стрекозу? Что она будет делать без рации, без денег, без документов, без оружия? Может быть, она всё-таки попробует выполнить задание? Тут мы его и узнаем.
– Товарищ полковник, сообщение от Лахита.
Лахит ответил так:
«Рад за вас. Питайтесь манной кашей. Я её тоже обожаю. Жду дорогой весточки. Лахит».
– Всё понятно! – весело сказал полковник Егоров, – Вызовите к восемнадцати ноль-ноль оперативную группу. А сейчас ко мне Батона.
Батон явился заспанный; сев в кресло, шесть раз сладко зевнул, три раза с хрустом потянулся. Он прочитал сообщение, ещё раз сладко зевнул, ещё раз потянулся, но уже без хруста, сказал:
– Он согласен. Можете посылать к нему человека. Входной пароль: перекос карбюратора. Отзыв: хабанера, гулливера, чок.
– А пароль для выхода?
– Он меняется три раза в сутки. К Лахиту обращаться по этому вопросу не имеет смысла. Теперь он согласен иметь дело только с человеком, который прибудет от вас, и только на месте.
– Господин бывший генерал! – сказал полковник Егоров. – А если мы пообещаем вам свободу, вы окажете нам ещё одну услугу?
– Не нужна мне никакая свобода! – испуганно вскрикнул Батон. – На что мне она? Мне и так у вас нравится. У меня нет никаких претензий. Я всем доволен. Готов вам во всём помогать, но только лёжа,
– А если я переведу вас в карцер?
– За что, господин полковник?! Ах, да! Я забыл, что я у вас, так сказать, в плену. Простите, забыл. Слушаю вас.
– Что будет делать Стрекоза, если ей, предположим, удастся убежать?
– Сначала она сделает всё, чтобы попытаться выполнить задание. Жизнью она не дорожит нисколько, поэтому будет действовать нагло, напролом.
– Почему она интересовалась Толиком Прутиковым?
– Вероятнее всего для того, чтобы обезвредить его. Или завербовать. Шито-Крыто очень злобен. И мстителен. Вполне возможно, что он просто решил расплатиться за провал диверсионной группы «Фрукты-овощи» и в то же время испытать в деле первого шпиончика.
– А если я предложу вам сбежать вместе со Стрекозой?
Выражение лица Батона стало таким кислым и страдальческим, словно он раскусил гнилой лимон. Батон в страхе забормотал:
– Она же меня изуродует. Её опасно выпускать. Она же улизнёт. Её никому не поймать. Нет, нет, я отказываюсь! Лучше карцер! Я сидел в клетке на площадке молодняка и то не умер! Поймите и пожалейте меня, господин полковник! Я готов делать для вас всё, что угодно, но только лёжа!
– Лёжа? – переспросил полковник Егоров. – А что, если действительно лёжа? А? Предположим, вы лежите и умираете…
– Как – умираю! Уже?!
– Я сказал «предположим». Вы лежите, умираете и просите привести к вам вашего командира – младшего сержанта Стрекозу, Вы хотите проститься с ней перед смертью и кое-что ей посоветовать. Мы придумаем, что именно вы ей посоветуете перед своей якобы смертью.
– Страшно. Но я согласен. Лёжа я согласен на всё.
Батона увели, а полковник Егоров опять проглотил несколько порошков, пилюль и таблеток, запил их каплями и с завистью подумал, что хорошо бы ему сейчас часика на три прилечь…
– Соедините меня с доктором Азбарагузом, – попросил он дежурного и вдруг сквозь плотную тупую боль в голове уловил ясную мысль: Стрекозу надо познакомить с Толиком Прутиковым. Интересно, что она с ним будет делать?
– Товарищ полковник, доктор Азбарагуз уехал в Дом политического просвещения читать лекцию «Взрослый человек как результат развития ребёнка».
– Я туда.
– Оперативная группа в сборе.
– Пусть будет наготове. Стрекозе сообщите, что Муравей серьёзно заболел, настолько серьёзно, что, может быть, скоро умрёт. В Доме политпросвещения я буду в зале у крайнего правого входа.
В машине полковник Егоров пытался отдохнуть, пытался хотя бы закрыть глаза, но что-то тревожило его, словно он ехал не на лекцию, а на опасное задание.
(Вот этим поступком он опять поставил меня, автора, в неловкое положение. Если положительные герои ведут себя неправильно, попадает ведь за это, как ни странно, в первую очередь автору! Единственное, чем я могу оправдать моего героя, так тем, что ему было стыдно за своё поведение и нельзя ему было отсутствовать на службе хотя бы один день).
Перво-наперво надо было решить, какие сообщения посылать в «Гроб и молнию» и что делать со Стрекозой. Сколько времени можно держать её в мешке!
– Да вы в клетку её! – посоветовал Батон. – Пользы от неё вам никакой. Она ни слова не выдаст. А при первом удобном случае кого-нибудь загрызёт. А генералу Шито-Крыто, ни дна ему ни покрышки, чтоб лопнул он от злости, я послал бы такое сообщение: «Попались мы, голубчики, из-за вашей любимой пакостницы Стрекозы. Чувствую себя прекрасно. А вам всем скоро будет крышка». И подпись: «Батон, бывший генерал, ныне счастливый человек». Но если вы, господин полковник, хотите доконать Шито-Крыто, попробуйте связаться с офицером Лахитом. Это проныра, каких свет не видел. Кого угодно обведёт вокруг пальца и оставит с носом. Обожает денежки.
– Как с ним связаться?
– А что я буду за это иметь?
– А что вам надо?
– Ещё, по крайней мере, два матраца.
– Договорились.
– Очень мерсибо. – Батон весь расплылся в счастливой улыбке. – Я намекну ему, что мы попались, но что я ни о чём не жалею, попрошу, чтобы он принял одного важного гостя, который даст ему возможность неплохо подработать.
– Деловой разговор, – насмешливо одобрил полковник Егоров. – То, что мы сообщим Лахиту, не станет известно его шефу?
– Ни в коем случае.
– В чём гарантия, что он не подведёт нас?
– В подлости. Лахит – проныра не только по специальности, но и по призванию. У него душа проныры, ум проныры, организм проныры. Ему необходимо проныривать, то есть обманывать, куда-то пролезать, кого-то запутывать, кого-то подводить. А вы ему даёте возможность ещё и подзаработать. Когда-нибудь он вас, конечно, предаст, но не сразу. Постарайтесь успеть сделать то, что вам требуется, побыстрее.
– Матрацы вы получите сегодня же. Диктуйте текст сообщения Лахиту.
Текст получился такой:
«Имеем трещину. Питаюсь манной кашей. Привыкла. Ждите дорогой весточки. Ваша до гроба и молнии Стрекоза».
– Лахит всё поймёт, – сказал Батон. – С его помощью вы разделаетесь с Шито-Крыто почти запросто. Но ловите момент, когда Лахиту станет выгодно продать вас.
Отпустив Батона, полковник Егоров проглотил несколько таблеток, порошков, пилюль, выпил капли из трёх флаконов и одной бутылочки и спросил дежурного:
– Что госпожа Стрекоза поделывает?
– В мешке, как обычно. Выпускать нельзя: кусается и царапается, спасу нет.
– На что реагирует положительно?
– Изредка на фруктовку. Пищи почти не принимает.
– Отправьте вот это сообщение по одиннадцатому радиоканалу. Об ответе доложить немедленно, где бы я ни был.
– Есть, товарищ полковник. Из больницы звонили, требовали, чтобы вы…
– Спасибо, спасибо. Идите.
Голова болела непрестанно. А работать надо было именно головой. Нельзя же сидеть сложа руки или лежать в больнице и ждать-гадать, что там замыслил генерал Шито-Крыто. Ведь задание Стрекозы неизвестно, удалось только определить, что она должна была уничтожить ЫХ-000 и что-то (а что?) сделать с Толиком Прутиковым.
Из главного управления советуют: не торопитесь, не спешите, поможем, подскажем. Но полковник Егоров чувствовал, что медлить нельзя.
– А если… отпустить Стрекозу? Что она будет делать без рации, без денег, без документов, без оружия? Может быть, она всё-таки попробует выполнить задание? Тут мы его и узнаем.
– Товарищ полковник, сообщение от Лахита.
Лахит ответил так:
«Рад за вас. Питайтесь манной кашей. Я её тоже обожаю. Жду дорогой весточки. Лахит».
– Всё понятно! – весело сказал полковник Егоров, – Вызовите к восемнадцати ноль-ноль оперативную группу. А сейчас ко мне Батона.
Батон явился заспанный; сев в кресло, шесть раз сладко зевнул, три раза с хрустом потянулся. Он прочитал сообщение, ещё раз сладко зевнул, ещё раз потянулся, но уже без хруста, сказал:
– Он согласен. Можете посылать к нему человека. Входной пароль: перекос карбюратора. Отзыв: хабанера, гулливера, чок.
– А пароль для выхода?
– Он меняется три раза в сутки. К Лахиту обращаться по этому вопросу не имеет смысла. Теперь он согласен иметь дело только с человеком, который прибудет от вас, и только на месте.
– Господин бывший генерал! – сказал полковник Егоров. – А если мы пообещаем вам свободу, вы окажете нам ещё одну услугу?
– Не нужна мне никакая свобода! – испуганно вскрикнул Батон. – На что мне она? Мне и так у вас нравится. У меня нет никаких претензий. Я всем доволен. Готов вам во всём помогать, но только лёжа,
– А если я переведу вас в карцер?
– За что, господин полковник?! Ах, да! Я забыл, что я у вас, так сказать, в плену. Простите, забыл. Слушаю вас.
– Что будет делать Стрекоза, если ей, предположим, удастся убежать?
– Сначала она сделает всё, чтобы попытаться выполнить задание. Жизнью она не дорожит нисколько, поэтому будет действовать нагло, напролом.
– Почему она интересовалась Толиком Прутиковым?
– Вероятнее всего для того, чтобы обезвредить его. Или завербовать. Шито-Крыто очень злобен. И мстителен. Вполне возможно, что он просто решил расплатиться за провал диверсионной группы «Фрукты-овощи» и в то же время испытать в деле первого шпиончика.
– А если я предложу вам сбежать вместе со Стрекозой?
Выражение лица Батона стало таким кислым и страдальческим, словно он раскусил гнилой лимон. Батон в страхе забормотал:
– Она же меня изуродует. Её опасно выпускать. Она же улизнёт. Её никому не поймать. Нет, нет, я отказываюсь! Лучше карцер! Я сидел в клетке на площадке молодняка и то не умер! Поймите и пожалейте меня, господин полковник! Я готов делать для вас всё, что угодно, но только лёжа!
– Лёжа? – переспросил полковник Егоров. – А что, если действительно лёжа? А? Предположим, вы лежите и умираете…
– Как – умираю! Уже?!
– Я сказал «предположим». Вы лежите, умираете и просите привести к вам вашего командира – младшего сержанта Стрекозу, Вы хотите проститься с ней перед смертью и кое-что ей посоветовать. Мы придумаем, что именно вы ей посоветуете перед своей якобы смертью.
– Страшно. Но я согласен. Лёжа я согласен на всё.
Батона увели, а полковник Егоров опять проглотил несколько порошков, пилюль и таблеток, запил их каплями и с завистью подумал, что хорошо бы ему сейчас часика на три прилечь…
– Соедините меня с доктором Азбарагузом, – попросил он дежурного и вдруг сквозь плотную тупую боль в голове уловил ясную мысль: Стрекозу надо познакомить с Толиком Прутиковым. Интересно, что она с ним будет делать?
– Товарищ полковник, доктор Азбарагуз уехал в Дом политического просвещения читать лекцию «Взрослый человек как результат развития ребёнка».
– Я туда.
– Оперативная группа в сборе.
– Пусть будет наготове. Стрекозе сообщите, что Муравей серьёзно заболел, настолько серьёзно, что, может быть, скоро умрёт. В Доме политпросвещения я буду в зале у крайнего правого входа.
В машине полковник Егоров пытался отдохнуть, пытался хотя бы закрыть глаза, но что-то тревожило его, словно он ехал не на лекцию, а на опасное задание.
Глава №36
Лекция «Взрослый человек как результат развития ребёнка» и первые реплики из зала
(Главы № 36 и 37 написаны специально для взрослых, дети их могут не читать. (Примечание автора.))
Зал Дома политического просвещения был не просто переполнен, а ПЕРЕПЕРЕполнен. Полковнику Егорову пришлось стоять сжатым со всех сторон возбуждёнными, напуганными бабушками и дедушками, насторожёнными папами и мамами. Много было детей, но они как-то попрятались среди взрослых.
Психоневропатолог и учёный Моисей Григорьевич Азбарагуз долго пережидал гул зала и заговорил лишь тогда, когда гул этот утих.
– Меня не удивляет тот факт, – начал учёный, заметно волнуясь, – что на мою лекцию собралось такое значительное количество заинтересованных лиц. Дело здесь, конечно, не в моём более чем скромном имени, а в самой теме лекции. Итак, взрослый человек как результат развития ребёнка. Разработке этой трудной и благороднейшей в своей неблагодарности теме я посвятил всю свою научную сознательную жизнь. Как всякое научное открытие, работа моя встретила не только поклонников-сторонников, но и немало разнообразных противников.
Приступаю к изложению своих научных взглядов на ребёнка.
У некоторых из нас, родителей, а особенно у бабушек и частично у дедушек, неверный, ненаучный и, в конечном итоге, вредный для ребёнка взгляд на ребёнка.
Примерно ползала возмущённо прогудело.
– Мы всё время забываем, – повысил голос Моисей Григорьевич, – что ребёнок, пусть самого незначительного возраста, это уже человек и в недалёком будущем – взрослый человек. И если вы зададите мне вполне резонный вопрос: откуда берутся плохие люди, – я очень логично отвечу: в основном из плохих детей. Из Петеньки-лапушки образуется бандит с большой дороги, из Марусеньки-кисаньки, извините, опытная мошенница, из Васюленьки – крупнейший бюрократ и так далее. Я чуть-чуть сгущаю краски, но лишь для того, чтобы яснее выразить мысль. А кто всеми силами, сам того не замечая, иногда стремится к тому, чтобы дети выросли плохими?
МЫ!
Обычный пример: пятимесячный карапуз стукнул бабушку, простите, по очкам. А что говорит бабушка, как она реагирует на этот насильственный акт?
Из зала раздался восторженный голос:
– Ах ты, шалунишка ненаглядненький!
– Вот именно! – грозно сказал психоневропатолог и учёный Моисей Григорьевич Азбарагуз. – А это вовсе не шалунишка ненаглядненький, а хулиган пятимесячного возраста! Сдачи ему дать надо!
– Это младенцу-то?! – хором спросило примерно бабушек сорок.
– Он не только младенец, но и будущий взрослый человек! Бьющий бабушку по очкам безнаказанно в будущем способен и на убийство! Поймите это, иначе – крах воспитательной системы! Зал вздрогнул.
– Потрясающее наблюдение! Не все двоечники – жулики, но почти все жулики – бывшие двоечники! Далее! Почему бабушка в нашем свободном обществе находится чуть ли не в рабстве у внука или внучки?
– Это не рабство, а счастье! – крикнула бабушка из последнего ряда.
– Это не счастье, а безобразие! – ответил Моисей Григорьевич. – По моим научным подсчётам, которые, конечно, можно оспаривать, из ста плохих детей пятьдесят девять избалованы бабушками, одиннадцать – дедушками, пятеро – объединёнными усилиями бабушек и дедушек, двадцать – папами и мамами, и лишь двое испортились самостоятельно или по не известным науке причинам.
– Детство должно быть радостным и счастливым! – прогремел чей-то дедский голос.
– Не только детство, – ответил Моисей Григорьевич, – но и вся жизнь человека должна быть радостной и счастливой. А вы знаете, кто из взрослых страдает больше других? Как раз те самые, которых избаловали в детстве.
Папа Юрий Анатольевич непроизвольно вздохнул на весь зал, на него зашикали со всех сторон, а он нахмурился.
– Вот что пишет в дневнике, – оживлённо продолжал Моисей Григорьевич, – Вася Терёхин, десяти лет: «Когда родители просят меня что-нибудь сделать, мне хочется умереть!» Далее! Избалованный с детства и во взрослую жизнь входит неприспособленным, и жену-то себе выбирает типа бабушки! Повторяю свой первый научный вывод: избалованность и ленивость детей может превысить все допустимые нормы, станет социальной проблемой, требующей немедленного разрешения. А готовы ли мы к этому, к разрешению?
– Говорите, пожалуйста, по-русски, – попросила старушка из первого ряда, – а то мне страшно, а вот отчего страшно, никак не пойму.
– Я говорю по-научному, – объяснил Моисей Григорьевич, – иначе я не умею, ибо я учёный. Коэффициент бесполезного действия детей на сегодняшний день в некоторых районах нашего города увеличился, а коэффициент полезного действия детей – соответственно снизился. Перехожу к самому главному. Что является основным врагом ребёнка, врагом номер один?
Зал так притих, словно он был не ПЕРЕПЕРЕполнен, а совершенно пуст. Бабушки насторожённо вытянули шеи, повернув к трибуне то ухо, которое лучше слышало. Дедушки же, наоборот, втянули головы в плечи, словно ожидая удара. Папы и мамы виновато и ободряюще улыбались друг другу. И даже дети в такой обстановке абсолютно присмирели.
Моисей Григорьевич продолжал:
– Мы, учёные, с древнейших времён отвечаем: основной враг ребёнка, враг номер один – это лень, lenia tunejadica. Я не буду останавливаться на чисто научной стороне данного вопроса. Постараюсь передать его сугубо практический смысл.
Лень особенно страшна тем, что мало кто считает её заболеванием и тем более очень опасным, часто неизлечимым. Тунеядство проникает в организм человека не известными медицине путями. Последствия таких заболеваний ужасны. Полная или частичная потеря трудоспособности, полная и особенно часто – частичная потеря умственных способностей. Функциональные расстройства всего организма. Больной Романов Алик, тринадцати лет. Привык часами сидеть неподвижно, поджав под себя левую ногу и размышляя о том, как бы и чем бы заболеть, чтобы не идти в школу. Левая нога немела, но ему было лень заменить её правой, и постепенно левая нога высохла. Сейчас Алик Романов используется в качестве экспоната в одном научном институте.
Просто невозможно в рамках небольшой лекции хотя бы перечислить разнообразнейшие виды заболевания ленью у детей. В моём научном труде их описано двести шесть.
Задумайтесь над этим! Известно, что сам ребёнок излечиться от тунеядства не может. Ему требуется большая помощь семьи, школы, всего общества.
Тунеядничество легче предупредить, чем вылечить. Довольно большая группа довольно известных западных учёных утверждает, что человек ленив по природе и практически лень неизлечима. Они, кстати, описывают случаи, когда дети родились уже ленивыми.
Мы придерживаемся обратной точки зрения, но отмечаем, что процент ленивых детей не снижается. Как ни странно, это особенно бросается в глаза, когда анализируешь данные по благоустроенным районам города. Получается, что чем больше бытовых удобств, тем ленивее ребёнок. Конечно, это не значит, что мы ратуем за свёртывание жилищного строительства, нет! Но мы за то, чтобы взрослые поняли опасность, которую несёт с собой заболевание ленью.
Мамы и папы! Бабушки и дедушки! Старшие братья и сестры! Близкие и дальние родственники! Вашим детям, внукам и внучкам, младшим братьям и сестрам грозит почти смертельная опасность! Все силы на борьбу с ленью! Помните: сегодня – милый ленивый карапуз, а завтра, может быть, мягко выражаясь, негодяйчик, которому лень быть хорошим человеком.
Напоминаю, хотя и предвижу, какой поток возражений посыплется на меня. Пусть я сгущаю краски, пусть я преувеличиваю. Но для пользы дела я утверждаю, что особая, негативная роль в привитии детям закоренелых навыков тунеядства принадлежит бабушкам, частично – дедушкам. А мамы и папы передоверили им детей, ссылаясь на занятость.
Тут все бабушки в зале ахнули, а дедушки возмущённо крякнули. Мамы и папы ободряюще улыбнулись друг другу. Дети удовлетворённо хихикнули.
– Я заканчиваю, – устало оказал Моисей Григорьевич. – Не сомневаюсь в нашей победе. Не сомневаюсь я и в том, что наши уважаемые бабушки ещё много сделают в нелёгкой борьбе с детской ленью. Не отстанут от них и дедушки, и мамы с папами. Мы окажем народу огромную помощь, если сообща примемся за полное искоренение лени у детей.
Объявили перерыв.
Такой поднялся галдёж, словно учеников школ двадцати пяти одновременно выпустили на большую перемену в один двор.
Полковник Егоров разыскал Моисея Григорьевича, крепко пожал ему руку, проговорил:
– Вы начинаете великое дело. Кстати, для сведения, вам надо знать, что некоторые иностранные разведки начинают готовить агентов прямо-таки чуть ли не с грудного возраста.
– Вот видите! – с жаром воскликнул Моисей Григорьевич. – Шпионы оценили значимость ребёнка, а иные бабушки упорно почитают своих внуков и внучек лапушками да кисаньками вплоть до призыва в армию или даже во время учёбы в институте.
– У меня к вам вопрос. Агенты, которых мы задержали у вас в больнице, они не пытались увидеть Толика Прутикова?
– Они за этим и пришли. Но я не разрешил.
– Спасибо, это ценные сведения, – поблагодарил полковник Егоров. – К сожалению, не имею возможности дослушать диспут. Дела. Достанется же вам от бабушек!
– О, ради науки я готов на любые муки!
– Меня не удивляет тот факт, – начал учёный, заметно волнуясь, – что на мою лекцию собралось такое значительное количество заинтересованных лиц. Дело здесь, конечно, не в моём более чем скромном имени, а в самой теме лекции. Итак, взрослый человек как результат развития ребёнка. Разработке этой трудной и благороднейшей в своей неблагодарности теме я посвятил всю свою научную сознательную жизнь. Как всякое научное открытие, работа моя встретила не только поклонников-сторонников, но и немало разнообразных противников.
Приступаю к изложению своих научных взглядов на ребёнка.
У некоторых из нас, родителей, а особенно у бабушек и частично у дедушек, неверный, ненаучный и, в конечном итоге, вредный для ребёнка взгляд на ребёнка.
Примерно ползала возмущённо прогудело.
– Мы всё время забываем, – повысил голос Моисей Григорьевич, – что ребёнок, пусть самого незначительного возраста, это уже человек и в недалёком будущем – взрослый человек. И если вы зададите мне вполне резонный вопрос: откуда берутся плохие люди, – я очень логично отвечу: в основном из плохих детей. Из Петеньки-лапушки образуется бандит с большой дороги, из Марусеньки-кисаньки, извините, опытная мошенница, из Васюленьки – крупнейший бюрократ и так далее. Я чуть-чуть сгущаю краски, но лишь для того, чтобы яснее выразить мысль. А кто всеми силами, сам того не замечая, иногда стремится к тому, чтобы дети выросли плохими?
МЫ!
Обычный пример: пятимесячный карапуз стукнул бабушку, простите, по очкам. А что говорит бабушка, как она реагирует на этот насильственный акт?
Из зала раздался восторженный голос:
– Ах ты, шалунишка ненаглядненький!
– Вот именно! – грозно сказал психоневропатолог и учёный Моисей Григорьевич Азбарагуз. – А это вовсе не шалунишка ненаглядненький, а хулиган пятимесячного возраста! Сдачи ему дать надо!
– Это младенцу-то?! – хором спросило примерно бабушек сорок.
– Он не только младенец, но и будущий взрослый человек! Бьющий бабушку по очкам безнаказанно в будущем способен и на убийство! Поймите это, иначе – крах воспитательной системы! Зал вздрогнул.
– Потрясающее наблюдение! Не все двоечники – жулики, но почти все жулики – бывшие двоечники! Далее! Почему бабушка в нашем свободном обществе находится чуть ли не в рабстве у внука или внучки?
– Это не рабство, а счастье! – крикнула бабушка из последнего ряда.
– Это не счастье, а безобразие! – ответил Моисей Григорьевич. – По моим научным подсчётам, которые, конечно, можно оспаривать, из ста плохих детей пятьдесят девять избалованы бабушками, одиннадцать – дедушками, пятеро – объединёнными усилиями бабушек и дедушек, двадцать – папами и мамами, и лишь двое испортились самостоятельно или по не известным науке причинам.
– Детство должно быть радостным и счастливым! – прогремел чей-то дедский голос.
– Не только детство, – ответил Моисей Григорьевич, – но и вся жизнь человека должна быть радостной и счастливой. А вы знаете, кто из взрослых страдает больше других? Как раз те самые, которых избаловали в детстве.
Папа Юрий Анатольевич непроизвольно вздохнул на весь зал, на него зашикали со всех сторон, а он нахмурился.
– Вот что пишет в дневнике, – оживлённо продолжал Моисей Григорьевич, – Вася Терёхин, десяти лет: «Когда родители просят меня что-нибудь сделать, мне хочется умереть!» Далее! Избалованный с детства и во взрослую жизнь входит неприспособленным, и жену-то себе выбирает типа бабушки! Повторяю свой первый научный вывод: избалованность и ленивость детей может превысить все допустимые нормы, станет социальной проблемой, требующей немедленного разрешения. А готовы ли мы к этому, к разрешению?
– Говорите, пожалуйста, по-русски, – попросила старушка из первого ряда, – а то мне страшно, а вот отчего страшно, никак не пойму.
– Я говорю по-научному, – объяснил Моисей Григорьевич, – иначе я не умею, ибо я учёный. Коэффициент бесполезного действия детей на сегодняшний день в некоторых районах нашего города увеличился, а коэффициент полезного действия детей – соответственно снизился. Перехожу к самому главному. Что является основным врагом ребёнка, врагом номер один?
Зал так притих, словно он был не ПЕРЕПЕРЕполнен, а совершенно пуст. Бабушки насторожённо вытянули шеи, повернув к трибуне то ухо, которое лучше слышало. Дедушки же, наоборот, втянули головы в плечи, словно ожидая удара. Папы и мамы виновато и ободряюще улыбались друг другу. И даже дети в такой обстановке абсолютно присмирели.
Моисей Григорьевич продолжал:
– Мы, учёные, с древнейших времён отвечаем: основной враг ребёнка, враг номер один – это лень, lenia tunejadica. Я не буду останавливаться на чисто научной стороне данного вопроса. Постараюсь передать его сугубо практический смысл.
Лень особенно страшна тем, что мало кто считает её заболеванием и тем более очень опасным, часто неизлечимым. Тунеядство проникает в организм человека не известными медицине путями. Последствия таких заболеваний ужасны. Полная или частичная потеря трудоспособности, полная и особенно часто – частичная потеря умственных способностей. Функциональные расстройства всего организма. Больной Романов Алик, тринадцати лет. Привык часами сидеть неподвижно, поджав под себя левую ногу и размышляя о том, как бы и чем бы заболеть, чтобы не идти в школу. Левая нога немела, но ему было лень заменить её правой, и постепенно левая нога высохла. Сейчас Алик Романов используется в качестве экспоната в одном научном институте.
Просто невозможно в рамках небольшой лекции хотя бы перечислить разнообразнейшие виды заболевания ленью у детей. В моём научном труде их описано двести шесть.
Задумайтесь над этим! Известно, что сам ребёнок излечиться от тунеядства не может. Ему требуется большая помощь семьи, школы, всего общества.
Тунеядничество легче предупредить, чем вылечить. Довольно большая группа довольно известных западных учёных утверждает, что человек ленив по природе и практически лень неизлечима. Они, кстати, описывают случаи, когда дети родились уже ленивыми.
Мы придерживаемся обратной точки зрения, но отмечаем, что процент ленивых детей не снижается. Как ни странно, это особенно бросается в глаза, когда анализируешь данные по благоустроенным районам города. Получается, что чем больше бытовых удобств, тем ленивее ребёнок. Конечно, это не значит, что мы ратуем за свёртывание жилищного строительства, нет! Но мы за то, чтобы взрослые поняли опасность, которую несёт с собой заболевание ленью.
Мамы и папы! Бабушки и дедушки! Старшие братья и сестры! Близкие и дальние родственники! Вашим детям, внукам и внучкам, младшим братьям и сестрам грозит почти смертельная опасность! Все силы на борьбу с ленью! Помните: сегодня – милый ленивый карапуз, а завтра, может быть, мягко выражаясь, негодяйчик, которому лень быть хорошим человеком.
Напоминаю, хотя и предвижу, какой поток возражений посыплется на меня. Пусть я сгущаю краски, пусть я преувеличиваю. Но для пользы дела я утверждаю, что особая, негативная роль в привитии детям закоренелых навыков тунеядства принадлежит бабушкам, частично – дедушкам. А мамы и папы передоверили им детей, ссылаясь на занятость.
Тут все бабушки в зале ахнули, а дедушки возмущённо крякнули. Мамы и папы ободряюще улыбнулись друг другу. Дети удовлетворённо хихикнули.
– Я заканчиваю, – устало оказал Моисей Григорьевич. – Не сомневаюсь в нашей победе. Не сомневаюсь я и в том, что наши уважаемые бабушки ещё много сделают в нелёгкой борьбе с детской ленью. Не отстанут от них и дедушки, и мамы с папами. Мы окажем народу огромную помощь, если сообща примемся за полное искоренение лени у детей.
Объявили перерыв.
Такой поднялся галдёж, словно учеников школ двадцати пяти одновременно выпустили на большую перемену в один двор.
Полковник Егоров разыскал Моисея Григорьевича, крепко пожал ему руку, проговорил:
– Вы начинаете великое дело. Кстати, для сведения, вам надо знать, что некоторые иностранные разведки начинают готовить агентов прямо-таки чуть ли не с грудного возраста.
– Вот видите! – с жаром воскликнул Моисей Григорьевич. – Шпионы оценили значимость ребёнка, а иные бабушки упорно почитают своих внуков и внучек лапушками да кисаньками вплоть до призыва в армию или даже во время учёбы в институте.
– У меня к вам вопрос. Агенты, которых мы задержали у вас в больнице, они не пытались увидеть Толика Прутикова?
– Они за этим и пришли. Но я не разрешил.
– Спасибо, это ценные сведения, – поблагодарил полковник Егоров. – К сожалению, не имею возможности дослушать диспут. Дела. Достанется же вам от бабушек!
– О, ради науки я готов на любые муки!
Глава №37
Взволнованное, временами даже нервное обсуждение лекции М.Г. Азбарагуза
Когда после перерыва Моисей Григорьевич появился на сцене, в зале сразу наступила какая-то тревожная тишина, прерываемая глухим ворчанием дедушек и вздохами бабушек. Папы и мамы никаких звуков не издавали. Дети с интересом примолкли.
Первой к трибуне взбежала бабушка из первого ряда и торопливо заговорила:
– Ничего я почти не поняла. Ничего я почти не разобрала. А то, что я всё-таки ухитрилась понять, и то, в чём я с трудом разобралась, это ужасно. Вредно. Чу-до-вищ-но! Предположим, всем детям грозит лень. Прекрасно! То есть, наоборот, плохо. Но при чём здесь мы, бабушки?! Вы возвели на нас клевету и напраслину. Пусть это научно, но нечестно и несправедливо!
Все бабушки заулыбались и согласно закивали головами.
– По-вашему, получается, – ещё торопливее продолжала бабушка из первого ряда, – что мы воспитываем только лентяев. Но кто тогда воспитывает, например, Героев Советского Союза? Тоже мы, бабушки!
И под бурные аплодисменты бабушек она гордо села на своё место в первом ряду.
Вторым на трибуну поднялся очень высокий дед с очень короткой бородкой и сказал:
– Хорошо, что наука взялась за бабушек. Они – это действительно большая сила, но и зло тоже значительное. Простой арифметический подсчёт наглядно показывает, что на сегодняшний день бабушки пока воспитывают больше лентяев, чем Героев Советского Союза! Шумите, шумите сколько вам угодно! – обратился он к бабушкам в зале. – Истину вам всё равно не заглушить! А истина заключается в том, что внуков мы балуем, подходим к ним с заниженными требованиями. Мне известны случаи, когда молодые люди в возрасте девяти-десяти лет не умеют правильно намазывать масло на хлеб, хотя есть умеют здорово. Я беру на себя обязательство: из двух имеющихся у меня внуков хотя бы одного вырастить настоящим человеком. Чего и вам желаю.
– Я не знаю, зачем нас сюда пригласили? – всхлипывая на весь зал, спросила бабушка из последнего ряда. – Не нужна мне ваша трибуна! Я буду говорить правду со своего места! Зачем нас сюда позвали, я спрашиваю! Чтобы обидеть нас и наших чудесных, замечательных, удивительных внуков и внучек? А за что? Я считаю, что ребёнок должен расти здоровым. Вот моя основная задача. По-вашему же, получается, что ленивый, но здоровый ребёнок хуже, чем трудолюбивый, но, извините за выражение, рахитик. Где логика? Может быть, в этом есть наука, но логики, я считаю, нет! – Она помолчала, чтобы унять слёзы, уняла их и заговорила дальше: – Я кормлю, родители и школа обязаны воспитывать. Я обожаю своего внука и не стыжусь этого чувства. В нём смысл моей жизни. И мне совсем не трудно намазать ему хлеб маслом! Я это делаю с радостью и удовольствием. Лишь бы ел! У меня ещё далеко не всё, но от волнения я больше говорить не в состоянии.
Первой к трибуне взбежала бабушка из первого ряда и торопливо заговорила:
– Ничего я почти не поняла. Ничего я почти не разобрала. А то, что я всё-таки ухитрилась понять, и то, в чём я с трудом разобралась, это ужасно. Вредно. Чу-до-вищ-но! Предположим, всем детям грозит лень. Прекрасно! То есть, наоборот, плохо. Но при чём здесь мы, бабушки?! Вы возвели на нас клевету и напраслину. Пусть это научно, но нечестно и несправедливо!
Все бабушки заулыбались и согласно закивали головами.
– По-вашему, получается, – ещё торопливее продолжала бабушка из первого ряда, – что мы воспитываем только лентяев. Но кто тогда воспитывает, например, Героев Советского Союза? Тоже мы, бабушки!
И под бурные аплодисменты бабушек она гордо села на своё место в первом ряду.
Вторым на трибуну поднялся очень высокий дед с очень короткой бородкой и сказал:
– Хорошо, что наука взялась за бабушек. Они – это действительно большая сила, но и зло тоже значительное. Простой арифметический подсчёт наглядно показывает, что на сегодняшний день бабушки пока воспитывают больше лентяев, чем Героев Советского Союза! Шумите, шумите сколько вам угодно! – обратился он к бабушкам в зале. – Истину вам всё равно не заглушить! А истина заключается в том, что внуков мы балуем, подходим к ним с заниженными требованиями. Мне известны случаи, когда молодые люди в возрасте девяти-десяти лет не умеют правильно намазывать масло на хлеб, хотя есть умеют здорово. Я беру на себя обязательство: из двух имеющихся у меня внуков хотя бы одного вырастить настоящим человеком. Чего и вам желаю.
– Я не знаю, зачем нас сюда пригласили? – всхлипывая на весь зал, спросила бабушка из последнего ряда. – Не нужна мне ваша трибуна! Я буду говорить правду со своего места! Зачем нас сюда позвали, я спрашиваю! Чтобы обидеть нас и наших чудесных, замечательных, удивительных внуков и внучек? А за что? Я считаю, что ребёнок должен расти здоровым. Вот моя основная задача. По-вашему же, получается, что ленивый, но здоровый ребёнок хуже, чем трудолюбивый, но, извините за выражение, рахитик. Где логика? Может быть, в этом есть наука, но логики, я считаю, нет! – Она помолчала, чтобы унять слёзы, уняла их и заговорила дальше: – Я кормлю, родители и школа обязаны воспитывать. Я обожаю своего внука и не стыжусь этого чувства. В нём смысл моей жизни. И мне совсем не трудно намазать ему хлеб маслом! Я это делаю с радостью и удовольствием. Лишь бы ел! У меня ещё далеко не всё, но от волнения я больше говорить не в состоянии.