Страница:
— Нет! — закричала Иззи.
Но она опоздала. Не успел крик сорваться с ее губ, как арбалет выстрелил. Стрела вонзилась в грудь кошки как раз в тот момент, когда она подняла крылья, чтобы взлететь. Сильный удар отбросил животное на перила лестницы, Иззи замерла от ужаса. Из груди маленького существа, словно лишняя конечность, неуклюже торчала стрела. Крови не было. Только безвольное тело распростерлось на белом снегу. Еще недавно живое, дышащее порождение ее магии превратилось в мертвую плоть. Человек с арбалетом повернул голову на крик, но его лицо осталось скрытым в тени капюшона.
Иззи бросилась прочь. Она бежала сквозь падающий снег по Ли-стрит, пока не упала на ступеньки бакалейной лавки. Девушка прижалась лицом к холодному стеклу витрины, не решаясь ни на секунду закрыть глаза из страха, что картина смерти крылатого существа снова встанет перед ее мысленным взором. Иззи пыталась переключиться на что-то другое, но ее усилия вызвали в памяти недавнюю встречу в парке. Джон. Безумный вихрь в ее голове замедлился. Она вспомнила слова, сказанные Джоном накануне вечером, и эта фраза прозвучала в ее мозгу так отчетливо, словно он стоял рядом.
Скажи, ты всё еще видишь те сны, о которых мне рассказывала?
Иззи выпрямилась. Она осмотрела заснеженную Ли-стрит. Сон. Это всего лишь сон. Ужасный, кошмарный, но сон. Крылатая кошка не могла погибнуть, ведь полотно надежно спрятано в студии-теплице профессора Дейпла, и никто не может повредить холст. Никто даже не подозревает о нем, кроме Кэти, да и та узнала только сегодня вечером.
Она отошла от магазинчика и остановилась на тротуаре. Никому из существ, вызванных ею из небытия, о котором говорил Джон, не грозит опасность. Это просто следствие разговора с Джоном, следствие пробужденных им опасений, а не реальная смерть ее творения. Это бесконечные «что, если...», возникающие в ее мозгу, пока она сама спокойно спит в своей постели, три новых полотна находятся в безопасности в мастерской, а портрет Джона — в ее спальне.
Иззи снова направилась к той же самой аллее. Идти стало труднее, поднявшийся ветер бил в лицо, а уровень снега на тротуаре вырос на целый фут, хотя с момента ее бегства прошло всего несколько минут. Следы Иззи уже замело, и перед ней лежала нетронутая снежная белизна. Свернув в аллею, девушка внимательно осмотрелась. Ни на ступенях лестницы, ни рядом не было никаких признаков тела крылатой кошки или притаившегося охотника в капюшоне.
Иззи вернулась к ресторану на углу и снова пошла по Уотерхауз-стрит.
«Это всего лишь сон», — твердила она себе, поеживаясь от резкого ветра, пробиравшегося под куртку. Ноги так замерзли, что казались глыбами льда, а щеки покраснели от морозного ветра.
Но разве человек не просыпается, как только обнаружит, что видит себя во сне? Иззи громко рассмеялась своим мыслям. Для сновидений не существует правил. Это такое состояние, в котором может произойти всё, что угодно. Можно дать выход своему скрытому страху, реализовать самые неправдоподобные фантазии, но всё это не настоящее. И всё происходит в нереальном мире. Никто не может контролировать свои сновидения. Иззи приходилось слышать утверждения некоторых людей, заявлявших об обратном, но, по-видимому, у них просто было богатое воображение. Они не могли контролировать настоящие сны, просто принимали за сны свои дневные грезы.
В следующий раз во время посещения библиотеки надо будет взять несколько книг о природе снов. А может быть, сделать это прямо сейчас? Во сне дойти до библиотеки в Нижнем Кроуси и выбрать книгу. Иззи решила так и сделать. Интересно, как отреагирует на этот поступок ее подсознание? И раз уж представился такой случай, она вообразит себе, что библиотека открыта среди ночи, хотя должна была закрыться еще в девять вечера, и на выдаче книг работает малосимпатичный слуга профессора Дейпла. Вполне вероятно, что он скорее стукнет ее по голове книгой, чем выдаст нужный том.
Внимание Иззи привлек странный звук, который слышался уже довольно давно.
...Тик-таппа-таппа-тик-тик-таппа-тик...
Звук напоминал ритмичное постукивание деревянных палок. Обычная деревянная трещотка. Тем более странным казался он среди снежной тишины, окутавшей город.
...тик-тик-таппа-тик-таппа-таппа...
Некоторое время Иззи нерешительно прислушивалась. Стук доносился со стороны проезда, где Кэти видела Пэддиджека. Это имя прочно закрепилось в голове Иззи после того, как она прочитала сказку, и теперь она уже не могла по-другому думать о маленьком человечке. Внутри квартала снег оказался более глубоким, и девушка невольно вспомнила о снегоступах, которые надевала на острове во время зимних прогулок по полям. Несмотря ни на что, Иззи медленно добралась до конца проезда, где стояли ветхие гаражи. Летом все постройки были увиты лозами дикого винограда, но сегодня ночью густой снегопад почти скрывал их очертания.
Иззи продолжала идти на странный звук и обнаружила узкую тропинку между гаражами, выходившую в переулок, который отделял задние дворики Уотерхауз-стрит от зданий соседнего квартала. Сугробы в этом узком проходе доходили почти до пояса, но Иззи упрямо пробиралась вперед, пока не вышла к задней стене дома, где находилась их с Кэти квартира.
Странное существо с последней картины уже несколько минут занимало мысли Иззи, и она почти не удивилась, обнаружив, что именно оно производит этот странный звук. Маленький человечек притаился на площадке пожарной лестницы как раз под окном ее собственной спальни и узловатыми, кривыми пальцами правой руки постукивал по левому предплечью. Перила металлической лестницы украшали разноцветные узкие полоски ткани, составлявшие полную гамму красок. Красные, желтые, голубые. Оранжевые, зеленые и фиолетовые. Перила пожарной лестницы, увитые лентами, напоминали покосившийся майский шест. Ветер играл с полосками ткани, и они развевались, словно танцуя в такт постукиванию деревянных пальцев Пэддиджека.
...Тик-таппа-таппа-тик-тик-таппа-тик...
Иззи замерла, зачарованная странной картиной и не менее странными звуками. Ей показалось, что она попала в сказку, составленную одновременно из ее фантазий и фантазий Кэти, и гораздо более волшебную, чем сказки братьев Гримм. В центре заснеженного города, на продуваемой морозным ветром улице древесный человечек казался полностью поглощенным своей чудесной музыкой, и само его присутствие делало город волшебным.
...тик-тик-таппа-тик-таппа-таппа...
Как бы узнать, чем он так занят? А почему она решила, что он занят чем-то определенным? Разве его поведение не было таким же естественным, как весеннее пение птиц или летнее стрекотание цикад?
«Допустим, он просто развлекается, — подумала Иззи. — Но почему он уселся прямо под моим окном? И откуда взялись эти ленты?»
Она стала гадать, можно ли с ним заговорить и умеет ли это существо вообще издавать другие звуки, кроме ритмичного стука пальцев по собственному телу. Выяснить это можно было только одним способом.
Маленькая железная калитка, ведущая во двор, оказалась настолько занесенной снегом, что Иззи даже не стала пытаться ее открыть, а направилась в сторону, где надеялась перелезть через низкий штакетник. Она уже оперлась рукой о верхний край заборчика, как вдруг снова увидела его — низенького человека в капюшоне и с арбалетом в руках. Охотник притаился у противоположной стены, где снег был не таким глубоким.
«Только не это», — мысленно взмолилась Иззи, перебираясь через ограду. Сердце в груди забилось вдвое чаще, и она неловко свалилась в рыхлый снег. Она уже открыла рот, чтобы предупредить древесного человечка об опасности, но не успела вымолвить ни слова, как спасением Пэддиджека занялся кто-то другой.
Позади притаившегося человека появился еще один; он нагнулся и вырвал арбалет у него из рук, когда спаситель выпрямился и бросил оружие в глубокий сугроб, Иззи узнала в нем Джона. Охотник бросился на него, но Джон легко отвел удар. Он в свою очередь толкнул нападавшего, и тот упал на колени.
Вся схватка происходила в абсолютной тишине. Как только Джон появился во дворе, Пэддиджек прекратил свой стук, а потом и вовсе спустился по ступеням к подножию лестницы. Казалось, ни ему, ни Джону глубокий снег совершенно не мешал двигаться. Они оба словно скользили по его поверхности.
— Джон! — окликнула Иззи, видя, что они собираются уходить.
Он обернулся, но холод в его глазах был сильнее, чем зимний ветер и снег в городе. Джон окинул девушку долгим взглядом и отвернулся. Взяв Пэддиджека за руку, он увел его в темноту, оставив Иззи в опустевшем дворе. Наедине со снегом и ветром, и человеком, скрывающимся под капюшоном, к тому времени успевшим подняться на ноги. Капюшон его пальто соскользнул от неловкого движения, и Иззи открылось лицо Рашкина. С его пояса свисало застывшее тело крылатой кошки. Он взглянул на девушку, и на его лице она прочла безудержную ярость, исказившую знакомые черты. Рашкин шагнул вперед, Иззи попыталась убежать, но ее ноги увязли в снегу, и...
...и она проснулась в своей постели. Ноги запутались в сбившейся простыне, сердце лихорадочно билось, а дыхание с трудом вырывалось из пересохшего горла. Футболка, в которой Иззи легла в постель, промокла от пота и прилипла к спине.
Девушка лихорадочно озиралась по сторонам, ожидая появления Рашкина с арбалетом в руке. Но в темной спальне никого, кроме нее, не было, только портрет Джона по-прежнему стоял у стены.
Иззи взглянула на картину и почувствовала, как сжалось сердце.
«Это всего лишь сон», — сказала она себе, точно так же как некоторое время назад говорила на заснеженной Ли-стрит. Но прощальный взгляд Джона, уходящего вместе с Пэддиджеком, до сих пор стоял перед ее глазами. Его холодность. И обида, и боль, усиливающие ее собственные страдания, да еще гнев, которого ей до сих пор не приходилось видеть в глазах Джона.
Иззи решила, что это она вызвала гнев Джона, но потом она снова напомнила себе, что всё это случилось только во сне.
Она неторопливо распутала простыню и накинула ее на плечи. Потом встала с постели и, волоча за собой край белого одеяния, подошла к окну. Ей захотелось выглянуть на улицу, лишь бы не смотреть на портрет, стоявший в ногах постели, лишь бы избавиться от болезненных воспоминаний. Иззи совершенно не ожидала увидеть на пожарной лестнице десятки ярких разноцветных лент, трепещущих на ветру. Долгое время она не могла оторвать от них взгляд, потом поспешно отошла от окна, сбросила простыню и надела джинсы, свитер, две пары носков, потом еще один свитер. Дрожащими пальцами отодвинула защелку на окне и подняла раму. Холодный воздух наполнил легкие. Летящий снег в одно мгновение побелил волосы и лицо. Стряхнув с лица снег ладонью, Иззи выбралась на лестницу и сразу же увязла ступнями в глубоком снегу.
Во дворе не было никаких следов схватки, и даже на лестничной площадке не сохранилось признаков присутствия Пэддиджека. Остались только ленты. Иззи отвязывала их одну за другой и рассовывала по карманам джинсов, пока не собрала все до последней. Только тогда она вернулась в спальню и закрыла за собой окно.
Переодевшись, Иззи вытащила ленты и разложила их на постели. Некоторое время нерешительно смотрела на портрет Джона. Выражение его лица определенно изменилось после их ссоры. Она почувствовала, что вся дрожит, но всё же собралась с силами, вынесла портрет в кладовку и только тогда зажгла лампу в спальне. На мгновение яркий свет и разноцветные ленты на постели ослепили ее, заставив зажмуриться. Иззи долго рассматривала ленты, перебирала их, раскладывала в различных сочетаниях, пока они не высохли. А потом начала плести из них браслеты, похожие на те, которые мастерила на острове, используя полоски кожи и ткани, длинные стебли растений и цветов. Когда ленты закончились, вместо разноцветных обрывков перед Иззи лежали три браслета. Она долго смотрела на свои произведения, сама удивляясь тому, что сделала, затем надела один из них на запястье. Два других браслета Иззи спрятала на самое дно рюкзака, засунув под блокнот и коробки с карандашами и красками.
И только после этого, бессознательно поворачивая на руке браслет, Иззи попыталась осознать, что же всё-таки произошло этой ночью. Что было сном, а что реальностью? Было ли что-то настоящим, кроме этих лент? Рашкин с арбалетом и мертвой крылатой кошкой на поясе. Противостоящий ему Джон. Он и Пэддиджек, исчезающие в ночной тьме. И сама Иззи, спящая в своей постели и одновременно бредущая по снегу. Но она не могла быть в одно и то же время в двух разных местах. Раз уж она проснулась в своей комнате, следовательно, всё остальное ей только приснилось.
Кроме лент.
Иззи заснула, так ничего и не поняв. Она не погасила свет, а пальцами левой руки всё еще сжимала матерчатый браслет, надетый на правое запястье. Ее сон был прерывистым, и Иззи поднялась задолго до звонка будильника, но в эту ночь ей больше ничего не снилось.
Иззи некоторое время вертела браслеты в руках, потом выбрала два лучших и положила в конверт, на котором написала: «Для Пэддиджека и Джона». Невзирая на холод, она подняла оконную раму ровно настолько, чтобы высунуться наружу и привязать конверт к перилам лестницы. Похоже, вчерашняя буря принесла с собой еще более морозную погоду. Закрыв окно, Иззи поежилась от холода и несколько минут с надеждой смотрела на свое послание.
Иззи до сих пор так и не поняла, что значили эти ленты. То ли они подтверждали реальность ее ночных видений, то ли сон появился в результате ее подсознательного страха за жизнь своих созданий в этом мире, а ленты на лестнице запасного выхода объяснялись одним из тех странных совпадений, которым можно было и не придавать особого значения.
В самом деле, неужели кто-то другой не мог развесить ленты на перилах? Прошлым вечером она не смотрела в окно — ни когда пришла домой, ни поcле, когда ложилась спать. Они могли висеть там еще до того, как она заснула. Да и Кэти вполне могла их развесить. Бог свидетель, у Кэти иногда возникают весьма странные идеи, и она частенько воплощает в жизнь некоторые из них.
Всё это было возможно, но стоило Иззи закрыть глаза, как в ее ушах начинал звучать стук деревянных пальцев Пэддиджека, а перед глазами возникала его сгорбленная фигура на площадке пожарной лесенки. И снова падали густые хлопья снега, а разноцветные ленты трепетали в такт странному постукиванию. А потом в ушах Иззи звенела неправдоподобная тишина, сопровождавшая схватку Джона и Рашкина, и двое персонажей ее картин, взявшись за руки, уходили по снежному покрову...
Иззи тряхнула головой. Не стоит вспоминать все сначала, иначе она снова увидит холод в глазах Джона. Тяжело вздохнув, она потуже затянула оставшийся браслет на своей руке и спрыгнула с подоконника. Кэти еще не проснулась, так что Иззи в одиночестве позавтракала сухими хлопьями и черным кофе. Не забыть бы на обратном пути купить молока. Затем она сложила всё необходимое в рюкзак и вышла из квартиры. От сильного мороза на миг перехватило дыхание. Иззи ускорила шаг, надеясь согреться, но к тому времени, когда она добралась до профессорского дома, холод проник и в перчатки, и в ботинки, и под куртку. Дойдя до студии-теплицы, она совершенно окоченела. Кроме того, Иззи испытывала чувство вины. В это время она должна быть уже в студии Рашкина, но не проверить сохранность полотен она не могла. В голове постоянно звучал заданный Джоном вопрос.
Скажи, ты всё еще видишь те сны, о которых мне рассказывала?
Вчерашний сон отличался от тех, которые преследовали ее в прошлом году, и от недавних снов, в которых кто-то следил за ней. Но и в этом сне ее творениям угрожала опасность. Иззи была уверена в сохранности полотен. Да и как могло быть иначе? Ведь о них не знал никто, кроме Кэти и, конечно, Джилли. Но всё же она должна была взглянуть на них.
В доме профессора еще никто не проснулся, а Иззи слишком замерзла, чтобы разгребать снег на дорожке. Пусть этим займется Олаф, тогда у него хотя бы будет достойный повод поворчать. Носком ботинка отбросив снег, девушка приоткрыла дверь ровно настолько, чтобы проскользнуть в щель и оказаться в благословенном тепле мастерской. Все окна были разукрашены морозными узорами, и Иззи некоторое время зачарованно разглядывала фантастические цветы. Наконец она набралась смелости и вытащила из-под стола стопку полотен. Все три картины оказались на месте, ни одна из них не пострадала. Иззи расставила их на мольберте, как накануне, когда закончила последнюю из работ, и отступила на шаг назад. В тот же момент она поняла, что с картинами произошло нечто странное.
Пэддиджек остался таким же, как и был, но ее фантастическая божья коровка с миниатюрным женским личиком и крылатая кошка подверглись резким изменениям. Обе картины лишились жизненной силы, которую она так хорошо помнила накануне. Основные фигуры смешались с задним планом, пропали световые эффекты, придававшие живость и яркость всей композиции. Еще вчера такие яркие краски сейчас казались выгоревшими и тусклыми.
Теперь Иззи пожалела, что никому не показала свои работы. Гораздо легче было поверить, что она с самого начала ошиблась в выборе палитры, что-то напутала с перспективой, но воспоминания о прошедшей ночи убеждали ее в обратном. Картины не должны так быстро терять яркость. Масляные краски не могут потускнеть до такой степени за короткий промежуток времени.
Перед мысленным взором Иззи возникла страшная сцена: маленькая фигура, завернутая в накидку с капюшоном. Выстрел из арбалета. Стрела, пронзившая сидящую на площадке лестницы крылатую кошку и отбросившая ее к стене.
«Это только сон», — снова повторила себе Иззи.
Но пальцы уже нащупали браслет на запястье.
Это невозможно. Даже если Рашкин был в той снежной буре прошлой ночью, даже если он охотился на ее творения, как она сама могла видеть во сне эти события? Она ни в малейшей степени не обладала даром ясновидения. Вот только... ведь появление в этом мире существ с ее картин само по себе было волшебством. А если возможно такое,то почему она считает невероятным всё остальное? Раз уж границы реальности раздвинулись, то в наш мир может проникнуть всё, что угодно. То, что до сих пор казалось ясным и безопасным, теперь смешалось и перепуталось.
Если бы хоть кто-нибудь определил новые границы, указал на незыблемые основы, на которые можно опереться. Но единственным человеком, кто мог ей помочь, был Джон, а его-то как раз она и прогнала. Несмотря на всю неопределенность его слов, было совершенно ясно, что он не причинит ей зла. Теперь некому было довериться, и никто не обладал необходимыми знаниями. В волшебном мире, в котором она оказалась, были только Джон и Рашкин.
Перед глазами Иззи снова мелькнула стрела арбалета, неумолимо нацеленная в грудь крылатой кошки.
«Это только сон», — еще раз сказала себе Иззи, словно, повторяя, она могла превратить эти слова в истину. Расставленные на мольберте картины говорили об обратном, но Иззи не знала, что и подумать. Ведь Рашкин сам показал ей, как вызывать из потустороннего мира этих существ. Зачем ему охотиться на них, зачем он пытается навредить ей?
В конце концов Иззи поняла, что ей не к кому обратиться за помощью. Она оставила картины на мольберте, вышла из студии-теплицы и заперла за собой дверь. Пора было отправляться в мастерскую, где ее ждал Рашкин.
«Если он и будет злиться, то только из-за опоздания», — говорила себе Иззи. Он ведь ей не враг. Рашкин может испытывать неприязнь к Джону, но не к Иззи, которую он так долго обучал. В старом художнике так много светлого таланта, что он старается и ее наделить таким же светом, а значит, не может быть врагом.
Вскоре Иззи добралась до студии на Стэнтон-стрит и, едва взглянув на своего учителя, поняла, что он не просто сердится. Рашкиным овладел очередной приступ безудержной ярости. Иззи попятилась, чтобы выскочить за дверь и не попасть под горячую руку, но Рашкин ее опередил. Он проворно подскочил, схватил ее за руку и втолкнул в комнату. От сильного толчка Иззи потеряла равновесие, налетела на свой мольберт и, упав на пол, опрокинула его на себя.
— Как ты посмелаза мной шпионить? — заорал Рашкин.
Она попыталась подняться на ноги, но лямки рюкзака зацепились за ножки мольберта, и она не успела увернуться. Рашкин набросился на нее; первый удар ботинка попал в бедро, потом в живот, потом в голову. Иззи закричала от боли.
— Ты маленькая мерзкая змея! — продолжал он орать. — И это после всего, что я для тебя сделал!
Не останавливаясь, он наносил новые удары. Иззи наконец удалось отодвинуть мольберт и подняться на ноги, тогда Рашкин пустил в ход кулаки и снова швырнул ее на пол. Ей лишь оставалось свернуться клубком и попытаться переждать бурю. Рашкин продолжал ругаться и размахивать кулаками, попадая по мольберту и стенам почти так же часто, как и по девушке. Она никак не могла понять, в каком предательстве он ее обвиняет. Но это уже не имело значения. Лишь бы прекратились бесконечные удары. Наконец ярость иссякла, Рашкин упал на колени рядом с избитой девушкой и запричитал.
— Ох, Изабель, — стонал он. — Что я наделал? Что я наделал? Сможешь ли ты когда-нибудь меня простить...
«Нет, — решила про себя Иззи. — На этот раз прощения не будет». Но она не могла произнести ни слова. Разбитые губы свело от боли. Каждый вздох отзывался в груди словно поворот ножа. Она дрожащими пальцами отпихнула от себя сломанный мольберт и попыталась подняться. Но смогла только встать на колени. Сквозь пелену слез она видела перед собой коленопреклоненного Рашкина, словно оба они находились в храме боли.
— Уходи, — хрипло заговорил он. — Уходи прочь. Скорее. Пока можешь. Пока безумие снова не завладело мною.
Иззи хотела уйти, но боль была слишком сильной.
— Я... я не могу.
При первом же движении Рашкина Иззи испуганно отшатнулась. Но он встал на ноги, подхватил ее под мышки и почти поволок к выходу. В открытую дверь ворвался поток морозного воздуха и немного оживил ее, но перед глазами всё кружилось. Рашкин вытолкнул ее наружу, но Иззи осталась в снегу на верхней площадке лестницы, не в силах спуститься на землю. Дверь студии распахнулась снова, и девушка пригнула голову, но недостаточно проворно.
— Убирайся! — крикнул Рашкин и бросил ее рюкзак.
Этого толчка было достаточно, чтобы Иззи покатилась по металлическим ступеням. Накопившийся за ночь снег нисколько не уменьшил силу ударов.
Падение показалось бесконечно долгим, но наконец Иззи очутилась у подножия лестницы. Она осталась лежать в снегу, стараясь дышать неглубоко, чтобы уменьшить острую боль в груди. Наверху хлопнула дверь, но глаза словно затянуло пеленой, Иззи почти ничего не видела.
Ухватившись за перила, она смогла сесть, но не успела выпрямиться, как пришлось снова согнуться, выбросив в снег остатки завтрака. Голова чуть не упала прямо в дурно пахнущую лужицу. Иззи задрожала не столько от холода, сколько от боли и потрясения. Прошло немало времени, прежде чем она собралась с силами и сумела подняться на ноги.
Иззи потеряла всякую надежду добраться до дома. Трижды по пути к своей квартире она валилась с ног, но никто из прохожих не остановился, чтобы помочь. Они только отворачивались и ускоряли шаг. Ее принимали за пьяную или наркоманку. Иззи упрямо поднималась и ковыляла дальше, придерживаясь одной рукой за стены домов. Другой рукой она сжимала лямки рюкзака. Иззи не знала, по какой причине она не бросила его сразу, но ей казалось, что стоит разжать пальцы, как она лишится последних сил, никогда не доберется до дома, не выживет, не избавится от боли.
Так шаг за шагом она продолжала брести по улице, превозмогая боль и таща за собой рюкзак.
— Извини, — пробормотала Иззи. — Никак... не могу... ключ...
— О боже, — воскликнула Кэти. — Что с тобой случилось?
Иззи попыталась сфокусировать взгляд, но перед ней плясали лица трех или четырех Кэти, и все они казались ужасно расстроенными. Она попробовала улыбнуться, чтобы успокоить соседку, и сказать, что всё не так уж плохо, как кажется, но разбитые от ударов и бесчисленных падений губы свело так, что, произнеся первую сбивчивую фразу, теперь она могла выдавливать только отдельные звуки.
— На... меня... напали, — едва выговорила она.
Иззи сама удивилась своим словам. Почему она не сказала правду? А что произошло на самом деле? Чем больше она старалась вспомнить, тем меньше была уверена. Воспоминания и вчерашний сон сплелись в ее голове в один тугой клубок. Рашкин, Джон и Пэддиджек. Рашкин нападает на нее. Рашкин нападает на Пэддиджека. Джон нападает на Рашкина. Стрелы арбалета, мертвые крылатые кошки, разноцветные ленты, пляшущие под дуновением ветра и издающие при этом странный деревянный стук. Бесконечное падение со ступенек в снег. Это она упала или Пэддиджек? Или они оба?
Но она опоздала. Не успел крик сорваться с ее губ, как арбалет выстрелил. Стрела вонзилась в грудь кошки как раз в тот момент, когда она подняла крылья, чтобы взлететь. Сильный удар отбросил животное на перила лестницы, Иззи замерла от ужаса. Из груди маленького существа, словно лишняя конечность, неуклюже торчала стрела. Крови не было. Только безвольное тело распростерлось на белом снегу. Еще недавно живое, дышащее порождение ее магии превратилось в мертвую плоть. Человек с арбалетом повернул голову на крик, но его лицо осталось скрытым в тени капюшона.
Иззи бросилась прочь. Она бежала сквозь падающий снег по Ли-стрит, пока не упала на ступеньки бакалейной лавки. Девушка прижалась лицом к холодному стеклу витрины, не решаясь ни на секунду закрыть глаза из страха, что картина смерти крылатого существа снова встанет перед ее мысленным взором. Иззи пыталась переключиться на что-то другое, но ее усилия вызвали в памяти недавнюю встречу в парке. Джон. Безумный вихрь в ее голове замедлился. Она вспомнила слова, сказанные Джоном накануне вечером, и эта фраза прозвучала в ее мозгу так отчетливо, словно он стоял рядом.
Скажи, ты всё еще видишь те сны, о которых мне рассказывала?
Иззи выпрямилась. Она осмотрела заснеженную Ли-стрит. Сон. Это всего лишь сон. Ужасный, кошмарный, но сон. Крылатая кошка не могла погибнуть, ведь полотно надежно спрятано в студии-теплице профессора Дейпла, и никто не может повредить холст. Никто даже не подозревает о нем, кроме Кэти, да и та узнала только сегодня вечером.
Она отошла от магазинчика и остановилась на тротуаре. Никому из существ, вызванных ею из небытия, о котором говорил Джон, не грозит опасность. Это просто следствие разговора с Джоном, следствие пробужденных им опасений, а не реальная смерть ее творения. Это бесконечные «что, если...», возникающие в ее мозгу, пока она сама спокойно спит в своей постели, три новых полотна находятся в безопасности в мастерской, а портрет Джона — в ее спальне.
Иззи снова направилась к той же самой аллее. Идти стало труднее, поднявшийся ветер бил в лицо, а уровень снега на тротуаре вырос на целый фут, хотя с момента ее бегства прошло всего несколько минут. Следы Иззи уже замело, и перед ней лежала нетронутая снежная белизна. Свернув в аллею, девушка внимательно осмотрелась. Ни на ступенях лестницы, ни рядом не было никаких признаков тела крылатой кошки или притаившегося охотника в капюшоне.
Иззи вернулась к ресторану на углу и снова пошла по Уотерхауз-стрит.
«Это всего лишь сон», — твердила она себе, поеживаясь от резкого ветра, пробиравшегося под куртку. Ноги так замерзли, что казались глыбами льда, а щеки покраснели от морозного ветра.
Но разве человек не просыпается, как только обнаружит, что видит себя во сне? Иззи громко рассмеялась своим мыслям. Для сновидений не существует правил. Это такое состояние, в котором может произойти всё, что угодно. Можно дать выход своему скрытому страху, реализовать самые неправдоподобные фантазии, но всё это не настоящее. И всё происходит в нереальном мире. Никто не может контролировать свои сновидения. Иззи приходилось слышать утверждения некоторых людей, заявлявших об обратном, но, по-видимому, у них просто было богатое воображение. Они не могли контролировать настоящие сны, просто принимали за сны свои дневные грезы.
В следующий раз во время посещения библиотеки надо будет взять несколько книг о природе снов. А может быть, сделать это прямо сейчас? Во сне дойти до библиотеки в Нижнем Кроуси и выбрать книгу. Иззи решила так и сделать. Интересно, как отреагирует на этот поступок ее подсознание? И раз уж представился такой случай, она вообразит себе, что библиотека открыта среди ночи, хотя должна была закрыться еще в девять вечера, и на выдаче книг работает малосимпатичный слуга профессора Дейпла. Вполне вероятно, что он скорее стукнет ее по голове книгой, чем выдаст нужный том.
Внимание Иззи привлек странный звук, который слышался уже довольно давно.
...Тик-таппа-таппа-тик-тик-таппа-тик...
Звук напоминал ритмичное постукивание деревянных палок. Обычная деревянная трещотка. Тем более странным казался он среди снежной тишины, окутавшей город.
...тик-тик-таппа-тик-таппа-таппа...
Некоторое время Иззи нерешительно прислушивалась. Стук доносился со стороны проезда, где Кэти видела Пэддиджека. Это имя прочно закрепилось в голове Иззи после того, как она прочитала сказку, и теперь она уже не могла по-другому думать о маленьком человечке. Внутри квартала снег оказался более глубоким, и девушка невольно вспомнила о снегоступах, которые надевала на острове во время зимних прогулок по полям. Несмотря ни на что, Иззи медленно добралась до конца проезда, где стояли ветхие гаражи. Летом все постройки были увиты лозами дикого винограда, но сегодня ночью густой снегопад почти скрывал их очертания.
Иззи продолжала идти на странный звук и обнаружила узкую тропинку между гаражами, выходившую в переулок, который отделял задние дворики Уотерхауз-стрит от зданий соседнего квартала. Сугробы в этом узком проходе доходили почти до пояса, но Иззи упрямо пробиралась вперед, пока не вышла к задней стене дома, где находилась их с Кэти квартира.
Странное существо с последней картины уже несколько минут занимало мысли Иззи, и она почти не удивилась, обнаружив, что именно оно производит этот странный звук. Маленький человечек притаился на площадке пожарной лестницы как раз под окном ее собственной спальни и узловатыми, кривыми пальцами правой руки постукивал по левому предплечью. Перила металлической лестницы украшали разноцветные узкие полоски ткани, составлявшие полную гамму красок. Красные, желтые, голубые. Оранжевые, зеленые и фиолетовые. Перила пожарной лестницы, увитые лентами, напоминали покосившийся майский шест. Ветер играл с полосками ткани, и они развевались, словно танцуя в такт постукиванию деревянных пальцев Пэддиджека.
...Тик-таппа-таппа-тик-тик-таппа-тик...
Иззи замерла, зачарованная странной картиной и не менее странными звуками. Ей показалось, что она попала в сказку, составленную одновременно из ее фантазий и фантазий Кэти, и гораздо более волшебную, чем сказки братьев Гримм. В центре заснеженного города, на продуваемой морозным ветром улице древесный человечек казался полностью поглощенным своей чудесной музыкой, и само его присутствие делало город волшебным.
...тик-тик-таппа-тик-таппа-таппа...
Как бы узнать, чем он так занят? А почему она решила, что он занят чем-то определенным? Разве его поведение не было таким же естественным, как весеннее пение птиц или летнее стрекотание цикад?
«Допустим, он просто развлекается, — подумала Иззи. — Но почему он уселся прямо под моим окном? И откуда взялись эти ленты?»
Она стала гадать, можно ли с ним заговорить и умеет ли это существо вообще издавать другие звуки, кроме ритмичного стука пальцев по собственному телу. Выяснить это можно было только одним способом.
Маленькая железная калитка, ведущая во двор, оказалась настолько занесенной снегом, что Иззи даже не стала пытаться ее открыть, а направилась в сторону, где надеялась перелезть через низкий штакетник. Она уже оперлась рукой о верхний край заборчика, как вдруг снова увидела его — низенького человека в капюшоне и с арбалетом в руках. Охотник притаился у противоположной стены, где снег был не таким глубоким.
«Только не это», — мысленно взмолилась Иззи, перебираясь через ограду. Сердце в груди забилось вдвое чаще, и она неловко свалилась в рыхлый снег. Она уже открыла рот, чтобы предупредить древесного человечка об опасности, но не успела вымолвить ни слова, как спасением Пэддиджека занялся кто-то другой.
Позади притаившегося человека появился еще один; он нагнулся и вырвал арбалет у него из рук, когда спаситель выпрямился и бросил оружие в глубокий сугроб, Иззи узнала в нем Джона. Охотник бросился на него, но Джон легко отвел удар. Он в свою очередь толкнул нападавшего, и тот упал на колени.
Вся схватка происходила в абсолютной тишине. Как только Джон появился во дворе, Пэддиджек прекратил свой стук, а потом и вовсе спустился по ступеням к подножию лестницы. Казалось, ни ему, ни Джону глубокий снег совершенно не мешал двигаться. Они оба словно скользили по его поверхности.
— Джон! — окликнула Иззи, видя, что они собираются уходить.
Он обернулся, но холод в его глазах был сильнее, чем зимний ветер и снег в городе. Джон окинул девушку долгим взглядом и отвернулся. Взяв Пэддиджека за руку, он увел его в темноту, оставив Иззи в опустевшем дворе. Наедине со снегом и ветром, и человеком, скрывающимся под капюшоном, к тому времени успевшим подняться на ноги. Капюшон его пальто соскользнул от неловкого движения, и Иззи открылось лицо Рашкина. С его пояса свисало застывшее тело крылатой кошки. Он взглянул на девушку, и на его лице она прочла безудержную ярость, исказившую знакомые черты. Рашкин шагнул вперед, Иззи попыталась убежать, но ее ноги увязли в снегу, и...
...и она проснулась в своей постели. Ноги запутались в сбившейся простыне, сердце лихорадочно билось, а дыхание с трудом вырывалось из пересохшего горла. Футболка, в которой Иззи легла в постель, промокла от пота и прилипла к спине.
Девушка лихорадочно озиралась по сторонам, ожидая появления Рашкина с арбалетом в руке. Но в темной спальне никого, кроме нее, не было, только портрет Джона по-прежнему стоял у стены.
Иззи взглянула на картину и почувствовала, как сжалось сердце.
«Это всего лишь сон», — сказала она себе, точно так же как некоторое время назад говорила на заснеженной Ли-стрит. Но прощальный взгляд Джона, уходящего вместе с Пэддиджеком, до сих пор стоял перед ее глазами. Его холодность. И обида, и боль, усиливающие ее собственные страдания, да еще гнев, которого ей до сих пор не приходилось видеть в глазах Джона.
Иззи решила, что это она вызвала гнев Джона, но потом она снова напомнила себе, что всё это случилось только во сне.
Она неторопливо распутала простыню и накинула ее на плечи. Потом встала с постели и, волоча за собой край белого одеяния, подошла к окну. Ей захотелось выглянуть на улицу, лишь бы не смотреть на портрет, стоявший в ногах постели, лишь бы избавиться от болезненных воспоминаний. Иззи совершенно не ожидала увидеть на пожарной лестнице десятки ярких разноцветных лент, трепещущих на ветру. Долгое время она не могла оторвать от них взгляд, потом поспешно отошла от окна, сбросила простыню и надела джинсы, свитер, две пары носков, потом еще один свитер. Дрожащими пальцами отодвинула защелку на окне и подняла раму. Холодный воздух наполнил легкие. Летящий снег в одно мгновение побелил волосы и лицо. Стряхнув с лица снег ладонью, Иззи выбралась на лестницу и сразу же увязла ступнями в глубоком снегу.
Во дворе не было никаких следов схватки, и даже на лестничной площадке не сохранилось признаков присутствия Пэддиджека. Остались только ленты. Иззи отвязывала их одну за другой и рассовывала по карманам джинсов, пока не собрала все до последней. Только тогда она вернулась в спальню и закрыла за собой окно.
Переодевшись, Иззи вытащила ленты и разложила их на постели. Некоторое время нерешительно смотрела на портрет Джона. Выражение его лица определенно изменилось после их ссоры. Она почувствовала, что вся дрожит, но всё же собралась с силами, вынесла портрет в кладовку и только тогда зажгла лампу в спальне. На мгновение яркий свет и разноцветные ленты на постели ослепили ее, заставив зажмуриться. Иззи долго рассматривала ленты, перебирала их, раскладывала в различных сочетаниях, пока они не высохли. А потом начала плести из них браслеты, похожие на те, которые мастерила на острове, используя полоски кожи и ткани, длинные стебли растений и цветов. Когда ленты закончились, вместо разноцветных обрывков перед Иззи лежали три браслета. Она долго смотрела на свои произведения, сама удивляясь тому, что сделала, затем надела один из них на запястье. Два других браслета Иззи спрятала на самое дно рюкзака, засунув под блокнот и коробки с карандашами и красками.
И только после этого, бессознательно поворачивая на руке браслет, Иззи попыталась осознать, что же всё-таки произошло этой ночью. Что было сном, а что реальностью? Было ли что-то настоящим, кроме этих лент? Рашкин с арбалетом и мертвой крылатой кошкой на поясе. Противостоящий ему Джон. Он и Пэддиджек, исчезающие в ночной тьме. И сама Иззи, спящая в своей постели и одновременно бредущая по снегу. Но она не могла быть в одно и то же время в двух разных местах. Раз уж она проснулась в своей комнате, следовательно, всё остальное ей только приснилось.
Кроме лент.
Иззи заснула, так ничего и не поняв. Она не погасила свет, а пальцами левой руки всё еще сжимала матерчатый браслет, надетый на правое запястье. Ее сон был прерывистым, и Иззи поднялась задолго до звонка будильника, но в эту ночь ей больше ничего не снилось.
VII
Браслеты из лент, сплетенные накануне ночью, не исчезли и утром; один остался на ее запястье, а два других — на дне рюкзака. Иззи достала их и внимательно рассмотрела при дневном свете, сидя на подоконнике своей спальни. Сочетание разноцветных полосок ткани создавало эффект калейдоскопа, особенно хорошо заметный на фоне свежевыпавшего снега за окном.Иззи некоторое время вертела браслеты в руках, потом выбрала два лучших и положила в конверт, на котором написала: «Для Пэддиджека и Джона». Невзирая на холод, она подняла оконную раму ровно настолько, чтобы высунуться наружу и привязать конверт к перилам лестницы. Похоже, вчерашняя буря принесла с собой еще более морозную погоду. Закрыв окно, Иззи поежилась от холода и несколько минут с надеждой смотрела на свое послание.
Иззи до сих пор так и не поняла, что значили эти ленты. То ли они подтверждали реальность ее ночных видений, то ли сон появился в результате ее подсознательного страха за жизнь своих созданий в этом мире, а ленты на лестнице запасного выхода объяснялись одним из тех странных совпадений, которым можно было и не придавать особого значения.
В самом деле, неужели кто-то другой не мог развесить ленты на перилах? Прошлым вечером она не смотрела в окно — ни когда пришла домой, ни поcле, когда ложилась спать. Они могли висеть там еще до того, как она заснула. Да и Кэти вполне могла их развесить. Бог свидетель, у Кэти иногда возникают весьма странные идеи, и она частенько воплощает в жизнь некоторые из них.
Всё это было возможно, но стоило Иззи закрыть глаза, как в ее ушах начинал звучать стук деревянных пальцев Пэддиджека, а перед глазами возникала его сгорбленная фигура на площадке пожарной лесенки. И снова падали густые хлопья снега, а разноцветные ленты трепетали в такт странному постукиванию. А потом в ушах Иззи звенела неправдоподобная тишина, сопровождавшая схватку Джона и Рашкина, и двое персонажей ее картин, взявшись за руки, уходили по снежному покрову...
Иззи тряхнула головой. Не стоит вспоминать все сначала, иначе она снова увидит холод в глазах Джона. Тяжело вздохнув, она потуже затянула оставшийся браслет на своей руке и спрыгнула с подоконника. Кэти еще не проснулась, так что Иззи в одиночестве позавтракала сухими хлопьями и черным кофе. Не забыть бы на обратном пути купить молока. Затем она сложила всё необходимое в рюкзак и вышла из квартиры. От сильного мороза на миг перехватило дыхание. Иззи ускорила шаг, надеясь согреться, но к тому времени, когда она добралась до профессорского дома, холод проник и в перчатки, и в ботинки, и под куртку. Дойдя до студии-теплицы, она совершенно окоченела. Кроме того, Иззи испытывала чувство вины. В это время она должна быть уже в студии Рашкина, но не проверить сохранность полотен она не могла. В голове постоянно звучал заданный Джоном вопрос.
Скажи, ты всё еще видишь те сны, о которых мне рассказывала?
Вчерашний сон отличался от тех, которые преследовали ее в прошлом году, и от недавних снов, в которых кто-то следил за ней. Но и в этом сне ее творениям угрожала опасность. Иззи была уверена в сохранности полотен. Да и как могло быть иначе? Ведь о них не знал никто, кроме Кэти и, конечно, Джилли. Но всё же она должна была взглянуть на них.
В доме профессора еще никто не проснулся, а Иззи слишком замерзла, чтобы разгребать снег на дорожке. Пусть этим займется Олаф, тогда у него хотя бы будет достойный повод поворчать. Носком ботинка отбросив снег, девушка приоткрыла дверь ровно настолько, чтобы проскользнуть в щель и оказаться в благословенном тепле мастерской. Все окна были разукрашены морозными узорами, и Иззи некоторое время зачарованно разглядывала фантастические цветы. Наконец она набралась смелости и вытащила из-под стола стопку полотен. Все три картины оказались на месте, ни одна из них не пострадала. Иззи расставила их на мольберте, как накануне, когда закончила последнюю из работ, и отступила на шаг назад. В тот же момент она поняла, что с картинами произошло нечто странное.
Пэддиджек остался таким же, как и был, но ее фантастическая божья коровка с миниатюрным женским личиком и крылатая кошка подверглись резким изменениям. Обе картины лишились жизненной силы, которую она так хорошо помнила накануне. Основные фигуры смешались с задним планом, пропали световые эффекты, придававшие живость и яркость всей композиции. Еще вчера такие яркие краски сейчас казались выгоревшими и тусклыми.
Теперь Иззи пожалела, что никому не показала свои работы. Гораздо легче было поверить, что она с самого начала ошиблась в выборе палитры, что-то напутала с перспективой, но воспоминания о прошедшей ночи убеждали ее в обратном. Картины не должны так быстро терять яркость. Масляные краски не могут потускнеть до такой степени за короткий промежуток времени.
Перед мысленным взором Иззи возникла страшная сцена: маленькая фигура, завернутая в накидку с капюшоном. Выстрел из арбалета. Стрела, пронзившая сидящую на площадке лестницы крылатую кошку и отбросившая ее к стене.
«Это только сон», — снова повторила себе Иззи.
Но пальцы уже нащупали браслет на запястье.
Это невозможно. Даже если Рашкин был в той снежной буре прошлой ночью, даже если он охотился на ее творения, как она сама могла видеть во сне эти события? Она ни в малейшей степени не обладала даром ясновидения. Вот только... ведь появление в этом мире существ с ее картин само по себе было волшебством. А если возможно такое,то почему она считает невероятным всё остальное? Раз уж границы реальности раздвинулись, то в наш мир может проникнуть всё, что угодно. То, что до сих пор казалось ясным и безопасным, теперь смешалось и перепуталось.
Если бы хоть кто-нибудь определил новые границы, указал на незыблемые основы, на которые можно опереться. Но единственным человеком, кто мог ей помочь, был Джон, а его-то как раз она и прогнала. Несмотря на всю неопределенность его слов, было совершенно ясно, что он не причинит ей зла. Теперь некому было довериться, и никто не обладал необходимыми знаниями. В волшебном мире, в котором она оказалась, были только Джон и Рашкин.
Перед глазами Иззи снова мелькнула стрела арбалета, неумолимо нацеленная в грудь крылатой кошки.
«Это только сон», — еще раз сказала себе Иззи, словно, повторяя, она могла превратить эти слова в истину. Расставленные на мольберте картины говорили об обратном, но Иззи не знала, что и подумать. Ведь Рашкин сам показал ей, как вызывать из потустороннего мира этих существ. Зачем ему охотиться на них, зачем он пытается навредить ей?
В конце концов Иззи поняла, что ей не к кому обратиться за помощью. Она оставила картины на мольберте, вышла из студии-теплицы и заперла за собой дверь. Пора было отправляться в мастерскую, где ее ждал Рашкин.
«Если он и будет злиться, то только из-за опоздания», — говорила себе Иззи. Он ведь ей не враг. Рашкин может испытывать неприязнь к Джону, но не к Иззи, которую он так долго обучал. В старом художнике так много светлого таланта, что он старается и ее наделить таким же светом, а значит, не может быть врагом.
Вскоре Иззи добралась до студии на Стэнтон-стрит и, едва взглянув на своего учителя, поняла, что он не просто сердится. Рашкиным овладел очередной приступ безудержной ярости. Иззи попятилась, чтобы выскочить за дверь и не попасть под горячую руку, но Рашкин ее опередил. Он проворно подскочил, схватил ее за руку и втолкнул в комнату. От сильного толчка Иззи потеряла равновесие, налетела на свой мольберт и, упав на пол, опрокинула его на себя.
— Как ты посмелаза мной шпионить? — заорал Рашкин.
Она попыталась подняться на ноги, но лямки рюкзака зацепились за ножки мольберта, и она не успела увернуться. Рашкин набросился на нее; первый удар ботинка попал в бедро, потом в живот, потом в голову. Иззи закричала от боли.
— Ты маленькая мерзкая змея! — продолжал он орать. — И это после всего, что я для тебя сделал!
Не останавливаясь, он наносил новые удары. Иззи наконец удалось отодвинуть мольберт и подняться на ноги, тогда Рашкин пустил в ход кулаки и снова швырнул ее на пол. Ей лишь оставалось свернуться клубком и попытаться переждать бурю. Рашкин продолжал ругаться и размахивать кулаками, попадая по мольберту и стенам почти так же часто, как и по девушке. Она никак не могла понять, в каком предательстве он ее обвиняет. Но это уже не имело значения. Лишь бы прекратились бесконечные удары. Наконец ярость иссякла, Рашкин упал на колени рядом с избитой девушкой и запричитал.
— Ох, Изабель, — стонал он. — Что я наделал? Что я наделал? Сможешь ли ты когда-нибудь меня простить...
«Нет, — решила про себя Иззи. — На этот раз прощения не будет». Но она не могла произнести ни слова. Разбитые губы свело от боли. Каждый вздох отзывался в груди словно поворот ножа. Она дрожащими пальцами отпихнула от себя сломанный мольберт и попыталась подняться. Но смогла только встать на колени. Сквозь пелену слез она видела перед собой коленопреклоненного Рашкина, словно оба они находились в храме боли.
— Уходи, — хрипло заговорил он. — Уходи прочь. Скорее. Пока можешь. Пока безумие снова не завладело мною.
Иззи хотела уйти, но боль была слишком сильной.
— Я... я не могу.
При первом же движении Рашкина Иззи испуганно отшатнулась. Но он встал на ноги, подхватил ее под мышки и почти поволок к выходу. В открытую дверь ворвался поток морозного воздуха и немного оживил ее, но перед глазами всё кружилось. Рашкин вытолкнул ее наружу, но Иззи осталась в снегу на верхней площадке лестницы, не в силах спуститься на землю. Дверь студии распахнулась снова, и девушка пригнула голову, но недостаточно проворно.
— Убирайся! — крикнул Рашкин и бросил ее рюкзак.
Этого толчка было достаточно, чтобы Иззи покатилась по металлическим ступеням. Накопившийся за ночь снег нисколько не уменьшил силу ударов.
Падение показалось бесконечно долгим, но наконец Иззи очутилась у подножия лестницы. Она осталась лежать в снегу, стараясь дышать неглубоко, чтобы уменьшить острую боль в груди. Наверху хлопнула дверь, но глаза словно затянуло пеленой, Иззи почти ничего не видела.
Ухватившись за перила, она смогла сесть, но не успела выпрямиться, как пришлось снова согнуться, выбросив в снег остатки завтрака. Голова чуть не упала прямо в дурно пахнущую лужицу. Иззи задрожала не столько от холода, сколько от боли и потрясения. Прошло немало времени, прежде чем она собралась с силами и сумела подняться на ноги.
Иззи потеряла всякую надежду добраться до дома. Трижды по пути к своей квартире она валилась с ног, но никто из прохожих не остановился, чтобы помочь. Они только отворачивались и ускоряли шаг. Ее принимали за пьяную или наркоманку. Иззи упрямо поднималась и ковыляла дальше, придерживаясь одной рукой за стены домов. Другой рукой она сжимала лямки рюкзака. Иззи не знала, по какой причине она не бросила его сразу, но ей казалось, что стоит разжать пальцы, как она лишится последних сил, никогда не доберется до дома, не выживет, не избавится от боли.
Так шаг за шагом она продолжала брести по улице, превозмогая боль и таща за собой рюкзак.
VIII
Кэти в своей спальне трудилась над новой сказкой, когда слабый стук у входной двери отвлек ее от работы и заставил пойти выяснить, что случилось. Она распахнула дверь и в первый момент даже не узнала подругу. Иззи прислонилась к косяку, обхватив себя руками за плечи. Рюкзак валялся у ее ног. Когда она подняла голову, Кэти увидела ее лицо и в ужасе замерла.— Извини, — пробормотала Иззи. — Никак... не могу... ключ...
— О боже, — воскликнула Кэти. — Что с тобой случилось?
Иззи попыталась сфокусировать взгляд, но перед ней плясали лица трех или четырех Кэти, и все они казались ужасно расстроенными. Она попробовала улыбнуться, чтобы успокоить соседку, и сказать, что всё не так уж плохо, как кажется, но разбитые от ударов и бесчисленных падений губы свело так, что, произнеся первую сбивчивую фразу, теперь она могла выдавливать только отдельные звуки.
— На... меня... напали, — едва выговорила она.
Иззи сама удивилась своим словам. Почему она не сказала правду? А что произошло на самом деле? Чем больше она старалась вспомнить, тем меньше была уверена. Воспоминания и вчерашний сон сплелись в ее голове в один тугой клубок. Рашкин, Джон и Пэддиджек. Рашкин нападает на нее. Рашкин нападает на Пэддиджека. Джон нападает на Рашкина. Стрелы арбалета, мертвые крылатые кошки, разноцветные ленты, пляшущие под дуновением ветра и издающие при этом странный деревянный стук. Бесконечное падение со ступенек в снег. Это она упала или Пэддиджек? Или они оба?