– Я не могу так сразу решить – не каждому объяснишь, почему я не смогу сделать это сама, тем более мои друзья знают мою машину, – выпалила я.
   – Твоей пользоваться нельзя, – прислонив палец к губам, призвал меня к тишине Станислас.
   – Галина! – осенило меня.
   – Кто это?
   – Моя соседка, девушка особенная, вопросов лишних задавать не будет, поскольку сама их не любит. Она порноактриса, – объяснила я.
   Зеленые глаза Станисласа расширились, затем в них промелькнула веселая искорка.
   – Свяжись с ней, – попросил он.
   Я набрала номер.
   – Галя выйди на балкон, только ничему не удивляйся, – скороговоркой в трубку сказала я и отключилась.
   Я немного отогнула край шторы и, пригнувшись, выбралась на застекленный балкон.
   По замыслу зодчего, в бетонном простенке между нашими балконами, находился проем, многими жильцами забетонированный, заложенный кирпичами или прочими материалами.
   Мы с Галиной решили наглухо не замуровываться, в нашем проеме заслон отодвигался, и мы вполне могли проникнуть друг к другу, в случае нужды, не рискуя при этом жизнью перелезая через балконы. Я отодвинула заслон и увидела встревоженное лицо Галины.
   – Сашка, что случилось? – тихо спросила она.
   – Галь, пожалуйста, ничего не спрашивай, вот тебе ключи от серой восьмерки, она припаркована у первого подъезда, номер "у228ме". Отгони ее к Черному озеру, там полно отдыхающих на машинах.
   – Саш, сейчас восемь часов утра! – остановила меня Галина.
   – Галка, надо оставить ее в людном месте, на твой выбор, – поправилась я. – Мою "ласточку" тоже надо отогнать.
   При этих словах сердце мое обливалось кровью, а рука с жалостью сжимала ключи от "Дэу".
   – Галя, если я пропаду на какое-то время, присмотри за Базилем, умоляю!
   – Ну и вляпалась ты, Исаева, – сказала Галина, качая головой. – Ладно, как исполню, стукну тебе в стену, сиди не высовывайся.
   Я задом попятилась в комнату, немного запутавшись в шторе. Картина, которую я увидела по возвращении, умилила меня. Базиль уютно расположился на руках Станисласа, словно младенец на руках матери. Станислас был доволен. Улыбаясь, он с симпатией спросил:
   – Уу, котище, как зовут?
   – Базиль, – ответила я, любуясь любимцем, – где ты отловил его?
   – Сам пришел, – сказал Станислас, гладя шерстку.
   – Вообще-то, чужих он сторонится, – пояснила я.
   – Значит, я не чужой, – обрадовался он.
   – Я попросила Галину присмотреть за ним, на всякий случай, вдруг нам придется уйти отсюда.
   – Жаль, я бы никуда не уходил. А соседка вернется? – глаза Станисласа блеснули интересом.
   – Да, вернется. Станислас, помни, она порноактриса, но не проститутка.
   – Александра!
   – Что, Александра? Галина рассказывала мне, что мужчины часто ставят знак равенства между этими двумя профессиями. Галина актриса.
   – Не ревнуй, – вдруг неожиданно заявил Станислас, прервав мою речь.
   Я открыла рот, что бы возразить ему, но, подумав, решила, он прав! Я действительно ревную, за интерес, проявленный к незнакомой ему Галине. Ничего не сказав, я ушла на кухню приготовить завтрак. Я сделала салат, приготовила бутерброды, разлила сок по стаканам и поставила на поднос тарелки и приборы.
   Станислас накинулся на меня с упреками, что бросила его одного. Но упреки были недолгими, взяло вверх чувство голода.
   – Нельзя здесь оставаться, – сказала я, откусывая бутерброд, – еды не приготовить, засекут по счетчику. Светом пользоваться нельзя. Надо уходить в безопасное место. Владимир Станисласович уже поднял всех на ноги. Я не явилась утром, ты исчез. Прокрутят видеопленки, и нагрянут к нам.
   – Может сдаться отцу и отсидеться в теплом местечке у моря, где-нибудь в Бангкоке, а, Александра?
   – Ты забыл про Ставицкого. Доказательств на шефа департамента по безопасности у нас нет. Кристально чист. А нас найдут на следующий день. Там, в Бангкоке, и похоронят. Наше преимущество будет в том, если никто не будет знать, где находимся мы и файлы "Глоуб Коммьюникейшн". Вот когда мы их опубликуем,…развалим "Глоуб", тогда и отдохнем. Наши жизни их интересовать не станут. Разве что, месть.
   – Я чувствую, у тебя есть мысли, может даже план, – внимательно посмотрев на меня, сказал Станислас.
   – Есть кое-что… Надо добраться до моей тетки, она живет недалеко, в пригороде.
   – У нее останемся?
   – У нее нельзя, вычислят.
   – Так, что?
   – У тетки в сарае стоит старая "Волга" моих родителей. На учете она не стоит, никто на ней не ездит, а нам мобильность нужна. Жить будем рядом с теткой, в заброшенной соседской деревне, там у моих родственников дом был. Условия ужасные, но нам выбирать не приходится.
   – В деревню к тетке, в глушь, в Саратов… – пропел Станислас.
   Я отчитала его за легкомыслие:
   – Это не прогулка, мы спасаем свои шкуры. К тому же, надо передать разработки в патентно-лицензионную комиссию, ты должен представлять "Хадраш текнолоджи". Лишь после этого можно вздохнуть.
   Станислас посерьезнел и принял свой надменно директорский вид:
   – Неужели ты считаешь, что я забыл цель, ради которой рискую жизнью?
   В такие минуты я сразу вспоминала кто он и кто я. "Спасая наши шкуры" я немного забылась, Станислас Хадраш не просто мужчина, с которым я выбираюсь из передряги, он мой работодатель. Это я всегда понимала правильно и уважала. Я встала, промокнула губы салфеткой и вытерла ею пальцы:
   – Извини, Станислас, конечно я так не считаю, – сказала я, и вышла в кухню. За спиной я услышала:
   – Ну вот, обиделась…
   Я вымыла посуду и заварила чай. В стену чем-то глухо стукнули. Бросив кухонное полотенце на стол, я направилась на балкон. Галина отодвинула заслон и ждала моего появления.
   – Всё сделала, как ты велела, – отчиталась она.
   – Спасибо Галя, – поблагодарила я, и без перехода, – у тебя случайно нет мужской одежды?
   – Ну, ты даешь Исаева, кавалера отхватила и уже раздетого! – восхитилась Галина.
   – На пляже, что ли познакомились?
   – Если бы, из больницы увела, – призналась я.
   – На кой он тебе больной?
   – Подлечу немного, может, из благодарности женится, – пошутила я.
   – Сколько волка не корми… Поищу в шкафу, были Васькины тряпки, все в автомобиль не поместились, когда от меня улепетывал.
   – Поищи уж, будь любезна. Позарез надо.
   – Размер у твоего Ромео, какой?
   – Сорок восемь, наверное, или пятьдесят…
   – Васькины великоваты будут.
   – Велики, не малы. Если что, подвяжем. Но главная проблема – обувь. Размер… вот такой, – я развела ладони в стороны, и прищурила глаз.
   – Поняла. Жди, как буду готова, стукну в стену.
   Я пробралась с балкона в комнату. Станислас вопросительно смотрел на меня, призывая поделиться новостями. Из-за вредности я хотела оставить его ни с чем, но сердце у меня доброе и я тихо сказала ему:
   – Машины отогнаны. Галина подберет тебе одежду и обувь. Пока я вожусь на кухне, подумай, как нам выйти незамеченными из дома.
   Я развернулась и, не ожидая ответа или возражения, отправилась на кухню подготавливать чайный стол. Конфеты, печенья, любимые мной и Базилем соленые крекеры. Станислас потер руки и устроился поудобней на моей тахте.
   – Зеленый с жасмином! – Станислас вдохнул аромат, исходящий от наливаемой мной чашки. – Ты знаешь мой вкус, Александра!
   – Я много общалась с твоими медсестрами.
   – Они жаловались на мои капризы?
   – Нет, ничего экзотического ты не запрашивал…
   – Конечно, я простой парень, – он с самодовольным видом надкусил крекер.
   – Кроме, разве, акульих стейков, салата с корнем женьшеня и нектара из розовых лепестков, ванили и мяты, – ввернула я.
   – Исключительные вещи для поправки здоровья, – ничуть не смущаясь, сказал Станислас.
   – И мощные афродизиаки, – добавила я, вспомнив его поцелуи.
   – Ради мужского здоровья…- протянул Станислас, и положил свою ладонь на мое колено. – Мы оба в этом заинтересованы.
   Я округлила глаза. Вот как! Он рассчитывает не только на мою помощь! Может, таким образом, он хочет отблагодарить меня? И когда же? Прямо сейчас?
   Глухой, негромкий удар в стену прозвучал в нависшей тишине, и меня сдуло с тахты на балкон. Галина, и как вовремя! Я не знала бы, что делать с выспавшимся и насытившимся мужчиной. Основной инстинкт побеждает страх перед неизвестностью.
   – Саш, из одежды я нашла кое-что, а из обуви, извини, только сланцы.
   – Спасибо тебе, Галя, что ж сланцы, так сланцы, не зима ведь.
   – Саш…
   – Что?
   – Покажи его, страсть как любопытно!
   – Как я тебе покажу? – задала я глупый вопрос.
   – Пригласи меня, якобы, на примерку… Не бойся, я отбивать не буду.
   – Я и не боюсь. Он не мой кавалер. Просто мы в сложной ситуации…- и вдруг решила. – А в прочем, пролезай на мой балкон, пойдем, представлю.
   Галина до конца отодвинула заслон и с трудом протиснулась в проем. Пригнувшись, мы нырнули в мою комнату. Станислас сидел на тахте с обнаженной грудью и, прикрыв одеялом ноги, с удивлением смотрел за нашими передвижениями. Я встала в полный рост, Галина последовала моему примеру.
   – Станислас, познакомься, – начала я, – это Галина, моя соседка и наш добрый ангел.
   Станислас изобразил на лице радостную улыбку, а глаза шарили по лицу и фигуре Галины.
   – Галина, это Станислас Хадраш, сын моего босса, – с удовольствием представила я его Галине. Улыбка Станисласа преобразовалась в гримасу, словно он надкусил лимон.
   Галина была удивлена моему близкому знакомству с сыном Великого Хадраш, и, протянув Станисласу со сложенными пальцами ладошку, от растерянности представилась своим сценическим именем:
   – Галатея… ой, Галина, прошу прощения.
   – У вас красивое имя, – сказал он, и пожал ее руку. – Станислас.
   – А у вас редкое, – не осталась в долгу Галина.
   – К делу, – прервала я обмен любезностями.
   Станислас натянул одеяло до подбородка, будто защищаясь от нас, и испуганно смотрел, как мы с Галиной разглядываем и обсуждаем размер джинсов, рубашек, вечернего костюма и других мужских принадлежностей, принадлежащих когда-то звезде отечественного порно, практически российскому Рокко Сифреди, Василию Калачникову, прозванному "Калашом" за сходство его мужского достоинства с известной маркой автоматической винтовки. Вечерний костюм был нами отвергнут, по причине отсутствия подходящей обуви. На мой взгляд, к имеющимся сланцам, подошли бы светлые хлопчатобумажные брюки и розовая (Каково! Браво, Василий!) шелковая рубашка. Станислас заартачился, и наотрез отказался надевать что-либо розовое.
   – Ну, хоть бы кроссовки оставил! – сетовала Галина. – Сейчас бы мы вас приодели, Станислас, а так ничего не остается, кроме как розовой рубашки.
   – Станислас, мы будем передвигаться ночью… – начала я.
   – Но на общественном транспорте, – продолжил он.
   – Это временно, – заверила его я, – только доберемся до тетки, там купим и обувь, и приличную одежду. Какая понравится.
   Под нашим давлением, Станислас, скрепя сердце, согласился. Галина, собрав не пригодившуюся одежду, откланялась, пожелав нам удачи, и испробованным путем вернулась в свою квартиру.
   – Ты подумал, как мы будем покидать это жилище? – обратилась я к Станисласу.
   Станислас откинул одеяло, опустил ноги на пол и внимательно разглядывал их, поворачивая стопы по часовой стрелке и против.
   – Еще бы день, – проговорил он.
   – Нет у нас и лишнего часа, – сказала я, – уходить будем вечером, по темноте.
   Галина рассказала мне, что какие-то странные личности, расхаживают в нашем дворе и соседних, дежурят около подъезда.
   – Крыша, – сказал Станислас.
   – Я тоже так думаю, – одобрила я. – Дверь на чердачное помещение закрыта на висячий замок, но снять его можно. Замок висит на петлях. Свернуть шурупы петель шуруповертом пол секунды и вполне бесшумно.
   – Пройти через крышу и выйти из последнего подъезда… Но там тоже замок, и он закрыт снаружи.
   – Опять просить Галину. Что бы мы без нее делали? – развела руками я, и стукнула в стену соседке.
   Объяснив Галине, когда и как устранить препятствие, я вернулась в комнату.
   Станислас сидел с задумчивым видом, рядом с ним спал, свернувшись и подогнув лапки Базиль. Бедняжка, подумала о нем я, сколько времени тебе придется провести без любимой хозяйки? Станислас поднял на меня зеленые глаза и спросил:
   – У тебя есть краска для волос?
   – Я не крашу волосы, – ответила я.
   – Перекись водорода?
   – Есть в аптечке.
   – Тащи сюда.
   Я принесла початый пузырек. Станислас взял его, повертел, посмотрел на свет.
   Причмокнул.
   – Это всё? – снова спросил он.
   – Нет, еще два имеются. Не открытых.
   – Давай, давай! – поторопил меня он, помахав кистью, как пропеллером.
   Я принесла. Станислас велел мне отыскать белую простынь, принести с кухни глубокую фарфоровую тарелку и зубную щетку. Я не посмела спросить для чего такой странный набор, потому, что в этот момент он был похож на Рэмбо, мастерящего взрывные устройства из подручных материалов. Я доверилась ему. Когда всё было собрано и подготовлено по велению Станисласа, он торжественно объявил:
   – Сейчас, я буду красить тебе волосы.
   – Ни за что, – четко и раздельно отрубила я.
   – Тогда я ни за что не надену розовую рубашку. Я ведь жертвую собой ради общего дела. Вот и ты пожертвуй, – достаточно убедительно сказал он, и добавил. – Описания нашей внешности уже изучены ими.
   Я села на тахту, накрыла плечи простынею, и приготовилась к экзекуции. Станислас потер ладошки, он так делал всегда, когда ему предстояло что-то приятное. Взял в правую руку зубную щетку, в левую тарелку с плескающейся в ней перекисью.
   – Ну-с, преступим, – сказал он.
   – Не сожги мне волосы, – попросила я, – лысая женская голова будет привлекать излишнее внимание.
   Я еще пробовала шутить. Станислас с неожиданным проворством, словно занимался этим не один год, начал наносить перекись на мои волосы. Затем накрыл их простынею и велел мне сидеть, не двигаясь, двадцать минут. Через положенное время, я заерзала и стала просить его посмотреть на мои волосы. Он посмотрел, удовлетворенно хмыкнул и сказал, посмотрев на часы:
   – Еще… минут десять.
   – Ты сумасшедший! – тихо заверещала я.
   – Десять минут, – повторил Станислас, держа меня за кисти рук, что бы ни сдернула простынь.
   Через десять минут он разрешил мне снять повлажневшую простынь и велел смыть перекись. Я с замиранием сердца отправилась в ванную. Результат превзошел мои ожидания, тщательно промыв волосы я взглянула в зеркало. Блондинка. Яркая блондинка. Ослепительная блондинка. Мокрые волосы торчали в разные стороны. Я напоминала Страшилу из детской сказки "Волшебник страны Оз". Стараясь не разреветься, я высушила волосы феном и попыталась уложить их. Немного лучше.
   Волосы блестели и рассыпались по плечам. Я приоткрыла дверь и выглянула в коридор. Тишина. На цыпочках я прошла в комнату. Станислас читал статью в "КомпьюАрт".
   Он поднял на меня глаза, они зелено и лукаво блеснули, прошептал:
   – Шикарно!
   – Ты смеешься надо мной, – укорила его я.
   – Нет, правда, не хватает только красной помады, – серьезно заявил он.
   – И на вокзал, меня там примут за свою. Не дождешься, я помадой не пользуюсь, только гигиенической.
   – Придется занять у Галины.
   Меня вдруг будто молнией поразило. Сдержаться я не смогла, поэтому, немного позволив себе быть язвительной, сказала:
   – Знаешь, у тебя испорченный вкус. Я только сейчас поняла, кто является прототипом моего сегодняшнего имиджа. Красотка на картине, висящей в твоей гостиной!
   – Чем она тебе не нравится?
   – А чем она нравится тебе? Знаком с художником и было неудобно отказаться от "шедевра"?
   – Я автор этой картины, – ответил Станислас, явно собираясь отстаивать ее достоинства.
   – Ты?!!
   – Чему ты так поражена? Не ожидала убедиться в моих талантах?
   – Я…яя…я когда ее увидела…она действительно…она произвела на меня неизгладимое впечатление. Кто модель?
   – Модели не было. Эта женщина из моего сна.
   – Жутковатые у тебя сны, Станислас. Не сны, а ночные кошмары.
   – Мне она нравится, – признался он.
   – Хорошо, насчет женщины понятно, она твой идеал. А паук? Это что за аллегория? – я атаковала его вопросами.
   – Это ее любовь. Прошедшая, – после паузы уточнил он.
   – То-то ее перекосило, бедняжку. Станислас, что за игрушки были у тебя в детстве?
   – Как у всех, – огрызнулся он, и перехватил инициативу. – Вижу, ты мою картину рассмотрела до деталей. А что еще ты видела в моем доме? Уверен, ты всюду сунула свой нос.
   Я замялась от неожиданного нападения. Соврать? "Я ничего не видела, Станислас!".
   Как он сверлит меня глазами и ждет ответа! С ответом я затянула, теперь красиво соврать не получится. А почему не сказать правду? За любопытство еще не казнили.
   Я буду первой жертвой.
   – Хм, хм, – начала я – Ну, ты правильно заметил, что картину я внимательно изучила. Ты был мне интересен, ведь мы только познакомились, а тут настолько неожиданно, оригинально, – быстро поправилась я. – Конечно, разница между стилями гостиной и кабинета разбудила мое любопытство,…и я осмелилась заглянуть в спальню. Всего лишь заглянула.
   – И не копалась в шкафах?
   – Нет.
   – Не разглядывала мою аптечку?
   – Нет!
   – Не рылась в бумагах?
   – Нет!!!
   – Не прилегла на мою постель?
   – Нет… прилегла.
   – Я так и знал! Ни одна не устояла против такого ложа. Ай да Сауд! Это мой дизайнер по интерьерам. Как в воду глядел, а я, дурак, упирался. Мне такая восточная роскошь не понравилась, но он смог убедить меня пригласить даму.
   Реакция была, я скажу тебе, супер! Еле выдворил на вторые сутки. Не знаю, что вас так привлекает, но я был уверен, что ты не смогла противостоять соблазну "прилечь".
   Я не покраснела, я была бордовой от стыда. Станислас, наоборот, не увидел в этом ничего особенного, подумаешь, очередная женская слабость. День перешел на вторую половину, часы безжалостно бежали. Галина принесла нам кастрюлю горячего борща, и мы устроили настоящий обед. Галине неожиданно понравилась моя новая прическа.
   Я завязала волосы в два хвостика и опустила на лоб челку. Они заставили меня накрасить губы ярко красной помадой, и мое сходство с куклой из сексшопа только увеличилось. Мы шутили и беззвучно смеялись, зажимая рты ладонями. Станислас как-то по-особому смотрел на меня, изучая мое изменившееся лицо, я ведь стала похожа на его богиню. Выдав Галине последние инструкции, Станислас велел всем отдыхать. Мы снова оказались на моей тахте в непосредственной близости друг к другу. Я закрыла глаза и затаила дыхание. Сердце билось так, будто из дырявого мешка, со стуком, на пол сыпались горошины. Рука Станисласа легла на мой плед. Сквозь ткань я чувствовала ее тепло, и оно разливалось по моему животу, там, где она совершала поглаживающие движения.
   – Станислас… – почти простонала я, возражая.
   Он приподнялся на локте, приблизил свое лицо к моему, и потянулся к губам.
   Остановившись в миллиметре от моих губ, он прошептал:
   – Я долго ждал этой минуты. Не противься. Пожалуйста.
   Я не противилась. Он захватил мои губы своими, и мое тело стало предательски отвечать на его ласки, в то время как разум призывал остановиться. Руки и губы Станисласа не чувствуя препятствий вытворяли фантастические вещи, я читала об этом в "Энциклопедии для молодоженов", когда захотела быть немного подкованной хотя бы теоретически. О стыде я не думала, я полностью сдалась на милость победителя. Я покорилась моему господину, и послушно поднимала бедра, опускалась на локти и лишь сжимала зубы, преодолевая боль, и зажмуривала глаза. Тело мое кричало. Я казалась себе разорванной на куски. Станислас походил на зверя, ошалевшего от крови, он не в силах был остановиться и прекратить мои пытки. Он вознамерился добиться моего оргазма, и если бы не мои слезы, он вдавил бы меня в пружины моей девичьей тахты. Приблизившись к пику, он впился в мои губы поцелуем, и я почувствовала его стон, раздавленный нашими языками. Он долго не отпускал меня, целуя припухшие губы, лоб, шею, мои ослепительно блондинистые хвостики волос. Я мечтала о свободе и душе. И опять он не отпустил меня. Сказал, что в душ мы идем вместе, что прений не будет, и я выбрала из двух зол меньшее, сгребла с тахты испорченные простыни и, поддерживая Станисласа, посеменила в ванную. Станислас ожидал меня под струями теплой воды, а я задержалась у зеркала.
   Женщина.
   На меня смотрела миловидная женщина с немного уставшим, но сияющим лицом, словно она знает секрет и хочет им поделиться, но обещала хранить его в тайне. Этот секрет жжет ее изнутри и от этого ее лицо светится. Легкий румянец стыда при воспоминании о прошедшем, шум воды и фырканье обнаженного мужчины за шторкой ее ванной комнаты.
   – Сашенька, ну где же ты?
 

Глава шестая

 
   – Ключи от квартиры, корм для Базиля, деньги на всякий случай, заплатить за телефон и прочее… в общем, не поминай лихом, – я прощалась с Галиной и давала ей последние наставления. – Галина, не мне тебе говорить, кто бы ни спрашивал, ты нас не видела, Станиясласа не видела никогда, со мной отношений не поддерживаешь.
   Я чмокнула Галину в щеку, Базиля в нос. Станислас поблагодарил ее за помощь, щекотнул кота за ушком и кивнул мне головой "пора". Мы находились в квартире Галины. В полной экипировке. Выходить будем от нее, если на площадке гости, то мы друзья Галины. Галина чуть ранее сняла замки с чердачных дверей в нашем и последнем подъездах. Путь открыт, главное разыграть по нотам, а там свобода. Мы вышли на лестничную клетку. Никого. Галина тихо закрыла за нами дверь, и мы бесшумно стали подниматься по лестнице, к двери, ведущей на крышу. Тяжелая дверь с трудом оторвалась от металлических наличников, я подперла ее плечом и удерживала за ручку, избегая удара о стену. Приложив дверь к стене, мы, прошагав еще несколько ступенек, оказались на крыше. Дул теплый летний ветерок. Какие-то странные птицы, нахохлившись, сидели на усах телевизионных антенн. Гудрон, нагретый за день, проминался под весом наших тел. Сланцы Станисласа со смешным чмокиванием отрывались от него. Неподходящая обувь для побега. Снова тяжелая дверь, ступеньки, грохочущий лифт, в котором я, держа Станисласа за руку, просила его крепиться, стараться не хромать и изображать влюбленную парочку под хмельком. Станислас закрыв глаза, кивал головою. Первый этаж. Наш выход. Вуаля.
   Мы тащились по темному, с редкими фонарными столбами двору. Двое на лавочке, в песочнице, под детским грибком. У нашего подъезда один и еще один виден сквозь стекло освещенного подъездного окна, у почтовых ящиков. При нашем появлении они будто напряглись, и напряженность эта ощущалась в воздухе, в исходящем от асфальта тепле. Шарканье наших шагов раздавалось по всему двору. Где-то в доме залаяла собака и странные птицы, вспорхнув с крыши нашего дома, перелетели на соседний. Мы шли и молчали. Проигрывая ранее эту ситуацию, мы решили, что надо о чем-то говорить, ссориться, но сейчас мы шли и молчали. Паника стала охватывать меня, язык мой не поворачивался от страха, горло сжал ужас.
   – Зараза, – вдруг пробасил Станислас. – Не дала с Вадиком поговорить. С тобой, что ли общаться? Выдра.
   – Поговорить…- закривлялась я, словно твердая рука дернула меня за веревочки.
   – Всё надо называть своими именами. Выпить.
   – Ну и выпить, так что ж?
   – Выпить у вас с Вадиком не получается, а получается, нажраться, – говоря это я подхватила Станисласа под руку и со злостью поволокла к выходу со двора.
   – Выдра! – заревел Станислас.
   Мужики хмыкнули. Происходящее веселило их. Мы, ускорившись на последних метрах, дали последний залп:
   – Иди, скотина, из-за тебя теперь на такси раскошелишься, не в метро же с такой рожей… – причитала я.
   – Тебя же с такой рожей пускают и ничего, – покачиваясь, заявил Станислас.
   Мужской смех раздался из песочницы. Стукнув Станисласа кулаком по спине, я потащила его к проезжей части. Уехать бы быстрей, и как назло ни одного частника.
   Пройдя еще несколько метров, мы остановились в спасительном далеке от моего дома.
   В зале ожидания, на автовокзале я посадила Станисласа на обитую дерматином скамейку, а сама встала в очередь за билетами. Я то и дело поворачивала голову и смотрела на Станисласа и на двери в зал. Станислас держался неплохо, большую часть нашего пути мы проделали на стареньком "Москвиче", с разговорчивым и добродушным водителем, выехавшим, как он выразился, "бомбить" по ночному городу.
   Желающих ехать в ночь, на автовокзале было немного, пять человек к кассе, передо мной, и с десятка два на дерматиновых скамейках. Люди основательно располагались на ночь, подкладывали под головы ручную кладь, укрывали немногочисленных детей кофтами или пиджаками, доставали свертки с бутербродами на поздний ужин.
   Противно засосало в желудке, от стресса захотелось есть. Одурманивающий запах сырокопченой колбасы донесся до меня от ближайшей скамьи, где пожилая женщина уговаривала перекусить своего сорокалетнего сына. Сын отказывался, и стеснялся материнской настойчивости, она же разложив огромный носовой платок, вытаскивала на свет божий куски вареной курицы, яйца, хлеб, помидоры и в довершении всего небольшой термос. Голова моя закружилась, и я схватилась за металлический поручень, кстати продернутый сквозь петли гранитных подоконников соседних касс.