– Вот это динозавр… – восхищенно протянул Станислас. Я была счастлива, что ему понравилась отцовская машина. Я оставила его осматривать "старушку", а сама заторопилась приготовить обед.
Дров Станислас приготовил много. Поленьев собрал по окрестным клетям, наколол и щепок и чурок, и обрубки сложил горкою. Схватив охапку, я вошла в избу. Открытые настежь, навстречу палящему полуденному солнцу, окна сотворили чудо, сквозняк прогнал затхлый запах, и в доме было светло и уютно, несмотря на убогую обстановку.
– Сейчас, сейчас,- погрозилась я, -…только печку растоплю.
Пока занималась щепа и обрубки, я начистила картошки, достав чугунок, плеснула воды, почистила тряпочкой, и насухо обтерев, удовлетворенно вздохнула. Чугунок с картошкой, накрытый деревянной крышкой, был помещен в устье печи и закрыт заслоном. Чайник с тусклыми от времени эмалированными боками закипал на платформе. Я накрыла с треснувшей полировкой стол, застиранной до состояния марли скатертью, овощи и хлеб нарезала и разложила по кое-где треснувшим тарелкам с надписью "Приятного аппетита".
Станислас шагнул в горницу и потянул носом. Схватил кусок хлеба со стола и откусил половину.
– Немедленно положи назад. Вымой руки, – приказала я, и сделала паузу. – Я позову тебя к столу, когда всё будет готово.
– Один кусок всего… – возмущенно проговорил опешивший от моих приказаний Станислас.
– Дисциплина это… – начала я.
– Протестую, мы в деревне, не на светском рауте! – напомнил Станислас.
– Так давайте теперь грязными руками, тайком хватать еду с тарелок, – продолжала возмущаться я, явно преувеличивая проступок Станисласа.
Опять же из чувства протеста, он, с показной неторопливостью, положил оставшуюся половинку хлеба себе в рот и, жуя на ходу, отправился мыть руки.
– Протестант! – взвизгнула я.
В ответ Станислас громыхнул ведром.
Глава седьмая
Знала бы моя тетка Анастасия, чем занимается ее крестница, в нескольких километрах от родного дома, оттаскала бы меня за косы, отхлестала бы кухонною тряпкою и выставила б на порог, на все четыре стороны. Крестница в чем мать родила, утомленная жаркими объятиями своего любовника и печного жара, возлежала на полатях, на пестреньком лоскутном одеяле и накручивала на палец темные колечки волос его лобка. С цветом моих волос отношение Станисласа ко мне странным образом изменилось. Я не была знатоком отличий влюбленного мужчины от буднично-банального типа встречающегося в быту, но сердце подсказывало, что это не "на безрыбье", или же "безрыбье" так затянулось, что переросло в настоящее чувство. Он был настойчив, неутомим, безудержно ласков и раскован настолько, что чудовищные вещи, вытворяемые нами, казались мне детскими шалостями. Я не стеснялась трогать его, позволяла рассматривать себя и не сдерживала сдавленные стоны, вырываемыми из моей груди его бесстыдными движениями. Благодаря белесым прядям, за одни сутки из девственницы я превратилась в распутницу, и мое новое состояние безумно нравилось мне и моему растлителю.
– Какая ты неуёмная, – горячо выдохнул Станислас, отзываясь на копошащееся движение моих пальцев, – еще вчера умоляла меня пощадить, слезы лила, а сегодня как голодный щенок, дорвавшийся до пищи…
– Время вспомнить, что оголодавших следует кормить… – прошептала я, но пальцев своих из влажных волос не выпустила.
– Понемногу и постепенно, что бы привыкнуть к пище, не получить расстройства, – шептал мне в ответ Станислас, – у тебя не случится расстройства?
– Случиться, если ты не перестанешь возбуждать меня болтовней, и не займешься делом! – шутливо прикрикнула я на Станисласа, сжав в пальцах и подернув вверх его темный холмик.
– Бессердечная! – воскликнул он.
– Сердечная, сердечная, – я накрыла ладонью его пах и взглянула в лицо Станисласу. Станисласу нравились наши игры. Он пристроил мои ягодицы на своих бедрах, и лоскутное одеяло затрещало старыми нитками, предупреждая о возможной катастрофе.
Ищут пожарники, ищет милиция… Галина взахлеб рассказывала мне, какие слухи проползли по нашему городку, в связи с нашим исчезновением. Первый и самый популярный, влюбленные сбежали от разъяренного отца, противившемуся их браку.
Разъяренным отец был и в самом деле. Владимир Станисласович не предполагал исчезновения своего сына и собственного референта и более того, доверенного лица.
На ноги была поднята местная милиция, собственная служба безопасности во главе, …конечно же, Ставицкого, который беспрепятственно пользовался информацией поступающей со всех постов, как я подозревала, в своих личных целях. Слух номер два предполагал похищение с целью выкупа сына самого богатого горожанина, я же попалась под руку, и, скорее всего меня нет в живых. Против этой версии выступало то, что самый богатый отец до сих пор не получил условий и сумм за освобождение своего непутевого сына. Третий слух вверг меня в безудержный смех, по окончании которого Галина заверила меня, что он имеет право на жизнь.
Заключался он в абсолютно непроверенной информации, что референт Хадраш-старшего до невозможности красива и, прельстившись неземною красотою, Хадраш-младший похитил красавицу и держит пленницей где-то в теплых краях.
– Васька вернулся, – под занавес решилась признаться Галина.
– Приняла? – со вздохом спросила я, заранее зная ответ.
– Кому я еще нужна? – тоном мученицы произнесла Галина.
Вот это были враки. Местные любители этого искусства очень высоко оценивали ее кинематографические качества, холеное тело, шикарную улыбку, аппетитные формы.
Зная любимые эскапады и поведенческий стиль Калаша можно предположить, что неоднократно Галина будет принимать этого "блудного сына отечественной порноиндустрии" назад. Актрисам этого жанра платят куда больше, чем актерам, но при этом женская жизнь в "искусстве" куда короче мужской. Что будет с их "горячими" отношениями?
– Не прибедняйся, – наконец ответила я на риторический вопрос Галины.
– Долго бегать будете? – спросила она, удовлетворенная моим ответом.
– Черт, – ругнулась я, – когда я остываю от любовных утех, то начинаю думать, что-то в этом есть такое,…какая-то нестыковка. Судя по тому, что наши конкуренты были готовы на решительные меры, а об этом свидетельствует и выведение из строя охраны, и организованная погоня, но в итоге они удовлетворились нашим отсутствием в городе и только! Ради чего весь этот фейерверк? Зная Ставицкого предположить, что он довольствуется ролью одураченного, по крайней мере, глупо. Но Станислас ведет себя именно так. Он успокоился, Ставицкий ему не преграда. Игорь Александрович всего лишь шеф департамента по безопасности его отца, не противник. Станислас уверял, что посвященных лиц трое. Он сам, Ставицкий и я. Если Ставицкий не "злодей", то им является мой любовничек. Тогда для кого затевался спектакль? Для Ставицкого? Для меня? Какую роль играю во всем этом я? Это меня он хочет одурачить, сделать грязную работенку моими руками, заморочить простушке голову любовной ерундой?
– Стоп, девушка! – Галина прервала поток моих вопросов, в общем-то, обращенных к себе самой. – Тебя послушать, сплошные заговоры! Могу понять и Хадраш и Глоуб, но ты-то тут причем!
– В этом все и дело. Я не причем. Меня к этому привлекли. Я выполняю отвлекающую роль. Ширма. За которой потихоньку творятся настоящие преступления. Отпадает надобность, и ширму сворачивают.
– Как сворачивают?
– Есть много разных способов, но один из них самый верный. Физическое устранение.
Нет человека, нет проблем. Не надо платить за молчание, не надо опасаться шантажа в дальнейшем и так далее.
– Ты так легко об этом говоришь! – Галина закрыла открытый от удивления рот, и в ужасе раскрыла глаза.
– Я прекрасно отдаю себе отчет.
– С ума сойти, Санька! Наш притончик по сравнению с вашим гадюшником – детский сад, ясельная группа. Самое страшное, что у нас может произойти это незапланированный трах, по недоразумению конечно, а так у нас всё по сценарию.
Галина тяжело вздохнула, повернула к себе зеркало заднего вида, растянула губы в ниточку и потерла их одну о другую.
– А сейчас ты куда? – спросила она, повернув ко мне голову.
– Не куда, а далеко ли.
– Прости, прости. Далеко ли?
– По заданию. Немного покатаюсь по городу, загляну в салон, попытаюсь поправить творение Станисласа.
– Будь осторожна, может, ты ошибаешься, что всё притихло?
– Да нет, похоже, мне дали карт-бланш. Кому-то нужно мое свободное передвижение.
Мы расцеловались, и Галина покинула мою "Волгу". В свой любимый салон я заскочила в первую очередь. Мой постоянный стилист Инга ахнула, когда увидела во что превратилась моя голова. Прервав ее стенания, я попросила помочь мне, причем, кардинально не меняя цвет моих волос. Она укоротила мою стрижку, покрасила в более натуральный цвет, втерла ароматический лечебный бальзам, при этом я вновь прослушала городские новости.
– Пропавший Хадраш тот еще ходок!
Пара ее клиенток, в разное время, были его пассиями. Долгими эти отношения не назовешь, каждая была оставлена ради нового увлечения. Что бы девушки ни обижались, одаривал их перстеньками, причем, не отличаясь оригинальностью, покупал всем одинаковые. Зная прижимистость такого сорта людей, Инга предположила, что он покупает их по оптовой цене. В шкафах его спальни наверняка имеется запас, на всякий случай.
– В его спальне нет шкафов, – ляпнула я, не выдержав характеристики возлюбленного, несмотря на свой трезвый взгляд на подобные слухи. Инга застыла с феном в руке, а я попыталась исправиться. – Во всяком случае, так говорят.
– А это правда, то, что говорят о вас? – она стояла, напоминая степного суслика, который для того, что бы обмануть своего преследователя вытягивается в струнку и не дышит.
– А что собственно говорят?
– То, что вы объединились против его отца, и сынок собирается прибрать к рукам папашину компанию?
– Кто говорит такую чушь?
– У меня обслуживается половина женского секретариата "Глоуб Коммьюникейшн".
– Это обсуждают в секретарском отделе Глоуб?
– Животрепещущая тема… – подтвердила Инга.
– Зачем Станисласу обирать своего отца, если "Хадраш текнолоджи" и так достанется ему?
– Говорят, младший Хадраш до того ненавидит своего отца, что готов разорить его, не дожидаясь своего наследства.
– За что же он так истово ненавидит своего отца?
Инга принялась пересказывать городскую легенду. Первая жена Хадраш-старшего якобы была без роду, без племени и женился он по молодости и вопреки желанию своих родственников. Через двадцать лет любовь прошла, и захотел Хадраш-старший взять жену помоложе, к тому же была кандидатура – красавица, опять же из Хадраш.
Не устоял старый Хадраш, бросил старую жену, женился на молодой, но сынку своему единственному завещал свое дело и оказывал всяческую помощь. Сынок не смог простить предательства отца, к тому же старая жена вскоре умерла, не вынеся потери. Помощь он от отца принимал, а сам задумывал, как отомстить. Как еще можно отомстить владельцу самой богатой корпорации? Разорить! И сбежит тогда от старого дурня молодая жена и умрет он в нищете и призрении. Опля!
– Какая чушь, – только и смогла вымолвить я.
Отчего же сотрудников "Глоуб" так занимают семейные отношения Хадраш? Нет дыма без огня. Делился с кем-то своей ненавистью младший Хадраш. С кем-то из своих бывших, имеющих непосредственное отношение к "Глоуб". В "Хадраш текнолоджи" таких сплетен я еще не слышала. Хотя я слишком близко нахожусь к вершине айсберга, где солнечные лучи отражаются от хрустальной поверхности глыбы, а самые нелепые домыслы, сплетни и слухи бродят внизу, в темных водах окружающих ее основание.
Тем не менее, эти сказки навели меня на размышления, и я решила сыграть в свою игру.
Вечером, вернувшись из города, я застала Станисласа за починкой садовой скамейки.
– От нечего делать сделался мастеровым, – прокомментировал он, любуясь на свою работу.
– Красиво, – сказала я.
Увидев зеленые глаза Станисласа, я забыла о своих подозрениях, и сердце моё ухнуло вниз от любви к нему. Он обнял меня, нервно поцеловал и потянул в избу.
– Я ужасно соскучился, отчего ты так долго? Скорее рассказывай, что там творится!
Я бросила чайник на платформу печи и уселась напротив Станисласа, расставляющего чашки. Пока он делал бутерброды, я рассказала ему, не передавая, услышанных сплетен, о встрече с Галиной, о посещении салона и патентного поверенного.
– Ехать к нему придется тебе самому, – сказала в довершении я.
Станислас согласно кивнул головой.
– Но до тех пор в городе тебе появляться не следует.
– Что опасно?
– Да, до встречи с поверенным нельзя обнаруживать себя, иначе вся затея полетит к черту.
– Хорошо, согласен.
– Надо собрать все части воедино и выбрать день "для регистрации интеллектуальной собственности", так пышно выразился Уточкин Герман Осипович.
Я посмотрела в лицо Станисласу, стараясь не выдать своей сильнейшей заинтересованности. Станислас молчал и лишь прихлебывал чай из чашки.
– Мне придется сделать это самой. Надеюсь, ты мне доверяешь?
Станислас поднял на меня глаза. Сердце снова ухнуло вниз, но зацепилось за упрямство, упершееся своими рожками в подреберья. Станислас внимательно изучал выражение моего лица и молчал. Пауза затянулась. Наконец, вдоволь налюбовавшись моей растерянностью, Станислас ответил на мой вопрос:
– Конечно, дорогая.
– Ты что-то не договариваешь, Станислас. Не хочешь со мной поделиться? Если ты мне не доверяешь, я выхожу из игры. К чертям, уезжаю домой! Какого лешего я делаю здесь, если могу нежиться в своей постельке и принимать ванны вместо холодного душа из ведра во дворе!
– Остановись! Я ничего от тебя не утаиваю, мы вместе, и обязаны доверять друг другу. Конечно, я скажу, как отыскать первые части и доверю это тебе. Как только всё будет готово, я поеду к Уточкину регистрировать авторские права.
– Кретин, довел девушку до истерики, не мог сразу объяснить, – накинулась на него я, желая снять напряжение, в котором находилась с момента приезда в Житино.
– Это я кретин? Это ты кретинка! Истеричка! – Станислас с хохотом уклонялся от моих кулачков.
– Спать сегодня будешь один, – заявила я.
– И где позвольте узнать? В саду на скамейке? Я между прочим больной! – стал отстаивать свои права Станислас.
– Оно и видно.
– И не подумаю спать один, – заладил Станислас, – и ты не посмеешь меня выгнать!
– Тогда я не буду заниматься с тобой любовью, – я сложила руки на груди и смотрела на реакцию Станисласа.
– Кто? Ты? Нимфоманка! – Станислас надвигался на меня, протягивая руки. – Да ты уже раздела меня глазами, твое, кстати сказать, любимое занятие.
– Извращенец! Любитель резиновых кукол и паучих! – я пятилась от него, но не сдавалась. – Пупс!
– Кто такой пупс? – голос Станисласа дал петуха, и он прижал левую руку к горлу.
– Пупс это такой розовый малыш, и всё у него такое маленькое, ручки, ножки,…короче малыш.
– Ну, держись, за малыша ответишь! – страшным голосом пискнул Станислас, и загнал меня на полати. – Пришел час расплаты!
– У меня ничего нет, что бы заплатить Вам, добродетельный синьор! – я перешла на интимный шепот, изображая страх перед Станисласом. – У меня нет монет, всесильный синьор, можете обыскать меня.
Я прижалась к нему и почувствовала, что игра заканчивается.
– И обыщу, – шаря по мне горячими губами, сказал моей коже Станислас.
Game"s over.
Последнюю, с таким трудом добытую, часть нашей шпионской трилогии Станислас предусмотрительно оставил себе. Не знал, какую змею пригрел у себя на груди.
Когда мы нашли прибежище в моей городской квартире, я, первым делом, изготовила копию, пересняв весь материал, находившийся на карте флэш-памяти. Теперь, когда получу оставшиеся части, я буду полностью контролировать ситуацию. И, прежде всего, выясню подоплеку этого дела, его настоящую цель. Памятуя пословицу, что нельзя держать все яйца в одной корзине, Станислас хранил обе части в разных местах. Являясь страстным поклонникам конного спорта и совладельцем конюшен, Станислас не придумал ничего лучше, чем хранить свои шпионские тайны в денниках собственных лошадей. Простенько и со вкусом. Допустить меня в денник, решено было по записке от Станисласа, и ради того, что бы отцепить футляры CD от дна кормушек мне пришлось делать вид, что получаю огромное удовольствие от сидения на лошади ровно как собака на заборе. Несмотря на то, что я выросла в деревне, обращаться с лошадьми я не умела. Служащие конюшен покатывались от смеха, наблюдая мои скачки.
– Лошадка, милая моя, – уговаривала я гнедого жеребца, боясь дотронуться до гривы, – уж ты не урони меня, пожалуйста.
На мой скулёж жеребец мотал головой, и нервная волна проходила по крупу от неприязни к робкому седоку.
– Я справлюсь, вот закончим дела со Станисласом, я попрошу его научить меня…
Мои обещания или упоминание имени Станисласа произвело на жеребца успокаивающее действие. Мы еще немного потоптались по кругу, и я попросила конюшего помочь мне спуститься на землю. Выполнив геройский подвиг, я направилась в другую конюшню.
Во второй раз я была гораздо уверенней. Лошади я не боялась, она казалась смирнее жеребца, я потрепала ее по жесткой гриве и она уперлась в мою ладонь нежными губами. Сахарок был признательно прихвачен с моей ладони, и в благодарность она одобрительно фыркнула и кивнула головой.
В интернет-кафе у меня была назначена встреча с нашим ведущим специалистом-компьютерщиком Артёмом Сикорским. С Артёмом у меня сложились дружеские и доверительные отношения в результате наших частых сидений на всяческих конференциях и сборах.
Я попросила Артёма об аудиенции.
– Александра! Босс вас по всей стране разыскивает, Ставицкий землю роет, а ты, как ни в чем ни бывало! Где ты, душа моя?
– Лучше тебе не знать Артёмушка, меньше знаешь – лучше спишь. Увидеться бы нам…
– К-как же, если меньше знать советуешь, матушка? Случилось чего?
– Артёмушка, – мурлыкнула я, склонив головку, – помогай дружок, дело не терпит отлагательства. Требуется светлая голова, моя-то дурнушка не справляется.
– Клевещешь на себя, Александра, – подхватил Артём. – Нет в нашем городе барышни, которая сравнилась бы с тобой, о Солнце!
– Артёмушка, сокол, кое-что посмотреть надо, давай в "Матрице" в полтретьего?
– О"кей.
Наше любимое интернет-кафе не отличалось оригинальностью в названии, зато имело отличную технику, соответствующую уютную обстановку и классных специалистов, прошедших жесточайший отбор на кастингах у владельца, компьютерного маньяка Паука. В дневное время интернет-кафе было доступно обывателю, но вечером народец здесь собирался необыкновенный. Разговаривали они на языке не понятном простому смертному и поэтому считали себя высшей кастой, элитой современного общества. В свои ряды они принимали неохотно, кандидат должен быть не только компьютерным гением, но и творцом. Вновь прибывшему соратнику организовывали посвящение, говорят, на посвящении Станисласа Хадраш пиво текло рекою, а красивые девушки шли косяками, словно испуганные неоновые рыбешки рядом с сытыми акулами. На первом этаже старинного здания находился магазинчик, торгующий всяческой мелочью необходимой для работы с компьютером, тут же оказывались услуги по ксерокопированию и сканированию. На втором этаже собственно находилось само кафе.
Ряды мониторов в сотах, предоставляющие конфиденциальность, столики, снующие официанты, стойка с консультантами и кабинет администратора. За всей мошкарой, запутавшейся в этой паутине, Паук наблюдал сверху, с третьего этажа, являющимся бельэтажем, где находился его кабинет и жилой блок.
Артём ожидал меня внизу, я была знакома со многими завсегдатаями кафе, и сейчас нуждалась в сопровождении. Убедив Артёма в том, что это я (мой внешний вид поверг его в шок) мы стали подниматься на второй этаж. Артём шел чуть сзади и похохатывал.
– Ну, Александра! Ты выглядишь потрясающе!
– Что так плохо?
– Шикарно! А сзади вообще феерически!
– Стыдно тебе должно быть, Артём!
– За что? Я тебе комплименты…
– И без тебя знаю, что на проспекте Кржижановского или на Центральном вокзале я имела бы потрясающий успех.
– Душенька, зато тебя и мать родная не узнает! Знаю, прости, поговорка такая.
Босс не узнает точно! А что это вы со Стасом задумали?
– Всё потом. Нужен комп. Материалы у меня с собой.
– А свой "Макинтош" ты куда пристроила?
– Там где я сейчас он бесполезен. И опасен.
– О"кей. Нет вопросов. Я готов.
– Нужна полная конфиденциальность. Дело серьезное.
– Тогда к Пауку. Жди здесь, я позвоню ему на мобильный.
Артём оставил меня на площадке второго этажа и вошел в зал кафе. Я не снимала солнечных очков и не разглядывала уставившихся в мониторы людей. Через минуту Артём вернулся и, подхватив меня под руку, устремился к вычурной резной двери лестницы на бельэтаж. Охранник пропустил нас, и через два пролета мы очутились на бельэтаже. Пол был устлан кремлевской ковровой дорожкой, на пролетарском красном зеленые полосы, стояли напольные вазы с цветами, и было ощущение, что ты попал в Исполком времен СССР. Картину дополняли художественные полотна, отображающие комсомольские будни.
– Кому раньше принадлежало это здание? – шепотом спросила я у Артёма.
– Городской комсомольской организации.
– Теперь ясно, здание досталось Пауку со всем содержимым.
– А куда девать было? Это сейчас считается раритетом, а тогда комсомольским вожакам хотелось по-быстрому от всего избавиться. Вот Паук и подсуетился. А что, ему нравиться.
– Мне тоже, – согласилась я.
Паук вышел из своего кабинета и дружески пожал руку Артёму.
– Паук, – представился он.
– Сандра, – сократила я свое имя на половину.
– Очень приятно.
– Рада знакомству, – промямлила я, отчаянно боясь, что он меня узнает, но, видимо Артём был прав насчет моей матери.
– Друзья моих друзей мои друзья, – витиевато начал он, приглашая нас в святая святых, свой кабинет. – Прошу, пока вы решаете свои проблемы, я спущусь вниз.
– Так любезно… – заторопилась я, но Артём меня одернул.
– Спасибо, чел. Буду перпендикулярен.
– А на здоровье, – хмыкнул Паук и вышел за внушительные двери.
Мы посмотрели вслед ему. Я опустошенно опустилась в огромное кожаное кресло.
– Уф! Я все время боялась, что он меня разоблачит!
– Тяжела жизнь шпиона, – кивнул головой Артём.
Я поднялась из удобного, поглотившего меня кресла и уступила место Артёму. Он присел к компьютеру и размял пальцы как пианист перед концертом.
– Ну что там у нас? – спросил он нетерпеливо.
– Вот, – я вынула из сумочки диски и положила их на стол перед Артёмом в порядке приобретения, ткнув в первый пальцем – сначала эта.
– О"кей, – сказал Артём, установив диск в дисковод. От жидкокристаллического экрана шел свет и отражался в его очках. По стеклам очков пробежали цифры, графика, схемы, глаза за стеклами расширились и решительно сжатые губы свернулись трубочкой и присвистнули.
– Что? Что это? – затрясла я его за короткий рукав рубашки.
– По-моему мы сделаем Глоуб! – сказал он громким шепотом.
– Это точно их разработки, не наши?
– Идем в одном направление, но у них…принципиально другие, проще,…более мощные что ли…
– Это для нас важно? Есть ли смысл в промышленном шпионаже, если у нас есть подобное?
Но Артём, похоже, не слышал меня.
– Теперь я вижу свои ошибки. Боже как просто! – простонал он. – Он гений!
– Кто?
– Тот, кто сидит в Глоуб!
– А кому собственно принадлежит компания?
– Черт его знает! Всем известно, что совет директоров это кучка марионеток, вот только кто режиссер неизвестно никому.
– Ерунда. Акции распределены четко, у кого большинство, тот и кукловод.
– Подставное лицо, и вся недолга, – отмахнулся Артём.
Я подала ему следующий диск. Теперь Артём взял его бережно, будто он драгоценный, ни о каком панибратском отношении ни шло и речи. Снова побежали цифры, непонятные знаки, куски текстов. Однако ожидаемой реакции от Артёма не последовало, он спокойно просмотрел файл до конца и вынул диск.
– Ну, что? – удивленно спросила я.
– Абсолютно ничего интересного для нас. Немного отличий, но результат схож.
– Но это Глоуб?
– Я бы сказал, что похоже на сборную солянку из наших и глоубовских. Фигня.
Я была в замешательстве, ведь из-за этого диска убили Еремеева! Из-за фигни!
Станислас не похож на профана. Отличить зерна от плевел он способен.
– Скажи, Артём, а Станислас разбирается в этом? Он мог бы почувствовать разницу между информацией на первом диске и на втором?
– Станислас? Станислас мог бы отличить информацию, не читая диск, по запаху!
Вот это характеристика, я даже испытала чувство гордости за своего любимого. От самого Артёма! Сложив руки ладошками, я умоляюще взглянула на Артёма, и он взял в руки третий диск, который я скопировала дома с карты памяти. Я отвернулась к окну, меня более не интересовали цифры, пробегающие по лицу Артема, но звук, который он издал, привлек мое внимание снова. Звук был подобен звуку воздуха, выходящего из прохудившегося шара надутого гелием.
Дров Станислас приготовил много. Поленьев собрал по окрестным клетям, наколол и щепок и чурок, и обрубки сложил горкою. Схватив охапку, я вошла в избу. Открытые настежь, навстречу палящему полуденному солнцу, окна сотворили чудо, сквозняк прогнал затхлый запах, и в доме было светло и уютно, несмотря на убогую обстановку.
– Сейчас, сейчас,- погрозилась я, -…только печку растоплю.
Пока занималась щепа и обрубки, я начистила картошки, достав чугунок, плеснула воды, почистила тряпочкой, и насухо обтерев, удовлетворенно вздохнула. Чугунок с картошкой, накрытый деревянной крышкой, был помещен в устье печи и закрыт заслоном. Чайник с тусклыми от времени эмалированными боками закипал на платформе. Я накрыла с треснувшей полировкой стол, застиранной до состояния марли скатертью, овощи и хлеб нарезала и разложила по кое-где треснувшим тарелкам с надписью "Приятного аппетита".
Станислас шагнул в горницу и потянул носом. Схватил кусок хлеба со стола и откусил половину.
– Немедленно положи назад. Вымой руки, – приказала я, и сделала паузу. – Я позову тебя к столу, когда всё будет готово.
– Один кусок всего… – возмущенно проговорил опешивший от моих приказаний Станислас.
– Дисциплина это… – начала я.
– Протестую, мы в деревне, не на светском рауте! – напомнил Станислас.
– Так давайте теперь грязными руками, тайком хватать еду с тарелок, – продолжала возмущаться я, явно преувеличивая проступок Станисласа.
Опять же из чувства протеста, он, с показной неторопливостью, положил оставшуюся половинку хлеба себе в рот и, жуя на ходу, отправился мыть руки.
– Протестант! – взвизгнула я.
В ответ Станислас громыхнул ведром.
Глава седьмая
Знала бы моя тетка Анастасия, чем занимается ее крестница, в нескольких километрах от родного дома, оттаскала бы меня за косы, отхлестала бы кухонною тряпкою и выставила б на порог, на все четыре стороны. Крестница в чем мать родила, утомленная жаркими объятиями своего любовника и печного жара, возлежала на полатях, на пестреньком лоскутном одеяле и накручивала на палец темные колечки волос его лобка. С цветом моих волос отношение Станисласа ко мне странным образом изменилось. Я не была знатоком отличий влюбленного мужчины от буднично-банального типа встречающегося в быту, но сердце подсказывало, что это не "на безрыбье", или же "безрыбье" так затянулось, что переросло в настоящее чувство. Он был настойчив, неутомим, безудержно ласков и раскован настолько, что чудовищные вещи, вытворяемые нами, казались мне детскими шалостями. Я не стеснялась трогать его, позволяла рассматривать себя и не сдерживала сдавленные стоны, вырываемыми из моей груди его бесстыдными движениями. Благодаря белесым прядям, за одни сутки из девственницы я превратилась в распутницу, и мое новое состояние безумно нравилось мне и моему растлителю.
– Какая ты неуёмная, – горячо выдохнул Станислас, отзываясь на копошащееся движение моих пальцев, – еще вчера умоляла меня пощадить, слезы лила, а сегодня как голодный щенок, дорвавшийся до пищи…
– Время вспомнить, что оголодавших следует кормить… – прошептала я, но пальцев своих из влажных волос не выпустила.
– Понемногу и постепенно, что бы привыкнуть к пище, не получить расстройства, – шептал мне в ответ Станислас, – у тебя не случится расстройства?
– Случиться, если ты не перестанешь возбуждать меня болтовней, и не займешься делом! – шутливо прикрикнула я на Станисласа, сжав в пальцах и подернув вверх его темный холмик.
– Бессердечная! – воскликнул он.
– Сердечная, сердечная, – я накрыла ладонью его пах и взглянула в лицо Станисласу. Станисласу нравились наши игры. Он пристроил мои ягодицы на своих бедрах, и лоскутное одеяло затрещало старыми нитками, предупреждая о возможной катастрофе.
Ищут пожарники, ищет милиция… Галина взахлеб рассказывала мне, какие слухи проползли по нашему городку, в связи с нашим исчезновением. Первый и самый популярный, влюбленные сбежали от разъяренного отца, противившемуся их браку.
Разъяренным отец был и в самом деле. Владимир Станисласович не предполагал исчезновения своего сына и собственного референта и более того, доверенного лица.
На ноги была поднята местная милиция, собственная служба безопасности во главе, …конечно же, Ставицкого, который беспрепятственно пользовался информацией поступающей со всех постов, как я подозревала, в своих личных целях. Слух номер два предполагал похищение с целью выкупа сына самого богатого горожанина, я же попалась под руку, и, скорее всего меня нет в живых. Против этой версии выступало то, что самый богатый отец до сих пор не получил условий и сумм за освобождение своего непутевого сына. Третий слух вверг меня в безудержный смех, по окончании которого Галина заверила меня, что он имеет право на жизнь.
Заключался он в абсолютно непроверенной информации, что референт Хадраш-старшего до невозможности красива и, прельстившись неземною красотою, Хадраш-младший похитил красавицу и держит пленницей где-то в теплых краях.
– Васька вернулся, – под занавес решилась признаться Галина.
– Приняла? – со вздохом спросила я, заранее зная ответ.
– Кому я еще нужна? – тоном мученицы произнесла Галина.
Вот это были враки. Местные любители этого искусства очень высоко оценивали ее кинематографические качества, холеное тело, шикарную улыбку, аппетитные формы.
Зная любимые эскапады и поведенческий стиль Калаша можно предположить, что неоднократно Галина будет принимать этого "блудного сына отечественной порноиндустрии" назад. Актрисам этого жанра платят куда больше, чем актерам, но при этом женская жизнь в "искусстве" куда короче мужской. Что будет с их "горячими" отношениями?
– Не прибедняйся, – наконец ответила я на риторический вопрос Галины.
– Долго бегать будете? – спросила она, удовлетворенная моим ответом.
– Черт, – ругнулась я, – когда я остываю от любовных утех, то начинаю думать, что-то в этом есть такое,…какая-то нестыковка. Судя по тому, что наши конкуренты были готовы на решительные меры, а об этом свидетельствует и выведение из строя охраны, и организованная погоня, но в итоге они удовлетворились нашим отсутствием в городе и только! Ради чего весь этот фейерверк? Зная Ставицкого предположить, что он довольствуется ролью одураченного, по крайней мере, глупо. Но Станислас ведет себя именно так. Он успокоился, Ставицкий ему не преграда. Игорь Александрович всего лишь шеф департамента по безопасности его отца, не противник. Станислас уверял, что посвященных лиц трое. Он сам, Ставицкий и я. Если Ставицкий не "злодей", то им является мой любовничек. Тогда для кого затевался спектакль? Для Ставицкого? Для меня? Какую роль играю во всем этом я? Это меня он хочет одурачить, сделать грязную работенку моими руками, заморочить простушке голову любовной ерундой?
– Стоп, девушка! – Галина прервала поток моих вопросов, в общем-то, обращенных к себе самой. – Тебя послушать, сплошные заговоры! Могу понять и Хадраш и Глоуб, но ты-то тут причем!
– В этом все и дело. Я не причем. Меня к этому привлекли. Я выполняю отвлекающую роль. Ширма. За которой потихоньку творятся настоящие преступления. Отпадает надобность, и ширму сворачивают.
– Как сворачивают?
– Есть много разных способов, но один из них самый верный. Физическое устранение.
Нет человека, нет проблем. Не надо платить за молчание, не надо опасаться шантажа в дальнейшем и так далее.
– Ты так легко об этом говоришь! – Галина закрыла открытый от удивления рот, и в ужасе раскрыла глаза.
– Я прекрасно отдаю себе отчет.
– С ума сойти, Санька! Наш притончик по сравнению с вашим гадюшником – детский сад, ясельная группа. Самое страшное, что у нас может произойти это незапланированный трах, по недоразумению конечно, а так у нас всё по сценарию.
Галина тяжело вздохнула, повернула к себе зеркало заднего вида, растянула губы в ниточку и потерла их одну о другую.
– А сейчас ты куда? – спросила она, повернув ко мне голову.
– Не куда, а далеко ли.
– Прости, прости. Далеко ли?
– По заданию. Немного покатаюсь по городу, загляну в салон, попытаюсь поправить творение Станисласа.
– Будь осторожна, может, ты ошибаешься, что всё притихло?
– Да нет, похоже, мне дали карт-бланш. Кому-то нужно мое свободное передвижение.
Мы расцеловались, и Галина покинула мою "Волгу". В свой любимый салон я заскочила в первую очередь. Мой постоянный стилист Инга ахнула, когда увидела во что превратилась моя голова. Прервав ее стенания, я попросила помочь мне, причем, кардинально не меняя цвет моих волос. Она укоротила мою стрижку, покрасила в более натуральный цвет, втерла ароматический лечебный бальзам, при этом я вновь прослушала городские новости.
– Пропавший Хадраш тот еще ходок!
Пара ее клиенток, в разное время, были его пассиями. Долгими эти отношения не назовешь, каждая была оставлена ради нового увлечения. Что бы девушки ни обижались, одаривал их перстеньками, причем, не отличаясь оригинальностью, покупал всем одинаковые. Зная прижимистость такого сорта людей, Инга предположила, что он покупает их по оптовой цене. В шкафах его спальни наверняка имеется запас, на всякий случай.
– В его спальне нет шкафов, – ляпнула я, не выдержав характеристики возлюбленного, несмотря на свой трезвый взгляд на подобные слухи. Инга застыла с феном в руке, а я попыталась исправиться. – Во всяком случае, так говорят.
– А это правда, то, что говорят о вас? – она стояла, напоминая степного суслика, который для того, что бы обмануть своего преследователя вытягивается в струнку и не дышит.
– А что собственно говорят?
– То, что вы объединились против его отца, и сынок собирается прибрать к рукам папашину компанию?
– Кто говорит такую чушь?
– У меня обслуживается половина женского секретариата "Глоуб Коммьюникейшн".
– Это обсуждают в секретарском отделе Глоуб?
– Животрепещущая тема… – подтвердила Инга.
– Зачем Станисласу обирать своего отца, если "Хадраш текнолоджи" и так достанется ему?
– Говорят, младший Хадраш до того ненавидит своего отца, что готов разорить его, не дожидаясь своего наследства.
– За что же он так истово ненавидит своего отца?
Инга принялась пересказывать городскую легенду. Первая жена Хадраш-старшего якобы была без роду, без племени и женился он по молодости и вопреки желанию своих родственников. Через двадцать лет любовь прошла, и захотел Хадраш-старший взять жену помоложе, к тому же была кандидатура – красавица, опять же из Хадраш.
Не устоял старый Хадраш, бросил старую жену, женился на молодой, но сынку своему единственному завещал свое дело и оказывал всяческую помощь. Сынок не смог простить предательства отца, к тому же старая жена вскоре умерла, не вынеся потери. Помощь он от отца принимал, а сам задумывал, как отомстить. Как еще можно отомстить владельцу самой богатой корпорации? Разорить! И сбежит тогда от старого дурня молодая жена и умрет он в нищете и призрении. Опля!
– Какая чушь, – только и смогла вымолвить я.
Отчего же сотрудников "Глоуб" так занимают семейные отношения Хадраш? Нет дыма без огня. Делился с кем-то своей ненавистью младший Хадраш. С кем-то из своих бывших, имеющих непосредственное отношение к "Глоуб". В "Хадраш текнолоджи" таких сплетен я еще не слышала. Хотя я слишком близко нахожусь к вершине айсберга, где солнечные лучи отражаются от хрустальной поверхности глыбы, а самые нелепые домыслы, сплетни и слухи бродят внизу, в темных водах окружающих ее основание.
Тем не менее, эти сказки навели меня на размышления, и я решила сыграть в свою игру.
Вечером, вернувшись из города, я застала Станисласа за починкой садовой скамейки.
– От нечего делать сделался мастеровым, – прокомментировал он, любуясь на свою работу.
– Красиво, – сказала я.
Увидев зеленые глаза Станисласа, я забыла о своих подозрениях, и сердце моё ухнуло вниз от любви к нему. Он обнял меня, нервно поцеловал и потянул в избу.
– Я ужасно соскучился, отчего ты так долго? Скорее рассказывай, что там творится!
Я бросила чайник на платформу печи и уселась напротив Станисласа, расставляющего чашки. Пока он делал бутерброды, я рассказала ему, не передавая, услышанных сплетен, о встрече с Галиной, о посещении салона и патентного поверенного.
– Ехать к нему придется тебе самому, – сказала в довершении я.
Станислас согласно кивнул головой.
– Но до тех пор в городе тебе появляться не следует.
– Что опасно?
– Да, до встречи с поверенным нельзя обнаруживать себя, иначе вся затея полетит к черту.
– Хорошо, согласен.
– Надо собрать все части воедино и выбрать день "для регистрации интеллектуальной собственности", так пышно выразился Уточкин Герман Осипович.
Я посмотрела в лицо Станисласу, стараясь не выдать своей сильнейшей заинтересованности. Станислас молчал и лишь прихлебывал чай из чашки.
– Мне придется сделать это самой. Надеюсь, ты мне доверяешь?
Станислас поднял на меня глаза. Сердце снова ухнуло вниз, но зацепилось за упрямство, упершееся своими рожками в подреберья. Станислас внимательно изучал выражение моего лица и молчал. Пауза затянулась. Наконец, вдоволь налюбовавшись моей растерянностью, Станислас ответил на мой вопрос:
– Конечно, дорогая.
– Ты что-то не договариваешь, Станислас. Не хочешь со мной поделиться? Если ты мне не доверяешь, я выхожу из игры. К чертям, уезжаю домой! Какого лешего я делаю здесь, если могу нежиться в своей постельке и принимать ванны вместо холодного душа из ведра во дворе!
– Остановись! Я ничего от тебя не утаиваю, мы вместе, и обязаны доверять друг другу. Конечно, я скажу, как отыскать первые части и доверю это тебе. Как только всё будет готово, я поеду к Уточкину регистрировать авторские права.
– Кретин, довел девушку до истерики, не мог сразу объяснить, – накинулась на него я, желая снять напряжение, в котором находилась с момента приезда в Житино.
– Это я кретин? Это ты кретинка! Истеричка! – Станислас с хохотом уклонялся от моих кулачков.
– Спать сегодня будешь один, – заявила я.
– И где позвольте узнать? В саду на скамейке? Я между прочим больной! – стал отстаивать свои права Станислас.
– Оно и видно.
– И не подумаю спать один, – заладил Станислас, – и ты не посмеешь меня выгнать!
– Тогда я не буду заниматься с тобой любовью, – я сложила руки на груди и смотрела на реакцию Станисласа.
– Кто? Ты? Нимфоманка! – Станислас надвигался на меня, протягивая руки. – Да ты уже раздела меня глазами, твое, кстати сказать, любимое занятие.
– Извращенец! Любитель резиновых кукол и паучих! – я пятилась от него, но не сдавалась. – Пупс!
– Кто такой пупс? – голос Станисласа дал петуха, и он прижал левую руку к горлу.
– Пупс это такой розовый малыш, и всё у него такое маленькое, ручки, ножки,…короче малыш.
– Ну, держись, за малыша ответишь! – страшным голосом пискнул Станислас, и загнал меня на полати. – Пришел час расплаты!
– У меня ничего нет, что бы заплатить Вам, добродетельный синьор! – я перешла на интимный шепот, изображая страх перед Станисласом. – У меня нет монет, всесильный синьор, можете обыскать меня.
Я прижалась к нему и почувствовала, что игра заканчивается.
– И обыщу, – шаря по мне горячими губами, сказал моей коже Станислас.
Game"s over.
Последнюю, с таким трудом добытую, часть нашей шпионской трилогии Станислас предусмотрительно оставил себе. Не знал, какую змею пригрел у себя на груди.
Когда мы нашли прибежище в моей городской квартире, я, первым делом, изготовила копию, пересняв весь материал, находившийся на карте флэш-памяти. Теперь, когда получу оставшиеся части, я буду полностью контролировать ситуацию. И, прежде всего, выясню подоплеку этого дела, его настоящую цель. Памятуя пословицу, что нельзя держать все яйца в одной корзине, Станислас хранил обе части в разных местах. Являясь страстным поклонникам конного спорта и совладельцем конюшен, Станислас не придумал ничего лучше, чем хранить свои шпионские тайны в денниках собственных лошадей. Простенько и со вкусом. Допустить меня в денник, решено было по записке от Станисласа, и ради того, что бы отцепить футляры CD от дна кормушек мне пришлось делать вид, что получаю огромное удовольствие от сидения на лошади ровно как собака на заборе. Несмотря на то, что я выросла в деревне, обращаться с лошадьми я не умела. Служащие конюшен покатывались от смеха, наблюдая мои скачки.
– Лошадка, милая моя, – уговаривала я гнедого жеребца, боясь дотронуться до гривы, – уж ты не урони меня, пожалуйста.
На мой скулёж жеребец мотал головой, и нервная волна проходила по крупу от неприязни к робкому седоку.
– Я справлюсь, вот закончим дела со Станисласом, я попрошу его научить меня…
Мои обещания или упоминание имени Станисласа произвело на жеребца успокаивающее действие. Мы еще немного потоптались по кругу, и я попросила конюшего помочь мне спуститься на землю. Выполнив геройский подвиг, я направилась в другую конюшню.
Во второй раз я была гораздо уверенней. Лошади я не боялась, она казалась смирнее жеребца, я потрепала ее по жесткой гриве и она уперлась в мою ладонь нежными губами. Сахарок был признательно прихвачен с моей ладони, и в благодарность она одобрительно фыркнула и кивнула головой.
В интернет-кафе у меня была назначена встреча с нашим ведущим специалистом-компьютерщиком Артёмом Сикорским. С Артёмом у меня сложились дружеские и доверительные отношения в результате наших частых сидений на всяческих конференциях и сборах.
Я попросила Артёма об аудиенции.
– Александра! Босс вас по всей стране разыскивает, Ставицкий землю роет, а ты, как ни в чем ни бывало! Где ты, душа моя?
– Лучше тебе не знать Артёмушка, меньше знаешь – лучше спишь. Увидеться бы нам…
– К-как же, если меньше знать советуешь, матушка? Случилось чего?
– Артёмушка, – мурлыкнула я, склонив головку, – помогай дружок, дело не терпит отлагательства. Требуется светлая голова, моя-то дурнушка не справляется.
– Клевещешь на себя, Александра, – подхватил Артём. – Нет в нашем городе барышни, которая сравнилась бы с тобой, о Солнце!
– Артёмушка, сокол, кое-что посмотреть надо, давай в "Матрице" в полтретьего?
– О"кей.
Наше любимое интернет-кафе не отличалось оригинальностью в названии, зато имело отличную технику, соответствующую уютную обстановку и классных специалистов, прошедших жесточайший отбор на кастингах у владельца, компьютерного маньяка Паука. В дневное время интернет-кафе было доступно обывателю, но вечером народец здесь собирался необыкновенный. Разговаривали они на языке не понятном простому смертному и поэтому считали себя высшей кастой, элитой современного общества. В свои ряды они принимали неохотно, кандидат должен быть не только компьютерным гением, но и творцом. Вновь прибывшему соратнику организовывали посвящение, говорят, на посвящении Станисласа Хадраш пиво текло рекою, а красивые девушки шли косяками, словно испуганные неоновые рыбешки рядом с сытыми акулами. На первом этаже старинного здания находился магазинчик, торгующий всяческой мелочью необходимой для работы с компьютером, тут же оказывались услуги по ксерокопированию и сканированию. На втором этаже собственно находилось само кафе.
Ряды мониторов в сотах, предоставляющие конфиденциальность, столики, снующие официанты, стойка с консультантами и кабинет администратора. За всей мошкарой, запутавшейся в этой паутине, Паук наблюдал сверху, с третьего этажа, являющимся бельэтажем, где находился его кабинет и жилой блок.
Артём ожидал меня внизу, я была знакома со многими завсегдатаями кафе, и сейчас нуждалась в сопровождении. Убедив Артёма в том, что это я (мой внешний вид поверг его в шок) мы стали подниматься на второй этаж. Артём шел чуть сзади и похохатывал.
– Ну, Александра! Ты выглядишь потрясающе!
– Что так плохо?
– Шикарно! А сзади вообще феерически!
– Стыдно тебе должно быть, Артём!
– За что? Я тебе комплименты…
– И без тебя знаю, что на проспекте Кржижановского или на Центральном вокзале я имела бы потрясающий успех.
– Душенька, зато тебя и мать родная не узнает! Знаю, прости, поговорка такая.
Босс не узнает точно! А что это вы со Стасом задумали?
– Всё потом. Нужен комп. Материалы у меня с собой.
– А свой "Макинтош" ты куда пристроила?
– Там где я сейчас он бесполезен. И опасен.
– О"кей. Нет вопросов. Я готов.
– Нужна полная конфиденциальность. Дело серьезное.
– Тогда к Пауку. Жди здесь, я позвоню ему на мобильный.
Артём оставил меня на площадке второго этажа и вошел в зал кафе. Я не снимала солнечных очков и не разглядывала уставившихся в мониторы людей. Через минуту Артём вернулся и, подхватив меня под руку, устремился к вычурной резной двери лестницы на бельэтаж. Охранник пропустил нас, и через два пролета мы очутились на бельэтаже. Пол был устлан кремлевской ковровой дорожкой, на пролетарском красном зеленые полосы, стояли напольные вазы с цветами, и было ощущение, что ты попал в Исполком времен СССР. Картину дополняли художественные полотна, отображающие комсомольские будни.
– Кому раньше принадлежало это здание? – шепотом спросила я у Артёма.
– Городской комсомольской организации.
– Теперь ясно, здание досталось Пауку со всем содержимым.
– А куда девать было? Это сейчас считается раритетом, а тогда комсомольским вожакам хотелось по-быстрому от всего избавиться. Вот Паук и подсуетился. А что, ему нравиться.
– Мне тоже, – согласилась я.
Паук вышел из своего кабинета и дружески пожал руку Артёму.
– Паук, – представился он.
– Сандра, – сократила я свое имя на половину.
– Очень приятно.
– Рада знакомству, – промямлила я, отчаянно боясь, что он меня узнает, но, видимо Артём был прав насчет моей матери.
– Друзья моих друзей мои друзья, – витиевато начал он, приглашая нас в святая святых, свой кабинет. – Прошу, пока вы решаете свои проблемы, я спущусь вниз.
– Так любезно… – заторопилась я, но Артём меня одернул.
– Спасибо, чел. Буду перпендикулярен.
– А на здоровье, – хмыкнул Паук и вышел за внушительные двери.
Мы посмотрели вслед ему. Я опустошенно опустилась в огромное кожаное кресло.
– Уф! Я все время боялась, что он меня разоблачит!
– Тяжела жизнь шпиона, – кивнул головой Артём.
Я поднялась из удобного, поглотившего меня кресла и уступила место Артёму. Он присел к компьютеру и размял пальцы как пианист перед концертом.
– Ну что там у нас? – спросил он нетерпеливо.
– Вот, – я вынула из сумочки диски и положила их на стол перед Артёмом в порядке приобретения, ткнув в первый пальцем – сначала эта.
– О"кей, – сказал Артём, установив диск в дисковод. От жидкокристаллического экрана шел свет и отражался в его очках. По стеклам очков пробежали цифры, графика, схемы, глаза за стеклами расширились и решительно сжатые губы свернулись трубочкой и присвистнули.
– Что? Что это? – затрясла я его за короткий рукав рубашки.
– По-моему мы сделаем Глоуб! – сказал он громким шепотом.
– Это точно их разработки, не наши?
– Идем в одном направление, но у них…принципиально другие, проще,…более мощные что ли…
– Это для нас важно? Есть ли смысл в промышленном шпионаже, если у нас есть подобное?
Но Артём, похоже, не слышал меня.
– Теперь я вижу свои ошибки. Боже как просто! – простонал он. – Он гений!
– Кто?
– Тот, кто сидит в Глоуб!
– А кому собственно принадлежит компания?
– Черт его знает! Всем известно, что совет директоров это кучка марионеток, вот только кто режиссер неизвестно никому.
– Ерунда. Акции распределены четко, у кого большинство, тот и кукловод.
– Подставное лицо, и вся недолга, – отмахнулся Артём.
Я подала ему следующий диск. Теперь Артём взял его бережно, будто он драгоценный, ни о каком панибратском отношении ни шло и речи. Снова побежали цифры, непонятные знаки, куски текстов. Однако ожидаемой реакции от Артёма не последовало, он спокойно просмотрел файл до конца и вынул диск.
– Ну, что? – удивленно спросила я.
– Абсолютно ничего интересного для нас. Немного отличий, но результат схож.
– Но это Глоуб?
– Я бы сказал, что похоже на сборную солянку из наших и глоубовских. Фигня.
Я была в замешательстве, ведь из-за этого диска убили Еремеева! Из-за фигни!
Станислас не похож на профана. Отличить зерна от плевел он способен.
– Скажи, Артём, а Станислас разбирается в этом? Он мог бы почувствовать разницу между информацией на первом диске и на втором?
– Станислас? Станислас мог бы отличить информацию, не читая диск, по запаху!
Вот это характеристика, я даже испытала чувство гордости за своего любимого. От самого Артёма! Сложив руки ладошками, я умоляюще взглянула на Артёма, и он взял в руки третий диск, который я скопировала дома с карты памяти. Я отвернулась к окну, меня более не интересовали цифры, пробегающие по лицу Артема, но звук, который он издал, привлек мое внимание снова. Звук был подобен звуку воздуха, выходящего из прохудившегося шара надутого гелием.