Лаура Дэниелз
Сердце не забудет
1
Бен Донован бесцельно бродил по спальне, обстановка которой свидетельствовала о достатке и тонком женском вкусе. Впрочем, иного и не следовало ожидать, ведь это помещение – равно как и весь дом – принадлежало бывшей жене Бена, Джоан, оставившей после развода девичью фамилию Стонтон. А сам Бен прекрасно знал, куда ехал.
Ох как не хотелось ему отправляться сюда!
Он бы ни за что не нанес визита бывшей супруге, если бы не обстоятельства, которые складывались таким образом, что невозможно было игнорировать любую возможность, могущую исправить дело. Тем более что оно касалось самого дорогого для Бена человека – Джейми.
Он подошел к окну и долго разглядывал пышный ухоженный парк, казавшийся здесь, в Аризоне, чем-то необыкновенным, как оазис в пустыне. В каком-то смысле это и был оазис, островок буйной зелени среди обточенных ветром скал, каменистых равнин и каньонов. Да и само ранчо Эль-Моррон смотрелось здесь непривычно. У Бена почему-то напрашивалось сравнение с жемчужиной, хотя он осознавал, что подобная параллель не особенно уместна. Диковинное порождение моря и высушенный солнцем, скудно украшенный растительностью ландшафт – явное противоречие.
Вообще-то Бен не понимал, почему и сама Джоан, и местные жители называют Эль-Моррон ранчо. Это настоящее поместье, простирающееся от каньона, на дне которого течет пересыхающая в середине лета речушка, до заповедной зоны Лос-Ахос, где на воле обитают редкие и охраняемые законом животные, в том числе небольшое стадо бизонов.
Скорее всего, название «ранчо» просто прилепилось к поместью с тех давних пор, когда оно действительно являлось фермерским хозяйством. Но годы шли, ранчо Эль-Моррон сменило нескольких хозяев, каждый из которых привносил в него что-то свое. С течением времени старый дом стал играть второстепенную роль, его словно оттеснили на задний план новые постройки. Лет восемьдесят назад очередной владелец возвел на территории ранчо – которое уже тогда мало напоминало то, чем было изначально, – большой двухэтажный дом с портиком и колоннами из светлого, специально привезенного с севера камня. Чуть позже был разбит парк и высажено множество декоративных деревьев и кустарников. Располагался он перед домом, а позади заложили фруктовый сад. Из окон спальни, в которой находился сейчас Бен, его не было видно.
Вздохнув, он вновь принялся мерить шагами покрывавший почти весь пол комнаты ковер, судя по толщине и фактуре, явно восточного происхождения. В какой-то момент Бен подумал, что у него под ногами лежит вещь, стоимость которой наверняка составляет небольшое состояние, но он постарался отогнать эту мысль.
Какой смысл думать об этом? Да, Джоан сейчас богата, может позволить себе что угодно – и позволяет, в этом трудно сомневаться, видя окружающую роскошь. Но какое отношение здешние красоты имеют к нему? Тем более что большие деньги у Джоан появились уже после развода, а до того она в основном сидела дома с сынишкой Джейми и больше ничем не занималась. Зато, вернув себе статус свободной женщины, наверстала упущенное сполна.
Бен скрипнул зубами, словно последняя мысль причинила ему боль. В каком-то смысле так и было, просто ему не хотелось признаваться в этом даже себе. Впрочем, какой мужчина пришел бы в восторг от осознания того факта, что его жена – в настоящий момент бывшая – добилась подобных успехов, освободившись от него?
Да, бракоразводный процесс начала Джоан, хотя все основания для этого были скорее у Бена. Так он думал тогда, не изменил мнения и по сей день. Однако суд счел доводы Джоан более убедительными и удовлетворил ее ходатайство.
Нечего и говорить, что Бен был глубоко оскорблен подобным решением. По его убеждению, немалую роль в этом деле сыграло то обстоятельство, что судьей была женщина. Бен полагал, что, если бы вердикт выносил представитель сильной половины человечества, тот был бы иным.
Того же мнения придерживалась и Мэриел, мать Бена. Впрочем, от нее трудно было ожидать иного мнения, потому что она всю жизнь недолюбливала и даже опасалась женщин. По ее словам, от этих вертихвосток одни неприятности. А к Джоан она относилась с плохо скрываемым презрением. И, разумеется, была недовольна, что Бен женился на девушке с сомнительным прошлым.
Как бы то ни было, развод произошел, но об этом Бен старался поменьше думать за минувшие одиннадцать лет.
А сейчас его и вовсе волновало другое. Кроме естественного раздражения по поводу того, что пришлось обратиться к Джоан, досаду вызывал также вопрос, когда та соизволит принять его. Вернее, выслушать. Так как ответа Бен не знал, настроение его было сейчас не лучшим. Из-за этого он и ходил от стены к стене, не находя себе ни места, ни покоя.
Хотя о каком покое можно говорить, если он находится в доме Джоан! Та отправила его в эту спальню, чтобы он освежился и отдохнул с дороги – так она выразилась, отдавая распоряжение миссис Фейт, которая, очевидно, исполняла здесь обязанности экономки.
Когда дородная, но на удивление подвижная миссис Фейт привела Бена на второй этаж и он переступил порог спальни, то в первый момент ошеломленно замер, пораженный шикарной обстановкой. Собственно, еще в момент прибытия Бен обратил внимание на роскошь холла и гостиной, но тогда его внимание было больше сосредоточено на самой Джоан, чем на мебели и прочих окружающих предметах.
Но сейчас...
Первым, что поразило Бена, была кровать – почему-то круглая. Она стояла в самом центре огромного, больше похожего на зал помещения, накрытая белым с черными вкраплениями пушистым покрывалом – точь-в-точь палантин из шкурок горностая. Над ней, на потолке, находилось зеркало, тоже в форме круга.
Затем Бен заметил, что в этой необычной спальне вообще почти все белое или черное. Даже занавеси на высоких, так называемых, венецианских окнах – полукруглых вверху – были двух цветов: тюль белый, а портьеры черные, из тяжелого шелка, с замысловатым жаккардовым узором. В покрывающем пол ковре тоже преобладали два этих оттенка, хотя местами присутствовали голубые, розоватые и бежевые детали. Обивка двух широких полукруглых кресел была копией постельного покрывала, а стены... С виду казалось, что они обтянуты белым атласом – возможно, так и было в действительности.
– Устраивайтесь, мистер Донован, не буду вам мешать, – раздалось за его спиной.
Вздрогнув, Бен вспомнил, что он здесь не один.
– Спасибо, миссис Фейт.
Та дружелюбно улыбнулась.
– Не стоит благодарности, мистер Донован, всегда к вашим услугам. Если что-нибудь понадобится, позвоните мне по внутреннему телефону, он без номеронабирателя, просто снимите трубку – и все.
Бен не думал, что в этом возникнет необходимость. Проклятье, он вообще не собирался здесь задерживаться! Ему требовалось лишь поговорить с Джоан, после чего он планировал сразу отправиться в обратный путь. Однако она рассудила иначе, в результате чего Бен очутился в этой шикарной спальне.
С чего она вообще взяла, что я настолько устал с дороги? – с досадой подумалось ему, когда миссис Фейт удалилась, тихо прикрыв за собой дверь. Подразумевал он, конечно, Джоан.
Постояв перед кроватью, Бен принялся бродить из угла в угол, томясь неопределенностью. То подходил к окну, то останавливался перед большой напольной вазой, в которой стояли белые лилии, такие же роскошные, как и все здесь.
Эту спальню нельзя было назвать дамским будуаром, тем не менее все здесь дышало женским присутствием.
Джоан! – мрачно подумал Бен. Здесь всюду она. Сквозит во всем этом изысканном шике.
Тут он заметил в дальнем конце обширной спальни поблескивающую лаком белую дверь, и ему стало любопытно, что за ней находится. Оказалось, ванная. Такая же шикарная, как и все остальное, сияющая хромом, зеркалами и белоснежным кафелем. Она вполне сошла бы за какое-нибудь медицинское помещение, если бы не манила уютом.
Зачем Джоан определила меня сюда? Бен поскреб макушку. Что у нее в голове? Я спокойно мог бы переночевать на старом ранчо. А еще лучше, если бы она выслушала меня и я отправился бы обратно в Лос-Анджелес. Зачем мне здесь оставаться?
Он непременно настоял бы на своем, если бы Джоан была одна. Но рядом с ней вскоре появилась ее приятельница Пэтси, гостящая на ранчо. Бен знал ее еще с тех времен, когда Джоан впервые участвовала в киносъемках. Пэтси Сейдж, известная актриса второго плана, начавшая сниматься еще в детстве, была младше Джоан на пять лет. Однако они быстро нашли общий язык, и их приятельские отношения продолжаются уже много лет. Чуть больше восемнадцати, определил Бен, быстро подсчитав в уме.
Впрочем, никакой сложности с подсчетом у него и не могло возникнуть: упомянутая дружба длилась столько, сколько лет было Джейми. Ведь Джоан снималась в своем первом фильме, будучи на втором месяце беременности.
Бен устало провел ладонью по лицу, затем посмотрел на наручные часы. Без четверти три. Интересно, что сейчас делает Джейми? Готовится к завтрашним занятиям или...
Бен скрипнул зубами. Или! Скорее всего то, о чем он подумал. Ни к каким занятиям Джейми не готовится, вероятнее всего его и дома-то нет. А где он может находиться, Бену было очень хорошо известно. Слишком хорошо, чтобы он мог оставаться спокойным.
Перед отъездом Бен позвонил Мэриел, своей матери, и попросил проконтролировать Джейми. Разумеется, та с радостью согласилась, тем более что в той или иной степени занималась этим все минувшие одиннадцать лет, с момента развода. Ведь единственным решением, принятым судьей в пользу Бена, было то, что сынишка Джейми остался с ним, а не с Джоан, у которой в ту пору было довольно шаткое финансовое положение.
С губ Бена в очередной раз слетел вздох. Конечно, Мэриел можно доверить присмотр за Джейми, проблема в том, что она живет в другом месте и проверять внука может лишь по телефону. Поэтому, если у Джейми возникнет мысль навестить Ирму Филмор, никто и ничто не помешает ему это сделать.
Последняя мысль вызвала у Бена нервный смешок. Как может повлиять на Джейми бабушка Мэриел, если с некоторых пор тот прислушивается только к тому, что нашептывает ему Ирма!
Даже я, отец, как будто перестал быть для него авторитетом, с горечью подумал Бен. Если бы Джейми по-прежнему советовался со мной, не возникло бы нужды обращаться к Джоан.
Мало сказать, что Бена беспокоила сложившаяся ситуация, он был озабочен до крайности. Джейми не то чтобы отбился от рук, но попал под такое мощное постороннее воздействие, что это грозило испортить все его дальнейшее существование. И страшнее всего то, что сам Джейми словно даже не догадывается о нависшей над ним опасности. Он не просто увлечен, а будто поглощен Ирмой, оставаясь слепым и глухим в отношении всего, что происходит вокруг.
Зато Бен прекрасно все видел и осознавал, и это лишало его сна. Особенно в последнее время, когда начали проявляться первые признаки игнорирования сыном учебы в университете. Данный факт представлялся Бену наиболее тревожным. Именно он и являлся основным мотивом, побудившим его отправиться сюда, на ранчо Эль-Моррон.
Бен размышлял об этом, стоя перед дверью ванной, и, когда осознал, что так и не сдвинулся с места, в его голове вдруг промелькнуло: а не освежиться ли мне, в самом деле? Возможно, душ подействует на меня успокаивающе. Иначе от одних и тех же мыслей и свихнуться недолго. Какая тогда польза Джейми от сумасшедшего отца?
Недолго думая Бен вновь открыл дверь и шагнул в ванную. Свет здесь зажигался и выключался автоматически – в зависимости от того, находится ли кто-нибудь внутри или нет. Поэтому Бена сразу окутало неяркое, мягкое сияние круглых матовых плафонов.
Он быстро разделся и остановился перед ванной, раздумывая, не наполнить ли ее водой и не понежиться ли с полчасика. Однако не успела еще эта мысль до конца сформироваться в мозгу Бена, как ее затмило внезапно вспыхнувшее воспоминание: они с Джоан, обнаженные, вдвоем в ванне. Он даже будто услышал шорох плотного слоя пены, в котором лопались пузырьки.
Видение было таким ярким, что Бен на мгновение закрыл глаза.
Что за дьявол?! – промчалось в его мозгу. Откуда вдруг эти мысли? Или таким образом на меня влияет пребывание в доме Джоан?
Больше одиннадцати лет прошло с той поры, когда Бен и Джоан проводили ночи вместе, но он до сих пор помнил, как это было. Запахи, звуки, вкус... Сейчас все ощущения с новой силой всколыхнулись в нем.
Не нужно было приезжать сюда...
С другой стороны, как не приехать, когда положение безвыходное?
Просто не стоит расслабляться. Бен мрачно усмехнулся. Можно подумать, моя бывшая женушка что-то значит для меня! Абсолютная чушь. Пусть даже не воображает ничего такого. Вообще, надо держаться с ней попрохладнее, иначе чего доброго решит, будто на меня производит какое-то впечатление ее нынешнее процветание. Или что я все эти годы не смотрел на женщин.
Тут Бен был прав: он не только смотрел на женщин, но и вступал с ними в контакт гораздо более близкий, нежели визуальный. Время от времени. И ненадолго. Потому что, несмотря на нежелание Бена признаться в этом даже самому себе, Джоан – не первая, но самая сильная любовь – занозой сидела в его сердце. Всех женщин, которые были потом, он словно сравнивал с ней. И как-то так получалось, что сравнение всегда оказывалось не в их пользу. Вероятно, поэтому ни одна из мимолетных приятельниц Бена не стала постоянной. Впрочем, немаловажную роль играло также то обстоятельство, что Бен жил вдвоем с Джейми...
Вздохнув, он еще разок взглянул на ванну, затем отвернулся и направился к поблескивавшей гладкими поверхностями прозрачной кабинке. Уж лучше принять душ!
Ох как не хотелось ему отправляться сюда!
Он бы ни за что не нанес визита бывшей супруге, если бы не обстоятельства, которые складывались таким образом, что невозможно было игнорировать любую возможность, могущую исправить дело. Тем более что оно касалось самого дорогого для Бена человека – Джейми.
Он подошел к окну и долго разглядывал пышный ухоженный парк, казавшийся здесь, в Аризоне, чем-то необыкновенным, как оазис в пустыне. В каком-то смысле это и был оазис, островок буйной зелени среди обточенных ветром скал, каменистых равнин и каньонов. Да и само ранчо Эль-Моррон смотрелось здесь непривычно. У Бена почему-то напрашивалось сравнение с жемчужиной, хотя он осознавал, что подобная параллель не особенно уместна. Диковинное порождение моря и высушенный солнцем, скудно украшенный растительностью ландшафт – явное противоречие.
Вообще-то Бен не понимал, почему и сама Джоан, и местные жители называют Эль-Моррон ранчо. Это настоящее поместье, простирающееся от каньона, на дне которого течет пересыхающая в середине лета речушка, до заповедной зоны Лос-Ахос, где на воле обитают редкие и охраняемые законом животные, в том числе небольшое стадо бизонов.
Скорее всего, название «ранчо» просто прилепилось к поместью с тех давних пор, когда оно действительно являлось фермерским хозяйством. Но годы шли, ранчо Эль-Моррон сменило нескольких хозяев, каждый из которых привносил в него что-то свое. С течением времени старый дом стал играть второстепенную роль, его словно оттеснили на задний план новые постройки. Лет восемьдесят назад очередной владелец возвел на территории ранчо – которое уже тогда мало напоминало то, чем было изначально, – большой двухэтажный дом с портиком и колоннами из светлого, специально привезенного с севера камня. Чуть позже был разбит парк и высажено множество декоративных деревьев и кустарников. Располагался он перед домом, а позади заложили фруктовый сад. Из окон спальни, в которой находился сейчас Бен, его не было видно.
Вздохнув, он вновь принялся мерить шагами покрывавший почти весь пол комнаты ковер, судя по толщине и фактуре, явно восточного происхождения. В какой-то момент Бен подумал, что у него под ногами лежит вещь, стоимость которой наверняка составляет небольшое состояние, но он постарался отогнать эту мысль.
Какой смысл думать об этом? Да, Джоан сейчас богата, может позволить себе что угодно – и позволяет, в этом трудно сомневаться, видя окружающую роскошь. Но какое отношение здешние красоты имеют к нему? Тем более что большие деньги у Джоан появились уже после развода, а до того она в основном сидела дома с сынишкой Джейми и больше ничем не занималась. Зато, вернув себе статус свободной женщины, наверстала упущенное сполна.
Бен скрипнул зубами, словно последняя мысль причинила ему боль. В каком-то смысле так и было, просто ему не хотелось признаваться в этом даже себе. Впрочем, какой мужчина пришел бы в восторг от осознания того факта, что его жена – в настоящий момент бывшая – добилась подобных успехов, освободившись от него?
Да, бракоразводный процесс начала Джоан, хотя все основания для этого были скорее у Бена. Так он думал тогда, не изменил мнения и по сей день. Однако суд счел доводы Джоан более убедительными и удовлетворил ее ходатайство.
Нечего и говорить, что Бен был глубоко оскорблен подобным решением. По его убеждению, немалую роль в этом деле сыграло то обстоятельство, что судьей была женщина. Бен полагал, что, если бы вердикт выносил представитель сильной половины человечества, тот был бы иным.
Того же мнения придерживалась и Мэриел, мать Бена. Впрочем, от нее трудно было ожидать иного мнения, потому что она всю жизнь недолюбливала и даже опасалась женщин. По ее словам, от этих вертихвосток одни неприятности. А к Джоан она относилась с плохо скрываемым презрением. И, разумеется, была недовольна, что Бен женился на девушке с сомнительным прошлым.
Как бы то ни было, развод произошел, но об этом Бен старался поменьше думать за минувшие одиннадцать лет.
А сейчас его и вовсе волновало другое. Кроме естественного раздражения по поводу того, что пришлось обратиться к Джоан, досаду вызывал также вопрос, когда та соизволит принять его. Вернее, выслушать. Так как ответа Бен не знал, настроение его было сейчас не лучшим. Из-за этого он и ходил от стены к стене, не находя себе ни места, ни покоя.
Хотя о каком покое можно говорить, если он находится в доме Джоан! Та отправила его в эту спальню, чтобы он освежился и отдохнул с дороги – так она выразилась, отдавая распоряжение миссис Фейт, которая, очевидно, исполняла здесь обязанности экономки.
Когда дородная, но на удивление подвижная миссис Фейт привела Бена на второй этаж и он переступил порог спальни, то в первый момент ошеломленно замер, пораженный шикарной обстановкой. Собственно, еще в момент прибытия Бен обратил внимание на роскошь холла и гостиной, но тогда его внимание было больше сосредоточено на самой Джоан, чем на мебели и прочих окружающих предметах.
Но сейчас...
Первым, что поразило Бена, была кровать – почему-то круглая. Она стояла в самом центре огромного, больше похожего на зал помещения, накрытая белым с черными вкраплениями пушистым покрывалом – точь-в-точь палантин из шкурок горностая. Над ней, на потолке, находилось зеркало, тоже в форме круга.
Затем Бен заметил, что в этой необычной спальне вообще почти все белое или черное. Даже занавеси на высоких, так называемых, венецианских окнах – полукруглых вверху – были двух цветов: тюль белый, а портьеры черные, из тяжелого шелка, с замысловатым жаккардовым узором. В покрывающем пол ковре тоже преобладали два этих оттенка, хотя местами присутствовали голубые, розоватые и бежевые детали. Обивка двух широких полукруглых кресел была копией постельного покрывала, а стены... С виду казалось, что они обтянуты белым атласом – возможно, так и было в действительности.
– Устраивайтесь, мистер Донован, не буду вам мешать, – раздалось за его спиной.
Вздрогнув, Бен вспомнил, что он здесь не один.
– Спасибо, миссис Фейт.
Та дружелюбно улыбнулась.
– Не стоит благодарности, мистер Донован, всегда к вашим услугам. Если что-нибудь понадобится, позвоните мне по внутреннему телефону, он без номеронабирателя, просто снимите трубку – и все.
Бен не думал, что в этом возникнет необходимость. Проклятье, он вообще не собирался здесь задерживаться! Ему требовалось лишь поговорить с Джоан, после чего он планировал сразу отправиться в обратный путь. Однако она рассудила иначе, в результате чего Бен очутился в этой шикарной спальне.
С чего она вообще взяла, что я настолько устал с дороги? – с досадой подумалось ему, когда миссис Фейт удалилась, тихо прикрыв за собой дверь. Подразумевал он, конечно, Джоан.
Постояв перед кроватью, Бен принялся бродить из угла в угол, томясь неопределенностью. То подходил к окну, то останавливался перед большой напольной вазой, в которой стояли белые лилии, такие же роскошные, как и все здесь.
Эту спальню нельзя было назвать дамским будуаром, тем не менее все здесь дышало женским присутствием.
Джоан! – мрачно подумал Бен. Здесь всюду она. Сквозит во всем этом изысканном шике.
Тут он заметил в дальнем конце обширной спальни поблескивающую лаком белую дверь, и ему стало любопытно, что за ней находится. Оказалось, ванная. Такая же шикарная, как и все остальное, сияющая хромом, зеркалами и белоснежным кафелем. Она вполне сошла бы за какое-нибудь медицинское помещение, если бы не манила уютом.
Зачем Джоан определила меня сюда? Бен поскреб макушку. Что у нее в голове? Я спокойно мог бы переночевать на старом ранчо. А еще лучше, если бы она выслушала меня и я отправился бы обратно в Лос-Анджелес. Зачем мне здесь оставаться?
Он непременно настоял бы на своем, если бы Джоан была одна. Но рядом с ней вскоре появилась ее приятельница Пэтси, гостящая на ранчо. Бен знал ее еще с тех времен, когда Джоан впервые участвовала в киносъемках. Пэтси Сейдж, известная актриса второго плана, начавшая сниматься еще в детстве, была младше Джоан на пять лет. Однако они быстро нашли общий язык, и их приятельские отношения продолжаются уже много лет. Чуть больше восемнадцати, определил Бен, быстро подсчитав в уме.
Впрочем, никакой сложности с подсчетом у него и не могло возникнуть: упомянутая дружба длилась столько, сколько лет было Джейми. Ведь Джоан снималась в своем первом фильме, будучи на втором месяце беременности.
Бен устало провел ладонью по лицу, затем посмотрел на наручные часы. Без четверти три. Интересно, что сейчас делает Джейми? Готовится к завтрашним занятиям или...
Бен скрипнул зубами. Или! Скорее всего то, о чем он подумал. Ни к каким занятиям Джейми не готовится, вероятнее всего его и дома-то нет. А где он может находиться, Бену было очень хорошо известно. Слишком хорошо, чтобы он мог оставаться спокойным.
Перед отъездом Бен позвонил Мэриел, своей матери, и попросил проконтролировать Джейми. Разумеется, та с радостью согласилась, тем более что в той или иной степени занималась этим все минувшие одиннадцать лет, с момента развода. Ведь единственным решением, принятым судьей в пользу Бена, было то, что сынишка Джейми остался с ним, а не с Джоан, у которой в ту пору было довольно шаткое финансовое положение.
С губ Бена в очередной раз слетел вздох. Конечно, Мэриел можно доверить присмотр за Джейми, проблема в том, что она живет в другом месте и проверять внука может лишь по телефону. Поэтому, если у Джейми возникнет мысль навестить Ирму Филмор, никто и ничто не помешает ему это сделать.
Последняя мысль вызвала у Бена нервный смешок. Как может повлиять на Джейми бабушка Мэриел, если с некоторых пор тот прислушивается только к тому, что нашептывает ему Ирма!
Даже я, отец, как будто перестал быть для него авторитетом, с горечью подумал Бен. Если бы Джейми по-прежнему советовался со мной, не возникло бы нужды обращаться к Джоан.
Мало сказать, что Бена беспокоила сложившаяся ситуация, он был озабочен до крайности. Джейми не то чтобы отбился от рук, но попал под такое мощное постороннее воздействие, что это грозило испортить все его дальнейшее существование. И страшнее всего то, что сам Джейми словно даже не догадывается о нависшей над ним опасности. Он не просто увлечен, а будто поглощен Ирмой, оставаясь слепым и глухим в отношении всего, что происходит вокруг.
Зато Бен прекрасно все видел и осознавал, и это лишало его сна. Особенно в последнее время, когда начали проявляться первые признаки игнорирования сыном учебы в университете. Данный факт представлялся Бену наиболее тревожным. Именно он и являлся основным мотивом, побудившим его отправиться сюда, на ранчо Эль-Моррон.
Бен размышлял об этом, стоя перед дверью ванной, и, когда осознал, что так и не сдвинулся с места, в его голове вдруг промелькнуло: а не освежиться ли мне, в самом деле? Возможно, душ подействует на меня успокаивающе. Иначе от одних и тех же мыслей и свихнуться недолго. Какая тогда польза Джейми от сумасшедшего отца?
Недолго думая Бен вновь открыл дверь и шагнул в ванную. Свет здесь зажигался и выключался автоматически – в зависимости от того, находится ли кто-нибудь внутри или нет. Поэтому Бена сразу окутало неяркое, мягкое сияние круглых матовых плафонов.
Он быстро разделся и остановился перед ванной, раздумывая, не наполнить ли ее водой и не понежиться ли с полчасика. Однако не успела еще эта мысль до конца сформироваться в мозгу Бена, как ее затмило внезапно вспыхнувшее воспоминание: они с Джоан, обнаженные, вдвоем в ванне. Он даже будто услышал шорох плотного слоя пены, в котором лопались пузырьки.
Видение было таким ярким, что Бен на мгновение закрыл глаза.
Что за дьявол?! – промчалось в его мозгу. Откуда вдруг эти мысли? Или таким образом на меня влияет пребывание в доме Джоан?
Больше одиннадцати лет прошло с той поры, когда Бен и Джоан проводили ночи вместе, но он до сих пор помнил, как это было. Запахи, звуки, вкус... Сейчас все ощущения с новой силой всколыхнулись в нем.
Не нужно было приезжать сюда...
С другой стороны, как не приехать, когда положение безвыходное?
Просто не стоит расслабляться. Бен мрачно усмехнулся. Можно подумать, моя бывшая женушка что-то значит для меня! Абсолютная чушь. Пусть даже не воображает ничего такого. Вообще, надо держаться с ней попрохладнее, иначе чего доброго решит, будто на меня производит какое-то впечатление ее нынешнее процветание. Или что я все эти годы не смотрел на женщин.
Тут Бен был прав: он не только смотрел на женщин, но и вступал с ними в контакт гораздо более близкий, нежели визуальный. Время от времени. И ненадолго. Потому что, несмотря на нежелание Бена признаться в этом даже самому себе, Джоан – не первая, но самая сильная любовь – занозой сидела в его сердце. Всех женщин, которые были потом, он словно сравнивал с ней. И как-то так получалось, что сравнение всегда оказывалось не в их пользу. Вероятно, поэтому ни одна из мимолетных приятельниц Бена не стала постоянной. Впрочем, немаловажную роль играло также то обстоятельство, что Бен жил вдвоем с Джейми...
Вздохнув, он еще разок взглянул на ванну, затем отвернулся и направился к поблескивавшей гладкими поверхностями прозрачной кабинке. Уж лучше принять душ!
2
Конечно, Джоан знала, что сегодня увидит Бена. Накануне он позвонил из Лос-Анджелеса и сообщил, что приедет.
Ее до сих пор возмущал тот короткий телефонный разговор.
Они с Беном не встречались четыре года. Однажды он приезжал сюда, на ранчо Эль-Моррон. Строго говоря, приезжал Бен дважды: сначала чтобы привезти Джейми, потом, через две недели, чтобы забрать его обратно в Лос-Анджелес. И каждый раз проводил здесь ночь – в старом фермерском домике, где ему готовили ночлег по его же просьбе. Почему-то Бен не хотел спать в большом доме. Правда, в то время особняк еще не блистал такой роскошью, как сейчас. Не в этом ли крылось нежелание бывшего супруга коротать ночь по соседству, в старой постройке?
Когда Джоан посетила эта мысль, уголки ее губ изогнулись в усмешке. Вряд ли причина заключалась в этом. Вероятнее всего, Бену просто не хотелось оставаться на ночь под одной крышей с бывшей женой. Это вызвало бы у него ненужные ассоциации.
Впрочем, Джоан была уверена, что сам он придерживался иного мнения на сей счет.
Однако все это было в прошлом, а вчера Бен позвонил и сообщил, что приедет к ней для разговора. Именно так: сообщил – и все. Поставил в известность, не удосужившись ни спросить позволения нанести этот визит, ни осведомиться, удобно ли ей принять его. И вообще держался так, будто до сих пор имеет какие-то права на нее.
Джоан стерпела это лишь по одной причине: отвечая на ее вопрос, Бен сказал, что дело касается Джейми. Имя сына и открыло для него дверь этого дома.
В момент встречи они были наедине, Пэтси появилась в гостиной немного позже. Увидев Бена и поздоровавшись с ним – сдержанно, потому что не была уверена, понравится ли ее душевность Джоан, – подруга тут же, извинившись, направилась к выходу, потому что не хотела мешать бывшим супругам. Однако Джоан попросила ее задержаться. В присутствии Пэтси легче было беседовать с Беном.
Но это произошло позже. Сначала же, когда миссис Фейт привела только что прибывшего Бена в гостиную, встретила его одна Джоан.
– Здравствуй, – сухо произнес он, мгновенно обежав ее взглядом.
Джоан не успела разглядеть выражения его глаз – присутствовало ли в них одобрение, восхищение или нечто противоположное, – хотя прекрасно знала, что выглядит замечательно. На ней было миленькое летнее платье из набивного хлопка бирюзового цвета, с рисунком в виде белых бабочек, с глубоким вырезом спереди, в значительной степени открывавшим бюст.
Своей грудью Джоан гордилась – если можно так сказать о том, к созданию чего не имеешь ни малейшего отношения. Полные, упругие, идеальной формы и без намека на силикон выпуклости были своего рода фирменным знаком, благодаря которому Джоан еще в пятнадцать лет обрела статус фотомодели, а потом, уже будучи женой Бена и получив предложение сняться в фильме, – популярность среди мужской части кинолюбителей. Впрочем, дамы тоже неплохо относились к ней, правда по иным причинам. Просто зрительницы частенько ассоциировали Джоан с ролями, которые она играла, что не редкость в отношении фанатов-поклонников и их идолам-актерам.
Были времена, когда пышная грудь Джоан вызывала у Бена нескрываемый восторг и одновременно заставляла ревновать, потому что постоянно привлекала к себе взгляды других мужчин. Сначала это забавляло Джоан, но позже... Ох, позже ей стало не до веселья.
А сейчас она отметила про себя, что Бен все-таки не удержался и скользнул взглядом по ее груди. И сразу отвел глаза в сторону.
Это дало Джоан возможность рассмотреть его самого. Вообще-то она ожидала найти во внешности Бена перемены, ведь, как было сказано выше, с момента последней встречи прошло четыре года. Когда Бен приезжал сюда, Джейми было четырнадцать, а сейчас восемнадцать. Но, как ни странно, лицо Бена почти не изменилось. Разве что прибавилось мелких морщинок в уголках глаз. А сам он будто немного похудел. Правда, на объемах мышечной массы это не сказалось.
Вероятно, он по-прежнему регулярно посещает тренировочный зал, мельком подумала Джоан, не отказав себе в удовольствии задержать взгляд на распирающих рукава рубашки-поло бицепсах.
Бен выглядел точно на сорок два года, причем наилучшим для этого возраста образом. Глядя на него, Джоан подумала, что не напрасно многие считают этот период в жизни мужчины расцветом.
Тут она поневоле вспомнила о собственном возрасте.
Меня тоже юной не назовешь, промелькнуло в ее голове.
Словно подслушав ее мысли, Бен сказал:
– Хорошо выглядишь. – Он вновь окинул Джоан взглядом, который она спокойно выдержала.
– Благодарю.
– Впрочем, при твоих доходах, это и неудивительно, – добавил Бен, мельком оглядев роскошную обстановку гостиной.
Джоан усмехнулась.
– Не жалуюсь.
Она хорошо знала, что у самого Бена дела обстоят гораздо хуже. Когда они поженились, он был известным киносценаристом и деньги текли к нему рекой. Позже, уже после развода, что-то произошло. То ли за минувшие семь лет изменились вкусы, то ли еще что, но работы Бена вдруг перестали пользоваться спросом у кинопродюсеров. Возникла ситуация, когда известность есть, однако доходы довольно скромные.
За это время Джоан, напротив, добилась неплохих результатов. Вскоре после развода она очень выгодно вложила полученный от съемок в фильме «Зной» гонорар в производство минеральной воды, соков и прочих прохладительных напитков. В настоящее время у нее был собственный бизнес, приносивший денег гораздо больше, чем киносъемки. Именно ему Джоан была обязана удобством, – да что там! – роскошью своего существования.
Когда ее дела пошли в гору, она предложила Джейми перебраться к ней на ранчо. Тот поначалу задумался – разговор был телефонным, – но в конце концов отказался.
– А как же школа, мам? Здесь до нее пять минут ходу, а там придется ездить.
– Тебя будут возить, сынок, – заметила Джоан. – На автомобиле. Считай, у тебя появится персональный шофер.
Однако Джейми проявил известное безразличие к прелестям богатой жизни. В его возрасте большее значение имели иные ценности.
– Да, но... – Он вздохнул, словно подбирая слова. – У меня ведь здесь друзья, мам, а на твоем ранчо я окажусь один. Разве там по соседству есть дети?
Джоан замялась. У нее и соседей-то почти не было, а уж о детях одного с Джейми возраста даже речь не шла.
– Нет, солнышко, – наконец вынуждена была признать она.
– Вот видишь, мам.
– Зато с тобой буду я. – Еще произнося эти слова, Джоан почувствовала слабость подобного аргумента. У них с Джейми были хорошие отношения, однако, с тех пор как ему исполнилось семь лет – то есть почти с момента развода, – они виделись редко. Можно сказать, не виделись почти совсем, в основном беседовали по телефону. Да еще Джейми время от времени присылал Джоан фотографии, на которых был изображен или сам, или в обществе приятелей, но никогда совместно с Беном.
– Да, мам, – с некоторой запинкой ответил Джейми. Потом, помолчав, добавил: – Это хорошо, только... как же папа? Ведь он останется один.
А то, что я одна, не в счет! – с горечью подумала Джоан. Главное, чтобы папа не страдал...
Разумеется, она не сочла возможным переводить разговор с сыном в подобную плоскость. Просто у Джейми не нашлось иного аргумента, вот и все. Что тут особенного? На то он и ребенок. К тому же он не имеет абсолютно никакого отношения к идее родителей развестись. Его никто не спрашивал, с кем он хочет жить – с отцом или с матерью. Все решили за него. На его долю выпали лишь переживания по поводу развода.
Параллельно с этими раздумьями Джоан посетила еще одна мысль. Джейми сказал, что папа останется один. Означает ли это, что у Бена нет женщины?
Даже если действительно нет, из этого ничего не следует, сказал ей внутренний голос. За столько лет Бен не сделал никаких шагов к примирению, значит, ты вычеркнута из его жизни.
Не очень-то и нужно! – мрачно парировала Джоан.
Затем, взяв себя в руки, перевела разговор с Джейми на другое, а спустя некоторое время они попрощались. Летом Бен привез Джейми на ранчо Эль-Моррон и уехал. Поначалу мальчику было интересно – особенно понравилась конюшня, – однако ближе к концу второй недели он начал проявлять признаки уныния, заскучал, и Джоан сама позвонила Бену, чтобы тот приехал за сыном.
И вот какой-то касающийся Джейми вопрос вновь свел их двоих на ранчо Эль-Моррон.
– У тебя тоже вид следящего за собой человека, – заметила Джоан, в очередной раз бегло оглядев стройное мускулистое тело Бена.
Он пожал плечами.
– Приходится. Вращаюсь среди актеров, режиссеров и продюсеров, нужно держать марку. В мире кино иначе нельзя. Впрочем, что я тебе рассказываю! Сама прекрасно знаешь...
Джоан знала. В киношном мире внешность играла первостепенную роль. Соперничать с ней могла, пожалуй, лишь кино– и фотогеничность, потому что в жизни человек мог выглядеть писаным красавцем, а кинопробы показывали, что на экране он смотреться не будет. Но в любом случае следовало сохранять форму.
Преследуя эту цель, Джоан устроила у себя бассейн, небольшой тренажерный зал и сауну. И усердно использовала все три помещения. Поэтому физическую форму Бена она оценила почти как профессионал: ей было известно, сколько времени приходится заниматься на спортивных тренажерах, чтобы так бугрились мышцы.
Разумеется, сама Джоан добивалась не этого, для нее важнее всех мускулов на свете была талия. Хотя общий мышечный тонус она, конечно, тоже поддерживала.
– А что это ты вдруг заинтересовалась тем, как я выгляжу? – прищурился Бен. В его голосе явственно звучал вызов. – Прежде, помнится, ты больше поглядывала на других мужиков, а до меня тебе было мало дела.
Джоан вспыхнула.
– Чушь! – возмущенно вырвалось у нее, но она тут же умолкла, прикусив от досады губу.
Одиннадцать лет прошло со времени развода, а бывший супруг до сих пор в состоянии вывести ее из равновесия. До него ей было мало дела! Надо же такое сказать... Ничего не изменилось, все как прежде. Те же упреки.
Правда, повод тогда у Бена все же был, хотя и не такой значительный, как ему представлялось. Дело в том, что, несмотря на любовь Джоан к мужу – собственно, другой любви в ее жизни не было, если не считать чувств, испытываемых к сыну, – природная живость заставляла ее поглядывать и на прочих мужчин. Так что в каком-то смысле упрек Бена был справедлив.
Сейчас Джоан понимала, что проблема заключалась в ее молодости. Ведь когда они с Беном поженились, ей лишь недавно исполнилось восемнадцать. Поэтому даже беременность не помешала ей слегка флиртовать. Тем более что на съемочной площадке фильма «Дождливый вторник», в котором Джоан играла главную роль, для этого словно нарочно были созданы все условия. И вдобавок там находилось множество молодых мужчин.
Бен порой появлялся в павильоне или на пленэре, хотя фильм снимался и не по его сценарию. В его присутствии Джоан держалась скромно, в основном потому, что остальные словно переставали для нее существовать. Она видела только своего обожаемого мужа, с которым не мог сравниться никто. Но, когда его не было, в ней пробуждалась кокетливость, побуждавшая ее строить глазки наиболее симпатичным парням. Разумеется, те не оставались безразличными к вниманию, проявляемому к ним такой красоткой, с ее роскошным бюстом, тонкой талией, длинными стройными ногами, блестящими каштановыми локонами, темно-карими с вишневым оттенком глазами и полными губами.
Дальше взглядов, улыбок и разговоров дело ни разу не продвинулось, однако воображение окружающих самостоятельно дорисовывало то, что обычно следует за подобной прелюдией. За спиной Джоан перешептывались. А до Бена доходили слухи.
Поначалу он не очень-то им верил, но однажды решил лично убедиться в беспочвенности пересудов и специально заехал на съемки без предупреждения. Присутствия своего тоже не открыл. Джоан даже не догадывалась, что ее единственный и неповторимый муж исподтишка наблюдает за ней.
Ее до сих пор возмущал тот короткий телефонный разговор.
Они с Беном не встречались четыре года. Однажды он приезжал сюда, на ранчо Эль-Моррон. Строго говоря, приезжал Бен дважды: сначала чтобы привезти Джейми, потом, через две недели, чтобы забрать его обратно в Лос-Анджелес. И каждый раз проводил здесь ночь – в старом фермерском домике, где ему готовили ночлег по его же просьбе. Почему-то Бен не хотел спать в большом доме. Правда, в то время особняк еще не блистал такой роскошью, как сейчас. Не в этом ли крылось нежелание бывшего супруга коротать ночь по соседству, в старой постройке?
Когда Джоан посетила эта мысль, уголки ее губ изогнулись в усмешке. Вряд ли причина заключалась в этом. Вероятнее всего, Бену просто не хотелось оставаться на ночь под одной крышей с бывшей женой. Это вызвало бы у него ненужные ассоциации.
Впрочем, Джоан была уверена, что сам он придерживался иного мнения на сей счет.
Однако все это было в прошлом, а вчера Бен позвонил и сообщил, что приедет к ней для разговора. Именно так: сообщил – и все. Поставил в известность, не удосужившись ни спросить позволения нанести этот визит, ни осведомиться, удобно ли ей принять его. И вообще держался так, будто до сих пор имеет какие-то права на нее.
Джоан стерпела это лишь по одной причине: отвечая на ее вопрос, Бен сказал, что дело касается Джейми. Имя сына и открыло для него дверь этого дома.
В момент встречи они были наедине, Пэтси появилась в гостиной немного позже. Увидев Бена и поздоровавшись с ним – сдержанно, потому что не была уверена, понравится ли ее душевность Джоан, – подруга тут же, извинившись, направилась к выходу, потому что не хотела мешать бывшим супругам. Однако Джоан попросила ее задержаться. В присутствии Пэтси легче было беседовать с Беном.
Но это произошло позже. Сначала же, когда миссис Фейт привела только что прибывшего Бена в гостиную, встретила его одна Джоан.
– Здравствуй, – сухо произнес он, мгновенно обежав ее взглядом.
Джоан не успела разглядеть выражения его глаз – присутствовало ли в них одобрение, восхищение или нечто противоположное, – хотя прекрасно знала, что выглядит замечательно. На ней было миленькое летнее платье из набивного хлопка бирюзового цвета, с рисунком в виде белых бабочек, с глубоким вырезом спереди, в значительной степени открывавшим бюст.
Своей грудью Джоан гордилась – если можно так сказать о том, к созданию чего не имеешь ни малейшего отношения. Полные, упругие, идеальной формы и без намека на силикон выпуклости были своего рода фирменным знаком, благодаря которому Джоан еще в пятнадцать лет обрела статус фотомодели, а потом, уже будучи женой Бена и получив предложение сняться в фильме, – популярность среди мужской части кинолюбителей. Впрочем, дамы тоже неплохо относились к ней, правда по иным причинам. Просто зрительницы частенько ассоциировали Джоан с ролями, которые она играла, что не редкость в отношении фанатов-поклонников и их идолам-актерам.
Были времена, когда пышная грудь Джоан вызывала у Бена нескрываемый восторг и одновременно заставляла ревновать, потому что постоянно привлекала к себе взгляды других мужчин. Сначала это забавляло Джоан, но позже... Ох, позже ей стало не до веселья.
А сейчас она отметила про себя, что Бен все-таки не удержался и скользнул взглядом по ее груди. И сразу отвел глаза в сторону.
Это дало Джоан возможность рассмотреть его самого. Вообще-то она ожидала найти во внешности Бена перемены, ведь, как было сказано выше, с момента последней встречи прошло четыре года. Когда Бен приезжал сюда, Джейми было четырнадцать, а сейчас восемнадцать. Но, как ни странно, лицо Бена почти не изменилось. Разве что прибавилось мелких морщинок в уголках глаз. А сам он будто немного похудел. Правда, на объемах мышечной массы это не сказалось.
Вероятно, он по-прежнему регулярно посещает тренировочный зал, мельком подумала Джоан, не отказав себе в удовольствии задержать взгляд на распирающих рукава рубашки-поло бицепсах.
Бен выглядел точно на сорок два года, причем наилучшим для этого возраста образом. Глядя на него, Джоан подумала, что не напрасно многие считают этот период в жизни мужчины расцветом.
Тут она поневоле вспомнила о собственном возрасте.
Меня тоже юной не назовешь, промелькнуло в ее голове.
Словно подслушав ее мысли, Бен сказал:
– Хорошо выглядишь. – Он вновь окинул Джоан взглядом, который она спокойно выдержала.
– Благодарю.
– Впрочем, при твоих доходах, это и неудивительно, – добавил Бен, мельком оглядев роскошную обстановку гостиной.
Джоан усмехнулась.
– Не жалуюсь.
Она хорошо знала, что у самого Бена дела обстоят гораздо хуже. Когда они поженились, он был известным киносценаристом и деньги текли к нему рекой. Позже, уже после развода, что-то произошло. То ли за минувшие семь лет изменились вкусы, то ли еще что, но работы Бена вдруг перестали пользоваться спросом у кинопродюсеров. Возникла ситуация, когда известность есть, однако доходы довольно скромные.
За это время Джоан, напротив, добилась неплохих результатов. Вскоре после развода она очень выгодно вложила полученный от съемок в фильме «Зной» гонорар в производство минеральной воды, соков и прочих прохладительных напитков. В настоящее время у нее был собственный бизнес, приносивший денег гораздо больше, чем киносъемки. Именно ему Джоан была обязана удобством, – да что там! – роскошью своего существования.
Когда ее дела пошли в гору, она предложила Джейми перебраться к ней на ранчо. Тот поначалу задумался – разговор был телефонным, – но в конце концов отказался.
– А как же школа, мам? Здесь до нее пять минут ходу, а там придется ездить.
– Тебя будут возить, сынок, – заметила Джоан. – На автомобиле. Считай, у тебя появится персональный шофер.
Однако Джейми проявил известное безразличие к прелестям богатой жизни. В его возрасте большее значение имели иные ценности.
– Да, но... – Он вздохнул, словно подбирая слова. – У меня ведь здесь друзья, мам, а на твоем ранчо я окажусь один. Разве там по соседству есть дети?
Джоан замялась. У нее и соседей-то почти не было, а уж о детях одного с Джейми возраста даже речь не шла.
– Нет, солнышко, – наконец вынуждена была признать она.
– Вот видишь, мам.
– Зато с тобой буду я. – Еще произнося эти слова, Джоан почувствовала слабость подобного аргумента. У них с Джейми были хорошие отношения, однако, с тех пор как ему исполнилось семь лет – то есть почти с момента развода, – они виделись редко. Можно сказать, не виделись почти совсем, в основном беседовали по телефону. Да еще Джейми время от времени присылал Джоан фотографии, на которых был изображен или сам, или в обществе приятелей, но никогда совместно с Беном.
– Да, мам, – с некоторой запинкой ответил Джейми. Потом, помолчав, добавил: – Это хорошо, только... как же папа? Ведь он останется один.
А то, что я одна, не в счет! – с горечью подумала Джоан. Главное, чтобы папа не страдал...
Разумеется, она не сочла возможным переводить разговор с сыном в подобную плоскость. Просто у Джейми не нашлось иного аргумента, вот и все. Что тут особенного? На то он и ребенок. К тому же он не имеет абсолютно никакого отношения к идее родителей развестись. Его никто не спрашивал, с кем он хочет жить – с отцом или с матерью. Все решили за него. На его долю выпали лишь переживания по поводу развода.
Параллельно с этими раздумьями Джоан посетила еще одна мысль. Джейми сказал, что папа останется один. Означает ли это, что у Бена нет женщины?
Даже если действительно нет, из этого ничего не следует, сказал ей внутренний голос. За столько лет Бен не сделал никаких шагов к примирению, значит, ты вычеркнута из его жизни.
Не очень-то и нужно! – мрачно парировала Джоан.
Затем, взяв себя в руки, перевела разговор с Джейми на другое, а спустя некоторое время они попрощались. Летом Бен привез Джейми на ранчо Эль-Моррон и уехал. Поначалу мальчику было интересно – особенно понравилась конюшня, – однако ближе к концу второй недели он начал проявлять признаки уныния, заскучал, и Джоан сама позвонила Бену, чтобы тот приехал за сыном.
И вот какой-то касающийся Джейми вопрос вновь свел их двоих на ранчо Эль-Моррон.
– У тебя тоже вид следящего за собой человека, – заметила Джоан, в очередной раз бегло оглядев стройное мускулистое тело Бена.
Он пожал плечами.
– Приходится. Вращаюсь среди актеров, режиссеров и продюсеров, нужно держать марку. В мире кино иначе нельзя. Впрочем, что я тебе рассказываю! Сама прекрасно знаешь...
Джоан знала. В киношном мире внешность играла первостепенную роль. Соперничать с ней могла, пожалуй, лишь кино– и фотогеничность, потому что в жизни человек мог выглядеть писаным красавцем, а кинопробы показывали, что на экране он смотреться не будет. Но в любом случае следовало сохранять форму.
Преследуя эту цель, Джоан устроила у себя бассейн, небольшой тренажерный зал и сауну. И усердно использовала все три помещения. Поэтому физическую форму Бена она оценила почти как профессионал: ей было известно, сколько времени приходится заниматься на спортивных тренажерах, чтобы так бугрились мышцы.
Разумеется, сама Джоан добивалась не этого, для нее важнее всех мускулов на свете была талия. Хотя общий мышечный тонус она, конечно, тоже поддерживала.
– А что это ты вдруг заинтересовалась тем, как я выгляжу? – прищурился Бен. В его голосе явственно звучал вызов. – Прежде, помнится, ты больше поглядывала на других мужиков, а до меня тебе было мало дела.
Джоан вспыхнула.
– Чушь! – возмущенно вырвалось у нее, но она тут же умолкла, прикусив от досады губу.
Одиннадцать лет прошло со времени развода, а бывший супруг до сих пор в состоянии вывести ее из равновесия. До него ей было мало дела! Надо же такое сказать... Ничего не изменилось, все как прежде. Те же упреки.
Правда, повод тогда у Бена все же был, хотя и не такой значительный, как ему представлялось. Дело в том, что, несмотря на любовь Джоан к мужу – собственно, другой любви в ее жизни не было, если не считать чувств, испытываемых к сыну, – природная живость заставляла ее поглядывать и на прочих мужчин. Так что в каком-то смысле упрек Бена был справедлив.
Сейчас Джоан понимала, что проблема заключалась в ее молодости. Ведь когда они с Беном поженились, ей лишь недавно исполнилось восемнадцать. Поэтому даже беременность не помешала ей слегка флиртовать. Тем более что на съемочной площадке фильма «Дождливый вторник», в котором Джоан играла главную роль, для этого словно нарочно были созданы все условия. И вдобавок там находилось множество молодых мужчин.
Бен порой появлялся в павильоне или на пленэре, хотя фильм снимался и не по его сценарию. В его присутствии Джоан держалась скромно, в основном потому, что остальные словно переставали для нее существовать. Она видела только своего обожаемого мужа, с которым не мог сравниться никто. Но, когда его не было, в ней пробуждалась кокетливость, побуждавшая ее строить глазки наиболее симпатичным парням. Разумеется, те не оставались безразличными к вниманию, проявляемому к ним такой красоткой, с ее роскошным бюстом, тонкой талией, длинными стройными ногами, блестящими каштановыми локонами, темно-карими с вишневым оттенком глазами и полными губами.
Дальше взглядов, улыбок и разговоров дело ни разу не продвинулось, однако воображение окружающих самостоятельно дорисовывало то, что обычно следует за подобной прелюдией. За спиной Джоан перешептывались. А до Бена доходили слухи.
Поначалу он не очень-то им верил, но однажды решил лично убедиться в беспочвенности пересудов и специально заехал на съемки без предупреждения. Присутствия своего тоже не открыл. Джоан даже не догадывалась, что ее единственный и неповторимый муж исподтишка наблюдает за ней.