Ранулф встрепенулся. Глаза жены были открыты. Еще секунда – и он пришел в себя настолько, чтобы обнять ее и поднести к губам кружку с прохладной водой.
   – Почему я здесь?
   Он прижал ее к себе, чувствуя, как колотится сердце. Она выздоравливает!
   – Тише, любимая, не разговаривай. Ты приняла на себя предназначенную мне стрелу.
   Он сморгнул слезы и едва удержался, чтобы не стиснуть ее в объятиях.
   – Ты не ранен? – прошептала она.
   Безумная радость захлестнула Ранулфа. Впереди у него целая жизнь, чтобы любить ее, заставить забыть гнев и ненависть.
   – Нет, – заверил он, улыбаясь. – И более чем здоров. Ты спасла мне жизнь, и я всем обязан тебе. И ты, моя сладкая Львица, тоже скоро встанешь с постели. Только теперь нужно поесть.
   – А если я не хочу? – спросила она, с трудом улыбнувшись.
   Ранулф вопросительно поднял брови:
   – Я не подумал об этом, но, зная твою постоянную склонность к неповиновению, возможно, буду вынужден тебя заставить.
   Она вложила руку в его ладонь.
   – Я хочу… – нерешительно начала она.
   – Чего? Чего ты хочешь?
   – Этим утром все изменилось. Мы словно очутились в Лоренкорте, и ты снова тот человек, которого я встретила и полюбила, и между нами больше нет ненависти.
   – Думаю, теперь между нами никогда ее не будет, – тихо подтвердил он.
   Для Лайонин настали благословенные дни. Дни, когда она наконец смогла лучше узнать мужа. Дни смеха. Время избавиться от страха, который она испытывала в его присутствии.
   Однажды, когда они сидели на берегу реки, появился Корбет.
   – Милорд! Гонец от короля Эдуарда! Его величество устраивает турнир.
   – Турнир? – спросила удобно устроившаяся на поросшей мхом земле Лайонин. – А это опасно? Как насчет того человека, Риса? Если он возжелал занять королевский трон, может, нам рискованно быть рядом?
   – Рис и трое его сыновей были убиты в сражении. Без предводителя его люди попросту разбегутся. А ты хотела бы увидеть двор и турнир?
   – О да, Ранулф, конечно!
   Он встал перед ней на колени и положил руку на плечо.
   – Значит, поедем. Корбет, скажи гонцу, что Черный Лев и его «черная стража» вызывают всех!
   – Мы так и сделали, милорд, – расплылся в улыбке Корбет. Лицо Ранулфа окаменело, но, прежде чем он успел заговорить, Лайонин рассмеялась:
   – Вижу, твои люди хорошо знают своего господина! Ранулф немного помедлил и кивнул:
   – Да, это так. А теперь готовьтесь. Выезжаем завтра. Когда они остались одни, он обратился к Лайонин:
   – Ты достаточно окрепла, чтобы пускаться в путь? Рана не слишком тебя беспокоит?
   – Совсем нет.
   Она схватила его за руку и заставила сесть.
   – Расскажи о дворе и короле, и о королеве, и об остальных графах, и…
   – Ты слишком торопишься. Сиди смирно, и я поведаю о Круглом столе все, что смогу.
   – Круглом столе? Истории о короле Артуре?
   – Да, название то же самое, но речь идет о трехдневных играх, состязаниях и пирах. Как, по-твоему, выдержишь столько волнений?
   Его глаза лучились весельем. Значит, он лишь поддразнивает ее?
   – Расскажи о королеве. Она действительно красива? Ранулф рассмеялся и поведал ей о жизни при дворе, такой привычной для него и ранее неизвестной и увлекательной для его жены.

Глава 10

   Вот уже шестой день, как Лайонин и Ранулф жили в новом замке Кэрнарвон, и все это время она старалась получше узнать придворных и королеву Элеонору. Последняя оказалась миниатюрной спокойной женщиной, занятой детьми куда больше, чем политикой. Она и Лайонин сразу же поладили. Король был величественным, высоким, крайне энергичным мужчиной, с густой шапкой рыжих волос. Лайонин казалось, что он не может ни минуты усидеть на одном месте.
   Вечерами Ранулф и Лайонин пели дуэтом. Она играла на псалтерионе, он – на лютне. Их очень любили слушать гости, прибывавшие толпами. Каждого встречали сообразно с положением и титулом. Графам предоставлялось все самое лучшее, а рыцарям пониже родом и наемникам давали место, где можно раскинуть шатер, корм для коней и позволение раз в день обедать с самим королем.
   Всеобщее волнение захватило и Лайонин, и она закружилась в вихре веселья. Королева Элеонора во всем полагалась на нее, а Лайонин считала ее гостеприимной хозяйкой.
   – Ты слишком много времени проводишь с этими людьми. Сильная рука обвила ее талию и увлекла в темный уголок. Сначала Лайонин попыталась вырваться, но тут же обмякла, поняв, что ее обнимает Ранулф.
   – Я просто стараюсь быть любезной, – объяснила она, блеснув улыбкой. – Кстати, одна из дам, кажется, леди Элизабет, чрезвычайно заинтересовалась покроем твоего плаща, а также шириной плеч и силой рук. По крайней мере мне так показалось…
   Он сжал ее так крепко, что дух захватило.
   – Может, она решила, что собственная жена мною пренебрегает? Последние дни я почти тебя не вижу. Придется притвориться гостем, чтобы ты обратила на меня внимание.
   Ее сердце забилось сильнее. Она обхватила его шею.
   – Конечно, милорд, мы рады видеть вас в замке Карнарвон. И, умоляю, скажите, чем мы можем угодить? Что из наших жалких припасов придется вам по вкусу? Доставить вина, хлеба или…
   – Лучше танцовщицу. Закутанную в вуали сарацинскую танцовщицу для моей комнаты. Ту, которая соблазняет, манит и, сбрасывая вуали, открывает нежное тело. Как, по-твоему, можно найти такую? Заметь, мне нужно только лучшее.
   – Значит, тебе понравился мой танец?
   Вместо ответа он стал целовать ее, жадно, требовательно, неистово, отчаянно, и она отвечала с таким же пылом.
   – Он здесь! – воскликнул кто-то из темноты. – Вижу, мой друг совсем не изменился, хоть и женился на дочери барона. Оставь девчонку, Ранулф, и поговори со мной. Ночь только началась, и она, конечно, подождет тебя!
   Ранулф неохотно отстранился и повернул голову.
   – Временами, Дейкр, ты кажешься чистым проклятием, а не другом.
   Красивый блондин, широко расставив ноги, подбоченился и засмеялся так, что присутствующие в зале стали оглядываться. Мужчины обнялись, и Лайонин показалось, что каждый старался сломать приятелю ребра. Но оба улыбались с видом людей, которые много пережили вместе.
   – После твоей женитьбы не прошло еще двух месяцев, и что же? Я вижу тебя в объятиях одной из здешних дам! Тебе следовало бы привезти жену в Уэльс. По крайней мере надеюсь, что эта не такая потасканная, как леди Адела, которую ты в прошлом году то и дело приглашал в постель, – выпалил Дейкр и осекся при виде злобной гримасы Ранулфа.
   Все это время Лайонин стояла за спиной мужа, но теперь он вывел ее вперед, поставил рядом с собой и обнял за плечи.
   – Это моя жена, леди Лайонин. Кажется, милая, ты уже встречалась с лордом Дейкром?
   – Каким это образом?! Я бы запомнил такую красавицу, если бы хоть раз увидел.
   Ранулф ослепительно улыбался другу и жене.
   – Она последовала за мной в Уэльс и ехала в обозе, переодетая крестьянкой, – гордо объявил он.
   – В моем возрасте уже не верят в сказки. Даже в крестьянской одежде ее красота сияет драгоценным камнем. Она все равно останется леди, какие бы наряды ни носила. Миледи, ваш муж – глупец! Вам следовало выйти за меня. Я узнал бы вас всюду, переоденься вы хоть мужчиной.
   Ранулф продолжал улыбаться.
   – Помнишь ту ночь в твоем замке, когда мы беседовали, а крестьянская девушка чистила очаг?
   Дейкр в полном изумлении раскрыл рот. Лайонин, залившись краской, отвела глаза.
   Дейкр снова оглушительно расхохотался.
   – Так это вы уронили корзину с золой нам чуть ли не на головы? – изумился он и, шагнув вперед, оторвал ее от земли. – Я поклялся, что накажу вас за это, и исполню обещание.
   – Не нужно! – испуганно вскричала она и обратила умоляющий взор на Ранулфа. Дейкр расслышал предостерегающие нотки в ее голосе и, не выпуская девушку, повернулся к другу. При виде искаженного яростью лица Ранулфа и наполовину вынутого из ножен кинжала он поспешно отпустил Лайонин и положил тяжелую руку на плечо друга. Губы скривились в сдержанной улыбке.
   – Я не шучу, Дейкр. Она…
   Разговоры в парадном зале смолкли, музыка на галерее затихла. Немногие из тех, кто имел несчастье столкнуться с яростью Черного Льва, остались после этого живы и относительно здоровы. Лайонин поторопилась встать между мужем и лордом Дейкром.
   – Значит, теперь, когда ты стал жертвой любви, хочешь произнести торжественную речь и поклясться, что отныне защитишь жену даже ценой собственной жизни? – поддразнил Дейкр.
   Напряжение покинуло Ранулфа. Рука сползла с рукояти кинжала.
   – Это верно. Я действительно готов оберегать ее любой ценой.
   – В таком случае, друг мой, если я дам слово не похищать твою жену, могу хотя бы посмотреть на нее?
   Ранулф улыбнулся и вывел Лайонин на свет. Гости возобновили прежние занятия. Музыканты взялись за инструменты.
   Лайонин едва сдерживала гнев, пока Ранулф старался подтащить ее ближе к горящим свечам. Сейчас она чувствовала себя кобылой, которую барышник старается сбыть покупателю.
   – Ты молодец, Ранулф! – воскликнул Дейкр, хлопая друга по плечу. – Одни эти волосы стоят потери свободы!
   И тут Лайонин, не выдержав, набросилась на них. Изумрудные глаза сверкали, каждое слово дышало презрением.
   – Если вы, благородные рыцари, закончили осмотр, может, займетесь скотом?
   Она круто развернулась и рассерженно удалилась в вихре разлетевшихся рыжеватых волос.
   Ранулф о чем-то просил ее, но она не слышала слов. Только голос. И сжала кулаки в ответ на смех Дейкра.
   И тот и другой были немедленно забыты, как только королева Элеонора представила ее Беренгарии. В детстве у Лайонин было мало подруг. Все гости, приезжавшие в Лоренкорт, были либо слишком молоды, либо чересчур стары, но, увидев Беренгарию, она поняла, что обрела подругу. Познакомив их, королева Элеонора удалилась, а они схватились за руки, как старые приятельницы.
   – Думаю, ты ощущаешь то же самое, что и я. Мы словно знали друг друга целую вечность. Представляю, какой фурор мы произведем вместе.
   – О чем это ты? Не вижу никаких причин для фурора!
   – Невинное дитя! Оглянись! Посмотри на мужчин в этом зале! На полные зависти и злобы глаза их жен! Взгляни на своего красавца мужа! Он неотступно наблюдает за тобой, готовый напасть на любого, кто посмеет с тобой заговорить.
   – Но почему…
   – Я не стану ничего объяснять. Сама все поймешь. Ранулф действительно смотрел на жену, тем более что ее красота прекрасно оттенялась внешностью леди Беренгарии. Женщины были одного роста: одна светлокожая, с волосами цвета львиной гривы, ниспадавшими до бедер, другая – с темно-рыжими волосами, чуть-чуть не доходившими до талии, и карими глазами. Лайонин понравилась ее прическа. Справа и слева от пробора были заплетены по три крошечные косички, отведенные назад и связанные длинной красной лентой, вышитой крошечными жемчужинками. Узкая шелковая туника, обрисовывавшая роскошную фигуру, была в тон волосам. Поверх туники красовалось безупречно белое бархатное с юрко без рукавов.
   Лайонин была в синем: зеленовато-голубая туника, подчеркивавшая цвет глаз, и темно-синее бархатное сюрко. Обе женщины, красивые и изящные, тихо беседовавшие между собой, наделали немало шума среди придворных. Мужья неотрывно следили за обеими. Во взглядах женщин светились нескрываемая ревность и зависть. Мужские глаза пылали желанием и страстью к недостижимому.
   – Пойдем посидим вон там.
   Беренгария показала на скамью у стены, откуда можно было видеть всех собравшихся в зале.
   – Ты должна рассказать мне, как пленила лорда Ранулфа, ибо здешние женщины жаждали заполучить вместе с могучим мужем еще и несметные богатства. Хотя я слышала, что он не отказывает ни одной из них в удовольствии провести с ним ночь.
   Лайонин покачала головой:
   – Только не говори мне, которой именно, ибо, клянусь, каждая женщина, кроме королевы, так и рвется рассказать мне о былых похождениях моего мужа.
   Беренгария рассмеялась. Несколько голов в зале мгновенно повернулись в их сторону: очевидно, мужчинам не терпелось лишний раз взглянуть на прелестных дам. – Могу представить, что они тебе наговорили! Но ты не ответила, каким волшебным зельем воспользовалась, чтобы увлечь его, причем, если сплетни верны, всего за два дня. Лайонин пожала плечами:
   – Я просто его рассмешила. Беренгария, немного подумав, кивнула:
   – Да, я вполне понимаю, почему он полюбил женщину, способную его рассмешить.
   И прежде чем Лайонин успела запротестовать, подруга продолжала:
   – Ну разве не чудесно быть такой богатой? Наверное, у тебя двадцать служанок, выполняющих каждый твой каприз, и ты питаешься только язычками жаворонков, поджаренных с тремя разными соусами.
   Лайонин со смехом покачала головой. Хорошо оказаться рядом с человеком откровенным, который высказывает все, что у него на уме, и не думает лицемерить.
   – Можешь не верить, но у меня вообще нет служанки.
   В ответ на недоуменный взгляд Беренгарии она пояснила, что заняла место Кейт во время путешествия в Уэльс, и, поскольку никто не упомянул о необходимости иметь камеристку, она не потребовала никого себе в услужение. В Карнарвоне было полно слуг, а вот работы на всех не хватало, поэтому все ее желания немедленно исполнялись.
   – Я уже вижу, что нам предстоит стать близкими подругами. Кроме того, мне не терпится сообщить Трейверсу, что я не единственная, кто вечно попадает в беду. Он клянется, что только я всегда ухитряюсь навлечь на себя неприятности и что остальные женщины – просто воплощение хороших манер и скромного поведения.
   – Ранулф очень рассердился, когда обнаружил меня переодетой в крестьянку, но королева Элеонора рада моему приезду и пожурила его за то, что заставил меня пойти на такие крайности, чтобы добраться сюда.
   Женщины дружно рассмеялись.
   – Как нам повезло иметь такую королеву! Мой отец до сих пор рассказывает жуткие истории о предыдущей.
   – Этот Трейверс и есть твой муж?
   Лицо Беренгарии осветилось счастьем.
   – Огляди зал и попытайся угадать, кто из мужчин мой Трейверс.
   Лайонин показывала на одного красавца за другим, но Беренгария лишь презрительно фыркала да отпускала уничтожающие реплики в адрес каждого:
   – Бьет жену… Не любит женщин… Жаден, как сам Шейлок.
   Когда Лайонин наконец сдалась, Беренгария показала тонким пальчиком в угол зала.
   – Тот, кто беседует сейчас с лордом Дейкром, – заявила она, с нетерпением ожидая вполне понятной реакции, которая не замедлила себя ждать.
   Мужчина, стоявший вместе с Дейкром, показался Лайонин самым уродливым созданием на свете. Среднего роста, он словно был высечен из камня и казался совершенно квадратным: ни грации, ни легкости движений, только непоколебимая мощь и основательность. А лицо… лицо было почти пугающим: огромные уши-лопухи, неописуемого цвета волосы, похожие на спутанную железную проволоку, узкий лоб и прямая линия сросшихся бровей. По обе стороны от носа к безгубому рту спускались глубокие морщины. Вместо глаз были узкие щелки.
   Лайонин, стараясь взять себя в руки, обернулась к Беренгарии. Та наверняка шутит!
   Но Беренгария безмятежно улыбалась:
   – Правда настоящий тролль? Но я обожаю его с трех лет и буду любить до самой смерти.
   – Расскажи! Я предвкушаю занимательную историю!
   – С радостью поведаю тебе, хотя очень немногие знают правду. Я росла в большой семье: шестеро братьев и пять сестер. Отец всегда гордился тем, что у него хорошенькие послушные дочери и сильные красивые сыновья. Все, кроме меня. Чуть не с самого рождения я славилась проделками, более подобающими сорванцу-мальчишке, чем юной леди.
   Мне было года три, и я гуляла с няней в лугах поблизости от замка. Когда бедняжка отвернулась, я спряталась в высокой траве и злорадно наблюдала, как она мечется и зовет меня.
   – Неужели ты можешь помнить то, что случилось так давно?
   – Больше у меня ничего не сохранилось в памяти, но тот случай словно произошел вчера. Няня побрела в замок, посчитав, будто я вернулась без нее, а я пробралась к пруду с утками, куда она никогда меня не водила. Глупая женщина!
   Она постоянно боялась, что я по неосторожности прикончу себя любым доступным мне способом, и совсем не давала развлекаться. Добравшись до пруда, я увидела в тростниках смотревшего на меня человека. Сначала мне показалось, что это тролль, но когда он вышел на открытое место, я поняла, что это всего лишь незнакомый мальчишка. Мы долго глазели друг на друга, и вдруг я ощутила, что он предназначен мне и всегда будет моим. Тогда, в двенадцать лет, он уже был почти такого же роста, как теперь.
   Я протянула ему руки, и он поднял меня и носил долго-долго, что-то рассказывая, показывая птичьи гнезда и всяких жучков, и наконец разделил со мной еду, которую принес в седельной сумке. Мы совсем забыли о времени и вернулись в замок уже в сумерках.
   К этому времени мои домашние едва не сошли с ума, в полной уверенности, что я давно мертва. Мать попыталась взять меня у Трейверса, но я вцепилась в него и не отпускала, а когда отец все-таки оторвал меня, принялась брыкаться и вопить, пока Трейверс не подошел снова. Он поцеловал меня в лоб и попросил слушаться родителей.
   – Они, должно быть, очень дивились твоему поведению. Беренгария пожала плечами:
   – Нет, ведь я всегда старалась настоять на своем. Весь следующий день я ходила за Трейверсом, как привязанная. И даже ездила вместе с ним на его лошади, пока наши отцы осматривали участок земли, который хотел продать мой отец. Утром, когда ему пришлось уехать, я заплакала и сказала, что люблю его. Запретила ему взрослеть и заявила, что он должен дождаться меня. Трейверс поцеловал меня в лоб и сказал, что, когда я вырасту и стану невестой, он за мной приедет.
   – Хочешь сказать, что именно так и вышло?
   – Да. Когда мне исполнилось пятнадцать, отец привел в дом почтенного рыцаря с сыном и сказал, что выдает меня замуж за этого молодого человека. Я знала, что отец твердо решил настоять на своем, поэтому объявила, что уже тайно обвенчалась и ношу ребенка.
   – Но ведь ты солгала!
   – Разумеется, ведь с тех пор я не видела Трейверса и не позволяла ни одному мужчине прикоснуться ко мне.
   – Твой отец, должно быть, очень рассердился. Веренгария подняла глаза к небу.
   – Это еще мягко сказано! Он заставил повитуху осмотреть меня, обнаружил, что я пыталась его провести, и запер в башне, посадив на хлеб и воду. Я притворилась тяжелобольной и уговорила старую няню принести мне перо и бумагу под предлогом, что хочу составить завещание. Но вместо этого написала Трейверсу, что настала пора приехать за мной, иначе отец отдаст меня за другого, после чего свернула пергамент, продела сквозь кольцо и выбросила деревенскому мальчишке через амбразуру.
   – Вижу, моя затея переодеться крестьянкой бледнеет в сравнении с твоими проделками. – покачала головой Лайонин. – Так что было дальше?
   – Трейверс появился через три дня. Во главе целой армии! Больше трехсот человек приблизились к воротам замка, и отец, нужно сказать, был рад такому грозному зятю. Позже он признался, что только такой человек и способен жить с негодницей вроде меня, поскольку для простого смертного это непосильная задача.
   – Ну а ты? Ты не видела Трейверса с того дня, когда сама была ребенком. Неужели хранила чувства столько долгих лет?
   – О да! Едва меня освободили, я подбежала к нему, а он обнял меня и стал целовать, только на этот раз не в лоб.
   Глаза Беренгарии озорно блеснули.
   – Будь у меня какие-то сомнения, тот поцелуй их развеял.
   – И теперь вы живете в сладостном согласии, – вздохнула Лайонин.
   – Ха! У моего Трейверса характер такой же уродливый, как и физиономия. Если когда-нибудь увидишь на его руке шрам, знай: это я полоснула его ножом!
   – Не понимаю… Если ты любишь его…
   – Настоящая любовь – это не романтичные баллады странствующих музыкантов! Это сознание того, что ты – одно целое с мужчиной. Продай Трейверс душу дьяволу, я все равно любила бы его и, возможно, попыталась бы поторговаться за свою собственную.
   Лайонин вовсе не была шокирована таким признанием и, взглянув на Ранулфа, вновь почувствовала боль от валлийской стрелы.
   – Боюсь, я тоже встала бы рядом с Черным Львом. Беренгария улыбнулась:
   – Пойдем поедим, и больше никаких разговоров о дьяволах. А то наказание за мои грехи будет слишком тяжким.
   Женщины рука об руку направились к столам. Чуть позже Лайонин и Ранулф остались одни в спальне. Ранулф принимал ванну, Лайонин умывалась.
   – Я хотел попросить тебя кое о чем, – начал Ранулф. Лайонин прислушалась, но муж почему-то молчал. Она вопросительно вскинула брови:
   – Неужели это настолько ужасно, что ты лишился дара речи?
   – Многие именно так и считают. Генри де Лейси просил меня взять своего младшего сына в пажи. Мальчику всего шесть лет, и родительский дом ему следовало бы покинуть только через год…
   Ранулф снова помолчал, но Лайонин не стала ни о чем его расспрашивать.
   – Конечно, твое слово решающее, поскольку мальчик будет находиться на твоем попечении, пока не вырастет настолько, чтобы стать оруженосцем.
   – Как зовут малыша, и почему ты считаешь, что я непременно буду возражать?
   – Имя его – Брент, и хотя он совсем юн…
   – Брент! Это не тот малыш, который за обедом привязал к столу ногу старого сэра Джона?
   – Тот самый.
   – Не тот, что выпустил в церкви голубей? Тот самый, кто…
   – Именно тот, и я вижу, ты ответила на мой вопрос.
   – Так ты превратился в волшебника и знаешь мои мысли? В таком случае ты должен понимать, что я уже люблю парнишку. Он просто непоседлив, а родители чересчур усердно стараются держать его в рамках.
   Она принялась намыливать лицо мужа перед бритьем.
   – Ты сама не знаешь, что говоришь! Мальчишка – сущий чертенок. Он последний из огромного выводка де Лейси, а родители ужасно устали и хотят отдохнуть. Судя по тому, что я видел, одной Беренгарии было достаточно, чтобы загнать их в могилу.
   – При чем тут Беренгария и какое отношение она имеет к моему Бренту?
   – Твоему Бренту! Ты уже усыновила мальчишку? Он младший брат твоей подруги. Она дочь графа. Ты этого не знала?
   Лайонин взялась за бритву.
   – Будучи всего лишь баронской дочерью, я не знакома с великими родами нашего королевства, – съязвила она. Ранулф смиренно снес укол.
   – Ты никогда не воспитывала детей, – настаивал он, – и все же готова взять этого озорника! Тебе известно, что уже четыре женщины отказались его взять? Говорят, одна из них едва не лишилась чувств при упоминании о маленьком чудовище.
   Лайонин забыла о своем занятии.
   – Сначала ты просишь меня взять его, потом стараешься разубедить, и кроме того, что ты знаешь о моих навыках воспитания детей? Насколько я знаю, у тебя тоже невелик опыт в подобных делах, и все же ты первым заговорил о необходимости взять Брента.
   – Да, но я всегда могу побить его за очередную проделку, – самодовольно заметил муж. – Сомневаюсь, что ты окажешься сильнее мальчишки.
   Лайонин окинула его презрительным взглядом.
   – Ты постоянно говоришь о побоях. Сначала дал пощечину ничтожной жене, потом собрался поколотить малыша, который тебе и до колен не дорос! А теперь немедленно перестань спорить и дай мне закончить бритье. Не то моя рука может случайно соскользнуть и вырезать из твоего горла все самоуверенные слова.
   Он вовремя успел перехватить ее руку с бритвой. В темных глазах сверкала гордость непокорной женой.
   – Я начинаю жалеть бедное дитя, которому досталась Львица в матери. Он будет думать, что возьмет верх, но на самом деле победительницей всегда выйдет она!
   – На свете был только один приз, который я хотела получить. И он у меня, – улыбнулась Лайонин.
   Муж откинул голову на бортик чана:
   – Заканчивай бритье и не спорь со мной. Она покорно кивнула. Ранулф закрыл глаза.
   Они вместе вошли в парадный зал, где уже накрывали столы. Ранулф представил Лайонин Генри де Лейси, графу Линкольн и Сейлсбери, отцу Беренгарии и Брента. Пока мужчины толковали о лучших способах управления имениями, Лайонин присела на скамью. Брент подошел к отцу, и тот показал ему на Лайонин. Малыш направился к ней:
   – Ты леди Лайонин?
   – Да. А ты – мастер Брент?
   – Это я, миледи.
   Лайонин похлопала по сиденью рядом с собой. Мальчик подошел и сел рядом, с любопытством оглядывая ее волосы. Она и оглянуться не успела, как он дернул ее за локон. Лайонин поспешно схватилась за голову:
   – Что это на тебя нашло?
   Он казался немного удивленным своим поступком.
   – Я лишь хотел проверить, настоящий ли он. Слышал, как две леди клялись, что у тебя накладные волосы, а еще одна заявила, что тебе следовало бы их закрывать.
   – А ты как считаешь? – улыбнулась Лайонин.
   – Мне все равно, – пожал он плечами. – Будущему рыцарю не пристало интересоваться женскими волосами.
   Он гордо расправил худенькие плечи.
   – А разве рыцарь не должен заботиться о дамах? Неужели ты не стал бы защищать меня от опасности, если бы я тебя попросила? Ведь ты решил проходить обучение в Мальвуазене, и поскольку я там живу…
   Он снова расслабился, довольный, что она дала ему повод быть рядом. Эта дама нравилась ему.
   – Ты рад, что едешь в Мальвуазен?
   – Еще бы! – откликнулся он. – Ты – хорошая дама и к тому же не стара и не уродлива.
   – Спасибо за комплимент, – улыбнулась она. – А теперь расскажи мне о своих проделках. Ты действительно такой озорник?