Деверо Джуд. Черный Лев

   – Спасибо, – тихо сказал он, и она сморгнула непрошеные слезы.
   А когда Ранулф поднялся и пошел к кровати, она поняла, что должна делать: избавиться от Джайлза. Связь между ней и Ранулфом была еще слишком хрупка, а письмо, в котором она, не стесняясь, писала о своей любви к воображаемому рыцарю, легко разрушит ее.
   Она услышала, как скрипнули ремни, когда Ранулф лег в постель.
   – Иди ко мне, – сонно позвал он.
   – Сейчас. Только подложу дров в огонь.
   Как и предполагала Лайонин, он почти сразу же повернулся на бок и задышал глубоко и ровно. Лайонин быстро отыскала мешочек, вынула гладкий твердый камень и бесшумно подошла к забранному ставней окошку. Оставалось только приоткрыть ставню и уронить камень. Руки ее тряслись, но она убеждала себя, что поступает правильно.
   Когда она разжала пальцы, внизу послышался легкий шум. Девушка быстро повернулась к спящему Ранулфу, но тот даже не шевельнулся.
   Все еще дрожа, она сняла халат и легла рядом с мужем. Застывшая, неподвижная, невероятно остро ощущавшая его непривычную близость. Он подвинулся к ней, и большая рука легла ей на шею. Лайонин, задыхаясь, попыталась освободиться от тяжести, но он стал ласкать ее, так и не открывая глаз. Шершавая ладонь шарила по ее обнаженному телу. Молча, без единого слова он подмял ее под себя, и Лайонин сжалась от страха в предчувствии неминуемой боли.
   Он раздвинул ее ноги мощным бедром, и горячие слезы обожгли ее глаза. При первом же выпаде боль вернулась с новой силой, и она ощутила себя беспомощным зверьком, попавшим в лапы льва. К счастью, на этот раз все закончилось быстрее, но она еще долго не спала. Слезы одиночества и отчаяния все катились из глаз, заливая волосы на висках.
   Ранулф, как всегда, проснулся на рассвете. Лайонин лежала на боку, лицом к нему. Ему пришло в голову, что во сне она выглядит еще моложе и прелестнее. За два дня их брака он не успел провести с ней достаточно времени наедине. Слова мальчишки не давали ему покоя. Джайлз словно подслушал речи его первой жены и повторял их почти дословно. Он так хотел верить Лайонин, что она не пыталась его обмануть, не притворялась, не лукавила. Он ведь не просил любви… Нет? Чего же тогда ему надо? Похоже, женщины либо боялись его, прославленного Черного Льва, либо желали его золота. Он припомнил, как отец говаривал когда-то, что его старший сын так же способен убить человека, как стать победителем в рыцарском турнире. Интересно, что сказал бы отец сейчас? Как отнесся бы к сыну, которого готовили в священники, а он стал грозой всей Англии? Тем, кого многие боятся, некоторые ненавидят и почти никто не любит.
   И все это из-за женщины.
   Лайонин пошевелилась во сне, вернув его к настоящему. Он снова бросается в битву, без одежды, доспехов и вооружения. И вряд ли те раны, которые он получит на этот раз, так скоро заживут. Он коснулся ее щеки, погладил ушко, затейливую розовую раковинку. Ее глаза распахнулись, и он потрясение осознал, что в них плещется страх.
   Лайонин увидела мягкий изгиб губ, нежность во взгляде и сразу разгадала его мысли. О нет, она не готова к новой боли!
   Она поспешно спрыгнула с кровати, накинула халат, встала на колени у очага и принялась нервно ворошить угли железной кочергой. Что, если Ранулф позовет ее в постель? Он ее муж, и она не вправе ему отказывать.
   Ранулф повернулся на спину и хмуро уставился на пыльный балдахин. Она имеет основание его бояться. В первую ночь он взял ее жестоко и грубо, причинив боль. Как обидно, что она впервые познала именно такую любовь… Но сегодня, в замке Эйлсбери, он все исправит. И покажет, какова может быть любовь между мужчиной и женщиной…
   Он повернулся на бок и подложил ладонь под щеку, наблюдая за ее порывистыми движениями, очевидным стремлением избегать его. Завтра он спросит ее, что она почувствовала после той ночи.
   – Ты скоро встанешь? – дрожащим голоском спросила она.
   Ранулф усмехнулся, словно вспомнив что-то смешное:
   – Да, сейчас.
   Она торопливо сунула в сумку какую-то одежду и коричневый кожаный мешочек. Ранулф нахмурился. Перед глазами витала какая-то полузабытая сцена… темная фигура… но картинка никак не складывалась. Только когда Лайонин подошла кокну, память вернулась к нему. Неужели… нет, это просто сон…
   – Прошлой ночью ты сказала, что хочешь поговорить со мной. Могу я узнать твои мысли? – спросил он, пытаясь говорить спокойно, несмотря на то что в груди бушевал огонь. И постарался отрешиться от ее сжатых кулачков и ускользающего взгляда.
   – Я… я ничего… Ранулф!
   Лайонин подбежала к постели и бросилась в его объятия. Она трепетала, как осенний лист, и он крепко держал ее, поражаясь хрупкости этого стройного тела, боясь причинить ей боль. Он приподнял ее подбородок и отметил, что в зеленых глазах не было ни единой слезинки.
   – Я… я хочу, чтобы ты был очень осторожен… берег себя, – выдавила она сквозь сжавший горло ком.
   – Тебя так напугал пожар?
   – Да… нет. Кое-что другое.
   – Тогда говори прямо. Я не побью тебя за несколько лишних слов.
   – Это… это Джайлз. Он…
   – Ты смеешь произносить при мне его имя? – зарычал он, грубо оттолкнув ее. – Радуйся, что я не прикончил твоего дружка! Узнай я, что он твой любовник и получил то, в чем ты мне отказываешь, я бы убил его, а возможно, и тебя. Скажи спасибо, что я пытался поверить тебе, а не ему. А теперь зови свою служанку и одевайся. Мы скоро уезжаем.
   Он поспешно отбросил одеяла и стал натягивать одежду. Всего два дня после свадьбы, а она уже ухитрилась взбесить его едва не до потери рассудка. Гнев, глубокий гнев разъедал душу, причиняя больше боли, чем шрамы от ран. Девчонка подобралась к нему ближе, чем кто-либо из окружавших его людей. Разве только Изабель могла так…
   Он стиснул зубы, стараясь выбросить из головы тоскливые мысли.
   – Лайонин, иди ко мне.
   Она встала перед ним, собираясь с мужеством.
   – Теперь я вполне успокоился, так что можешь говорить все, что у тебя на уме, – с трудом выговорил он.
   Но если простое упоминание имени Джайлза вызвало такую ярость, как он отреагирует на пять писем, адресованных другому человеку? Неужели она настолько глупа, что воображает, будто он выслушает ее оправдания, прежде чем разорвать в клочья? И пусть он потом пожалеет о своем поступке, будет слишком поздно. Она не может рисковать.
   – Мне нечего сказать, – прошептала она и отвернулась.
   Ранулф тоже отвел взгляд, понимая, что она лжет, и молча вышел, не удостоив ее ни словом. Оказавшись во дворе, of сначала не услышал тихого голоса Маларда: слишком старался поверить ей, воскресить в памяти первые два дня их счастья. Как могли два человека, казавшиеся родными душами, внезапно стать чужими? Почти врагами.
   – Лорд Ранулф, – настаивал Малард. – Я принес новости, которые вам необходимо знать.
   Ранулф внимательно слушал, не веря собственным ушам, и с каждым откровением, с каждой фразой лицо его все больше темнело.
   – Я буду за ним наблюдать, – заключил он.
   – А миледи?
   – Она принадлежит мне и должна быть моей… Я отвечаю за свою… жену.
   Он едва не сказал «свое бремя».

Глава 7

   Лайонин смотрела, как Люси с трудом забирается в фургон. Бедняжка была слишком старой и толстой, чтобы ехать верхом.
   Ранулф пристально, изучающе посмотрел на жену, прежде чем усадить ее в седло. Они ехали молча. Несколько раз Лайонин отчаянно хотелось рассказать Ранулфу о Джайлзе, но мешал страх.
   – Сегодня мы пораньше остановимся на ужин. Вчера мы безмерно устали, и торопиться нет смысла.
   Он помог ей слезть с лошади, ушел, чтобы отдать приказания своим людям, и тут же вернулся.
   – Пройдешься со мной? – спросил он, протягивая руку. Лайонин с радостью приняла приглашение, и он повел ее в лес, где их не могли видеть.
   – Боюсь, как и предсказывал брат, из меня вышел плохой муж. Давай сядем и поговорим.
   Холод замерзшей земли проникал до самых костей, Tt она вздрогнула.
   – Ты замерзла?
   Он привлек ее к себе, закутал своим плащом и крепко обнял. Под ее щекой ровно билось его сердце.
   – Вы будете рады оказаться дома, милорд? – прошептала она.
   Ранулф слегка нахмурился. Уж слишком быстро она перешла от «моего льва» к «милорду»!
   – Да. Валлийский климат чересчур суров, а я привык к мягкой погоде острова.
   – Расскажи о нем.
   Он стал описывать поля, луга, леса и синее море.
   – Ты живешь там один со своими людьми? И никаких родственников?
   – Мои родители умерли, когда я был очень молод, – рассеянно ответил он, играя ее волосами. – Похоже, мы так мало знаем друг друга, что должны подбирать слова. И все же было время, когда мы не могли наговориться.
   Лайонин сморгнула слезы, потому что ощущала то же самое. Но подняла лицо и попыталась улыбнуться. Он коснулся ее уст губами, и у нее закружилась голова от его требовательного поцелуя. Он словно пил ее душу этим поцелуем. И все же его возрастающая страсть сменилась чем-то более высоким, чем простые чувства. И слезы снова покатились но ее щекам, жаркие, горькие.
   – Скажи, что тебя мучит? – спросил Ранулф, отстранившись.
   – Лучше скажу я, – раздался тихий голос из-за деревьев. – Не удивительно ли, что новобрачная плачет, когда муж ее целует? Мы скрестим мечи, лорд Ранулф, и посмотрим, кому достанется эта женщина.
   – Ты глупый мальчишка. Я не могу драться с тобой. Моя жена все рассказала о тебе, и я ей верю, – бросил Ранулф, но боль в его глазах была очевидна.
   – В таком случае, может, это убедит тебя в правоте моих слов? – процедил Джайлз, бросив к ногам Ранулфа кожаный мешочек.
   – Нет! – вскрикнула Лайонин и бросилась к мешочку, но Ранулф оказался проворнее и стал медленно вынимать письма, одно за другим. Лицо разом лишилось цвета, выражения, всяких чувств. Закончив читать, он повернулся к жене. Лайонин поняла, что могла бы выдержать ярость, насилие, бешенство… только не взгляд, полный недоумения и муки.
   – Ты писала эти письма? – тихо спросил он.
   – Клянусь, они адресованы не Джайлзу.
   – Значит, другому? – Он смахнул ее руку со своего плеча и повернулся к молодому человеку: – Теперь она моя жена, несмотря на все прошлые деяния, а я не убиваю детей.
   – Ублюдок! Ты так чист и свят, что не запачкаешь меча кровью простолюдина. Но есть один меч, который ты залил кровью, когда погрузил его в дочь барона! Воображаешь, что она полюбила тебя с первого взгляда? А может, влюбилась в серебро на твоей кольчуге? Мы вместе это замышляли, ясно тебе? Она уже обворовала тебя и передала мне драгоценность!
   Он швырнул камень Ранулфу. Тот перевел глаза срубина на перепуганное лицо жены, и в его взгляде пылали не только ярость, нои ненависть.
   – Убирайся! Теперь из-за тебя я должен убить мальчишку. Ты возрадуешься, увидев его мертвым? И как скоро найдешь другого ему на замену?
   – Ранулф! Выслушай меня! Он лжет! Письма были написаны придуманному рыцарю! Это всего лишь девичьи мечты, не более того! Он сказал, что убьет тебя, если я не отдам ему камень!
   – И ты воображаешь, будто я поверю, что этот хлюпик угрожал моей жизни? Что ты украла камень, чтобы спасти меня от этого ребенка? Нет, женщина, когда-то я верил тебе, но больше этого не будет. А теперь – вон отсюда.
   Он кивнул кому-то, и один из стражей схватил ее за руку и потащил прочь.
   – Ранулф, прошу тебя! – вскрикнула она.
   – Поздно. Твои мольбы на меня не действуют. Уберите ее отсюда, чтобы она не видела кошмара, который сама же навлекла на наши головы!
   Лайонин ушла. И остановилась у того места, где были привязаны лошади. Поединок продолжался недолго, но Лайонин казалось, что время тянулось бесконечно. И при каждом звуке ее сердце мучительно сжималось.
   Он встал перед ней, и она взглянула в эти холодные, жесткие глаза.
   – Видишь? Это кровь, которую ты пролила сегодня. Кровь мальчика, который из-за тебя никогда не станет мужчиной, – бросил он и вскочил в седло, оставив жену на попечение Хьюго Фиц-Уоррена.
   Она не смела поднять глаза на мужчин. Теперь они должны ее возненавидеть. Но, к ее величайшему изумлению, кто-то вдруг коснулся ее колена, легко, но ободряюще. Лайонин обернулась. Мужчины, один за другим, серьезно кивали, давая знать, что верят ее клятвам. Каждому было понятно, что мальчишка явно не в своем уме.
   За все время пути до замка Эйлсбери Лайонин только однажды попыталась заговорить с мужем, но получила в ответ взгляд, полный такой черной ненависти, что осеклась и прикусила язык.
   – Ваша светлость! – Паск, управляющий замка Эйлсбери, низко поклонился Ранулфу. – Мы счастливы, что вы снова почтили нас своим присутствием. Кухарка вот уже несколько дней готовит вкусный ужин, достойный вас и ваших людей. Вижу, с вами дама?
   – Это моя жена, – буркнул Ранулф таким тоном, что брови тощего человечка невольно подскочили. – Оставьте ее вещи в комнате напротив спальни Эдуарда. Я займу его покои.
   Лайонин слишком устала, чтобы заметить, где ее поселили. Ее терзали воспоминания о друге детства, теперь уже мертвом, и муже, который возненавидел ее.
   Люси грузно уселась на узкую кровать.
   – Ну и денек! Парнишка сэра Джона всегда был немного странным. Это только вы вечно с ним возились. Я-то знала…
   – Пожалуйста, Люси, не нужно об этом! Я устала и хочу отдохнуть.
   – Да, леди Лайонин, – кивнула служанка, помогая хозяйке раздеться. – Прислать вам поднос с ужином?
   – Нет. Вряд ли я когда-нибудь снова захочу есть. Нет. Спать. Только спать. Забыться.
   Люси на цыпочках вышла из комнаты.
   Ранулф метался по спальне, не обращая внимания на стоявший перед ним поднос с едой. Каким он был идиотом, когда снова вступил в брак, причем не получив ни приличного приданого, ни влиятельных связей. Уж лучше было жениться на принцессе Кастильской.
   Лайонин… Зеленоглазая рыжеволосая красавица стала его женой и всего за три дня уже успела протащить мужа через муки ада. Малард доложил ему о появлении Джайлза, и он дал ей шанс объясниться, быть с ним откровенной – и все же не дождался исповеди. Как ему не хотелось убивать мальчишку!
   Но тот был совершенно безумен и нападал, словно сорвавшийся с цепи!
   Ранулф потер глаза, словно пытаясь стереть ужасные воспоминания. Он хорошо знал, каково это – быть молодым и страстно влюбленным.
   Любовь? Что он знал теперь о любви? Девушка легко очаровала его, но, получив обручальное кольцо, мгновенно изменилась. Стала холодна, вовсе не казалась счастливой, как была когда-то в доме отца. Все указывало на подлый заговор. Все подтверждало правоту мальчишки.
   Мысли теснились в его голове.
   Окончательно расстроившись, он разделся, подошел к кровати. Холодная пустота открылась перед ним. Не потрудившись одеться, он вышел в коридор и толкнул дверь спальни Лайонин. Она не проснулась, пока не ощутила, что ее бесцеремонно поднимают вместе с обвившимися вокруг тела одеялами и простынями.
   Темные глаза Ранулфа казались еще чернее в полумраке. Щеки покрывала густая щетина. Он молча нес Лайонин, не глядя на нее, а она жаждала его взгляда, нежного слова.
   Наконец он швырнул ее на перину широкой постели. Только тогда она заметила его наготу, и сердце забилось сильнее, когда взгляд его упал на ее бедро, видневшееся из-под одеял.
   – Какова бы ты ни была, ты моя жена и не прогонишь меня из постели.
   Он забрался на кровать рядом с ней и расправил одеяла.
   – Ранулф… – начала она.
   – Не желаю говорить об этом дне. Никогда. Мальчишка мертв, но я обязательно узнаю, говорил ли он правду.
   – Откуда тебе знать? Я готова все…
   – Нет. Твои губы нужны мне совсем не для этого. Широкая ладонь легла на ее живот. Он почувствовал, как она сжалась и застыла. Что, если по-прежнему думает о мальчишке?
   Он силой привлек ее к себе, заставив охнуть от боли.
   – И сейчас думаешь о нем? Хочешь, чтобы рядом был он?
   – Нет! – выдавила она, пытаясь отстраниться. – Пожалуйста, не мучай меня. Я буду лежать смирно. Тогда будет не так больно.
   Он отпустил ее руку и задумчиво нахмурился:
   – Прошлой ночью… после пожара… я опять сделал тебе больно?
   Она молча кивнула.
   – Черт! Ты сама меня до этого довела! Я знаю тебя всего несколько недель, но ты перевернула всю мою жизнь. Утром я прочитал письмо, написанное тобой мальчишке, которого мне пришлось убить. У меня нет доказательств твоей невинности. В день нашей встречи ты буквально бросилась мне на шею. Откуда мне знать, может, ты точно так же вела себя с другими мужчинами? Я женат на тебе всего три дня и за это время дважды изнасиловал, да еще и убил из-за тебя мальчишку! И все же, когда ты лежишь здесь, укрытая только своими волосами, я безумно хочу тебя.
   Лайонин разрывалась между желанием вновь испытать нежность его поцелуя и стремлением избежать того, к чему эти поцелуи вели.
   Он притянул ее к себе, и она зарылась лицом в густую поросль завитков на его груди, с наслаждением потершись щекой о мягкие волосы.
   – Я пока еще ничего не знаю о твоей верности, но желаю тебя больше, чем любую женщину, которую когда-либо встречал. О нет, не отстраняйся. Больше я не причиню тебе боль. Боюсь, тебе плохо пришлось в моих объятиях, но я постараюсь возместить все, что мы успели потерять.
   Он припал к ее губам и стал нежно целовать, прежде чем чуть прикусить нижнюю губу и упиться медом ее рта. Лайонин таяла от каждой ласки, любого его прикосновения. Он уложил ее на спину, и она оцепенела, предчувствуя наступление боли, жалея, что приходит конец сладости его поцелуев. Но он, казалось, ничего не заметил и продолжал осыпать поцелуями ее лицо, пробовать на вкус мочку маленького уха.
   Его губы скользили по ее горлу, заставляя ее выгнуть шею отдаться ему более полно. Одна рука гладила ее бедра и талию, а когда длинные пальцы коснулись ее груди, она едва lit запротестовала, но ощущения были такими чувственными, что сопротивление длилось не дольше мига. Его губы медленно спускались ниже, зажигая новые, восхитительные огоньки.
   Голова Лайонин кружилась, все вокруг исчезло, оставив только неудовлетворенное желание чего-то неведомого. Казалось, у Ранулфа вдруг появились сотни рук, тысяча губ. И все гладили, ласкали, возбуждали ее. Неведомые доселе ощущения пронзили ее тело. Она лихорадочно зарылась руками в его волосы, ее пальцы дрожали от напряжения.
   – Львица, моя сладостная Львица, – пробормотал он, и она окончательно обезумела, сотрясаемая огнем наслаждения. И тогда он вошел в нее. Больше не было ни страха, ни боли, только сжигавшее и ослепившее ее желание.
   И Лайонин, еще недавно неопытная девочка, отвечала на его безудержную страсть, нежилась в его ласках. Наконец она вскрикнула, впилась ногтями в его спину, выгнулась, чтобы встретить его последний выпад, и забилась в волнах накатившего экстаза. Они неспешно вынесли ее на берег, и она опустилась на белые полотняные простыни. Ранулф попытался отодвинуться, но она вновь прижалась к нему, наслаждаясь его тяжестью, ощущением кожи, покрытой темными волосками, горьковатым запахом мужского пота.
   Он игриво потерся влажным лицом о ее шею и чуть отстранился, чтобы видеть ее лицо в свете толстой свечи, стоявшей рядом с кроватью. И нежно откинул с ее виска прядь волос.
   – Я угодила тебе? – прошептала она.
   Он растерянно поглядел на нее, но тут же весело усмехнулся.
   – Если бы ты только знала… – начал он и, осекшись, пробормотал: – Угодила, и очень, и к тому же, боюсь, отняла у меня последние силы.
   Он хотел добавить еще что-то, но увидел, как ее веки тяжелеют. Она заснула. Несмотря на усталость, он еще немного полюбовался, как она спит, такая маленькая, хрупкая и молодая…
   Порыв страсти прошел, и он вспомнил все события этою дня. Откатился от нее как можно дальше и заснул тяжелым полным кошмаров сном.
   Несмотря на весь пыл прошедшей ночи, утро не принесло им ни мира, ни покоя. Смерть Джайлза и злосчастные письма усугубляли боль.
   Наконец они погрузились на паром и переплыли на остров Мальвуазен. Лайонин отвлеклась от тяжелых дум при виде красоты и мощи гигантского замка. Блэк-Холл был каменным домом, обставленным с роскошью, которой она никогда раньше не видела. На стенах висели новые шпалеры, привезенные королевой Элеонорой из Кастилии. В освинцованные переплеты окон были вставлены квадратики стекла.
   Лайонин видела, как гордится Ранулф своим домом, и разделила бы эту гордость, если бы он дал понять, что она здесь желанна, что он не будет вечно сожалеть о женитьбе на дочери барона.
   В своем одиночестве, ибо Ранулфа почти никогда не бывало дома, она пыталась занять себя сложным хозяйством замка.
   – Что это ты вытворяешь, пока меня нет? – набросился он на нее как-то вечером, швырнув Ходдеру мокрый плащ. – Уильям де Бек утверждает, что ты вмешиваешься в управление замком! – Лайонин гневно сверкнула глазами. – Заботу о замке я поручил управителю, и он много лет справляется с обязанностями. Он свободный человек, и я не желаю давать ему повод для жалоб.
   Лайонин выпрямилась и смело встретила его яростный взгляд.
   – Прошу прощения за дерзость, милорд, но я всего лишь хотела быть полезной. Объясните, что мне делать целый день, если я не имею права отдавать приказания в доме, который считается моим. Я не привыкла бездельничать.
   – Может, Уильям принесет тебе мешок с золотом, – холодно бросил он. – Займись подсчетами, ведь как-никак ты заслужила такое удовольствие.
   Он многозначительно взглянул на постель, где они делили короткие моменты счастья.
   Лайонин растерялась, чувствуя себя грязной и ничтожной, и в негодовании выбежала из комнаты. В коридоре она наткнулась на массивную фигуру Люси и, чтобы избежать объяснений, открыла маленькую дверь, ведущую на башню в глубине дома. Здесь царила непроглядная тьма, и она ощупью стала подниматься по холодным ступенькам. Но в комнате наверху горел яркий свет, на миг ослепивший ее. Лайонин коснулась щеки и обнаружила, что она мокрая от слез.
   – Дитя мое, – произнес мужской голос, – подойди и сядь. Кругленький монах в рясе и с тонзурой отечески обнял ее за плечи и подвел к грубо сколоченному деревянному стулу, стоящему у жаровни с углями.
   – Садись и выпей это, – велел он, вручив ей кувшин с темным вином. – Я брат Джонатан. А ты – прелестная леди Лайонин, жена лорда Ранулфа?
   Слезы хлынули с новой силой.
   – Да что же это делается? Еще и месяца не женаты, и вдруг такая ссора?
   Лайонин глотнула вина, давясь, но пытаясь согреться. Брат Джонатан погладил ее по руке.
   – Расскажи мне. Я умею слушать.
   – Не могу, – прошептала она. Немного помолчав, он тихо сказал:
   – Я слышал, что вы поженились по любви с первого взгляда.
   Лайонин мучительно старалась припомнить те первые два дня, проведенные с Ранулфом.
   – Да, – прошептала она, глядя в огонь и думая о тех временах, когда он учил ее стрелять из лука.
   – Но с тех пор что-то случилось? Что-то, омрачившее вашу любовь?
   – Да.
   Брат Джонатан улыбнулся, гадая, какой пустяк мог вызвать охлаждение между влюбленными. Скорее всего ревность Ранулфа. Еще когда первая жена была жива, он не мог вынести, когда кто-то дотрагивался до всего, что принадлежав ему, будь то конь, дом, люди и в особенности его женщина.
   – Я знаю лорда Ранулфа с детства, и у него есть причины быть… несколько нетерпимым. Скажи, ты по-прежнему его любишь? Невозможно, чтобы истинная любовь умерла так скоро.
   Лайонин сморгнула слезы, застлавшие глаза.
   – Я… не знаю. Он так изменился. Когда я встретила его, он улыбался и смеялся вместе со мной, но теперь только хмурится и злится, и временами это меня пугает. Я пыталась объясниться с ним насчет Джайлза, но он слушать не желает.
   Вот как! Значит, тут замешан еще один мужчина, вероятно, посмевший взглянуть на жену Ранулфа. Монах терпеливо улыбнулся:
   – Лорд Ранулф – человек не жестокий, но иногда не в силах понять простых вещей. Под суровой маской скрывается мягкая и добрая душа. Ты ведь сама это заметила?
   – Да, – робко улыбнулась Лайонин, и воспоминания о другом Ранулфе стали более ясными, затмевая боль их неудавшейся брачной ночи.
   – Вот и хорошо, – улыбнулся монах. – Значит, все зависит от тебя.
   – От меня? Но что я могу изменить? Мне никак не удается угодить ему.
   Джонатан удивленно вскинул брови. От любящих посплетничать слуг он слышал совсем другое.
   – Ты должна доказать, что любишь его. Делать все, чтобы он понял, что небезразличен тебе.
   – Вы правы, – прошептала Лайонин.
   Она поставила пустую кружку и выпрямилась.
   – Я докажу ему, что не такая, какой он меня считает. Как-нибудь найду способ. Благодарю вас, брат Джонатан.
   Она тихо направилась к выходу, а монах наполнил чашу и уселся на стул. Ах, эти молодые, до чего же у них мало забот! Интересно все же, что так расстроило леди Лайонин? Вероятно, ссора из-за нового платья, а может, и что-то не столь серьезное.
   Той ночью Ранулф не вернулся домой, и Лайонин неподвижно лежала в огромной кровати, уставившись невидящим взглядом в потолок. Наверное, она виновата. И муж ненавидит ее за все, что, как он считает, она наделала.
   Вспомнив слова брата Джонатана, она поклялась, что когда-нибудь обязательно докажет Ранулфу истинность своей любви. Пусть увидит, что она не любила ни одного мужчину, кроме него.
   Утром она отправилась в южную часть острова, чтобы посмотреть, не нуждаются ли в чем сервы. На обратном пути к ней присоединился сэр Брэдфорд, один из самых молодых рыцарей гарнизона.