Страница:
– Как ты жестока! Что сказал бы мальчик, увидев меня в таком состоянии?
– Хорошо еще, что ты не считаешь нужным произвести впечатление на меня.
Она дернула за зеленую ленту, до сих пор свисавшую с набедренной повязки, и он немедленно накрыл ее руку своей, правда, снова застонав при этом:
– Она моя. Я выиграл ее в честном бою, и не заставляй меня бороться еще и за этот приз.
– Ха! Да сейчас ты не смог бы даже выпороть меня!
Он обнял ее за талию и со смехом привлек к себе. Не успела она оглянуться, как он придавил тяжелой ногой ее бедра, обнял и зарылся лицом в ее волосы.
– Тебе нравится делать мне больно. Сначала мне приходится раздуваться от самодовольства перед пажом, теперь я должен снова доказывать свою силу собственной жене. Лежи смирно и не приставай ко мне.
Она прижалась к нему, счастливая такой близостью, и затихла.
– Доброе утро, ваша светлость, – торжественно приветствовал их Брент на следующее утро, появляясь из-под лестницы. Ранулф хмуро поглядел на мальчика:
– Что-то мне нынче не по себе. Может, сделаешь одолжение и избавишь меня от этого бремени, пока мы не окажемся на ристалище? – спросил он, отстегивая от пояса длинный меч.
Лайонин показалось, что глаза мальчишки сейчас выкатятся из орбит.
– О, милорд, – прошептал он. – Это тот самый меч, которым вы убивали неверных в Святой земле?
– Тот самый.
– У него есть имя?
– «Разящий». Видишь, оно написано здесь, на лезвии. В стеклянном шарике на рукоятке запаяна частица креста Господня, и говорят, что этот изумруд вынут из короны короля Артура.
Брент почтительно поднял меч, откинул голову и медленно зашагал вперед.
Лайонин и Ранулф направились за ним.
– Ты так добр к мальчику, – прошептала она, сжав его руку. – Сразу понятно, почему он только что не поклоняется тебе. Мой отец никогда не уделял столько времени пажам, не говоря уж об оруженосцах.
– Я люблю детей, – пояснил он, многозначительно глядя на ее живот. – Может, ты подаришь мне нескольких?
– Клянусь наполнить львятами каждый уголок Мальвуазена.
Ранулф лукаво усмехнулся:
– Если мне удастся выжить от трудов, которые ты решила возложить на мои плечи.
Она взъерошила его волосы и густо покраснела, что заставило его рассмеяться и поцеловать ее в щеку.
На трибунах уже было полно народа. Несколько «черных стражей» занимали места, предназначенные для графа Мальвуазена. При виде Лайонин они поднялись и продолжали стоять, пока она не села, после чего поговорила с каждым и поздравила с вчерашней победой. Корбет и Малард сидели отдельно, рядом со своими девушками. К ее удивлению, Хьюго Фиц-Уоррен тоже последовал примеру приятелей и обзавелся прелестной дамой. Она украдкой подтолкнула Ранулфа:
– Хьюго всегда такой суровый. Я не думала, что… Глаза Ранулфа сверкнули.
– Моим людям не составляет труда найти себе женщин. Быть членом «черной стражи» – большая честь. В отличие от остальных Хьюго никогда не хвастается своими завоеваниями, но женщин у него немало, уж поверь. И каждая старается приворожить его.
Они сидели так близко, что прижимались друг к другу бедрами. Чувствуя, как запылали щеки, Лайонин тихо спросила:
– А я? Я приворожила тебя? Он откинул прядь волос с ее лба.
– Да, и еще как крепко!
Рев труб привлек их внимание к засыпанному песком полю. В это утро были назначены скачки с препятствиями и на большие расстояния. Несколько рыцарей лорда Дейкра приняли участие в состязаниях.
Наконец трубы призвали всех к обеду. За столом слева от Лайонин сидела Беренгария, а по правую руку – Ранулф. Гостей развлекали три девушки, которые пели, аккомпанируя себе на различных инструментах.
Король Эдуард встал, и все присутствующие замолчали.
– Хочу объявить сегодняшние новости. Мы долго пытались победить валлийского правителя Л-левелина, и наконец нам это удалось. И все мы знаем историю его предателя б-брата Дэвида. Когда Дэвид был… з-захвачен в плен, его семью отвезли в замок Радлен. У него было два сына и с-семь дочерей. Сыновей, трехлетних близнецов, взяли на воспитание мои рыцари. Дочерей и жену попросили уйти в монастырь. На это с-согласились жена и четыре дочери. Трех я поп-пытался выдать замуж. Одна из них покончила с собой.
Собравшиеся в ужасе зашумели. Самоубийство – смертный грех. Самоубийц даже не хоронили в освященной земле.
– Вторую дочь я выдал за сэра Джона де Боума. Кое-кто из вас… должно быть, знал его. В брачную ночь д-девушка убила мужа, а потом и себя.
В зале воцарилась мертвая тишина. Лица присутствующих были искажены страхом.
– Теперь я пытаюсь… удержать п-последнюю дочь от отчаянного поступка.
Он сделал знак слуге, стоявшему у двери, и остальные, как по команде, повернули головы в ту сторону.
Два великана в кольчугах вошли в зал под лязг волочившейся по полу цепи, к которой была прикована невысокая, болезненно худенькая девушка. Голова опущена, лица не видно, черные волосы рассыпались по голубому бархатному сюрко.
– Вы м-можете удивляться тому, что я велел з-заковать столь миниатюрную особу, – продолжал Эдуард, – но она убила одного из моих стражей, и все видят раны, нанесенные ею этим людям.
Лайонин заметила на лицах мужчин глубокие кровавые царапины от ногтей девушки.
Беренгария подтолкнула локтем подругу:
– Будь я на ее месте, вела бы себя точно так же. Я слышала, что валлийцы не считают этого Дэвида предателем.
– Ее… зовут Ангарад, и я… п-предлагаю ее руку любому рыцарю, достойному происхождения и положения этой женщины.
При его словах девушка подняла лицо, и все были поражены ее редкостной красотой. Черные волосы обрамляли прелестное личико с маленьким носиком и полными губами. Но взгляды всех присутствующих приковали ее глаза – ярко-синие сапфиры под угольно-черными бровями и ресницами. Сейчас они лихорадочно горели, а на лице застыла гримаса презрения и вызова.
Беренгария снова подтолкнула Лайонин и указала на лорда Дейкра. Тот с открытым ртом смотрел на девушку, и, судя по всему, в голове его не осталось ни единой связной мысли. Лайонин дернула за рукав Ранулфа и кивнула в сторону потрясенного графа.
– Думаю, у Дейкра хватит ума не связываться с ней, – пробурчал он.
Но в этот самый момент Дейкр с таким грохотом отодвинул стул, что многие из собравшихся подскочили от неожиданности. Не успели они оглянуться, как он метнулся к девушке, схватил ее, прижал к себе, едва не раздавив закованные руки, и припал к губам поцелуем, но тут же с криком боли отпрянул. На губе повисла капелька крови.
– Придет время, и ты пожалеешь об этом, ибо, клянусь Богом, когда-нибудь полюбишь меня больше жизни. Ты моя!
Девушка разразилась потоком слов на валлийском диалекте и плюнула в Дейкра. Но тот лишь улыбнулся и потерся мокрой щекой о ее лицо. Она попыталась ударить его, по не смогла.
Дейкр повернулся к королю:
– Я беру ее в жены, и если священник немедленно не появится, я уложу ее в постель без благословения церкви.
Напряжение спало, по залу прокатился хохот. Король кивнул мужчине за дальним столом:
– Стюарт! Составьте б-бумаги. Приданого за ней не будет, ибо ее отец потерял все из-за измены.
Ангарад бросилась к королю, и тот растерянно отпрянул, хотя лорд Дейкр успел удержать ее.
– Мой отец не предатель! – воскликнула она, с трудом произнося слова чуждого для нее языка.
– Возьмите ее, л-лорд Дейкр, но я вам не завидую. И поберегитесь, иначе в брачную ночь она и вас отправит на небеса.
Дейкр поднял девушку на руки, легко сломив ее отчаянное сопротивление.
– Не тревожьтесь за мою жизнь, ваше величество, – улыбнулся он. – Она всего лишь женщина, которой еще не пришлось встретиться с настоящим мужчиной. Сегодня ночью она увидит его и будет укрощена.
Собравшиеся снова разразились хохотом, когда Дейкр понес к выходу извивающуюся красавицу. Все посчитали случившееся отличным развлечением.
– И что теперь ты думаешь о друге? – усмехнулась Лайонин.
–Дейкр никогда не разбирался в женщинах, – отмахнулся тот, целуя ее руку. – Я участвовал в двух войнах, и постоянные сражения в собственном доме меня не привлекают. Я желаю мира в своей спальне.
– Ты считаешь паши встречи… мирными? – удивилась Лайонин.
В его горле клокотал смех.
– Нет, моя Львица. Ни в коем случае. И хотя не желал бы участвовать в играх Эдуарда, все же с удовольствием бы занялся теми, которыми сегодня насладится Дейкр.
Лайонин смущенно покраснела и огляделась, боясь, что их подслушивают.
– Наверное, остальные гости смотрят на нас и думают, что мы новобрачные. Но мы так давно женаты, что должны были бы уже надоесть друг другу и завести возлюбленных.
Он с такой силой сжал ее запястье, что она поморщилась от боли.
– Не смей так говорить!
– Ранулф, я шучу. Ты делаешь мне больно! Я и не думаю смотреть на других мужчин! Неужели не видишь, что я не всерьез.
Он отпустил ее.
– Прости, но я не могу смеяться над подобными вещами.
– Когда-нибудь ты расскажешь мне, кто ранил тебя так сильно? Кто причинил столько боли?
Ранулф, не ответив, отвел взгляд.
До конца обеда оба молчали, но потом к Ранулфу вернулось хорошее настроение. Она проводила его к шатру, где уже с нетерпением ожидал Брент. Ранулф целомудренно поцеловал жену в щеку, и она вернулась на трибуны, к Беренгарии.
Начались состязания по метанию копья. Победителями оказались граф Гилберт де Клер и один из рыцарей Роберта де Вира.
Ранулф появился в коротком одеянии цветов Мальвуазена и продемонстрировал необычайную меткость в стрельбе из валлийского лука. Лайонин показалось, что женщины чествовали его с особым рвением. Беренгария даже посмеялась над хмурым видом подруги. Толпа сервов и свободных людей, не сдерживаемая правилами рыцарства, громогласно приветствовала Черного Льва, ибо он был одним из самых любимых рыцарей простонародья. Он радостно помахал им. Лайонин встала и направилась к шатру Ранулфа.
– Понравилась тебе моя стрельба? – спросил он с улыбкой. – Брент не знает, кому верить: отцу или новому господину. Думаю, он все же согласится со мной, как считаешь?
– Ты, конечно, прав. Ведь сумел же перетянуть меня на свою сторону.
Он посадил ее себе на колени и поцеловал.
– Да, и очень этому рад. Больше, чем победе над Брентом. Что скажешь, если мы пропустим обед и останемся в шатре?
Он заглушил ее протесты поцелуем, и ей не оставалось ничего другого, кроме как покориться и отдаться его ласкам. Они любили друг друга так страстно, словно пробыли в разлуке годы, а не полдня. Позже они долго лежали в объятиях друг друга.
– Ты околдовала меня. Как я выиграю завтра турнир, если не могу думать ни о чем, кроме тебя?
– Мне все равно, выиграешь ты или нет. Останься со мной, и мы будем смотреть на схватку с трибун.
Он взял ее за плечи и отстранил:
– Ты обесчестишь меня! Черный Лев должен сражаться, или потеряет людей, которые повсюду следуют за ним.
Лайонин пристыженно опустила голову.
– Кстати, – продолжал он, – как там дела у Дейкра с новобрачной?
– Ты находишь ее хорошенькой?
– Изумительной.
– Значит, она красивее меня?
– Гораздо. Ты просто кляча в сравнении с ней, – объявил он и только рассмеялся, когда она ударила его в грудь.
На следующее утро она проснулась рано и медленно повернула голову, чтобы взглянуть на спящего рядом Ранулфа. Одна рука запуталась в ее волосах, другая обнимала ее за талию. Она улыбнулась при мысли, что даже во сне он не желает с ней разлучаться.
– Похоже, ты задумала какую-то дьявольскую проделку.
– Нет, я просто смотрю на тебя. Она подвинулась ближе и обняла его.
– Мы скоро вернемся домой?
– Вижу, ты не меньше меня устала от двора. Что скажешь, если мы завтра с утра уедем в Мальвуазен?
Она радостно чмокнула его в губы.
– Жду не дождусь, когда мы тронемся в путь. Он подтолкнул ее на перину и лег сверху.
– А какие развлечения ты планируешь для меня? Заранее говорю, ничто не сравнится с твоим танцем.
Она ответила лукавым взглядом и провела ладонями по его телу, пока не нашла то, что искала.
– Ты так думаешь? – прошептала она за миг до того, как им стало не до разговоров.
Сидя на трибунах, она с трепетом вглядывалась в противников Ранулфа. Сам он был великолепно одет в посеребренные доспехи. Привязанная к шлему лента, копия львиного пояса, развевалась на ветру.
В этих состязаниях допускались по три схватки с каждым противником. Конский топот, треск ломающихся копий, вопли и свист толпы оглушали ее. Мужчина, так уверенно сидевший на вороном жеребце, казался ей незнакомцем. Куда девался смеющийся, нежный, добрый муж, с которым она делила часы наслаждения? Его место занял грозный, непобедимый воин короля – Черный Лев. Теперь она не удивлялась тому страху, который он вселял в души многих.
На этот раз не стали делать перерыв на обед: вместо этого слуги разносили еду и напитки сидевшим на трибунах. Собравшиеся с аппетитом ели, пили и криками поощряли состязавшихся. Лайонин разрумянилась от гордости за людей Мальвуазена: ни один не был выбит из седла.
Рыцари-наемники требовали большой выкуп за каждого побежденного, и не один бедный рыцарь стал богаче в этот день. Несколько раз Лайонин мельком видела Брента: взъерошенного, возбужденного и чумазого.
Леди Элин, мать Брента, подошла к ней, чтобы поблагодарить за озорника-сына, которого, кроме Лайонин, никто не хотел брать в дом, и, смеясь, пересказала все истории о лорде Ранулфе, которые поведал им мальчик, заверив, что он уже обожает господина.
Турнир закончился поздно. Лайонин и Беренгария посмеивались над молодыми девушками, оставшимися в одних туниках: всю остальную одежду они побросали на ристалище как сувениры любимым рыцарям.
Присутствующие стали расходиться. Шатры уже были сложены, и подруги вернулись в замок.
Открыв дверь отведенной им спальни, Лайонин услышала журчание воды. Оказалось, что Ранулф уже сидит в огромной лохани, наслаждаясь купанием.
– Иди потри мне спину. Я рад, что теперь смогу заняться другими делами.
Лайонин радостно кивнула.
– Не боишься намочить одежду? Я имею в виду не только рукава, – улыбнулся он, и Лайонин мгновенно очутилась в лохани, прижатая к груди Ранулфа. Вода выплескивалась на пол, образуя лужи. Но они только смеялись, лаская друг друга.
Вечером того же дня, на прощальном пиру, не многие могли похвастаться такой телесной чистотой, как эти двое.
Главный сокольничий короля принес в зал несколько соколов, и после первых двух блюд громко зазвучали трубы. Слуги притащили в зал дюжину гигантских пирогов. Едва их разрезали, к потолку взвились стаи живых птиц. Поднялась суматоха, сопровождаемая рукоплесканиями и криками. Соколы набросились на беззащитных птиц, и гости, прикрывая руками головы, с опаской поглядывали на хищников.
Наконец все закончилось, соколов убрали, но в зале по-прежнему царило волнение. Теперь гостей развлекали танцовщицы, и шутки становились все громче и грубее.
Лайонин слишком много выпила, и теперь у нее кружилась голова. Она попросила воды, чтобы разбавить хмельной напиток.
– Сейчас. Мил-лорд Ранулф, дайте жене в-воды.
Озорно блестя глазами, король Эдуард передал графу серебряный кувшин. Ранулф, поколебавшись, залихватски ухмыльнулся:
– Понимаю, о чем вы, сир. Немного воды действительно не помешает.
Разбавленное вино почему-то не показалось Лайонин слабее. Но головокружение вовсе не было неприятным. Глядя на Ранулфа, она словно забыла об окружающих. Но тут ее внимание привлек какой-то шум. Подняв голову, она увидела, как незнакомый рыцарь схватил танцовщицу, сорвал с нее тунику и зарылся лицом в слишком полные груди.
Все чувства Лайонин воспламенились. Она провела языком по кончикам зубов, наслаждаясь острыми краями. Пальцы зудели и ныли, как обожженные. Изучая профиль Ранулфа, она страстно желала припасть губами к его шее, ощутить вкус кожи.
– Уорбрук! – позвал кто-то, перекрывая шум. – Позаботься о жене. Кажется, «вода» короля не утолила ее жажды.
Медленная улыбка растянула губы Ранулфа. Он хотел поцеловать руку Лайонин, но чуть нахмурился, когда она решительно положила ладонь на его губы. Не колеблясь, он встал и подхватил ее на руки. Лайонин что-то пробормотала, но Ранулф, игнорируя взрывы смеха за спиной, понес ее в спальню.
Позже она так и не смогла ясно припомнить все события той ночи. Ей казалось, что не успела захлопнуться дверь, как они оказались на постели, совершенно обнаженные. Она еще помнила, что боролась с Ранулфом и он позволил ей победить. Наконец она удовлетворилась тем, что осыпала жадными поцелуями тело мужа. Когда он пытался притянуть ее к себе, она его отталкивала, пока все же не смилостивилась, готовая принять в себя жаждущую плоть. Но при этом охала и смеялась, зная, что получила власть над ним и победила, чего не удавалось ни одному противнику. Гладила, ласкала и даже царапала мужа.
Он почти неистово бросил ее на спину. Их ласки были буйными, неукротимыми, как штормовые волны. Гремел гром, сверкали молнии, бушевал ветер. Лайонин в забытьи царапала спину Ранулфа, а он вонзался в нее с неумолимой силой.
Шторм утих внезапно, как и начался.
Они отодвинулись на противоположные стороны кровати, не разговаривая, не касаясь друг друга, и мгновенно заснули.
Глава 11
– Хорошо еще, что ты не считаешь нужным произвести впечатление на меня.
Она дернула за зеленую ленту, до сих пор свисавшую с набедренной повязки, и он немедленно накрыл ее руку своей, правда, снова застонав при этом:
– Она моя. Я выиграл ее в честном бою, и не заставляй меня бороться еще и за этот приз.
– Ха! Да сейчас ты не смог бы даже выпороть меня!
Он обнял ее за талию и со смехом привлек к себе. Не успела она оглянуться, как он придавил тяжелой ногой ее бедра, обнял и зарылся лицом в ее волосы.
– Тебе нравится делать мне больно. Сначала мне приходится раздуваться от самодовольства перед пажом, теперь я должен снова доказывать свою силу собственной жене. Лежи смирно и не приставай ко мне.
Она прижалась к нему, счастливая такой близостью, и затихла.
– Доброе утро, ваша светлость, – торжественно приветствовал их Брент на следующее утро, появляясь из-под лестницы. Ранулф хмуро поглядел на мальчика:
– Что-то мне нынче не по себе. Может, сделаешь одолжение и избавишь меня от этого бремени, пока мы не окажемся на ристалище? – спросил он, отстегивая от пояса длинный меч.
Лайонин показалось, что глаза мальчишки сейчас выкатятся из орбит.
– О, милорд, – прошептал он. – Это тот самый меч, которым вы убивали неверных в Святой земле?
– Тот самый.
– У него есть имя?
– «Разящий». Видишь, оно написано здесь, на лезвии. В стеклянном шарике на рукоятке запаяна частица креста Господня, и говорят, что этот изумруд вынут из короны короля Артура.
Брент почтительно поднял меч, откинул голову и медленно зашагал вперед.
Лайонин и Ранулф направились за ним.
– Ты так добр к мальчику, – прошептала она, сжав его руку. – Сразу понятно, почему он только что не поклоняется тебе. Мой отец никогда не уделял столько времени пажам, не говоря уж об оруженосцах.
– Я люблю детей, – пояснил он, многозначительно глядя на ее живот. – Может, ты подаришь мне нескольких?
– Клянусь наполнить львятами каждый уголок Мальвуазена.
Ранулф лукаво усмехнулся:
– Если мне удастся выжить от трудов, которые ты решила возложить на мои плечи.
Она взъерошила его волосы и густо покраснела, что заставило его рассмеяться и поцеловать ее в щеку.
На трибунах уже было полно народа. Несколько «черных стражей» занимали места, предназначенные для графа Мальвуазена. При виде Лайонин они поднялись и продолжали стоять, пока она не села, после чего поговорила с каждым и поздравила с вчерашней победой. Корбет и Малард сидели отдельно, рядом со своими девушками. К ее удивлению, Хьюго Фиц-Уоррен тоже последовал примеру приятелей и обзавелся прелестной дамой. Она украдкой подтолкнула Ранулфа:
– Хьюго всегда такой суровый. Я не думала, что… Глаза Ранулфа сверкнули.
– Моим людям не составляет труда найти себе женщин. Быть членом «черной стражи» – большая честь. В отличие от остальных Хьюго никогда не хвастается своими завоеваниями, но женщин у него немало, уж поверь. И каждая старается приворожить его.
Они сидели так близко, что прижимались друг к другу бедрами. Чувствуя, как запылали щеки, Лайонин тихо спросила:
– А я? Я приворожила тебя? Он откинул прядь волос с ее лба.
– Да, и еще как крепко!
Рев труб привлек их внимание к засыпанному песком полю. В это утро были назначены скачки с препятствиями и на большие расстояния. Несколько рыцарей лорда Дейкра приняли участие в состязаниях.
Наконец трубы призвали всех к обеду. За столом слева от Лайонин сидела Беренгария, а по правую руку – Ранулф. Гостей развлекали три девушки, которые пели, аккомпанируя себе на различных инструментах.
Король Эдуард встал, и все присутствующие замолчали.
– Хочу объявить сегодняшние новости. Мы долго пытались победить валлийского правителя Л-левелина, и наконец нам это удалось. И все мы знаем историю его предателя б-брата Дэвида. Когда Дэвид был… з-захвачен в плен, его семью отвезли в замок Радлен. У него было два сына и с-семь дочерей. Сыновей, трехлетних близнецов, взяли на воспитание мои рыцари. Дочерей и жену попросили уйти в монастырь. На это с-согласились жена и четыре дочери. Трех я поп-пытался выдать замуж. Одна из них покончила с собой.
Собравшиеся в ужасе зашумели. Самоубийство – смертный грех. Самоубийц даже не хоронили в освященной земле.
– Вторую дочь я выдал за сэра Джона де Боума. Кое-кто из вас… должно быть, знал его. В брачную ночь д-девушка убила мужа, а потом и себя.
В зале воцарилась мертвая тишина. Лица присутствующих были искажены страхом.
– Теперь я пытаюсь… удержать п-последнюю дочь от отчаянного поступка.
Он сделал знак слуге, стоявшему у двери, и остальные, как по команде, повернули головы в ту сторону.
Два великана в кольчугах вошли в зал под лязг волочившейся по полу цепи, к которой была прикована невысокая, болезненно худенькая девушка. Голова опущена, лица не видно, черные волосы рассыпались по голубому бархатному сюрко.
– Вы м-можете удивляться тому, что я велел з-заковать столь миниатюрную особу, – продолжал Эдуард, – но она убила одного из моих стражей, и все видят раны, нанесенные ею этим людям.
Лайонин заметила на лицах мужчин глубокие кровавые царапины от ногтей девушки.
Беренгария подтолкнула локтем подругу:
– Будь я на ее месте, вела бы себя точно так же. Я слышала, что валлийцы не считают этого Дэвида предателем.
– Ее… зовут Ангарад, и я… п-предлагаю ее руку любому рыцарю, достойному происхождения и положения этой женщины.
При его словах девушка подняла лицо, и все были поражены ее редкостной красотой. Черные волосы обрамляли прелестное личико с маленьким носиком и полными губами. Но взгляды всех присутствующих приковали ее глаза – ярко-синие сапфиры под угольно-черными бровями и ресницами. Сейчас они лихорадочно горели, а на лице застыла гримаса презрения и вызова.
Беренгария снова подтолкнула Лайонин и указала на лорда Дейкра. Тот с открытым ртом смотрел на девушку, и, судя по всему, в голове его не осталось ни единой связной мысли. Лайонин дернула за рукав Ранулфа и кивнула в сторону потрясенного графа.
– Думаю, у Дейкра хватит ума не связываться с ней, – пробурчал он.
Но в этот самый момент Дейкр с таким грохотом отодвинул стул, что многие из собравшихся подскочили от неожиданности. Не успели они оглянуться, как он метнулся к девушке, схватил ее, прижал к себе, едва не раздавив закованные руки, и припал к губам поцелуем, но тут же с криком боли отпрянул. На губе повисла капелька крови.
– Придет время, и ты пожалеешь об этом, ибо, клянусь Богом, когда-нибудь полюбишь меня больше жизни. Ты моя!
Девушка разразилась потоком слов на валлийском диалекте и плюнула в Дейкра. Но тот лишь улыбнулся и потерся мокрой щекой о ее лицо. Она попыталась ударить его, по не смогла.
Дейкр повернулся к королю:
– Я беру ее в жены, и если священник немедленно не появится, я уложу ее в постель без благословения церкви.
Напряжение спало, по залу прокатился хохот. Король кивнул мужчине за дальним столом:
– Стюарт! Составьте б-бумаги. Приданого за ней не будет, ибо ее отец потерял все из-за измены.
Ангарад бросилась к королю, и тот растерянно отпрянул, хотя лорд Дейкр успел удержать ее.
– Мой отец не предатель! – воскликнула она, с трудом произнося слова чуждого для нее языка.
– Возьмите ее, л-лорд Дейкр, но я вам не завидую. И поберегитесь, иначе в брачную ночь она и вас отправит на небеса.
Дейкр поднял девушку на руки, легко сломив ее отчаянное сопротивление.
– Не тревожьтесь за мою жизнь, ваше величество, – улыбнулся он. – Она всего лишь женщина, которой еще не пришлось встретиться с настоящим мужчиной. Сегодня ночью она увидит его и будет укрощена.
Собравшиеся снова разразились хохотом, когда Дейкр понес к выходу извивающуюся красавицу. Все посчитали случившееся отличным развлечением.
– И что теперь ты думаешь о друге? – усмехнулась Лайонин.
–Дейкр никогда не разбирался в женщинах, – отмахнулся тот, целуя ее руку. – Я участвовал в двух войнах, и постоянные сражения в собственном доме меня не привлекают. Я желаю мира в своей спальне.
– Ты считаешь паши встречи… мирными? – удивилась Лайонин.
В его горле клокотал смех.
– Нет, моя Львица. Ни в коем случае. И хотя не желал бы участвовать в играх Эдуарда, все же с удовольствием бы занялся теми, которыми сегодня насладится Дейкр.
Лайонин смущенно покраснела и огляделась, боясь, что их подслушивают.
– Наверное, остальные гости смотрят на нас и думают, что мы новобрачные. Но мы так давно женаты, что должны были бы уже надоесть друг другу и завести возлюбленных.
Он с такой силой сжал ее запястье, что она поморщилась от боли.
– Не смей так говорить!
– Ранулф, я шучу. Ты делаешь мне больно! Я и не думаю смотреть на других мужчин! Неужели не видишь, что я не всерьез.
Он отпустил ее.
– Прости, но я не могу смеяться над подобными вещами.
– Когда-нибудь ты расскажешь мне, кто ранил тебя так сильно? Кто причинил столько боли?
Ранулф, не ответив, отвел взгляд.
До конца обеда оба молчали, но потом к Ранулфу вернулось хорошее настроение. Она проводила его к шатру, где уже с нетерпением ожидал Брент. Ранулф целомудренно поцеловал жену в щеку, и она вернулась на трибуны, к Беренгарии.
Начались состязания по метанию копья. Победителями оказались граф Гилберт де Клер и один из рыцарей Роберта де Вира.
Ранулф появился в коротком одеянии цветов Мальвуазена и продемонстрировал необычайную меткость в стрельбе из валлийского лука. Лайонин показалось, что женщины чествовали его с особым рвением. Беренгария даже посмеялась над хмурым видом подруги. Толпа сервов и свободных людей, не сдерживаемая правилами рыцарства, громогласно приветствовала Черного Льва, ибо он был одним из самых любимых рыцарей простонародья. Он радостно помахал им. Лайонин встала и направилась к шатру Ранулфа.
– Понравилась тебе моя стрельба? – спросил он с улыбкой. – Брент не знает, кому верить: отцу или новому господину. Думаю, он все же согласится со мной, как считаешь?
– Ты, конечно, прав. Ведь сумел же перетянуть меня на свою сторону.
Он посадил ее себе на колени и поцеловал.
– Да, и очень этому рад. Больше, чем победе над Брентом. Что скажешь, если мы пропустим обед и останемся в шатре?
Он заглушил ее протесты поцелуем, и ей не оставалось ничего другого, кроме как покориться и отдаться его ласкам. Они любили друг друга так страстно, словно пробыли в разлуке годы, а не полдня. Позже они долго лежали в объятиях друг друга.
– Ты околдовала меня. Как я выиграю завтра турнир, если не могу думать ни о чем, кроме тебя?
– Мне все равно, выиграешь ты или нет. Останься со мной, и мы будем смотреть на схватку с трибун.
Он взял ее за плечи и отстранил:
– Ты обесчестишь меня! Черный Лев должен сражаться, или потеряет людей, которые повсюду следуют за ним.
Лайонин пристыженно опустила голову.
– Кстати, – продолжал он, – как там дела у Дейкра с новобрачной?
– Ты находишь ее хорошенькой?
– Изумительной.
– Значит, она красивее меня?
– Гораздо. Ты просто кляча в сравнении с ней, – объявил он и только рассмеялся, когда она ударила его в грудь.
На следующее утро она проснулась рано и медленно повернула голову, чтобы взглянуть на спящего рядом Ранулфа. Одна рука запуталась в ее волосах, другая обнимала ее за талию. Она улыбнулась при мысли, что даже во сне он не желает с ней разлучаться.
– Похоже, ты задумала какую-то дьявольскую проделку.
– Нет, я просто смотрю на тебя. Она подвинулась ближе и обняла его.
– Мы скоро вернемся домой?
– Вижу, ты не меньше меня устала от двора. Что скажешь, если мы завтра с утра уедем в Мальвуазен?
Она радостно чмокнула его в губы.
– Жду не дождусь, когда мы тронемся в путь. Он подтолкнул ее на перину и лег сверху.
– А какие развлечения ты планируешь для меня? Заранее говорю, ничто не сравнится с твоим танцем.
Она ответила лукавым взглядом и провела ладонями по его телу, пока не нашла то, что искала.
– Ты так думаешь? – прошептала она за миг до того, как им стало не до разговоров.
Сидя на трибунах, она с трепетом вглядывалась в противников Ранулфа. Сам он был великолепно одет в посеребренные доспехи. Привязанная к шлему лента, копия львиного пояса, развевалась на ветру.
В этих состязаниях допускались по три схватки с каждым противником. Конский топот, треск ломающихся копий, вопли и свист толпы оглушали ее. Мужчина, так уверенно сидевший на вороном жеребце, казался ей незнакомцем. Куда девался смеющийся, нежный, добрый муж, с которым она делила часы наслаждения? Его место занял грозный, непобедимый воин короля – Черный Лев. Теперь она не удивлялась тому страху, который он вселял в души многих.
На этот раз не стали делать перерыв на обед: вместо этого слуги разносили еду и напитки сидевшим на трибунах. Собравшиеся с аппетитом ели, пили и криками поощряли состязавшихся. Лайонин разрумянилась от гордости за людей Мальвуазена: ни один не был выбит из седла.
Рыцари-наемники требовали большой выкуп за каждого побежденного, и не один бедный рыцарь стал богаче в этот день. Несколько раз Лайонин мельком видела Брента: взъерошенного, возбужденного и чумазого.
Леди Элин, мать Брента, подошла к ней, чтобы поблагодарить за озорника-сына, которого, кроме Лайонин, никто не хотел брать в дом, и, смеясь, пересказала все истории о лорде Ранулфе, которые поведал им мальчик, заверив, что он уже обожает господина.
Турнир закончился поздно. Лайонин и Беренгария посмеивались над молодыми девушками, оставшимися в одних туниках: всю остальную одежду они побросали на ристалище как сувениры любимым рыцарям.
Присутствующие стали расходиться. Шатры уже были сложены, и подруги вернулись в замок.
Открыв дверь отведенной им спальни, Лайонин услышала журчание воды. Оказалось, что Ранулф уже сидит в огромной лохани, наслаждаясь купанием.
– Иди потри мне спину. Я рад, что теперь смогу заняться другими делами.
Лайонин радостно кивнула.
– Не боишься намочить одежду? Я имею в виду не только рукава, – улыбнулся он, и Лайонин мгновенно очутилась в лохани, прижатая к груди Ранулфа. Вода выплескивалась на пол, образуя лужи. Но они только смеялись, лаская друг друга.
Вечером того же дня, на прощальном пиру, не многие могли похвастаться такой телесной чистотой, как эти двое.
Главный сокольничий короля принес в зал несколько соколов, и после первых двух блюд громко зазвучали трубы. Слуги притащили в зал дюжину гигантских пирогов. Едва их разрезали, к потолку взвились стаи живых птиц. Поднялась суматоха, сопровождаемая рукоплесканиями и криками. Соколы набросились на беззащитных птиц, и гости, прикрывая руками головы, с опаской поглядывали на хищников.
Наконец все закончилось, соколов убрали, но в зале по-прежнему царило волнение. Теперь гостей развлекали танцовщицы, и шутки становились все громче и грубее.
Лайонин слишком много выпила, и теперь у нее кружилась голова. Она попросила воды, чтобы разбавить хмельной напиток.
– Сейчас. Мил-лорд Ранулф, дайте жене в-воды.
Озорно блестя глазами, король Эдуард передал графу серебряный кувшин. Ранулф, поколебавшись, залихватски ухмыльнулся:
– Понимаю, о чем вы, сир. Немного воды действительно не помешает.
Разбавленное вино почему-то не показалось Лайонин слабее. Но головокружение вовсе не было неприятным. Глядя на Ранулфа, она словно забыла об окружающих. Но тут ее внимание привлек какой-то шум. Подняв голову, она увидела, как незнакомый рыцарь схватил танцовщицу, сорвал с нее тунику и зарылся лицом в слишком полные груди.
Все чувства Лайонин воспламенились. Она провела языком по кончикам зубов, наслаждаясь острыми краями. Пальцы зудели и ныли, как обожженные. Изучая профиль Ранулфа, она страстно желала припасть губами к его шее, ощутить вкус кожи.
– Уорбрук! – позвал кто-то, перекрывая шум. – Позаботься о жене. Кажется, «вода» короля не утолила ее жажды.
Медленная улыбка растянула губы Ранулфа. Он хотел поцеловать руку Лайонин, но чуть нахмурился, когда она решительно положила ладонь на его губы. Не колеблясь, он встал и подхватил ее на руки. Лайонин что-то пробормотала, но Ранулф, игнорируя взрывы смеха за спиной, понес ее в спальню.
Позже она так и не смогла ясно припомнить все события той ночи. Ей казалось, что не успела захлопнуться дверь, как они оказались на постели, совершенно обнаженные. Она еще помнила, что боролась с Ранулфом и он позволил ей победить. Наконец она удовлетворилась тем, что осыпала жадными поцелуями тело мужа. Когда он пытался притянуть ее к себе, она его отталкивала, пока все же не смилостивилась, готовая принять в себя жаждущую плоть. Но при этом охала и смеялась, зная, что получила власть над ним и победила, чего не удавалось ни одному противнику. Гладила, ласкала и даже царапала мужа.
Он почти неистово бросил ее на спину. Их ласки были буйными, неукротимыми, как штормовые волны. Гремел гром, сверкали молнии, бушевал ветер. Лайонин в забытьи царапала спину Ранулфа, а он вонзался в нее с неумолимой силой.
Шторм утих внезапно, как и начался.
Они отодвинулись на противоположные стороны кровати, не разговаривая, не касаясь друг друга, и мгновенно заснули.
Глава 11
На следующее утро Лайонин не могла поднять головы. В висках стучало, глаза не открывались, а шуточки Ранулфа отнюдь не улучшали настроения. Когда он стащил ее с постели и прижал к себе, в желудке все перевернулось.
– Эдуард обожает подобные проделки. Он дал мне белого вина, чтобы разбавить твое красное. Но я должен поблагодарить его, ибо результаты были… – Он замолчал и прикусил мочку ее уха. – На моей спине не осталось и дюйма кожи. Как мне объяснить пажу эти раны?
Кровь бросилась в лицо Лайонин. Пришлось всячески избегать его смеющегося взгляда.
– Мм, моя Львица, – прошептал он, зарывшись лицом в ее шею. – Как я жалею о том времени, которое мы потеряли. Знаю, что ты не слишком здорова, но неужели настолько, чтобы отложить путешествие в Мальвуазен?
Несмотря на головную боль и взбунтовавшийся желудок, она нашла в себе силы застенчиво улыбнуться:
– О нет. Я голова вернуться домой.
Солнце уже стояло высоко, когда они пустились в путь: нужно было сложить в фургоны одежду, оружие, доспехи, шатры и съестные припасы. Слуги нашли Мод и двух женщин из Мальвуазена. Граф и его жена попрощались с их величествами. Больше всего Лайонин жалела о разлуке с Бе-ренгарией. Женщины пообещали друг другу чаще приезжать в гости.
Брент удостоил мать скорбного взгляда, но всякий намек на грусть покинул его, когда Ранулф привел во двор черного пони и вручил поводья новому пажу. Генри де Лейси рассмеялся и обвинил Ранулфа в том, что тот балует мальчишку, но Ранулф ответил, что воздает всем своим людям честь по заслугам. Лайонин едва сдержала улыбку при виде серьезного личика шестилетнего ребенка, воображающего себя взрослым мужчиной.
Корбет и Сэнневилл были куда в худшем состоянии, чем Лайонин. Ранулф дружески хлопнул обоих рыцарей по спине, спросив, что они думают насчет сегодняшней погоды. Не чудесный ли выдался денек? При этом он подмигнул жене, которая вовсе не посчитала шутку забавной, тем более что ее собственный желудок решительно отказывался угомониться.
Обратное путешествие в Мальвуазен было неспешным и заняло всю неделю. Они не останавливались в замках, предпочитая раскидывать шатры и проводить ночь чуть ли не под открытым небом. Часто гуляли в лесу, смеялись, целовались, ласкали друг друга.
Едва они покинули паром, доставивший их в Мальвуазен, Лайонин охватило странное волнение. Когда впереди показались первые штандарты, они с Ранулфом переглянулись, обменявшись сдержанными улыбками. И, как раньше, въехали в западные ворота, только на этот раз Лайонин то и дело наклонялась, чтобы коснуться протянутых рук.
Единственным темным пятном в этот радостный день было появление рыцаря, полускрытого стеной конюшни. Он злобно пялился на нее, и Лайонин невольно поежилась.
Она припомнила, что уже видела этого человека на стенах замка. Он нес караульную службу. Заметив его плотоядную ухмылку, она тотчас отвела глаза.
Муж снял Лайонин с седла и не сразу разжал руки, сжимавшие тонкую талию. Она нежно улыбнулась.
– Миледи, вы вернулись! Я тут умирала от страха каждую минуту, пока вас не было! – Люси вперевалочку направилась к госпоже.
– Похоже, все тревоги ничуть не повлияли на ее аппетит, – прошептал Ранулф. Люси еще больше растолстела.
– А эта негодница! Она помогала вам в столь грешной проделке?! – возмущалась Люси, кивая в сторону робко улыбавшейся служанки Кейт.
Но Лайонин знала, что, несмотря на сварливость, Люси в жизни пальцем никого не тронула. Наконец старушка обратилась к Ранулфу.
– А вы вроде опомнились, – фыркнула она, заметив, как нежно он обнимает жену.
Ранулф не улыбнулся, но Лайонин увидела веселые искорки в его глазах.
– Если ты имеешь в виду эту львицу, то знай, что у меня просто не было выбора. Она из кожи вон лезла, чтобы обольстить меня. Никакой мужчина не смог бы устоять.
– Ранулф! – одернула его Лайонин.
– Это я ей так велела, – объявила Люси. – Женщина не должна полагаться на пустоголовых мужчин, чтобы добиться своего.
Лайонин сгорала со стыда. Но Ранулф беспечно усмехнулся и поцеловал ее руку.
– Она получила все, что пожелала. Вот только не знаю, как мне удалось выжить! Дни и ночи напролет! И никакого отдыха.
Лайонин отчаянно пыталась вырвать руку.
– Не позволю, чтобы меня обсуждали… как трактирную девку! – прошипела она и, высоко подняв голову, прошествовала к входной двери.
Мимо пролетел Брент, ошеломленный величием замка. Она была рада показать мальчику все красоты Мальвуазена и вспомнить уже испытанное однажды восхищение окнами, коврами и шпалерами.
Остаток дня прошел в отчетах обо всем, что случилось за время их отсутствия. Управитель Уильям де Бек доложил о беспорядках в отныне принадлежащем Лайонин замке Гетен. Оказалось, ближайший сосед решил объявить, что большая часть имения – его собственность. Ранулф послал Уильяма и шестерых рыцарей гарнизона замка уладить дело.
Все последующие дни превратились для Лайонин в одно сплошное счастье. Она и садовник Бассет дружно трудились, чтобы наполнить сад розами, лилиями, маргаритками, ноготками, маками, нарциссами и травами. По стенам были рассажены шпалерные вишни, яблони и персиковые деревья. В теплые ночи они с Ранулфом часто сидели у выложенного изразцами фонтана и разговаривали или пели дуэтом.
Почти две недели Ранулф отсутствовал, объезжая другие владения, а когда вернулся, встреча была радостной. Они почти все время проводили вместе, пили из одной чаши, делились новостями.
Как-то в конце июня они сидели в соларе. Брент дремал на ковре, обняв подаренного Ранулфом щенка. Но покой был неожиданно нарушен запыхавшимся слугой, объявившим, что в деревне пожар. Ранулф немедленно отправился туда. Брент последовал за господином.
Было уже поздно, когда вернулись «черные стражи» во главе с Ранулфом, измученные и измазанные сажей с головы до пят.
– Мы не сумели спасти дома, но люди все живы, хотя кое-кто и обгорел. Не могла бы ты о них позаботиться? – устало спросил он, собираясь идти к реке, чтобы отмыться.
Им так и не удалось заснуть в ту ночь. Уже на рассвете они, покачиваясь, направились к лестнице, ведущей на второй этаж. Глаза Лайонин закрывались сами собой.
– А, вот и вы, – кивнула Люси, вручая Лайонин корзину, которую та машинально взяла. – Идите-ка отсюда, пока еще есть время. Здесь вам уснуть не дадут. Скоро весь замок будет на ногах. Тут же заявится Уильям с вопросами, которые следует немедленно решить. За ним притащится Бассет и потребует помощи миледи. Так что уходите. Я приготовила вам еду. И конь, эта злобная скотина, порождение самого дьявола, уже оседлан. Я не желаю видеть вас до самого вечера.
Ранулф, казалось, тотчас же забыл об усталости и, погладив Лайонин по спине, украдкой сжал соблазнительную попку. Она подскочила и возмущенно поглядела на мужа, но тот лукаво ухмылялся:
– Люси, ты просто ангел! Вот такая женщина мне по сердцу! Я так доволен, что даже не стану защищать поруганное имя Тая. Пойдем, Львица, я знаю чудесную долину, которая укроет нас.
Он взял ее за руку и потащил к двери. Лайонин едва успела благодарно улыбнуться Люси.
Долина оказалась очень живописной. Здесь царила тишина, нарушаемая только пением птиц. Поросшая мхом и крошечными розовыми цветочками земля была мягка и манила отдохнуть.
Скоро на Лайонин осталась одна полотняная камиза, а на Ранулфе – набедренная повязка. Он прислонился к дереву, а Лайонин прижалась спиной к его груди.
– Ты больше не жалеешь, что женился на мне? – спросила она.
– Я никогда об этом не жалел.
Она улыбнулась и прижалась к нему еще теснее, лениво гладя ладонью его бедро.
– И Брентом ты тоже доволен?
Он повернул ее к себе и вопросительно вскинул брови:
– К чему все эти вопросы? Что-то тебя расстроило?
– Нет. Все хорошо. Просто мне хотелось узнать, что ты чувствуешь ко мне и как относишься к детям.
– До чего же ты противная, надоедливая девчонка! Но ничего не поделаешь, мужья обязаны терпеть собственных жен. Что же до детей, по крайней мере когда речь идет о Бренте, я с каждым днем все больше привязываюсь к мальчишке. Брат Джонатан говорит, что он очень способный и уже умеет писать свое имя. Его Корбет научил…
– Эдуард обожает подобные проделки. Он дал мне белого вина, чтобы разбавить твое красное. Но я должен поблагодарить его, ибо результаты были… – Он замолчал и прикусил мочку ее уха. – На моей спине не осталось и дюйма кожи. Как мне объяснить пажу эти раны?
Кровь бросилась в лицо Лайонин. Пришлось всячески избегать его смеющегося взгляда.
– Мм, моя Львица, – прошептал он, зарывшись лицом в ее шею. – Как я жалею о том времени, которое мы потеряли. Знаю, что ты не слишком здорова, но неужели настолько, чтобы отложить путешествие в Мальвуазен?
Несмотря на головную боль и взбунтовавшийся желудок, она нашла в себе силы застенчиво улыбнуться:
– О нет. Я голова вернуться домой.
Солнце уже стояло высоко, когда они пустились в путь: нужно было сложить в фургоны одежду, оружие, доспехи, шатры и съестные припасы. Слуги нашли Мод и двух женщин из Мальвуазена. Граф и его жена попрощались с их величествами. Больше всего Лайонин жалела о разлуке с Бе-ренгарией. Женщины пообещали друг другу чаще приезжать в гости.
Брент удостоил мать скорбного взгляда, но всякий намек на грусть покинул его, когда Ранулф привел во двор черного пони и вручил поводья новому пажу. Генри де Лейси рассмеялся и обвинил Ранулфа в том, что тот балует мальчишку, но Ранулф ответил, что воздает всем своим людям честь по заслугам. Лайонин едва сдержала улыбку при виде серьезного личика шестилетнего ребенка, воображающего себя взрослым мужчиной.
Корбет и Сэнневилл были куда в худшем состоянии, чем Лайонин. Ранулф дружески хлопнул обоих рыцарей по спине, спросив, что они думают насчет сегодняшней погоды. Не чудесный ли выдался денек? При этом он подмигнул жене, которая вовсе не посчитала шутку забавной, тем более что ее собственный желудок решительно отказывался угомониться.
Обратное путешествие в Мальвуазен было неспешным и заняло всю неделю. Они не останавливались в замках, предпочитая раскидывать шатры и проводить ночь чуть ли не под открытым небом. Часто гуляли в лесу, смеялись, целовались, ласкали друг друга.
Едва они покинули паром, доставивший их в Мальвуазен, Лайонин охватило странное волнение. Когда впереди показались первые штандарты, они с Ранулфом переглянулись, обменявшись сдержанными улыбками. И, как раньше, въехали в западные ворота, только на этот раз Лайонин то и дело наклонялась, чтобы коснуться протянутых рук.
Единственным темным пятном в этот радостный день было появление рыцаря, полускрытого стеной конюшни. Он злобно пялился на нее, и Лайонин невольно поежилась.
Она припомнила, что уже видела этого человека на стенах замка. Он нес караульную службу. Заметив его плотоядную ухмылку, она тотчас отвела глаза.
Муж снял Лайонин с седла и не сразу разжал руки, сжимавшие тонкую талию. Она нежно улыбнулась.
– Миледи, вы вернулись! Я тут умирала от страха каждую минуту, пока вас не было! – Люси вперевалочку направилась к госпоже.
– Похоже, все тревоги ничуть не повлияли на ее аппетит, – прошептал Ранулф. Люси еще больше растолстела.
– А эта негодница! Она помогала вам в столь грешной проделке?! – возмущалась Люси, кивая в сторону робко улыбавшейся служанки Кейт.
Но Лайонин знала, что, несмотря на сварливость, Люси в жизни пальцем никого не тронула. Наконец старушка обратилась к Ранулфу.
– А вы вроде опомнились, – фыркнула она, заметив, как нежно он обнимает жену.
Ранулф не улыбнулся, но Лайонин увидела веселые искорки в его глазах.
– Если ты имеешь в виду эту львицу, то знай, что у меня просто не было выбора. Она из кожи вон лезла, чтобы обольстить меня. Никакой мужчина не смог бы устоять.
– Ранулф! – одернула его Лайонин.
– Это я ей так велела, – объявила Люси. – Женщина не должна полагаться на пустоголовых мужчин, чтобы добиться своего.
Лайонин сгорала со стыда. Но Ранулф беспечно усмехнулся и поцеловал ее руку.
– Она получила все, что пожелала. Вот только не знаю, как мне удалось выжить! Дни и ночи напролет! И никакого отдыха.
Лайонин отчаянно пыталась вырвать руку.
– Не позволю, чтобы меня обсуждали… как трактирную девку! – прошипела она и, высоко подняв голову, прошествовала к входной двери.
Мимо пролетел Брент, ошеломленный величием замка. Она была рада показать мальчику все красоты Мальвуазена и вспомнить уже испытанное однажды восхищение окнами, коврами и шпалерами.
Остаток дня прошел в отчетах обо всем, что случилось за время их отсутствия. Управитель Уильям де Бек доложил о беспорядках в отныне принадлежащем Лайонин замке Гетен. Оказалось, ближайший сосед решил объявить, что большая часть имения – его собственность. Ранулф послал Уильяма и шестерых рыцарей гарнизона замка уладить дело.
Все последующие дни превратились для Лайонин в одно сплошное счастье. Она и садовник Бассет дружно трудились, чтобы наполнить сад розами, лилиями, маргаритками, ноготками, маками, нарциссами и травами. По стенам были рассажены шпалерные вишни, яблони и персиковые деревья. В теплые ночи они с Ранулфом часто сидели у выложенного изразцами фонтана и разговаривали или пели дуэтом.
Почти две недели Ранулф отсутствовал, объезжая другие владения, а когда вернулся, встреча была радостной. Они почти все время проводили вместе, пили из одной чаши, делились новостями.
Как-то в конце июня они сидели в соларе. Брент дремал на ковре, обняв подаренного Ранулфом щенка. Но покой был неожиданно нарушен запыхавшимся слугой, объявившим, что в деревне пожар. Ранулф немедленно отправился туда. Брент последовал за господином.
Было уже поздно, когда вернулись «черные стражи» во главе с Ранулфом, измученные и измазанные сажей с головы до пят.
– Мы не сумели спасти дома, но люди все живы, хотя кое-кто и обгорел. Не могла бы ты о них позаботиться? – устало спросил он, собираясь идти к реке, чтобы отмыться.
Им так и не удалось заснуть в ту ночь. Уже на рассвете они, покачиваясь, направились к лестнице, ведущей на второй этаж. Глаза Лайонин закрывались сами собой.
– А, вот и вы, – кивнула Люси, вручая Лайонин корзину, которую та машинально взяла. – Идите-ка отсюда, пока еще есть время. Здесь вам уснуть не дадут. Скоро весь замок будет на ногах. Тут же заявится Уильям с вопросами, которые следует немедленно решить. За ним притащится Бассет и потребует помощи миледи. Так что уходите. Я приготовила вам еду. И конь, эта злобная скотина, порождение самого дьявола, уже оседлан. Я не желаю видеть вас до самого вечера.
Ранулф, казалось, тотчас же забыл об усталости и, погладив Лайонин по спине, украдкой сжал соблазнительную попку. Она подскочила и возмущенно поглядела на мужа, но тот лукаво ухмылялся:
– Люси, ты просто ангел! Вот такая женщина мне по сердцу! Я так доволен, что даже не стану защищать поруганное имя Тая. Пойдем, Львица, я знаю чудесную долину, которая укроет нас.
Он взял ее за руку и потащил к двери. Лайонин едва успела благодарно улыбнуться Люси.
Долина оказалась очень живописной. Здесь царила тишина, нарушаемая только пением птиц. Поросшая мхом и крошечными розовыми цветочками земля была мягка и манила отдохнуть.
Скоро на Лайонин осталась одна полотняная камиза, а на Ранулфе – набедренная повязка. Он прислонился к дереву, а Лайонин прижалась спиной к его груди.
– Ты больше не жалеешь, что женился на мне? – спросила она.
– Я никогда об этом не жалел.
Она улыбнулась и прижалась к нему еще теснее, лениво гладя ладонью его бедро.
– И Брентом ты тоже доволен?
Он повернул ее к себе и вопросительно вскинул брови:
– К чему все эти вопросы? Что-то тебя расстроило?
– Нет. Все хорошо. Просто мне хотелось узнать, что ты чувствуешь ко мне и как относишься к детям.
– До чего же ты противная, надоедливая девчонка! Но ничего не поделаешь, мужья обязаны терпеть собственных жен. Что же до детей, по крайней мере когда речь идет о Бренте, я с каждым днем все больше привязываюсь к мальчишке. Брат Джонатан говорит, что он очень способный и уже умеет писать свое имя. Его Корбет научил…