Деверо Джуд. Герцогиня

   — Ваша мать очень больна? — спросила Клер.
   При этих словах разговоры смолкли, все взоры устремились в сторону Леатрис, она покраснела, подняла чашку в замешательстве, со стуком поставила ее на блюдце и выбежала из комнаты.
   Арва посмотрела на дочь с укором, и Клер в отчаянии подумала: «Но я же не сделала ничего плохого».
   После чая она пошла к себе в комнату, ей хотелось посидеть у окна и подумать. Отродье сказала, что дом очень странный, и это было слишком мягко сказано. Девушка с тоской думала о своем доме в Нью-Йорке, где она могла пойти в парк или в гости, да куда угодно. Она вспомнила друзей, которые приходили к ним в дом, интересные беседы. Вспомнила слуг, исполнявших все ее просьбы. До приезда в Брэмли она никогда не думала о еде. Если она читала и вдруг чувствовала, что проголодалась, то просто звонила и ей приносили еду.
   Теперь же, в этом огромном доме, окруженная людьми, она впервые в жизни чувствовала себя одинокой.
   Мисс Роджерс выбрала ей платье к обеду, и Клер стала возражать. Мисс Роджерс все еще недовольно хмыкала из-за того, что Клер надела накануне вечером слишком открытое платье.
   Обед был длинным и скучным, и Клер даже не пыталась участвовать в разговорах. Она скучала по Гарри и по… Нет, она ни о ком больше не думала. Она не скучала по Тревельяну с его трудным характером. Она думала о Гарри и надеялась, что он скоро вернется. Он привезет кобылу, которую купит для нее, ее рука перестанет болеть, и они вместе поедут на прогулку. Когда приедет Гарри, все будет в порядке. А после того как они поженятся и она сможет изменить порядки в доме, все станет совсем хорошо.
   После обеда, вместо того чтобы лечь в постель, зная, что мисс Роджерс замучит ее своим недовольством и нравоучениями, Клер все-таки вышла в сад. Было холодно, но на ней было шерстяное платье, и она решила, что если идти быстро, то можно будет согреться.
   В саду с кустами-«животными» навстречу Клер неожиданно вышел Тревельян. Клер на мгновение испугалась.
   — Добрый вечер, сэр, — сказала она, обошла его стороной и направилась к дому.
   — Не хотите со мной говорить, да?
   — Мне нечего вам сказать. — Она не остановилась, и он пошел рядом.
   — Ну, сегодня не пропустили ни одной трапезы?
   — Нет!
   — И у вас был чудесный день, много интересных разговоров? Говорили о политике, а может быть, о вашем любимом Красавчике принце Чарли?
   — Здесь холодно, я возвращаюсь.
   — Понимаю. Они опять не обращали на вас никакого внимания.
   Клер обернулась, взглянув ему прямо в глаза.
   — Никто меня не игнорировал. Я повстречала интересных людей. Один из них — драматург, он пишет для меня роль в своей следующей пьесе. Я беседовала с ним о принце Уэльском и представилась сестре Гарри. Мы прекрасно провели время вместе.
   Выслушав ее, Тревельян разразился смехом. Клер не могла удержаться и присоединилась к нему. Как это прекрасно — смеяться, как хорошо говорить с тем, кто тебя понимает!
   — Действительно, в этом доме живут удивительно странные люди. В гостиной Леатрис есть колокольчик, и, когда ее мать звонит, она должна бежать со всех ног. Хотела бы я знать, разрешено ли ей выходить из комнаты куда-нибудь, кроме столовой?
   — Нет, не разрешено.
   — Это ужасно. И одета она, как маленькая девочка. Сколько ей лет?
   — Тридцать один.
   — Боже! Она выглядит старше. Она… — Клер запнулась, увидев, что Тревельян покачнулся. — Вам опять нехорошо? Она взяла его за руку и повела по дорожке к скамейке. Теперь она хорошо ориентировалась в саду.
   Клер усадила его, села рядом, и он слегка прислонился к, ней.
   Она хотела обхватить его рукой, но передумала. Если остальные обитатели дома — странные люди, то Тревельян — самый странный. То он казался ей ученым, то выглядел как преступник. Тревельян спрятался от мира в башне одиночества и, казалось, хотел быть один. Однако каждый раз, когда Клер выходила из дома, он находил ее. Тревельян скрывал, что его к ней тянет, — Клер начинала это понимать, он заслонялся от язвительными и циничными тирадами, но ему был нужен собеседник — так же, как и ей.
   Девушка чувствовала, что Тревельян расслабился. Ее влекло к этому человеку. Он смотрел на нее, проникая взглядом в самую душу, и Клер понимала, что должна уйти. Но сейчас она испытывала к нему материнское чувство. Ей хотелось обнять Тревельяна, потрогать, нет ли у него жара, уложить в постель и напоить теплым бульоном. Но Клер интуитивно чувствовала, что Тревельян не потерпел бы такого обращения, поэтому она сделала вид, что не замечает, как он слаб.
   — Я хочу вернуться к нашему утреннему разговору, — медленно сказала Клер, — я не должна была горячиться. Вы можете поступать, как находите нужным, как и все мы. — Она вздохнула. — Конечно, я считаю, что этот самый Мактаврит может оставаться в своем доме до нашей с Гарри свадьбы. А потом я прослежу, чтобы его не тронули.
   — Вы надеетесь присвоить права Ее светлости? — Голос Тревельяна, обычно сильный и уверенный, звучал слабо.
   — Конечно. Гарри сказал, что когда я стану герцогиней, смогу делать все, что захочу.
   Тревельян засмеялся.
   — Старуха скорее умрет, чем уступит.
   — Гарри так не считает.
   — А Гарри все знает, не так ли?
   Тревельян обладал удивительной способностью злить ее. Клер, мгновенно забыв о своих материнских чувствах, встала и посмотрела на Тревельяна сверху вниз.
   — Надеюсь, сэр, что вам лучше и вы сможете самостоятельно дойти до ваших комнат. Прощайте и спокойной ночи.
   И девушка поспешила вернуться в дом.

Глава 7

   — Вы обеспокоены, — сказал Оман, убирая со стола.
   — Женщины, — пробормотал Тревельян. Оман улыбнулся.
   — Но эта не похожа на других, ведь так? Тревельян затянулся трубкой.
   — Да, она не такая, как все. Она — огонь и лед. Женщина и ребенок. Она много знает, но одновременно — воплощенная невинность.
   Тревельян откинулся на спинку, пуская кольца дыма.
   — Она может принести нам много хлопот, — произнес он вслух. С тех пор как он встретил Клер, Тревельян чувствовал себя не в своей тарелке. То ему хотелось уложить ее в постель, то вести с ней умные разговоры. Сегодня вечером он ясно почувствовал нежность девушки, и это поразило его. Страстные женщины обычно не проявляют заботы о мужчине, когда тот заболевает. А Клер беспокоилась о нем, проявив материнские чувства; он вспоминал ее страсть — она не смогла скрыть ее, когда читала его рукопись. Тревельян вспомнил как она смотрела на его руки и как ему хотелось бы показать Клер, на что способны эти руки.
   «Мактаврит, — вспомнил он. — Она хочет повидаться со старым Мактавритом, хочет, чтобы я заставил старика перестать воровать скат. Но разве это мое дело? Что мне до этой дурацкой истории?!»
   Тревельян выпустил еще несколько колец дыма и улыбнулся. Клер была так хороша, когда горячо возмущалась старым Мактавритом. Волосы, глаза, великолепная грудь!..
   — Гарри не ценит ее, — сказал он громко. — Гарри не знает, что она умна. Гарри даже не знает, как легко пробудить ее страсть, он вовсе не хочет научить ее чему-нибудь новому. Гарри никогда не умел быть учителем.
   «Если бы она была моя, — думал Тревельян, — я бы не пожалел времени, чтобы научить ее всему, что она способна воспринять. Если бы она была моя, я бы не оставлял ее на целые дни одну, если бы она была моя…»
   Тревельян нахмурился и встал.
   — Я иду спать, — сказал он Оману, не обращая внимания на его укоризненные взгляды. Тревельян никогда не ложился раньше рассвета, он говорил, что слишком много должен сделать, чтобы тратить время на сон.
   На следующий день Тревельян встал очень рано. Выйдя из гостиной, он поднялся по каменным ступеням, открыл люк и вылез на крышу. Подойдя к краю и пройдясь туда-сюда, он убедился, что Гарри был прав: крыша почти разрушилась. Он открыл другую дверь и спустился вниз по узкой грязной лестнице. Ею явно никто не пользовался долгие годы. Тревельян нагнулся и поднял с пола игрушечного солдатика, принадлежавшего когда-то то ли ему самому, то ли его старшему брату. Гарри запрещалось играть с братьями и сестрой.
   Тревельян спустился еще на два пролета, подошел к маленькой двери и открыл ее. Как он и предполагал, с другой стороны дверь была замаскирована огромным гобеленом. Он отодвинул его и очутился в полутемной комнате. Тревельян удивился, увидев маленькую, полную, седовласую женщину, которая пристально наблюдала за ним. В полумраке он не сразу понял, кто это.
   — Привет, тетушка Мэй, — произнес он, улыбаясь. — По-прежнему страдаете бессонницей?
   Она спокойно смотрела на него.
   — Ты Велли, да? Ты стал настоящим мужчиной.
   — Нет, тетушка Мэй. Велли умер, если помните.
   — Ах, да. Да, да. — Она продолжала вглядываться в гостя. — Тогда кто же ты?
   — Я призрак Велли, — ответил Тревельян и подмигнул ей.
   — О, тогда у тебя будет хорошая компания, — ответила старушка и вышла из комнаты.
   — Ничего не изменилось, — пробормотал Тревельян, выходя через другую дверь в небольшую гостиную и взглядом отыскивая следующую дверь в стенной панели.
   Когда дом был замком, существовало несколько тайных входов и выходов, чтобы обитатели могли незаметно покинуть его в случае опасности. Следующие поколения, перестраивая здание, сохраняли тайные ходы, лестницы и двери. В XVIII веке один из предков Тревельяна заключил старинный замок в прекрасную современную оболочку, но не стал переделывать внутренние покои. Скорее всего у него просто не хватило денег, чтобы довести начатое до конца. В доме осталось множество потайных дверей и проходов. Тревельян с братом и Леатрис тщательно исследовали все эти тайники.
   Он зажег свечу, поднялся на одну ступеньку, тихо открыл дверь и вошел в комнату, которая когда-то была покоями его отца. Все осталось нетронутым, судя по всему, здесь никто не жил. Тревельян подошел к сундуку, стоявшему у стены, и открыл его. Руки его задрожали. Ему почудилось, что отец здесь, рядом с ним, или вот-вот войдет в комнату.
   Что скажет ему сын, будет ли он рад видеть отца или плюнет на землю у его ног? Тревельян не знал.
   Он без труда нашел в сундуке то, что искал — ярко-синий шотландский плед с красным и зеленым узором. Тревельян улыбнулся, вспомнив Клер Уиллоуби. «Посмотрим, узнает ли она этот плед», — подумал Тревельян. Ведь такого узора нет ни в одной из книг, это плед клана Монтгомери, только глава семьи имеет право носить его.
   Тревельян разделся, оставшись в рубашке, расстелил плед на полу и попытался завернуться в него, как делал это отец. Тот делал все легко, а Тревельян через несколько минут уже проклинал шотландские обычаи.
   «Никогда не носи короткую юбку, — вспомнил Тревельян слова отца. — У лорда большая ответственность. Если мы не будем поддерживать традиции, кто же тогда их сохранит?»
   Тревельян старался изо всех сил. Ведь у Гарри нет проблем с проклятой юбкой. Тревельян улыбнулся: он хочет произвести впечатление на девушку, а ей длинная юбка наверняка понравится больше, чем короткая.
   Наконец он справился с пледом, завернув его на талии и укрепив поясом. Перекинув один конец через плечо, он заколол его брошью отца, на пояс подвесил кожаную сумку мехом наружу, натянул толстые носки, надел ботинки с дырками, проделанными специально для того, чтобы вода Шотландии не задерживалась в них.
   Закончив, Тревельян посмотрел на себя в зеркало и на какое-то мгновение увидел в нем отца и старшего брата.
   Он повернулся и вышел. Поднявшись на один пролет, он нагнулся и пошел коротким туннелем. Тревельян не знал, в какой комнате поселили Клер, но у него были свои соображения. Его мать ничуть не изменилась и наверняка поместила девушку в комнату для гостей. Старая карга считает американцев людьми третьего сорта.
   Медленно, чтобы дверь комнаты не скрипнула, Тревельян открыл ее, чуть сдвинув портрет двоюродной прабабушки.
   Было уже светло, он подошел к окну и задернул занавески. Клер лежала на животе. Тревельян улыбался, глядя на сбившиеся на пол одеяла.
   Он был умилен: как молода, как искренна, невинна эта девушка! Был ли он таким когда-нибудь? Наверное, нет.
   Он сел на край кровати и поправил прядь волос, упавшую Клер на глаза. Она пошевелилась, но не проснулась. Рукав пеньюара не прикрывал локоть, и Тревельян погладил нежную кожу. Им овладело желание ласкать это тело. Он желал ее всю, мечтал, чтобы она смотрела на него своими большими, темными, полными страсти глазами, загоравшимися, когда она говорила о Красавчике принце Чарли.
   Клер пошевелилась, приподняла голову и улыбнулась.
   — Доброе утро, — пробормотала она и отвернулась. Через несколько секунд она вдруг повернулась и изумленно уставилась на него.
   — Доброе утро, — весело проговорил Тревельян. Она села, натянув одеяло до самого горла.
   — Что вы делаете в моей комнате? — прошептала она, бросив взгляд в сторону гардеробной.
   Тревельян приложил палец к губам и поднялся. Глаза Клер широко раскрылись, когда она заметила, как он одет.
   — О, Тревельян! — прошептала она. — Это же филамор — Она с благоговением произнесла название шотландской длинной юбки.
   Он молчал, глядя на нее с улыбкой и стараясь не показать, как ему приятно ее изумление. Все его усилия оправдались. Тревельян тихо подошел к двери, ведущей в гардеробную, и увидел мисс Роджерс. Она лежала на своей узкой постели, прямая и строгая. Он презрительно фыркнул и закрыл дверь.
   — Вы не говорили мне, что она ваша горничная.
   Клер пыталась взять себя в руки, не выдать изумления при виде Тревельяна, одетого в старинный шотландский костюм. Ноги его оказались не такими уж и худыми, они были мускулисты, как у человека, привыкшего много ходить. Он носил плед так изящно и легко, как будто привык к этой одежде с детства. И опять волынки зазвучали в ее сердце, но они играли старинные мелодии, а не современную музыку, которую она слышала при виде Гарри. Наверное, потому, что Тревельян был старше ее жениха.
   Клер потрясла головой, чтобы окончательно проснуться.
   — Мисс Роджерс… — начала она.
   — Она просто чудовище, правда? Когда мы были маленькими, то делали все, чтобы насолить ей.
   — Вам вряд ли это удавалось.
   — Ничего подобного. — Тревельян наклонился, и Клер отпрянула, затаив дыхание. Ведь он не попытается ее поцеловать? Тревельян прошептал:
   — Вы готовы идти со мной к Мактавриту? До Клер не сразу дошел смысл вопроса.
   — О, это правда? Вы возьмете меня с собой? — спросила она, совсем как маленькая девочка.
   — Да, если вы быстро оденетесь. Я не люблю, когда меня заставляют ждать.
   Девушка чуть не сбила его с ног, выскочив из кровати и бросившись за ширму.
   — Моя одежда! — произнесла она громким шепотом. Дайте мне платье.
   — Вы можете выйти и сами взять его, — сказал он с улыбкой. — Я вас не съем.
   Клер посмотрела на него из-за ширмы и прижала ладонь к губам, чтобы не рассмеяться.
   — Конечно, нет.
   Клер понимала, что расхаживающий по комнате в старинном костюме, наклоняющийся к ней, что-то шепчущий человек представляет для нее угрозу. Но сейчас, когда он смотрел на нее, улыбаясь, девушка совсем не боялась.
   Развеселившаяся Клер в пышной ночной рубашке с длинными рукавами и высоким воротом вышла из-за ширмы и подошла к шкафу, чтобы вынуть теплое шерстяное платье и туфли на низком каблуке. Вернувшись за ширму, она оделась так быстро, как только могла.
   — Готовы? — спросил Тревельян.
   — Нет, — ответила Клер. — Сначала мы должны привести вас в должный вид. — И она стала расправлять складки на поясе его юбки. Потом поправила плед на плече и по-другому застегнула брошь, набегая смотреть в глаза Тревельяну.
   Он затаил дыхание, когда девушка прикоснулась к нему, он умирал от желания приласкать ее. Что бы она сделала, если бы он положил руки ей на талию и погладил бедра? Наверное, вырвалась бы и убежала или, что еще хуже, рассмеялась в лицо. «Как может человек в вашем возрасте думать об этом?» — сказала бы она. Тревельян мечтал уложить Клер в постель и доказать, что, хоть он и выглядит старым, ему всего тридцать три, и он вовсе не на пороге смерти, как она могла подумать.
   — Вам не следует носить эту брошь, — тихо произнесла она, не отодвигаясь. Клер вдруг поняла, что Тревельян не так худ, как ей показалось.
   — Что-что? — переспросил он, делая вид, что не расслышал, и наклонился еще ближе.
   — Это брошь главы клана, и только Гарри имеет право носить ее.
   — Я запомню, — сказал Тревельян, сжав пальцы Клер. Он спросил себя, что сказала бы Клер, узнай она правду: что герцог и глава клана — именно он. Упала бы в его объятия и призналась в любви?.. Она думает, что любит Гарри, но если ситуация изменится… Однако Тревельян никогда не щеголял титулом, чтобы завоевать расположение женщины, не собирался он этого делать и теперь.
   — Мы можем идти? — опять спросил он, и Клер отняла у него руку.
   Она направилась к двери, но Тревельян подошел к портрету, висевшему на стене, поднял свечу и знаком показал, чтобы она следовала за ним. Он увидел, как оживилось лицо Клер в предвкушении нового приключения. Она явно не была трусихой.
   Клер шла за Тревельяном по грязным ступенькам, где Давно не ступала ничья нога. Они пробирались через паутину, поднимались на крышу и опять спускались под землю.
   Наконец через дверь в дальнем конце восточного крыла они вышли наружу.
   — Замечательно, — сказала Клер. — Просто потрясающе!
   Тревельян улыбнулся.
   — Не боитесь устать? До дома Мактаврита идти довольно далеко.
   — С удовольствием прогуляюсь, — ответила Клер, вдыхая чистый бодрящий воздух шотландского утра.
   Через два часа она уже сожалела о своей самоуверенности. Она шла за Тревельяном, спускаясь в овраги и поднимаясь на холмы, переходя вброд небольшие ручьи и балансируя на узких бревнышках, перекинутых через разлившиеся речки. Тревельян поделился с ней куском сухого хлеба и дважды протянул тяжелую трость, чтобы помочь пройти по мостику.
   — Почему вы ходите с железной тростью? Разве деревянная хуже?
   — Мне надо восстановить силы, — бросил он через плечо.
   Клер хотела спросить его, как он себя чувствует, но передумала. Она знала, что он не терпит разговоров о своем здоровье.
   Они шли три часа, прежде чем сделали привал, усевшись на большой валун. Тревельян достал из своей сумки горсть фиников и насмешливо смотрел, как Клер жадно поглощает их. Покраснев, она постаралась есть медленнее.
   — Вчера вечером, корда я вернулась в комнату, то нашла газету под подушкой.
   — Ну и кто же, как вы думаете, положил ее туда? — спросил Тревельян.
   — Сначала я решила, что это сделали вы, но потом подумала, что вы не смогли бы незаметно проскользнуть в мою комнату. — Она улыбнулась ему, а потом рассмеялась, увидев самодовольное выражение его лица. — Знаете, о ком я подумала? — Она сделала паузу. — О Леатрис.
   Тревельян смотрел на холмы, на мягкий пурпурный вереск, устилавший склоны серо-зеленых скал. Он вспомнил смеющуюся девочку, которую знал когда-то, превратившуюся теперь в тихую, забитую женщину, сидящую в своей комнате и готовую исполнить любой каприз своей матери.
   — Да, Леа могла это сделать. В ней все еще жив бунтарский дух.
   — Трудно в это поверить! — Клер рассказала Тревельяну 6 том, что произошло за чаем, когда ей показалось, что она обидела Леа.
   — А я ведь только спросила, как чувствует себя ее матушка!
   — Никто не должен говорить о недугах старой герцогини. Во всяком случае, вслух.
   Клер съела последний финик и подошла к ручью, чтобы напиться.
   — А почему вода такая коричневая?
   — Она протекает через торф, — ответил Тревельян. — Это придает особый вкус виски. Хорошее виски делают только в Шотландии, потому что здесь торфяная вода. Ну что же, вы готовы идти дальше?
   Клер кивнула и последовала за ним.
   — Вы никогда не догадаетесь, что я вычитала вчера вечером в газете.
   — Что, Кэмпбеллы опять восстали?
   — Не будьте циником, это вам не идет. Скажите, вы родились с убеждением, что мир отвратителен, или это благоприобретенное?
   Тревельян обернулся и посмотрел на девушку сузившимися глазами.
   Клер нежно улыбнулась ему. Ей начинала нравиться эта игра.
   — Я узнала, что бывший компаньон капитана Бейкера Джек Пауэлл будет делать доклад в Королевском географическом обществе о посещении Пеша.
   — Неужели? — тихо переспросил Тревельян. — И вы намереваетесь посетить его?
   — Да Бог с вами! Я не верю, что он действительно побывал там.
   Тревельян остановился.
   — И как вы пришли к такому заключению?
   — Я знаю капитана Бейкера.
   Он отвернулся, чтобы Клер не заметила его улыбки.
   — Вы совершенно уверены, правда?
   — Можете смеяться сколько угодно. Но я знаю, что капитан Бейкер добрался до Пеша.
   — Нам идти еще целый час. Почему бы вам не рассказать мне о том, как вы пришли к такому заключению? Это поможет скоротать время, а я повеселюсь
   — Мне не следовало бы ничего рассказывать вам, но я просвещу вас. Вы должны понять, что значил Пеш для капитана Бейкера. Я знаю, что для остального мира это не более чем сказка, экзотика… — Клер запнулась.
   Тревельян обернулся, загадочно улыбаясь, и сделал несколько шагов к Клер.
   — Экзотическое место, где сбываются человеческие мечты. Город сказочного богатства. Место, где женщины прекрасны и не носят ни корсетов, ни турнюров, и мужчины видят подлинную красоту их тела. Место…
   — Простите! Как я уже говорила, капитан Бейкер мечтал добраться туда. Он хотел быть первым человеком цивилизованного мира, побывавшим там, ведь считалось, что на самом деле города не существует, что это просто легенда. Как Атлантида. Капитан так хотел найти Пеш, что потратил на это три года жизни. Я читала, что когда он потерпел неудачу в первом путешествии, то заболел от огорчения и поклялся, что вернется. Он поклялся, что умрет, если не добьется цели.
   — И действительно умер.
   — Но он совершил и второе путешествие! Он был жив, добрался до порта и вернулся на родину. Я верю, он достиг Пеша!
   — Пауэлл уверяет, что это не так. Он утверждает, что Бейкер был очень болен и не мог идти в город. Пауэлл говорит, что Бейкер остался в лагере, а он, Пауэлл, один пошел в город.
   — Ха-ха-ха! Вы не знаете капитана Бейкера, как знаю его я.
   — Как вы уверены в себе!
   — Не смейтесь, пожалуйста. Капитан Бейкер очень тщеславный человек.
   Тревельян удивился.
   — А какое отношение имеет к этой истории его тщеславие? Клер вздохнула.
   — Самое прямое. Бейкер много знал. После первого путешествия узнал еще больше. Он выяснил, что был тогда в сотне миль от Пеша, и вернулся в Англию, чтобы собрать деньги на следующее путешествие и описать его.
   — И все-таки при чем здесь тщеславие?
   — Неужели вы думаете, что, проделав такую работу, он отдал бы лавры другому?
   — А если он был болен и не мог ехать? Вы думаете, он Скорее согласился бы, чтобы никто не поехал? Неужели капитан был настолько эгоистичен?
   — Не эгоистичен, а…
   — Тщеславен, если я правильно вас понял.
   — Почему вы так болезненно реагируете? Я ведь только сказала, что капитан Бейкер наверняка видел Пеш. И думаю, что этот Пауэлл лгун. — Клер посмотрела на Тревельяна, и на ее лице вдруг отразился ужас. — Не думаете же вы, что Пауэлл убил капитана Бейкера и забрал его записки?!,
   Тревельян состроил гримасу.
   — Когда-нибудь я поеду в Америку, хочу понять, что это за страна и почему у ее жителей такое яркое воображение.
   — Это неплохая мысль.
   — А что выиграл Пауэлл, украв идеи капитана Бейкера и рассказывая лживые истории всему миру?
   Клер очень удивилась.
   — Престиж, честь, награды вашей королевы. Место истории и возможное бессмертие. Не говоря уж о деньгах.
   — А вы не преувеличиваете? Бессмертие!
   — Вовсе нет. Первый человек, который побывает в Пеше и возвратится живым, прославится навеки. — Клер сжала руки в кулаки. — Как бы я хотела прочитать записки капитана Бейкера! Там есть все "детали. А этот Пауэлл никогда ничего не сможет объяснить.
   — Почему? Если он действительно бывал там, то сумеет придумать складный рассказ.
   — Но он не видел Пеш. Не мог видеть. Ни один живой человек не мог войти в этот священный город, если он не выглядел и не вел себя, как его житель. Только капитан Бейкер был способен на такое. А Пауэлл обычный человек,
   — А Бейкер не такой?
   — Нет. Капитан — великий человек, только он мог войти в Пеш. А Пауэлл говорит всего на пяти или шести языках.
   — Да, просто неграмотный!
   — Вы осмеиваете все и вся.
   — Да, — смиренно подтвердил Тревельян. — Вот ваш капитан Бейкер наверняка вообще не смеется.
   Клер призадумалась.
   — Я думаю, капитан холодный человек. Именно поэтому он такой прекрасный наблюдатель. Он видел акты ужасающей жестокости и методично описывал их. Большинство из нас просто не смогло бы вынести подобного зрелища, мы рыдали бы или попытались бы воздействовать на дикарей. Бейкер же наблюдал, ничего не чувствуя.
   — А я думаю, что он переживал, — тихо сказал Тревельян.
   — Нет, капитан Бейкер великий человек и заслуживает места в истории, но я сомневаюсь, было ли у него вообще сердце. — Клер подняла голову. — Смотрите, дым! Это дом Мактаврита?
   — Да, — глухим голосом подтвердил Тревельян.
   — Тогда вперед!
   Тревельян так глубоко задумался о последних словах Клер, что не замечал ничего вокруг. Вдруг прогремели выстрелы, и он едва успел повалить Клер на землю.