Деверо Джуд. Герцогиня

   Губы его заскользили по шее к уху. Он нежно прикусил мочку. Клер выгнулась и напряглась, а его рука уже ласкала ее грудь. Рука Тревельяна двинулась ниже, к талии, скользнула по бедру к колену. Внезапно он взял Клер за подбородок и повернул к себе ее лицо, чтобы она посмотрела ему в глаза. Как будто хотел, чтобы она поняла, что рядом с ней уже не друг, не пациент, но он, Тревельян, собственной персоной.
   Клер не приняла вызова, она не была готова к тому, что прочла в его глазах. Отвернувшись, она прошептала: «Нет!»
   Не говоря ни слова, Тревельян отодвинулся, и Клер встала с кровати. Руки ее дрожали, озноб сотрясал тело.
   «Мне пора уходить отсюда», — подумала она и двинулась к двери.
   — Вы давно здесь? — спросил ей вслед Тревельян. Она остановилась в ногах кровати.
   — Две ночи и один день. — Зубы Клер стучали то ли от холода, то ли от страха.
   — Вы все это время одна ухаживали за мной?
   — Оман помогал мне. — Она глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.
   — А что думают по поводу вашего отсутствия в доме? Гарри, должно быть, очень огорчен.
   Клер понимала, что Тревельян говорит все это, пытаясь задержать ее.
   — Никто не знает, что меня не было. Сестра сказала всем, что я очень больна и меня нельзя беспокоить. Думаю, она сообщила, что у меня нечто вроде смеси оспы с холерой — очень заразная болезнь! — Она наконец посмотрела на Тревельяна. Как это она до сих пор не замечала его густых длинных ресниц?! Он улыбнулся.
   — Как вы добры, и какая замечательная у вас сестра.
   — Сара сделала это не бесплатно. Она на три дня одолжила изумруд у Омана и передала через него, что я должна отдать ей мой рубиновый браслет.
   — И вы согласились.
   — Конечно. Мне все равно. Я не люблю рубины. Они напоминают капли крови. Я предпочитаю изумруды. Они похожи на свежую зелень.
   Тревельян закрыл глаза и откинулся на подушки.
   — Благодарю вас.
   Клер не удержалась и взглянула на него. Она все еще ощущала его поцелуи на своей шее.
   — Думаю, теперь все будет в порядке. Оман говорит, что, когда эти приступы проходят, вы чувствуете себя нормально. А теперь мне пора.
   Тревельян открыл глаза, и она увидела в них мольбу.
   — Пожалуйста, не уходите.
   Она знала, как редко этот человек говорит кому-нибудь «пожалуйста».
   — Но я должна… Я не могу дольше оставаться… Тревельян улыбнулся своей все понимающей улыбкой.
   — Вы хотите уйти, потому что я поцеловал вас, да?
   — Вы не должны были этого делать, — тихо ответила Клер. — Мы не должны… не должны…
   — Я был в полусне и думал, все это мне грезится… Вы не должны сердиться на меня…
   — А я и не сержусь, я…
   — О, я понимаю. Это из-за Гарри. Вам не нравится, что мои поцелуи волнуют вас сильнее. Кстати, Гарри уже целовал вас? Мне кажется, лошадей он любит больше, чем женщин, и уж во всяком случае, предпочитает опытных женщин…
   Клер окаменела от гнева.
   — Да будет вам известно: мне нравятся поцелуи Гарри, — объявила она, подходя к кровати. — Мне все в нем нравится. Он красивее вас, у него светлые глаза, а у вас — темные, и у него наверняка нет ни одного шрама на теле!
   Тревельян продолжал улыбаться.
   — Но вам знакомо мое тело, — сказал он так тихо, что Клер едва расслышала его слова.
   — Вы мне отвратительны!
   Она повернулась, чтобы уйти, но Тревельян схватил ее за руку. Она попыталась вырваться, упорно избегая его взгляда.
   — Простите меня, — попросил Тревельян. — Простите, что я хотел любить прекрасную женщину, лежавшую со мной в постели. Это отвратительно с моей стороны. Простите за то, что я завидую Гарри, — у него есть все в жизни. Да, вы правы: я достоин презрения. Отныне постараюсь сдерживать свои чувства!
   Клер внимательно смотрела на него.
   — Вы не верите в то, что говорите.
   — Я не могу быть искренним, не могу, ибо чувствую совсем по-другому. Можете ненавидеть меня, но больше всего я хотел бы повторить все то, что было между нами!
   Клер не смогла удержаться от смеха.
   — Вы действительно ужасны! — Она попыталась выдернуть руку, но Тревельян держал ее крепко.
   — Останьтесь со мной. Говорите со мной, — умолял он, и в глазах его была искренняя мольба.
   — О чем? — Задав этот вопрос, Клер в ту же секунду почувствовала, что пропала, потому что услышала в своем голосе желание остаться. — Но я должна…
   — Почему вы хотите быть герцогиней? — перебил ее Тревельян.
   — Что за смешной вопрос! — Клер наконец вырвала у него руку. — Спросите любую женщину на земле, хочет ли она быть герцогиней, и увидите, откажется ли хоть одна.
   — А как же королевы и принцессы?
   — Полагаю, им особенно хочется иметь этот титул: престиж и никакой ответственности.
   — И вы хотите того же?
   — Я хочу получить Гарри. А теперь я действительно ухожу.
   — Нет, прошу вас, останьтесь и расскажите мне что-нибудь…
   — Сказку о трех медведях?
   — Нет, что-нибудь из жизни… Расскажите мне о… — Тревельян лихорадочно искал способ задержать Клер. Только бы она осталась, только бы сидела рядом! Он чувствовал ее силу: эта девушка может излечить его от всех ран, нанесенных жизнью, а не только от очередного приступа малярии. — Расскажите мне о ваших родителях.
   Клер помолчала.
   — Я расскажу вам подлинную историю любви. Когда-то моя мать была очень красива…
   — Так же красива, как ваша маленькая сестра? — Он ласкал взглядом грудь Клер, голос его стал низким от страсти. — Или так же прекрасна, как вы?
   — Вы хотите слушать или нет? — резко спросила Клер, отвернувшись и покраснев.
   Тревельян улыбнулся и откинулся на подушки, довольный тем, что смутил девушку.
   — Пожалуйста, продолжайте.
   — Вы должны поклясться жизнью, что никогда и никому не перескажете того, что я вам поведаю. Мама убила бы меня, если бы узнала, что я кому-нибудь проболталась! Она сошла бы с ума, если бы знала, что мне все известно.
   — Клянусь! — пообещал Тревельян, пытаясь сдержать улыбку.
   — Мама любит рассказывать, что происходит из старин ной виргинской семьи, но в действительности она выросла в хижине в Смаки-Маунтинс. Она не получила никакого образования и жила в бедности.
   — Но была красива?
   — Да, очень. Когда ей исполнилось семнадцать лет, она отправилась в Нью-Йорк. Не знаю, где она взяла деньги на дорогу. Отродье говорит, что она украла их у отца, который как раз накануне продал несколько свиней. Вообще я не очень верю тому, что рассказывает моя сестрица. Но так или иначе, мама появилась в Нью-Йорке с деньгами и в дорогих туалетах и получила работу продавщицы в отделе парфюмерии большого универмага. Потом она встретила моего отца, влюбилась в него, они поженились и живут счастливо по сей день.
   — Понимаю, — проговорил Тревельян задумчиво. Из обольстителя он превратился в слушателя, жаждавшего получить ответы на все интересующие его вопросы. — И они вкушают от вашей пресловутой американской свободы, заработали много денег, а вы — наследница большого состояния и теперь сделаетесь герцогиней.
   — Не совсем так.
   — Да? — взгляд Тревельяна стал напряженным, казалось, он мог видеть сквозь стены.
   — Мой дед, отец моего отца, был известен как Командующий.
   Тревельян смотрел на Клер, глаза его блеснули.
   — Вижу, вы слышали о нем, — сказала она, самодовольно улыбаясь.
   — Как повезло вашей матушке, что она влюбилась в сына такого богатого человека!
   — Да, вы правы. Только дед не дал молодым никаких денег. Я имею в виду наличные. Он распорядился выплачивать десять тысяч долларов в год.
   — Боже, да это же ничто!
   — Да, если принять во внимание, что мой отец привык к роскоши с детства, — подтвердила Клер.
   — Но ваши родители выстояли. К тому же они любили друг друга.
   Клер ничего не ответила, предпочитая не замечать сарказма Тревельяна.
   — Мой дед умер пятнадцать лет назад и оставил наследство — миллионов тридцать. Он…
   — Не так уж и много!..
   — Он оставил десять миллионов отцу, десять миллионов матери, считая, что женщины должны быть независимы, и десять миллионов мне — ими управляет опекун.
   — А вашей очаровательной сестре?
   — Она тогда еще не родилась.
   — Надеюсь, ее не обидят… Клер промолчала.
   Тревельян изучающе посмотрел на нее. Она вдруг начала наводить порядок на столике.
   — Ну и что дальше? — спросил он.
   Клер не хотела больше рассказывать. Почему он не может удовлетвориться тем, что она уже сказала? Почему он всегда идет до конца?
   — Думаю, мои родители прожили все деньги. На лице Тревельяна отразился ужас.
   Клер с трудом улыбнулась.
   — Мой отец большой любитель красивых дорогих вещей: лошадей, бренди, морских прогулок на собственной яхте…
   «Бездельник», — подумал Тревельян.
   — А ваша мать? Как ей-то удалось истратить столько денег?
   — Она так мечтала попасть в высшее общество! Ведь свет был недостижим для нее в юности. Вот она и построила дом, устраивала вечера и приемы…
   — Десять миллионов на вечера и приемы?! — удивился Тревельян.
   — Мои родители много истратили на мое образование, нам с сестрой ни в чем не отказывали.
   Тревельян помолчал, переваривая информацию.
   — Значит, сейчас все деньги вашей семьи — это ваша доля наследства, которой распоряжается опекун?
   — Да.
   — И как же это осуществляется?
   — После смерти деда я получаю четверть годовых процентов.
   — То есть вы уже заплатили за свое образование?.. Клер промолчала.
   — После замужества я получу основной капитал. Тревельян молчал.
   — Я получу деньги только при условии, что родители одобрят мой брак. Дед оговорил это в своем завещании, потому, что у него была младшая сестра, которой он дал несколько миллионов долларов приданого, а она взяла и вышла замуж за игрока, который проиграл все до последнего цента.
   — А с ней что случилось?
   — После того как все деньги кончились, она вернулась в дом деда.
   — Полагаю, он не дал ей больше ни пенни?
   — Ну почему вы всегда так жестоки? Мой дед завещал тете проценты с какой-то суммы, потребовав, однако, гарантий, что она не станет жертвой очередного альфонса.
   — Он любил повелевать людьми?
   — Дед дал деньги моим родителям без всяких условий, — резко сказала Клер и замолчала.
   — Итак, у ваших родителей нет ни пенни, а у сестры и не было. Кто же получит ваши деньги, если вы выйдете замуж без их согласия?
   — Мои родители, — тихо ответила она.
   — Надеюсь, они одобряют Гарри?
   — Да, конечно. Мама считает, что ни за какие деньги нельзя купить высшее общество. А отец говорит, что друзья Гарри знают толк в жизни.
   — Он имеет в виду тех, кто днем убивает животных, а вечером пожирает их?
   — Гарри управляет этим домом и тремя другими. Это требует много труда и времени.
   — Моя дорогая, наивная, маленькая американка, Гарри управляет тремя имениями не больше меня. Он нанимает людей, которые делают всю работу за него. А вся власть сосредоточена в руках матери Гарри.
   — Это неправда! Он так часто уезжает по делам!
   — Гарри только покупает. Вы видели в доме картины, мебель, дорогие безделушки, лошадей и экипажи в конюшнях? Из поколения в поколение герцоги женились на богатых наследницах и проводили жизнь в праздности и удовольствиях. Именно к такой жизни готовили и Гарри.
   — Вы хотите сказать, что он женится на мне только из-за моих денег?
   — Вы разве выходите за него замуж не потому, что хотите стать герцогиней?
   — Нет, я люблю Гарри. Мне нравится и этот дом, и здешняя жизнь, я полюбила Шотландию и ее обитателей…
   — Вы так романтичны. Вы любите придуманную жизнь, вам нравится то, что угодно вашим родителям, вы хотите стать герцогиней, получить деньги деда и позволить матери и отцу жить так, как они привыкли!
   — Мне не нравится, когда вы так говорите!
   — А Гарри вам нравится?
   — Да. Он милый, добрый, нежный и…
   — На него и смотреть — одно удовольствие!
   — Да, — заявила Клер упрямо, гордо подняв голову.
   — Красивая внешность Макарренов всегда позволяла герцогам жениться на богатых женщинах.
   Клер промолчала.
   — И они были счастливы в браке?
   — Полагаю, в большинстве случаев — да. Я слышал, что все герцоги Макаррены были превосходными любовниками и, что удивительно при их избалованности, верными мужьями.
   — А чего же еще желать женщине? — тихо спросила Клер, глядя на Тревельяна.
   — Если бы я был женщиной, то требовал бы от брака намного большего, — выкрикнул Тревельян.
   Клер отодвинулась от него. Ей не нравился оборот, который принял их разговор.
   — Мне нужно вернуться. Гарри сегодня дома, я хочу его видеть. — Она поправила ему подушку. — Надеюсь, вы теперь начнете выздоравливать. Я скажу Оману…
   Тревельян схватил ее за руку и задержал на мгновение.
   — Не уходите, — прошептал он.
   На секунду Клер разглядела в его темных глазах страх одиночества. «Да, он одинок, так же, как я. Он чужой здесь, как и я», — подумала девушка.
   Но через мгновение его взгляд опять стал насмешливым. Казалось, Тревельян не может никому позволить заглянуть под маску. Он отбросил руку Клер, как будто ему было неприятно ее прикосновение.
   — Ладно, ступайте к своему герцогу. Гарри захочет показать вам лошадь, которую купил для вас. — И он отвернулся к стене.
   Клер взглянула на Тревельяна и приняла неожиданное решение: она остается, он все еще болен, ему нужен уход, он одинок. Но в душе девушка знала правду: она хотела остаться, ей нравится его острый ум. Тревельян смеялся над ней, он циничен и язвителен, но одновременно искренний человек.
   Клер молча вышла из комнаты и отправилась поговорить с Оманом. Она написала записку сестре, в которой сообщала, что не появится до обеда. Отродье должна была еще раз взять на себя Гарри и остальных.
   Когда Клер вернулась к Тревельяну и сказала, что остается, он даже не поблагодарил ее. Девушке тут же захотелось убежать, но мысль о еще одном тоскливом дне, проведенном в доме, заставила ее сдержаться.
   — Так что же мы будем делать? — спросила она Тревельяна. — Играть в карты?
   — Я должен поработать, буду писать часа три, а потом..
   — Если вы встанете с постели, я немедленно уйду. Он сдержал улыбку.
   — Я обыграю вас в шахматы.
   — О, вы так уверены?
   Позже Клер вспоминала этот день, как один из caмых удивительных в своей жизни. Одно дело — провести время с Тревельяном, когда он занят своими делами или когда вокруг люди, и совсем другое, совершенно удивительное чувство быть в центре его внимания.
   Они играли в шахматы, но это не была игра в чистом виде. Тревельян не смотрел на доску. Клер называла ему свои ходы, и он немедленно отвечал, куда передвинуть его фигуры.
   Они все время разговаривали. Тревельян задавал ей вопросы, много вопросов. Небольшой опыт Клер в общении мужчинами свидетельствовал о том, что они больше всего свете любят говорить о себе. А вот Тревельян хотел узнать о ней самой, не только о ее жизни в Нью-Йорке и о том, она читала и где бывала, но и ее мысли ч чувства.
   Он спрашивал, как она относится к англичанам, и сильно ли они отличаются от американцев. Что она думает об англичанках. Его интересовало, чем жизнь в Америке отличается жизни в Англии.
   Клер отвечала быстро. — Я не понимаю отношения английской аристократии к деньгам. Если американцу нужны деньги, он старается их заработать, ищет, куда бы их вложить, изобретает что-то просто находит работу, то есть получает деньги за свой труд.
   — А англичане разве действуют иначе?
   — Я ничего не могу сказать о простых людях. Мне кажется странным деление на классы в современном мире. Члены высшего общества в Англии, похоже, вовсе не заботятся о том, как заработать деньги. Я слышала, что лорд Айрли совершенно разорился и вынужден продать землю и дома. Но я знаю, что он владеет великолепными сельскохозяйственными угодьями. Почему же он ничего не делал с этой землей?
   Клер сделала ход и посмотрела на Тревельяна.
   — Когда я высказала свое мнение о лорде Айрли, все в комнате замолчали и уставились на меня так, будто я издала неприличный звук?
   Тревельян назвал свой следующий ход. Казалось, шахматы для него — сущее наказание.
   — И тем не менее вы собираетесь замуж за представителя этого самого высшего класса, как вы его называете.
   — Я выхожу замуж за Гарри, потому что люблю его, — ответила Клер. По ее тону легко было догадаться, что она не собирается обсуждать с ним свой будущий брак.
   — А что думают англичане о вас? Клер рассмеялась.
   — Кажется, они считают меня помесью краснокожего и легкомысленной девицы. Я часто шокирую их.
   — Наверное, они правы. Не думаю, что благовоспитанная девушка стала бы проводить целые дни в покоях чужого мужчины, как это делаете вы.
   Слова Тревельяна не задели Клер.
   — Наверное. Но ведь за нами приглядывают, к тому же вы… — Она чуть было не сказала, что по возрасту он годится ей в отцы, но Тревельян так выразительно посмотрел на нее, что она покраснела и отвернулась. — Вы не обидитесь, если я спрошу, сколько вам лет?
   Клер успела привыкнуть к тому, что Тревельян не отвечает ни на один вопрос. И на этот раз он ничего не сказал о своем возрасте и продолжал спрашивать ее о семье и о том, почему ее хорошенькую младшую сестру прозвали Отродьем.
   — Внешность Сары Энн — ее главное несчастье, — ответила Клер с чувством. — Она была прелестной с первого дня жизни. Не проходит и часа, чтобы кто-нибудь не сказал ей, как она хороша. Когда ей было всего три года, она залезла на колени к одному из самых богатых, влиятельных и толстых друзей отца и попросила дать ей бриллиант, висевший на цепочке его часов. Он решил, что это очень мило, и дал ей камень. С того случая все и началось. Она решила, что не стоит заниматься благотворительностью.
   — Кажется, это одна из особенностей американской психологии?
   — Не смейте говорить ничего плохого о моей стране. По сравнению с Америкой, ваша… — она запнулась, не желая продолжать.
   Но Тревельян знал, как заставить Клер говорить. Он пристально смотрел на нее, стремясь подчинить своей воле.
   И Клер начала рассказывать о том, что увидела в Англии и Шотландии.
   — Это страна прошлого…
   — Я думал, именно это вам нравится. Распустили нюни о старике Мактаврите. А бедняга Гарри мерзнет в юбке, лишь бы произвести на вас впечатление!
   При этих словах Клер бросила взгляд на плед, перекинутый через спинку стула. Сам Тревельян тоже надевал его. Неужели он тоже хотел произвести на нее впечатление?
   Глаза Тревельяна были устремлены на шахматную доску с нарочитым вниманием.
   — Так что же, вам не нравится прошлое?
   — Нравится. Я люблю историю. Но я понимаю, что время нельзя остановить. Мир должен развиваться, иначе жизнь станет подобна пруду со стоячей водой. Нужно двигаться вперед, в противном случае человечество не выживет.
   — Я не понимаю, как в вас сочетается любовь к шотландским юбкам с американскими идеями о необходимости перемен. А что плохого в том, чтобы оставить все, как есть? Вы говорите, как миссионер, стремящийся обратить людей в другую веру. Религия несчастных дикарей недостаточно хороша для него!
   Клер в замешательстве взглянула на Тревельяна.
   Я не имею в виду ни религию, ни философию. Я говорила о ванных комнатах.
   Клер с радостью убедилась, что его взгляд смягчился, он выглядел смущенным.
   Она встала и подошла к окну.
   — Посмотрите на этот прекрасный дом. Подумайте о людях, живущих в нем. Ведь на дворе конец девятнадцатого века, на пороге двадцатый. А тут водопровод семнадцатого века, то есть попросту вовсе никакого водопровода! — Она раздраженно всплеснула руками. — Все пользуются ночными горшками. Воду носят в комнаты в ведрах. — Она посмотрела в окно, потом обернулась к Тревельяну. — Да, я люблю историю. Люблю. Если бы я была… в общем, в Шотландии, я бы постаралась, чтобы каждый мужчина, женщина и ребенок знали историю своей страны и семьи. Мне грустно видеть, что многие шотландцы, с которыми я встречаюсь, ничего не знают о своем прошлом. Многие дети никогда не слышали старых баллад. Мало кто знает, сколько крови было пролито в борьбе за независимость.
   — Но какое отношение это имеет к ванным?
   — Самое прямое. Нужно знать свое прошлое, но нельзя жить им. Мне кажется, люди забыли традиции и предания прошлого, но сохранили древний водопровод, ездят в каретах и делают все, чтобы не видеть подлинной жизни.
   — А я то полагал, что вы находите жизнь в Шотландии идеальной.
   — Вы смеетесь надо мной, подшучиваете, как над ребенком, но я замечаю все, что делается вокруг. Мактаврит живет в своей хижине, как жили его предки триста лет назад.
   — Мне показалось, вам понравился его закопченный домишко.
   — Да, понравился. Но мне не нравится бедность. Лорд Мактаврит крадет скот. Он рискует навлечь на себя гнев матери Гарри, беря то, в чем нуждается, и без сомнения отдавая гораздо больше.
   — Мактаврит отдает?! Ха-ха!!!
   — Он украл трех коров. Неужели вы думаете, что один маленький старичок смог съесть все это мясо?
   — Может быть, он резал их по очереди? Клер уставилась на Тревельяна.
   — Так вы думаете, он один съел все мясо? Тревельян откинулся назад и с интересом взглянул на девушку.
   — Что, по вашему мнению, может помочь этим людям выбраться из нищеты? Американские фабрики? Американские железные дороги, проложенные среди холмов? Вы взорвали бы эти горы динамитом? Возили бы туристов глазеть на этих странных шотландцев в национальной одежде?
   Клер села.
   — Не знаю. — Она смотрела на свои руки, сложенные на коленях.
   — Почему вас так занимает судьба шотландцев? У вас есть деньги, будет и герцог. Чего вам еще?
   — Вы все еще не понимаете. Став герцогиней, я принимаю на себя большую ответственность. Мой долг — заботиться об этих людях, следить, чтобы они не голодали.
   Тревельян зло рассмеялся.
   — Вы рассуждаете, как древний феодал. Эти люди просто арендуют вашу землю. Герцог больше не является судьей и не решает судьбы своих вассалов. — Он посмотрел на нее. — А вы хотите совместить водопровод в канун двадцатого века с традициями шестнадцатого.
   — Может быть, и так — прошептала Клер. — Все это так сложно.
   Она улыбнулась.
   — Не знаю, как добиться желаемого, но попытаюсь. Тревельян засмеялся, потом нахмурился.
   — И вы надеетесь, что мать Гарри позволит вам действовать?
   — Конечно. Гарри сказал мне, что я смогу делать все, что захочу.
   Тревельян только хмыкнул в ответ. Клер посмотрела на шахматную доску и увидела, что пока они разговаривали, Тревельян играл сам с собой.
   — Так вы выиграли или проиграли? — спросила она.
   — Конечно, выиграл, — ответил он, и глаза его засверкали. Клер рассмеялась, и на мгновение ей показалось, что между ними возникло какое-то чувство. «Это дружба», — подумала Клер. Да, они становятся друзьями, несмотря ни на что.
   — Я рассказала вам то, что никогда не рассказывала никому, — тихо произнесла она. — Я рассказала вам о матери, об отце, о своих взглядах. — Она замолчала. — Это не так легко — быть богатой. Не так просто быть внучкой Командующего. В моей жизни… — Она остановилась и подняла руку. — Знаю, вы скажете: «в вашей короткой жизни». Это правда, я еще молода, но уже кое-что пережила. Мои родители не… — Клер опять замолчала, зная, как выразить свою мысль.
   — Не всегда достаточно хорошо понимают вас, — продолжил за нее Тревельян.
   — Да, именно так. Бывают ситуации, в которых я чувствую себя взрослее них.
   У Тревельяна уже сложилось собственное мнение о ее родителях. Он легко мог себе представить двух избалованных бездельников, во всем зависящих от этой молодой девушки. Они выдают ее замуж, чтобы вернуть себе все то, к чему они привыкли. Жизнь уже давала им один шанс, но они его упустили. А теперь они хотят, чтобы Клер пожертвовала собой ради их благополучия.
   — Вы рассказывали мне о вашей жизни…
   — Да. — Девушка отвернулась к окну. — Я встречала в жизни многих мужчин, которые хотели бы подчинить меня себе, изменить.
   — Они охотились за вашими деньгами, — сказал Тревельян, не церемонясь.
   — Да, это так.
   Клер замолчала и Тревельян закончил ее мысль.
   — Не хотите ли вы спросить, не охочусь ли и я за вашими деньгами?
   — Может быть, — прошептала Клер, — я становлюсь подозрительной, когда люди ко мне хорошо относятся.
   — Все, кроме Гарри.
   Она улыбнулась, когда он упомянул Гарри, хотя даже не вспоминала о нем до этой минуты. Темные глаза Тревельяна заставили ее забыть обо всем. Она взглянула на часики.
   — Мне пора. Скоро обед, и я очень хочу взглянуть на сюрприз Гарри — мою лошадь. А еще я мечтаю проследить за этими двумя дамами — охотницами за столовым серебром.
   — Неужели они все еще живы?
   — Живы и вовсю воруют. Клер подошла к кровати.
   — Вы поправитесь, ведь правда?
   — Да, конечно. И у меня есть Оман.
   — Хорош помощник! Да он готов был оставить вас лежать в постели одного.
   — Должен признаться, что компания хорошенькой девушки всегда способствует быстрейшему выздоровлению.
   Клер вспыхнула до корней волос.
   — Как вам не стыдно? Прошу вас, поешьте и засните.
   — Слушаюсь, мэм, — ответил он шутливо. Клер была уже у двери, но вернулась и подошла к нему.
   — Велли, я благодарю вас за вашу дружбу.
   Глаза Тревельяна широко раскрылись от удивления, когда он услышал, что Клер назвала его детским именем, но он промолчал. Такая сиделка имеет право называть больного, как ей угодно. Он улыбнулся, а девушка наконец ушла.