Из палатки вышла Эдит.
   — Она закончила мыться?
   — Да, и от всех этих ведер с водой, что мне пришлось для нее таскать, у меня просто раскалывается спина.
   ‘Ринг достал из кармана золотой и протянул его Эдит:
   — Вот, возьми и делай все, что она тебя попросит.
   — Я предпочла бы делать все, что попросили бы вы, — промурлыкала она.
   Не обратив на ее слова никакого внимания, ‘Ринг вошел в палатку.
   — Капитан Монтгомери! — вскричала возмущенная Мэдди. — Как вы смеете…
   — Я пришел за портвейном, который, как помнится, вы мне предложили. Конечно, если вы не выпили его весь вместе с тем человеком, что был здесь раньше.
   — Я не угощала его портвейном… — Она поспешно зажала рукой рот.
   — О? И чем же вы его в таком случае угощали?
   Мэдди отвернулась.
   — Не понимаю, о чем вы говорите. А теперь, капитан, будьте добры уйти. Я устала и хотела бы лечь в постель.
   Он вытащил из-под столика складной стул и, раскрыв его, сел.
   — Конечно, какие могут быть возражения, но мне все-таки хотелось бы попробовать вашего портвейна. — Он улыбнулся. — Может, составите мне компанию? Это вас успокоит.
   — Я и так совершенно спокойна. Я всегда такая после выступления.
   — Это действительно так? Вы уверены, что причина не в мужских поцелуях?
   Мэдди отвела взгляд и вдруг начала дрожать, вспомнив прикосновение этого ужасного человека. Никогда в жизни ей не приходилось мириться с чьим-либо прикосновением, если оно было ей неприятно. С самого детства она привыкла считать себя не такой, как все, даже особенной, и это приучило ее относиться к себе с уважением. Когда ей было двадцать, он отдалась одному французскому графу, и эта их торопливая возня на кушетке оставила в ней такие неприятные воспоминания, что она никогда больше не делала подобных попыток. Мужчинам приходилось довольствоваться одним ее пением, большего она не могла им дать.
   Но сегодня вечером… о Господи, сегодня вечером этот ужасный человек к ней прикоснулся. Он, вероятно, посягнул бы и на большее, если бы не ворвавшаяся в палатку Эдит.
   И сейчас, почувствовав вдруг на своих плечах мужскую руку, она запаниковала и попыталась вырваться.
   — Тс-с, это только я, — прошептал ‘Ринг. — Не бойся, тебе ничто больше не угрожает. У тебя самый дивный, божественный голос на свете, и я никогда не испытывал такого наслаждения, как сегодня, когда тебя слушал. Как начинается эта ария о девушке, сошедшей с ума?
   — «Tui la vocu sua soave», — ответила Мэдди, не поднимая головы.
   — «Твой голос такой прекрасный»? — сказал он, намеренно переводя не совсем точно.
   — Нет. «Твой голос такой нежный».
   — Да, верно. Это моя любимая ария. Она улыбнулась:
   — Это пока. Ты еще многого не слышал.
   — Слышал. Я слышал Аделину Патти.
   — Что? — Мэдди резко отодвинулась. — Патти? Это огородное пугало? Ее фа-диезы просто чудовищны. Лучше бы она так и оставалась в хоре.
   — А мне она показалась ничего.
   — Что ты в этом понимаешь? Ты всего лишь бедный солдат, тогда как я…
   — Герцогиня из Ланконии? — ‘Ринг приподнял одну бровь.
   И тут она вдруг поняла, что он сделал. Когда он вошел в палатку, она вся дрожала, готовая в любую секунду разрыдаться, но теперь ей стало лучше — намного, намного лучше.
   — Так как насчет бокала портвейна? Увидев по глазам Мэдди, что она все поняла, ‘Ринг тоже почувствовал себя лучше.
   — Я бы предпочел арию. Одну арию только для меня.
   — Ха! — ответила она, но на губах ее появилась улыбка. — Вам придется прежде сразиться с драконами, капитан, чтобы это заслужить. Пока же я могу, вам предложить лишь бокал портвейна, но самого лучшего портвейна в мире.
   Ей доставляло огромное удовольствие, что наконец-то он от насмешек над ее пением перешел к просьбам для него спеть.
   — Вижу, мне не остается ничего другого, как довольствоваться тем, что дают. Но я надеюсь в следующий раз заработать арию.
   Она наполнила густой жидкостью два хрустальных бокала, которые хранились в ящичке, специально сделанном так, чтобы уберечь их от малейших ударов.
   — За правду! — произнес он, поднимая бокал. Мэдди выпила, ожидая каждую минуту, что Господь поразит ее на месте. Глядя на ‘Ринга поверх бокала, она слабо улыбнулась и дала себе клятву, что уж больше он от нее ничего не узнает.
 
   На следующий день они возобновили свое путешествие, и Мэдди опять сидела в карете вместе с Эдит, которая почти все время спала, часто всхрапывая во сне. Капитан Монтгомери обратился было с просьбой разрешить ему ехать вместе с ней в карете, но она наотрез отказала. Она была бы рада его компании, так как ей хотелось с кем-нибудь поговорить, но он и так уже слишком много у нее выведал.
   В середине дня Фрэнк остановил карету, и капитан подошел к окошку:
   — Извините, но должен вновь обратиться к вам с просьбой. Видите ли, Тоби не слишком хорошо себя чувствует, так что не могли бы вы позволить ему ехать в карете?
   — Конечно. Он может сидеть рядом с Эдит.
   — В этом-то все и дело. — ‘Ринг понизил голос.
   — Не понимаю.
   Он жестом пригласил ее наклониться ближе.
   — Мне кажется, они влюблены друг в друга, — прошептал он ей в ухо.
   — О? — Мэдди выпрямилась и посмотрела на Эдит, после чего перевела взгляд на Тоби, который ничем не напоминал больного.
   ‘Ринг вновь показал ей, чтобы она наклонилась.
   — Думаю, им хотелось бы побыть наедине. Она все еще ничего не понимала.
   — Вы можете поехать верхом.
   — Ясно. Если это еще одна попытка остаться со мной наедине, то…
   — Вы можете взять моего коня.
   Мэдди не стала спрашивать его, почему он думает, что она сможет справиться с таким конем, или говорить ему о том, как страстно ей с самого начала этого хотелось, но она не собиралась отклонять подобное предложение. Мэдди тут же распахнула дверцу кареты, да так быстро, что Тоби не успел отскочить и она стукнула его, по плечу.
   — Извините, я…
   ‘Ринг, чуть ли не подняв Тоби, сунул его в карету и захлопнул дверцу.
   — Эдит о нем позаботится.
   Он сделал широкий жест в сторону своего великолепного жеребца. Она улыбнулась коню.
   — Ко мне, Сатана, — позвала Мэдди, но лошадь даже не двинулась с места. — Сатана?
   — Э… попробуйте Баттеркап[7].
   — Баттеркап? — Она бросила на него удивленный взгляд.
   — Это была не моя идея. Так его назвала моя младшая сестра. Он ест практически все. Мой брат хотел назвать его Содаст[8], но я решил, что Баттеркап все-таки меньшее зло.
   — Не Сатана?
   Не отрывая взгляда от шляпы в своей руке, ‘Ринг нехотя процедил:
   — Да меня бы вся семья подняла на смех. Ну как, — продолжил он другим тоном, — вы готовы?
   — Баттеркап, — позвала Мэдди, и конь рысью подбежал прямо к ней.
   Не обратив никакого внимания на ее протянутую руку, он просунулся к самой карете и начал слизывать красную краску. Рассмеявшись, она взяла поводья и вспрыгнула в седло.
   — На нем, кроме меня, никто никогда не ездил, так что ваш более легкий вес может его встревожить, — проговорил ‘Ринг, слегка укорачивая для нее стремена.
   Она потрепала коня по холке.
   — Я справлюсь. Отец научил меня ездить верхом. Мы поладим, не так ли, красавец?
   Фрэнк и ‘Ринг обменялись красноречивыми взглядами, и ‘Ринг покачал головой. Ох уж эти амазонки!
   Мэдди была на седьмом небе от счастья. Как же давно она не ездила на таком прекрасном горячем скакуне! Баттеркап отлично ее слушался, и, не раздумывая, она направила его вверх по крутому склону холма, возвышавшегося прямо перед каретой. Она взбиралась так быстро, что ‘Ринг на лошади Тоби едва за ней поспевал. Ей ужасно хотелось испытать коня на какой-либо равнине, но, к сожалению, равнин в Скалистых горах не предвиделось.
   Когда ‘Ринг наконец настиг Мэдди, на лице ее была широкая улыбка.
   — Наверное, чудесно оказаться вновь там, где вы выросли, — заметил он как бы между прочим.
   — О, это просто волшебно. Воздух такой прозрачный, свежий… — Внезапно она сообразила, что он опять ее подловил.
   Бросив на него взгляд, она увидела, что он улыбается, весьма довольный собой, и отвернулась.
   Какое-то время оба молчали.
   — Капитан, — медленно проговорила Мэдди наконец, — как ваше имя? Кроме, разумеется, «мальчик» и «парень», как вас называет Тоби.
   — Или «воплощение дьявола», как называете меня вы?
   Она не ответила, продолжая сидеть все так же отвернувшись.
   — Меня зовут ‘Ринг.
   Повернувшись, она взглянула на него с недоумением.
   — ‘Ринг[9]? Понятно. А всех этих ваших многочисленных братьев и сестер зовут как? Неклис[10]? Брейлит[11]? Может, даже Энклит[12]?
   Он рассмеялся.
   — Нет, конечно. На самом деле меня зовут Кристофер Хринг Монтгомери. Мое второе имя начинается с «X», но эта буква не произносится. Мама всегда писала вместо «X» апостроф, вероятно, чтобы люди не называли меня Ха-рингом.
   Мгновение Мэдди молчала, наслаждаясь чудесным бодрящим воздухом и прекрасной лошадью, которая была под ней.
   — Откуда такое имя? — спросила она наконец.
   — У моего отца хранится большая старинная семейная Библия, где можно найти имена всех членов нашей семьи.
   — Например?
   — Джарл, и Рейн, и Джослин.
   — Джослин — красивое имя.
   — Но не когда его дают мальчику, как в нашей семье.
   — Может, вам лучше звать его как-нибудь иначе, например… ну, не знаю… Лин, наверное.
   — Лин! Да ему бы пришлось защищать себя с оружием в руках с шести лет!
   — Лин ничем не хуже ‘Ринга. Почему вас не зовут Крисом?
   — Кристофер — имя моего отца. Я стал бы молодым Крисом или в нашей семье, скорее, молодым Китом. В конце концов, ‘Ринг звучит совсем неплохо по сравнению с Ха-рингом.
   Он улыбнулся.
   — А откуда у вас имя Мэдди?
   — От королевы, конечно. Она дает имена всем маленьким герцогиням.
   — Наверное, она назвала вашу сестренку Лорел в честь какого-нибудь ланконийского цветка. Могу поспорить…
   ‘Ринг умолк, так как на лицо ее внезапно легла тень. Вероятно, он опять сказал что-то не так. Но что?
   — Лорел, — повторил он тихо и увидел, как она мгновенно сморщилась, словно от боли. — Эй, глядите-ка, — весело крикнул он. — Видите? Певчий дрозд!
   Послушно Мэдди посмотрела в ту сторону, куда он показывал, и, когда опять повернулась к нему, лицо ее было вновь спокойно. «Итак, Лорел, — подумал ‘Ринг. — Похоже, вся эта возня вокруг нее как-то связана с ее сестрой Лорел».
   Больше он не делал никаких попыток поддеть Мэдди, дав ей возможность спокойно наслаждаться этим прекрасным днем. Но для себя решил, что с этой минуты не спустит с нее глаз.

6

   Второе выступление Мэдди не потребовало каких-либо предварительных демонстраций ее способностей. Слухи о ее пении в Денвер-Сити распространились по горам с быстротой молнии, и старатели съехались послушать Ла Рейну изо всех окрестных лагерей.
   Она сказала капитану Монтгомери, что будет петь на улице. Поначалу он запротестовал, но вскоре сдался, поняв, что она полна решимости добиться своего во что бы то ни стало. Старатели построили для Мэдди что-то наподобие сцены, достаточно большой для нее и Фрэнка, который на этот раз играл на флейте. Капитан же с Тоби расположились от них по обе стороны.
   Один раз Мэдди во время пения бросила взгляд на капитана. Прислонившись спиной к дереву, он стоял с закрытыми глазами, явно млея от удовольствия. Какими бы ни были его недостатки, он, похоже, наконец-то полюбил ее пение. К концу вечера она поняла, что поет, в сущности, для него одного. Наблюдая за ним краешком глаза, она видела, с каким восторгом он смотрит на нее, когда, играя своим голосом, Мэдди то держала необычайно долго одну ноту, то рассыпалась звонкой трелью.
   Когда четыре часа спустя Монтгомери уводил ее со сцены, рука его крепко сжимала ее пальчики.
   — Вы были правы. — Он улыбнулся ей. — Что бы вы ни сказали о своем голосе, этого все равно будет мало.
   Мэдди подумала, что это был, возможно, самый искренний комплимент, какой ей когда-либо доводилось слышать. Комплимент был таким искренним, а лунный свет таким прекрасным и чарующим, что, боясь собственной слабости, она не стала приглашать его выпить по бокалу портвейна и, как только очутилась в своей палатке, тут же достала фотографию Лорел и долго ее разглядывала. Как бы то ни было, нельзя было никому доверять, во всяком случае тем, кто мог вмешаться в это дело. Она представила, как капитан Монтгомери с саблей наголо мчится в горы, дабы расправиться с этим отвратительным человеком, который к ней приходил, а потом с Лорел происходит что-нибудь ужасное.
   К тому времени, когда она наконец отправилась спать, в голове у нее была одна только Лорел.
 
   В салунах на Пайкс-Пик не существовало часов открытия или закрытия. Распитие горячительных напитков считалось здесь таким же обычным занятием, как поиски золота, и спиртное текло свободно, как горные реки.
   В одном из многочисленных салунов-палаток, за столом, где легко можно было бы занозить себе руку, если бы не толстый слой покрывавшей его грязи, сидели четверо мужчин. Перед ними на столе уже стояли две пузатые бутылки из-под виски, и они допивали третью.
   — В жизни такого не слыхал, — произнес один из них.
   — Наверняка так не поют и ангелы на небесах.
   — А Салливан еще говорил, что это все ерунда.
   — Мне бы хотелось, чтобы ее услыхали наши ребята.
   — Мы могли бы ее попросить спеть для нас в Баг-Крике.
   — Да туда добираться целый день, и народу пятьдесят душ, не больше. Она не выручит себе даже на дорогу. Не станет она этого делать.
   Они потребовали себе четвертую бутылку и вскоре опорожнили ее до половины.
   — Считаю, она должна нам спеть. Салливану она понравится, хоть он и говорит, что не хочет ее слушать. Но как он может оставить сейчас прииски, когда вокруг полно парней, которые так и норовят заграбастать чужой участок.
   Молча они допили четвертую бутылку и, приступив к пятой, окончательно расхрабрились.
   — Она просто обязана нам спеть, — заявил один из них.
   — Угу, — поддакнули остальные трое. — Угу.
 
   Услышав мужские голоса у палатки Мэдди, ‘Ринг мгновенно проснулся. Он не мог точно сказать, сколько их было, но ему показалось, что двое. Очень тихо он выбрался из-под одеял и, сжимая в руке пистолет, быстро пополз к деревьям. Не успел он подняться, как тут же заметил у дерева неясную тень мужчины.
   Подкравшись, ‘Ринг ткнул его в бок пистолетом. Мужчина обернулся и, осклабившись, дохнул на него ужасающим перегаром, который мог бы свалить с ног любого.
   — Вечер добрый, — произнес мужчина.
   И это было последним, что слышал ‘Ринг, так как в следующую секунду он уже лежал без чувств, получив страшный удар по голове. Очнулся он оттого, что кто-то с силой тряс его за плечи. Все еще плохо соображая, он с трудом разлепил веки и смутно различил перед собой черное лицо. От невыносимой боли голова просто раскалывалась. Ему понадобилось несколько мгновений, чтобы вспомнить, что происходит, после чего он тут же вскочил на ноги, но, зашатавшись, был вынужден ухватиться за плечо чернокожего великана.
   — Сэм, — прошептал он.
   — Ее нет, — произнес негр неожиданно мягким для такого огромного человека голосом.
   — Нет? — ‘Ринг несколько раз моргнул, пытаясь убрать стоявшую перед глазами пелену. — Что ты хочешь этим сказать? Мэдди нет? Где же она? С кем она встречается на этот раз?
   — Ее захватили. Четверо мужчин. Мгновение ‘Ринг переваривал сказанное Сэмом.
   — Кто?
   — Не знаю.
   — Где, черт побери, ты был? — закричал ‘Ринг и тут же схватился обеими руками за голову.
   Когда наконец боль в голове несколько утихла, он понял, что не имело никакого значения, кто или почему это сделал, главным было, куда ее забрали.
   Он спустился с небольшого пригорка, где они стояли с Сэмом, к палатке Мэдди. Там была Эдит, которая разбирала ее одежду.
   — Расскажи мне все, что тебе известно, — приказал ‘Ринг, невольно щурясь на свет, резавший глаза.
   — Их было четверо. Они вошли и забрали ее. Кажется, все они здорово пьяны.
   Ему понадобилось несколько секунд, чтобы сформулировать следующий вопрос, так как из-за сильной головной боли соображал он с трудом.
   — А где в это время была ты? И Фрэнк? И ты тоже? — сказал он, поворачиваясь к Сэму.
   Ответила Эдит:
   — Я спала снаружи и, услыхав их, не стала ничего говорить или делать. Мне хочется еще немного поспать. — Она посмотрела на него с вызовом, словно приглашая что-нибудь на это возразить. — Фрэнка нет здесь. Понятия не имею, где он может быть. И мне кажется, они ранили Сэма.
   ‘Ринг повернулся к Сэму и тут только, вглядевшись, увидел у того на шее тонкую струйку крови, почти незаметную на темной коже. Похоже, голова у Сэма болела не меньше, чем у него самого, но вида он не показывал. Мнение ‘Ринга о негре несколько изменилось в лучшую сторону. Он взглянул на Эдит и, стараясь не выдать голосом презрения, которое к ней испытывал, спросил:
   — Куда они направились?
   — В сторону города.
   — На запад, — пробормотал ‘Ринг и, повернувшись, вышел из палатки.
   Начав седлать Баттеркапа, он разбудил Тоби и быстро, коротко ответил на его вопросы.
   — Уж не думаешь ли ты отправиться в погоню один? — спросил Тоби.
   ‘Ринг понимал, что у него не было иного выхода. Тоби был слишком стар, да и не очень-то хорошо ездил верхом, но, главное, ‘Рингу не хотелось подвергать его опасности. А кроме Тоби, он никому не доверял.
   — Я хочу, чтобы ты остался и разузнал, по возможности, что произошло. Где был Фрэнк и…
   — Он играет. Парень страшный картежник. ‘Ринг повернулся к Тоби.
   — А эта трусливая мисс Хани?
   — Принимает клиентов после того, как все ложатся спать.
   Просто удивительно, что можно иногда пробыть с человеком так долго, как он с Тоби, и все еще узнавать о нем что-то новое. Он и не подозревал, что Тоби был таким наблюдательным.
   — А Сэм?
   — Вот его действительно трудно раскусить. ‘Ринг вскочил на коня.
   — В общем, попытайся разведать, что им известно. Узнай также, на чьей они стороне, и, — он помедлил, — узнай, кто их нанял. Увидимся, когда я ее найду, — крикнул он уже на скаку.
   ‘Ринг ехал по лагерю старателей, изо всех сил стараясь не думать о боли в голове и ярости в душе. Он винил лишь себя за то, что ее похитили, за то, что он не оказался более бдительным.
   Ночью, да еще в городке, где жило несколько сот человек, ведущих совершенно беспорядочный образ жизни, узнать что-нибудь по следам было совершенно безнадежным делом. Все, что оставалось ‘Рингу, это спрашивать. Где-то через час ему встретились двое старателей, которые на его вопрос о Мэдди ответили, что да, они видели четверых мужчин, скакавших на запад, и оперная певица сидела на лошади впереди одного из них.
   — Как вам она показалась? Испуганной?
   — Красивой! — ответил один. — Я сказал ей, что она поет просто здорово, и она мне кивнула. Правда, не улыбнулась.
   — Как ты думаешь, куда ее могли повезти?
   — Я не спрашивал, но по этой дороге всего пять или шесть лагерей. Правда, я не ездил по ней вот уже недели две, так что могли появиться и новые.
   ‘Ринг поблагодарил мужчин и начал осторожно спускаться по крутой, изрытой глубокими колеями тропе. Деревья по обе ее стороны почти все были лишены коры, так как старатели частенько использовали ее в качестве тормоза для своих фургонов при спуске или подъеме.
   Взошло солнце, а он все еще ехал, внимательно рассматривая землю в надежде обнаружить хоть какие-нибудь следы, которые могли бы подсказать ему, куда ее повезли. ‘Ринг надеялся, что ей известно что-нибудь о выслеживании, по крайней мере достаточно, чтобы оставить для того, кто будет искать ее, какой-нибудь знак. Солнце уже поднялось довольно высоко, а он все еще ничего не обнаружил. Где-то около полудня ‘Ринг подъехал к развилке. Остановившись, он достал из седельной сумки флягу с водой и сделал несколько глотков.
   Он мог поехать по любой из простиравшихся перед ним двух дорог: шансы ошибиться в обоих случаях были абсолютно равны. Положившись на судьбу, ‘Ринг свернул направо. Однако не успел он проехать и пятидесяти футов, как над головой у него просвистела стрела и вонзилась в дерево немного впереди и слева от него. На мгновение ‘Ринг замер. Это была стрела кроу, точно такая же, как и в прошлый раз.
   Медленно ‘Ринг приблизился и выдернул стрелу из дерева. Не была ли она еще одним предупреждением? Разглядывая ее, он вдруг понял: стрела означала преграду. Он выбрал не то направление! Итак, индеец знал, куда повезли Мэдди. Знал, но не последовал за ней. Почему?
   ‘Ринг поднял голову и внимательным взглядом окинул горы. Глаз его не заметил ничего необычного… Потому что она в безопасности, наконец сообразил он. Ее похитили, но ей ничто не угрожает. Он повернул коня и, возвратившись к развилке, поехал по левой дороге. У него больше не было никаких сомнений, что он найдет Мэдди. Проехав около десяти миль, ‘Ринг вновь оказался перед развилкой, но на этот раз, когда он свернул направо, стрелы не было. Солнце уже клонилось к закату, когда он наконец увидел перед собой прилепившийся к горе лагерь старателей, в котором, судя по количеству хибар и палаток, проживало не более пятидесяти человек.
   Мэдди он отыскал мгновенно. Она сидела на бревне в окружении мужчин, у которых был абсолютно несчастный вид.
   — Ну хоть одну песню.
   — Пожалуйста, мэм.
   — Мы вам заплатим.
   — Мы передадим вам права на участок.
   — Пожалуйста, спойте…
   При виде этой картины ‘Ринг едва не рассмеялся. Платье на Мэдди было все в пыли, волосы растрепались, но она восседала на этом бревне, словно королева в окружении своих подданных.
   — Похоже, ничего у вас, ребята, не выйдет, — проговорил он, подходя к ним сзади. — Она самая упрямая женщина на свете. Никому еще не удавалось заставить ее сделать то, чего ей не хочется.
   ‘Ринг улыбнулся ей поверх голов мужчин, и Мэдди ответила едва заметной улыбкой, которая словно говорила: я знала, что ты приедешь, но почему это заняло у тебя столько времени?
   Он пробрался к ней сквозь толпу окружавших ее мужчин, наступив мимоходом на тех, кто лежал на земле, и протянул ей руку. Ухватившись за нее, она поднялась, и они начали пробираться назад. Старатели вполголоса продолжали уныло канючить, чтобы она что-нибудь им спела, но никто не сделал попытки их остановить.
   Медленно ‘Ринг подвел Мэдди к коню, помог ей сесть, затем сел сам позади нее. Все так же медленно, продолжая сжимать в руке пистолет, он выехал из лагеря. Ни один из мужчин, на лицах которых была написана откровенная печаль, даже не тронулся с места.
   — Вы можете теперь расслабиться, — произнесла Мэдди. — Они за нами не поедут.
   — Ублюдки, — пробормотал ‘Ринг вполголоса. — Как только мы немного отъедем, я вернусь и…
   Она положила ладонь на его руку.
   — Пожалуйста, не надо. Они не хотели мне сделать ничего плохого.
   — Плохого! Да у меня голова раскалывается так, будто по ней проехал фургон, Сэм ранен, а вы говорите, что они не хотели сделать ничего плохого.
   — Они были пьяны, но вообще-то со мной такое уже бывало.
   — Понимаю. Вы привыкли к похищениям. Этого и хотел тот человек, что приходил к вам позавчера? Чтобы вы ему спели?
   На этот вопрос она не собиралась отвечать.
   — Эти мужчины, — проговорила она, делая ударение на первом слове, — хотели послушать, как я пою, а для певицы моего уровня похищение не является такой уж необычной вещью. В России, например, студенты, после того как я пела царю, выпрягли лошадей из моей кареты и оттащили ее к какому-то мрачному маленькому пансиону. У них не было денег даже на самые дешевые билеты, но им очень хотелось меня послушать.
   — И вы для них спели?
   — Нет. Конечно, мне этого очень хотелось, так как я была польщена их вниманием, но, если бы узнали, что я, как птица в клетке, могу петь в неволе, кто-нибудь наверняка заточил бы меня в клетку навсегда. Я этого очень боялась.
   Помолчав немного, он грубовато сказал:
   — Ну-ка, откиньтесь назад.
   Мгновение Мэдди колебалась, но она чувствовала себя такой уставшей, что не могла отказаться от приглашения и прислонилась к нему. Голова ее оказалась как раз у него под подбородком.
   — Кто же сопровождал вас все эти годы в ваших поездках? — В голосе ‘Ринга звучал гнев.
   — Джон. Джон Фэрли, мой импресарио.
   Она чувствовала его своей спиной, чувствовала, как в нем все еще клокочет гнев.
   — А где деньги, которые вы заработали? И раз уж мы об этом заговорили, кто занимается вашими деньгами здесь, на золотых приисках?
   — Не знаю, — ответила она сонным голосом. — Моими деньгами всегда занимался Джон. А сейчас, вероятно, Фрэнк или Сэм. Не думаю, что это Эдит.
   — Что вам известно об этой троице?